Якимец Кирилл. До поворота (Кровавый Крым)

Выходим скоро... Петро, а Петро... Подождав, пока спереди все выйдут и пропустив немного народа для верности, Слава раздбудил девочку: - Милка, тут твои эти, - он пытался быстрее обьяснить, - Марго с Жорой. Они в Джанкой едут... - Давай сначала отсюда выйдем, а потом уже и в Джанкой! - она никак не могла проснуться. - Да стой же, я первый, - схватив девочку за плечо, он оттолкнул ее от двери - очень вовремя: женщина усаживала пьяного нескладного человека в белые "Жигули". - М-да, - Мила стояла рядом, - Плохо дело. А ты, знаешь, даже весело их вот так за нос водить! - Дура, мы чуть не вляпались! Ты должна мне все про них рассказать. - Только не здесь. Держи вещи, - она сунула ему сумку, - нам на вокзал надо. Собаками поедем. - Нет, постой! - Слушай, там я тебе все обьясню. Честное слово, - она опять потащила его за собой. Перрон был странно пустынен, желтые фонари в пыльных ореолах манили к себе, хотелось разбежаться вдоль перрона и долететь до них - но на пути вставали вдруг противоестественно-белые блики из светлых окон вперемежку с прямыми черными тенями, тоже совершенно противоестественными на фоне нормальной, здоровой прямоты перрона. В здании вокзала они поняли, что проворонили последнюю электричку, а до харьковского поезда еще час с небольшим. Устав от дурацкой тяжелой сумки, Слава хотел остаться внутри здания, так, ему казалось, будет надежнее, но девочка молча пошла на улицу, не стала даже спорить. - Эй, может ты поесть хочешь? - ему просто нужно было избавиться от пары банок этих ее дурацких ворованых консервов. - Мила, ты обещала мне все объяснить! - Ну а что объяснять? - огрызнулась злобно девочка, - Бабах был дураком, но очень добрым. Марго эта - сука, та еще. Жора? Ну что Жора! Шестерки они, я же тебе говорила. Дела тут у них, вот и все. Главное - не напороться. Слушай, я выпить хочу! А то этот винт не тащит ни черта...Ненавижу стимуляторы, даже кофе, они на меня как-то не так действуют... Выпей со мной, а? - Сев на скамеечку, Мила разложила булочки, достала банку кабачковой икры и кружки. - Нет, я водку вообще не пью, - Слава отрицательно покачал головой, ему не нравился запах всех этих напитков. - Мне что, одной пить? Как алкоголику?! - Да ладно, не сердись, - со страхом он смотрел, как она плеснула понемногу в кружки."Женский алкоголизм практичаски неизлечим! Нужно ее как-то остановить." Взяв кружку, он почувствовал давящую тяжесть, будто олово неким алхимическим чудом перешло в свинец. Девочка, стукнув своей посудиной по его руке, влила в себя эту гадость залпом. "Авось! Не дохнут же люди сразу." - задержав зачем-то жидкость во рту, Слава чуть не выплюнул ее на траву, но сдержался и сглотнул. Неприятно обожгло пищевод и желудок, дернуло по глазам, на миг мускулистым кулаком сжало дыхательные пути... И прошло. Он взял протянутый Милой кусок булки и принялся судорожно жевать - хлеб потерял вкус хлеба и слегка отдавал сушеной петрушкой. - Слушай, а открывалки-то у нас нет, - Мимла вертела в руках стеклянную банку с кабачковой икрой, - я тогда у тех водил брала. Черт дернул отдавать! Тащили-тащили... - Давай, - тепло перестало быть жгучим, разлилось по телу. - Я локтем умею, - так Савватий открывал пару раз на пикнике похожую банку. Вернувшись к низенькому перрону, стлавшемуся почти по земле, Слава сел на асфальт и поставил банку рядом. Уперев локоть в крышку, посильнее нажал. Банка чпокнула и раскололась, перемешав в кучку стекло и содержимое. Посидев растерянно минуты две, Слава встал и пошел обратно; Мила вдруг стала безудержно хохотать, она пыталась что-то сказать, но тонула в собственном смехе... - Знаешь, на что это было похоже? - наконец, смогла она выговорить, когда немного успокоилась, - Сидит