Страница:
– Наш итальянский друг должен быть по гроб жизни благодарен герру Максимилиану за то, что тот любезно согласился не убивать пожилого герцога, а взял его в плен. Только поручительство герцога помогло Себастьяну избежать немедленной смерти от руки разгневанного отца, потерявшего лучшего из сыновей.
– Вот черная итальянская неблагодарность! – возмутился Макс, – спасибо скажите, Ваша светлость, что я не убил этого герцога, а то на что бы мы Вас обменяли? На пиво?
– Я бы и сам что-нибудь придумал. Во всяком случае, лично ко мне у Бурмайера претензий не было, – фыркнул итальянец, – надеюсь, у Вас хватило ума взять с герцога обещание в случае их победы объявить Вас своим личным пленником? Швейцарцы убили бы Вас сразу, а Бурмайер еще бы и помучил перед смертью.
– Ничего я с него не взял. Он же благородный человек, если ему удастся захватить меня, он поступит так же, как я с ним и не будет стеснять меня дополнительными требованиями.
Кондотьер рассмеялся. Макс обиженно опустил голову на стол и сделал вид, что уснул. Получилось очень правдоподобно. Оберст продолжил.
– На то, что есть ещё такой ценный заложник, как графиня де Круа, Бурмайер, не подумав, ответил, что за эту… хм… нехорошую женщину, из-за которой погиб его сын, он не только не даст ни талера, но и сам её как следует… хм… накажет, когда возьмет город. Этим ответом он опрометчиво лишил себя возможности за весьма скромный выкуп получить её прямо сейчас и претворить в жизнь все свои пожелания по её наказанию. Одно дело выдать противнику за выкуп его родственника или союзника, совсем другое – захватить и продать представительницу знатного рода, поддерживающего нейтралитет.
– Тогда надо сказать графине де Круа, чтобы она отправлялась домой, или куда захочет, лишь бы подальше отсюда, – Макс немножко поднял голову даже попытался открыть глаза. Оказалось, что ночью намного легче опустить голову, чем поднять, а каждое веко непостижимым образом становится тяжелее всей головы.
– Скажу, – согласился оберст.
– Стоп, – Себастьян поднял руку, – Вы сказали им, что Антуан погиб? Насколько я понимаю, герцог не мог быть в этом уверенным полностью.
– Сказал. А какие могли быть варианты?
– Варианты? Нет, вы, немцы, совершенно не способны вести переговоры! Лучшим вариантом было бы рассказать мне все ваши новости и устраниться от переговорного процесса. Мы бы сказали, что Антуан ранен и на недельку останется заложником, а они пусть переправляются где-нибудь в другом месте.
– А потом?
– Потом сказали бы, что он умер от ран и похоронен в Швайнштадте.
– Но Бурмайер все равно бы узнал правду!
– Потом это бы было уже неважно. Прошло бы достаточно времени, чтобы или он погиб или мы бы погибли, или война бы закончилась. Конечно, он бы захотел нашей смерти, что с того? Сейчас, Вашими стараниями, у него к нам как раз такое отношение.
– Это же не по-рыцарски! – возмутился Макс, видя, как фон Хансберг всерьёз задумался над ответом.
– Молодой человек, – Себастьян сморщился, как зубной боли, – откуда Вам-то знать, что по-рыцарски, а что не очень? Вы давно посвящены в рыцари? Что Вы читали о рыцарском духе?
– Подождите, у меня есть еще вопросы, – перебил его итальянец, – а что мы решили с нашей заложницей?
– Я ведь уже говорил. Она не связана с нашими врагами, поэтому у нас нет оснований удерживать ее как заложницу.
– Надо выдать ее Бурмайеру, а взамен сторговаться на что-нибудь полезное.
– Вот это точно совсем не по-рыцарски, – тихо сказал Максимилиан.
– Так что Вы там читали о рыцарском духе? – парировал Себастьян.
– Как именно он выразился? – поинтересовался Себастьян.
– Это было обещание непременно переправиться, отыскать Вас в этом мерзком городе, где бы Вы ни были и теперь уж обязательно убить.
– Почему не меня? – удивленно проворчал Максимилиан, уже не утруждая себя ни поднятием головы ни открыванием глаз.
– Что он сказал про Вас, мой юный друг, я даже не берусь передать, – оберст улыбнулся, – в любом случае Вам придется применить на практике все, чему Вы успели научиться в последние несколько дней.
– Зато сеньор Сфорца сможет лично взять в плен герцога и потребовать с него каких угодно гарантий, бееее, – Макс поднял голову, повернулся к итальянцу и показал ему язык.
– Вот это точно не по-рыцарски, – прокомментировал кондотьер.
– Бееее, – повторил Максимилиан, – я вспомнил, что рыцарю достойно быть похожим на льва или на ягненка.
Фон Хансберг рассмеялся. Макс снова притворился спящим, а Себастьян не стал его будить, чтобы не услышать какую-нибудь свежую мысль о рыцарстве.
Не буду пересказывать сведущему читателю очевидное, а несведущему попусту пудрить мозги особенностями средневековой обороны. Совещание продолжалось ещё почти час, но результат был практически полностью предсказуем. Вот так его выразил оберст:
– Город нам в любом случае не удержать. Уйти далеко тоже не удастся. Надо нанести противнику максимально возможный ущерб на переправе и в уличных боях и отступить на заранее подготовленные позиции внутри города. Лучше всего подойдет вот эта обособленная группа добротных каменных домов в центре – ратуша, дом бургомистра, ещё пара зданий. После отступления город можно поджечь, этим мы выиграем ещё день-два, постройки второго рубежа обособлены от остального города и не пострадают. Минимум день надо продержаться на втором рубеже, а там и подкрепления подойдут.
