Страница:
– Спорим на крейцер, что бы ты не спросил, он тебе на эту тему из Библии пример найдет?
– По рукам – ответил второй парень и тут же выкрикнул вопрос священнику:
– А как насчет хорошего мордобоя?
– Давай ещё, преподобие, я уже с божьей помощью целый крейцер выиграл! – раздался над толпой звонкий молодой голос. Толпа взорвалась свистом, хохотом и бурными аплодисменты Патеру и Иисусу. Следующие несколько фраз никто не услышал, потому что толпу переорать сложно даже духовному лицу, но последовавший за этим непечатный загиб вызвал бы уважение даже у старого сапожника, а то и у известных умением ругаться французских тамплиеров. Тут замолкли все. Молодежь застыла с открытыми ртами, потому что такого от божьего человека уж никак никто не ждал, а старшие товарищи, хорошо знавшие своего духовного наставника, беззвучно смеялись над молодыми, держась за животы.
В наступившей тишине какая-то женщина, скорее всего обозная проститутка, потому что жён швейцарцы с собой не возят, выкрикнула:
– Тема женщин не раскрыта!
Но патера не так-то просто сбить с толку. Тут же последовал достойный ответ:
– Стыдно не помнить, что Христос спас блудницу, сказав: "Кто из вас без греха, первый брось на нее камень".
Бурные аплодисменты уставшими ладонями патеру и Иисусу, но через пару фраз – следующий вопрос:
– А кто говорил "не убий"? – на который через мгновение был дан ответ:
– Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч 45.
– Эээ, а-а-а можно спростить? – протянул какой-то сутулый паренек.
– Спрашивай, сын мой и будет тебе отвечено!
– А в Библии не написано, обязательно ли солдатам носить доспехи?
– Написано также: не искушай Господа Бога твоего 48! Будь моя воля, я бы написал это на каждой кирасе и на каждом шлеме!
Кто-то в первых рядах открыл рот для того, чтобы задать ещё какой-то вопрос, но Патер поднял руки, призывая к молчанию и продолжил тему мечей.
– Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут 49. Понимаете ли вы, негодяи, что это значит? Вам должно погибнуть от меча и никак иначе! Вам не должно быть повешенными или утонуть в воде!
Аудитория в очередной раз была вынуждена признать, что неплохо бы возлюбить господа и поверить в чудо, потому что Патер знает, что говорит. Но самые умные уже поняли, к чему эта речь.
– А в Библии не написано, как нам перейти эту реку без моста?
– Какой ещё мост! К чёрту мост! Мосты придумали трусы! Мы уверуем и пойдем по воде! – с неугасимым огнем в глазах и непробиваемой верой в Господа и свою высокую миссию выкрикнул в толпу священник.
– Гы! И даже ног не замочим?
– Ног не замочит Иисус, Апостол Петр и наш командир! – продолжил свою мысль Патер, а местный юморист продолжил:
– Потому что командир пойдет по нашим головам!
– А всякие грешники, вроде вас, непременно замочат ноги и будут проваливаться по колено, а кто и по пояс, а потом будут чихать и кашлять, – невозмутимо продолжил речь преподобный.
Саперы послали гонца к командиру, потому что кроме Полпаттона Безумного Патера мог остановить только Бог. Или архангел Михаил от имени и по поручению Божьему. Или, может быть, Папа, если бы очень постарался.
В штабной шатер, где все ещё обсуждались инженерные подробности строительства переправы, влетел запыхавшийся посыльный.
– Патер сошел с ума! Он убедил солдат, что с Божьей помощью сотворит чудо и как-нибудь переведет их утром через реку без моста! Они выбросили все стройматериалы!
– Полпаттон, Вы безумец, как и Ваш патер!
– Как и все прочие швейцарцы, ваша светлость. Вы же нас отлично знаете.
Рыцари, за неимением лучшего варианта приняли резолюцию завершить военный совет, несмотря на отсутствие инженерного решения. Мрачный Бурмайер отправился спать, а герцог решил в порядке вечернего моциона прогуляться по берегу. Моста как не было, так и нет, а уровень воды в реке понемногу убывает.
Перестрелка к вечеру прекратилась. Йорг и Маркус довольно переглянулись. Так можно было удерживать берег до тех пор, пока не закончатся боеприпасы, то есть ещё неделю, а тем временем и подкрепление бы пришло. Запасливый хуренвайбель достал из кустов запасенный ещё утром копченый окорок, на что богатый профос ответил фляжкой дорогого арманьяка.
Дружескую беседу прервало раздавшееся на том берегу "Глори глори аллилуйя" на мотив строевого марша.
– Ого! Их там несколько сотен. И как дружно поют, – с улыбкой прокомментировал Маркус.
Йорг прислушался и грустно посмотрел на собеседника. Таким взглядом доктора обычно одаривают безнадежных больных.
– Маркус, ты знаешь, что это, точнее, кто это?
На правой половине лица Маркуса задумчивость сменилось озарением, сопутствующим правильным ответам на сложные вопросы, а озарение, в свою очередь, тут же уступило место осознанию надвигающихся Очень Больших Неприятностей.
– Безумный Патер? – задал уже риторический вопрос профос.
– Он самый, – дал уже очевидный ответ хуренвайбель, – надо срочно переносить пушки на следующие рубежи обороны. Не знаю, каким образом, но самое позднее, к полудню они перейдут реку.
– По рукам – ответил второй парень и тут же выкрикнул вопрос священнику:
– А как насчет хорошего мордобоя?
– Христос изгнал торговцев из храма кулаками, а не проповедью!
Ответ не заставил себя ждать.
