Первым делом они осмотрели обе комнаты. Нигде ни щелочки. Карцер оказался вырезан в монолитном куске какой-то очень твердой породы.
   — Чего делать будем? — спросил Боцман после ужина.
   — Отдыхать!
   И капитан с видимым удовольствием растянулся на листе мышебоя.
   — Ах, Ма-Мин, — прошептал Боцман, — встретимся ли мы вновь?

ГЛАВА 7

   Первые сутки в карцере тянулись невообразимо долго. Боцман перерыл обе комнаты в надежде найти хоть что-нибудь, что могло бы послужить заготовкой для оружия. Но в карцере не нашлось ничего, кроме двух пустых листов мышебоя да дырки параши. Не было даже щелей в стенах, куда можно что-нибудь заныкать. Сплошная полированная поверхность.
   Капитан тоже занимался полезным делом. Он пытался простучать все стены в поисках слабого места. Но монолит везде откликался одинаково глухо.
   Единственным более-менее слабым местом была дверь. Но там насмерть стояла бродячая осина, а сражаться с этим представителем растительного мира без оружия — полная безнадега. Капитан попытался: под ударами осина становилась мягкой, но сразу твердела, ловко давая сдачи. Тем не менее, именно разумное поведение осины давало некоторую надежду. Остановившись в очередной раз перед дверью, Капитан поманил Боцмана:
   — Ну, рыцарь, блин, давай, отвлеки эту корягу.
   — А с какой стати я? — Боцман насупился. — Я мастер уклонения от боя. Так что, давай-ка сам!
   — Я тощий, — резонно возразил Капитан. — Она за мной не погонится.
   — Ага, а я, значит, толстый! Ну-ка, пойдем, выйдем! Я тебе покажу, кто из нас толстый!
   — Так выходили уже, — спокойно ответил Капитан. — Помнишь, что получилось?
   — Все равно, я к ней не полезу. — Боцман уперся, и переубедить его не было никакой возможности.
   — Твои предложения?
   — Подождать, когда будут хавчик выдавать, скрутить их всех — и дёру!
   — А ты уверен, что в карцере и жрать дают?
   — А что, атсаны же не звери!
   — Но и не люди. Возьмут, забудут…
   — Тогда где кости?
   — Чьи?
   — Тех, кто тут раньше был.
   — Вспомнили и убрали.
   Крыть было нечем, да и разговор зашел в полнейший тупик. Боцман грустно присел на пол возле осины, а Капитан принялся методично долбить стену кулаками.
   Через час, или немного меньше, Боцман встал с насиженного места, продефилировал в сторону отрабатывающего удары Капитана и встал у него за спиной. Тот не показал вида, что заметил перемещения приятеля — продолжал свое бестолковое занятие, как ни в чем ни бывало.
   — И долго ты будешь стенку колошматить?
   — Пока не надоест.
   — А мне уже надоело!
   — Твои трудности.
   Удрученный Боцман поплелся обратно, но на полпути его осенило:
   — Слышь, Кэп, а наша Отмыра сможет помочь?
   От последнего удара бандита полированная муть стены покрылась сетью мелких трещин. Развернувшись, он уставился на приятеля:
   — Как? Это не виртуалка, зема! Ты че…
   — А попробовать?
   Капитан пожал плечами. Потом набрал в легкие побольше воздуха и крикнул:
   — Отмыра! Ты где?
   — Зачем орешь? — Отмыра материлизовалась прямо посередине карцера.
   Капитан удивленно замолчал. Боцман проявил больше расторопности:
   — Так, короче, — приказал он, — вытаскивай нас отсюда! Продолби эту стену до ближайшего тоннеля!
   — Нет, — возразил Капитан, — Мы на тебя залезем — и вперед, на волю!
   — Мужики, — Отмыра изогнула носик сперва вправо, потом влево, — меня тут нет. Я — проекция ваших сознаний, поэтому не могу ни долбить, ни на спине катать. Хотите, может, телегу прогоню… Я тут нарыла по сетям столько телег! Вот, например, легенда о том, как Тромп уничтожил Ма-Мин.
   — Как нет, если есть! — Боцман похлопал ладонью по металлическому боку «сковородки». Бок отозвался гулким дребезжанием. И тут до Боцмана дошло:
   — Постой… Когда это Тромп уничтожил Ма-Мин?
