Страница:
Наступила неспокойная и напряженная ночь. В ушах дворцовых сановников все еще звучат надменные слова: «Сегодня я вас прошу, а завтра буду приказывать».
Эта бессонная ночь явилась преддверием первого в России революционного вооруженного восстания против самодержавия.
Наконец забрезжил рассвет. Было холодно. Термометр показывал восемь градусов мороза. Слежавшийся снег скрипел под ногами прохожих.
Никогда еще в Зимнем дворце на вставали так рано. Новый император подавал пример: в семь часов утра он уже в полной парадной форме и принимает офицеров. В
просторной приемной его ждут начальники дивизий, бригад, отдельных полков и батальонов гвардейского корпуса.
Николай I принимает их поздравления. Затем решительно приказывает:
— Идите принимайте присягу и выводите войска для присяги. Вы отвечаете своими головами за спокойствие в столице. Что же касается меня, то, если я буду императором хоть один час, я покажу, на что способен.
Высшие и приближенные офицеры слушают в полном недоумении, они глубоко потрясены. Таким языком еще никто не разговаривал с ними. Император Александр I никогда не позволял себе таких грубостей.
И военачальники спешат. Кареты и сани-возки летят от Дворцовой площади к казармам.
В расположение Финляндского полка приехал его командир генерал Н. Ф. Воропанов. Он вышел перед строем подчиненных войск и поздравил солдат и офицеров с вступлением на престол нового императора. Затем вынул из кармана сложенный вчетверо листок. Медленно и торжественно развернул его и зачитал перед полком сообщение, в котором Константин заявлял об отречении от престола. Прочитал также завещание Александра I, в котором тот назначал Николая наследником престола. И наконец, зачитал царский Манифест нового императора Николая I.
Перед строем полка вышел поручик барон Андрей Розен. По всем правилам он отдал честь и спросил генерала Воропанова:
— Если все эти документы соответствуют оригиналам их, в чем нет никаких причин сомневаться, то почему же тогда мы не присягнули на верность Николаю еще 27 ноября, а дали тогда присягу императору Константину?
Генерал остолбенел от столь неожиданного вопроса.
— Вы неправильно рассуждаете, — говорит наконец он. — Об этом уже думали и размышляли люди гораздо опытнее и повзрослее вас. Соблаговолите, господа, отправиться по своим батальонам, чтобы принять присягу.
Но в Московском полку события развивались совсем по-другому.
В девять часов утра в полк приехал Александр Бестужев. Он думал, что уже безнадежно опоздал. Но генерал-майор барон Фредерике только еще огласил официальные документы из дворца. На престоле, втолковывал он, уже не Константин. Через 17 дней на престол взошел его брат Николай…
Офицеры отправились по ротам, чтобы объяснить солдатам, что надо принести еще одну присягу на верность императору.
Александр Бестужев предельно взволнован. Он хорошо знает, что этот полк особенно «трудный», что его бунтарские слова здесь могут встретить в штыки!
Александр Бестужев ищет своего брата Михаила. Он выходит перед строем одной роты и начинает речь, обращенную к солдатам. Те жадно его слушают. Александр Бестужев рассказывает, что им лгут, их обманывают. Нельзя больше терпеть все это! Откажитесь присягать, подымите голос протеста. Слушайте своих офицеров, которые начали борьбу за справедливость. Идите за ними, и настанет новое время. Сбросим каторжное крепостничество в царской армии! Новое время гарантирует солдатам сокращенную службу. Теперь вы служите 25 лет, этот срок будет сокращен по меньшей мере до 15 лет…
Александр Бестужев побывал в роте Щепина-Ростовского, затем у офицеров, которые не были членами Тайного общества, — Волкова и Брока. Они разрешили выступить перед их солдатами.
И солдатская масса тронулась… Первой идет рота Михаила Бестужева. У всех заряжены ружья. У каждого еще по десять патронов.
Идет рота Щепина-Ростовского. Но тут же прискакали от генерала Фредерикса и сообщили Щепину-Ростовскому, что ему надлежит незамедлительно явиться к командующему.
— Не желаю и знать этого генерала! — отвечает он. Гремят барабаны взбунтовавшихся рот. Кто-то крикнул:
— А где же знамя?! Надо вернуться и взять знамя полка!
Буквально с боем берут знамена батальона и полка, которые стоят возле алтаря, где должны были принимать присягу.
И снова идут через ворота казармы. Скорее отсюда, быстрее на Сенатскую площадь! Пусть знают, что русский солдат не игрушка в руках капризных великих князей.