– Что вы за скучный народ, – с чувством высказался Себастьян, – не можете нормально взять заложника, не можете продать врагу что-нибудь ненужное, не способны даже договориться о гарантиях на случай почетной капитуляции. Вы не имеете ни малейшего представления о принятой в высшем обществе "хорошей войне". Вар-ва-ры!
– Вы отказываетесь участвовать в обороне? – нахмурился оберст.
– Нет, совсем не отказываюсь. Золото это всегда золото, даже у варваров, – любезно улыбнулся кондотьер.
Когда обсуждение стратегии или пожелания того, как должен действовать вероятный противник, было закончено, Себастьян сделал существенное в тактическом плане пророчество:
– Бурмайер настроен уничтожить нас всех. Он не остановится на последнем рубеже обороны, как бы невыгоден ни был его штурм.
– А герцог бы остановился, – ответил фон Хансберг – Не у него же погиб сын. Если Бурмайер отправится вслед за сыном, командование перейдет к герцогу.
– Герцог бы обошел последний рубеж сейчас, выполнил бы основную задачу, а потом все равно нам бы не удалось избежать встречи с ним. Герцоги – народ неторопливый и злопамятный.
– А если герцог тоже погибнет? – пробурчал сквозь сон Максимилиан. Он уже десять раз пожалел, что убил Антуана и взял в плен герцога, а не наоборот.
– Тогда, мой юный друг, – съязвил Себастьян, пародируя оберста, – останутся швейцарцы. Или они пойдут дальше, выполняя оплаченную задачу, на соединение с основными силами наших врагов, или пограбят город и вернутся домой. При желании они могут атаковать последний рубеж просто для развлечения.
– Да, выбор у нас небольшой – подвел итог фон Хансберг – сеньор Сфорца, против Вас как раз будут Бурмайер и герцог. Постарайтесь, чтобы Бурмайер был мертв, а герцог жив. При таком раскладе у нас наибольшие шансы остаться в живых.
– "Постарайтесь", – ехидно повторил итальянец – ладно, постараюсь, что же делать.
Совещание на другом берегу закончилось примерно в то же время. В заключение Бурмайер, не внесший ни одной поправки в предложения Полпаттона, счел нужным объявить:
– В ваших планах, господа, есть небольшая неточность. Мы, конечно, должны будем пройти через этот город, но перед тем, как мы его покинем, мы полностью уничтожим гарнизон. Подчеркиваю, полностью. Что при этом станет с городом, мне не важно. Из мирного населения мне нужна только графиня де Круа, сто талеров за живую и ни одного за мертвую.
– Как Вам угодно, – пожал плечами Полпаттон, выражая одновременно повиновение и неодобрение – за Ваши деньги мы будем штурмовать каждый сарай, на который Вы укажете.
Разговор с заложницей фон Хансберг не стал откладывать на следующий день.
– Приношу Вам свои извинения, Ваша светлость. Вы действительно не принадлежите к партии наших врагов. Вы можете покинуть город, когда Вам будет угодно.
– С чего вдруг Ваше мнение так поменялось? – удивленно спросила Шарлотта, ожидая какого-нибудь неприятного сюрприза.
– Бурмайер-старший не далее, как пару часов назад обвинил Вас в соучастии в смерти своего сына и заявил, что намерен предать Вас смерти, когда он возьмет город.
– Ах вот как! Именно меня? А не Вас и не Вашего Максимилиана?
– И меня, и его, и весь гарнизон и весь город.
– Это мой город! Вы убили Антуана, а за это они обещают наказать мой город! Я вам этого так не оставлю!
– Вы несколько не в том положении, чтобы кому-либо угрожать.
– Я считаю, что, учитывая открывшиеся Вам обстоятельства, Вы не имеете права меня ни задерживать, ни выгонять.
– Мы рассчитываем отстоять город, подчеркиваю, Ваш город, но Вам я бы посоветовал его покинуть. Во время боевых действий тут не будет ничего, достойного Вашего внимания.
Какие тут могут быть варианты? В будущем – какие угодно. В ближайшем будущем – никаких. Надо быстро собирать вещи и уезжать.
– Гертруда!
– Я здесь, чего изволите?
– Буди всех. Пусть собирают вещи, на рассвете выезжаем.
– Но Ваша светлость…
– Гертруда, что это ты? Тебе не хочется уезжать?
– Нууу…
– Бегом. Выпорю, – графиня не стала кричать, а подкрепила приказ пощечиной.
– Слушаюсь, Ваша светлость, – пискнула служанка и пулей вылетела в дверь.
Гертруду совсем не порадовала перспектива уехать из города в то время, как она первый раз в жизни получила самое настоящее предложение руки и сердца. Да и никаких разумных причин для такого срочного отъезда она не видела. В городе армия, даже с пушками, враг один раз отбит на мосту, и ещё будет отбит, мост разрушен, горную реку вброд не перейти. А обороной командует самый талантливый в мире военный инженер – Йорг из Нидерклаузица, и вовсе он не старый, как люди говорят, а очень даже молодой, хоть сейчас под венец.
Если сейчас уехать, потом можно его уже и не встретить, а если остаться, то скоро и свадьба. Сейчас ему, конечно, не до свадьбы, пока враг у ворот, но как только враги уйдут, тогда уже можно. И будет Гертруда никакая не служанка, а почтенная фрау, супруга уважаемого человека. Вот бы Карл порадовался, интересно, где он сейчас?
