Ямалеева Гульназ Фарисовна. Три дня до эфира

   — Олег Филиппович, — начал было Краснов и поджал губы. Сказать ему было нечего.
   — Вам повышение вот-вот должны были дать, а теперь… — Тихомиров махнул рукой. — Что мне Тарасову, так и сказать: «Андрей Краснов стрелять разучился?»
   — Олег Филиппович, это не он, это я стрелял, — выступил вперёд до сих пор молчавший Николаев, рука у меня дрогнула в последний момент.
   Давно не упражнялся…
   — Не понял, — удивлённо открыл рот Тихомиров.
   — Он… — начал было Краснов, но Николаев до боли сжал его руку.
   Тихомиров испытующе посмотрел на подчинённых. Николаев виновато улыбался, а Краснов стоял опустив голову.
   — Детский сад, — развёл руками майор.
   — Вы объясните Тарасову, что, как всегда, из-за меня осечка вышла, он поймёт, он меня знает, — улыбнулся Николаев.
   — Ну это я сам знаю, как перед начальством отчитываться. Вы мне лучше, друзья-товарищи, скажите, что делать будем. Такая зацепка уплыла, — выпустив пар, уже более спокойно спросил Тихомиров.
   — Отпечатки с убитой сняли, через полчаса информационники обещали выдать результат, — отрапортовал Краснов. — За Снегирёвым ведётся наблюдение.
   Домработница и пресс-секретарь также под наблюдением. Держим руку на пульсе.
   — На пульсе? — опять начал горячиться Тихомиров. — Осталось-то всего два дня, а что сделано? За сутки было совершено столько ошибок, что и…
   В дверь кабинета осторожно постучали. Мужчины, как по команде, повернули головы.
   — Можно? — В дверном проёме появилась голова светловолосой женщины.
   — А… вот и информация об убитой. Заходи, Марина, — Тихомиров сделал приглашающий жест, — ждём вас.
   — Извините, я не хотела вам мешать. Тем более что информации никакой нет. Пальчики убитой в картотеке не значатся, — почти скороговоркой произнесла женщина. — Интерес представляет только её оружие. Оно зарегистрировано на имя некоего Васильева Николая Ивановича, — женщина протянула распечатку Тихомирову, — числится среди пропавших.
   — Васильев Николай Иванович, 1960 года рождения. С 1982 по 1984 год служил в Афганистане… Уволен в запас в звании старшего лейтенанта, по ранению. Проживает в Санкт-Петербурге… Спасибо, Марина, мы теперь сами разберёмся.
   Женщина покинула кабинет, и Тихомиров протянул лист Краснову:
   — Дерзайте!

* * *

   Николаев и Краснов молча шли по длинному коридору управления.
   — Леха, ну зачем ты подставился вместо меня? Тебе что, и так шишек мало?
   Николаев шутливо потёр лоб:
   — Брось, Андрюха, какие шишки? Мне не впервой, а тебе повышение грозит.
   — Я себя такой сволочью почувствовал». Леха потрепал друга по плечу:
   — Глупости, Андрюха, давай лучше прикинем план действий. Что мы имеем на сегодняшний момент?
   Лицо Краснова оживилось и приобрело деловитое выражение:
   — Трое: Снегирёв, его секретарь и домработница. Кто-то из них донёс куда-то, что шофёр жив.
   — Так, это первое.
   — Второе, убитая девица. Тёмная лошадка. По ней пока ничего нет…
   — И третье, пистолет бывшего старшего лейтенанта Васильева, — добавил Николаев. — Так? Задачка с тремя неизвестными…
   Из кармана Краснова раздалось едва слышимое треньканье. Андрей вытащил мобильный телефон, выслушал сообщение, и его лицо вытянулось:
   — То есть как — пропал? А в офисе? Тоже нет?.. — Краснов отключил мобильник и прикусил губу. — Снегирёв-старший пропал. Окунь его прозевал.
   — Пропал? — теперь настала очередь удивиться Николаеву. — Во мужик даёт! А куда Окунь смотрел?
   Окунь — была кличка молодого оперативника Игоря Шестова. Так парня прозвали сослуживцы из-за глаз, которые были чуть навыкате. Ему Краснов и поручил наблюдение за кандидатом.
   — Час от часу не легче, — развёл руками Андрей…

