Во мне два я, два полюса планеты,
Два разных человека, два врага,
Когда один стремится на балеты,
Другой стремится прямо на бега.
И я борюсь, давлю в себе мерзавца.
О, участь беспокойная моя.
Боюсь ошибки, может оказаться,
Что я давлю не то второе я.
Когда в душе я раскрываю гранки
На тех местах, где искренность сама,
Тогда мне в долг дают официантки
И женщины ласкают задарма.
Но вот летят к чертям все идеалы,
Но вот я груб, я нетерпим и зол,
Но вот сижу и тупо ем бокалы,
Забрасывая Шиллера под стол.
И суд идет, весь зал мне смотрит в спину,
И прокурор, и гражданин судья.
Поверьте мне, не я разбил витрину,
А подлое мое второе я.
И я прошу вас строго не судите,
Лишь дайте срок, но не давайте срок.
Я буду посещать суды, как зритель,
И в тюрьмы заходить на огонек.
И я клянусь вам искренне, публично,
Старания свои утрою я,
И поборю раздвоенную личность,
И не мое мое второе я.
Я больше не намерен бить витрины
И лица граждан, так и запиши,
Я воссоединю две половины
Моей больной раздвоенной души.
Искореню, похороню, зарою,
Очищусь, ничего не скрою я.
Мне чуждо это е-мое-второе,
Нет, это не мое второе я.
Отбросьте прочь свой деревянный посох.
Упав на снег и полежав ничком,
Я встал и сел в погибель на колесах,
Презрев передвижение пешком.
Я не предполагал играть судьбою,
Не собирался спирт в огонь подлить
Я, просто, этой быстрою ездою
Намеревался жизнь себе продлить.
Подошвами своих спортивных чешек
Топтал я прежде тропы и полы
И был неуязвимым для насмешек,
И был недосягаем для хулы.
Но я в другие перешел разряды,
Меня не примут в общую кадриль.
Я еду. я ловлю косые взгляды
И на меня и на автомобиль.
Прервав общенье и рукопожатья,
Отворотилась прочь моя среда.
Но кончилось глухое неприятье,
И началась открытая вражда.
Я в мир вкатился чуждый нам по духу,
Все правила движения поправ.
Орудовцы мне робко жали руку,
Вручая две квитанции на штраф.
Я во вражду включился постепенно,
Я утром зрел плоды ночных атак:
Морским узлом завязана антенна.
То был намек: с тобою будет так…
Прокравшись огородами, полями,
Вонзали шила в шины, как кинжал.
Я ж отбивался целый день рублями
И не сдавался, и в боях мужал.
Безлунными ночами я нередко
Противника в засаде поджидал.
Но у него поставлена разведка,
И он в засаду мне не попадал.
И вот, как языка, бесшумно сняли
Передний мост. И унесли во тьму.
Передний мост, казалось бы детали,
Но без него и задний ни к чему.
Я доставал рули, мосты, колеса
Не за глаза красивые, за мзду.
И понял я, не одолеть колосса.
Назад! Пока машина на ходу.
Назад к моим нетленным пешеходам,
Пусти назад! О, отворись, сезам!
Назад, в метро, к подземным пешеходам!
Назад! Руль влево - и по тормозам!
Восстану я из праха вновь обыден
И улыбнусь, выплевывая пыль.
Теперь народом я не ненавидим,
За то, что у меня автомобиль.
Без запретов и следов,
Об асфальт сжигая шины,
Из кошмара городов
Рвутся за город машины,
И громоздкие, как танки,
«Форды», «Линкольны», «Селены»,
Элегантные «Мустанги»,
«Мерседесы», «Ситроены».
Будто знают игра стоит свеч,
Это будет кровная месть городам,
Поскорей, только б свечи не сжечь,
Карбюратор, и что у них есть еще там.
И не видно полотна,
Лимузины, лимузины.
Среди них, как два пятна,
Две красивые машины,
Будто связанные тросом,
А где тонко - там и рвется,
Акселераторам, подсосам
Больше дела не найдется.
Будто знают игра стоит свеч,
Только вырваться, выплатят все по счетам,
Ну, а может он скажет ей речь
На клаксоне, и что у них есть еще там.
Это солнце машин
На тебя таит обиду,
Светло-серый лимузин,
Не теряй ее из виду,
Впереди, гляди, разъезд,
Больше риску, больше веры,
Опоздаешь, так и есть,
Ты промедлил, светло-серый.
