— Он не мог пролезть в форточку, мальчишка где-то на территории. Обыщите все вокруг: дом, двор. Забор достаточно высокий, ребёнку его не преодолеть. Действуйте.
   Охранники кивнули и быстро двинулись вдоль забора. Мужчина вошёл в дом.
   Саша Снегирёв, недолго думая, закинул ногу и оказался в мусорном баке.

Глава 12
ПРИЯТЕЛИ

   Тихомиров задумчиво смотрел на темнеющий за окном город и молча слушал доклады Краснова и Николаева.
   — Экспертиза показала, что пуля, найденная в теле Старостиной, и пули, обнаруженные при похищении ребёнка, были выпущены из одного ствола. Вот заключение специалистов по баллистической экспертизе…
   Краснов протянул бумагу начальнику.
   — Хорошо, я посмотрю, — на редкость спокойным голосом отозвался Тихомиров.
   — У Жучкова я был, он клянётся, что ни при чем. Мне кажется, ему можно верить.
   — Хорошо, — опять ровным голосом ответил Тихомиров.
   Николаев и Краснов замолчали. Им было странно видеть своего начальника в таком состоянии. За все время работы с Олегом Филипповичем они не могли припомнить случая, когда следствие заходило бы в тупик, а Тихомиров был так спокоен. Они не знали, что сказать, и поэтому удручённо молчали.
   — А вы чего приуныли? — Майор наконец оторвал взгляд от окна и повернулся к своим подчинённым. — Чего такие грустные?
   — Олег Филиппович, мы уже обо всем доложили, — осторожно произнёс Краснов, — у нас больше ничего нет…
   — У вас нет, — как эхо, повторил Тихомиров, — у вас нет. Зато у меня есть.
   Николаев и Краснов замерли в ожидании.
   — Во-первых, появился Снегирёв. Его никто не похищал. Он, оказывается, ездил по делам. Кандидатуру свою выставлять больше не собирается. Спрашивал о результатах поисков. Что я ему ответил, вы, наверное, догадываетесь, — А какого черта он… — начал было Краснов, но Тихомиров жестом его остановил.
   — Новость вторая. Ещё более неожиданная. По нашим стопам кто-то ведёт дополнительное расследование. Молодой мужчина с поддельными документами был сначала в госпитале, потом в офисе у Снегирёва. Кто это, я не знаю. Поэтому спрашиваю вас. Вам что-нибудь об этом известно?
   Алексей и Андрей пожали плечами.
   — Так я и знал. И информация третья, господа оперативники. Через несколько часов истекут вторые сутки, и наше время потом будет исчисляться минутами. Я не буду вам говорить, какие вы должны сделать выводы из этой третьей информации. Думаю, сказанного достаточно. Вы свободны. Можете идти.
* * *
   Иван Давыдович Снегирёв молча сидел перед пустой чашкой кофе и задумчиво вертел в руках ложку. Ситуация была тупиковая. И как из неё выйти, Снегирёв не знал. На чаше весов были два близких для. него человека. Но если бы был выбор, он, конечно, не задумываясь, выбрал бы безопасность своего сына. Но выбора не было. И Снегирёв невидящими глазами следил за снующим между столиками официантом, смотрел на постепенно заполняющееся кафе, темнеющий за окном город.
   Ещё несколько часов назад он, продумав всю ночь, принял решение и с тяжёлой головой вышел из своего подъезда через чёрный ход. Ему не хотелось быть замеченным не потому, что он что-то скрывал или кого-то боялся. Нет, Снегирёву просто была неприятна сама мысль, что через несколько минут после его появления кто-то кому-то будет докладывать о его передвижениях. Поэтому он и воспользовался чёрным ходом. Быстро дошёл до стоянки такси и, разбудив дремавшего таксиста, сел на переднее сиденье.
   — За сколько ты сможешь доехать до Киришей?
   — За два часа долетим.
   — Поехали.
   Нельзя сказать, что решение об отказе от выборов далось ему легко.