– Давай ещё, преподобие, я уже с божьей помощью целый крейцер выиграл! – раздался над толпой звонкий молодой голос. Толпа взорвалась свистом, хохотом и бурными аплодисменты Патеру и Иисусу. Следующие несколько фраз никто не услышал, потому что толпу переорать сложно даже духовному лицу, но последовавший за этим непечатный загиб вызвал бы уважение даже у старого сапожника, а то и у известных умением ругаться французских тамплиеров. Тут замолкли все. Молодежь застыла с открытыми ртами, потому что такого от божьего человека уж никак никто не ждал, а старшие товарищи, хорошо знавшие своего духовного наставника, беззвучно смеялись над молодыми, держась за животы.
В наступившей тишине какая-то женщина, скорее всего обозная проститутка, потому что жён швейцарцы с собой не возят, выкрикнула:
– Тема женщин не раскрыта!
Но патера не так-то просто сбить с толку. Тут же последовал достойный ответ:
– Стыдно не помнить, что Христос спас блудницу, сказав: "Кто из вас без греха, первый брось на нее камень".
Бурные аплодисменты уставшими ладонями патеру и Иисусу, но через пару фраз – следующий вопрос:
– А кто говорил "не убий"? – на который через мгновение был дан ответ:
– Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч 45.
Патер на миг задумался и вспомнил еще одну цитату на тему мечей.
– Эээ, а-а-а можно спростить? – протянул какой-то сутулый паренек.
– Спрашивай, сын мой и будет тебе отвечено!
– А в Библии не написано, обязательно ли солдатам носить доспехи?
– Написано также: не искушай Господа Бога твоего 48! Будь моя воля, я бы написал это на каждой кирасе и на каждом шлеме!
Кто-то в первых рядах открыл рот для того, чтобы задать ещё какой-то вопрос, но Патер поднял руки, призывая к молчанию и продолжил тему мечей.
– Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут 49. Понимаете ли вы, негодяи, что это значит? Вам должно погибнуть от меча и никак иначе! Вам не должно быть повешенными или утонуть в воде!
Аудитория в очередной раз была вынуждена признать, что неплохо бы возлюбить господа и поверить в чудо, потому что Патер знает, что говорит. Но самые умные уже поняли, к чему эта речь.
– А в Библии не написано, как нам перейти эту реку без моста?
– Какой ещё мост! К чёрту мост! Мосты придумали трусы! Мы уверуем и пойдем по воде! – с неугасимым огнем в глазах и непробиваемой верой в Господа и свою высокую миссию выкрикнул в толпу священник.
– Гы! И даже ног не замочим?
– Ног не замочит Иисус, Апостол Петр и наш командир! – продолжил свою мысль Патер, а местный юморист продолжил:
– Потому что командир пойдет по нашим головам!
– А всякие грешники, вроде вас, непременно замочат ноги и будут проваливаться по колено, а кто и по пояс, а потом будут чихать и кашлять, – невозмутимо продолжил речь преподобный.
– Во имя Господа! Мы пройдем по воде! Нам не нужен мост! – и во главе с Патером несколько сотен солдат привычным строем направились выбрасывать в реку только что заготовленные стройматериалы. Солдаты в маршевом ритме распевали "Глори глори аллилуйя", а священник дирижировал алебардой над головами. Бригадир саперов попытался остановить их, но ему удалось спасти только заготовленные для моста уже готовые детали настила. Уже стемнело, поэтому обработка срубленных деревьев проходила при свете костров, а готовые элементы конструкции освещать было ни к чему. В реку полетели только что срубленные деревья, ветки, бревна, доски.
Ещё через четверть часа народ уверовал настолько, что принялся кричать:
Саперы послали гонца к командиру, потому что кроме Полпаттона Безумного Патера мог остановить только Бог. Или архангел Михаил от имени и по поручению Божьему. Или, может быть, Папа, если бы очень постарался.
В штабной шатер, где все ещё обсуждались инженерные подробности строительства переправы, влетел запыхавшийся посыльный.
– Патер сошел с ума! Он убедил солдат, что с Божьей помощью сотворит чудо и как-нибудь переведет их утром через реку без моста! Они выбросили все стройматериалы!
– Полковник, что у вас происходит? Где ваша хваленая дисциплина?
Бурмайер раздраженно поднял глаза от купленной герцогом карты города.
– Ничего особенного, ваша светлость. Патер выполняет приказ. Помолитесь и ложитесь спать, если будет на то божья воля, а она непременно будет, тогда завтра на рассвете наступаем.
Но Полпаттон умел держать хорошую мину при плохой игре.
– Полпаттон, Вы безумец, как и Ваш патер!
– Как и все прочие швейцарцы, ваша светлость. Вы же нас отлично знаете.
Рыцари, за неимением лучшего варианта приняли резолюцию завершить военный совет, несмотря на отсутствие инженерного решения. Мрачный Бурмайер отправился спать, а герцог решил в порядке вечернего моциона прогуляться по берегу. Моста как не было, так и нет, а уровень воды в реке понемногу убывает.
Перестрелка к вечеру прекратилась. Йорг и Маркус довольно переглянулись. Так можно было удерживать берег до тех пор, пока не закончатся боеприпасы, то есть ещё неделю, а тем временем и подкрепление бы пришло. Запасливый хуренвайбель достал из кустов запасенный ещё утром копченый окорок, на что богатый профос ответил фляжкой дорогого арманьяка.
Дружескую беседу прервало раздавшееся на том берегу "Глори глори аллилуйя" на мотив строевого марша.
– Ого! Их там несколько сотен. И как дружно поют, – с улыбкой прокомментировал Маркус.
Йорг прислушался и грустно посмотрел на собеседника. Таким взглядом доктора обычно одаривают безнадежных больных.
– Маркус, ты знаешь, что это, точнее, кто это?
На правой половине лица Маркуса задумчивость сменилось озарением, сопутствующим правильным ответам на сложные вопросы, а озарение, в свою очередь, тут же уступило место осознанию надвигающихся Очень Больших Неприятностей.
– Безумный Патер? – задал уже риторический вопрос профос.