Они знали - игра стоит свеч
А теперь - это сигналы рекламным щитам.
Ну, а может гора ему с плеч,
И с капота, и что у них есть еще там.
Нет, развилка как беда,
Стрелки брось,
И вот не здесь ты,
Неужели никогда
Не сближают нас разъезды?
Этот сходится один,
И врубив седьмую скорость,
Светло-серый лимузин позабыл
Нажать на тормоз.
Чтоб, съезжаться, пустые мечты,
Или это есть кровная месть городам.
Покатились колеса, сердца и мосты,
Или что у них есть еще там.
В дорогу живо или в гроб ложись.
Да, выбор небогатый перед нами.
Нас обрекли на медленную жизнь мы
К ней для верности прикованы цепями.
А кое-кто поверил второпях,
Поверил без оглядки, бестолково,
Но разве это жизнь, когда в цепях,
Но разве это выбор, если скован.
Коварна нам оказанная милость,
Как зелье полоумных ворожих,
Смерть от своих за камнем притаилась,
И сзади тоже смерть, но от чужих.
Душа застыла, тело затекло,
И мы молчим, как подставные пешки,
А в лобовое грязное стекло
Глядит и скалится позор кривой усмешки.
И если бы оковы разломать,
Тогда бы мы и горло перегрызли
Тому, кто догадался приковать
Нас узами цепей к хваленой жизни.
Неужто мы надеемся на что-то,
А, может быть, нам цель не по зубам?
Зачем стучимся в райские ворота
Костяшками по кованным скобам?
Нам предложили выход из войны,
Но вот какую заложили цену:
Мы к долгой жизни приговорены
Через вину, через позор, через измену.
Но стоит ли и жизнь такой цены?
Дорога не окончена, спокойно.
И в стороне от той большой войны
Еще возможно умереть достойно.
И рано нас равнять с болотной слизью,
Мы гнезд себе на гнили не совьем,
Мы не умрем мучительною жизнью,
Мы лучше верной смертью оживем.
Как засмотрится мне нынче, как задышится!
Воздух крут перед грозой, круто вязок.
Что споется мне сегодня, что услышится!
Птицы вещие поют, и все из сказок.
Птица Сирин мне радостно скалится,
Веселит, зазывает из гнезд,
А напротив тоскует, печалится,
Травит душу чудной Алконост.
Словно семь заветных струн
Зазвенели в свой черед:
Это птица Гамаюн
Надежду подает!
В синем небе, колокольнями проколотом,
Медный колокол, медный колокол
То ль возрадовался, то ли осерчал.
Купола в России кроют чистым золотом,
Чтобы чаще господь замечал.
Я стою, как перед вечною загадкою,
Пред великой да сказочной страною,
Перед солоно - да горько - кисло-сладкою,
Голубою, родниковою, ржаною.
Грязью чавкая, жирной да ржавой
Вязнут лошади по стремена,
Но влекут меня сонной державою,
Что раскисла, опухла от сна.
Словно семь богатых лун
На пути моем встает:
Это птица Гамаюн
Надежду подает.
Душу сбитую да стертую утратами,
Душу сбитую перекатами,
Если до крови лоскут истончал,
Залатаю золотыми я заплатами,
Чтобы чаще господь замечал.
Как по Волге-матушке,
По реке-кормилице
Все суда с товарами,
Струги да ладьи,
И не надорвалася,
И не притомилася
Ноша не тяжелая,
Корабли свои.
Вниз по Волге плавая,
Прохожу пороги я
И гляжу на правые
Берега пологие.
Там камыш шевелится,
Поперек ломается,
Справа берег стелется,
Слева поднимается.
Волга песни слышала
Хлеще, чем «Дубинушка»,
В ней вода исхлестана
Пулями врагов.
И плыла по матушке
Наша кровь-кровинушка,
Стала бурой пеною
Возле берегов.
Долго в воды пресные
Лились слезы строгие.
Берега отвесные
Берега пологие
Плакали, измызганы
Острыми подковами,
Но теперь зализаны
Эти раны волнами.
Что-то с вами сделалось,
Берега старинные,
Там, где стены древние,
На холмах кремли,
Словно пробудилися
Молодцы былинные
И, числом несметные,
Встали из земли.
Лапами грабастая,
Корабли стараются,
Тянут баржи с Каспия,
Тянут-надрываются,
Тянут, не оглянутся,
И на версты многие
За крутыми тянутся
Берега пологие.