Но перед воротами казармы стоят разгневанные генерал Фредерике и генерал-адъютант Шеншин. Они преграждают путь солдатам.
— Уйдите с нашего пути, генерал! — громко кричит Александр Бестужев, обращаясь к генералу Фредериксу.
— Уйдите! Не то убьем вас! — кричат солдаты. Выхватив саблю из ножен, к генералу и его свите направляется поручик князь Щепин-Ростовский. Он полоснул ею генерала, и тот рухнул на землю. Не теряя времени, бросился к другому генералу — Шеншину. Он наносит ему несколько ударов саблей.
К Щепину-Ростовскому бежит полковник Хвощинский, который также намерен остановить выход полка. Поручик в третий раз заносит саблю. На этот раз на полковника…
Восемьсот солдат с развевающимися боевыми знаменами полка, с барабанным боем маршируют к Сенатской площади.
Первый полк восстал!
В пять часов утра в квартиру Рылеева, где находился штаб восстания, стучится Евгений Оболенский. Он назначен начальником штаба восстания. Стоит еще густая зимняя темнота. Оболенский не спал всю ночь. Объезжал и обходил товарищей по заговору, уточнял силы восстания. Он сообщает о собранных сведениях и вновь вскакивает на коня. Нельзя терять времени. Князь Оболенский скачет в Измайловский полк, чтобы узнать у Михаила Пущина о его конном батальоне, но не находит его. Он снова галопом поскакал в Семеновский, Егерский и Преображенский полки. Уточняет, когда будут присягать, какие воинские части уже приняли присягу. А в одиннадцать часов утра Рылеев уже на своем боевом посту на Сенатской площади, плечом к плечу с солдатами восставшего Московского полка.
Момент в высшей степени волнующий. Оболенский в сильнейшем возбуждении поднимает руку и приносит клятву верности перед солдатами.
Однако в штаб восстания начинают поступать первые тревожные сообщения. В соответствии с первоначальным планом Якубович должен был возглавить военные части, которые выделялись для захвата дворца, ареста императора и всего его семейства. Но в ночь на 14 декабря Якубович начал колебаться. Нет, не от страха, а в силу иных соображений. Он всегда считал своим личным врагом Александра I, который за участие в дуэли перевел его из гвардии в армию. Якубович всегда искал случая отомстить ему, сам, как уже отмечалось, просил поручения убить его. Но с новым императором Николаем I у него нет личных счетов.
Всю ночь, давившую неизвестностью и напряжением, Якубович терзался мыслью, что император вместо того, чтобы быть арестованным, в неизбежной в таких случаях суматохе попросту может быть убит. И Якубович в конце концов направился на квартиру Бестужева, который жил в одном доме с Рылеевым. Было шесть часов утра. Он предстал перед Бестужевым и в присутствии Каховского заявил:
— Отказываюсь от поручения.
Это первая измена и нарушение предварительно намеченного военного плана действия.
Его спрашивают: может быть, он отправится на площадь?
Якубович дает честное слово, что присоединится к восставшим войскам.
Вскоре Рылеев узнает и о втором отказе. Каховский признается ему, что не может поднять руку на императора. Он предельно искренен и заявляет, что не сможет жить вне своей организации, а этот террористический акт обречет его на изгнание.
«Мы ему сказали, — напишет после в своих воспоминаниях Николай Бестужев, — что в любом случае с этого момента мы его не знаем, и он нас не знает, и что пусть поступает так, как может».
Именно это решение отлучить Каховского от организации и от друзей вовсе лишило его сил совершить террористический акт.
Каховский признавался Александру Бестужеву:
— Напрасно Рылеев говорил это: если он хотел, чтобы я был кинжалом, то прошу, скажи ему, чтобы он сам не порезался им. Давно уже заметил, как он меня обхаживает, но обманется. Всегда готов пожертвовать собой на благо Отечества, но ступенькой для него или для любого другого стать не собираюсь!
В семь часов утра 14 декабря Каховский отказывается убивать нового императора.
В семь часов утра в дом Рылеева пришел и диктатор восстания Сергей Трубецкой.
Он выслушал обо всем, что произошло до его прихода. Повсюду перед полками выступают агитаторы. Всем известен и пароль: «Не принимать присяги! Всем на Сенатскую площадь!»
Сергей Трубецкой узнает об отказе Якубовича вести к Зимнему гвардейские морские части. Узнает, что Каховский отказался стрелять в императора.
Два важнейших момента замысла восстания рухнули. Сергей Трубецкой становится все более и более мрачным. Как все осложнилось! Но восстания уже никто не может остановить. Вбегает задыхающийся капитан Репин и сообщает, что офицеры Финляндского полка отдельно принимают присягу, что он пытается поднять и повести на восстание только солдат этого полка.