   Снегирёв понимал, что проделана огромная работа, вокруг него собрались толковые, знающие люди. А их было не просто найти. Была потрачена масса денег, сил и времени. Но другого выхода Иван Давыдович не видел. Следствие медлило, местонахождение мальчика было до сих пор неизвестно, ждать ещё два дня казалось самоубийством. Одним словом, активные шаги нужно было предпринимать самому.
   Ивану Давыдовичу оставалось сделать лишь одно дело — сообщить о своём решении Валентину Сергеевичу Кузнецову.
* * *
   Называя своего старого друга детства Вальку Кузнеца по имени-отчеству, Снегирёв всегда усмехался. Ну никак не шло к Вальке формальное обращение.
   «Вечный двигатель» — так называли Кузнецова в школе учителя. И действительно, мальчик отличался редкой подвижностью, траекторию его движения было трудно проследить, он перемещался с невероятной скоростью, хотя комплекция, казалось, этому не способствовала — невысокого роста, крепкий, чуть косолапый. Таким Валька остался и до сих пор. Даже лёгкая картавость осталась, она придавала ему какую-то детскость, может быть, поэтому на Вальку нельзя было всерьёз обидеться, да и поругаться с ним тоже было нельзя. Он вспыхивал мгновенно и мгновенно остывал, тут же его мысль перескакивала на что-то другое, и оставалось только рассмеяться над его непосредственностью.
   Правда, что-то вроде конфликта вышло у них только один раз. Было им тогда около десяти лет. Стояло лето, от жары было некуда деваться, мальчишки с неохотой гоняли по раскалённому асфальту на велосипедах и каждый час бегали домой за водой. В конце концов, одурев от жары и потеряв всякий интерес к велосипедам, они сели в тени на скамейку возле подъезда и вяло о чем-то беседовали. Как всегда, говорил Валька, Иван молча внимал. Неожиданно его взгляд скользнул по окнам дома и внезапно остановился. От удивления Иван открыл рот, и Валька, заметив, что друг его не слушает, проследил взглядом за тем, куда смотрит Иван, и тоже замер. На балконе третьего этажа бесстрашно разгуливала по перилам хрупкая девочка в красном купальнике.
   — Во даёт, — первым подал голос Валька.
   — Сорвётся, — выдохнул Иван.
   — Не-а, смотри, как уверенно держится, молодец, девчонка.
   Через несколько дней они познакомились с бесстрашной акробаткой. Её звали Вика Новикова, а в тот день она, оказывается, репетировала номер.
   Иван зачарованно смотрел на девочку и от восторга готов был кричать на весь свет. По ночам ему снились её огромные синие глаза и тёмные пушистые ресницы, длинные волосы, заплетённые в косу, были особым предметом его фантазий. То ему снилось, что Вика распускает косу, и волосы мягкими струями ложатся ей на плечи, то вдруг поднявшийся ветер путает волосы, и они закрывают девочке лицо. Иван видел, как он подходит и нежно гладит Вику по голове…
   — Втюрился, — понаблюдав за изменившимся другом, поставил диагноз Валька, — как дурак, втюрился.
   — Вот ещё, — храбрился Иван, но через несколько дней признался:
   — Влип я. Кузнец, Вика мне по ночам снится.
   — А я сразу сказал, что втюрился. Что делать будешь? — Валькина активная натура требовала немедленного действия.
   — Не знаю.
   — Сейчас что-нибудь придумаем! А! Давай ты ей напишешь письмо, а я отнесу!
   — Не-е-е, — нерешительно протянул Иван, — я писать не буду.
   И сколько Валька его ни уговаривал, не соглашался ни в какую. И вот тут у Кузнецова созрел план номер два. «Друга надо спасать», — совершенно логично рассудил он и самолично направился к Вике Новиковой с известием. Снегирёву до сих пор было неизвестно, что ответила тогда девочка, но о бесславном походе друга он узнал ещё у порога школы. Первый же встретившийся на его пути салага из второго «А», громыхая портфелем, пробежал мимо и крикнул: «Снегирь в Вику-акробатку втюрился! Жених!» Одноклассники встретили его ехидными улыбочками, и Иван все понял. Он встретил друга холодным молчанием. Тот, мгновенно оценив ситуацию, тут же подошёл и виновато заглянул ему в глаза.