Пожары над страной
Все выше, жарче, веселей.
Их отблески плясали в два притопа, три прихлопа,
Но вот судьба и время
Пересели на коней,
А там в галоп, под пули в лоб
И мир ударило в озноб
От этого галопа.
Шальные пули злы,
Глупы и бесталковы,
А мы летели вскачь
Они за нами влет.
Расковывались кони,
И горячие подковы
Летели в пыль на счастье тем,
Кто их потом найдет.
Увертливы поводья, словно угри,
И спутаны и волосы и мысли на бегу,
А ветер дул и расправлял нам кудри
И распрямлял извилины в мозгу.
Ни бегство от огня,
Ни страх погони - ни при чем,
А время поскакало, и
Фортуна улыбалась.
И сабли седоков
Скрестились с солнечным лучем.
Седок - поэт,
А конь - Пегас,
Пожар померк, потом погас,
А скачка разгоралась.
Еще не видел свет подобного аллюра!
Копыта били дробь.
Трезвонила капель.
Помешанная на крови, слепая пуля-дура
Прозрела, поумнела вдруг
И чаще била в цель.
И кто кого - азартней перепляса,
И кто скорее - в этой скачке опоздавших нет,
А ветер дул, с костей сдувая мясо
И радуя прохладою скелет.
Удача впереди, и исцеление больным
Впервые скачет время напрямую, не по кругу.
Обещанное - завтра
Будет горьким и хмельным…
Светло скакать
Врага видать,
И друга тоже… благодать!
Судьба летит по кругу!
Доверчивую смерть вкруг пальца обернули.
Замешкалась она, забыв махнуть косой.
Уже не догоняли нас и отставали пули.
Удастся ли умыться нам не кровью, а росой?
Пел ветер все печальнее и глуше,
Навылет время ранено,
Досталось и судьбе.
Ветра и кони и тела и души
Убитых выносили на себе.
Я все вопросы освещу сполна,
Дам любопытству удовлетворенье.
Да! У меня француженка жена,
Но русского она происхожденья.
Нет! У меня сейчас любовниц нет.
А будут ли? Пока что не намерен.
Не пью примерно около двух лет.
Запью ли вновь? Не знаю, не уверен.
Да нет! Живу не возле «Сокола»,
В Париж пока что не проник…
Да что вы все вокруг да около?
Да спрашивайте напрямик!
Я все вопросы освещу сполна,
Как на духу попу в исповедальне.
В блокноты ваши капает слюна
Вопросы будут, видимо, о спальне?
Да, так и есть! Вот густо покраснел
Интервьюер: - Вы изменяли женам?
Как-будто за портьеру посмотрел
И под кровать залег с магнитофоном.
Да нет! Живу не возле «Сокола»,
В париж пока что не проник…
Да что вы все вокруг да около?
Да спрашивайте напрямик!
Теперь я к основному перейду.
Один, стоявший скромно в уголочке,
Спросил: - А что имели вы в виду
В такой-то песне и в такой-то строчке?
Ответ: - Во мне Эзоп не воскресал.
В кармане фиги нет, не суетитесь!
А что имел в виду - то написал:
Вот, вывернул карманы - убедитесь!
Да нет! Живу не возле «Сокола»,
В Париж пока что не проник…
Да что вы все вокруг да около?
Да спрашивайте напрямик!
Оплавляются свечи
На старинный паркет.
Дождь кидает на плечи
Серебром с эполет.
Как в агонии бродит
Золотое вино.
Пусть былое уходит,
Что придет - все равно.
И, в предсмертном томленьи
Озираясь назад,
Убегают олени,
Нарываясь на залп.
Кто-то дуло наводит
На невинную грудь.
Пусть былое уходит,
Пусть придет что-нибудь.
Кто-то злой и умелый,
Веселясь, наугад
Мечет острые стрелы
В воспаленный закат.
Слышно в буре мелодий
Повторение нот.
Все былое уходит.
Что пройдет, то пройдет.
Так дымно, что в зеркале нет отраженья
И даже напротив не видно лица.
И мары успели устать от куренья,
Но все-таки я допою до конца.
Все нужные ноты давно заиграли,
Сгорело, погасло вино в бокале,
Минутный порыв говорить пропал,
И лучше мне молча допить бокал.
Полгода не балует солнцем погода,
И души застыли под коркою льда,
И видно напрасно я жду ледохода,
И память на может согреть в холода.