   Отмыра, кажется, смутилась — ее носик заходил ходуном. Посучив по скользкому полу острыми паучьими ножками, она уклончиво ответила:
   — Ну… Легенда, короче. Телега.
   — А откуда такая телега? — Наседал Боцман, — что за гнилые гонки?
   — Отвали, — Капитан дернул коллегу за плечо и повернулся к Отмыре. — А эту дверь ты можешь открыть?
   — Запросто!
   — Какая дверь? — Заверещал Боцман, — там куча вонючих атсанов, опять придется драться. Отмыра, вызови кербов, пусть они прокопают сюда тоннель… Или… Ты говоришь…
   — Ма-Мин жива, — успокоила Боцмана Отмыра.
   — А как же Тромп и…
   — Телега. Но тоннель к вам никто прокопать не сможет. Вы же в бусинке!
   Капитан присел на край койки. Медленно оглядел стены, пол, потолок. Почесал себе лоб.
   — В какой бусинке?
   — Бусинка из ожерелья Ру-Бьек, — охотно ответила «сковородка». — Когда Ру-Бьек потеряло язык, бусинка тоже потерялась. Если, конечно, верить увлапонским апокрифам…
   — Что за бусинка?! — Капитан с такой силой стукнул ладонью по колену, что чуть сам себе не сломал ногу.
   — Алмазная, бесконечная снаружи, конечная внутри. Вход-выход только через дверь.
   — А параша? — С надеждой спросил Боцман. «Сковородка» отрезала:
   — Видимость. Телега.
   — Отпирай дверь, — решил Капитан. Встав перед дверью, он принял низкую стойку, готовый прыгнуть на любого, кто окажется с той стороны.
   Но Боцман все испортил:
   — Нет! Не хочу махаться!
   — Слушай меня! Я — хозяин! — Рыкнул Капитан.
   Отмыра не двинулась с места.
   — Вы оба мои хозяева. Делали-то меня вместе!.. Короче, вы пока добазарьтесь, а я попозже загляну!
   В следующее мгновение ее не стало.
   — Это из-за тебя Отмыра свалила! — Взъярился Боцман.
   — Нет, твой косяк! — возразил Капитан, — согласился бы на дверь, и все чики-пуки! А то, махаться ему западло вдруг!
   — С кербами надежнее. Ты знаешь, сколько у атсанов этих осин?
   — Под бочок к Ма-Мин захотел?
   — А Ма-Мин не трожь!
   — Да кто ее трогает? Вот Тромп ее, говорят, тронул…
   Боцман успокоился, присел на корточки, запустил пятерню в бороду. Наконец, сказал:
   — Святая Ма-Мин жива. Я знаю точно.
   — Да пошел ты!..
   — Только с тобой!
   — А некуда, братан.
   — Кербов бы сюда. Или выкидуху…
   — Арконский мечтатель. Нормальные пацаны ходят через двери.
   — Это я ненормальный?! — Вскочил Боцман с пола.
   — Ну, не я же… — хихикнул Капитан, и все началось по новому кругу.
   В карцере время суток определить было невозможно, и бандиты, проведя ночь за бесплодными словесными баталиями, заснули лишь под утро. Если Истина и родилась в их спорах, то, убоявшись гигантского количества матюгов, немедленно укатила в самые дальние миры за десятью вратами Бильреста.
   Проснувшись первым, Боцман обнаружил, что дверь открыта. Неужто Отмыра… Он скатился на пол со своего мышебоя и ринулся к Капитану. Но разбудить его не успел.
   — Па-адъем, мужики! — Раздалась из-за двери громкая команда.
   — Мужики на работе, — огрызнулся Капитан. Он спокойно поднялся со своей койки и стал ждать продолжения. В карцер зашел атсан, в ручках которого был зажат очень знакомый предмет. Восьмимерная выкидуха! Капитан остался стоять неподвижно, Боцман тоже застыл. Против выкидухи приема нет.
   — Ну, бунтовщички-пленнички, — атсан с выкидухой слегка подпрыгнул, — вперед и без глупостей!
   — Куда? — Заерепенился Боцман. — Нам и тут не плохо!