Ни о каком отъезде и речи быть не может, но как бы все устроить так, чтобы и уехать у графини наверняка не получилось, и виноват бы в этом оказался кто-нибудь другой? Без коней точно уехать не удастся, без конюхов тоже сложно. Кони… Конюхи… А это мысль! Если у них что не получится, то их и не жалко.
– Подъем, мальчики, не спать!
– В чем дело, Гертруда? Ты нам хочешь предложить что-то более интересное?
– Все, что я вам могла бы показать, вы уже сто раз видели. А вот графиня приказывает срочно собирать вещи и готовить упряжку, чтобы выехать отсюда на рассвете.
– Ладно, сейчас проснемся, оденемся и запряжем.
– Мальчики, а вы знаете, почём сейчас в Швайнштадте упряжные лошади?
– Это ты к чему?
– К тому, что горожане тоже собирают вещи и с утра побегут из города. За лошадь они дадут и две и три цены.
– Смешная девчонка! Думаешь нам это так просто сойдёт с рук?
– Думаю, да, если заберёте с собой всех лошадей. Кто и кого пошлёт за вами?
– Не знаю, зачем тебе это надо, но похоже, ты права.
Через пару часов в конюшне остались две лошади. Остальных, обмотав копыта тряпками, одну за другой тихо вывели смущенные добропорядочные горожане.
– Да, Гертруда, голова у тебя работает. Вот твоя доля.
– И всего-то?
– Да. А не нравится – попробуй нас догони. Можем ещё кое-что предложить на прощание.
– Не надо мне вашего "кое-чего". Я замуж выхожу.
– За кого?
– За солидного мужчину. Он вчера сделал мне предложение.
– На дворе уже шестнадцатый век от Рождества Христова, а глупые маленькие девочки все ещё верят подобным предложениям.
– Сам дурак, и помрешь дураком. А я выйду замуж и буду приличной дамой.
– Ты? Замуж? Поверю, не раньше, чем увижу твою свадьбу. Если ты не хочешь поцеловать нас на прощание, то мы поехали.
Конюхи-конокрады приторочили к седлам свои нехитрые пожитки, взяли лошадей под уздцы и направились к воротам. Соучастница проводила их задумчивым взглядом. Замуж… Скоро… Буду приличной дамой…
– Мальчики, вы ведь не очень торопитесь?
Старший уже открывал ворота, но обернулся. С плеча скверной девчонки упало платье.
– Нет, мы не торопимся.
– Лучше бы он убил герцога и взял в плен Антуана, – мрачно сказал кондотьер, – тогда можно бы было рассчитывать, что войны не будет. А что там про нашу заложницу?
Макс, услышав свое имя, приоткрыл один глаз и с умным видом кивнул.
– Вот черная итальянская неблагодарность! – возмутился Макс, – спасибо скажите, Ваша светлость, что я не убил этого герцога, а то на что бы мы Вас обменяли? На пиво?
– Я бы и сам что-нибудь придумал. Во всяком случае, лично ко мне у Бурмайера претензий не было, – фыркнул итальянец, – надеюсь, у Вас хватило ума взять с герцога обещание в случае их победы объявить Вас своим личным пленником? Швейцарцы убили бы Вас сразу, а Бурмайер еще бы и помучил перед смертью.
– Ничего я с него не взял. Он же благородный человек, если ему удастся захватить меня, он поступит так же, как я с ним и не будет стеснять меня дополнительными требованиями.
Кондотьер рассмеялся. Макс обиженно опустил голову на стол и сделал вид, что уснул. Получилось очень правдоподобно. Оберст продолжил.
– На то, что есть ещё такой ценный заложник, как графиня де Круа, Бурмайер, не подумав, ответил, что за эту… хм… нехорошую женщину, из-за которой погиб его сын, он не только не даст ни талера, но и сам её как следует… хм… накажет, когда возьмет город. Этим ответом он опрометчиво лишил себя возможности за весьма скромный выкуп получить её прямо сейчас и претворить в жизнь все свои пожелания по её наказанию. Одно дело выдать противнику за выкуп его родственника или союзника, совсем другое – захватить и продать представительницу знатного рода, поддерживающего нейтралитет.
– Тогда надо сказать графине де Круа, чтобы она отправлялась домой, или куда захочет, лишь бы подальше отсюда, – Макс немножко поднял голову даже попытался открыть глаза. Оказалось, что ночью намного легче опустить голову, чем поднять, а каждое веко непостижимым образом становится тяжелее всей головы.
– Скажу, – согласился оберст.
– Стоп, – Себастьян поднял руку, – Вы сказали им, что Антуан погиб? Насколько я понимаю, герцог не мог быть в этом уверенным полностью.
– Сказал. А какие могли быть варианты?
– Варианты? Нет, вы, немцы, совершенно не способны вести переговоры! Лучшим вариантом было бы рассказать мне все ваши новости и устраниться от переговорного процесса. Мы бы сказали, что Антуан ранен и на недельку останется заложником, а они пусть переправляются где-нибудь в другом месте.
– А потом?
– Потом сказали бы, что он умер от ран и похоронен в Швайнштадте.
– Но Бурмайер все равно бы узнал правду!
– Потом это бы было уже неважно. Прошло бы достаточно времени, чтобы или он погиб или мы бы погибли, или война бы закончилась. Конечно, он бы захотел нашей смерти, что с того? Сейчас, Вашими стараниями, у него к нам как раз такое отношение.