себе молодой человек, красивый, сидит мечтает. Встал и оставил кучу. Что это за куча такая, ну посмотри сам! Дествительно, если подойти поближе, казалось, что кто-то насрал. - Пойдем-ка отсюда, только, давай еще по одной, а? Немножечко. - она снова плеснула в кружки и упаковала бутылку. - Слушай, ты же ведь наркоманка, - Славу потихоньку развозило, - а они водку не пьют! - Они и не пьют. Наркоманы пьют наркотики вместо чая и компотика! Твое здоровье! Это не я придумала, правда хорошо? - А ты как же? - Отходняк только, это такое похмелье, сильный очень будет. Ну и что? Да и вообще: не наркоманка я вовсе и водку не пью! Я - буду-ю-щая мать! - Ты что, беременная?! - они свернули куда-то за вокзал, фонарей здесь не было, зато ярко светили близкие, по-южному объемные звезды. - Нет еще, но обязательно буду! - сели, она положила голову к нему на колени, - Или ты имеешь что-нибудь против? - Нельзя играть такими важными вещами! Ты совершенно не понимаешь ни что говоришь, ни что делаешь! - На Славу накатило странное чувство ясности, словно мир совершил долгожданный переход с головы на ноги, или как-то наоборот, это не важно... - Уйди от меня, не прикасайся своими грязными руками! - Мила хихикнула , и он ударил ее, не сильно, но девочка отлетела в сторону и, должно быть, больно стукнулась обо что-то. А он все продолжал говорить о главном, уже для себя, уходя куда-то в даль непонятного шаткого забора. Она была не нужна ему; раз это стало для него ясно, необходимо было бросить ее здесь и сейчас, здесь и сейчас, здесь и сечас... А, собственно, где это - здесь? И который час? Слава повернулся и побежал обратно. Ноги двигались туго, зато каждый шаг переносил Славу не только вперед, но и вверх, к желтым нимбам. Святые ждали, геометрично склонив безликие передние части вытянутых мордочек, святые требовали подвига, святые были все одинаковые - каждый из них мог оказаться Главным. И вот, когда до гладкой мордочки Главного осталось полтора взмаха ног, между Ним и Славой возникла жирная, мерзкая, ночная бабочка. В мохнатых лапках бабочка держала банку кабачковой икры!.. Слава испугался, сник. С трудом отыскав место своего неудачного старта, он обнаружил только сумку с продуктами и одеялом - взвалил ее на плечо, решил вернуться обратно к вокзалу... Но по дороге наткнулся на белый жигуль и остановился в задумчивости, не зная с какой стороны его лучше обойти. У одной дверцы нескладный мужчина спорил с высокой стройной женщиной, у другой двое парней пытались удержать какую-то брыкающуюся тень: - Жора, эта блядь кусаеться, Невольно Слава отступил назад. - За свисток дерни... Или под ребра сунь пальцем - перестанет! Таки-мне тебя шлифовать, что ли? - донеслось рассерженное шипение. - Оставьте ее в покое! - это был тот самый знакомый женский голос, - Я вам что сказала! - А ты тут не командуй! Это мои люди! - наседал на нее Жора, - Ты, шкирла, только стучать можешь. - Фильтруй базарчики... Жоха! - Так, Жор, куда ее? В машину что ли? - видно, бандиты уже устали от "борьбы с тенью". - Цеппелин вас спишет. Шпана. Когда я... - и тут тяжелая бутылка шампанского, которую Жора держал в руке, опустилась ей на голову. Брызги шампанского... Брызги стекла, кровь, череп, волосы и мозги, еще какие-то непонятные кусочки - все это рассыпалось с хрустом. Женщина рухнула. Жора стоял, нелепо разводя руками, пытался все объяснить уже не существующей Марго. - Не трогай... пошли, - из машины вылез Бек, усадил Жору вперед, бандитам с притихшей Милой велел быть сзади. Слава только успел рассмотреть знакомое белое пятно. "Черт, она опять в моей рубашке!" - Скажем, что Николас... - Не поверит. - И не надо... - донеслись до него последние слова. "Вот и хорошо, вот и все закончилось," - успокаивал он