Вячеславович Зубков. Плохая война

   Удары ударами, но взять защиту поллэксом можно ничуть не хуже, чем мечом. До цели дошло меньше четверти ударов и уколов. Доспех от Миссалья выглядит как новый, весь ущерб – пара скромных вмятин. Зато доспех Макса уже безнадежно испорчен – кираса пробита в двух местах, забрало перекошено, левая рукавица смята и не разгибается, левый набедренник пробит, и по ноге под доспехом течет кровь. Если бы герольд разглядел эту рану, он бы остановил бой, но кровь на красных чулках не бросается в глаза, а герольд собирается остановить бой после ещё одного удара в мятое забрало.
   Ди Кассано, хотя его доспех и невредим, чувствует себя ничуть не лучше, чем его молодой противник. Всего один удар, пришедшийся сбоку в голову, стал причиной кровавого тумана в глазах, а мысль о том, как бы не наблевать в шлем и тем самым потерять лицо, стала важнее, чем мысль о победе.
   В результате, через пару минут после начала поединка, оба бойца по разным причинам пришли к выводу, что не стоит пытаться измотать противника, а лучше раскрыть его хитрым приемом и положить одним верным ударом. Попытка, вторая, третья – ничего. Один очень опытен, другой молод и быстр.
   Максу пришлось тяжело – итальянец показал такой уровень мастерства, что только удачей можно было объяснить, что бой ещё продолжается. Руки устали, раненая левая нога еле слушается, в голове уже гудит, нет никаких сил ни парировать удары, ни уворачиваться, ни уж, тем более, принимать удары на доспех. Остается только попробовать силы в борьбе, если, конечно, сеньор ди Кассано изволит подпустить на короткую дистанцию.
   Повезло. Оппонент тоже уверен в своих борцовских навыках. В узких прорезях турнирного армета глаза итальянца на долю секунды слегка расширились от удивления самоуверенностью юноши, сразу же удивление сменилось уверенностью в победе. Сцепились, попытка зацепа крюком, захват древка, контрприем, удар древком в забрало, удар подтоком в бедро…
   Исход боя решил один-единственный захват даже без броска (из многократно читаных учебников, упомянутых в первой главе). Большой и тяжелый человек в доспехе не может легко и просто перекрутиться, чтобы избежать травмы сустава при болевом удержании. А наплечник, сделанный со знанием средневековой эргономики с целью обеспечить максимальную степень свободы в плечевом суставе, не способен помешать выкручиванию руки. Ди Кассано провёл прием на обезоруживание, Макс, не стараясь удержать свой поллэкс, перехватил правую руку противника левой за локоть, правой за запястье и с силой повернул её против часовой стрелки. Прием уже удался, победа очевидна, герольд бросает жезл. Но Макс не видел герольда и не успел мгновенно остановиться, а, услышав команду, довёл начатое движение до конца. Противник упал с коротким криком боли.
   Победа. Ничего более важного сегодня уже не будет. Неожиданно дала знать о себе левая нога под смятым набедренником. Победитель сразу после того, как герольд объявил, что бой окончен победой баронета фон Нидерклаузиц, медленно осел на землю. Перед глазами поплыли цветные круги, шары, красные шары с вертикальными разрезами,… что? Зрение сфокусировалось на находившейся на расстоянии вытянутой руки объемной груди жены профоса.

 
Фон Хансберг легко поставил Макса на ноги одной рукой.
 

   – Молодец. Отцу твоему я так и сказал, что Ди Кассано силен, но по сравнению с тобой он какой-то сонный. И что он тебя непременно ранит, я тоже угадал. Сейчас наш Густав тобой займется.
   – Да-да, непременно, – суетливо залепетал медик с каким-то странным акцентом.

 
Доктор нетерпеливо присел, ощупывая раненую ногу победителя. Макс сначала одной, потом двумя руками попытался открыть забрало или сложить подбородник 14, но не смог, настолько были повреждены подвижные детали. Оберст тоже попытался и тоже не смог, потом повернулся к своим спутникам.
 

   – Маркус, поможешь ему снять доспехи и проследишь, чтобы все было в порядке.
   – Легко, герр оберст.
   Профос не стал пытаться что-то починить прямо на месте. Вместо этого он левой рукой потянул за заднюю часть шлема вниз, а правой вытащил нож, просунул его между шлемом и подбородником и аккуратно разрезал ремешок, после чего спокойно снял шлем. Одновременно его жена присела рядом с доктором и аккуратно расстегнула все крепления набедренника на раненой ноге. Картина, которую увидел Макс, опустив глаза, произвела на него незабываемое впечатление. Марта подняла голову и увидела неприкрытое восхищение в его глазах. Оба одновременно перевели взгляды на Маркуса, держащего острый нож в дюйме от шеи победителя.
 