Все нужные ноты давно заиграли,
Сгорело, погасло вино в бокале,
Минутный порыв говорить пропал,
И лучше мне молча допить бокал.
В оркестре играют устало, сбиваясь.
Смыкается круг, не порвать мне кольца.
Спокойно я должен уйти, улыбаясь,
Но все-таки я допою до конца.
Все нужные ноты давно заиграли,
Сгорело, погасло вино в бокале.
Тусклей, равнодушней оскал зеркал,
И лучше мне молча допить бокал.
Не впадай ни в тоску, ни в азарт ты,
Даже в самой невинной игре
Не давай заглянуть в свои карты
И до срока не сбрось козырей.
Отключи посторонние звуки
И следи, чтоб не прятал глаза,
Чтоб держал он на скатерти руки
И не смог передернуть туза.
Никогда не тянись за деньгами,
Если ж ты, проигравши, поник
Как у пушкина в «Пиковой даме»,
Ты останешься с дамою пик.
Если ж ты у судьбы не в любимцах,
Сбрось очки и закончи на том.
Крикни: - Карты на стол! Проходимцы!
И уйди с отрешенным лицом.
Зарыты в нашу память на века
И даты, и события, и лица,
А память как колодец глубока,
Попробуй заглянуть - наверняка
Лицо - и то - неясно отразится.
Разглядеть, что истинно, что ложно,
Может только беспристрастный суд.
Осторожно с прошлым, осторожно,
Не разбейте глиняный сосуд.
Одни его лениво ворошат,
Другие неохотно вспоминают,
А третьи даже помнить не хотят,
И прошлое лежит, как старый клад,
Который никогда не раскопают.
И поток годов унес с границы
Стрелки - указатели пути,
Очень просто в прошлом заблудиться
И назад дороги не найти.
С налета не вини - повремени!
Есть у людей на все свои причины.
Не скрыть, а позабыть хотят они:
Ведь в толще лет еще лежат в тени
Забытые заржавленные мины.
В минном поле прошлого копаться
Лучше без ошибок, потому,
Что на минном поле ошибаться
Просто абсолютно ни к чему.
Один толчок - и стрелки побегут,
А нервы у людей не из каната,
И будет взрыв, и перетрется жгут…
Ах, если люди вовремя найдут
И извлекут до взрыва детонатор!
Спит земля спокойно под цветами,
Но когда находят мины в ней,
Их берут умелыми руками
И взрывают дальше от людей.
Я изучил все ноты от и до,
Но кто мне на вопрос ответит прямо?
Ведь начинают гаммы с ноты «до»
И ею же заканчивают гаммы.
Пляшут ноты врозь и с толком,
Что «до», «ре», «ми», «фа», «соль», «ля», «си» пока
Разбросает их по полкам
Чья-то дерзкая рука.
Известно музыкальной детворе,
Я впасть в тенденциозности рискую,
Что занимает место нота «ре»
На целый такт и на [.
Какую ты тональность не возьми,
Неравенством от звуков так и пышет.
Одна и та же нота, скажем «ми»
Звучит сильней чем даже нота выше.
Пляшут ноты врозь и с толком,
Что «до», «ре», «ми», «фа», «соль», «ля», «си» пока
Разбросает их по полкам
Чья-то дерзкая рука.
Выходит все у нот, как у людей,
Но парадокс имеется, да вот он:
Бывает нота «фа» звучит сильней
Чем высокопоставленная нота.
Вот затесался где-нибудь «бемоль»
И в тот же миг как влез он беспардонно.
Внушавшая доверье нота «соль»
Себе же изменяет на полтона.
Пляшут ноты врозь и с толком,
Что «до», «ре», «ми», «фа», «соль», «ля», «си» пока
Разбросает их по полкам
Чья-то дерзкая рука.
Сел композитор, жажду утоля,
И грубым знаком музыку прорезал,
И нежная, как бархат, нота «ля»
Свой голос повышает до «диеза».
И, наконец, бетховена спроси,
Без ноты «си» нет ни игры, ни пенья.
Возносится над всеми нота «си»
И с высоты взирает положенья.
Пляшут ноты врозь и с толком,
Что «до», «ре», «ми», «фа», «соль», «ля», «си» пока
Разбросает их по полкам
Чья-то дерзкая рука.
Не стоит затевать о нотах спор,
Есть у них тузы и секретарши.