себя, но совесть не отставала: ему постоянно, с повторами и стоп-кадрами, мерещилось, как Милу привязывают к столбу, отрывают по кусочкам ее худенькие черненькие ручки-ножки. "Я просто пьян. Это ее жизнь, пускай так и живет. Меня это вовсе не должно касаться" Тут он как в детстве придумал себе двойника и завел с ним дискуссию: - Я не попечительский совет и не детская комната миллиции... - Но она искала защиты именно у тебя... - Подумаешь! Ночью заползет таракан в ухо - его тоже защищать? - Мужчина должен защищать своих женщин... - Это? Моя женщина?! - ... И детей. - Пошел в жопу!!! - Не ори сыночек, вот, картошечки купи, - вдруг запричитал двойник старушачьим голосом. Слава не понял, как оказался на перроне; вагоны тянулись в обе стороны чуть не до горизонта и пахли... вагонами - тут и сравнить не с чем, и спутать невозможно. Мимо бродили всякие люди, кто-то с чемоданами, кто-то с картошкой. Шарахнувшись от бабки с ведром не пойми чего, Слава поскользнулся, ударился лбом о ступеньку поезда - пошла кровь, на глазах стало мокро. - Куда тебе? - спросила какая-то сердобольная тетка на ступеньках. Поезд дернуло, он собирался тронуться. - В Джанкой. - Ладно, залазь. - она подала ему руку, - хоть морду отмоешь. Червонец гони, русскими. Вваливаясь в медленно убегающий поезд, Слава посмотрел, на чем он поскользнулся: "Что за свинья умудрилась насрать прямо посередине перрона?!" - тут вспомнил про икру и рассмеялся. - Ну, ты чо?! - проводница ткнула его локем, закрывая дверь. Он протянул ей деньги, которые лежали в переднем кармане, сам себе удивился, но тут вспомнил, что пред уходом из дома, точнее еще накануне вечером сунул туда все сбережения, а потом забыл. - Вон, в третье купе ступай, к дембелям. В Джанкое я тебя высажу. Это скоро. Ополоснув лицо тепловатой водой, Слава слегка протрезвел, рана была не глубокая, он попросил у проводницы пластырь и вошел в купе. За столиком сидели двое молодых парней, тупо глядя друг на друга; между ними стояло уже три пустых бутылки с зелеными этикетками и одна только-только открытая с этикеткой неопределенного сероватого цвета - "Напиток виноградно-ячменный крепкий Курский Соловей". Один парень вдруг зажмурился, потом снова открыл глаза - но муть из них так и не пропала. Тогда он поставил на стол третий стакан, предваврительно дунув в него, чтобы вытрясти чаинки, и налил до краев: - Борис, - представился он, протягивая стакан Славе. - Не могу я ребята, да вы что? Мне выходить скоро. - Пей. - Второй налил себе и Борису, - Закусить нет, извини. Кончилось. С облегчением Слава скинул дурацкую сумку и достал из нее консервы: - Во, ребята, держите, у меня тут как раз... Открывалки только нет. Второй дембель достал узкий складной нож и легко вспорол банку, потом еще одну. - Михаил, - представился он, подняв стакан. Слава понял, что отказываться неудобно, и Михаил это сразу подтвердил: - Пей, не кокетничай... Совершенно неожиданно полстакана "напитка крепкого" прошли лекго и даже приятно, Слава закусил, размазав рыжее содержимое по куску булки. Борис кивнул Михаилу: - Вишь, а ты говорил - нельзя... Жив парнишка, значит - можно. И они тоже выпили. - Домой мы едем, - зачем-то обьяснил Борис. - А ты кто? Слава с минуту подумал и вдруг понял, что забыл. - Зовут-то тебя как? - Не помню... - Надо еще, - Михаил опять разлил по стаканам. - Мих, видал? - Борис нехорошо усмехнулся, пьяная улыбка блуждала по щекам, скользкая, как мыло. - Он не хочет сказать, как его зовут!! - Ну и что? - Михаил пытался попасть килькой на хлеб, но все время промахивался, - Что ж нам теперь с ним делать? - Выписать... Или нет? Ты сам-то как думаешь? - спросил он у Славы. - Не знаю, вам виднее...