– Это же не по-рыцарски! – возмутился Макс, видя, как фон Хансберг всерьёз задумался над ответом.
– Молодой человек, – Себастьян сморщился, как зубной боли, – откуда Вам-то знать, что по-рыцарски, а что не очень? Вы давно посвящены в рыцари? Что Вы читали о рыцарском духе?
– Тела убитых мы, как предложил бургомистр, оставляем в церкви…
Макс смутился и не стал спорить. Оберст продолжил.
– Подождите, у меня есть еще вопросы, – перебил его итальянец, – а что мы решили с нашей заложницей?
– Я ведь уже говорил. Она не связана с нашими врагами, поэтому у нас нет оснований удерживать ее как заложницу.
– Надо выдать ее Бурмайеру, а взамен сторговаться на что-нибудь полезное.
– Вот это точно совсем не по-рыцарски, – тихо сказал Максимилиан.
– Так что Вы там читали о рыцарском духе? – парировал Себастьян.
– Мы не будем заниматься похищением женщин для перепродажи нашим врагам, – продолжил оберст, – А Вас, сеньор Сфорца, Бурмайер лично хотел бы встретить при штурме. Я сказал, что Вы будете на правом фланге.
Макс покраснел и снова притворился спящим.
– Как именно он выразился? – поинтересовался Себастьян.
– Это было обещание непременно переправиться, отыскать Вас в этом мерзком городе, где бы Вы ни были и теперь уж обязательно убить.
– Почему не меня? – удивленно проворчал Максимилиан, уже не утруждая себя ни поднятием головы ни открыванием глаз.
– Что он сказал про Вас, мой юный друг, я даже не берусь передать, – оберст улыбнулся, – в любом случае Вам придется применить на практике все, чему Вы успели научиться в последние несколько дней.
– Зато сеньор Сфорца сможет лично взять в плен герцога и потребовать с него каких угодно гарантий, бееее, – Макс поднял голову, повернулся к итальянцу и показал ему язык.
– Вот это точно не по-рыцарски, – прокомментировал кондотьер.
– Бееее, – повторил Максимилиан, – я вспомнил, что рыцарю достойно быть похожим на льва или на ягненка.
Фон Хансберг рассмеялся. Макс снова притворился спящим, а Себастьян не стал его будить, чтобы не услышать какую-нибудь свежую мысль о рыцарстве.
Не буду пересказывать сведущему читателю очевидное, а несведущему попусту пудрить мозги особенностями средневековой обороны. Совещание продолжалось ещё почти час, но результат был практически полностью предсказуем. Вот так его выразил оберст:
– Город нам в любом случае не удержать. Уйти далеко тоже не удастся. Надо нанести противнику максимально возможный ущерб на переправе и в уличных боях и отступить на заранее подготовленные позиции внутри города. Лучше всего подойдет вот эта обособленная группа добротных каменных домов в центре – ратуша, дом бургомистра, ещё пара зданий. После отступления город можно поджечь, этим мы выиграем ещё день-два, постройки второго рубежа обособлены от остального города и не пострадают. Минимум день надо продержаться на втором рубеже, а там и подкрепления подойдут.
– Что вы за скучный народ, – с чувством высказался Себастьян, – не можете нормально взять заложника, не можете продать врагу что-нибудь ненужное, не способны даже договориться о гарантиях на случай почетной капитуляции. Вы не имеете ни малейшего представления о принятой в высшем обществе "хорошей войне". Вар-ва-ры!
– Вы отказываетесь участвовать в обороне? – нахмурился оберст.
– Нет, совсем не отказываюсь. Золото это всегда золото, даже у варваров, – любезно улыбнулся кондотьер.
– Они там, как я понимаю, не глупее наших парней из форхута, значит у них хватит ума понять, что уйти от наступающих швейцарцев по одной-единственной горной дороге невозможно. В обороне главный рубеж – река. Если они не удержат переправу, а они её, – кхе-кхе – до послезавтра не удержат, то им придется озаботиться вторым рубежом обороны, для которого подойдет, судя по карте, или резиденция де Круа, или комплекс зданий на площади. Независимо от того, подожжём город мы, подожгут они, или он загорится в процессе уличных боев, эти объекты не пострадают, а у нас могут быть некоторые неудобства. На втором рубеже они могут, кхе-кхе, надеяться тянуть время даже несколько дней. Но у нас-то нет никакой необходимости сидеть у них под окнами и петь серенады. Нас наняли не для осады пары домов в заштатном городишке. Как только они отступят, мы пройдем через город куда-вам-там-надо, а они пусть сидят в своей норе хоть до второго пришествия.
Одновременно на другом берегу слово взял Полпаттон.
Когда обсуждение стратегии или пожелания того, как должен действовать вероятный противник, было закончено, Себастьян сделал существенное в тактическом плане пророчество:
– Бурмайер настроен уничтожить нас всех. Он не остановится на последнем рубеже обороны, как бы невыгоден ни был его штурм.
– А герцог бы остановился, – ответил фон Хансберг – Не у него же погиб сын. Если Бурмайер отправится вслед за сыном, командование перейдет к герцогу.
– Герцог бы обошел последний рубеж сейчас, выполнил бы основную задачу, а потом все равно нам бы не удалось избежать встречи с ним. Герцоги – народ неторопливый и злопамятный.
– А если герцог тоже погибнет? – пробурчал сквозь сон Максимилиан. Он уже десять раз пожалел, что убил Антуана и взял в плен герцога, а не наоборот.