Считается, что в «си-бемоль минор»
Звучат прекрасно траурные марши.
А кроме этих подневольных нот
Еще бывают ноты-паразиты.
Кто их сыграет, кто их пропоет?
Но с нами бог, а с ними композитор.
Пляшут ноты врозь и с толком,
Что «до», «ре», «ми», «фа», «соль», «ля», «си» пока
Разбросает их по полкам
Чья-то дерзкая рука.
Истома ящерицей ползает в костях,
И сердце с трезвой головой не на ножах,
И не захватывает дух на скоростях,
Не холодеет кровь на виражах.
И не прихватывает горло от любви,
И нервы больше не в натяжку, хочешь - рви,
Повисли нервы, как веревки от белья,
И не волнует, кто кого - он или я.
Я на коне, толкни - и я с коня,
Только «не», только «ни» у меня.
Не пью воды, чтоб стыли зубы, питьевой,
И ни событий, ни людей не тороплю,
Мой лук валяется со сгнившей тетивой,
Все стрелы сломаны, я ими печь топлю.
Не напрягаюсь, не стремлюсь, а как то так,
Не вдохновляет даже самый факт атак,
Я весь прозрачный, как раскрытое окно,
Я неприметный, как льняное полотно.
Я на коне, толкни - и я с коня,
Только «не», только «ни» у меня.
Не ноют раны, да и шрамы не болят,
На них наложены стерильные бинты,
И не волнуют, не свербят, не теребят,
Ни мысли, ни вопросы, ни мечты.
Устал бороться с притяжением земли,
Лежу - так больше расстоянье до петли,
И сердце дергается, словно не во мне,
Пора туда, где только «ни» и только «не».
Пора туда, где только «ни» и только «не».
Подумаешь, с женой не очень ладно.
Подумаешь, неважно с головой.
Подумаешь, ограбили в парадном.
Скажи еще спасибо, что живой.
Ну что ж такого, мучает саркома?
Ну что ж такого, начался запой.
Ну что ж такого, выгнали из дома?
Скажи еще спасибо, что живой.
Плевать, партнер по покеру дал дуба.
Плевать, что снится ночью домовой.
Плевать, соседи выбили два зуба.
Скажи еще спасибо, что живой.
Да ладно, ну уснул вчера в опилках.
Да ладно, в челюсть врезали ногой.
Да ладно, потащили на носилках.
Скажи еще спасибо, что живой.
Да, правда, тот, кто хочет, тот и может.
Да, правда, сам виновен. Бог со мной.
Да, правда, но одно меня тревожит:
Кому сказать спасибо, что живой?
Свои обиды каждый человек,
Проходит время - и забывает,
А моя печаль, как вечный снег,
Не тает, не тает.
Не тает она и летом,
В полуденный зной,
И знаю я - печаль-тоску мне эту
Век носить с собой.
Сто тысяч дорог позади,
Далеко, далеко, далеко.
А что там еще впереди?
Дорога, дорога, дорога.
Ты сердце свое успокой,
Напрасна, напрасна тревога,
У нас просто адрес такой
Дорога, дорога, дорога.
Я выйду живым из огня,
А если погибну до срока,
Останется после меня
Дорога, дорога, дорога.
Вот это да, вот это да,
Сквозь мрак и вечность решето,
Из зала вечного суда
Казалось то, не знаю что.
Но кто же он, хитрец и лгун,
Или шпион, или колдун.
Каких дворцов он господин,
Каких отцов заблудший сын?
Вот это да, вот это да,
Явилось то, не знаю что,
Как свет на голову суда,
Упал тайком инкогнито.
Играйте тут, быть может он
Умерший муж несчастных жен,
Больных детей больной отец,
Плохих вестей шальной гонец.
Вот это да, вот это да,
И я спросил, как он рискнул,
Из ниоткуда в никуда
Перешагнул, перешагнул.
Он мне: «Внемли» - и я внимал,
Что он с земли вчера сбежал,
Сказал: «Верну я злобе тишь»,
Но в тишину без денег шиш,
Мол, прошмыгну, как мышь, как вошь,
Но в тишину не прошмыгнешь.
Вот это да, вот это да,
Он повидал печальный край,
Но там бардак и лабуда,
И он опять в наш грешный рай.
Итак, откуда он удрал,
Его Иуда обыграл,
И в тридцать три, и в сто одно,
Смотри, смотри, он видел дно,
Он видел ад, но сделал он
Свой шаг назад и воскрешен.