Ребята, какие вы замечательные... - А давай проверим, может, у него бабки есть? - сквозь сон уловил Слава далекий голос Бориса. Борис порылся в черной сумке, потом достал из заднего славиного кармана пустой хлипкий бумажник. - Нету, сто рублей есть. - На, дай ему червонец, - протянул бумажку Михаил, - вот, на опохмел как раз. Возьми еще консервов и хлеба... - он опять разлил по стаканам. - Эй, раненый, - застучала в дверь проводница, - Джанкой твой скоро, не угори там. Дембеля открыли дверь. - Ребята, ребята, толкайте его, а то мимо проедет, - она покачала головой, поезд стал медленно тормозить, - опаздываем, одну минуту стоим только... Спросонья, ничего не понимая, Слава стал упираться, но дембеля ткнули ему в спину, заломали руки, вытащили в тамбур, спустили вниз, повесив на шею сумку. - Шагом-а-арш-ой!.. - В командирском крике Бориса что-то предательски булькнуло и сразу было заглушено грохотом сцепок. Слава пошел вперед, поезд ехал мимо, как громадное кошмарное чудовище - захотелось с ним сразиться, но вовремя расхотелось. Вот лавочка удобная, поле боя с настоящим чудовищем, с грозным Курским Соловьем. - Как меня зовут?.. Колись, сука, я тебе в глаза гляну, я тебе - третью степень... Два пальца сухо и бестолково шевелились в горле - Соловей крепко держался за новое гнездышко. Ладно. Кому не удалась жизнь, тому удастся смерть это Левка Шуйский кого-то процитировал перед самой сессией. Интересно, что такое сессия? Слава заснул, свернувшись калачиком на лавочке, и снов ему никаких не снилось, потому что он не знал, кто он такой есть и какие должен видеть сны. - Хлопчик, вставай. Та вставай же, ты умер, чи ни? - неимоверно огромная толстая баба высилась над ним горой, закрывая звезды. - Переночевать надо, да? Пошли, у меня коечка, а тут нельзя... - Слава сел. - Смотри, поездов больше не будет. - она громыхнула ведром, - все разойдутся, цыгане обворуют... - Ой, спасибо, мне идти надо... - тело было дряблым и никчемным, Соловей выпил изнутри все силы, оставив только чуть-чуть на поверхности, для смеха. - Ну, надо, так иди... - она неторопливо развернулась и присоединилась к другой женщине, тоже с ведром. Кузнечики издавали звуки трех разных видов - пискляво-надоедливый, томный, пугающе-грассирующий и... Значит, их не три, а четыре? Или сколько? Слава никак не мог определить: все звуки умолкали под его шаркающими шагами на расстоянии одного метра. Бешенно ныло плечо, похмелье вилось над головой темным облаком. "Надо Милку спасать!... Но от кого? Какая это к черту мафия? На жигулях-то?! - он попытался вспомнить номера, нет, не выходило, не московские, точно. - Гадость!" Странная промозглость добралась до костей, страх вызвал на помощь тупое равнодушие. "Не лезь! Не лезь!!! НЕ ЛЕЗЬ-ЗЬ ЗЬ-зь-зь..." - зудел в голове голос брата, мешаясь с голосами кузнечиков и далекого маневрового тепловоза. Похмельное облако рассосалось в общей мировой темноте; за заборами, садиками, в горящих кое-где окнах шла своя, непонятная, но уютная жизнь, похожая на работу какого-то янтарно-хрустального моторчика неизвестной конструкции и установленного в неположенном месте для тайных целей. Подбежав, ткнулся в ладонь холодным носом пес. Слава отыскал в сумке последний бутерброд и скормил колбасу сабаке - хлеб тварь жрать отказалась... Пищевые останки - трапеза трупа - кончились, хлеб можно выкинуть, хотя - грех... Слава зарыл хлеб под стройным закопченым тополем; тополь был сделан из серебра, а окурки под ним - хорошо замаскированные сапфиры. Спи спокойно, старый хлеб. Собака тебя не ест, знает - грешно жрать непогребенную господню плоть. Слава догадался: это он сам давеча убил Боженьку и спрятал на диване в фургоне, потом таскал Его в черной сумке, а теперь сам Его похоронил и может спокойно ждать себе, пока тот воскреснет. Ориентируясь на звук