* * *

   Игорь Шестов заступил на дежурство в полночь… Надо прямо сказать, молодому, начинающему оперативнику было до слез обидно. Он знал, что вся группа направилась в госпиталь. А ему, как неопытному, поручили самое скучное задание — слежку за человеком, которого даже подозревать не в чем. Поэтому Шестов удручённо сидел в машине с подслушивающей аппаратурой и уныло смотрел на дверь подъезда. Прохожих в этот вечер не было. Дул сильный питерский ветер, моросил мелкий дождь. Окна квартиры Снегирёва были темны. По всей видимости, кандидат в губернаторы видит сладкие сны, решил про себя оперативник и поэтому с чистой совестью лёг на узкую кушетку и мирно задремал. Проснулся он в пять утра.
   Вокруг все так же не было ни души. Володька дремал в кресле водителя, тихо шурша, двигались бобины магнитофонов. Все говорило, что никаких изменений за последние пять часов не произошло. И все-таки было на душе как-то неспокойно.
   Чувство вины перекрыло вчерашнюю обиду, и Окунь, поёжившись, вышел из машины. Окна второго этажа все так же были плотно занавешены, и оперативник вернулся в машину. За четыре часа по переулку прошло не более десятка человек, все служащие, спешащие на работу. В девять тридцать в подъезд вошла домработница Снегирёва. Через десять минут после неё появился пресс-секретарь Виктор Поваляев. Окунь не мог сформулировать чётко, почему внутри него поселилось это чувство тревоги, но оно не давало ему спокойно сидеть, он нервно грыз ноготь и посматривал на окна Снегирёва. Володька периодически докладывал, что никаких звонков в квартиру не поступало…
   В десять утра Окунь не выдержал и набрал номер.
   — Алло, — ответил ему Виктор Поваляев.
   — У вас все спокойно? — поинтересовался оперативник.
   — Да.
   — Иван Давыдович на месте?
   — Иван Давыдович? — удивлённо переспросил пресс-секретарь, — его нет.
   Скорее всего, он в офисе…
   — Как в офисе?
   — Я тоже удивлён, обычно он без меня не уезжает на работу.
   Окунь повесил трубку, быстро выскочил из машины, вбежал в подъезд и буквально взлетел на второй этаж. Запыхавшись, он вошёл в квартиру, которую ему открыла Лидия Сергеевна, и за десять минут осмотрел все вокруг. Следов насилия видно не было. Вероятнее всего, Снегирёв покинул свою квартиру самовольно.
   Окунь, обречённо вздохнув, стал набирать номер Краснова.