   Мальчишки-одноклассники радостно загоготали, и Валька сразу же бросился в драку защищать честь друга. Он готов был надавать тумаков каждому, кто хоть словом, хоть намёком оскорбит Снегиря, и Иван, увидев такое самопожертвование, простил Вальку.
   — Я ж хотел, как лучше, — объяснял Кузнец. Но Снегирёву объяснений уже не требовалось, он обнял Вальку за плечи и миролюбиво сказал:
   — Да ладно!
   За три десятка лет их дружба не раз проверялась различными ситуациями, и всегда Снегирёв и Валька находили взаимопонимание.
   Теперь Кузнец именовался не иначе как Валентин Сергеевич и занимал значительный пост в Министерстве здравоохранения. Именно с его лёгкой руки Иван Давыдович когда-то начинал коммерческую деятельность и именно благодаря почти шальной идее старого друга Снегирёв решил баллотироваться в губернаторы.
   — Ванька, а не пойти ли тебе в политику? — лукаво прищурился Валька и закинул ногу на ногу.
   — Вообще-то была у меня такая идея, да только дело это хлопотное, — отозвался тогда Иван Давыдович.
   — А чего здесь хлопотного? — тут же отреагировал старый друг с присущей ему лёгкостью. — Собрать инициативную группу, думаю, ты и сам сможешь, а нет, так я тебе помогу. Зарегистрируешься как кандидат и давай — вперёд, агитируй народ за себя. Вот, голову дам на отсечение, что у тебя ещё рейтинг будет один из самых высоких.
   — Валя, послушаешь тебя — и все кажется таким простым и возможным.
   — А ты хоть раз пожалел, что тогда меня послушал?
   Иван Давыдович отрицательно покачал головой. Действительно, десять лет назад Валентин почти с такой же лёгкостью, с какой сейчас агитировал его идти в политику, советовал открыть собственную фирму по продаже медикаментов. Снегирёв тогда вслепую поверил другу и не прогадал, теперь он был генеральным директором процветающей компании. На первых порах Валентин сам изо всех сил помогал другу: то советом, а то и делом. Благодаря ему фирма Снегирёва наладила тесные контакты с больницами. А это означало, что у него появился регулярный источник сбыта товара. Помогал Валька, как всегда, бескорыстно и решения принимал мгновенно. В запасе у него всегда находилась пара-тройка «блестящих» идей, которые он тут же начинал воплощать в жизнь. Самому Ивану Давыдовичу очень не хватало этой кузнецовской лёгкости, поэтому в трудные минуты он всегда старался отыскать друга и прийти к нему за советом. Сейчас Снегирёву совет не требовался, он хотел просто получить моральную поддержку друга. Иван Давыдович не сомневался, что тот, выслушав рассказ, обязательно хлопнет его по плечу и скажет:
   — Чего думать! Давай двигай вперёд, спасай своего Сашку! В конце концов, в последний раз, что ли, выборы устраиваются?
   Валька был фанатом чистого воздуха. Поэтому десять лет назад, недолго думая, продал свою квартиру и купил огромный дом в небольшом городке под Санкт-Петербургом. Там он жил с женой и двумя детьми. Старший сын Кузнецова уже вернулся из армии, а дочь заканчивала восьмой класс. Семья у Вальки была дружная, и Снегирёв всегда с удовольствием приезжал к ним, как он выражался, «дыхнуть свежего воздуха».
* * *
   Дом Кузнецова был виден издали. Валька и выбрал-то его по этой причине:
   «Пусть видит заблудившийся путник мой дом и по нему находит дорогу». Во время поисков дома Кузнец был настроен поэтически… Дом стоял на холме, и поэтому казалось, что он выше остальных в городке. Бывший хозяин не поскупился и покрыл крышу черепицей.
   Снегирёв ностальгически улыбнулся, когда увидел красную крышу кузнецовской «хибары». Он не видел друга более трех месяцев и только сейчас понял, как по нему соскучился. Ворота, окрашенные в жизнеутверждающий зелёный цвет, встретили гостя привычным скрипом, и Иван Давыдович, минуя небольшой чистый дворик, поднялся на крыльцо. Боковым зрением он заметил какую-то незнакомую фигуру, которая мелькнула в огороде, но не придал значения. На его стук тут же отозвался голос хозяина:
   — Чего там! Открыто же! И через секунду на пороге появился Валька Кузнецов собственной персоной.
   — А я думал, . Сенька… — растерянно улыбнувшись, произнёс он и пропустил гостя в дом.
   Снегирёв с удивлением посмотрел на друга. Казалось, со дня их последней встречи прошло не так и много времени, а Валька совершенно изменился. Куда-то исчезла так идущая ему лёгкая полнота, из широкого ворота рубашки торчала худая шея, голова почти полностью поседела, но главное изменение произошло с глазами: усталый потухший взгляд настолько не вязался с привычным образом закадычного друга, что Иван Давыдович невольно огляделся. В доме, казалось, все было по-прежнему, все вещи стояли на местах, все те же занавески с петухами на кухне, все та же керамическая посуда, которую Валька обожал и жутко ею хвастался, все то же старое пианино, купленное исключительно из-за года выпуска. «1888-й», — гордо показывал Кузнецов на цифру и нежно хлопал инструмент по крышке.
   — Валя, что случилось? — Снегирёв в упор посмотрел на друга.
   — У меня-то ничего не случилось, а вот про твою беду наслышан. Что делать будешь? — Кузнецов, как всегда, полностью брал инициативу в разговоре на себя.
   — Всю ночь думал и решил отказаться от выборов. Сегодня дам информацию в прессе.
   — Ты… ты! Рехнулся! — неожиданно взорвался Кузнецов. — Да ты с ума сошёл, Иван Давыдович!
   Валька впервые в жизни наедине назвал старого друга по имени-отчеству, что это значило, Снегирёв не знал. Его удивлению не было предела.
   — Валя, Валентин Сергеевич, я был уверен, что ты моё решение одобришь.
   — Нет, ты окончательно рехнулся — Кузнецов нервно заходил по комнате.
   — А что ещё. Валя, остаётся делать? Менты не спешат, мальчик в опасности. Тебе хорошо, твои-то при тебе, а мой… — Снегирёв махнул рукой.
   — Рехнулся! Окончательно! Отказываться от выборов! Да ты знаешь, что это такое?!
   — Ничего особенного, — по слогам произнёс Снегирёв и строго посмотрел на друга. — Валя, с тобой что-то происходит. Ты болен?
   — Я?
   — Ты очень похудел, и потом…
   — Здоров я, здоров. — Кузнецов отвернулся от друга и устало провёл ладонью по лицу.
   — Тебе помочь чем? Ты меня всегда выручал, может, теперь и я сгожусь?
   — Глупости, — перебил его друг, — глупости. Я здоров, и в доме все, тьфу-тьфу, в порядке.
   — Валя, а кто у вас там, в огороде, ходит? Я видел какого-то незнакомого мужчину.
   — Никого там нет!
   — Но я сам видел. Он довольно по-хозяйски там прохаживался.
   — По-хозяйски? А! Да это же сын мой, Сенька, ты его после армии-то не видел, он такой… такой взрослый стал… — И в глазах у Вальки появилось какое-то странное выражение то ли испуга, то ли боли.
   — Всеволода твоего я хорошо помню, узнал бы пацана. Этот совсем чужой человек был…
   — Да ты и во мне какие-то перемены увидел. Сенька это, Сенька, — заверил его Кузнецов и, чтобы перевести разговор, подошёл к плите. — Чайку будешь?
   — Спасибо, с удовольствием. Валька поставил перед другом чашку и налил заварку.
   — Чайник сейчас закипит, тогда и кипятку добавлю.
   — Я подожду.