В восемь часов утра Михаил Пущин, брат декабриста Ивана Пущина, сообщает, что отказывается выводить на площадь свой конный эскадрон.
Судьба восстания ложится на плечи молодого мичмана Петра Бестужева, одного из братьев Бестужевых. Он выходит из дома Рылеева с письмом от своего брата
Александра Бестужева. Нужно объяснить гвардейским морякам, что не Якубович поведет их ко дворцу, а Николай Бестужев…
В огромной степени выступление военных моряков из казарм произошло в результате смелых действий Петра Бестужева. Он не сомневался, что его брат Николай поведет за собой восставших моряков.
Было девять часов утра.
В штабе восстания не осталось никого. Рылеев и Пущин отправились искать Трубецкого. Александр Бестужев находился в Московском полку. В соседней квартире Штейнгель сосредоточенно пишет вводную часть Манифеста.
Николай I в своем «штабе» — в Зимнем дворце. Несколько офицеров явились ему доложить, что артиллеристы принесли присягу. Генерал Сухозанет, командовавший царской артиллерией, докладывал, что некоторые офицеры из Гвардейской конной артиллерии высказывали недовольство и сомневались в справедливости этой новой присяги. Сухозанет докладывал далее императору, что это его разгневало и он приказал арестовать недовольных.
И вдруг через несколько минут в кабинете Николая I появляется начальник его штаба генерал Нейдгардт
— Ваше Величество! — громко сообщает он, едва дыша от усталости и ужаса. — Московский полк восстал! Шеншин и Фредерике тяжело ранены, и мятежники идут к Сенату.
Николай I посмотрел на него в испуге.
«Эта весть поразила меня как громом, — записал он потом в своих воспоминаниях. — Если до этого знал о существовании заговора, то теперь увидел в сем первое доказательство… Оставшись один, я спросил себя, что мне делать, и, перекрестясь, отдался в руки божий, решил сам идти туда, где опасность угрожала».
Николай I отдает первые распоряжения. Приказывает приготовить кареты, чтобы отправить детей и свою мать в сопровождении усиленной охраны кавалергардов в Царское Село. Все воинские части столичного гарнизона приказал построить на Адмиралтейской площади.
Началось окружение восставших.
На Сенатской площади у всех приподнятое настроение. Здесь и Иван Пущин во фраке.
«Тверже всех в строю стоял Иван Пущин, — вспоминал о тех волнующих минутах барон Андрей Розен, — несмотря на то что он был в отставке и не носил военной формы. Но солдаты с готовностью слушали подаваемые им команды, ибо видели его спокойствие и бодрость. Когда я спросил его, где можно найти князя Трубецкого, Пущин ответил: “Погиб или же скрылся. Если можешь, окажи помощь, в противном же случае и без тебя здесь может быть достаточно жертв”».
На глазах у всех солдат Александр Бестужев точит свою саблю о гранитный постамент памятника Петру I. Глаза его задорно горят. Улыбка не сходит с лица. Александр Одоевский командует выстроенной заградительной войсковой цепью. Московский полк в полном составе уже несколько часов стоит в точно указанном месте в стройных рядах боевого каре.
Солдаты переговариваются по поводу поистине парадного вида Александра Бестужева. Он сбросил шинель, оставил ее на каких-то санях и в блестящем мундире, белых панталонах, гусарских сапогах и шарфе без спешки прохаживался перед строем.
— Как на балу! — говорили некоторые.
К восставшим приближается верхом на лошади генерал-губернатор Петербурга граф Милорадович. Сановника сопровождает его адъютант А. Башуцкий.
Генерал-губернатор охвачен яростью. По приказу императора он направляется в Гвардейский конный полк, чтобы призвать его на помощь для расправы с восставшими. Но там в казармах не спешили, явно тянули время и предпочитали выжидать. Какой-то щеголеватый усатый кирасир выехал во двор на коне, погарцевал перед казармой и на глазах изумленного генерала опять поскакал к конюшне.
— Ты куда это поворачиваешь? — крикнул Милорадович.
— Забыл перчатки, ваше благородие, — ответил кирасир и быстро скрылся со двора.
Милорадович решил сам поговорить с восставшими. Он знал, что владеет ораторским искусством, и верил, что никто не устоит перед силой его слова.
— Солдаты! Солдаты! — прокричал генерал. Он грузно восседал на коне, без шинели, хотя было довольно холодно, с Андреевской лентой поверх мундира.
Солдаты громко обмениваются репликами по поводу прибытия генерал-губернатора.
— Смирно! — командует генерал. Пять раз он во все горло повторяет эту команду, пока не наступает относительная тишина.
— Кто из вас был со мной под Кульмом, Люценом, Бауценом? Никто? Неужели никто не был, никто не слышал о сражениях там?
Никто не сказал ни слова. Солдаты молчат. Хотя именно Московский полк сражался против войск Наполеона и под Люценом, и под Бауценом, и даже в еще болбе памятных битвах под Лейпцигом и Парижем. Генерал продолжает:
— Слава богу! Здесь нет ни одного русского солдата. Боже мой милостивый, благодарю тебя! Здесь нет ни одного русского офицера!
Милорадович выхватил саблю из ножен и громко сообщил, что ее ему подарил Константин. Прочитал выгравированную надпись: «Другу моему Милорадовичу».
— Милорадович не может быть изменником своему Другу, — прокричал он, — изменником брату царя! Нет, здесь нет ни одного офицера, ни одного солдата! Нет, здесь лишь одни омраченные головы, разбойники, мерзавцы, которые позорят русский мундир, военную честь, имя солдата. Вы грязное пятно на России! Вы — преступники перед царем, перед Отечеством, перед миром, перед богом!
Начальник штаба восставших солдат поручик Евгений Оболенский решает взять всю ответственность на себя. Ведь Сергея Трубецкого нет на площади. И тогда князь Евгений Оболенский, ближайший помощник Кондратия Рылеева, решительно направляется к генерал-губернатору.
— А почему я не могу говорить с солдатами? — крикнул рассерженный генерал.
Оболенский трижды предупредил его. Затем прокричал: «Убирайся!» — и, выхватив ружье со штыком у близко стоявшего к нему солдата, пронзил генеральскую лошадь, нанес удар и самому губернатору.
В этот же момент прозвучали выстрелы из каре солдат. В Милорадовича целится Петр Каховский. Из его пистолета раздается громкий выстрел! Пуля поражает грудь губернатора прямо через Андреевскую ленту.
Вокруг полно народа. Собрались и просто зеваки посмотреть на любопытнейшее событие.
Милорадович сразу же обмяк и покачнулся с седла набок. Его адъютант Башуцкий быстро соскочил с коня и подхватил обессилевшее тело генерала. Но последний беспомощно распростерся на снегу.
Башуцкий обращается ко всем окружающим с просьбой помочь ему, но с ужасом убеждается, что никто даже не шелохнулся.
Адъютант потащил по снегу тело тяжело раненного генерала. Потом он напишет, что с бешеным криком, руганью, кулаками, пинками и побоями принудил четырех случайных человек из толпы помочь ему донести генерала до Конногвардейской казармы.
А Трубецкой все еще не появлялся…
Посылают Вильгельма Кюхельбекера разыскать его.
Кюхельбекер — в доме графа Лаваля, тестя Сергея
Трубецкого. Жена князя, бледная и крайне встревоженная, отвечает:
— Ушел рано утром.
Итак, Трубецкого нет. Отсутствует и его заместитель полковник Булатов, который должен был захватить Петропавловскую крепость.
На площади стоят и ждут.
Вблизи от солдат на площади уже несколько часов стоят толпы людей, которые прибывают со всех сторон. Любопытные горожане запрудили и всю обширнейшую площадь перед Зимним дворцом. По свидетельству адъютанта Милорадовича, на ней собралось около двадцати тысяч человек.
И эта людская масса не была пассивной. Сохранилось много воспоминаний, дневниковых записей, писем того времени, в которых говорится об этом. Фелкнер отмечает: «Народ волновался как море». Священник Виноградов сообщает: «Был страшный шум толпы, собравшейся на Петровской площади возле памятника Петру». Адъютант Милорадовича оставил такую запись: «Народ орал и вопил». «Подлое простолюдье было на стороне мятежников», — читаем мы в дневнике самой императрицы. Генерал Толь, начальник штаба 1-й армии: «На стороне бунтовщиков была весьма значительная толпа простолюдинов, которые целиком присоединились к ним».
Когда появился на коне Николай I, народ принялся бросать в свиту палки, камни, которых было там в изобилии возле строившегося тогда Исаакиевского собора. В свиту императора летели снежные комья и куски льда.
«Собравшаяся чернь, — свидетельствует принц Евгений Вюртембергский, — также принимала участие в беспорядках».
Простолюдины едва не стащили с лошади генерала Воинова, командира гвардейского корпуса. Камни летели и в адъютантов императора, а в самого автора этого свидетельства угодило несколько снежных комьев.