 

 
4 Глава. "…и ни одного сражения"
 

 

   Следующее утро. Турнир турниром, а войну никто не отменял. Туман после ночного дождя. Войска построились в поле. Противник уже два часа как готов, но игра не начнется, пока благородные сэры с другой стороны не изволят поставить на доску свои фигуры.

 
После вчерашнего утреннего турнира, дневной подгонки нового доспеха, непрекращающегося до вечера празднования победы и ночи по случаю такого радостного события не с одной, а с двумя куртизанками Макс немножко устал. Все почетные места в центре построения уже были заняты старыми опытными воинами. А также молодыми и неопытными, но предпочитающими настоящую военную славу славе турнирного чемпиона. Макса за явной профнепригодностью задвинули на всякий совсем уж маловероятный случай вражеской "кавалерии из-за холмов" прикрывать пикинерами левый фланг напротив холма, где за изгородями а-ля Айзенкур разместились вроде бы лучники. Лучники, понятное дело, сами вниз по склону атаковать не будут, а их пешим порядком вверх по склону через изгороди атаковать безнадежно. В результате Макс пытался не уснуть 15, а фельдфебели пытались придать банде наемников более-менее приличный вид.
Началось! По центру поля яростно столкнулись две баталии пикинеров. Противник принялся медленно отступать в сторону своего левого фланга. Основное действие переместилось ближе к холму, с которого неожиданно начали стрелять несколько пушек, а чуть позже – ещё и лучники.
Со стороны отряда Макса было не очень видно, что происходит за склоном, но можно было догадаться, что свои удачно наступают и гонят противника в сторону этого холма. Начинающий полководец, услышав стрельбу из лагеря на холме и кое-как почесав в затылке (пальцем латной перчатки под шлемом, что, кстати, говорит о высоких эргономических свойствах доспеха), пришел к выводу, что начался штурм этого лагеря со стороны другого склона, и противника вот-вот добьют. Не придумывалось ничего лучше, чем поддержать атаку со своей стороны.
Фельдфебели удивились, но построили отряд к бою. Макс, здраво рассудив, что конь по этому склону вверх не пройдет, даже если его очень попросить, опустил забрало и возглавил атаку в первом ряду.
Командир лучников с удивлением и грустью посмотрел вниз на бегущую пехоту без щитов, почти без доспехов и с длинными пиками. "Я бы того, кто это придумал…". Переставил несколько десятков лучников отражать атаку.
Первые пятьдесят метров атакующие пробежали очень быстро. Но уже на подходе к склону их встретили первые стрелы. Прицельная дальность невелика, стреляли сверху вниз, поэтому стрелы поразили не только первые ряды, а распределились по всему отряду.
После трех залпов лучники уделили особое внимание заметно вырвавшимся вперед нескольким латникам, которых возглавляет человек в очень хорошем доспехе. Это, конечно же, наш Макс и наиболее хитрые ветераны, привыкшие в бою держаться поближе к начальству. Между прочим, имеет смысл. Начальство жить хочет и в самое пекло обычно не лезет. А ещё стрелки, если уж целятся в твою сторону, то выбирают самый модный доспех в поле зрения, то есть точно не твое грязное и ржавое пехотное железо. Можно случайно победить и тут же получить плюшек от торжествующего рыцаря. Или наоборот, проиграть и помочь дорогому руководителю унести ноги. Вот за это, если подумать, награда будет ещё больше, чем за победу. А подальше от начальства какой смысл? Плюшек никаких, а от судьбы все равно не спрячешься.
Два залпа по "авангарду" не дали заметных результатов, упал один из пятерых, которому стрела случайно попала в незащищенную голень. Не забудьте, что стреляют сверху вниз, так что намеренно отстреливать всех, у кого открыты ноги ниже колена, нереально.
За это небольшое время остальная пехота существенно продвинулась вверх, поэтому следующие два залпа пришлись в опасно близко подобравшиеся первые ряды, и очень эффективно. Тем временем, Макс и с ним трое неплохо одоспешенных солдат преодолели последние метры до вражеской линии обороны. Их торжественно встретили герр такой-то, барон сякой-то и другие сопровождающие лица (десяток алебардьеров). Первый рыцарь свалился как сноп, получив по голове двуручным мечом. Шлем цел и даже не очень помят, а вот у рыцаря серьёзное сотрясение благородного мозга. Следующие два добросовестных удара, быстрых и с хорошего замаха, вывели из строя двух алебардьеров, даже не будем отвлекаться на тему, куда кому попало, после таких ударов, попавших неважно куда, простые солдаты уже не встают. Другой рыцарь успел отвести четвертый удар, но Макс по инерции подлетел к нему вплотную, и, не придумав ничего лучше, поверг врага на землю ударом локтя в подбородок. После чего, не отвлекаясь на добивание, с громким криком бросился на лучников. Лучники, в долю секунды сообразив, что один удар этого меча в этих руках для любого из них смертелен (лучники обычно не отягощают себя защитой), из лонгбоу 16рыцарский доспех не пробить, а атаковать рыцаря просто с клинковым оружием – самоубийство, разбегаются.
 