* * *

   Шура сидела у себя на кухне и вяло жевала бутерброд с колбасой. Есть совсем не хотелось, настроение было поганое. Николаева она не видела со вчерашнего дня, телефон Сергея, её бывшего мужа, не отвечал, а больше поделиться плохим настроением было не с кем, и девушка, давясь сухой пищей, завтракала…
   — Какая мразь, — наконец выдавала она из себя давно вертевшееся на губах слово, и на душе стало легче. — Вот зар-р-раза!..
   Шура встала и подошла к плите. Чайник все ещё был горячим. Девушка налила себе чай, и несколько капель кипятка попали на руку. Она громко взвыла и неосторожным движением сбросила чашку на пол. В результате мелкие осколки разлетелись по полу, а вокруг ног образовалась лужица. Шура бросилась в коридор и в стотысячный раз набрала номер Сергея.
   — У-у, — ответил ей сонный голос бывшего мужа, — алло?
   — Серёжа, друг, это я, Шура.
   — Александра? — Сергей мгновенно проснулся. — Ты чего? У тебя голос какой-то не такой. Что случилось?
   — Серёжка, приезжай, мне плохо, — наконец выдавила Шура и заплакала.
   — Буду, я сейчас буду. Подожди, не плачь…
   — Угу, — промычала Шура и положила трубку. Верный рыцарь Серёга прикатил, как и обещал, через десять минут. Непричёсанный, в расстёгнутом плаще, вымокший, он влетел в квартиру с круглыми от испуга глазами.
   — Что случилось? — выдохнул он. Несмотря на то что развелись они давным-давно, чувства Сергея к Александре, как торжественно называл молодой химик свою бывшую жену, не угасали. Он все так же готов был в любую минуту прийти ей на помощь и все так же нежно, с немым вопросом заглядывал ей в глаза.
   С присутствием Николаева в её жизни Сергей смирился. Алексей — парень что надо, раз и навсегда зафиксировал для себя Сергей и больше этот вопрос не поднимал.
   «Ревность ревностью, но счастье любимой все же главнее», — сказал себе бывший муж Потаповой и успокоился.
   — Серёга, ты — настоящий друг! — бросилась к вошедшему Шура. — Мне так… Так плохо… Так отвратительно на душе…
   — Александра, — Сергей осторожно обнял девушку и на всякий случай заглянул на кухню. Силу удара Николаева ему уже приходилось испытывать и больше не хотелось. — А где Алексей?
   — Давай не будем о нем…
   Обнявшись, они прошли на кухню. Следы недавней аварии с чашкой Шура уже успела уничтожить, и кухня встретила гостя сияющей чистотой.
   — Шура, я так волнуюсь. Что случилось?
   — А, ничего, — отмахнулась девушка. — Даже рассказывать не хочется — так все противно.
   — На работе неприятности? Шура извлекла из холодильника масло, сыр, колбасу и приготовила гостю бутерброды.
   — Поешь, Серёжа, ты ж небось не завтракал.
   — Не-а, — радостно кивнул бывший муж и с жадностью набросился на угощение.
   Шура поставила локти на стол и, подперев щеки кулаками, уставилась в окно:
   — Господи, Серёжа, сколько всякой гадости на свете существует.
   — Это ты про людей? — с набитым ртом проявил интерес к разговору Сергей.
   — Про них самых, — задумчиво отозвалась Шура и, выдержав паузу, вопросительно посмотрела на Сергея. — И почему, спрашивается, к власти самые поганые из них стремятся? И что удивительно, пробиваются!
   — Тебя что, с работы выгоняют? — Гость испуганно посмотрел на девушку.
   — Ну прям! Меня выгонишь.
   — А что случилось? Александра, не томи, я уже весь как на иголках.
   — Я, Серёжа, на днях интервью брала у одного кандидата в губернаторы. А он оказался таким неприкрытым мерзавцем, что мне тошно стало.
   — А чего .он тебе не понравился? Приставал, что ли?
   — Если б приставал, я б его хоть за самца считала, а тут — мразь, и все тут. Нет, ты представляешь, — Шура встала и подошла к окну, — он, мерзавец, ещё людьми собирается управлять.
   — Он что, тебя плохо встретил?
   — Встретил он как раз хорошо. Они, подлецы, знают, что теперь без журналистов никуда. Только он думает, что все купить можно и все продаётся.
   — Ты с ним в диспут, что ли, вступила?
   — А ты как думал! Я им такое устроила! Сначала все, конечно, чинно было.
   А потом он как начал мне втирать про сильную руку, да про то, что мы с тобой, Серёжа, и со всем нашим народом быдло, что нас держать в кулаке нужно… Тут я и пошла. Терпеть не могу, когда о нашем несчастном, обманутом народе неуважительно отзываются…
   — Александра, а ты знаешь, самое интересное, что этот народ-то пойдёт за него голосовать. И ещё его выберут.
   — Да знаю я это, Серёжа, знаю. Вот что и обидно. Идёт в политику всякая шушера и своими грязными лапами будет ещё законы устанавливать.
   — А туда с чистыми руками не ходють, — угрюмо отозвался Сергей.
   Шура встала, налила себе чай и присела рядом с бывшим мужем.
   — Спасибо, Серёжа, что приехал. Вот я выговорилась — и мне легче стало.
   — Ну слава богу! А то я подумал, что вы опять с Лехой поругались.
   Журналистка опустила голову:
   — Мы и поругались…
   — Ну вот! Опять? Она кивнула.
   — И где же он теперь?
   — Я не знаю. И знать не хочу! Я… Я… — Шура вдруг всхлипнула по-детски и прижалась к бывшему мужу. — Я что-то, Серёжа, совсем запуталась в своих чувствах. То мне кажется, что я его ненавижу, а то вдруг так накатит, что думаю — как же я без него теперь жить буду…