– Он самый, – дал уже очевидный ответ хуренвайбель, – надо срочно переносить пушки на следующие рубежи обороны. Не знаю, каким образом, но самое позднее, к полудню они перейдут реку.
18 Глава. Вторник. Штурм, центр.
Ещё до рассвета по лагерю швейцарцев разнеслась весть, что милостию Божией уровень воды в реке упал и её теперь можно перейти вброд.
Сваи моста, в отличие от настила, никуда не делись. Брошенные в реку целые деревья застряли между свай, а потом уже за деревья зацепились ветки, брёвна, доски и мешки с землёй, сброшенные в реку. Получилась плотина вроде бобровой, только побольше.
Под аккомпанемент длинных швейцарских труб войско начало переправу через реку. Одни солдаты, по-видимому, праведники, легко перепрыгивали через текущий по центру ручей, другие, наверное, грешники, судя по тому, что переход через чудесную переправу они сопровождали упоминанием чёрта и прочим сквернословием, переходили вброд, мочили ноги и вечером непременно принялись бы чихать и кашлять, если бы, конечно, дожили.
На первом этапе атака удалась. Имеющейся у обороняющихся артиллерией плотину все равно было бы не разбить, а народа, чтобы выставить три соответствующих силе атаки заслона на берегу, не хватило. Защитники, как и ожидалось, отступили в город, на заранее подготовленные позиции.
Резиденция швейцарского командования переехала на городской берег. Полпаттон через час уличных боев отозвал отряд, штурмующий южный склон, и перевел его в центр. Против Йорга и его стрелков на всякий случай остались двадцать арбалетчиков, ведущих прицельный огонь из укрытий.
Колонна на северную улицу ушла сразу, но атака на главном направлении началась только через полчаса. Ни солдаты, ни командиры не двинулись с места, пока не разломали в щепки дом, на стене которого Йорг и Марио нарисовали свою карикатуру.
Но и после начала настоящего наступления, колонна устремившаяся в главную улицу (от моста к ратуше), застряла во вражеской обороне. Улица перекрыта вагенбургом, с крыш стреляют, до вагенбурга насыпана всякая гадость, мешающая ходить. Зато у "входа" в улицу со стороны атакующих, как специально, был сложен штабель дров, стояла телега, даже валялось несколько павез. На северной улице была та же картина. Там быстро сделали что-то вроде передвижной баррикады и медленно, но с минимальными потерями двинулись вперед.
Но на Ратхаусштрассе строительство закончилось, едва успев начаться. В первые ряды вылез Безумный Патер с алебардой и без доспеха.
– Что вы делаете? Хотите спрятаться за эти богомерзкие доски и сидеть тут до второго пришествия?
Действительно, разглагольствующая перед строем фигура в черном выглядела весьма мирно. В завершение речи священник схватил чью-то аркебузу и разломал её о булыжную мостовую.
– Ого! – удивленно ответил другой ландскнехт, – что-то ему за это сейчас будет.
На самом деле, проповедь была вовсе не миротворческой. В частности, аркебуза была разбита после реплики "Порох придумали трусы!".
– За мной, грешники, во имя Господа, сволочи вашу мать! – завершил речь Патер, поднял над головой свою алебарду и бросился вперед по улице, не оглядываясь, как будто его не волновало, последует ли за ним кто-нибудь.
Швейцарцы сломя голову рванулись в атаку, забыв про все препятствия, не слушая командиров и не обращая внимания на падающих рядом убитых и раненых. У Патера на ногах деревянные патены, у остальных – тапочки на кожаной подошве. Там, где Патер пробегал без проблем, остальные протыкали подошвы "чесноком" и падали, по ним тут же бежали другие. Самое опасное место – во главе колонны рядом с Патером. Знаменосцы не выживали и пяти минут после того, как подхватывали знамя из рук убитого предшественника. Но обстрел не сильно снизил темп перемещения колонны. Перезарядка арбалета или аркебузы занимает полторы-две минуты, за это время можно пробежать немало.
Одновременно часть нападающих повела наступление через городскую застройку между изгибами улицы. Там, где на карте, нарисованной Гертрудой для герцога, через несколько дворов от берега начиналась улица, ведущая вверх. Этот путь короче, но намного более сложный. А с учетом того, что никакой улицы там на самом деле не было, атака через плотную городскую застройку привела к существенным потерям среди наступающих. Тем более, что, двери домов были заблокированы изнутри, окна закрыты плотными ставнями, а узкие проходы между заборами и хозяйственными постройками во дворах простреливались с крыш ничуть не хуже, чем улицы. Отряд, атакующий напрямую, возглавлял тот самый упитанный булочник по прозвищу Бык в рыцарской кирасе с чужого плеча, о которую плющатся пули и ломаются стрелы. Уличные бои для него не в новинку. Под его руководством молодые швейцарцы, вооруженные частично арбалетами, частично мечами и павезами, заодно и его младший сын с арбалетом, грамотно прикрывали друг друга и с минимальными потерями продвигались вперед. Но скорость продвижения оставляла желать много лучшего по причине плотности застройки, сквозные проходы через которую никогда не планировались.
В обороне для всех желающих найдется уютное местечко, откуда можно со всем удовольствием пострелять в живых людей. Марта ещё вчера выбрала крыши на Ратхаусштрассе. На крыше жарко, да и везде жарко и душно. Такая жара обычно бывает перед дождём.
Насыпать порох, забить пыж, забить пулю, снова пыж, подсыпать порох на полку, прицелиться, выстрелить. Прочистить ствол шомполом. Повторить. Швейцарцы – скучные мишени, куда ни выстрелишь в толпе, в кого-нибудь да попадешь. В кого ни попадешь, не зря потратишь пулю. Пари "кто больше врагов настреляет" сводится к "кто быстрее перезаряжает". Солнышко припекает, черепичная крыша раскалилась так, что через подошвы чувствуется. Ствол аркебузы еще горячее. Выстрелить – зарядить – выстрелить. Выстрелить – зарядить – выстрелить.
