Яффе Мишель. Звездочет

   — Хорошо, я согласен, что другого выхода нет. Пойдем остановим часы, — согласился Себастьян со стоическим видом человека, добровольно согласившегося на то, что ему отрубят правую руку.
   — По-твоему, это так просто? — возмутился Майлз. — Мне лестно, что ты такого высокого мнения о моих способностях, но я понятия не имею, как это сделать.
   Себастьян уставился на него широко открытыми синими глазами, и в этот момент колеса у них над головой тронулись с места и где-то высоко раздался удар колокола. Часы пробили половину двенадцатого.
   Гондольеры с трудом противостояли натиску бури. Встречный ветер усилился. Большой канал теперь больше походил на бушующее море, чем на спокойную водную артерию города, однако лодка медленно, но верно приближалась к Сан-Марко.
   Наблюдая неистовства непогоды из уютной каюты, Йен подумал, что и при благоприятных обстоятельствах от дома Моры до площади добираться полчаса, а нынешний их путь казался ему и вовсе нескончаемым. Если бы только его руки, освобожденные от кованых браслетов, преподнесенных ему в подарок бывшей любовницей, не болели так сильно, если бы в коленях унялась дрожь он сам поднялся бы наверх, чтобы противостоять буре. Вместо этого он вынужден был довольствоваться полным бездействием.
   Гондола была на подходе к Сан-Марко, когда раздался первый удар часов.
   — Что это? — обернулся к брату с вопросом Криспин, но тут же замолчал, увидев траурное выражение на лице Йена. Трое мужчин и мальчик затаили дыхание, кровь пульсировала у них в висках.
   Перед ними открылся величественный вид Дворца дожей, когда часы ударили второй раз.
   — Прикажите им поторопиться! — взмолился Нило, не обращаясь ни к кому конкретно.
   Гондольеры развернули лодку к причалу под третий удар колокола.
   — Значит ли это, что Майлз?.. — предположил Тристан, но тут же смолк.
   Часы пробили в четвертый раз.
   У Йена пересохло в горле, а сердце готово было выскочить из груди. Каждая клетка его тела, которая только что ощущала лишь боль, замерла в ожидании чуда.
   Он уже готов был броситься за борт и пуститься вплавь, когда гондола стукнулась носом о причал.
   В этот момент пятый удар гулко разнесся над площадью.
   Сильный порыв ветра налетел со стороны лагуны, и гондолу изо всех сил ударило бортом о причал, так что затрещали доски. Канат треснул пополам, и гондолу снова отнесло от берега.
   Шестой удар.
   Йен не мог ждать дольше. Не обращая внимания на протесты Тристана и Криспина, он вырвался из каюты и прыгнул в бушующие волны. Вынырнув на поверхность, он услышал седьмой удар колокола.
   Вода оказалась ледяной. Йену пришлось приложить все свои силы, чтобы не дать течению унести его прочь от берега. Задыхаясь от напряжения, он взмахнул сначала одной рукой, потом второй и медленно поплыл к причалу.
   Часы ударили в восьмой раз.
   Подтянувшись на руках, Йен влез в роскошную гондолу, пришвартованную напротив графского дворца. Даже не оглянувшись на свою лодку, спотыкаясь на каждом шагу, он заковылял к башне.
   Девятый удар.
   Йен не отдавал себе отчета в том, что он, возможно, движется навстречу своей смерти. В голове у него была только одна мысль — остановить часы во что бы то ни стало, даже если для этого потребуется отдать жизнь. Только так он может спасти Бьянку. Он не будет счастлив снова, если не прижмет ее к груди. Не чувствуя пронизывающего ветра и хлещущего по щекам ливня, Йен бросился к своей цели.
   Десятый удар колокола застал его уже возле башни.
   За спиной у него раздавались голоса, но он даже не подумал остановиться и выяснить, в чем дело. Он увидел, что дверь на башню отперта, и рванул вверх по лестнице.