громыхавшего поезда, Слава побрел обратно к станции. Толстой бабы уже не было, цыган тоже, только скрюченный алкоголик дремал, завалившись на его лавочке. - Слышь, мужик... Эй, слышь! - Да оставь его. Чего надо-то? - старушка с ведром подхватила инвалида под руку, только сейчас Слава заметил нелепую культю вместо ноги, - Может картошки возьмешь? - Давай, - он опять ощутил голод, - Мне переночевать бы, а? Алкоголик слабо затрепыхался. - Будет, будет тебе, - бабка сжала крепче захват, - домой, домой пошли... Подтолкни его, - Слава взвалил тощее тело на плечи. - Да осторожней ты. Еще блеванет, костюм попортишь... У меня ночевать нет, у Любки спроси. Так к ней, вроде, уж привалили... - На жигулях? - он чуть не уронил тело, настоько захватило дух. - Та не, - подхватив ведро, бабка семенила впереди. - На жигулях те к Верке пошли, но я тебе туда не советую... - она отперла калитку. Погодь... Марь Петровна! Раздался стук в окошко и тихонький шопоток. Слава привалился к шершавой досчатой стене и в голове совсем прояснилось. С интересом разглядывая взаимное расположение чуть подрагивающих звезд, он стал прислушиваться к загадорчным звукам и голосам. В ритме со Вселенной текла по венам живая кровь, разгоняя усталость и отчаяние. За забором кто-то матерился. Свет из приоткрывшейся двери нечаянно высветил неустойчивую фигуру, через плохо подогнанные доски Слава успел заметить белый профиль машины. Голос резанул почти над ухом: - Вот костогрыз, а! Куда льешь, погань?! - неуловимый акцент жориного голоса все расставил по надлежащим местам. Инстинктивно дернувшись, Слава пригнулся почти до самой земли и уперся лицом в пропахшую самогоном рубашку инвалида. - Че, тоже хорош, что ль? - Бабка спустилась с крыльца, - иди за пятерку. На картошки, - сунула ему в руки скользящий сверток, - Сашок, проводи человичка, - рядом стоял паренек лет десяти, - мать куда, в пристройку говорила? - Пшли, - силуэт мелькнул мимо кустов, в глубь двора, прочь от забора. Утолив голод, Слава лег на мягкую сетку кровати (приятно пахли свежие простыни под головой, стены тоже приятно пахли - деревом) и стал прислушиваться, стараясь уловить прежние голоса. Сквозь колышащийся тюль занавески ветер приносил только звяканье чьего-то чайника и занудно-удалое пение Шуфутинского... Или - Алены Апиной? Нужные голоса попрятались где-то рядом, дразня, намекая на свое присутствие быстрым полузвуком и сразу скрываясь за жирной шуфутинской спиной. Слабо трепыхался огонек над сортиром в соседнем дворе - том самом, где поселились ОНИ. Уютно потягиваясь, Слава вертел в руках последнюю осклизкую картофелину. Надо что-то делать... Пусть даже убьют... И пусть даже Милу убьют, и пускай погасли все светила, и снегами солнце замело, все равно бы над Землею было от Его рождения светло!.. Кошмар пришел - короткий и ясный: на залитой желтым цветом траве расчлененное человеческое тело: задубевшие руки со скрюченными пальцами, рассеченное пополам туловище, вывернутые ноги, но кишок не было, это точно. Что-то подобное проскочило в учебном фильме по криминалистике, который показвал друзьям Левка, обещая страшные сны на наделю, но тогда ничего подобного ночью так и не увиделось. Прошло минут двадцать, как кошмар резко кончился, утек в простую ночную темноту, очерченную тюлевой занавеской; теперь решение вырисовывалось само собой, отчетливо и просто, как и примета: "покойник к деньгам". Стараясь не нашуметь, Слава выбрался во двор. "У меня действительно хорошие нервы, - раньше данное заключение психиатра его забавляло, - Если это не паранойя... А вдруг психиатр - мудак, а я - псих? Параноик!" Слава попытался рассмотреть чужой двор сквозь прежнюю щель, правая доска двинулась в сторону. Сумку зря оставил! Впереди мелькнул свет, обрисовав маленькую черную тень под окном. Тренированное тело сработало само: прыжок, захват - не сильный, только-только чтобы не вякнул, мягкий рывок и назад. Красивый киношный прием, до сих пор ни разу ни на ком не проверенный... Хорошо, что "объектом" оказался давешний хозяйский парнишка. Легкий "объект". Учебный. - Ну, ты...ну, пусти.. я не буду! - Тихо, - голос получился уверенный, то что надо. - Тихо. Давай по порядку. Сколько? - Шестеро, - пацан очухался, страх уступил место нездоровому подростковому азарту. - Все в хлам. - Девушка? - Пошли смотреть! - хрупкое плечо дернулось в сторону забора. - Ща, наверное, раздевать будут. - В доме? - Нет, в машине она пока. Больно же, заору - тебе вломят! - Тихо, парень, дело серьезное. - Да пусти, ты! - Не дергайся, ты - Сашок, да? - Ну. - Так вот, Сашок. Слушай сюда, - тут дверь соседского дома открылась, пропуская в темноту широкоплечий силуэт Бека. Бандит широкими шагами пересек дворик, немного повозился с висячим замком времянки. - Бек, ты спать? - Жора замер на освещенном пятачке, привалившись к косяку. - Угм, - замок, наконец, поддался, выскочил из неловких пальцев и с хрустом хлопнулся на дорожку. В дверях показался еще кто-то - мелкий, щуплый, он сегка приволакивал правую ногу. - Ж-жора, банк-кк-кет ок-кк-кончен? - новенький заковылял по дорожке в сторону туалета. - Тебе все мало? - Жора вернулся в дом. Время... Тишина. Цикад слышно - настоящая тишина. Слава продолжил допрос: - В машине. В которой? - машин точно было две, он успел разглядеть. - В крайней, спит как цуцик. - паренек поежился. - Все, не будут раздевать, спать пошли... - Ты их знаешь? - Первый раз вижу, - присев рядом, Сашок расслабился. - Курить есть? - Нет. - Да не будь жлобом. Вспомнив, что в сумке должны были остаться папиросы и, возможно, милкина пачка сигарет, Слава потянул паренька к себе: - Разговор есть. Сашок слегка помялся, но зашел. Чуть подмятая пачка LМ сразу настроила его по-деловому: - Тебе девчонка нужна или багаж? Канистра у них в другой машине, девчонку они до утра не тронут - Верка в самогон куриного дерьма мешает, чтоб лучше мозги пробирало, они до завтра не оклимаються, - слабо хихикнув, Сашок с наслаждением затянулся. - Машина крайняя - это которая к воротам ближе? - Не, та, за деревом. - С девчонкой. - Ага. Разглядывая подростка, Слава пытался представить полное расположение построек, дорожек и центрального дерева: - Нарисуй, - вытащил лист из записной книжки и карандаш. - Что? - Ну, как там оно все, где находится, и здесь. План давай. - Понял, - Сашок внимательно уставился на образующиеся каракули. - Тут наш дом, забор, вот наши пристройки, вот ихние. Тут, значит, этот Бек. Здесь они у Верки пьют. Дерево. Вот твоя машина, вот с канистрой, - Сашок протянул лист. - Понятно? - Почти, - Слава тупо уставился на лист, в голове опять безнадежно заныло. - Машина под фонарем стоит? - Верка его гасит и сортир запирает, как все уснут. - Это когда будет? - Их-то через час пушкой не поднимешь, а так - часа два. Ну, чо? Я спать пошел, - паренек дернулся, собираясь встать. - Сядь, - сам удивляясь своему голосу, Слава ткнул его обратно. - Эй, ты че? Меня мать обыщется, ор подымет! Ты че! - его глаза расширились, Сашок попытался ухмыльнуться. - Я в твои дела не лезу... - Сиди молча. Дай подумать! - он не заметил, как в стакане выросла стопка окурков. Наконец раздался еле слышный щелчок выключателя и скрип проворачиваемого ключа. - Все. Лохматая голова подростка сладко пристроилась на синей подушке, из приоткрытого рта стекала слюна на прогоревшую и потухшую папиросу, в руке была зажата полупустая пачка. Подхватив сумку, Слава вышел, стараясь ничего не задеть в тесном проходе между тумбочек и кроватей. "Ор подымет! Кому ты нужен, кроме как