– Аааа! Марта случайно схватила оружие за раскаленный ствол и схватилась за обожженную руку. Аркебуза упала на крышу, прокатилась до карниза и соскользнула вниз.
– Чёрт побери! И что мне теперь делать? – выругалась Марта, не обращаясь ни к кому персонально.
– Если тебе делать нечего, спустись, пожалуйста, в дом. Может там попить найдется, – это, конечно же, сержант. Всем дело найдет.
– Как я тебе с крыши полезу? По карнизам?
– По карнизам я бы сам полез, а у тебя за спиной открытый вход на чердак.
Что бы ни делать, лишь бы не оказаться без дела, тогда будет страшно. Марта спустилась на второй, а потом на первый этаж. Вот кухня, где-то должна быть вода. Вдруг задняя дверь упала на пол, и в дом ворвались двое швейцарцев, один с фальшионом, другой с арбалетом. Марта быстро сорвала с плеч выдающее её характерное платье кампфрау (точнее, то, что получилось из старого платья бургомистерши, в нужных местах расширенного с помощью кусков ткани другого цвета), прижалась к стене и жалобно крикнула:
– Только не убивайте!
Швейцарцы переглянулись, но чувство долга оказалось сильнее чем желание уделить несколько минут местной красавице. Хотя, может быть, каждый из них не настолько доверял другому, чтобы предложить сделать перерыв между боевыми действиями. Солдаты не отвлекаясь на какую-то, как им показалось, горожанку, окинули взглядом комнату и бросились к лестнице. Марта, как только второй солдат проскочил мимо нее, выхватила кинжал и ударила его справа под спинную пластину кирасы. Кинжал с завидной точностью поразил почку, арбалетчик упал замертво. Тут же хитрая женщина перехватила у него арбалет и выстрелила почти в упор в бок оглянувшемуся первому. Швейцарец оказался достаточно силен, чтобы со стрелой в боку развернуться и поднять фальшион, но на замахе силы оставили его и он тяжело опустился на ступеньки.
За спиной хлопнула дверь. Марта обернулась и обнаружила, что вошел ещё один швейцарец, невысокий толстячок с большим мечом, в котором читатель легко узнал бы дядюшку Быка. Обратно наверх убежать не получится, крутую узкую лестницу перегораживали тела тех двоих солдат. Марта схватила стул и с визгом прыгнула в окно, выбивая стулом оконный переплет. Бык выбежал за ней.
Физподготовка у булочника, как ни странно, на высоте, но пятнадцать-двадцать килограммов лишнего веса, доспех и двуручный меч несколько мешали ему преследовать бегущую налегке женщину. Хотя препятствия он преодолевал намного лучше, чем можно было ожидать при его телосложении. Кустарник, шаткий забор из штакетника, рыхлая грядка с цветочками, склад каких-то бочек, высокий каменный забор, навес, под которым развешано белье, снова какие-то колючие кусты и забор. Марту сильно сковывало платье бургомистерши, совершенно не приспособленное для перелезания через заборы и форсирования колючих зарослей. К тому же старое платье рвалось легко и непринужденно. После очередного прыжка через высокий решетчатый забор, платье зацепилось за верх забора и на несколько секунд открыло красивые сильные ноги почти до талии, а талия у платьев того времени, если кто не знает, завышенная. За забором тупик, бежать некуда, но Марте сегодня везет. Преследователь, отвлекшись на такой живописный вид через решетку, сделал неверный шаг и свалился с незамеченной им крутой каменной лестницы в проход между домами, гремя доспехами и громко ругаясь.
Оставшись без увлекшегося погоней командира, отряд Быка собрался в маленьком дворике, из которого выходит какой-то узкий темный переулок. Следующий по старшинству принял решение двигаться через переулок. Через несколько десятков шагов отряд выбежал на Ратхаусштрассе, ненамного обогнав основную колонну, наступающую по той же улице со всеми её изгибами и препятствиями. Но радоваться здесь нечему. Быстро прикинув, в какую сторону надо будет двигаться дальше и повернувшись, швейцарцы обнаружили недалеко от себя вражеский вагенбург.
Последнее укрепление было намного серьёзнее предыдущих. По краям пушки, а между пушками у проделанных в толстых дощатых щитах бойниц плечом к плечу столи четырнадцать аркебузиров и арбалетчиков. После выстрела они должны будут спрыгнуть с повозок перезаряжать оружие, а на их место заступят стрелки второй смены. За повозками ждали, пока враги подойдут достаточно близко, тридцать ландскнехтов с мечами и алебардами. Их очередь наступит, когда швейцарцы полезут через щиты. На крышах по обе стороны сидело наготове ещё по полтора десятка стрелков.
– Feuer! – скомандовал Маркус гарнизону вагенбурга.
Два фунта картечи и четыре десятка пуль и болтов нашли свои цели. Немногие уцелевшие отступили обратно в переулок. Молодой арбалетчик, сын Быка, упал у стены, зажимая кровоточащую рану в груди.
Двумя минутами позже, едва защитники вагенбурга успели перезарядить оружие, главная колонна швейцарцев, возглавляемая Патером, сметая все преграды на пути и оставляя убитых и раненых у стен или под ногами, добежала до последнего поворота улицы.
Артиллеристы сначала дали залп по появившемуся из-за поворота началу колонны, потом немного повернули пушки к центру и перезарядили. Когда швейцарцы, продираясь через завалы и натыкаясь на чесноки, добежали до точки пересечения траекторий прицелов пушек, оба орудия дали второй залп.
Арбалетчик с вагенбурга выстрелил через бойницу в установленном на повозке толстом щите, сразу же отошел от бойницы, уступил место своему коллеге с аркебузой, уже перезарядившему оружие, вставил ногу в стремя арбалета, установил немецкий ворот и закрутил ручку редуктора, натягивая тетиву.