   — Базарить команды не было! — Весело оборвал его стражник, — шевели поршнями!
   Что-то в интонации стражника показалось Капитану подозрительным. Боцман, кажется, тоже уловил странное сходство… Капитан встряхнулся: померещилось.
   За дверью рядовые охранники выстроились в два ряда. Бандитам связали за спиной руки и повели вверх по пологой лестнице. Начальник пристроился сзади колонны. Всю дорогу бандиты беззастенчиво глазели по сторонам, пытаясь запомнить на всякий случай свой путь. Незнакомые коридоры становились все грязнее, в одном месте пришлось обходить завал. Этими ходами явно никто давно не пользовался.
   Через минут двадцать такого марша колонна остановилась в небольшой пещере. Капитан сразу заподозрил неладное, когда начальник скомандовал:
   — В шеренгу стройся!
   — Это что, казнь? — Спокойно поинтересовался Капитан.
   — Ага, — ответил атсан, — она самая.
   Вскинув выкидуху, он нажал на курок. Выкидуха огласила подземелье механическим смехом.
   — Нравится мне эта опция, — атсан мелко подпрыгнул от удовольствия, после чего сместил пластины рукоятки. Боцман зажмурился, Капитан жмуриться не стал. Он видел, как розовый конус, полный сверкающих лезвий, быстро перемещаясь, вобрал в себя всех охранников. Через мгновение с ними было покончено. Три десятка кочерыжек продолжали торчать навытяжку, но Капитан знал, что теперь они состоят из мертвой пыли.
   — Ну, жулики-бандиты, — единственный оставшийся в живых атсан взял пленников на мушку своего запрещенного оружия, — вас развязать, или так домой пойдете?
   — Ты от Ма-Мин? — Догадался Боцман и, осклабившись, сделал шаг к спасителю.
   — Какой Ма-Мин? — Оборвал его Капитан, — Слышал, сказано: «домой», значит он от шефа.
   — Стоять! — Рявкнул атсан. Боцман послушно отступил.
   — Лучше, конечно, развязать, братан. — Капитан натужно улыбнулся.
   Атсан покачал головой, точнее, за отсутствием шеи, всем телом:
   — Терпение, рыцари, терпение. Для начала мне надо представиться. Итак, я… Точнее, это тело — не я. Я сижу в «Мерлине» и им управляю. Это ясно?
   Бандиты синхронно кивнули.
   — Теперь обо мне. — Продолжала оболочка атсана. — Меня вы все хорошо знаете и должны были замочить…
   — Фленджер? — Глаза Боцмана стали в четыре раза больше, чем обычно.
   — Ага, Фленджер я. И мочить меня не надо, я теперь у Нуфнира работаю. Сетевым инженером. Дошло?
   Бандиты оторопело молчали, Боцман шумно глотал слюну.
   Атсан повел вверх-вниз дулом выкидухи:
   — Как дойдет, дайте знать. Я вас тогда развязываю и провожаю до дырки на Землю.
   — Я не понимаю… — начал было Боцман, но Капитан резко толкнул его локтем в бок:
   — Нам все ясно.
   — Вот и славно.
   Атсан опустил выкидуху и, щелкнув корявыми пальцами, распустил корешки, стягивавшие запястья бандитов.
   — Теперь вперед, — он показал в сторону одного из тоннелей. Боцман и Капитан, все еще не веря в чудесное избавление, шли молча. Атсан подавал команды «направо», «налево» и, как заметил Капитан, держал выкидуху наготове.
   — Кстати, не вздумайте от меня сбежать, — предупредил атсан, когда бандиты слишком резво припустили вперед, — шеф вас живыми видеть хочет, зато я — не очень. Так что, шмальну без предупреждения.
   Вскоре астан приказал остановиться.
   — Вам туда, — показал он в сторону бокового ответвления, в котором темнота была настолько густой, что даже глаза бандитов, прекрасно видевшие во мраке, ничего там не различали.
   — А ты? — спросил Капитан.
   — Я и так там, — хихикнул Фленждер.
   — Оружие хоть отдай, — попросил Боцман.
   — Обойдетесь, — атсан отступил. — Хотя… — он размахнулся и швырнул выкидуху в темноту тоннеля. Бандиты, не раздумывая, бросились вперед.