глистам своим?! - даже сам поежился от такого открытия, - кому мы все здесь нужны? Да и не приведи, Господи, оказаться такими нужными, как Милка. Вот повезло дуре!" Остановившись у забора, Слава еще раз "прощупал" местность. Лампа над туалетом не горит. Цикады. Осторожно ступая по дорожке, вышел к дереву. Повернул и уперся в решетчатую металлическую конструкцию - на плане ее не было. "Подставил, сука. Вот сука." - за спиной нехорошо похолодело, пот пропитал рубашку в один момент. "Ладно, хоть собак нет!" Скорее обойти (неловко зашелестела под ногами сминаемая трава) - так, стена! Сзади кто-то шел. Дыхание замерло, ноги сделали шаг в сторону, как учил крикливый сенсей в спортзале - колени согнуты чуть внутрь, центр тяжести посередине. От страха мысли не успели забегать как обычно - суетливыми серыми мышами, замутняя взор и путая движение. Все чисто и четко. В очесах - картинка, в телесах пружинка. Вот именно этой-то отстраненности и хотел добиться сенсей Саныч, но так и не смог за все три года, никакие его уловки не помогали... Худое тельце налетело прямо на Славу. - Сашок, - это был не его голос, это был шелест ядовитой травы, - Сашок, что это?! - пальцы сдавили шейку мальчика. - Ин-дюк, - слабые коготки скреблись по руке, пытаясь сбросить зажим. Не-на-до. - Веди, сучонок, первым прибью, - самоконтроль полностью покинул его, когда что-то мягко шлепнуло по колену, раз и еще...Слава очень медленно опустил руку - в ладонь ткнулся холодный влажный нос, теплый язык лизнул из-под слюнявой шерсти: "Значит, собака, все-таки она тут есть..." - под коленями тряслось, ноги теперь ступали тяжело и неохотно. - Ты свернул не туда. Тихо, - юркнул вбок Сашок, затаскивая онемевшее славино тело в узкий проход между стеной сарая и забором. Над головами противно скрипнула дверь, ударил тугой звук неравномерно льющейся струи. Собака залаяла, ей заунывно-протяжно стал вторить кот. - Цыц, тварь! У-убью!!! - человек провалился внутрь дома и снова все стало тихо. С трудом выбравшись из щели, Слава прокрался следом за мальчиком. Казалось, уже прошла ночь и, сделав хотя бы еще один шаг, они свалятся за край земли, под хвост трем китам и черепахе... Но все обошлось, колени налетели на машину, Слава обхватил капот руками, чтобы не упасть. Из незастегнутой сумки выскользнула жестяная кружка и, прокатившись по спине, ударил сначала по стеклу, потом пару раз по металлу, прежде чем Слава успел ее поймать и зачем-то сунуть обратно. Руки нащупали дверную ручку, дернули холодную сталь, та поддалась, и, влетев извивающимся червем в салон, Слава приник к вонючей коже сидений. Гнетущую вечность стояла полная тишина - громко заурчал и расфыркался кот, потявкала на него собака... Кто-то вышел из пристройки и осветил двор фонарем. Луч метнулся по сиденьям, блеснул искоркой по торчащим в зажигании ключам. Миг везухи, он же - миг ответственности. На углу Людвиг-Штрассе и проспекта Мира Штирлица ждала машина с ключами, криво воткнутыми в... Ладно, пора. Как там брат это делать велит? Система называется "СССР" - сигнал, сцепление, скорость, ручник... Без сигнала обойдемся, с ручника можно снять, не поднимаясь, так что, начнем с хвоста... Теперь - тихонечко всплыть за рулем, как тень. Я - тень, меня не видать и не слыхать, я тучка-тучка-тучка, я вовсе ничего такого... Сцепление. А вот - газ. Скорость, первую передачу - воткнул. Главное... что там главное, когда машину угоняешь? Он сказал "Поехали" и взмахнул рукой, а бабушки плакали: "Молоденький какой!.." Ага! Главное - чтобы свечи не засрались, а то - не заведется сразу, а нужно - сразу, ведь... Все. Уговорил. Поехали! Стартер, скрипнув, сразу же передал эстафету мотору, который, огласив темноту пронзительной буквой "М-М-М", толкнул машину назад.