Оглушительно громкий залп из всех стволов. Представьте себе участок улицы в виде вытянутого прямоугольника. Пушки стоят в углах короткой стороны, нацелены примерно на середину противоположной короткой стороны. Проведите диагонали, это зона поражения картечью. Одновременно с пушками дали залп аркебузиры на баррикаде, целясь не в передние ряды, которым и так достанется картечи, а дальше, благо стрелять приходится сверху вниз.
Бегущий первым по центру улицы Патер успел миновать точку пересечения диагоналей за мгновение до выстрела.
Залп! Картечь и пули почти полностью выбивают первые несколько рядов. Те, кому повезло стоять чуть дальше, вдруг оказались в первом ряду и обнаружили, что улица перед ними на десять шагов завалена убитыми и умирающими, а среди трупов в пороховом дыму стоит Патер, оглушенный, но живой и невредимый, посередине улицы в шести шагах от баррикады. Справа и слева от священника лежат раненые, сразу за его спиной несколько человек, попавшие под перекрестный огонь из пушек почти в упор, просто разорваны в клочья, а на нем ни царапины.
Патер оглянулся. За ним, насколько было видно в дыму, не было никого. Под ногами лежит мертвый знаменосец, знамя в луже крови.
– За мной, грешники!!! Первые трое – сразу в рай! – не может же священник обещать идущим на верную смерть прихожанам какие-то жалкие земные блага. Патер схватил знамя и бросил его за вагенбург. Не дожидаясь остальных, в одиночку при помощи крюка на алебарде легко перемахнул через борт повозки.
В пороховом дыму по ту сторону укрепления аркебузир отпрыгивает от бойницы, арбалетчик, перезарядив оружие, взлетает на его место. Вдруг вместо солдата, занявшего место у бойницы справа, откуда-то сверху появляется фигура в черном. Священник!? Откуда!? Подумать, откуда во время боя падают священники, стрелок не успел. В руках у божьего человека оказалась алебарда на коротком древке, острием которой патер ловко ударил арбалетчика в шею. Обратным движением преподобный с воинственным криком ткнул стрелка сзади подтоком в пах и тут же бросил алебарду в артиллеристов, готовящих к выстрелу левую пушку. Двое аркебузиров повернулись от своих бойниц и выстрелили в духовное лицо почти в упор. Но быстро двигающийся тощий патер в развевающейся сутане не ахти какая мишень, поэтому одна из пуль, пробив насквозь сутану под рукавом, попала в Маркуса, не дав ему поднести фитиль к запальному отверстию правой пушки, а вторую аркебузу священник успел перехватить за ложе и отвести в сторону.
Через мгновение замершая было после последнего смертоносного залпа и нереального зрелища живого и невредимого Патера, стоящего в дыму среди убитых и раненых, волна швейцарцев с диким ревом сорвалась с места и, даже не пытаясь помочь раненым или хотя бы не наступить на них, мгновенно преодолела последние двадцать шагов, захлестнула вагенбург и обрушилась вниз. Стрелки на вагенбурге могли бы сделать ещё один залп в упор, если бы свалившийся с неба поп не смешал им карты, но из-за него никто не только не выстрелил, а даже не помешал швейцарцам перепрыгнуть через борта повозок.
На повозках завязалась рукопашная с предсказуемым исходом – швейцарцев всё-таки намного больше. Пара десятков нападающих преодолели высокие борта повозок, но несколько сотен человек, атаковавшие колонной, не собирались останавливаться и по очереди перелезать через препятствие. Тяжелые боевые возы, на которых стояли пушки и сражались люди в доспехах, за несколько секунд раздвинули в стороны, один из них при этом перевернулся.
Сваи моста, в отличие от настила, никуда не делись. Брошенные в реку целые деревья застряли между свай, а потом уже за деревья зацепились ветки, брёвна, доски и мешки с землёй, сброшенные в реку. Получилась плотина вроде бобровой, только побольше.
– Ваше преподобие, Вы сейчас самый популярный человек на земле и на небе! Ведите нас!
Армия выстроилась на своем берегу в три колонны.
Под аккомпанемент длинных швейцарских труб войско начало переправу через реку. Одни солдаты, по-видимому, праведники, легко перепрыгивали через текущий по центру ручей, другие, наверное, грешники, судя по тому, что переход через чудесную переправу они сопровождали упоминанием чёрта и прочим сквернословием, переходили вброд, мочили ноги и вечером непременно принялись бы чихать и кашлять, если бы, конечно, дожили.
На первом этапе атака удалась. Имеющейся у обороняющихся артиллерией плотину все равно было бы не разбить, а народа, чтобы выставить три соответствующих силе атаки заслона на берегу, не хватило. Защитники, как и ожидалось, отступили в город, на заранее подготовленные позиции.
Резиденция швейцарского командования переехала на городской берег. Полпаттон через час уличных боев отозвал отряд, штурмующий южный склон, и перевел его в центр. Против Йорга и его стрелков на всякий случай остались двадцать арбалетчиков, ведущих прицельный огонь из укрытий.
Колонна на северную улицу ушла сразу, но атака на главном направлении началась только через полчаса. Ни солдаты, ни командиры не двинулись с места, пока не разломали в щепки дом, на стене которого Йорг и Марио нарисовали свою карикатуру.
Но и после начала настоящего наступления, колонна устремившаяся в главную улицу (от моста к ратуше), застряла во вражеской обороне. Улица перекрыта вагенбургом, с крыш стреляют, до вагенбурга насыпана всякая гадость, мешающая ходить. Зато у "входа" в улицу со стороны атакующих, как специально, был сложен штабель дров, стояла телега, даже валялось несколько павез. На северной улице была та же картина. Там быстро сделали что-то вроде передвижной баррикады и медленно, но с минимальными потерями двинулись вперед.