Глава 8
ПО СЛЕДУ

   Саша открыл глаза и сладко потянулся. Он ещё не совсем отошёл от сна и поэтому не сразу понял, где находится. Мальчик потёр глаза, и звук наручников мгновенно вернул его к действительности. На мгновение Саше захотелось вернуться в только что увиденный сон, в котором он был вместе с отцом и матерью. Они все трое сидели за огромным столом, уставленным фруктами, и о чем-то весело разговаривали. Саша держал в руках плюшевого медведя и гладил мягкого друга по голове. Вся атмосфера сна дышала уютом и спокойствием. Как-то незаметно они все трое перекочевали из дома в большущий магазин. Мать катила впереди себя тележку с продуктами. А отец держал его на руках. Вокруг были разбросаны огромные воздушные шары. Мальчик помнил, что ему очень хотелось достать один из шаров, но отец крепко держал его на руках, и Саше никак не удавалось даже потрогать заветную цель. Наконец все-таки он как-то изловчился и протянул руку к шару. Но тот в ту же секунду куда-то ускользнул, и мальчик только поймал рукой воздух.
   Отец громко засмеялся. Саша возмущённо посмотрел на него и с ужасом отпрянул.
   Вместо отца он увидел, что сидит на руках какого-то незнакомого мужчины.
   Испуганный мальчик пронзительно закричал, и мгновенно все растаяло. Исчезли куда-то магазин, мать с тележкой, воздушные шары, и он оказался один в тесной душной комнате, прикованный наручниками к батарее.
   Саша горько заплакал. Рядом с ним валялся табурет и лежала горка остывшей гречневой каши. За плотно закрытой дверью послышались шаги. Лязгнул замок, и в комнату вошёл парень в натянутой на лицо маске.
   — Проснулся, пацан, — кивнул ему парень и, увидев рассыпанную кашу, недовольно покачал головой:
   — Нехорошо продуктами разбрасываться.
   — Нехорошо детей наручниками к батарее приковывать, — отозвался мальчик.
   — А это, брат, не твоё дело, — почему-то миролюбиво ответил охранник. — Ты вот лучше поешь. — И он поставил перед Сашей тарелку с супом.
   — Не хочу я есть. — Саша отвернулся.
   — Ну мало ли что не хочешь. Ешь, а то заставим.
   — Я хочу домой.
   — Все мы туда хотим, — философски изрёк парень, — но не всегда наши желания…
   — Дайте мне карандаши, я рисовать хочу, — неожиданно заявил мальчик.
   — Рисовать? — удивился охранник. — А что, это можно…
   Он вышел из комнаты и через несколько минут принёс Саше старый потрёпанный блокнот и фломастер.
   — Это, малец, все, что есть, ты уж не взыщи. — Он разложил принесённое перед Сашей, придвинул табурет поближе к мальчику, поставил на него тарелку с супом и вышел.
   — Отлично, — прошептал Саша и на удивление легко освободил узкую кисть из наручника.
   Первым делом освобождённый мальчишка бросился к тарелке с едой, но мысль, что в супе может находиться снотворное, остановила его. Мальчик схватил блокнот, вырвал оттуда лист и быстро написал фломастером: «Спасите, я — Саша Снегирёв. Меня похитили. Я нахожусь здесь, в доме с окрашенными окнами!»
   Мальчик быстро соорудил из листа самолётик и пустил его в окно.