 
Тем временем, наступление на основном направлении атаки продолжалось. Фланг баталии пикинеров противника атаковала рыцарская конница. Первые четыре ряда разлетелись сразу, но клин конницы увяз в массе обученной пехоты. В первых рядах всадников – вчерашний соперник Макса на турнире, наносящий сильные, но не очень-то быстрые удары по головам пикинеров длинным седельным мечом. Сначала он справлялся одной правой рукой, но через пять-шесть ударов был вынужден, оставив поводья, взяться за рукоять и левой. Его стащили с седла каким-то крюком на древке, но на земле сей грозный воин не менее опасен. Едва сеньор ди Кассано успел подняться с земли, не обращая внимания на сыплющиеся со всех сторон удары, как напротив него оказался уже знакомый нам Антуан фон Бурмайер, которому совершенно случайно достался под командование этот самый отряд пехоты. На нем легкий трехчетвертной доспех и шлем с открытым лицом, в руках жуткой формы штуковина на древке, в которой из одного куска железа сделаны пика, клевец и молот и этим предметом он владеет не хуже, чем копьем, булавой или эстоком. Баварец с улыбкой отсалютовал оружием старому знакомому и, зная его стиль боя и слабые места, поудобнее перехватил древко, перекинув верх в левую руку и взявшись правой за подток.
Правая рука итальянца двигалась неважно, против такого бойца ему было не выстоять, все надежда на миланский доспех, почти не оставляющий на теле открытых мест. Бурмайер сделал длинный выпад правой рукой и имитировал колющий удар подтоком в забрало, туда же, куда он так удачно попал на турнире. Ди Кассано отвел удар влево, держа свой меч клинком вниз, подняв обе руки на замах над головой. Мгновение – меч с силой опустился на то место, где только что была голова баварца, но тот уже успел повернуться и со всей силой ударить клевцом в пройму кирасы, открывшуюся, когда поднялись руки. Рана тяжелая, вроде бы не смертельная, но повреждена артерия, теперь жизнь рыцаря зависит от того, насколько быстро ему окажут помощь – снимут шлем и наплечники, потом кирасу, разрежут стеганый дублет и остановят кровь. Но пикинеры перешли в контратаку и раненому рыцарю надеяться больше не на что.
 
 
На холме тоже ввели в бой резервы. Поздно. Наступавшие по склону солдаты уже ворвались в лагерь. Пушки умолкли. В короткой схватке обороняющиеся восстановили статус-кво, но возобновить обстрел сразу не получилось – порох разбросан, ядра раскатились, пушки перевернуты, банники поломаны и вся позиция завалена убитыми и ранеными. К тому же, какой-то неловкий солдат уронил фитиль на мешок с порохом, и тушение огня сильно помешало восстановлению нормальной работы артиллерии. Снова начать обстрел не удалось – поступила команда как можно быстрее отступить на заранее подготовленные позиции.
 