   Определённо с Кузнецовым творилось что-то не то. Старого друга было не узнать. Снегирёв вслушивался в речь Вальки и не узнавал того стремительного речитатива, который был раньше свойствен Кузнецу.
   — Валя, — осторожно начал Снегирёв.
   — Оставим тему моих перемен, — быстро остановил его друг.
   — А я не про это. Я про выборы.
   — Не вздумай снимать свою кандидатуру! — опять неожиданно вскипел Валентин.
   — Почему?
   — Это долго объяснять.
   — Ничего, Валя, я не спешу. Объясни мне…
   — Ну какой ты занудный, Снегирь, не хочу я тебе всего объяснять, поверь мне на слово.
   — Я должен знать, ради чего я рискую жизнью своего сына, — жёстко произнёс Снегирёв и посмотрел Вальке в глаза. Тот испуганно взглянул на друга и тут же отвёл взгляд.
* * *
   На крыльцо кто-то взошёл, были слышны чьи-то шаркающие шаги. Валька встрепенулся и пошёл навстречу. Снегирёв встал и насторожённо посмотрел в сторону двери. Через несколько секунд в проёме появился высокий тощий незнакомец. Он улыбнулся и кивнул Ивану Давыдовичу:
   — Здрасьте, дядя Ваня.
   — Здорово, — отозвался Снегирёв и вопросительно посмотрел на Кузнецова.
   — Изменился, конечно, мой Сенька, — развёл руками как будто не замечающий разительной перемены в сыне Валентин.
   — Изменился — не то слово. Всеволод, чуть покашливая, прошёл в дом, и где-то в дальней комнате скрипнула кровать.
   — А где Лиза?
   — А она… в магазин пошла.
   Снегирёв подошёл вплотную к другу и твёрдо произнёс:
   — Валя, я сниму свою кандидатуру. Мне больше делать ничего не остаётся.
   — Ты не можешь так поступить! — захлёбываясь от возмущения, крикнул Кузнецов.
   — Почему?
   Валентин испуганно вздрогнул, посмотрел в сторону комнаты, куда удалился сын, и умоляюще посмотрел на друга:
   — Ваня… Иван… я тебе все объясню. Только ты не спрашивай, что и как.
   — Я слушаю.
   — Иван, три месяца назад… Одним словом, мне нужна была большая сумма денег… Понимаешь, у меня не было других вариантов, и я взял се под твои выборы, понимаешь…
   — Ну? — нетерпеливо произнёс Снегирёв.
   — Я обещал этим людям, что ты обязательно будешь баллотироваться.
   — Кто эти люди?
   — Я не могу тебе этого сказать. — И Валентин быстро добавил:
   — Но если ты откажешься от выборов, мне придётся отдавать эти деньги. А я сейчас не могу.
   — Валя, я ничего не понимаю.
   — Прости меня, Иван. У нас были большие проблемы…
   — Кто эти люди? И что они хотят от меня?
   — От тебя?.. Ничего, скорее всего, ничего. Но я объяснил, что деньги нужны тебе на выборы.
   — Валя, а зачем тебе нужны были деньги?
   — Не спрашивай! — быстро сказал Кузнецов. — Я прошу тебя, не спрашивай.
   Когда-нибудь я тебе все объясню… но не сейчас.
   — Я знаю этих людей?
   — Да, — выдавил из себя Валентин.
   — У вас тут что-то происходит, я ничего не могу понять. У вас все живы-здоровы? — растерянно спросил Снегирёв.
   — Да-да, все, слава богу, уже нормально, но…
   — Я все понял, — прервал его Снегирёв и направился к выходу. — Прощай, Валентин Сергеевич, я разберусь со своей проблемой, и мы ещё вернёмся к нашему разговору.
   — Иван!
   — Я все понял, — кивнул, не оборачиваясь, Иван Давыдович и вышел из дома.
   Холодный северный ветер дул прямо в лицо Снегирёва. Иван Давидович поёжился и, не оглядываясь, направился к воротам. Впервые он покидал дом друга с таким неприятным осадком в душе. Он чувствовал, что Валька чего-то недоговаривает, но настаивать на откровенности не стал. По всей видимости, его старый друг по-другому поступить не мог. Иван Давыдович всегда доверял Кузнецову, и ему не хотелось подозревать друга в чем-то или обвинять в недостаточной откровенности.