   Переход из мира в мир прошел совершенно незаметно. Вот Боцман с Капитаном бежали по неровным камням, а вот они уже сшибли кого-то и повалились на пол в густом жарком тумане. Этот «кто-то» истошно, по-бабьи, завизжал, и Боцман обнаружил, что под ним действительно барахтается, пытаясь подняться на ноги, потная голая баба, красивая и толстая.
   — Каков пассаж! — Раздался спереди удивленный мужской голос, — Клав, с кем это ты?
   Клава, не отвечая, попыталась влепить Боцману пощечину. Но реакция дипломированного рыцаря сработала автоматически, Клава оказалась распластана на деревянном полу, словно здоровенная розовая лягушка.
   — Насилуют! — заревела она и принялась выкручиваться из стальных объятий. На этот вопль из тумана появилась целая толпа обнаженных амазонок, вооруженных, за неимением лучшего, мокрыми полотенцами и мочалками. Среди амазонок толкались два мужика — один толстый и бородатый, чем-то похожий на Боцмана, только не такой накачанный, а другой низенький, кривоногий, с пышными усами.
   — Кац, ты что-нибудь понимаешь? — Спросил низенький.
   — Нахалы! — Орали амазонки.
   — Нет, Фима, я теряюсь, — спокойно ответил толстый.
   — Козлы вонючие! — Продолжали наседать на бандитов амазонки.
   — Это кто козлы? — Боцман сразу вскочил и, разъезжаясь ногами на мокром полу, двинулся к толстому Кацу. Кац улыбнулся:
   — Я этого не говорил.
   — Значит, ты? — Боцман ухватил за горло кривоногого Фиму.
   Амазонки продолжали колотить бандитов мочалками. Капитан снял руку приятеля с горла Фимы. Фима прокашлялся и отошел в сторону:
   — Заблудились, господа? Предбанник там, — он показал в самую гущу тумана, — и пиво. Пиво, правда, «Жигулевское»…
   Неожиданно в парилке стало еще теснее — на визг амазонок прибежали местные секьюрити. Два амбала в пятнистых комбинезонах наставили на бандитов свои «калаши» и пробурчали хором:
   — Подымай лапы!
   В этот момент пар окончательно рассеялся и Капитан увидел, наконец, валявшуюся у дощатой стены выкидуху. Выкидуха больше не была выкидухой — она приняла прежний облик пистолета Макарова. Охранник перехватил взгляд Капитана и угрожающе потряс автоматом:
   — Не рыпайся!
   Но куда этим необученным громилам было до настоящих дипломированных рыцарей! Капитан рванул дуло «калаша» на себя и чуть в сторону, нанося амбалу правой ногой два быстрых удара один за другим — в живот и в коленную чашечку. Хватка секьюрити ослабла. Вырвав автомат у него из рук, Капитан довершил дело прикладом, с удовольствием услыхав хруст ломающегося позвоночника.
   Боцман уже раздевал второго амбала, тоже мертвого.
   — Зачем… — начал Капитан, но сразу засмеялся. Действительно, мозги распарились: как гулять по Москве в серебристых кальсонах? Никак. А в камуфле — вполне солидно.
   Амазонки исчезли, только бедная Клава продолжала лежать на полу, изображая лягушку. Свалив на нее два тела, бандиты пошли переодеваться в предбанник. В просторном предбаннике амазонок тоже не было. За длинным столом сидели Кац с Фимой и пили жигулевское пиво.
   — Ну как, — поинтересовался Фима, — вы их сделали? — И сразу ответил сам, — вижу, сделали. Вот и прикидом разжились. Я всегда говорил, что у Андрейкиных песиков туго с мерностью.
   — Ага, — подтвердил Кац, хлебая пиво прямо из бутылки, — мерность не выше, чем у картошки.
   — Что ты знаешь про мерность? — Насторожился Капитан.