 
Поле после битвы. Могильщики собирают трупы, не забывая их обыскать на предмет чего ценного. Пригодные к дальнейшему использованию доспехи и оружие грузят в телеги. Санитары неторопливо собирают раненых. Победившая армия, отказавшись от дальнейшего преследования противника, возвращается в лагерь тем же путем. Барон Фердинанд оставил свою кавалерию на попечение капитана и отъехал к возвращающемуся изрядно поредевшему отряду Макса. После отступления с холма, сын потерял полчаса на перестроения и принятие решения, куда теперь двигаться. Если бы врагам удалось организовать обстрел, от отряда бы вообще ничего не осталось.
Но противнику пришлось отступать. После чего юный полководец направил своих солдат обратно на холм собирать трофеи. Их эти трофеи не очень-то радуют. Немножко дешевых пехотных доспехов, мелкие деньги, из более-менее ценных предметов – одна пушка с закопченным стволом. Её не вытащили при отступлении, потому что вокруг горел порох. Пушку, конечно же, на всех не поделишь, и вообще, командир возьмет её себе.
Когда стало понятно, что битва окончена, Максимилиан первым делом направился навстречу конюху, которому он доверил своего коня на время боя. В то же время старый барон с другой стороны въехал на холм, чтобы оценить работу сына. Герр Фердинанд окинул взглядом поле битвы и легким движением руки подозвал к себе ближайшего солдата. Докладывать выпало Эрику, одному из тех, кто бежал в атаку в первых рядах. Эрик похож на крысу, такой же маленький, быстрый и опасный. На вид ему лет двадцать, глаза все ещё бешеные после боя, руки слегка дрожат, то и дело поднося ко рту фляжку. Шлем пробит, на щеке глубокий шрам, из бригандины 17каким-то жутким оружием вырван большой кусок покрышки вместе с пластинами, левая нога почти не сгибается, но крови нет, похоже, ударили тупым тяжелым предметом.
Рядом из-под кучи тел вытащили рыцаря в почти невредимом полном доспехе.
Барон удивленно посмотрел на живого израненного сержанта и на мертвого почти невредимого рыцаря. Сержант перевёл взгляд вслед за бароном и, заикаясь от того, что дыхание ещё не вошло в норму, пояснил.
 

   – Эт-т-т-то ваш сын его так, ваша милость. Ударил л-л-локтем в подбородок и шею сломал. Дырки в доспехе – это одно, а д-д-дырки в шкуре – совсем другое. Одно от другого не зависит.
   – Хм…. Пожалуй, так. Ну ладно, докладывай.
   – Х-х-хорошая традиция, ваша милость, жалование платить после атаки. В четыре раза сэкономили.
   – Так уж и в четыре? Премию дам. Скажи лучше, как сынок себя показал?
   – Н-не трус, и то хорошо. Хотя нам, солдатам, с этого никакой радости. Ему-то что, его стрелы не берут, а у нас половину положили не здесь, а на склоне. Вот, видите?

 
На склоне, действительно, лежало немало трупов.
 

   – А потом – продолжил сержант – залезли мы на этот холм и каждый сам за себя. Какой тут может быть строй с пиками? Повезло, что поначалу были лучники и артиллеристы, в строю они не сильны, да и доспехов у них нет. А потом, когда мы пики уже побросали, враги раз – и прислали чуть не две сотни швейцарцев с алебардами, выбили нас почти сразу. А его милость ни строя, ни отступления организовать не изволил. Порубали нас тут, как крестьян, разбежались кто куда, потом внизу полчаса собирались.
   – Внизу? Прямо под холмом? А если бы они обстрел продолжили?
   – Если бы продолжили, не повезло бы нам. Но Господь миловал. Если бы ещё Вы, Ваша милость, нас помиловали и над нами кого другого поставили. А то, чувствую, не принесет нам его милость Ваш младший сын удачи. Или он нас всех угробит, или…
   – Или?
   – Или его кто из солдат подстережет в темном переулке. Мы, конечно, понимаем, что наше дело – за других умирать, а все равно вот так за здорово живешь погибать не хочется.
   Барон задумался, но тут на территорию бывшего вражеского лагеря въехал ещё один всадник. Гостя узнать было не сложно. Себастьян Сфорца, итальянский кондотьер. Около тридцати лет, солидный, статный, ухоженный, похож на леопарда, но претендует не меньше, чем на льва. Уже озаботился тем, что снял шлем и вместо скромной шапочки, какую принято носить под шлемом, надел яркий бархатный берет, из под которого на плечи ниспадают длинные аккуратно расчесанные волосы. Взгляд наглый, самоуверенный. Доспех чуть ли не позолоченный. Конь под стать хозяину – самая дорогая упряжь, шерсть лоснится, ноги переставляет солидно и степенно, даже выражение лица похожее. Можно бы было сказать, что Себастьян Сфорца – придворный щеголь в парадных доспехах, видевший настоящую битву только на картинках, но что-то в его облике не вяжется с этим стереотипом: или характерный для бойцов наклон головы и взгляд чуть исподлобья, или две глубокие вмятины от пуль на сверкающей кирасе, или окровавленный топор, висящий справа у седла. Сопровождает кондотьера не женоподобный молоденький паж, а плотный смуглый брюнет самого что ни есть бандитского вида в весьма приличном полудоспехе и на недешевом коне.
   – Как Ваше здоровье, дорогой друг? – начал разговор итальянец – а сын у Вас молодец, вовремя эти пушки заткнул, а то бы половины моего отряда уже не было.
   – Спасибо, Себастьян, на здоровье не жалуюсь. А за половину вашего отряда он положил три четверти своего.
   – Видите ли, коллега, Вы же понимаете. Одно дело мои миланцы, профессионалы, отборные молодцы, совсем другое – всякая нижнегерманская сволочь, о которой никто и плакать не будет. К тому же, битву мы выиграли, а победителей не судят.