Но на Ратхаусштрассе строительство закончилось, едва успев начаться. В первые ряды вылез Безумный Патер с алебардой и без доспеха.
– Что вы делаете? Хотите спрятаться за эти богомерзкие доски и сидеть тут до второго пришествия?
– Смотри, миротворец.
На крыше один стрелок толкнул другого, указывая на фигуру в сутане.
Действительно, разглагольствующая перед строем фигура в черном выглядела весьма мирно. В завершение речи священник схватил чью-то аркебузу и разломал её о булыжную мостовую.
– Ого! – удивленно ответил другой ландскнехт, – что-то ему за это сейчас будет.
На самом деле, проповедь была вовсе не миротворческой. В частности, аркебуза была разбита после реплики "Порох придумали трусы!".
– За мной, грешники, во имя Господа, сволочи вашу мать! – завершил речь Патер, поднял над головой свою алебарду и бросился вперед по улице, не оглядываясь, как будто его не волновало, последует ли за ним кто-нибудь.
Швейцарцы сломя голову рванулись в атаку, забыв про все препятствия, не слушая командиров и не обращая внимания на падающих рядом убитых и раненых. У Патера на ногах деревянные патены, у остальных – тапочки на кожаной подошве. Там, где Патер пробегал без проблем, остальные протыкали подошвы "чесноком" и падали, по ним тут же бежали другие. Самое опасное место – во главе колонны рядом с Патером. Знаменосцы не выживали и пяти минут после того, как подхватывали знамя из рук убитого предшественника. Но обстрел не сильно снизил темп перемещения колонны. Перезарядка арбалета или аркебузы занимает полторы-две минуты, за это время можно пробежать немало.
Одновременно часть нападающих повела наступление через городскую застройку между изгибами улицы. Там, где на карте, нарисованной Гертрудой для герцога, через несколько дворов от берега начиналась улица, ведущая вверх. Этот путь короче, но намного более сложный. А с учетом того, что никакой улицы там на самом деле не было, атака через плотную городскую застройку привела к существенным потерям среди наступающих. Тем более, что, двери домов были заблокированы изнутри, окна закрыты плотными ставнями, а узкие проходы между заборами и хозяйственными постройками во дворах простреливались с крыш ничуть не хуже, чем улицы. Отряд, атакующий напрямую, возглавлял тот самый упитанный булочник по прозвищу Бык в рыцарской кирасе с чужого плеча, о которую плющатся пули и ломаются стрелы. Уличные бои для него не в новинку. Под его руководством молодые швейцарцы, вооруженные частично арбалетами, частично мечами и павезами, заодно и его младший сын с арбалетом, грамотно прикрывали друг друга и с минимальными потерями продвигались вперед. Но скорость продвижения оставляла желать много лучшего по причине плотности застройки, сквозные проходы через которую никогда не планировались.
В обороне для всех желающих найдется уютное местечко, откуда можно со всем удовольствием пострелять в живых людей. Марта ещё вчера выбрала крыши на Ратхаусштрассе. На крыше жарко, да и везде жарко и душно. Такая жара обычно бывает перед дождём.
Насыпать порох, забить пыж, забить пулю, снова пыж, подсыпать порох на полку, прицелиться, выстрелить. Прочистить ствол шомполом. Повторить. Швейцарцы – скучные мишени, куда ни выстрелишь в толпе, в кого-нибудь да попадешь. В кого ни попадешь, не зря потратишь пулю. Пари "кто больше врагов настреляет" сводится к "кто быстрее перезаряжает". Солнышко припекает, черепичная крыша раскалилась так, что через подошвы чувствуется. Ствол аркебузы еще горячее. Выстрелить – зарядить – выстрелить. Выстрелить – зарядить – выстрелить.
– Аааа! Марта случайно схватила оружие за раскаленный ствол и схватилась за обожженную руку. Аркебуза упала на крышу, прокатилась до карниза и соскользнула вниз.
– Чёрт побери! И что мне теперь делать? – выругалась Марта, не обращаясь ни к кому персонально.
– Если тебе делать нечего, спустись, пожалуйста, в дом. Может там попить найдется, – это, конечно же, сержант. Всем дело найдет.
– Как я тебе с крыши полезу? По карнизам?
– По карнизам я бы сам полез, а у тебя за спиной открытый вход на чердак.
Что бы ни делать, лишь бы не оказаться без дела, тогда будет страшно. Марта спустилась на второй, а потом на первый этаж. Вот кухня, где-то должна быть вода. Вдруг задняя дверь упала на пол, и в дом ворвались двое швейцарцев, один с фальшионом, другой с арбалетом. Марта быстро сорвала с плеч выдающее её характерное платье кампфрау (точнее, то, что получилось из старого платья бургомистерши, в нужных местах расширенного с помощью кусков ткани другого цвета), прижалась к стене и жалобно крикнула:
– Только не убивайте!
Швейцарцы переглянулись, но чувство долга оказалось сильнее чем желание уделить несколько минут местной красавице. Хотя, может быть, каждый из них не настолько доверял другому, чтобы предложить сделать перерыв между боевыми действиями. Солдаты не отвлекаясь на какую-то, как им показалось, горожанку, окинули взглядом комнату и бросились к лестнице. Марта, как только второй солдат проскочил мимо нее, выхватила кинжал и ударила его справа под спинную пластину кирасы. Кинжал с завидной точностью поразил почку, арбалетчик упал замертво. Тут же хитрая женщина перехватила у него арбалет и выстрелила почти в упор в бок оглянувшемуся первому. Швейцарец оказался достаточно силен, чтобы со стрелой в боку развернуться и поднять фальшион, но на замахе силы оставили его и он тяжело опустился на ступеньки.