Вот это да, вот это да,
Вскричал петух и пробил час.
Мак-Кинли, бог, суперзвезда,
Мессия наш, мессия наш.
Владыка тьмы его отверг,
Но примем мы, он человек,
Душ не губил сей славный муж,
Самоубийство - просто чушь.
Хоть его дешево и в раз,
Не проведешь его и нас,
Вот это да, вот это да.
Я помню, я помню тот вечер.
Не встречу с любимой,
Не праздничный стол.
Сегодня я там самый главный диспетчер,
И стрелки сегодня я сам перевел.
И пусть отправляю я поезд в пустыню,
Где только барханы в горячих лучах.
Мои поезда не вернутся пустыми,
Пока мой оазис совсем не зачах.
И вновь отправляю я поезд по миру,
Я рук не ломаю, навзрыд не кричу.
Их мне не навяжут, чужих пассажиров,
Сажаю я в поезд кого захочу.
И пусть отправляю я поезд в пустыню,
Где только барханы в горячих лучах.
Мои поезда не вернутся пустыми,
Пока мой оазис совсем не зачах.
Вот и разошлись пути-дороги вдруг.
Один на север, другой на запад.
Грустно мне, когда уходит друг
Внезапно, внезапно.
Ушел - невелика потеря
Для многих людей.
Но все-таки я верю,
Верю в друзей.
Наступило время неудач.
Следы и души заносит вьюга.
Все из рук плохо,
Плач - не плач,
Нет друга, нет друга.
Ушел - невелика потеря
Для многих людей.
Не знаю как другие, а я верю,
Верю в друзей.
А когда вернется он назад
И скажет: «Ссора была ошибкой»,
Бросим мы на прошлое с ним взгляд
С улыбкой, с улыбкой.
Что, мол, невелика потеря
Для многих людей.
Но все-таки я верю,
Верю в друзей.
Долго же шел ты в конверте, листок,
Вышли последние сроки.
Но потому он и Дальний Восток,
Что далеко на востоке.
Ждешь с нетерпеньем ответ ты,
Весточку в несколько слов.
Мы здесь встречаем рассветы
Раньше на восемь часов.
Здесь до утра пароходы ревут,
Рейд океанский шумит.
Но потому его тихим зовут,
Что он действительно тих.
Ждешь с нетерпеньем ответ ты,
Весточку в несколько слов.
Мы здесь встречаем рассветы
Раньше на восемь часов.
Что говорить, здесь, конечно, не рай,
Невмоготу переписка.
Знаешь что, милая, ты приезжай,
Дальний Восток - это близко.
Скоро получишь ответ ты
Весточку в несколько слов.
Вместе мы встретим рассветы
Раньше на восемь часов.
Вы думаете мне не по годам,
Я очень редко раскрываю душу,
Я расскажу тебе про Магадан. слушай…
Я видел нагайскую бухту да тракты,
Улетел я туда не с бухты Барахты.
Однажды я уехал в Магадан,
Не от себя бежал, не от чахотки.
Я вскоре там напился вдрабадан водки…
Но я видел Нагайскую бухту да тракты,
Улетел я туда не с бухты Барахты.
За мной летели слухи по следам,
Опережая самолет и вьюгу,
Я все-таки уехал в Магадан к другу…
Ты не видел Нагайской бухты, дурак ты.
Улетел я туда не с бухты Барахты.
Я повода врагам своим не дал,
Не срезал вену, не порвал аорту,
Я взял да как уехал в Магадан к черту…
Я видел Нагайскую бухту да тракты,
Улетел я туда не с бухты Барахты.
Я, правда, здесь оставил много дам,
Писали мне: «Все дамы твои биты».
Ну что ж, а я уехал в Магадан, квиты…
Ты не видел Нагайской бухты, дурак ты.
Улетел я туда не с бухты Барахты.
Теперь подходит дело к холодам,
И если так случится, пусть досадно,
Я снова враз уеду в Магадан, ладно…
Я увижу Нагайскую бухту, да тракты,
Улечу я туда не с бухты Барахты.
Мой друг уехал в Магадан.
Снимите шляпу, снимите шляпу.
Уехал сам, уехал сам,
Не по этапу, не по этапу.
Не то, чтоб другу не везло,
Не чтоб кому-нибудь назло,
Не для молвы, что, мол, чудак,
А просто так, а просто так.
Быть может кто-то скажет: зря,