   Фима откинулся на деревянную спинку скамьи, покрытую розовым банным полотенцем:
   — Все абсолютно. Мы с Кацем про нее книжку написали. Вот это — Эммануил Кац, философ-космист…
   — Мокрокосмист, — поправил Кац, — а это — Ефим Хуман, писатель-дебилетрист…
   — Чушь, — проворчал Капитан. Он был уже одет, Боцман тоже застегивал последние пуговицы. Форма на Боцмане сидела как влитая, а сухопарому Капитану пришлось заворачивать манжеты. Протянув руку, он взял у философа-мокрокосмиста бутылку и допил до конца. Рыгнул, огляделся. Стол, скамья, мягкие диваны вдоль стен… Все это он уже видел — не очень давно.
   — Пошли, — позвал Боцман.
   Из предбанника вверх вела узкая лестница. Лишь поднявшись по ступенькам, бандиты поняли, что действительно бывали в этом месте.
   Наверху лестницы стоял Андрей, старый знакомый, хозяин магазинчика, располагавшегося над сауной, тот самый, что сдал бандитам Фленждера. Он непонимающе моргал и не нашел ничего лучшего, чем спросить:
   — М-мужики… В-вы откуда?
   — Снизу, — содержательно ответил Боцман. — Посторонись-ка.
   — Там внизу твои гаврики парятся. — Капитан с выработанным годами прищуром, от которого у неподготовленных моментально начиналась медвежья болезнь, посмотрел на Андрея. Тот затрепетал. — Похорони с музыкой. И телефон не лапай. Этим, философам, тоже скажи, чтобы не рыпались.
   — Тачка есть? — Боцман, взяв Андрея за отворот кожанки, деловито обшаривал карманы.
   — Синяя «восьмерка». Во дворе стоит.
   Бандит обнаружил ключи и театрально подкинул их на ладони:
   — Временно конфискуется.
   — Но…
   — В ушах говно! Как понял, а если не понял, то как?
   — Понял… Как… — у Андрея подкосились коленки, и он осел на пол, привалившись к крашеной стене.

VI. БЕЛЫЙ ДОМ И ЧЕРНЫЙ ЗАМОК

ГЛАВА 1

   Три воина и бармен тесно сгрудились на лежанке. Сперва они хотели залезть в фуру, но Дмитрий запретил: если кто из них начнет болтать о «Жидкой Судьбе», то пусть делает это здесь. Мужчины, однако, молчали, угрюмо провожая глазами убегавшие назад птицеморы. Вот справа земля вздыбилась мощным курганом, украшенным часовенкой.
   — Узнаешь свою могилку, рыцарь? — Хохотнул водитель и почесал половинчатую бороду.
   — Она не только моя, — Дмитрий сидел спереди, приобняв Алмис. Алмис молчала. Сквозь ладонь Дмитрия, касавшуюся ее плеча, текли густые токи ненависти.
   — Твоя, рыцарь, твоя. — Водитель снова хохотнул. Мускусная вонь жгла ноздри, Алмис продолжала дуться. Терпение Дмитрия лопнуло. Все, пора говорить прямо.
   — Нет, дракон, нет.
   Водитель чуть не дал по тормозам, резко вильнув рулем. Хорошо, розовое шоссе было совершенно пустым. Но удивление водителя быстро сменилось радостью:
   — Говоришь, нет. А сам…
   — Я сказал, не только моя, — повторил Дмитрий, — Толика помнишь, Нифнир? Великим алхимиком стал…
   Нифнир медленно кивнул. Он все понял:
   — Значит, сказки про навар с яиц…
   — Быль, Нифнир, чистая быль.
   — Ага, — Нифнир чуть отпустил акселератор, машина пошла тише, — а имя Кун тебе знакомо?
   — Так ведь… — Хотел встрять Илион, но сразу заткнулся: видно, кто-то пхнул его под ребра.
   Курган Тромпа скрылся за другими холмами, самыми обычными. Птицеморы уступили место зарослям гигантских ромашек, над которыми роились пестрые летучие хомяки. Клетка с парочкой таких хомяков-неразлучников, помнил Дмитрий, висела в детской в нише у стражниц.
   — Так ведь знакомо, — продолжил за Илиона Дмитий, — был такой жардинер у кочерыжек…
   — Человек?
   — Ну да… Я его убил.