 
Барон поморщился, но промолчал.
Вернулся Макс, уже верхом.
 

   – Смотри, отец, мы победили. Поле битвы за нами, собирают трофеи. Даже пушка есть, правда какая-то не очень новая, но Йорг с ней разберется.
   – Да, сынок, вижу. У тебя улыбка не то, что шире лица, а под забрало не помещается. Помнишь, я тебе рассказывал про древнего царя Пирра? Чем он вошел в историю?
   – Конечно, помню. Какой-то знаменитой победой.
   – В которой он потерял слишком много солдат. Он тогда сказал "ещё одна такая победа, и я останусь без армии".
   – Наверное, ему бы было более обидно, если бы он проиграл тот бой, правда, отец? Тогда он бы мог вообще не войти в историю.
   – Максимилиан, мы нанимаем солдат не для того, чтобы их всех потерять в первом же бою.
   – Отец, на моей памяти за последние десять лет ты, наверное, сотню раз нанимал всяких пикинеров и алебардьеров и ни разу не говорил, что их тяжело найти, что всех поубивали или даже что цены растут. Наймешь и в сто первый, подумаешь, беда, четыре талера за штуку.
   – Событие, Максимилиан, событие. Ты, насколько я понимаю, вчера познакомился с фон Хансбергом? Сегодня он потерял почти весь свой полк. Спроси у него, зачем нужны солдаты и почему плохо, когда их убивают.
   Старый барон в плохом настроении уехал. Эрик, слышавший всю беседу, повернулся и ушёл, сжав кулаки и шепотом бормоча ругательства.

 
Макс остался с Себастьяном.
 

   – Искренне благодарю Вас, добрый друг, за эту атаку. Вы нам всем очень помогли, вынудив врага прекратить обстрел основных сил. Противник очень рассчитывал на эти пушки.
   – Да ничего, стараюсь.
   – Приглашаю Вас вечером на итальянский праздник в честь этой победы. Не в обиду Вам будет сказано, но мы умеем веселиться лучше, чем немцы.
   – Немцы сегодня и не будут веселиться. Фон Хансберг понес большие потери.
   – Одна из причин в том, что он-то как раз не умел веселиться. У него не было много врагов, у него было мало друзей, поэтому ему и досталось самое опасное место. Мотайте на ус, молодой человек. Война это игра вроде шахмат, а мы в ней фигуры и пешки.
   Усов у Максимилиана не было, но он задумался. Его всегда учили, что для рыцаря почётно умереть в бою, а отступать – не почётно. А что касается солдат, то какой смысл отступать при первых потерях? Ведь если не будет победы, то получится, что убитые солдаты погибли зря?
 
 

 
5 Глава. Фигуры и пешки.
 

 