   Снегирёв открыл калитку и буквально нос к носу столкнулся с какой-то женщиной в темно-серой куртке. Женщина охнула и подняла глаза.
   — Лиза? Здравствуй!
   — Ваня? Ты к нам?
   — Я от вас. Уже уезжаю, у меня срочные дела.
   — Да… Ваня, я слышала. От Сашки нет никаких известий?
   Снегирёв отрицательно покачал головой. Жена Вальки тоже сильно изменилась. Ещё три месяца назад она была цветущей, жизнерадостной женщиной, с открытой очаровательной улыбкой. Перед её обаянием никто не мог устоять, и Снегирёв даже втайне завидовал другу, ему казалось, что их семья — идеальный случай гармонии. Он посмотрел в усталые глаза Лизы и прямо спросил:
   — Лиза, я хотел с тобой поговорить. Мне кажется, у вас что-то произошло.
   Женщина испуганно захлопала глазами, казалось, что она вот-вот расплачется.
   — А Валя тебе ничего не сказал?
   — Нет. Но я, как старый друг, как… в общем, я хочу знать, что случилось.
   — Беда у нас, Ваня, произошла. Сеня… одним словом, у него были серьёзные проблемы со здоровьем.
   — Со здоровьем? — недоверчиво переспросил Снегирёв.
   — Мы его с трудом вылечили. По крайней мере, хотим надеяться, что вылечили.
   Ивана Давыдовича внезапно осенило:
   — Лиза, скажи, это связано с наркотиками? Женщина уткнулась ему в плечо и заплакала. Снегирёв погладил её по голове, Лиза зарыдала в голос.
   — Ты не представляешь, Ваня, что было. Валентин… Он просто…
   — Я видел его, — произнёс Снегирёв и вспомнил исхудавшего и так быстро поседевшего друга.
   — Видел, да? На него смотреть страшно, он так изменился…
   — Лиза, а сейчас все в порядке? Ты уверена?
   — Да, мы возили Сеньку в клинику, специализированную… Пришлось заплатить… И потом, у него, кажется, были какие-то долги… Этим всем Валя занимался… Было ужасно тяжело.
   — Я понимаю, — задумчиво произнёс Снегирёв, подыскивая слова утешения.
   Лиза вытерла глаза и вымученно улыбнулась:
   — Ты извини, что я так расплакалась. Просто все время приходилось себя сдерживать.
   — Да ну… — махнул рукой Снегирёв.
   — Может, пойдёшь к нам, чайку попьёшь? — спохватилась она.
   — Нет, Лиза, извини, я должен ехать. Они простились, и Снегирёв с тяжёлым сердцем отправился к стоянке такси.

Глава 13
НОВЫЕ ВЕРСИИ

   Краснов, оседлав стул, сидел перед Виктором Поваляевым и вертел во рту карандаш. Пресс-секретарь Снегирёва на этот раз допрашивался по поводу домработницы Лидии Сергеевны.
   — Значит, ничем следствию помочь не можете? — задумчиво повторил Андрей только что услышанную от Поваляева фразу.
   — К сожалению… — развёл тот руками.
   — Хорошо, а сколько времени вы были знакомы с убитой?
   — Около полугода. Она пришла к Ивану Давыдовичу осенью, а до этого времени я с ней не был знаком.
   — А откуда она пришла? Кто дал ей рекомендации? Ведь просто так в такой дом попасть сложно.
   — Я точно не знаю, по-моему, через знакомых. Но через кого, я не знаю.
   Вообще-то мы давали объявление в газету, было много звонков, может быть, и через этот источник, — охотно отвечал Поваляев.
   — А кто обычно занимался подбором персонала?
   — Вы имеете в виду на фирме?
   — Ну и на фирме тоже.