   — Ты уверен? — Нифнир отвлекся от дороги, вперившись в Дмитрия своими разноцветными глазами. Дмитрий изобразил смущение:
   — Нет… Его взяла Ма-Мин. У нас там было чуток кербовой крови, атсаны разбодяжили ее в поливалке. А Кун из поливалки хлебнул — перед поединком.
   — А ты?
   — И я… Потом кербы напали…
   — Знаю, — перебил Нифнир, — и ты видел, как личинка взяла этого самого Куна?
   — Да.
   — А как он умирал, ты, значит, не видел.
   — Нет.
   — Понятно. — Нифнир грозно пожевал челюстями, глядя прямо на дорогу. Утопил педаль газа. Движок взвыл, переходя на визг, и «Колхида» понеслась так, что ромашки и хомяки за окнами слились в один грязно-серый фон.
   Братва на лежанке заохала. Алмис сидела все так же молча, не желая ничего замечать. Дмитрий ухватился за приборную доску:
   — Куда ты так погнал?
   — К Бильресту, — ответил Нифнир, — мой лаз теперь известен Нуфу. За тобою ведь гонялись два хмыря?
   Дмитрий кивнул.
   — Они от Нуфа… Да ты и сам знаешь.
   — Я о них еще кое-что знаю, — ухмыльнулся Дмитрий, — теперь они разъезжают верхом на кербах.
   — Опаньки! — Нифнир оскалился. «Колхида» неслась с такой скоростью, что, казалось, сейчас взлетит. Впрочем, Дмитрия бы это не удивило.
   — А хрена ли нам в Бильресте? — спросил он просто так. Ему, на самом деле, было плевать, куда двигать — лишь бы не носом под землю.
   Нифнир удивленно вскинул рыжую бровь:
   — Тромп, ты крутишься здесь уже Ру-Бьек знает, сколько, а такую простую вещь выяснить забыл. Бильрест — это мост. Всеобщего пользования. Там нам никто не помешает. Там вообще никто никому не мешает, даже личинка через Бильрест может шастать… Ненавижу эту бабу!!!
   Изо рта Нифнира вырвалось сизое облачко гари. Дмитрий понял, что сейчас дракон точно не врет: мать кербов действительно чем-то ему не угодила. Чтобы раскрутить Нифнира на новую информацию, Дмитрий удивленно заметил:
   — Ма-Мин? Она, по-моему, достаточно безобидна. Ну, трахает всяких бедолаг…
   Дракон попался на крючок. От злости он еще прибавил скорости:
   — Гнусный катышек соплей, вот она кто! Моча Тромпа. Твоя моча! Она растеклась по нижним этажам этого мира, туда теперь не сунешься.
   — Я думал, что мерность…
   — Поменьше думай, рыцарь. Твоя собственная мерность не выше сорока… Пусть выше, ты же, говоришь, хлебнул из атсанской поливалки. Ну, шестьдесят. Куда тебе думать? Чем? Откуда тебе знать, какова мерность земли? Земля — вот в чем проблема. Моча Тромпа пропитала землю, теперь личинка пользуется этим союзом, изображает из себя Ру-Бьек собственной персоной!
   Дорога начала петлять. Справа и слева потянулись поля, грибные сады, редкие богатые особняки с плоскими крышами. «Колхида» снизила скорость. Нифнир чуть успокоился:
   — Ладно, под землю к ней не сунешься, так и не надо. Пусть она кусает за задницу старшенького, ты его закопал на славу. Только… Боюсь я, рыцарь.
   — Кого может бояться дракон?
   — Двух других драконов, кого же еще?
   — Еще Ру-Бьек и «Жидкую Судьбу», — неожиданно вмешалась Алмис. Она перестала дуться и, откинувшись на потертую спинку кожаного сиденья, смотрела в окно на мелькающие ограды особняков.
   — Верно, верно… дитя цветов.
   При этих словах Нифнира Алмис чуть вздрогнула. Дракон прикинулся, будто ничего не заметил:
   — Все верно. Только последнее, что Ру-Бьек сделало само, это хорошенько проблевалось — чему мы все обязаны своим существованием. А что до раскольника… Теперь, я полагаю, он у личинки. Силен от этого жардинера, ее полюбовничка, еле ноги унес. Собрал, кого мог, погрузил самое ценное на вагонетку и отчалил — не сказал куда. Только в атсанскую сеть объяву закинул…
   Дмитрий еле удержался от вздоха. Теперь ясно, почему не было погони. Козел-торговец так перепугался, что даже не помышлял ни о какой погоне. И своего обидчика «Куна», судя по всему, не описал: только сообщил всем, что Кун похитил раскольник у атсанов.