За спиной хлопнула дверь. Марта обернулась и обнаружила, что вошел ещё один швейцарец, невысокий толстячок с большим мечом, в котором читатель легко узнал бы дядюшку Быка. Обратно наверх убежать не получится, крутую узкую лестницу перегораживали тела тех двоих солдат. Марта схватила стул и с визгом прыгнула в окно, выбивая стулом оконный переплет. Бык выбежал за ней.
Физподготовка у булочника, как ни странно, на высоте, но пятнадцать-двадцать килограммов лишнего веса, доспех и двуручный меч несколько мешали ему преследовать бегущую налегке женщину. Хотя препятствия он преодолевал намного лучше, чем можно было ожидать при его телосложении. Кустарник, шаткий забор из штакетника, рыхлая грядка с цветочками, склад каких-то бочек, высокий каменный забор, навес, под которым развешано белье, снова какие-то колючие кусты и забор. Марту сильно сковывало платье бургомистерши, совершенно не приспособленное для перелезания через заборы и форсирования колючих зарослей. К тому же старое платье рвалось легко и непринужденно. После очередного прыжка через высокий решетчатый забор, платье зацепилось за верх забора и на несколько секунд открыло красивые сильные ноги почти до талии, а талия у платьев того времени, если кто не знает, завышенная. За забором тупик, бежать некуда, но Марте сегодня везет. Преследователь, отвлекшись на такой живописный вид через решетку, сделал неверный шаг и свалился с незамеченной им крутой каменной лестницы в проход между домами, гремя доспехами и громко ругаясь.
Оставшись без увлекшегося погоней командира, отряд Быка собрался в маленьком дворике, из которого выходит какой-то узкий темный переулок. Следующий по старшинству принял решение двигаться через переулок. Через несколько десятков шагов отряд выбежал на Ратхаусштрассе, ненамного обогнав основную колонну, наступающую по той же улице со всеми её изгибами и препятствиями. Но радоваться здесь нечему. Быстро прикинув, в какую сторону надо будет двигаться дальше и повернувшись, швейцарцы обнаружили недалеко от себя вражеский вагенбург.
Последнее укрепление было намного серьёзнее предыдущих. По краям пушки, а между пушками у проделанных в толстых дощатых щитах бойниц плечом к плечу столи четырнадцать аркебузиров и арбалетчиков. После выстрела они должны будут спрыгнуть с повозок перезаряжать оружие, а на их место заступят стрелки второй смены. За повозками ждали, пока враги подойдут достаточно близко, тридцать ландскнехтов с мечами и алебардами. Их очередь наступит, когда швейцарцы полезут через щиты. На крышах по обе стороны сидело наготове ещё по полтора десятка стрелков.
– Feuer! – скомандовал Маркус гарнизону вагенбурга.
Два фунта картечи и четыре десятка пуль и болтов нашли свои цели. Немногие уцелевшие отступили обратно в переулок. Молодой арбалетчик, сын Быка, упал у стены, зажимая кровоточащую рану в груди.
Двумя минутами позже, едва защитники вагенбурга успели перезарядить оружие, главная колонна швейцарцев, возглавляемая Патером, сметая все преграды на пути и оставляя убитых и раненых у стен или под ногами, добежала до последнего поворота улицы.
Артиллеристы сначала дали залп по появившемуся из-за поворота началу колонны, потом немного повернули пушки к центру и перезарядили. Когда швейцарцы, продираясь через завалы и натыкаясь на чесноки, добежали до точки пересечения траекторий прицелов пушек, оба орудия дали второй залп.
Арбалетчик с вагенбурга выстрелил через бойницу в установленном на повозке толстом щите, сразу же отошел от бойницы, уступил место своему коллеге с аркебузой, уже перезарядившему оружие, вставил ногу в стремя арбалета, установил немецкий ворот и закрутил ручку редуктора, натягивая тетиву.
Оглушительно громкий залп из всех стволов. Представьте себе участок улицы в виде вытянутого прямоугольника. Пушки стоят в углах короткой стороны, нацелены примерно на середину противоположной короткой стороны. Проведите диагонали, это зона поражения картечью. Одновременно с пушками дали залп аркебузиры на баррикаде, целясь не в передние ряды, которым и так достанется картечи, а дальше, благо стрелять приходится сверху вниз.
Бегущий первым по центру улицы Патер успел миновать точку пересечения диагоналей за мгновение до выстрела.
Залп! Картечь и пули почти полностью выбивают первые несколько рядов. Те, кому повезло стоять чуть дальше, вдруг оказались в первом ряду и обнаружили, что улица перед ними на десять шагов завалена убитыми и умирающими, а среди трупов в пороховом дыму стоит Патер, оглушенный, но живой и невредимый, посередине улицы в шести шагах от баррикады. Справа и слева от священника лежат раненые, сразу за его спиной несколько человек, попавшие под перекрестный огонь из пушек почти в упор, просто разорваны в клочья, а на нем ни царапины.
Патер оглянулся. За ним, насколько было видно в дыму, не было никого. Под ногами лежит мертвый знаменосец, знамя в луже крови.
– За мной, грешники!!! Первые трое – сразу в рай! – не может же священник обещать идущим на верную смерть прихожанам какие-то жалкие земные блага. Патер схватил знамя и бросил его за вагенбург. Не дожидаясь остальных, в одиночку при помощи крюка на алебарде легко перемахнул через борт повозки.