   — Обычно сам Иван Давидович. Его слово было решающим. Я думаю, что и с Лидией Сергеевной было так же.
   — Скажите, Виктор, вы часто общались с домработницей?
   — Да нет! У неё всегда были свои дела, у меня, как вы понимаете, свои.
   Потом, разница в возрасте…
   — И все-таки. Я хочу услышать ваше мнение об этой женщине. Попробуйте охарактеризовать её. Может быть, в двух словах.
   — А я, наверное, только в двух словах и смогу. Она была отличная хозяйка. Готовила очень вкусно. Потом, аккуратная.
   — Это что касается, так сказать, профессиональной сферы, а о личности её что вы скажете?
   — О личности? — Поваляев закусил губу и задумался. — Не знаю. Я ведь её плохо знал. Разговаривали мы обычно только на кухне, за столом. Она спросит:
   «Вкусно?» — я отвечу. И все.
   — И все, — опять повторил за допрашиваемым Краснов.
   — Знаете… — вдруг произнёс Поваляев. — Мне кажется, она скуповата была.
   — А из чего вы это заключили?
   — Иван Давыдович человек щедрый и платил очень хорошо. А она… Как это сказать? Одевалась всегда в какое-то тряпьё. Аккуратно одевалась, но всегда во что-то старенькое. Как будто прибеднялась. И потом, нет-нет да скажет, так, в разговоре, мол, денег нет, копейки считаю. Мне это было странно слышать, зная Ивана Давыдовича.
   — Спасибо, Виктор. — Краснов встал.
* * *
   Николаев с Красновым встретились в сквере. Погода была, прямо скажем, не располагающая к беседе на свежем воздухе, и молодые мужчины, кивнув друг другу, быстро направились в ближайшую забегаловку. Недалеко от сквера располагалась уютная пельменная, это было как раз то, что нужно голодным оперативникам.
   — Давай, Лешка, докладывай, что там с обыском? — давясь горячими пельменями, спросил Краснов.
   Николаев загадочно улыбнулся:
   — Бабулька-то наша была не промах.
   — Чего нашли? Не трави душу. Николаев окунул пельмень в горчицу и через секунду жадно заглотнул его.
   — Лешка, чего нашли? — повторил вопрос Краснов.
   — Крупную сумму денег, Андрюха. Оказывается, покойная была подпольной миллионершей.
   — Сколько?
   — Пять тысяч баксов.
   — Ого!
   — Вот так. А ещё старики жалуются, что на хлеб не хватает. Может, их всех потрясти — и такие залежи обнаружатся…
   — Я думаю, Леха, Лидия Сергеевна — счастливое исключение.
   — Или несчастливое, — добавил Николаев, доедая последний пельмень и запивая его компотом — Какие соображения.?
   — Версия есть.
   — Купили бабульку?
   — На лету подмётки рвёшь! — улыбнулся Николаев.
   — А ей показалось мало, — продолжал размышлять Андрей, — и она потребовала ещё денег. Так?
   — Ну почему ты так плохо о ней думаешь! Может, старушка раскаялась в содеянном…
   — Может.
   — Вот есть другой вопрос, Андрюха. Кто её купил?
   — Тот, кто похитил Снегирёва-младшего.
   — И мы опять возвращаемся к нашим баранам, — развёл руками Николаев, — кому это было нужно?
   — Ответ один — конкурентам.
   — Будем работать в этом направлении?
   — Времени мало каждого прощупывать. Осталось-то всего ничего. У Снегирёва в восемь часов эфир. А сейчас, — Краснов посмотрел на часы, — половина двенадцатого.
   В кармане у Краснова затренькало. Андрей извлёк мобильный телефон и нажал на кнопку:
   — Да. Что?.. Когда?.. Где?.. Едем! Николаев вопросительно посмотрел на Краснова. Тот выключил телефон и схватил Алексея за руку:
   — Только что в квартиру Снегирёва звонил его сын…
* * *
   А Шуре ровно за два часа до этого позвонила се практикантка Дора.
   — Алло, извини, пожалуйста, если я тебя разбудила. У тебя голос сонный.