* * *

   После залитой светом улицы Николаев очутился в кромешной темноте.
   Откуда-то пахнуло сыростью и квашеной капустой. Воздух в помещении был затхлый, и Алексей на секунду задержал дыхание. Рукой он нащупал стену и двинулся вдоль неё. Постепенно глаза привыкли к темноте, и Николаев смог различить справа от себя дверь. Номер квартиры, при всем желании, он не обнаружил и поэтому осторожно постучал. Ответа не последовало. Алексей толкнул дверь рукой, та со скрипом открылась, и на гостя пахнуло затхлым запахом мочи и пота.
   Плохо окрашенный пол был покрыт старенькой, стёртой дорожкой, возле узкого окна стоял телевизор. В центре комнаты располагался круглый стол, накрытый клетчатой скатертью. Справа от двери возвышался огромный старинный шкаф.
   — Есть тут кто? — поинтересовался Николаев. В дальнем углу что-то шевельнулось. Алексей пошёл по направлению звука, заглянул за угол шкафа и наткнулся на металлическую кровать.
   — Ты кто? — услышал он старческий голос, шедший откуда-то из груды старых одеял.
   — Здрасьте, — на всякий случай поздоровался он с хозяйкой комнаты.
   — Ты кто? — опять повторил вопрос старческий голос.
   — Я ищу Васильева Николая. У вас тут такая темень, что хоть глаз выколи.
   Вы не подскажете, где его комната?
   — Ты кто? — в третий раз прозвучал вопрос.
   — Я? — Алексей, наверное, впервые в жизни, растерялся. — Я — Алексей.
   Зовут меня так, — почему-то пояснил он. — Я ищу Васильева Николая. Мне сказали, он здесь живёт.
   — Это ты лампочки все время воруешь? — хозяйка квартиры задала следующий вопрос.
   — Господь с вами, бабуля, я у вас тут впервые. А что, лампочки воруют?
   — Воруют, — сокрушённо ответил голос, и человек, лежащий на кровати, закашлялся.
   — Да вы, бабушка, болеете, что ли? — сочувственно поинтересовался Николаев.
   — Хвораю. Уж второй год пошёл.
   — Ходит хоть кто-нибудь к вам, помогают?
   — А зачем?
   — Ну как же, вы ж болеете. В лекарствах, наверное, нуждаетесь.
   — А ты откуда? Из собеса?
   — Нет, я просто так, к Васильеву Николаю пришёл. Вы не знаете, он дома?
   — Дома, конечно, куда ему ходить-то.
   — А комната его где?
   Человек, лежащий в кровати, зашевелился. И из-под одеяла показалась голова в платке.
   — Ты мне денег не дашь на хлеб, а?
   — Дам, бабуля, дам, — Николаев торопливо полез в карман и достал червонец, — вот, возьмите.
   Из-под одеяла мгновенно показалась сухая, морщинистая рука, она быстро заграбастала деньги и опять нырнула вниз. Николаев проследил за старушечьей рукой и вопросительно посмотрел в глаза хозяйке.
   — Бабуль, у меня времени мало. Ты мне скажи, где Колька Васильев живёт.
   — Да какая я тебе бабуля? — Человек на кровати зашевелился, одеяло пошло буграми, и на свет божий вылезло непонятное существо в старом грязном трико и коричневом, травленном молью свитере. — Дед я, а не бабуля. Ты чего, не видишь, что ли?
   — Теперь вижу, — оторопело ответил Алексей.
   — А Васильев твой Колька в пятой комнате живёт, через кухню будет первая дверь. Там увидишь. Только он сейчас в запое… Пьёт, зараза… Да ты, наверное, тоже пьёшь?
   — А как же без этого? — ответил Николаев и пулей вылетел из комнаты.