– Тогда, мой юный друг, – съязвил Себастьян, пародируя оберста, – останутся швейцарцы. Или они пойдут дальше, выполняя оплаченную задачу, на соединение с основными силами наших врагов, или пограбят город и вернутся домой. При желании они могут атаковать последний рубеж просто для развлечения.
– Да, выбор у нас небольшой – подвел итог фон Хансберг – сеньор Сфорца, против Вас как раз будут Бурмайер и герцог. Постарайтесь, чтобы Бурмайер был мертв, а герцог жив. При таком раскладе у нас наибольшие шансы остаться в живых.
– "Постарайтесь", – ехидно повторил итальянец – ладно, постараюсь, что же делать.
Совещание на другом берегу закончилось примерно в то же время. В заключение Бурмайер, не внесший ни одной поправки в предложения Полпаттона, счел нужным объявить:
– В ваших планах, господа, есть небольшая неточность. Мы, конечно, должны будем пройти через этот город, но перед тем, как мы его покинем, мы полностью уничтожим гарнизон. Подчеркиваю, полностью. Что при этом станет с городом, мне не важно. Из мирного населения мне нужна только графиня де Круа, сто талеров за живую и ни одного за мертвую.
– Как Вам угодно, – пожал плечами Полпаттон, выражая одновременно повиновение и неодобрение – за Ваши деньги мы будем штурмовать каждый сарай, на который Вы укажете.
Разговор с заложницей фон Хансберг не стал откладывать на следующий день.
– Приношу Вам свои извинения, Ваша светлость. Вы действительно не принадлежите к партии наших врагов. Вы можете покинуть город, когда Вам будет угодно.
– С чего вдруг Ваше мнение так поменялось? – удивленно спросила Шарлотта, ожидая какого-нибудь неприятного сюрприза.
– Бурмайер-старший не далее, как пару часов назад обвинил Вас в соучастии в смерти своего сына и заявил, что намерен предать Вас смерти, когда он возьмет город.
– Ах вот как! Именно меня? А не Вас и не Вашего Максимилиана?
– И меня, и его, и весь гарнизон и весь город.
– Это мой город! Вы убили Антуана, а за это они обещают наказать мой город! Я вам этого так не оставлю!
– Вы несколько не в том положении, чтобы кому-либо угрожать.
– Я считаю, что, учитывая открывшиеся Вам обстоятельства, Вы не имеете права меня ни задерживать, ни выгонять.
– Мы рассчитываем отстоять город, подчеркиваю, Ваш город, но Вам я бы посоветовал его покинуть. Во время боевых действий тут не будет ничего, достойного Вашего внимания.
Какие тут могут быть варианты? В будущем – какие угодно. В ближайшем будущем – никаких. Надо быстро собирать вещи и уезжать.
– Гертруда!
– Я здесь, чего изволите?
– Буди всех. Пусть собирают вещи, на рассвете выезжаем.
– Но Ваша светлость…
– Гертруда, что это ты? Тебе не хочется уезжать?
– Нууу…
– Бегом. Выпорю, – графиня не стала кричать, а подкрепила приказ пощечиной.
– Слушаюсь, Ваша светлость, – пискнула служанка и пулей вылетела в дверь.
Гертруду совсем не порадовала перспектива уехать из города в то время, как она первый раз в жизни получила самое настоящее предложение руки и сердца. Да и никаких разумных причин для такого срочного отъезда она не видела. В городе армия, даже с пушками, враг один раз отбит на мосту, и ещё будет отбит, мост разрушен, горную реку вброд не перейти. А обороной командует самый талантливый в мире военный инженер – Йорг из Нидерклаузица, и вовсе он не старый, как люди говорят, а очень даже молодой, хоть сейчас под венец.
Если сейчас уехать, потом можно его уже и не встретить, а если остаться, то скоро и свадьба. Сейчас ему, конечно, не до свадьбы, пока враг у ворот, но как только враги уйдут, тогда уже можно. И будет Гертруда никакая не служанка, а почтенная фрау, супруга уважаемого человека. Вот бы Карл порадовался, интересно, где он сейчас?
Ни о каком отъезде и речи быть не может, но как бы все устроить так, чтобы и уехать у графини наверняка не получилось, и виноват бы в этом оказался кто-нибудь другой? Без коней точно уехать не удастся, без конюхов тоже сложно. Кони… Конюхи… А это мысль! Если у них что не получится, то их и не жалко.
– Подъем, мальчики, не спать!
– В чем дело, Гертруда? Ты нам хочешь предложить что-то более интересное?
– Все, что я вам могла бы показать, вы уже сто раз видели. А вот графиня приказывает срочно собирать вещи и готовить упряжку, чтобы выехать отсюда на рассвете.
– Ладно, сейчас проснемся, оденемся и запряжем.
– Мальчики, а вы знаете, почём сейчас в Швайнштадте упряжные лошади?
– Это ты к чему?
– К тому, что горожане тоже собирают вещи и с утра побегут из города. За лошадь они дадут и две и три цены.
– Смешная девчонка! Думаешь нам это так просто сойдёт с рук?
– Думаю, да, если заберёте с собой всех лошадей. Кто и кого пошлёт за вами?
– Не знаю, зачем тебе это надо, но похоже, ты права.
Через пару часов в конюшне остались две лошади. Остальных, обмотав копыта тряпками, одну за другой тихо вывели смущенные добропорядочные горожане.
– Да, Гертруда, голова у тебя работает. Вот твоя доля.
– И всего-то?
– Да. А не нравится – попробуй нас догони. Можем ещё кое-что предложить на прощание.
– Не надо мне вашего "кое-чего". Я замуж выхожу.