   Реторта со страшной жидкостью лежала в кармане и неприятно давила на грудь. Это нервное, решил Дмитрий. Особняки за окном кончились, пошли глухие плоские стены складов.
   «Колхида» двигалась теперь с обычной скоростью. Нифнир проговорил спокойным голосом:
   — Короче, Ма-Мин заваривает войнуху. Пора отсюда рвать. А у тебя дома, рыцарь, мы начнем с того, что выкурим моего братца. Сделаешь это ты, понял?
   — Не понял, — сразу ответил Дмитрий, — зачем это мне?
   Дракон усмехнулся:
   — Узнаю старину Тромпа. Затем, дорогой, что по большому счету ты вовсе не Тромп, а Дима Горев. Нечего Среднему Строителю делать у тебя дома.
   — Почему?
   — Потому что это твой дом. И мой.
   Последняя часть ответа вызвала у Дмитрия крупные сомнения, но он решил сейчас не спорить. Главное, оказаться дома. А там уж он решит, на кого будет работать. На одного дракона, на другого, на Ма-Мин или на себя… Чего тут решать? На себя, конечно, и ни на кого больше!
   «Колхида» медленно катила по широкой мощеной песчаником площади. Площадь обрывалась набережной. С этого берега на другой был перекинут длинный мост, мощеный таким же песчаником… На другой? Нет, другого берега не было. Мост терялся в блестящем жемчужном тумане. Вдоль парапета набережной к мосту тянулась очередь из экипажей: повозки, похожие на ландо с кожистыми перепончатыми крыльями, расписные каноэ, висевшие в метре над мостовой, швабы с баддахинами и без, обычные грузовики…
   Когда «Колхида» пристроилась в конец очереди, Дмитрий высунул голову в окно, перегнувшись через Алмис, и заглянул за парапет. Никакой воды внизу не было. Все тот же туман — со всех сторон. Мост вел за край этого мира.
   К кабине подскочил седой кимор в форменной одежде, похожей на обычный мешок с прорезями для конечностей. Забравшись на подножку, кимор постучал коготком в окно. Нифнир опустил стекло:
   — Чего надо?
   — Шоколада. И карту клада. И ключи от райского сада…
   — Ладно, дело говори.
   — Пусть будет дело. Что везешь?
   Нифнир уже хотел было ответить, но тут вперед просунулась голова Добужина.
   — А ты от кого, зема? — Спросил Добужин, осклабившись.
   — А ты? — Кимор хмыкнул бесформенным носиком.
   Добужин оперся о спинку сидения обеими руками и яростно процедил:
   — Вша болотная! Зови сюда Горлопана, или тобой тут все до пришествия Тромпа будут задницу вытирать! Скажи, Доб едет. Живо!
   Кимор кубарем скатился с подножки и исчез, а через пять минут к «Колхиде» приковылял старый эквапырь. Эквапырь опирался на костыль и носил вокруг шеи поддерживающий корсет. В остальном же Горлопан выглядел исключительно эллегантно: строгий серый камзол, синяя бархатная мантия, на ногах серебристые сандалии, кончик хвоста забран в чехольчик под цвет мантии.
   — Бон Добужин! — Просипел Горлопан. Судя по голосу, горло эквапыря пострадало от ножевого ранения.
   — Бон Поппериус! — Приветливо откликнулся Добужин, — как шея?
   — Да все так же, — скривился эквапырь, — уже лучше не станет. Ты, я вижу, куда-то собрался?
   — Да, вот, к обезьянам.
   — Везешь чего-нибудь эдакое?
   Нифнир, наконец, не выдержал:
   — Предъяви бумаги, крыса, чтобы я знал, кому откусил яйца. Ты что…
   Но Добужин положил ладонь Нифниру на плечо:
   — Стоп. Лучше по-хорошему. Да и быстрее. — Он снова обратился к Горлопану, который стоял, как ни в чем ни бывало — даже усом не повел: