Страница:
— А я не уверен! — Важно ответил Дмитрий. Рожу из отверстия между листьями он убирать не спешил.
— Негодяй! — Алмис плеснула ему в лицо холодной водой.
— Ах так! — Дмитрий на минуту исчез, а на Алмис хлынул поток воды из всех раскрытых соцветий. Взвизгнув, Алмис выскочила из кабинки. Дмитрий уже стоял снаружи, босиком на мраморном кафеле, и почесывал низ живота.
— Иди в сушилку, — он кивнул головой в сторону странного переплетения сухих веток, усеянных острыми шипами.
— Издеваешься? — протянула Алмис. Дмитрий храбро шагнул в самый центр переплетения ветвей — и сейчас же на него со всех сторон обрушился поток горячего воздуха.
— Это пустнынный шиподуй, — улыбнулся Дмитрий, — обрезанный вариант, привитый к банному дереву.
Алмис пробралась в середку и с удовольствием подставила под воздушную струю свои густые каштановые волосы: — Рыцарь!
— Ну, — Дмитрий, не стесняясь, принялся разглядывать девушку.
— А куда мы теперь пойдем? Дмитрий пожал плечами: — Я могу проводить тебя до детской…
Алмис обиженно надулась: — Мне дали отпуск на весь праздник! Задумавшись, Дмитрий почесал щетину на подбородке.
— Я хочу куда-нибудь!!! — Продолжала зудеть Алмис, — у меня есть новости.
— Какие? — Информацию за информацию, — хитро прищурилась девушка. — Я тебе нравлюсь?
Дмитрий покраснел: — Тебе именно эта информация нужна?
— Ну, если это все, что ты можешь мне сообщить…
— Ладно, пойдем, я тебе «Аквариум» покажу, самые приятные уголки.
— Зачем? — Не поняла Алмис.
Дмитрий рассверепел: — Кто из нас хотел развлечься?! Ты или я?
— Я, — робко кивнула Алмис, — я хотела тебе про тоннели рассказать.
— Ну вот, — Дмитрий вышел из сушилки, открыл узкий деревянный шкафчик, увенчанный лакированными башенками, и достал пару простыней, — там и расскажешь. Возьмем строфарии, поплаваем.
Закутавшись в алую простыню с ног до головы, Алмис послушно пошла за Дмитрием. Дмитрий прикрыл только ноги, чтоб не видно было пояса с короткими ножнами, который он прицепил прямо на голое тело. Из ножен торчала рукоятка кинжала. Широкий ярко освещенный коридор привел к арке, завешанной бархатной портьерой. Дмитрий отодвинул портьеру. В уютном круглом помещении на мягких диванах развалились беглые рыцари короны. Они о чем-то беседовали, тихо посмеиваясь и иногда прикладываясь к тяжелым золотым кубкам.
Сбоку примостилась стойка, за которой похабно оскалился старый лысый козлоног: — Чем могу быть полезен, щедрый бон… И бона?
— Строфарией с тремя семерками и шестым кабинетом, — процедил сквозь зубы Дмитрий.
— Для боны ничего не желаете? — Козлоног сделал запись в огромном гроссбухе и выставил на стойку пыльную бутыль. Дмитрий двумя пальцами вытащил пробку, понюхал:
— Милейший, — обратился он к козлоногу, — для боны я желаю три семерки, а не три шестерки! Все так же улыбаясь, козлоног выставил другую бутыль. Дмитрий понюхал и удовлетворенно кивнул.
Козлоног выпростал из-под стойки бутон со щелью в сердцевинке: — Вам на час или два?
— На ночь, — буркнул Дмитрий и сунул в щель свою золотую карточку. Потом подхватил бутылку в одну руку, а Алмис в другую. — Пошли!
Козлоног за его спиной восхищенно цыкнул. Стены «шестого кабинета» были обиты шелковыми обоями цвета морской волны и увешаны картинами в тяжелых платиновых рамах: Далил с Бильреста, «Сорок пять обнаженных стражей порядка, изготовившихся для пассивной формы любви»; Петр Карась с Земли, «Сусанна и поляки»; еще раз Карась, бытовая сценка «Сватовство атсана», стиллистика «Передвижников». Подлинники. Венчало коллекцию огромное полотно Якута из Ермунграда — «Смерть перед Рождеством». Все картины были выполнены в багровых, серых и коричневых тонах.
— Ничего себе местечко, — поежилась Алмис.
— Сейчас, — Дмитрий пошарил за каждой из картин, потом заглянул под широкую странно изогнутую кушетку. Вылез он оттуда, зажав в кулаке несколько стебельков «кербова уха»: — Вот, теперь можно разговаривать. А то клопов понавешали… Смотри, тайный ход. — Дмитрий подошел к картине Далила с Бильреста, отсчитал слева девять обнаженных стражей порядка и надавил десятому на глаз. Стена напротив кушетки плавно ушла в пол.
— Пра-ашу! Интимные покои Силена, неизвестные даже ему. Сокрушив конкурентов, Силен не смог сокрушить их секреты!
— Ого! — Алмис с восторгом разглядывала потолок, выложенный мозаикой из полудрагоценных кабашонов, потом перевела взгляд на фонтан: изо рта миниатюрной платиновой рыбки стекала розоватая жидкость, попадая в сложенные пригоршней ладони, тоже платиновые. Ладони торчали из мраморной плиты, напоминавшей надгробие, только без надписи. Просачиваясь между блестящих пальцев, жидкость достигала выемки в полу. Выемка выглядела одновременно знакомо и парадоксально… Через мгновение Алмис поняла: эта выемка — отпечаток живота беременной женщины! Жидкость, распространяя ласковое журчание и запах пейотля, исчезала в дырочке пупка. Вокруг фонтана по полу были живописно раскиданы желтые шелковые подушки, у стены под картиной стоял резной кривоногий столик, покрытый инкрустацией — три дракона яростно вцепились друг другу в хвосты. А картина, как сразу определил Дмитрий, принадлежала кисти Низорала из Арконы. Называлась она «Опять перхоть»: обнаженный красавец стоит на голубом кафельном полу, позади — листья душевой кабины, точно такие же, как те, среди котрых отмывались от пыльцы Дмитрий и Алмис. Справа от мужчины стоит женщина в черном деловом костюме и глухой белой блузке. Лица мужчины и женщины отрешенно смотрят в разные стороны.
— Умели жить, — Дмитрий откупорил бутылку и поставил ее на столик, прямо на трех драконов. — Правда, это не в моем вкусе…
— Да? — Алмис, ласково жмурясь, развалилась на подушках и принялась разглядывать тяжелые гобелены, украшавшие остальные стены.
На гобеленах были вышиты подвиги Тромпа, но какие-то странные: вот Тромп длинным мечом убивает красивую белую лошадь, а вот он ведет куда-то за собой вереницу мелких зверьков. Трехголовые зверьки во всем, кроме размеров, похожи на кербов. Дмитрий потянулся к картине и ткнул нарисованного мужчину пальцем в правый сосок. Противоположная стена сморщилась и исчезла. За ней находился роскошный бассейн, выложенный нефритом. Бассейн медленно наполнялся голубоватой водой.
— Иди сюда, — позвал Дмитрий, — и бутылку прихвати.
— Мы что, будем плавать вместе? — Удивилась Алмис.
— Нет, мы будем обмениваться информацией! — Дмитрий оттолкнулся от края бассейна и поплыл.
— Ныряй! Здесь можно.
Алмис взяла с подноса, лежавшего под столиком, высокие шестиграные бокалы и разлила строфарии. Она осторожно пригубила из своего бокала — строфария оказалась непривычно терпкой и приятной на вкус.
— Я нашла тоннели, — Алмис присела на край бассейна, осторожно болтая ножками в теплой воде. — Старые тоннели, совсем старые…
— Ну и что? — удивился Дмитрий.
— Они оплетают город, атсаны ими не пользуются. Там только белые черви. Атсаны могли бы перекрыть или разрушить, чтобы черви не лезли. Но ничего не делают.
— Может быть, кербы? — Дмитрий вспомил Святую Ма-Мин и поежился.
— Нет, кербы копают небрежно, без облицовки, их тоннели бысто рушатся… — Алмис прикончила первый бокал и налила себе следующий. — Их творения не имеют четкой планировки. А эти выстроены по какому-то плану. Я восстановила чертеж. Но его кто-то стер с моего пьютера. Вроде, Бруня стерла, заведующая наша…
— Хм, — Дмитрий подплыл к Алмис, взял у нее бутылку и отхлебнул прямо из горлышка, — ну и что? — Что-что?! — обиделась Алмис, — судя по плану, ходы не были завершены, для полной симметрии не хватает кольца под ареной, там всего шесть ходов, а должно быть двенадцать…
— Ты так все хорошо рассмотрела? — Дмитрий допил строфарию и зашвырнул бутылку в центр бассейна. Образовавшийся водоворот утащил ее куда-то вниз. С тихим звяканьем в стене открылась ниша, в которой появилась еще одна такая же зеленовато-бурая бутыль.
— У меня хорошая память, — пожала плечами Алмис.
— А что ты хотела узнать от меня? — спросил Дмитрий.
— Кто ты, рыцарь?
— Я — вот! — Дмитрий лениво выставил из воды все свое тело, — какой есть. Алмис слегка смутилась и оглядела его тело с ног до головы сквозь строфарию в стакане:
— И все?
— А которая часть тебя интересует больше? Алмис тихонько прыснула в кулачок:
— Ты несерьезен, рыцарь!
— А ты, моя красавица? — Дмитрий шутя схватил Алмис за ногу и стащил в воду.
— Негодяй! — Алмис вывернулась и отплыла подальше, — я с тобой о важных делах говорю! Ее красная простыня поплыла вслед за ней, извиваясь, словно хищная змея. Дмитрий выбросил простыню на нефритовый берег и поплыл вслед за девушкой.
— Я?! Ты хочешь знать, кто я?! Я — Тромп, великий и ужасный!!! Я победил Строителей и засунул их хвосты к ним в задницы!!! Берегись! Тебе не уйти от меня! Алмис весело взвизгнула, выскочила из бассейна и принялась удирать во все лопатки, прячась среди гобеленов и подушек.
— Ты — Тромп? — весело кричала девушка, — не смеши меня, я сечас лопну от смеха! Ты — великий победитель, создавший мир? Ты — гадкий мальчишка, и мерность у тебя не больше десятки!
— Нет, я помню строителей и их нелепые дрязги, — Дмитрий наконец чуть не поймал ее, но Алмис увернулась. — Я помню их дела и жалкие потуги… Я — память. Я — его жизнь!
— Фу, дурак! — Алмис запуталась в своей мокрой простыне. Сгробастав девушку в охапку, Дмитрий хотел прижать ее к стене за гобеленом. Но гобелен затрещал, они кубарем провалились в черное отверстие и выбили хлипкую дверь, ведущую в соседнее помещение.
— Какого…? — Дмитрий выпутался из под алой простыни и уставился на двух голых мужиков, сидевщих за грубым столом. Между мужиками стояла початая бутылка зеленого цвета с надписью «Портвейн». У Дмитрия от тоски защемило под ложечкой:
— Мужики, вы кто?
— Я — Кац, философ-мокрокосмист… — представился первый, бородатый толстяк.
— Ефим Хуман, — коротко представился второй, усатый карлик с кривыми мохнатыми ножками, — а вы чего такой шум подняли?
Алмис отобрала у Дмитрия простыню и с писком сиганула назад, к голубой воде и нефритовому кафелю. Дмитрий остался один на один с мужиками. Присел за стол.
— Портвею?.. — Предложил Кац, уважительно косясь на пояс с ножнами.
— Угу, — Дмитрий принял у толстяка граненый стакан, до краев наполненный приторной отравой, знакомой до боли. Опрокинул залпом. Хуман подлил еще:
— Давно не пили соков Родины, сударь?
Дмитрий кивнул.
— Вот так, — Хуман повернулся к Кацу, — возрастание мерности не убивает старых привычек. Я же говорил вам, коллега, что мерность — это не более, чем внешняя характеристика.
— Ни фига, — возразил Кац, наливая себе полный стакан, — мерность — характеристика сущностная, но не столько для субъекта, сколько для мира в целом. Любой скачок мерности повышает общую энтропию. Глупые поступки оказываются чудесами героизма, а недавняя история оборачивается мифом. Хуже того: даже новейшая история! Многие, например, всерьез уверены, что атсанские хортикультуртреггеры только тем и занимаются, что выносят за жрутерами дерьмо. Или пожалуйста, послушать, хотя бы, старого пердуна с его мечом…
— Ланселота, — усмехнулся Хуман, — он, как вы правильно заметили, старый пердун, да еще и маразматик, поэтому не может служить корректным примером…
— Какой Ланселот? — Вмешался Дмитрий в ученую беседу.
— Ланс Банник, — хором ответили Кац и Хуман. Кац ткнул жирным пальцем куда-то в сторону:
— Вон он, нашел друзей и вешает им лапшу про Черный Замок.
— Где?! — Дмитрий вскочил из-за стола.
— Да вон же, вон! Действительно, за соседним столом собралась компания, центром которой был не кто иной, как старичок из бара «Дракон». Старичок опирался, словно на клюку, на свой здоровенный меч. И как ему позволили протащить сюда это чудище? Наверное, в пылу праздника действительно приняли за клюку. Накачанные мужики, судя по гербовым татуировкам на бицепсах — беглые рыцари короны, внимательно слушали, как старик, зажмурившись, монотонно проговаривает какой-то текст.
Дмитрий подошел поближе, прислушался…
— Перед нами стала расти громада Черного Замка, — вещал старик. — Чем ближе мы приближались, тем больший трепет внушало это богомерзкое строение. Оно заставляло сжиматься сердца храбрейших. Оно заставляло опорожняться их кишечники. Оно заставляло смеживать веки, дабы не мог коснуться глаз его омерзительных линий. Пусть этот замок вечно снится стражникам тюремного форта в их гнусных подземельях! Ненавижу их! Ненавижу! Выкрикнув это, старик открыл глаза и увидел Дмитрия:
— Как… Спаситель!
Беглые рыцари короны дружно обернулись к Дмитрию.
— Это спаситель, почтеннейшие, — представил Дмитрия старик, — Рыцарь Предместий Дима Фленджер, победитель тридцати рогачей и одного керба.
— Чушь, — один из рыцарей короны, высокий дородный блондин, усмехнулся. Остальные повторили его усмешку.
— Чушь, — повторил первый, — мы, Ланс, с тобою дружим и готовы тебя слушать. Но чтобы шваль предместная победила керба… Да и тридцать рогачей — многовато для такого глиста. Чушь.
Дмитрий только пожал плечами. Он не собирался настаивать на лаврах победителя. Но Ланс ему был сейчас нужен для разговора. Такая удача! Не придется лезть в шахты, старик все передаст братве!
— Почтеннейшие, — Дмитрий отвесил собравшимся легкий поклон, — мне нужен рыцарь Ланс Банник на пару слов. Это не отнимет…
— Вали отсюда, вали! — Рыцари замахали руками, — вали, пока пинка не получил…
Дмитрий не двинулся с места. — Кто там сказал насчет пинка? — Тихо процедил он, не глядя ни на кого в отдельности.
— Ну, я, — блондин ухмыльнулся, поглаживая усы, лохматым белесым потоком струившиеся из самых ноздрей.
Дмитрий тоже ухмыльнулся. Потом, в один прыжок оказавшись на столе, со всей силы пнул блондина в нос. Белый поток смешался с красным. Не опуская ноги, Дмитрий добавил еще два раза в лоб. Рыцарь повалился с лавки. Дмитрий, перескочив через чью-то вытянутую руку, спыгнул на пол, точнее, прямо на блондина, не успевшего откатиться в сторону. Кулак Дмитрия вонзился блондину в кадык.
Рыцари короны, наконец, поняли, что их товарища вырубили. Они кинулись на Дмитрия гурьбой, опрокинув стол. Дмитрий выхватил из ножен кинжал, полоснул кого-то по лицу, еще у кого-то отхватил ухо. Несколько ударов ногами, прыжок через опрокинутый стол. Рыцари уже пришли в себя — все, кроме троих. Трое валялись на полу, измазанные в крови. Гладко выбритый крепыш схватил стол, поднял над головой — наверное, решил метнуть в Дмитрия. Дмитрий молниеносно подкатился к крепышу, ухватил под колени и дернул на себя. Крепыш неловко дернулся, выронив стол на товарищей. Дмитрий нанес несколько ударов в мощный торс, потом обеими руками поставил блоки на удары коротких рук крепыша и хлопнул его ладонями по ушам. Крепыш со стоном осел. Из его ушей текла кровь двумя тонкими струйками.
Перескочив через стол, Дмитрий слету отключил ударом ноги в висок еще одного рыцаря. Осталось только двое. Они были пьяны и на удары Дмитрия не реагировали никак — ни ответными ударами, ни отключкой. Кажется, драться они полезли чисто инстинктивно. Дмитрий поднял с пола свой кинжал, вытер о чье-то полотенце. Потом повернулся к Лансу. Тот все так же сидел на лавке, опираясь на меч.
— Ланс, — проговорил Дмитрий, придав голосу как можно больше значительности, — пойдем, уничтожим Черный Замок?
— Истинно так, спаситель, — прошамкал старик, — прямо сейчас.
— Нет, — Дмитрий ласково положил ему руку на плечо, — в Седьмой День, запомнил?
— В Седьмой День, — повторил старик. — Передай остальным, как вернешься в шахту. Вечером Седьмого Дня, скажи, Фленджер велел собраться и ждать. Именно эти слова. Передашь?
— Передам, — Ланс серьезно кивнул. Дмитрий, хоть и знал, что старик пребывает в глубоком маразме, не сомневался: Ланс выполнит поручение. Еще раз легонько хлопнув старика по хилому плечику, Дмитрий направился к выбитой двери, болтавшейся на одной петле. Кац и Хуман продолжали спокойно пить портвейн. Две пустые бутылки уже катались под их столом, а третья была пуста наполовину.
— Дайте хлебнуть, — попросил Дмитрий.
— Попка слипнется… — сказал Кац, но Хуман налил Дмитрию полстакана.
— Спасибо, мужики, — Дмитрий вернул пустой стакан, вытер губы тыльной стороной ладони, — пойду я…
— Подождите, сударь, — остановил его Хуман, — рассудите наш спор с коллегой. Кац утверждает, что раскольником достаточно плеснуть на дракона, чтобы тот исчез, а мне кажется, что надо не только плеснуть, но еще спеть песенку про бабку. Вы как считаете?
Дмитрий вздрогнул. Потом взял себя в руки:- Какой рассольник, мужики? Я не знаю…
— Ну что ж, — Хуман приветливо улыбнулся, — в таком случае, просим извинения. Однако, коллега, — он обернулся к Кацу, — если бы раскольник действовал от соприкосновения, его было бы невозможно хранить. Ведь в любом неживом или живом предмете с ненулевой степенью присутствия содержится частичка того или иного дракона. Кац хлопнул себя по лбу:- Точно! Ты прав, Фима. Наливай.
Дмитрий вернулся к бассейну с голубоватой водой. Алмис мрачно валялась на подушках.
— Опять ты кого-то бил? — Мрачно спросила она.
— Пошли, — бросил ей вместо ответа Дмитрий. — Но здесь неплохо…
— Пошли, я передумал. Надо готовиться к Седьмому Дню. Прости, душа не лежит отдыхать. Вот сделаю дела, тогда…
— Сволочь! — Алмис вскочила на ноги, — скотина! Вали отсюда, я остаюсь!
— Тебя не выпустят без моей карточки, — мягко ответил Дмитрий. — Давай, там уже вещички, небось, выстирались. А в Седьмой День приходи на арену вечером, я буду Куна мочить. Оттуда мы сбежим, кочерыжкам напоследок какую-нибудь гадость устроим…
— Чем тебе не угодили атсаны?
Дмитрий задумался. Действительно, чем?
— Не знаю, — честно ответил он, — но память Тромпа стучит в мое сердце. — Тромп никогда ничего не имел против атсанов.
Дмитрий и Алмис торопливо прошли через опустевший бар в душевую. Их одежда, аккуратно сложенная, лежала возле кадки со жрутером-прачкой. Дмитрий немедленно принялся одеваться. Алмис подошла к нему вплотную и встала, коснувшись твердым соском его груди:- Рыцарь, так скажи, я тебе нравлюсь?
— Да, да, милая, но сейчас… Вот в Седьмой День приходи, я там покуролесю чуток, а после…
— Не прийду! Ты с ума сошел: чтоб я после этого с тобой… Ты просто кретин! — И Алмис натянула через голову желтый сарафан.
Дмитрий опоясался ножнами поверх камзола, сунул в карман золотую карточку. Почесал щетину на подбородке. Может, и к лучшему, что девчонка не придет? Да, наверное, к лучшему. Хоть и жаль.
ГЛАВА 3
— Негодяй! — Алмис плеснула ему в лицо холодной водой.
— Ах так! — Дмитрий на минуту исчез, а на Алмис хлынул поток воды из всех раскрытых соцветий. Взвизгнув, Алмис выскочила из кабинки. Дмитрий уже стоял снаружи, босиком на мраморном кафеле, и почесывал низ живота.
— Иди в сушилку, — он кивнул головой в сторону странного переплетения сухих веток, усеянных острыми шипами.
— Издеваешься? — протянула Алмис. Дмитрий храбро шагнул в самый центр переплетения ветвей — и сейчас же на него со всех сторон обрушился поток горячего воздуха.
— Это пустнынный шиподуй, — улыбнулся Дмитрий, — обрезанный вариант, привитый к банному дереву.
Алмис пробралась в середку и с удовольствием подставила под воздушную струю свои густые каштановые волосы: — Рыцарь!
— Ну, — Дмитрий, не стесняясь, принялся разглядывать девушку.
— А куда мы теперь пойдем? Дмитрий пожал плечами: — Я могу проводить тебя до детской…
Алмис обиженно надулась: — Мне дали отпуск на весь праздник! Задумавшись, Дмитрий почесал щетину на подбородке.
— Я хочу куда-нибудь!!! — Продолжала зудеть Алмис, — у меня есть новости.
— Какие? — Информацию за информацию, — хитро прищурилась девушка. — Я тебе нравлюсь?
Дмитрий покраснел: — Тебе именно эта информация нужна?
— Ну, если это все, что ты можешь мне сообщить…
— Ладно, пойдем, я тебе «Аквариум» покажу, самые приятные уголки.
— Зачем? — Не поняла Алмис.
Дмитрий рассверепел: — Кто из нас хотел развлечься?! Ты или я?
— Я, — робко кивнула Алмис, — я хотела тебе про тоннели рассказать.
— Ну вот, — Дмитрий вышел из сушилки, открыл узкий деревянный шкафчик, увенчанный лакированными башенками, и достал пару простыней, — там и расскажешь. Возьмем строфарии, поплаваем.
Закутавшись в алую простыню с ног до головы, Алмис послушно пошла за Дмитрием. Дмитрий прикрыл только ноги, чтоб не видно было пояса с короткими ножнами, который он прицепил прямо на голое тело. Из ножен торчала рукоятка кинжала. Широкий ярко освещенный коридор привел к арке, завешанной бархатной портьерой. Дмитрий отодвинул портьеру. В уютном круглом помещении на мягких диванах развалились беглые рыцари короны. Они о чем-то беседовали, тихо посмеиваясь и иногда прикладываясь к тяжелым золотым кубкам.
Сбоку примостилась стойка, за которой похабно оскалился старый лысый козлоног: — Чем могу быть полезен, щедрый бон… И бона?
— Строфарией с тремя семерками и шестым кабинетом, — процедил сквозь зубы Дмитрий.
— Для боны ничего не желаете? — Козлоног сделал запись в огромном гроссбухе и выставил на стойку пыльную бутыль. Дмитрий двумя пальцами вытащил пробку, понюхал:
— Милейший, — обратился он к козлоногу, — для боны я желаю три семерки, а не три шестерки! Все так же улыбаясь, козлоног выставил другую бутыль. Дмитрий понюхал и удовлетворенно кивнул.
Козлоног выпростал из-под стойки бутон со щелью в сердцевинке: — Вам на час или два?
— На ночь, — буркнул Дмитрий и сунул в щель свою золотую карточку. Потом подхватил бутылку в одну руку, а Алмис в другую. — Пошли!
Козлоног за его спиной восхищенно цыкнул. Стены «шестого кабинета» были обиты шелковыми обоями цвета морской волны и увешаны картинами в тяжелых платиновых рамах: Далил с Бильреста, «Сорок пять обнаженных стражей порядка, изготовившихся для пассивной формы любви»; Петр Карась с Земли, «Сусанна и поляки»; еще раз Карась, бытовая сценка «Сватовство атсана», стиллистика «Передвижников». Подлинники. Венчало коллекцию огромное полотно Якута из Ермунграда — «Смерть перед Рождеством». Все картины были выполнены в багровых, серых и коричневых тонах.
— Ничего себе местечко, — поежилась Алмис.
— Сейчас, — Дмитрий пошарил за каждой из картин, потом заглянул под широкую странно изогнутую кушетку. Вылез он оттуда, зажав в кулаке несколько стебельков «кербова уха»: — Вот, теперь можно разговаривать. А то клопов понавешали… Смотри, тайный ход. — Дмитрий подошел к картине Далила с Бильреста, отсчитал слева девять обнаженных стражей порядка и надавил десятому на глаз. Стена напротив кушетки плавно ушла в пол.
— Пра-ашу! Интимные покои Силена, неизвестные даже ему. Сокрушив конкурентов, Силен не смог сокрушить их секреты!
— Ого! — Алмис с восторгом разглядывала потолок, выложенный мозаикой из полудрагоценных кабашонов, потом перевела взгляд на фонтан: изо рта миниатюрной платиновой рыбки стекала розоватая жидкость, попадая в сложенные пригоршней ладони, тоже платиновые. Ладони торчали из мраморной плиты, напоминавшей надгробие, только без надписи. Просачиваясь между блестящих пальцев, жидкость достигала выемки в полу. Выемка выглядела одновременно знакомо и парадоксально… Через мгновение Алмис поняла: эта выемка — отпечаток живота беременной женщины! Жидкость, распространяя ласковое журчание и запах пейотля, исчезала в дырочке пупка. Вокруг фонтана по полу были живописно раскиданы желтые шелковые подушки, у стены под картиной стоял резной кривоногий столик, покрытый инкрустацией — три дракона яростно вцепились друг другу в хвосты. А картина, как сразу определил Дмитрий, принадлежала кисти Низорала из Арконы. Называлась она «Опять перхоть»: обнаженный красавец стоит на голубом кафельном полу, позади — листья душевой кабины, точно такие же, как те, среди котрых отмывались от пыльцы Дмитрий и Алмис. Справа от мужчины стоит женщина в черном деловом костюме и глухой белой блузке. Лица мужчины и женщины отрешенно смотрят в разные стороны.
— Умели жить, — Дмитрий откупорил бутылку и поставил ее на столик, прямо на трех драконов. — Правда, это не в моем вкусе…
— Да? — Алмис, ласково жмурясь, развалилась на подушках и принялась разглядывать тяжелые гобелены, украшавшие остальные стены.
На гобеленах были вышиты подвиги Тромпа, но какие-то странные: вот Тромп длинным мечом убивает красивую белую лошадь, а вот он ведет куда-то за собой вереницу мелких зверьков. Трехголовые зверьки во всем, кроме размеров, похожи на кербов. Дмитрий потянулся к картине и ткнул нарисованного мужчину пальцем в правый сосок. Противоположная стена сморщилась и исчезла. За ней находился роскошный бассейн, выложенный нефритом. Бассейн медленно наполнялся голубоватой водой.
— Иди сюда, — позвал Дмитрий, — и бутылку прихвати.
— Мы что, будем плавать вместе? — Удивилась Алмис.
— Нет, мы будем обмениваться информацией! — Дмитрий оттолкнулся от края бассейна и поплыл.
— Ныряй! Здесь можно.
Алмис взяла с подноса, лежавшего под столиком, высокие шестиграные бокалы и разлила строфарии. Она осторожно пригубила из своего бокала — строфария оказалась непривычно терпкой и приятной на вкус.
— Я нашла тоннели, — Алмис присела на край бассейна, осторожно болтая ножками в теплой воде. — Старые тоннели, совсем старые…
— Ну и что? — удивился Дмитрий.
— Они оплетают город, атсаны ими не пользуются. Там только белые черви. Атсаны могли бы перекрыть или разрушить, чтобы черви не лезли. Но ничего не делают.
— Может быть, кербы? — Дмитрий вспомил Святую Ма-Мин и поежился.
— Нет, кербы копают небрежно, без облицовки, их тоннели бысто рушатся… — Алмис прикончила первый бокал и налила себе следующий. — Их творения не имеют четкой планировки. А эти выстроены по какому-то плану. Я восстановила чертеж. Но его кто-то стер с моего пьютера. Вроде, Бруня стерла, заведующая наша…
— Хм, — Дмитрий подплыл к Алмис, взял у нее бутылку и отхлебнул прямо из горлышка, — ну и что? — Что-что?! — обиделась Алмис, — судя по плану, ходы не были завершены, для полной симметрии не хватает кольца под ареной, там всего шесть ходов, а должно быть двенадцать…
— Ты так все хорошо рассмотрела? — Дмитрий допил строфарию и зашвырнул бутылку в центр бассейна. Образовавшийся водоворот утащил ее куда-то вниз. С тихим звяканьем в стене открылась ниша, в которой появилась еще одна такая же зеленовато-бурая бутыль.
— У меня хорошая память, — пожала плечами Алмис.
— А что ты хотела узнать от меня? — спросил Дмитрий.
— Кто ты, рыцарь?
— Я — вот! — Дмитрий лениво выставил из воды все свое тело, — какой есть. Алмис слегка смутилась и оглядела его тело с ног до головы сквозь строфарию в стакане:
— И все?
— А которая часть тебя интересует больше? Алмис тихонько прыснула в кулачок:
— Ты несерьезен, рыцарь!
— А ты, моя красавица? — Дмитрий шутя схватил Алмис за ногу и стащил в воду.
— Негодяй! — Алмис вывернулась и отплыла подальше, — я с тобой о важных делах говорю! Ее красная простыня поплыла вслед за ней, извиваясь, словно хищная змея. Дмитрий выбросил простыню на нефритовый берег и поплыл вслед за девушкой.
— Я?! Ты хочешь знать, кто я?! Я — Тромп, великий и ужасный!!! Я победил Строителей и засунул их хвосты к ним в задницы!!! Берегись! Тебе не уйти от меня! Алмис весело взвизгнула, выскочила из бассейна и принялась удирать во все лопатки, прячась среди гобеленов и подушек.
— Ты — Тромп? — весело кричала девушка, — не смеши меня, я сечас лопну от смеха! Ты — великий победитель, создавший мир? Ты — гадкий мальчишка, и мерность у тебя не больше десятки!
— Нет, я помню строителей и их нелепые дрязги, — Дмитрий наконец чуть не поймал ее, но Алмис увернулась. — Я помню их дела и жалкие потуги… Я — память. Я — его жизнь!
— Фу, дурак! — Алмис запуталась в своей мокрой простыне. Сгробастав девушку в охапку, Дмитрий хотел прижать ее к стене за гобеленом. Но гобелен затрещал, они кубарем провалились в черное отверстие и выбили хлипкую дверь, ведущую в соседнее помещение.
— Какого…? — Дмитрий выпутался из под алой простыни и уставился на двух голых мужиков, сидевщих за грубым столом. Между мужиками стояла початая бутылка зеленого цвета с надписью «Портвейн». У Дмитрия от тоски защемило под ложечкой:
— Мужики, вы кто?
— Я — Кац, философ-мокрокосмист… — представился первый, бородатый толстяк.
— Ефим Хуман, — коротко представился второй, усатый карлик с кривыми мохнатыми ножками, — а вы чего такой шум подняли?
Алмис отобрала у Дмитрия простыню и с писком сиганула назад, к голубой воде и нефритовому кафелю. Дмитрий остался один на один с мужиками. Присел за стол.
— Портвею?.. — Предложил Кац, уважительно косясь на пояс с ножнами.
— Угу, — Дмитрий принял у толстяка граненый стакан, до краев наполненный приторной отравой, знакомой до боли. Опрокинул залпом. Хуман подлил еще:
— Давно не пили соков Родины, сударь?
Дмитрий кивнул.
— Вот так, — Хуман повернулся к Кацу, — возрастание мерности не убивает старых привычек. Я же говорил вам, коллега, что мерность — это не более, чем внешняя характеристика.
— Ни фига, — возразил Кац, наливая себе полный стакан, — мерность — характеристика сущностная, но не столько для субъекта, сколько для мира в целом. Любой скачок мерности повышает общую энтропию. Глупые поступки оказываются чудесами героизма, а недавняя история оборачивается мифом. Хуже того: даже новейшая история! Многие, например, всерьез уверены, что атсанские хортикультуртреггеры только тем и занимаются, что выносят за жрутерами дерьмо. Или пожалуйста, послушать, хотя бы, старого пердуна с его мечом…
— Ланселота, — усмехнулся Хуман, — он, как вы правильно заметили, старый пердун, да еще и маразматик, поэтому не может служить корректным примером…
— Какой Ланселот? — Вмешался Дмитрий в ученую беседу.
— Ланс Банник, — хором ответили Кац и Хуман. Кац ткнул жирным пальцем куда-то в сторону:
— Вон он, нашел друзей и вешает им лапшу про Черный Замок.
— Где?! — Дмитрий вскочил из-за стола.
— Да вон же, вон! Действительно, за соседним столом собралась компания, центром которой был не кто иной, как старичок из бара «Дракон». Старичок опирался, словно на клюку, на свой здоровенный меч. И как ему позволили протащить сюда это чудище? Наверное, в пылу праздника действительно приняли за клюку. Накачанные мужики, судя по гербовым татуировкам на бицепсах — беглые рыцари короны, внимательно слушали, как старик, зажмурившись, монотонно проговаривает какой-то текст.
Дмитрий подошел поближе, прислушался…
— Перед нами стала расти громада Черного Замка, — вещал старик. — Чем ближе мы приближались, тем больший трепет внушало это богомерзкое строение. Оно заставляло сжиматься сердца храбрейших. Оно заставляло опорожняться их кишечники. Оно заставляло смеживать веки, дабы не мог коснуться глаз его омерзительных линий. Пусть этот замок вечно снится стражникам тюремного форта в их гнусных подземельях! Ненавижу их! Ненавижу! Выкрикнув это, старик открыл глаза и увидел Дмитрия:
— Как… Спаситель!
Беглые рыцари короны дружно обернулись к Дмитрию.
— Это спаситель, почтеннейшие, — представил Дмитрия старик, — Рыцарь Предместий Дима Фленджер, победитель тридцати рогачей и одного керба.
— Чушь, — один из рыцарей короны, высокий дородный блондин, усмехнулся. Остальные повторили его усмешку.
— Чушь, — повторил первый, — мы, Ланс, с тобою дружим и готовы тебя слушать. Но чтобы шваль предместная победила керба… Да и тридцать рогачей — многовато для такого глиста. Чушь.
Дмитрий только пожал плечами. Он не собирался настаивать на лаврах победителя. Но Ланс ему был сейчас нужен для разговора. Такая удача! Не придется лезть в шахты, старик все передаст братве!
— Почтеннейшие, — Дмитрий отвесил собравшимся легкий поклон, — мне нужен рыцарь Ланс Банник на пару слов. Это не отнимет…
— Вали отсюда, вали! — Рыцари замахали руками, — вали, пока пинка не получил…
Дмитрий не двинулся с места. — Кто там сказал насчет пинка? — Тихо процедил он, не глядя ни на кого в отдельности.
— Ну, я, — блондин ухмыльнулся, поглаживая усы, лохматым белесым потоком струившиеся из самых ноздрей.
Дмитрий тоже ухмыльнулся. Потом, в один прыжок оказавшись на столе, со всей силы пнул блондина в нос. Белый поток смешался с красным. Не опуская ноги, Дмитрий добавил еще два раза в лоб. Рыцарь повалился с лавки. Дмитрий, перескочив через чью-то вытянутую руку, спыгнул на пол, точнее, прямо на блондина, не успевшего откатиться в сторону. Кулак Дмитрия вонзился блондину в кадык.
Рыцари короны, наконец, поняли, что их товарища вырубили. Они кинулись на Дмитрия гурьбой, опрокинув стол. Дмитрий выхватил из ножен кинжал, полоснул кого-то по лицу, еще у кого-то отхватил ухо. Несколько ударов ногами, прыжок через опрокинутый стол. Рыцари уже пришли в себя — все, кроме троих. Трое валялись на полу, измазанные в крови. Гладко выбритый крепыш схватил стол, поднял над головой — наверное, решил метнуть в Дмитрия. Дмитрий молниеносно подкатился к крепышу, ухватил под колени и дернул на себя. Крепыш неловко дернулся, выронив стол на товарищей. Дмитрий нанес несколько ударов в мощный торс, потом обеими руками поставил блоки на удары коротких рук крепыша и хлопнул его ладонями по ушам. Крепыш со стоном осел. Из его ушей текла кровь двумя тонкими струйками.
Перескочив через стол, Дмитрий слету отключил ударом ноги в висок еще одного рыцаря. Осталось только двое. Они были пьяны и на удары Дмитрия не реагировали никак — ни ответными ударами, ни отключкой. Кажется, драться они полезли чисто инстинктивно. Дмитрий поднял с пола свой кинжал, вытер о чье-то полотенце. Потом повернулся к Лансу. Тот все так же сидел на лавке, опираясь на меч.
— Ланс, — проговорил Дмитрий, придав голосу как можно больше значительности, — пойдем, уничтожим Черный Замок?
— Истинно так, спаситель, — прошамкал старик, — прямо сейчас.
— Нет, — Дмитрий ласково положил ему руку на плечо, — в Седьмой День, запомнил?
— В Седьмой День, — повторил старик. — Передай остальным, как вернешься в шахту. Вечером Седьмого Дня, скажи, Фленджер велел собраться и ждать. Именно эти слова. Передашь?
— Передам, — Ланс серьезно кивнул. Дмитрий, хоть и знал, что старик пребывает в глубоком маразме, не сомневался: Ланс выполнит поручение. Еще раз легонько хлопнув старика по хилому плечику, Дмитрий направился к выбитой двери, болтавшейся на одной петле. Кац и Хуман продолжали спокойно пить портвейн. Две пустые бутылки уже катались под их столом, а третья была пуста наполовину.
— Дайте хлебнуть, — попросил Дмитрий.
— Попка слипнется… — сказал Кац, но Хуман налил Дмитрию полстакана.
— Спасибо, мужики, — Дмитрий вернул пустой стакан, вытер губы тыльной стороной ладони, — пойду я…
— Подождите, сударь, — остановил его Хуман, — рассудите наш спор с коллегой. Кац утверждает, что раскольником достаточно плеснуть на дракона, чтобы тот исчез, а мне кажется, что надо не только плеснуть, но еще спеть песенку про бабку. Вы как считаете?
Дмитрий вздрогнул. Потом взял себя в руки:- Какой рассольник, мужики? Я не знаю…
— Ну что ж, — Хуман приветливо улыбнулся, — в таком случае, просим извинения. Однако, коллега, — он обернулся к Кацу, — если бы раскольник действовал от соприкосновения, его было бы невозможно хранить. Ведь в любом неживом или живом предмете с ненулевой степенью присутствия содержится частичка того или иного дракона. Кац хлопнул себя по лбу:- Точно! Ты прав, Фима. Наливай.
Дмитрий вернулся к бассейну с голубоватой водой. Алмис мрачно валялась на подушках.
— Опять ты кого-то бил? — Мрачно спросила она.
— Пошли, — бросил ей вместо ответа Дмитрий. — Но здесь неплохо…
— Пошли, я передумал. Надо готовиться к Седьмому Дню. Прости, душа не лежит отдыхать. Вот сделаю дела, тогда…
— Сволочь! — Алмис вскочила на ноги, — скотина! Вали отсюда, я остаюсь!
— Тебя не выпустят без моей карточки, — мягко ответил Дмитрий. — Давай, там уже вещички, небось, выстирались. А в Седьмой День приходи на арену вечером, я буду Куна мочить. Оттуда мы сбежим, кочерыжкам напоследок какую-нибудь гадость устроим…
— Чем тебе не угодили атсаны?
Дмитрий задумался. Действительно, чем?
— Не знаю, — честно ответил он, — но память Тромпа стучит в мое сердце. — Тромп никогда ничего не имел против атсанов.
Дмитрий и Алмис торопливо прошли через опустевший бар в душевую. Их одежда, аккуратно сложенная, лежала возле кадки со жрутером-прачкой. Дмитрий немедленно принялся одеваться. Алмис подошла к нему вплотную и встала, коснувшись твердым соском его груди:- Рыцарь, так скажи, я тебе нравлюсь?
— Да, да, милая, но сейчас… Вот в Седьмой День приходи, я там покуролесю чуток, а после…
— Не прийду! Ты с ума сошел: чтоб я после этого с тобой… Ты просто кретин! — И Алмис натянула через голову желтый сарафан.
Дмитрий опоясался ножнами поверх камзола, сунул в карман золотую карточку. Почесал щетину на подбородке. Может, и к лучшему, что девчонка не придет? Да, наверное, к лучшему. Хоть и жаль.
ГЛАВА 3
Кабинет председателя Дмитрий переделал под штаб. Вся переделка состояла в том, чтобы увеличить монитор до размеров стены и поставить еще одно кресло для Бурта. Бурт постарался на славу: теперь на мониторе можно было видеть любой участок атсанской сети.
— Детская, — приказал Дмитрий.
— Это не главное… — попытался возразить Бурт, но Дмитрий положил руку на его сухую лапку: — Буртик, извини, но…
— Ладно, ладно, нам, бесполым, не понять.
На мониторе возникло лицо Алмис. Дмитрий облегченно вздохнул, потом улыбнулся: — Привет, милая. Алмис надула губки и молча глядела изподлобья.
— Ты меня слышишь? — Спросил Дмитий.
— Да, — коротко ответила Алмис.
— На поединке будешь? Очень важно, чтобы ты была.
— Не хочу.
Дмитрий приложил гигантское усилие, чтобы сохранить на лице улыбку: — Алмис, деточка, мы же договорились!..
— Тебе не жаль атсанов?
Атсанов Дмитрию было жаль. Он так и ответил: — Жаль. Но у меня планы…
— Это не твои планы! — Вдруг закричала Алмис, — ты что, ты — Тромп? Ты просто поймал его память, да и то — не всю! Ты…
Дмитрий медленно покачал головой: — Дело не в Тромпе. И не в его планах. Мне наплевать на рыцарство, на корону, вообще на весь этот бардак. Я хочу домой.
— А я хочу остаться здесь. На меня тебе тоже наплевать?
— Нет! Тромп не стал бы с тобой связываться, для него все женщины были, как одна. А я — не Тромп. Я хочу с тобой… Тебя… Я, короче, хочу взять тебя с собой. Пойдешь?
Алмис молчала. Дмитрий выключил связь. Бурт подпрыгнул на своем кресле: — Что ты гонишь, хозяин? Да ведь Тромп… Он всю жизнь любил одну и ту же даму, Дульчис из Коростени. Об этом ты не словил никакого воспоминания? Нет? Странно…
Дмитрий ухмыльнулся: — Наверное, словил. Видишь ли, Буртик, это для меня самого, если честно, до сих пор девки все существовали от туфелек до шеи, не выше. Я на лицо вообще не смотрел, трахал, кого попало. Меня даже иногда не Фленджером звали, а Факером. А теперь вдруг… Мне тоже странно. Как ты сейчас рассказал про эту, как ее, Дулю с кистенем…
— Дульчис из Коростени.
— Не важно. В общем, я на Алмис подсел, полностью. Ты, хоть и бесполый, должен понимать.
— Понимаю, понимаю, — грустно ответил Бурт, — это как «Дума». Некоторые кретины играют только в нее, все остальное их не волнует. Дойдут до верхнего уровня и начинают по новой… Кстати, о «Думе». Пора снаряжать твоих гвардейцев.
— Пора, — согласился Дмитрий и вывел на монитор третий этаж. Третий этаж «Думы» состоял из лабиринта коридоров, сходившихся к центральному залу, почти целиком занятому бассейном с кислотой. Посреди бассейна возвышалась платформа, до которой игроку требовалось допрыгнуть, используя реактивный ранец. Когда-то на этой платформе лежал бесценный приз — вечная базука.
— Убрать бассейн, — приказал Дмитрий. Бассейн исчез. Теперь вокруг платформы стелился желтоватый линолеум. — Десять реактивных ранцев, девять ментов, сто секьюрити — в зал. Строиться, ждать меня.
Когда Дмитрий и Бурт спустились на третий этаж, отряд уже ждал. Вдоль одной стены шеренгой по четыре замерли секьюрити. При виде своего председателя секьюрити вытянулись по стойке «смирно», сложив кожистые крылья за широкими спинами. Менты держались от секьюрити поодаль и даже не удостоили Дмитрия взглядом, но он знал, что менты будут работать не хуже крылатых идиотов. Ранцы валялись грудой возле противоположной стены. Рядом с ними такой же грудой были свалены вечные базуки, притащенные сюда еще в прошлый раз из архива.
— Ментам надеть ранцы, — приказал Дмитрий. Менты разобрали ранцы.
Последний ранец натянул на себя Бурт, шипя под нос: — Тоже мне, нашел мента!
— Вольно, взять базуки!
Менты и секьюрити вооружились базуками. Бурт от базуки презрительно отказался.
— Монитор, — Дмитрий пнул сапогом стену, — общий план.
Монитор, возникший на стене, показал план атсанской сети. Разбив секьюрити по отделениям, Дмитрий во главе девяти отделений поставил ментов. Десятым должен был командовать Бурт.
— Внимание на схему, — Дмитрий прошелся вдоль экрана и ткнул в правый нажний угол, — вот «Дума», для ориентации. Точки операций помечены цифрами, от одного до девяти. Задачи у отделений с первого по девятое сходные. Уничтожить защиту, перекрыть все каналы доступа. Менты переводят каждую из дверей в открытое положение, после чего виртуальные объекты должны быть разрушены. Доложить о выполнении и остаться возле объектов. Пресекать любую попытку восстановления. Максимальное время выполнения — десять минут. Задача ясна?
— Так точно! — Хором гаркнули секьюрити. Менты молча кивнули. Дмитрий подошел к Бурту:
— А ты действуешь, как договаривались.
— Ага, — подтвердил Бурт, — главный лифт настраиваю на тебя, отсекаю каналы, оставляю дуболомов охранять и возвращаюсь на диск.
— Да. Если что не так — все равно возвращайся. Жертвуй только дуболомами, сам под огонь не лезь…
— Какой здесь огонь? Сеть мерностью двадцать, развлечение для слабоумных.
— Все равно. Удачи. — Дмитрий бросил взгляд на потолок: серо-голубой квадрат висел строго над платформой.
— Выход с платформы через окно. Первое отделение, марш! Второе, марш! Третье…
Загудели ранцы, зашелестели черные крылья. Отделения строились колоннами и вылетали сквозь квадрат окна. Последним отправлялся Бурт. Дмитрий повторил:
— Удачи тебе.
— Ты, главное, на девчонку не отвлекайся, следи, — сказал на прощание Бурт и повел своих дуболомов в атаку на главный лифт подземелья. Дмитрий хотел подняться в кабинет, но передумал, остался в пустом зале. Линолеум гасил звук шагов, схема ровно светилась на мониторе. Почему Алмис дуется? Что ей в этих картошках? Дмитрий не мог разобраться в чувствах Алмис, зато прекрасно разбирался в своих собственных, точнее — в чувствах Тромпа. Сам Дмитрий никогда бы не смог испытывать подобных чувств. Это не любовь, точно. И даже не дружба. Это — холодное знание: Алмис должна быть рядом. Алмис нужна. Для чего нужна — вопрос, но Дмитрий был уверен, что вопрос решаемый. Хорошо бы сейчас снова вызвать детскую… На схеме загорелась голубая единица, сразу за ней — двойка и четверка. Остальные цифры зажглись практически одновременно. Двери открыты. А как там Бурт? Бурт молчал… И тут весь экран заняла мохнатая испуганная мордашка: — Хозяин! Тут такое!..
— Быстро назад!
— Не могу!
— Минут пять продержишься?
— Может, десять. Не больше.
— Я сейчас. — Дмитрий бросился к лестнице на второй этаж. Новый вирус, полностью готовый, лежал на своем помосте.
— Детская, — приказал Дмитрий.
— Это не главное… — попытался возразить Бурт, но Дмитрий положил руку на его сухую лапку: — Буртик, извини, но…
— Ладно, ладно, нам, бесполым, не понять.
На мониторе возникло лицо Алмис. Дмитрий облегченно вздохнул, потом улыбнулся: — Привет, милая. Алмис надула губки и молча глядела изподлобья.
— Ты меня слышишь? — Спросил Дмитий.
— Да, — коротко ответила Алмис.
— На поединке будешь? Очень важно, чтобы ты была.
— Не хочу.
Дмитрий приложил гигантское усилие, чтобы сохранить на лице улыбку: — Алмис, деточка, мы же договорились!..
— Тебе не жаль атсанов?
Атсанов Дмитрию было жаль. Он так и ответил: — Жаль. Но у меня планы…
— Это не твои планы! — Вдруг закричала Алмис, — ты что, ты — Тромп? Ты просто поймал его память, да и то — не всю! Ты…
Дмитрий медленно покачал головой: — Дело не в Тромпе. И не в его планах. Мне наплевать на рыцарство, на корону, вообще на весь этот бардак. Я хочу домой.
— А я хочу остаться здесь. На меня тебе тоже наплевать?
— Нет! Тромп не стал бы с тобой связываться, для него все женщины были, как одна. А я — не Тромп. Я хочу с тобой… Тебя… Я, короче, хочу взять тебя с собой. Пойдешь?
Алмис молчала. Дмитрий выключил связь. Бурт подпрыгнул на своем кресле: — Что ты гонишь, хозяин? Да ведь Тромп… Он всю жизнь любил одну и ту же даму, Дульчис из Коростени. Об этом ты не словил никакого воспоминания? Нет? Странно…
Дмитрий ухмыльнулся: — Наверное, словил. Видишь ли, Буртик, это для меня самого, если честно, до сих пор девки все существовали от туфелек до шеи, не выше. Я на лицо вообще не смотрел, трахал, кого попало. Меня даже иногда не Фленджером звали, а Факером. А теперь вдруг… Мне тоже странно. Как ты сейчас рассказал про эту, как ее, Дулю с кистенем…
— Дульчис из Коростени.
— Не важно. В общем, я на Алмис подсел, полностью. Ты, хоть и бесполый, должен понимать.
— Понимаю, понимаю, — грустно ответил Бурт, — это как «Дума». Некоторые кретины играют только в нее, все остальное их не волнует. Дойдут до верхнего уровня и начинают по новой… Кстати, о «Думе». Пора снаряжать твоих гвардейцев.
— Пора, — согласился Дмитрий и вывел на монитор третий этаж. Третий этаж «Думы» состоял из лабиринта коридоров, сходившихся к центральному залу, почти целиком занятому бассейном с кислотой. Посреди бассейна возвышалась платформа, до которой игроку требовалось допрыгнуть, используя реактивный ранец. Когда-то на этой платформе лежал бесценный приз — вечная базука.
— Убрать бассейн, — приказал Дмитрий. Бассейн исчез. Теперь вокруг платформы стелился желтоватый линолеум. — Десять реактивных ранцев, девять ментов, сто секьюрити — в зал. Строиться, ждать меня.
Когда Дмитрий и Бурт спустились на третий этаж, отряд уже ждал. Вдоль одной стены шеренгой по четыре замерли секьюрити. При виде своего председателя секьюрити вытянулись по стойке «смирно», сложив кожистые крылья за широкими спинами. Менты держались от секьюрити поодаль и даже не удостоили Дмитрия взглядом, но он знал, что менты будут работать не хуже крылатых идиотов. Ранцы валялись грудой возле противоположной стены. Рядом с ними такой же грудой были свалены вечные базуки, притащенные сюда еще в прошлый раз из архива.
— Ментам надеть ранцы, — приказал Дмитрий. Менты разобрали ранцы.
Последний ранец натянул на себя Бурт, шипя под нос: — Тоже мне, нашел мента!
— Вольно, взять базуки!
Менты и секьюрити вооружились базуками. Бурт от базуки презрительно отказался.
— Монитор, — Дмитрий пнул сапогом стену, — общий план.
Монитор, возникший на стене, показал план атсанской сети. Разбив секьюрити по отделениям, Дмитрий во главе девяти отделений поставил ментов. Десятым должен был командовать Бурт.
— Внимание на схему, — Дмитрий прошелся вдоль экрана и ткнул в правый нажний угол, — вот «Дума», для ориентации. Точки операций помечены цифрами, от одного до девяти. Задачи у отделений с первого по девятое сходные. Уничтожить защиту, перекрыть все каналы доступа. Менты переводят каждую из дверей в открытое положение, после чего виртуальные объекты должны быть разрушены. Доложить о выполнении и остаться возле объектов. Пресекать любую попытку восстановления. Максимальное время выполнения — десять минут. Задача ясна?
— Так точно! — Хором гаркнули секьюрити. Менты молча кивнули. Дмитрий подошел к Бурту:
— А ты действуешь, как договаривались.
— Ага, — подтвердил Бурт, — главный лифт настраиваю на тебя, отсекаю каналы, оставляю дуболомов охранять и возвращаюсь на диск.
— Да. Если что не так — все равно возвращайся. Жертвуй только дуболомами, сам под огонь не лезь…
— Какой здесь огонь? Сеть мерностью двадцать, развлечение для слабоумных.
— Все равно. Удачи. — Дмитрий бросил взгляд на потолок: серо-голубой квадрат висел строго над платформой.
— Выход с платформы через окно. Первое отделение, марш! Второе, марш! Третье…
Загудели ранцы, зашелестели черные крылья. Отделения строились колоннами и вылетали сквозь квадрат окна. Последним отправлялся Бурт. Дмитрий повторил:
— Удачи тебе.
— Ты, главное, на девчонку не отвлекайся, следи, — сказал на прощание Бурт и повел своих дуболомов в атаку на главный лифт подземелья. Дмитрий хотел подняться в кабинет, но передумал, остался в пустом зале. Линолеум гасил звук шагов, схема ровно светилась на мониторе. Почему Алмис дуется? Что ей в этих картошках? Дмитрий не мог разобраться в чувствах Алмис, зато прекрасно разбирался в своих собственных, точнее — в чувствах Тромпа. Сам Дмитрий никогда бы не смог испытывать подобных чувств. Это не любовь, точно. И даже не дружба. Это — холодное знание: Алмис должна быть рядом. Алмис нужна. Для чего нужна — вопрос, но Дмитрий был уверен, что вопрос решаемый. Хорошо бы сейчас снова вызвать детскую… На схеме загорелась голубая единица, сразу за ней — двойка и четверка. Остальные цифры зажглись практически одновременно. Двери открыты. А как там Бурт? Бурт молчал… И тут весь экран заняла мохнатая испуганная мордашка: — Хозяин! Тут такое!..
— Быстро назад!
— Не могу!
— Минут пять продержишься?
— Может, десять. Не больше.
— Я сейчас. — Дмитрий бросился к лестнице на второй этаж. Новый вирус, полностью готовый, лежал на своем помосте.