   Днем позже. Военный совет. Благородные сэры собрались обсудить стратегию на ближайшее будущее. Для тех, кто не в курсе, стратегия это пожелание того, как должен действовать вероятный противник. Из непродолжительной беседы, стратеги пришли к выводу, что для противника наиболее логично в данной ситуации было бы достать где-нибудь подкрепление в пару тысяч пехоты или сотен пять конницы и как можно быстрее атаковать.
   – Итак, господа, поле битвы за нами, противник отступил, есть предложение следовать за ним. Предположительно, они отступают в свой любимый город, закрывают ворота и с умным видом сидят там до тех пор, пока нам не надоест вести осаду, или пока им не придет помощь, правда не знаю, откуда она может прийти.
   – Не так-то всё просто. Мой человек докладывает, что известный нам Бурмайер-младший, подающий большие надежды, написал некоей Шарлотте де Круа письмо, в котором назначает ей свидание в Швайнштадте. Как вы думаете, с чего бы он может там оказаться в то время, как их главные силы отступают на север?
   – Простая загадка. Проиграв вчерашнюю битву, наши визави грустно вздохнули, достали свои тяжелые кошельки и послали гонца нанимать ещё швейцарцев. Если мы идем вперед, то оказываемся между двух огней. У Бурмайеров будет не меньше тысячи швейцарцев, даже если они не рискнут напасть первыми, нам придется держать против них около четырех тысяч, а лишних четырех тысяч у нас нет. Причём у них есть как минимум три дороги на выбор. У нас не хватит сил обеспечить безопасность тыла. Только почему Швайнштадт? Это же не самый короткий путь. Я слышал, у младшего Бурмайера талант к военным наукам, а он ведет армию длинным путем, чтобы встретиться с девчонкой.
   – Эээ, дружище, он все делает правильно. После того, как покойный граф де Круа незадолго до смерти поднял транзитные пошлины, мост в Швайнштадте перестал быть самой выгодной переправой в окрестностях. Вся торговля уже давно пошла через Левенбург. А сейчас там ещё и ярмарка, так что, хотя по карте путь через Левенбург и короче, но вести армию по дороге с таким интенсивным движением будет дольше, чем дать небольшой крюк. К тому же, швейцарцам торопиться некуда, на ярмарке они могут застрять хоть на неделю, и нанимателям придется здорово раскошелиться, чтобы сдвинуть их с места. Так что парень очень даже грамотно спланировал путь.
   – Допустим. Дорогу мы теперь знаем, но не все так просто. В чистом поле нам их задерживать просто нечем. Если мы уводим даже четыре тысячи, то противник атакует нас всеми силами и выигрывает. Из препятствий у них на пути только река, а река сама по себе для швейцарцев не препятствие. Помните Сен-Жакоб-эн-Бирс 18?
   – В Швайнштадте не очень простая переправа.
   – Им проще будет потерять ещё сутки и обойти этот Швайнштадт, если там будет нормальный гарнизон и укрепления. А если гарнизон будет слабоват, то они его просто не заметят.
   – А что если мы не будем стараться поставить им настоящую преграду, а ограничимся тем, что задержим их на два-три дня. При Сен-Жакоб-эн-Бирс швейцарцы защищали свою страну, для Бурмайеров они так убиваться не будут. Пусть все знают, что там небольшой гарнизон, который можно смять простой атакой, а потом окажется, что атакующим надо будет наводить переправу под огнем и брать штурмом город. К тому же, это швейцарцы могут себе позволить не дорожить своими жизнями, но Бурмайер вряд ли захочет привести своим в два раза меньшее подкрепление.
   Представьте себе, что ему дали денег на тысячу, а он приведет триста и скажет, что остальных убили по дороге. Это же просто смешно. Достаточно отбить первый приступ, а потом им придется или планировать штурм города с минимальными потерями, а это день штабных работ, день инженерных работ и день-два собственно штурма, или возвращаться обратно и поворачивать к другой переправе, а это те же три дня.
   – Если принять Ваш план насчет задержать противника в Швайнштадте, то нам понадобится: специалист по организации обороны, небольшой отряд полноценной пехоты (вот уж кого будет жаль туда посылать), обязательно какие-нибудь арбалетчики или аркебузиры, две-три пушки, и какая-нибудь хитрая сволочь, которая будет вести переговоры.
   – Что касается пехоты, то можно отправить туда фон Хансберга с остатками его полка.
   – У него же не осталось и двух сотен. Потом, он хороший командир.
   – Вот-вот. У него ничего нет, и если будет, то не скоро. А остались у него самые опытные, к тому же, пикинеров у него повыбило почти всех, большинство из оставшихся – аркебузиры, а Вы, коллега, сами упоминали, что нужны стрелки.
   – Допустим. Тогда переговорщиком отправим этого итальянца, Себастьяна. Вот уж кого совсем не жалко.
   – Точно. Но ни тот, ни другой с такими силами не смогут организовать оборону, что-то стоящую против швейцарцев. Здесь нужен не столько полководец, сколько военный инженер. Подобных специалистов я знаю очень немного, у нас их ещё меньше, а лишних просто нет.