* * *

   После тяжёлого воздуха стариковской каморки коридорные запахи показались чуть ли не благовониями весеннего сада. Николаев глубоко вдохнул и пошёл дальше по коридору. Справа оказался узкий проход, двое человек здесь, скорее всего, не разошлись бы. Алексей на минуту засомневался, правильно ли он идёт, но невдалеке увидел газовую плиту и понял, что он оказался на кухне.
   Первая дверь направо, про которую говорил старик, отсутствовала. Николаев дошёл до тупика. В этом отсеке вообще были только две двери, он наугад постучал в первую попавшуюся.
   — Чего там? — раздался женский голос.
   — Молчи, дура! — быстро прошипел мужской. И Николаев услышал ритмичный металлический стук. Ему показалось, что кто-то заколачивает в стену гвозди.
   Хотя и другие соображения на этот счёт у него появились.
   — Хозяева, Колька Васильев здесь живёт? — крикнул Алексей через дверь.
   — Не-а! — дружно ответили мужчина с женщиной. — Он рядом!
   В третью дверь Алексей стучать не стал, он просто взял и резко двинул ладонью, дверь тут же открылась.
   — Ага, — произнёс Николаев и сделал шаг через порог.
   На его голову тут же обрушилось что-то тяжёлое. Удар не был достаточно сильным, и Николаев не потерял сознание, а просто с грохотом рухнул на пол.
   Чьи-то ловкие руки проворно перекинули ему через шею какой-то шнур, и Алексей почувствовал, что его душат. Он извернулся и перехватил большим пальцем верёвку на шее, но тот, кто его держал, имел железную хватку, верёвка затягивалась все туже и туже. Алексею уже стало трудно дышать, и он из последних сил лягнул стоящего сзади ногой. Удар, направленный наобум, по всей видимости, попал в точку, потому что сзади кто-то застонал и грязно выругался. Алексею хватило доли секунды, на которую противник ослабил хватку, чтобы завладеть ситуацией.
   Он ловко вывернулся и локтями обеих рук с силой ударил нападавшего по спине.
   Тот изогнулся и упал на колени. Николаев отскочил на безопасное расстояние, но человек все же успел ухватить руками его колени. Оба мужчины рухнули на пол и покатились. Противник Николаева был ловок и натренирован, от него тяжело разило спиртным.
   — Парень, после тебя хоть закусывай, — прохрипел Алексей противнику в лицо, вывернулся из его рук и откатился в угол.
   Перед ним сидел бритый наголо мужчина с красными, воспалёнными глазами и бегающим взглядом. Он, тщетно стараясь сфокусировать взгляд, смотрел на Алексея.
   — Ты кто? — близоруко сощурился человек.
   — А ты кто? — в свою очередь поинтересовался Николаев.
   — Человек, — последовал ответ.
   — Я тоже не обезьяна… Ну, здорово, что ли, вояка!
   Алексей протянул мужчине руку. Тот, не раздумывая, ответил крепким рукопожатием.
   — Ты где служил? — поинтересовался мужчина.
   — В спецназе…
   — Молодец, классно дерёшься! — Мужчина потёр плечо и виновато улыбнулся. — Прости, брат, своего не признал.
   — Бывает, — пожал плечами Алексей и встал.
   — Пить будешь? — Мужчина тоже встал и подошёл к столу, на котором ровными рядами были выставлены пустые бутылки.
   — Наливай.
   Хозяин пошарил руками по столу, заглянул под тумбочку, подошёл к окну, отодвинул занавеску и недоумевающе уставился на Николаева.
   — Брат… — развёл он руками, — я — пустой. Видимо, ночью все вылакал. Ты меня прости, но.
   Он мгновенно оживился:
   — Мы сейчас мигом сообразим. Тут магазин рядом. Сейчас сколько времени?
   — Восемь утра.
   — Во, как раз! — Мужчина пошарил в карманах спортивных штанов, потом бросился к куртке, висевшей на гвозде у двери, долго рылся в карманах. Потом озадаченно повернулся к Алексею:
   — Удивительно, вчера пенсию получил, а сегодня ничего нет. Какая-то петрушка получается. Куда все девалось?
   — И такое, брат, бывает. — Николаев подошёл к окну, открыл форточку и вдохнул свежего воздуха.
   — А ты что, тоже пустой?
   — Угу, — промычал Алексей и потёр шею.
   — Может, завалялось что…
   Алексей посмотрел на хозяина и понял, что без допинга с ним разговаривать нечего. У мужчины нервно тряслись руки.
   — Вот полтинник, беги за пузырём. — Он вынул из кармана деньги.
   — Зачем полтинник? Много. Ну, я тебе сдачу принесу. Жди здесь. Я мигом слетаю.
   — А я тебя провожу. Вдвоём-то веселей будет.
   — Давай, пошли!
   Они вышли из комнаты. Николаеву опять ударил в нос едкий запах квашеной капусты. Они быстро преодолели тёмный коридор и вышли на улицу.

* * *

   — Колька, — обратился Алексей к бывшему противнику. — Ты, вообще, как живёшь-то? Хата у тебя, я вижу, скромная…
   — Да ну их всех! — отмахнулся Колька. — Мне пенсию приносят, паёк дают.
   Потом, мать иногда заходит. То-се, пятое-десятое, перебиваюсь.
   — А че не женишься?
   — А на фига это нужно? Бабы, они только мешают мужику по жизни. У меня ж была жена, Верка звали. Ничего такая, с ногами и… ну и все такое прочее.
   Выгнал!
   — Ну ты даёшь!
   — А че? Ну дела, ну дела… Мне надоело. Выгнал к чёртовой матери!..
   Теперь вот один живу и не нарадуюсь. Красота, как в Эрмитаже! — хвалился Васильев.
   Так, беседуя, мужчины дошли до киоска, в котором рядами были выставлены бутылки с яркими этикетками. Васильев недоверчиво оглядел товар и поморщился:
   — Я больше по беленькому, а ты как?.. — он замялся, вспоминая имя своего приятеля.
   — А мне все равно.
   Васильев купил бутылку водки и тут же, у киоска, отвинтил крышку и жадно присосался к горлышку.
   — Хорошо-о, — выдохнул он и тут же протянул бутылку Николаеву, — глотни, полегчает.
   — Да я… — протянул Алексей, — не хочу вообще-то.
   — Обижаешь, друг. Не бойсь, я угощаю. Николаев прильнул к бутылке и сделал маленький глоток. Водка обдала жаром горло, и тут же в затылке что-то запульсировало. Алексей протянул руку к затылку и почувствовал мокроту. Он посмотрел на окрасившуюся кровью ладонь и достал из кармана носовой платок.
   Васильев, не замечая ничего вокруг, опять жадно пил из горла бутылки. Николаев дождался, когда тот закончит, и по-дружески взял нового приятеля под локоть.
   — Колька, я вот тебя спросить хотел. Ты как, стрелять-то ещё не разучился? Я помню, у тебя такая пушка классная была.
   — Была. Именное оружие. Мне его после…
   — Ага, — перебил его Алексей, — а где она сейчас?
   — Спёрли, сволочи, — в сердцах произнёс Васильев и вытер ладонью увлажнившиеся глаза. — Спёрли, представляешь… — он опять напрягся, вспоминая имя своего собутыльника, но, так и не вспомнив, обнял Николаева за плечи.
   — Как так спёрли? Кто? — Алексей изобразил высшую форму возмущения.
   — Не знаю, — развёл руками Васильев, — всегда лежала в тумбочке. А один раз гляжу: нет моей подружки. Спёрли…
   — А давно это было?
   — Да с полгода, наверное, или месяц назад. Нет, точно, весна была. А вот какой год… Не помню… У Клауса очередной приступ начался. Я туда, сюда, думаю, надо старика в больницу везти. Оружие, конечно, обязательно в таком деле нужно. Хватился, а нет его. Вот так и было.
   — Клаус — это сосед, что ли?
   — Ну да, сосед. Вредный старикашка, но если что, выручает, — он щёлкнул себя по шее. — Проблемы наши понимает. Ещё будешь? — спохватился вдруг Васильев и протянул Алексею бутылку.
   — Не, спасибо, у меня дел по горло. Пока, друг, встретимся, может, ещё!
   — махнул рукой Николаев и отправился к Шуре зализывать боевые раны…

* * *

   — Так… — раздался удивлённый голос тихо вошедшего Николаева. — Сидите, значит. Чай пьёте? От неожиданности Шура и Сергей вздрогнули.
   — Лёша? — Шура повернула голову к вошедшему. — Ты как вошёл? Мы даже и не слышали…
   — Не слышали? — зловеще прошептал Николаев и обратился с улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего, к Сергею:
   — Встань, Серёга, а то мне несподручно с сидящим отношения выяснять…