   Одиннадцатый удар прозвучал так близко, что, казалось, его голова готова расколоться от грохота. Он остолбенел от неожиданности и с минуту не мог прийти в себя. В ушах у него продолжало греметь эхо удара колокола. Вот почему он не сразу заметил Майлза и Себастьяна, которые, рискуя жизнью, повисли на двух огромных часовых шестернях.
   — Остановите их! — не помня себя, крикнул Йен. — Вы должны их остановить! Ну же!
   — Остановите-становите-тановите-новите-вите-те-те… — Эхо долго вторило его воплю отчаяния. Майлз затаил дыхание. Себастьян стал бормотать по-турецки молитву, которую, как ему казалось, давно забыл. Йен стиснул зубы и сжал кулаки.
   Тишина длилась и длилась.
   — По-моему, мы их остановили, — тихо и неуверенно вымолвил Майлз.
   Себастьян издал звук, похожий то ли на тихое всхлипывание, то ли на смех сумасшедшего. Йен помог им спуститься на платформу. Когда Майлз ступил на пол, в башню ворвался Тристан.
   — Вы это сделали! — торжественно заявил он, пропуская вперед Нило и Криспина. — Дворец по-прежнему на месте!
   — Не могу в это поверить. Не могу поверить, что все позади, — дрожащим голосом вымолвил Майлз.
   — Еще не все позади, — поправил его Йен. — Мы еще не спасли Бьянку. Я не уйду отсюда без нее.
   — Успокойся, Йен. — Криспин обнял его за плечи. — До утра ей ничто не угрожает. А завтра мы разыщем судей и…
   — Нет! Я не уйду без нее. Мора найдет другой способ добраться до нее. Одному Богу известно, что могла задумать эта ведьма на тот случай, если взрыв сорвется. Либо с вашей помощью, либо без нее я найду Бьянку.
   — Я с вами! — воскликнул Нило.
   Остальные Арборетти сочувственно переглянулись.
   — Тогда чего же мы ждем? — небрежно-веселым тоном спросил Тристан. — Пошли забирать ее из тюрьмы.
   — Именно это я и предлагал с самого начала, — отозвался Фоскари и первым пошел к выходу. Они покинули башню и направились через площадь к Дворцу дожей. Часовой высунулся из сторожевой будки, в которой горела лампа.
   — Стой! — крикнул он кучке грязных оборванцев, решительно приближающихся к главному подъезду. — Что вам нужно?
   Йен не успел и рта раскрыть, как Тристан отодвинул его в сторону и, выступив вперед, обратился к стражнику уверенным тоном человека, привыкшего отдавать приказания:
   — Сержант, мы пришли заявить о том, что в часовую башню проникли бандиты. Сколько вас сегодня на страже?
   — Четверо, — ответил тот важно, довольный тем, что к нему обратились как к военному более высокого ранга.
   — Возьмите всех и схватите бандитов. Они в башне. Поспешите.
   Тристану не пришлось повторять дважды свое приказание, а солдат уже созвал своих товарищей и объяснил им, в чем дело. Прежде чем отправиться в башню вместе с остальными, он обратился к Тристану:
   — А вы постойте здесь, пока мы не вернемся.
   — Конечно, — с достоинством кивнул Тристан. — Мы можем пока погреться у вашей лампы?
   Часовой подумал немного и разрешил, после чего бросился догонять товарищей. Арборетти вошли в будку и оставались там, пока солдаты не скрылись из виду, а потом бросились к дворцовому крылу, где находилась тюрьма.
   Здесь они наткнулись еще на одного часового, который выглядел старше и опытнее, чем первый. Йен переглянулся с Тристаном, который покачал головой и тихо шепнул:
   — Этот по твоей части. — С этими словами он отступил назад и присоединился к остальным.
   Йен решительно шагнул вперед и заявил:
   — Меня зовут Йен Фоскари. Мне нужно повидать одного заключенного. Немедленно.
   Часовой, сосредоточенно ковырявшийся в зубах палочкой, вынимая остатки обеда, неспешно поднял на него глаза. Смерив Йена взглядом и оценив грязный камзол и ботинки, в которых хлюпала вода, он решительно ответил:
   — Это невозможно.
   — Простите, не понял. Вы сказали, что я не могу повидать узника? — переспросил Йен, недоуменно приподняв бровь.
   Часовой, обнаруживший в дупле зуба нечто особенно интересное, кивнул.
   — Почему же? — еле сдерживая ярость, поинтересовался Йен.
   — Закрыто.
   — Тогда откройте!
   — Не могу, — ответил стражник, скрестив руки на груди.
   — По-моему, подход Тристана срабатывает лучше, — шепнул Криспин брату.
   — И что ты предлагаешь? — обернулся тот со сверкающими от злости глазами.
   — Можно попробовать поступить так, как мы обошлись с громилами Моры.
   Пока Йен и Криспин беседовали, все шестеро незаметно подступили ближе к часовому. Он по-прежнему оставался неподвижен и неприступен, но в его глазах замелькали тревожные искорки.
   — Если вы, синьоры, намерены броситься на меня, то предупреждаю, что в этом здании находится целый батальон охраны. — Он ткнул пальцем в сторону пустой будки.
   — Сомневаюсь, — холодно отозвался Тристан и решительно подступил к нему. Через мгновение часовой оказался в плотном кольце. Он собрался уже протестовать, но Себастьян несильно ударил его ребром ладони по затылку, и тот лишился чувств.
   — Здорово! — восхитился Майлз. — Потом научишь меня, как это делать.
   — Только после того, как ты научишь меня останавливать часы, — ответил Себастьян, пока Тристан быстро обшаривал карманы стражника. Наконец он выпрямился, держа связку ключей.
   — Вот они, — протянул он ключи Йену. — Почему бы тебе с Криспином не пойти и не освободить Бьянку, пока мы останемся здесь на тот случай, если часовые поднимут шум?
   Йен и Криспин бросились в сторожку, а оттуда вниз по лестнице, которую освещали тусклые факелы. Пришлось пробираться почти на ощупь. Спустившись ступеней на двадцать, они услышали плеск волн, а потом увидели, что вся нижняя площадка затоплена. Они бесстрашно двинулись вперед, опускаясь все глубже в ледяную воду.
   — Здесь потоп, — бросил Криспин в спину Йена, который и не подумал остановиться. — Я не уверен, что мы можем спуститься еще ниже.
   Тот не ответил.
   — Йен… — снова окликнул его Криспин.
   — Ворота должны быть совсем близко, — словно одержимый ответил Йен и свернул за угол. Вода теперь доходила ему до затылка, как раз до того места, куда ему упиралась в грудь макушка Бьянки. Йен отогнал прочь эту мысль, от которой в горле появился горький комок, делающий каждый его шаг еще более трудным.
   Через два шага вода стала заливаться ему в уши. Сделав еще один, он с головой ушел под воду. В этот момент его рука коснулась металлической решетки ворот. Криспин был прав: темница была затоплена от пола до потолка.
   Эта мысль вдруг охладила его пыл, и он смог рассуждать логически. Нет никакого шанса, что внизу остался хоть кто-нибудь живой. Все их усилия обмануть часовых и овладеть ключами оказались тщетными. Они опоздали — Бьянка погибла.

Глава 30

   Йен развернулся и стал подниматься по лестнице. Криспин ждал его на полпути, у поворота. Его сердце колотилось учащенно.
   — Ну что? — невольно задал вопрос он, хотя ему вовсе не хотелось услышать ответ Йена.
   — Бьянка не умеет плавать, — с ледяным спокойствием ответил Йен, не останавливаясь. — Она погибла.
   Криспин в ужасе наблюдал за тем, как брат шагает по ступенькам, словно какой-то заведенный механизм. Правильно ли он его расслышал? Неужели она не могла спастись?
   — Йен! — окликнул его Криспин. — Йен, повтори, что ты сказал!
   — Я сказал, что Бьянка не умеет плавать и у нее не было ни малейшего шанса спастись, — повторил Йен с верхней ступеньки лестницы.
   Он прошел сквозь осыпавших его вопросами братьев, не замечая горестного плача Нило, и, подойдя к потерявшему сознание часовому, стал трясти его за ворот до тех пор, пока тот не пришел в себя.
   — Что случилось с узниками, которые содержались в подземелье? — спросил он.
   Часовой бессмысленно захлопал глазами, не сразу вспомнив, что произошло, но потом узнал промокшего насквозь господина.
   — Я позабочусь о том, чтобы вас осудили за нападение на дворец! — бессвязно пролепетал часовой. — Вас будут судить и повесят. Вы пожалеете о том, что…
   — Что случилось с узниками? — повторил свой вопрос Йен, и его голос казался смертоноснее, чем лезвие отравленного кинжала.
   — Ничего, — недоуменно ответил часовой. — Они все на местах, как и положено. Послушайте, синьор Джанни, или как там вас зовут, вы не могли бы отпустить мое горло, а то я сейчас задохнусь?
   — Их никто не перевел в другое место? — не обратив внимания на его просьбу, продолжал расспросы Йен.
   — С какой стати?! — вдруг возмутился часовой.
   — Подземелье затоплено. Вода поднялась до самого потолка. Там не осталось ни одного живого человека.
   — Послушайте, синьор, все они рано или поздно должны были умереть. Так что наводнение лишь ускорило их смерть и избавило палача от хлопот. Давайте забудем об этом, ладно?
   — Значит, узников бросили умирать в камерах? — Йен сильнее стиснул шиворот часового и даже приподнял его вверх, оторвав от земли.
   — Это перестает быть забавным, синьор.
   Йен разжал кулак, стражник рухнул со стоном на землю, затем развернулся и отправился прочь с площади.
   Плотнее завернувшись в промокший плащ, Йен шел к причалу, где уже пришвартовалась их гондола. Гребцы поднялись навстречу ему и услышали приказ немедленно возвращаться домой. Борт гондолы уже оторвался от причала, когда Криспин прыгнул в нее.
   — Ты в порядке? — спросил он брата, спускаясь в каюту. Он задыхался от быстрого бега и не сразу оценил ситуацию, потому что пожалел, что задал свой вопрос.
   — Конечно, я всегда в порядке, — процедил Йен сквозь стиснутые зубы бесцветным голосом.
   Криспина передернуло. Брат говорил как мертвец, а выглядел еще хуже. Криспин готов был отдать что угодно за то, чтобы увидеть хоть малейший признак каких-то эмоций на его лице.
   — Ты не можешь делать вид, что она была тебе безразлична, — рискнул Криспин, чтобы разозлить Йена.
   — А я этого и не сказал, — ответил тот равнодушно.
   — По-моему, ты был влюблен в нее, — продолжал в том же духе Криспин.
   — Да, ты прав, — отозвался Йен тоном, заставлявшим усомниться в том, что у него вообще было сердце.
   — Значит, ты признаешь это? Ты согласен? — не смог сдержать изумления Криспин.
   — А почему тебя это удивляет? — в свою очередь недоумевающе приподнял бровь Йен.
   — И ты можешь сидеть здесь, как каменная статуя, и равнодушно рассуждать о том, что твоя любимая женщина погибла?!
   — Мне жаль, что мое поведение огорчает тебя.
   — Оно не огорчает меня, — постарался объяснить Криспин. — Оно просто невероятно!
   — А, — отозвался Йен, надеясь, что любого ответа будет достаточно, чтобы прекратить этот мучительный и бессмысленный разговор. Он вдруг ужасно устал, ему казалось, что все его тело налилось свинцовой тяжестью. Ветер тем временем стих, и буря превратилась в мелкий, нудно моросящий дождик, тихо шелестевший по крыше каюты. Может быть, если закрыть глаза и провалиться в глубокий сон, наступит облегчение?
   И вдруг день стал теплым и солнечным. Йен сошел на берег, но не возле своего дома, а возле залитого солнцем, утопающего в зелени парка поместья своего друга. Сначала он не услышал ничего, кроме легкого шума ветерка в кронах деревьев, но вот до его слуха донеслись мелодичные звуки пастушьей свирели. Он пошел на звук и вскоре оказался у тенистой заводи, где мягко шелестел ручей, а подле него на бархатном покрывале лежала Бьянка. На ней не было одежды, но все ее тело покрывало восхитительное цветочное одеяло. Он замер в восхищении, словно при виде сказочной нимфы.
   — Иди сюда, Йен. — Она протянула к нему руки.
   — Но ведь ты умерла, — недоверчиво отозвался он. Она рассмеялась и покачала головой. Солнечные лучи позолотили ее пушистые волосы.
   — Нет, я не утонула. Иди ко мне, Йен. Я здесь.
   Тело Йена наполнилось знакомым теплом, когда до него дошел смысл ее слов. Она не умерла, она ждет его в этом божественном уголке земли вечно. Он улыбнулся и шагнул к ней. Его сердце переполнялось счастьем.
   — Иди же, Йен, — повторила она снова, но теперь ее голос показался ему более грубым и неприятно настойчивым.
   — Иди же. — Криспин тряс его за плечо. — Мы приехали. Мы дома.
   Йен вздрогнул и проснулся.
   — По-моему, я заснул, — сказал он, неуверенно оглядываясь.
   — Похоже, что так. Но ты спал всего несколько минут. Гондольеры хорошо постарались, — тревожно заметил Криспин.
   — Мне приснился сон. Да, это был лишь сон, — повторил Йен самому себе.
   Он с ужасом понял, что все чувства, охватившие его у лестницы в подземелье, не пропали, а лишь затихли на время. Без видимой причины они снова нахлынули на него с такой силой, что ему стало нестерпимо больно и захотелось остаться в одиночестве. Немедленно.
   — Я буду в библиотеке, если понадоблюсь кому-нибудь, — сказал он Криспину еле слышно. — Позаботься о том, чтобы меня никто не беспокоил.
   Криспин молча посмотрел в спину брату, который медленно поднимался по лестнице, опасаясь за его душевное состояние. Но Криспин и сам еле держался на ногах, чтобы быть в состоянии принять какое-то разумное решение, поэтому отправился на кухню за горячей водой для умывания и бокалом бренди.
   Йен выбрал для уединения библиотеку, потому что это была его любимая комната, но, подойдя к двери, он вдруг в ужасе отпрянул. Воспоминания о тех часах, которые они провели здесь вместе с Бьянкой, стиснули его сердце тисками: сначала они спорили здесь до хрипоты, потом наслаждались близостью в объятиях друг друга. Он вспомнил, как вошел сюда и увидел ее вытянувшейся возле камина, на ее гибком теле плясали отблески языков пламени, соски на груди напряглись, а спина выгнулась в экстазе, когда она ласкала себя.
   Йен закрыл глаза, открывая дверь, в надежде как можно дольше сохранить ее образ в памяти. Открыв глаза, он едва не упал в обморок. Комната была такая же, как прежде, все оставалось на своих местах, а перед камином на ковре кто-то лежал. Но это была не Бьянка. Это был маленький, смешно одетый человечек.
   — Ты тот ленивый слуга, который час назад обещал принести мне граппы? — вдруг накинулся на него человечек.
   — Нет, я хозяин этого слуги, — надменно отозвался Йен. — А вы кто такой?
   Карлик вскочил на ноги и учтиво поклонился:
   — Простите мою ошибку, ваша светлость, но вы так одеты, что я не узнал вас.
   — Я принимаю ваши извинения, но вы так и не ответили на мой вопрос, — хмуро отозвался Йен, который был не в настроении вести глупые разговоры с незнакомцами. — Кто вы? И когда уйдете отсюда?
   Его последнее замечание прервал стук в дверь, после которого в библиотеку вошел слуга с подносом, на котором стоял графин граппы и бокал.
   — Принесите второй для своего хозяина, — приказал Чекко, и слуга вышел, даже не взглянув на Йена. — Этот довольно расторопный, — с удовольствием кивнул Чекко вслед слуге. — А вообще ваши слуги оставляют желать лучшего. Если бы не вы, я бы не удержался от скандала.
   Если бы Йен не был погружен в глубочайшее отчаяние и скорбь, он воспринял бы замечание непрошеного гостя как оскорбление. И все же ему захотелось узнать его имя, прежде чем выбить из него дух и спустить с лестницы.
   — Сожалею, что мои слуги не удовлетворили ваших высоких запросов, ваша светлость, — издевательски поклонился Йен и уселся в кресло.
   — Светлость? Это смешно, — отозвался Чекко и невозмутимо уселся напротив Йена, обхватившего голову руками. Его непринужденность была комична, хотя для человека нормального роста казалась бы нормальной. — Вы занятный, — заключил он. — Меня зовут Чекко, Чекко Нано. Женщина была права, мы поладим.
   — Какая женщина? — поднял голову Йен. Появился слуга со вторым бокалом в руках. Чекко подождал, пока хозяин нальет себе выпить и сделает первый глоток, после чего удовлетворенно кивнул:
   — Похоже, вы знаете толк в выпивке. Эта женщина-убийца, которая совсем не убийца, ее зовут Бьянка, другого имени я не знаю, сказала, что вы должны были пожениться, поэтому я здесь, чтобы рассказать историю, которую рассказал ей, и еще кое-что. — Чекко опрокинул остатки граппы в рот и вытер губы рукавом.
   — Бьянка? Вы сказали — Бьянка? Где вы ее видели? — Йен придвинулся к нему ближе вместе с креслом, хотя и не уловил из его слов ничего, кроме любимого имени.
   — А вы как думаете? В этом чертовом подземелье во Дворце дожей. Где еще я мог встретить такую изысканную синьору? — Чекко мгновенно оценил обстановку, в которой живут ее друзья, и этот эпитет невольно слетел с его уст.
   — Вы видели ее в тюрьме? Когда? — Йен нависал над краем кресла, его отчаяние как рукой сняло.
   — Часов пять назад, не меньше. Если ваши часы идут правильно.
   — Она была жива? — спросил Йен, снова погружаясь в пучину скорби. Пять часов назад — это целая вечность.
   — Естественно, если она попросила разыскать вас и рассказать вам мою историю.
   Йен не знал, что и думать. Неужели Бьянка, находясь при смерти, отправила к нему этого ужасного карлика, чтобы он позабавил его своими глупыми россказнями?
   — И что это за история?
   — Она сказала, что вы будете благодарны, когда услышите ее. — Чекко протянул свой бокал, чтобы Йен его снова наполнил. — Мне бы хотелось быть в этом уверенным на тот случай, если посреди моей истории вам вдруг придет в голову меня убить. Вы позволите мне закончить рассказ?
   Йен удрученно кивнул. Ему было все равно, только хотелось поскорее остаться одному наедине со своим горем.
   — И вы не станете изводить меня вопросами? — продолжал Чекко.
   Можно подумать, что у него были силы на то, чтобы задавать какие-то вопросы! И даже на то, чтобы просто слушать. Йен молча кивнул.
   — Хорошо. Дело было два года назад на Сицилии. Недалеко от Мессины. — Чекко помолчал, чтобы удостовериться в том, что заинтересовал своего слушателя. — Я собираюсь рассказать о том, как некая ведьма и ее любовник наняли меня и моего напарника выследить вас и убить. Поймите, я не имел ничего против вас лично, но эта женщина окрутила меня, и у меня не осталось выбора, кроме как взяться за работу. — Чекко снова испуганно замолчал, но Йен слушал его. — Проблема в том, что мы ошиблись и убили не того, кого надо было. Однако вина наша небольшая, потому что один из вас должен был подставить другого, а этого не произошло.
   Чекко замолчал, потому что понял, что его не слушают. Йен смотрел на него невидящими глазами, стараясь проникнуть в смысл его слов. Он был так погружен в свои мысли, что не сразу понял, о чем рассказывает карлик. Мора и Кристиан сговорились и наняли этого человека, чтобы убить его. Лучший друг и любовница. Каким надо было быть идиотом, чтобы даже не подозревать об этом?
   Но даже это чудовищное разоблачение не могло избавить его от мыслей о Бьянке. Он думал о блаженных годах счастья, которые были им предназначены, и о той бездонной пучине пустоты, в которую он оказался ввергнутым после ее смерти. Боль потери была так глубока, что Йен скрючился в кресле и обхватил себя обеими руками за живот, чтобы не закричать. Она ушла навсегда и никогда не вернется. Он потерял единственную женщину, с которой был счастлив, безвозвратно. Впервые за долгие годы он заплакал: сначала одна, потом другая слеза скатились по его впалым щекам.
   Йен забыл о том, что находится в комнате не один, когда смущенный кашель Чекко вернул его к действительности.
   — Это еще не конец. Мы следили за вами до самой Мессины…
   — Я знаю конец, — перебил его Йен. — Мне все известно.
   — Правда? — Чекко поднялся с места и погрозил ему кулаком. — А знаете ли вы, что ваш удар оказался смертельным для моего напарника? Вы убили моего лучшего друга! — в ярости воскликнул он.
   — Нет, этого я не знал, — не поднимая головы, ответил Йен.
   — Ха! — Чекко с силой стукнул по столу. — Вы никогда об этом не задумывались? А знаете ли вы, что мне пришлось все эти два года прятаться в подземелье, потому что я боялся даже высунуться на улицу при свете дня?
   Йен поднял глаза на карлика. Он покачал головой и вдруг понял, что у них с карликом много общего. Они оба потеряли лучших друзей в сицилийской пустыне. Они оба провели долгие годы в заточении, опасаясь встречи с Морой, страшась показать людям свое истинное лицо. И теперь от проклятия Моры их освободила последняя воля Бьянки.
   Йен проглотил горький комок, стоявший у него поперек горла с момента посещения затопленной тюрьмы. Крошечный человечек, который сидел перед ним и спокойно попивал его граппу, вдруг показался ему необыкновенно дорогим, потому что он был последним доверенным лицом Бьянки.
   — Извините, я не знал, — признался Йен, даже не попытавшись скрыть отчаяние в голосе.
   Извинение Йена выбило Чекко из колеи. Выражение ненависти мгновенно исчезло с его лица.
   — Я понимаю. Спасибо. Вы настоящий мужчина. Если хотите, я передам вам послание синьоры…
   — Да, — с болью в сердце отозвался Йен. Чекко откашлялся и заговорил:
   — Она просила передать, что убийца не она, а какой-то то ли Анцело, то ли Анджело, ее кузен. — Чекко поразмыслил и добавил, поскольку женщина сдержала обещание и никто не собирался его убивать: — И еще она просила передать, что любит вас.
   — Все-таки она меня любит. Несмотря ни на что. — Осознание этого пронзило его острой болью.
   Чекко наблюдал, как на его собеседника снова нахлынула грусть. Без сомнения, последнее известие, которое передала его невеста, не понравилось ему.
   — Я не думал, что вас это так заденет. Собственно, я пришел сюда только для того, чтобы сказать, что она невиновна…
   — Я знаю, — нетерпеливо перебил его Йен. — Я давно уже это понял. Но теперь, когда я потерял ее навсегда, это не важно.
   — Значит, вы отказываетесь от своего мнения, не так ли? Я посадил ее в лодку всего пару часов назад, но не думаю, что они уже бросили где-нибудь якорь, если принять в расчет погоду.