– За кого?
– За солидного мужчину. Он вчера сделал мне предложение.
– На дворе уже шестнадцатый век от Рождества Христова, а глупые маленькие девочки все ещё верят подобным предложениям.
– Сам дурак, и помрешь дураком. А я выйду замуж и буду приличной дамой.
– Ты? Замуж? Поверю, не раньше, чем увижу твою свадьбу. Если ты не хочешь поцеловать нас на прощание, то мы поехали.
Конюхи-конокрады приторочили к седлам свои нехитрые пожитки, взяли лошадей под уздцы и направились к воротам. Соучастница проводила их задумчивым взглядом. Замуж… Скоро… Буду приличной дамой…
– Мальчики, вы ведь не очень торопитесь?
Старший уже открывал ворота, но обернулся. С плеча скверной девчонки упало платье.
– Нет, мы не торопимся.
…платье упало со второго плеча…
16 Глава. Понедельник. Неустойчивое равновесие.
При практической реализации планов обороны произошло только одно принципиальное изменение. Бургомистр попросил выбрать под последний рубеж не здания, принадлежащие городу, а постройки на другой стороне площади – резиденцию де Круа и прилегающие вспомогательные строения. Очень крепкий дом, расположенный ничуть не менее удобно для обороны. Толстые стены, маленькие двери, первый этаж без окон, выше окна похожи на бойницы, вокруг пространство простреливается, дальнобойную осадную артиллерию не подкатить.
Фон Хансберг пошел навстречу горожанам, но с условием, что раз уж горожанам пошли навстречу, от них потребуется укрепить оборонительные сооружение здесь, здесь и здесь. А ещё сдать не пригодившуюся вчера пиротехнику. Бургомистр согласился, не раздумывая.
– Эх, Фридрих-Фридрих… Что тебя так беспокоит? Я помню столько разных войн, что и пересчитать не смогу.
– Да я, если подумать, тоже видел немало, а в молодости и поучаствовать случалось. А скажи-ка, кто, по-твоему, победит на этот раз, ландскнехты с нашего берега или швейцарцы с другого?
– Я бы сказал… – бургомистр поднял взгляд и задумался, но собеседник не дал ему высказаться.
– А я бы сказал, что кто бы из них ни победил, мы с тобой точно проиграем.
Для графини де Круа утро началось примерно в полдень. Шарлотта открыла глаза, когда солнце уже вовсю светило ей в лицо. Вчера она отправила Гертруду с приказом поднять конюхов и собрать вещи к объезду, а потом прилегла "на минутку" и проспала всю ночь и всё утро.
– Гертруда, почему вещи до сих пор не собраны? Почему ты меня не разбудила? Мы еще ночью должны были уехать!
– Ваша светлость, мы не можем уехать. У нас нет ни лошадей, ни конюхов.
– Что?
– Мальчики, наверное, ночью забрали всех лошадей и сбежали из города.
– Гертруда, немедленно отправляйся в город и найди, кто может продать лошадей. Уже середина дня, надо выехать отсюда до темноты.
– Я как раз этим и занималась все утро, Ваша светлость. В городе вообще нет лошадей. Горожане хотят переждать штурм где-нибудь подальше отсюда.
Первое правило Прекрасной Дамы – ничего не делать самой, если под рукой есть Благородные Рыцари.
– Герр Максимилиан, мне немедленно нужны лошади!
– Ваша светлость, я капитан фенляйна, а не конский торговец. Это же Ваш город, обратитесь к бургомистру.
– К бургомистру! Подумать только! Вы посадили меня под стражу, не дали уехать отсюда, не выставили патрули. У меня из-за вас украли всех лошадей, теперь я застряла в этом городишке, а вы отказываетесь мне помочь! Рыцарь Вы на самом деле или полосатый суслик? Ваш священный долг – помочь прекрасной даме, попавшей в беду!
– У меня есть только боевой жеребец и вьючная кобыла, я бы отдал их Вам, но они не пойдут в упряжке.
– Так возьмите лошадей в вашем обозе!
– Я рыцарь, а не конокрад, не барышник, не мальчик на побегушках и не этот, как его, полосатый суслик. У каждой лошадки и у каждого обозного мула есть хозяева, к ним и обращайтесь. Если Вам угодно, я могу вместе с Вами пройти до наших казарм.
В казармах Шарлотту ждало разочарование. Обоз в исполнение приказа уже убыл из города. Многие зажиточные ландскнехты продали упряжную скотину горожанам по очень выгодным ценам. Вполне логично – если удастся отстоять город, то потом можно будет купить лошадку по нормальной цене. Некоторые просто отказались продавать свои упряжки. Кого-то не было на месте, а не может же графиня бегать по городу, разыскивая какого-то "Клауса-с-большой-алебардой". Еще пару часов назад оставались лошади на продажу, правда, по баснословным ценам, но и их скупили городские паникёры. Можно было купить мулов, но графская карета не предполагала упряжь для мулов.
Макс искренне пытался помочь, но Шарлотта нещадно ругала его за все неудачи. Когда она поняла, что купить лошадь в Швайнштадте не удастся, то пришла в ярость.
– Меня не волнует, что никто не хочет продавать лошадей! Прикажите им!
– Я не могу этого приказать. Солдаты – свободные люди, а не мои слуги. Лошади принадлежат им, а не мне. А Вы не пробовали обратиться к бургомистру? Если Вы подпишете его прошение о снижении налогов, он Вам упряжку из-под земли достанет, а еще кучера и охрану.