В пороховом дыму по ту сторону укрепления аркебузир отпрыгивает от бойницы, арбалетчик, перезарядив оружие, взлетает на его место. Вдруг вместо солдата, занявшего место у бойницы справа, откуда-то сверху появляется фигура в черном. Священник!? Откуда!? Подумать, откуда во время боя падают священники, стрелок не успел. В руках у божьего человека оказалась алебарда на коротком древке, острием которой патер ловко ударил арбалетчика в шею. Обратным движением преподобный с воинственным криком ткнул стрелка сзади подтоком в пах и тут же бросил алебарду в артиллеристов, готовящих к выстрелу левую пушку. Двое аркебузиров повернулись от своих бойниц и выстрелили в духовное лицо почти в упор. Но быстро двигающийся тощий патер в развевающейся сутане не ахти какая мишень, поэтому одна из пуль, пробив насквозь сутану под рукавом, попала в Маркуса, не дав ему поднести фитиль к запальному отверстию правой пушки, а вторую аркебузу священник успел перехватить за ложе и отвести в сторону.
Через мгновение замершая было после последнего смертоносного залпа и нереального зрелища живого и невредимого Патера, стоящего в дыму среди убитых и раненых, волна швейцарцев с диким ревом сорвалась с места и, даже не пытаясь помочь раненым или хотя бы не наступить на них, мгновенно преодолела последние двадцать шагов, захлестнула вагенбург и обрушилась вниз. Стрелки на вагенбурге могли бы сделать ещё один залп в упор, если бы свалившийся с неба поп не смешал им карты, но из-за него никто не только не выстрелил, а даже не помешал швейцарцам перепрыгнуть через борта повозок.
На повозках завязалась рукопашная с предсказуемым исходом – швейцарцев всё-таки намного больше. Пара десятков нападающих преодолели высокие борта повозок, но несколько сотен человек, атаковавшие колонной, не собирались останавливаться и по очереди перелезать через препятствие. Тяжелые боевые возы, на которых стояли пушки и сражались люди в доспехах, за несколько секунд раздвинули в стороны, один из них при этом перевернулся.
– Патера убили! – заорали сразу несколько глоток.
По команде Маркуса, стоящие за вагенбургом ландскнехты выставили перед собой стену пик и атаковали, в несколько быстрых шагов преодолев расстояние до врагов. Стена пик – аргумент, которому надо противопоставить или такую же стену, или испанскую тактику 50. Швейцарцев отбили обратно на повозки и вот-вот выбьют и оттуда, но тут из жестокой плотной рукопашной схватки на правой стороне вагенбурга, где ещё сопротивляются последние несколько стрелков во главе с раненым Маркусом, вывалился Патер, который всего-то получил в тощее брюшко прикладом аркебузы.
Винкельрид 51мог бы гордиться такими потомками. Весть о смерти Патера придала швейцарцам второе дыхание. Сразу несколько молодых солдат повисли на вражеских пиках, давая возможность остальным атаковать с алебардами. Лишившись основного преимущества, ландскнехты проигрывают в ближнем бою со значительно превосходящими силами противника.
Фон Хансберг с башни увидел прорыв по центру и дал приказ флангам к отступлению. Резерв во главе с Максом выступает в контратаку, чтобы задержать прорвавшихся швейцарцев, пока они не вышли в тыл к защитникам на других улицах. Тем временем, Йорг на южном склоне вел перестрелку, потеряв всего пятерых, а успех итальянцев в плотной северной застройке можно было заметить по медленному продвижению швейцарских знамен. Но прорыв по центру означал, что фланги будут окружены и уничтожены по отдельности.
Резерв столкнулся с противником. Улица и так неширокая, а по краям, чтобы замедлить продвижение швейцарцев, расставлены бочки и старые телеги. В ширину осталось чуть больше места, чем достаточно, чтобы, стоя посередине улицы, свободно махать мечом.
Макс рубил и колол, не останавливаясь и не тратя лишних движений на защиту. Это был его день. Враги падали под ноги, с лезвия тяжелыми каплями слетала кровь. Сложно было сделать первые двадцать ударов, потом врагам пришлось шагать по своим убитым и раненым, поскальзываясь в лужах крови. За спиной одобрительно ревели ландскнехты, не упускавшие случая поразить пикой или алебардой зазевавшегося швейцарца и ни разу не оставившие швейцарским алебардам возможности коснуться шлема или кирасы Максимилиана.
Что толку в нескольких сотнях солдат, столпившихся в узкой улице, если всего два десятка из них могут участвовать в сражении? Резерв обороняющихся вопреки всем прогнозам сумел остановить основные силы наступающих. Надолго ли? Всему есть предел, когда-нибудь рыцарь, возглавляющий оборону на этом участке или устанет или сделает неисправимую ошибку.
Маркус случайно остался жив, когда швейцарцы после краткого отступления перешли с еще более яростную атаку. И он сам, и последние трое его солдат были ранены, потом повозку с его пушкой отодвинули в сторону, со стороны возницы, где не было высокого борта запрыгнули с десяток швейцарцев с алебардами и добили всех, кого посчитали живым. Профосу повезло, он упал в лужу крови, берет у него слетел, открыв левую, обожженную сторону лица, после чего никому и в голову не пришло его добить.
Пушка на возу тоже развернулась и теперь была направлена в спину врагам, прошедшим через вагенбург и сейчас сражающимся с резервом. Маркус вспомнил, что он успел зарядить орудие, но так и не успел выстрелить. Стараясь не привлекать внимания, он подтянул к себе почти потухший фитиль, снял с пояса пороховницу и подсыпал пороха к запальному отверстию.
Патер, пролежавший всего пару минут без сознания, с трудом приподнялся. В глазах стоял туман, голова кружилась. Болели ноги, по ним, похоже, пробежало несколько человек. Но все это не шло в счет по сравнению с адской болью в низу живота. Лежать, согнувшись, было ещё можно, но попытка разогнуться вызывала желание умереть сразу и не мучиться. Прямо перед Патером на возу сидел чёрт и подсыпал порох к запальному отверстию пушки, направленной в спину прорвавшимся через баррикаду швейцарцам. Чёрт был одет в красно-белый костюм ландскнехта, рогов и хвоста Патер не увидел, но страшное кроваво-красное лицо и глаза, пылающие ненавистью, могли принадлежать только нечистому.