– Знаете что, Максимилиан, Вы не рыцарь. Вы обыкновенный суслик. Если Вы не способны достать всего-навсего лошадь для дамы, попавшей в беду по Вашей вине, лучше молчите! Я не нуждаюсь в Ваших глупых советах! А бургомистр от меня не получит ни-че-го, пусть в следующий раз подумает, прежде чем впускать в мой город чужие армии.
Фон Хансберг пошел навстречу горожанам, но с условием, что раз уж горожанам пошли навстречу, от них потребуется укрепить оборонительные сооружение здесь, здесь и здесь. А ещё сдать не пригодившуюся вчера пиротехнику. Бургомистр согласился, не раздумывая.
– Ну что, братец Иоганн, война дошла и до нас?
Для перекрытия улиц Йорг предложил вагенбург 42. Перегородить улицу телегой, на которую навешены щиты с бойницами, намного легче и эффективнее, чем баррикадой из случайных предметов. Штурмовать такую телегу тяжелее, чем баррикаду. А самое главное – в обозе уже были повозки, вполне пригодные для использования в обороне. Улицы перед вагенбургами завалили всяким мусором, а также противопехотными минами средневековья – железными шипами, известными как "чеснок"
Кроме того, с целью потянуть время, нападающим оставили материал для баррикад. Потому что соотношение сил таково, что, атакуя в лоб, при всех факторах против них (вагенбурги, чесноки и прочий мусор, усеявший улицу до вагенбургов, стрелки на крышах), швейцарцы все равно победят, в лучших своих традициях завалив всё своими телами. А позиционная война позволяет потянуть время.
В расчете на уличные бои, защитники города сделали ставку на стрелков – ландскнехтов-аркебузиров и итальянцев-арбалетчиков. Рукопашная при соотношении сил один к восьми очевидно не выгодна. Улицы перегорожены, стрелки будут на крышах и в окнах. Маршруты отступления на новые рубежи внутри города были разработаны ещё позавчера. В любом случае, если уж враги перейдут реку, всё, что можно сделать – затянуть бои до конца светового дня, после чего отступить. Стрелки должны будут стрелять не в кого попало, а выбивать в первую очередь старший и младший командный состав. Несмотря на отсутствие униформы, опытный солдат может легко найти главного в группе противников.
Вдоль Ратхаусштрассе нет участков прямой видимости длиннее ста шагов – дистанции эффективного выстрела из лука или арбалета. Дома двухэтажные, каменные, стоят плотно друг к другу. Немного не доходя до центральной площади – единственный перекресток. Улицу в нескольких местах перегородили вагенбургами из обозных возов с навешенными щитами. После каждого вагенбурга установили несколько лестниц в окна второго этажа. Здесь защитники города не рассчитывают надолго остановить атаку, но постараются задержать швейцарцев под огнем засевших на крышах и в окнах вторых этажей арбалетчиков и аркебузиров. Кроме того, нападающие потратят время на сдвигание возов с дороги. С этой же целью поперек улицы в нескольких местах навалены баррикады из дров высотой всего-то по пояс.
Последний и наиболее укрепленный вагенбург установили почти на перекрестке, за ним улица свободна от укреплений, по этому пути будут отступать защитники вагенбурга. Участок улицы до него – булыжная мостовая, усеянная всякой гадостью, мешающей пройти честному человеку – ветками, досками с гвоздями, камнями, мусором, шипами. По краям укрепления установлены две пушки, заряженные картечью и нацеленные на изгиб улицы. Пространство от изгиба до укрепления завалено мусором заметно сильнее, чем предшествующая часть улицы. Важно, чтобы пушки успели сделать хотя бы три залпа: первый – как только враги появятся из-за угла, второй – пока они преодолевают последний отрезок пути, третий – в упор. После чего пушки надо быстро увезти на последний рубеж обороны – к дому де Круа. Обороной этого направления будет руководить Маркус.
На случай прорыва по любому направлению, у перекрестка за последним вагенбургом будет сидеть резерв под руководством Максимилиана – несколько десятков солдат с алебардами, которые в зависимости от ситуации отправятся или прямо, или направо, или налево.
Сразу за резервом, уже на площади, устроили полевой госпиталь. Точнее, рабочее место полевого врача из нескольких столов и скамеек.
На юге направление для атаки даже не улица, как вы могли бы подумать. Город построен между склонами гор и вдоль него идут только две улочки. Южное направление – крутой склон с тропинками, по которому швейцарцы могут подняться на террасу выше основной застройки Швайнштадта, где нет ничего интересного, кроме нескольких домов с огородами, от которых можно уже по приличной по местным меркам дороге спуститься к центральной площади. При желании нападающие могут уделить достаточное внимание этому склону, тем более, что швейцарца горной тропинкой не испугаешь. Но видимых преимуществ у атаки в этом направлении нет. Смысл прикрытия южного склона в том, чтобы объяснить врагам, что здесь легкого штурма не будет и направить их вдоль улиц.
Наверху с парой десятков солдат и десятиствольным рибадекином будет держать рубежи Йорг. Рибадекин долго перезаряжать, поэтому в улицах он не успеет дать и двух залпов. А в этом месте один залп десяти расположенных веером стволов собьет нападающих сразу с нескольких изгибов тропинки, и они не смогут организовать такую плотность атаки, чтобы захватить площадку наверху, пока на ней есть хотя бы десять защитников. А значит, можно будет сделать ещё несколько залпов. Кроме того, такое эффективное оружие установлено здесь как раз затем, чтобы с десятикратно меньшим количеством бойцов создать видимость очень хорошей обороны, равноценной обороне центра и юга.
Северное направление или правый фланг обороны представляет собой такую же изогнутую улицу, шириной всего в одну телегу и неплотно застроенную, с выходящими на улицу двориками и отходящими в стороны проездами. Швейцарцы очень сильны в чистом поле, хороши при штурме, но у городских боях у них нет тактического преимущества. К тому же, большинство из них – крестьяне, не привыкшие ориентироваться в плотной застройке. Итальянцы Себастьяна, напротив, горожане и имеют немалый опыт уличных боев, в том числе оборонительных. На этом направлении у защитников города есть шансы даже при пятикратном превосходстве противника.
Часть обоза, принадлежавшую солдатам, то есть, повозки, где ехали солдатские семьи и имущество, нажитое тяжелым трудом, Йорг отправил из города с приказом в первом же удобном месте свернуть с дороги и разбить лагерь. Всё просто – если победят свои, то можно вернуться, а если победят враги, то возвращаться незачем.
Из города уезжали не все жители. Кто-то поверил, что ландскнехты удержат город, у кого-то хватило оптимизма надеяться, что швейцарцы не будут грабить и жечь, а некоторые сомневаются, что будет лучше, если просто убежать и все бросить. Несмотря на войну, снова встретились в любимом погребке за кружкой пива бургомистр Иоганн и хозяин гостиницы Фридрих.
– Эх, Фридрих-Фридрих… Что тебя так беспокоит? Я помню столько разных войн, что и пересчитать не смогу.
– Да я, если подумать, тоже видел немало, а в молодости и поучаствовать случалось. А скажи-ка, кто, по-твоему, победит на этот раз, ландскнехты с нашего берега или швейцарцы с другого?
– Я бы сказал… – бургомистр поднял взгляд и задумался, но собеседник не дал ему высказаться.
– А я бы сказал, что кто бы из них ни победил, мы с тобой точно проиграем.
Для графини де Круа утро началось примерно в полдень. Шарлотта открыла глаза, когда солнце уже вовсю светило ей в лицо. Вчера она отправила Гертруду с приказом поднять конюхов и собрать вещи к объезду, а потом прилегла "на минутку" и проспала всю ночь и всё утро.
– Гертруда, почему вещи до сих пор не собраны? Почему ты меня не разбудила? Мы еще ночью должны были уехать!
– Ваша светлость, мы не можем уехать. У нас нет ни лошадей, ни конюхов.
– Что?
– Мальчики, наверное, ночью забрали всех лошадей и сбежали из города.
– Гертруда, немедленно отправляйся в город и найди, кто может продать лошадей. Уже середина дня, надо выехать отсюда до темноты.
– Я как раз этим и занималась все утро, Ваша светлость. В городе вообще нет лошадей. Горожане хотят переждать штурм где-нибудь подальше отсюда.
Первое правило Прекрасной Дамы – ничего не делать самой, если под рукой есть Благородные Рыцари.
– Герр Максимилиан, мне немедленно нужны лошади!
– Ваша светлость, я капитан фенляйна, а не конский торговец. Это же Ваш город, обратитесь к бургомистру.
– К бургомистру! Подумать только! Вы посадили меня под стражу, не дали уехать отсюда, не выставили патрули. У меня из-за вас украли всех лошадей, теперь я застряла в этом городишке, а вы отказываетесь мне помочь! Рыцарь Вы на самом деле или полосатый суслик? Ваш священный долг – помочь прекрасной даме, попавшей в беду!
– У меня есть только боевой жеребец и вьючная кобыла, я бы отдал их Вам, но они не пойдут в упряжке.
– Так возьмите лошадей в вашем обозе!
– Я рыцарь, а не конокрад, не барышник, не мальчик на побегушках и не этот, как его, полосатый суслик. У каждой лошадки и у каждого обозного мула есть хозяева, к ним и обращайтесь. Если Вам угодно, я могу вместе с Вами пройти до наших казарм.
В казармах Шарлотту ждало разочарование. Обоз в исполнение приказа уже убыл из города. Многие зажиточные ландскнехты продали упряжную скотину горожанам по очень выгодным ценам. Вполне логично – если удастся отстоять город, то потом можно будет купить лошадку по нормальной цене. Некоторые просто отказались продавать свои упряжки. Кого-то не было на месте, а не может же графиня бегать по городу, разыскивая какого-то "Клауса-с-большой-алебардой". Еще пару часов назад оставались лошади на продажу, правда, по баснословным ценам, но и их скупили городские паникёры. Можно было купить мулов, но графская карета не предполагала упряжь для мулов.
Макс искренне пытался помочь, но Шарлотта нещадно ругала его за все неудачи. Когда она поняла, что купить лошадь в Швайнштадте не удастся, то пришла в ярость.
– Меня не волнует, что никто не хочет продавать лошадей! Прикажите им!
– Я не могу этого приказать. Солдаты – свободные люди, а не мои слуги. Лошади принадлежат им, а не мне. А Вы не пробовали обратиться к бургомистру? Если Вы подпишете его прошение о снижении налогов, он Вам упряжку из-под земли достанет, а еще кучера и охрану.
– Знаете что, Максимилиан, Вы не рыцарь. Вы обыкновенный суслик. Если Вы не способны достать всего-навсего лошадь для дамы, попавшей в беду по Вашей вине, лучше молчите! Я не нуждаюсь в Ваших глупых советах! А бургомистр от меня не получит ни-че-го, пусть в следующий раз подумает, прежде чем впускать в мой город чужие армии.