Император приказывает генералу Алексею Орлову атаковать силами конного эскадрона бунтовщиков на площади. Орлов подает команду к атаке. Но против конников встали безоружные люди. Они с криками «ура!» бросают шапки в воздух, хватают лошадей за уздцы. Более отчаянные находят камни, палки и бросают их во всадников. Эскадрон четырежды вынужден был отступать!
Но на площадь прибывают новые восставшие военные части. На помощь своим товарищам поспешила рота лейб-гренадера члена Тайного общества Александра Сутгофа. Прибыл почти в полном составе Гвардейский морской экипаж, поднятый молодым декабристом Петром Бестужевым! Во главе экипажа идет его старший брат Николай Бестужев. На площадь прибыл и основной состав Лейб-гренадерского полка во главе с молодым поручиком Пановым.
Силы восставших увеличились до трех тысяч человек…
Но восставшие части уже окружены верными Николаю I войсками. Он приказал развернуть пушки. С саблями наголо и ружейным огнем восставшие не могли противостоять такой силе.
На Сенатской площади восставшие остаются в бездействии. Нужно избрать нового диктатора восстания, который поставил бы конкретные задачи перед отдельными частями. Обращаются к морскому капитану Николаю Бестужеву. Но он откровенно признается:
— На море могу командовать, но здесь, на суше, не смогу.
Диктатором восстания назначают поручика Евгения Оболенского.
И теперь и далее решающими будут минуты, каждая минута. Нужно вырваться из сжимающегося кольца! Нужно завладеть Петропавловской крепостью.
Уже начинало темнеть. В тот день в Петербурге солнце зашло в 14 часов 58 минут.
Генерал Сухозанет приказывает навести пушки на восставшие войска.
В бумагах Николая I есть запись, что он якобы направил генерала Сухозанета объявить восставшим, что, если они не сложат оружие, будет отдан приказ открыть огонь. Те же, по словам императора, в ответ прокричали громкое «ура»…
— Ваше Величество! — докладывал Сухозанет. — Они совсем с ума сошли, громко кричат: «Конституция!»
Император Николай поднимает руку и командует:
— Огонь из орудий поочередно! Правый фланг, первая, пли!
Приказ повторяют все офицеры в порядке субординации.
Орудия молчат.
Один из офицеров подбегает к артиллеристу, кричит:
— Почему не стреляешь?
— Свои, ваше благородие, — ответил он.
Офицер подбежал к одному из орудий и дал первый залп. Картечь ударила высоко в здание Сената. Последовали второй, третий, четвертый залпы. Уже стреляли из всех орудий по площади.
Потом Николай I хладнокровно и скрупулезно напишет о случившемся:
«С первой позиции от меня было произведено три выстрела. И от Михаила Павловича — два, из которых второй — по бежавшей толпе вдоль Крюкова канала. После этого приказал снова дать два залпа от памятника (Петру I. — Авт.) по бежавшей по Неве толпе».
На покрытой снегом площади лежат убитые, тяжелораненые. Повсюду багровеют огромные пятна человеческой крови.
Восставшие проявляли изумительный героизм. Даже под орудийным огнем они пытались держать строй на покрытой льдом Неве. Некоторые молодые солдаты, услышав свист ядра, низко пригибались, а бывалые подшучивали над ними:
— Чего кланяешься? Али оно тебе знакомо? И громко смеялись.
Но вскоре огонь по реке усилился. Лед стал ломаться, и кто-то испуганно закричал:
— Тонем!
Штаб-капитан лейб-гвардии Московского полка Щепин-Ростовский и Сутгоф все еще оставались на площади. С ними стояли бесстрашные солдаты. Они просят Сутгофа скрыться.
— Этого я никак не могу сделать, — отвечал он, — тем более что в моем кармане ваше жалованье.
Солдаты кричат, что обойдутся и без жалованья, лишь бы он не угодил в руки палачей.
Николай Панов встретил незнакомого человека, который снял с себя пальто и предлагал ему переодеться и скрыться.
Сенатская площадь представляла собой ужаснейшее зрелище. Тяжелораненые ползли по снегу. Мертвые усеяли весь ее простор. Преображенский, Семеновский и Измайловский полки преследуют повстанцев, обыскивают дома, ловят скрывшихся солдат и офицеров.
Тайный советник Попов свидетельствовал: «Народу было убито так много, что Нева, набережные и улицы были усеяны трупами. Сразу, как прекратилась стрельба, новый государь приказал обер-полицмейстеру Шульгину к утру убрать все трупы и пятна крови. Шульгин приказ выполнил, но поступил бесчеловечно… На Неве были сделаны новые полыньи, больше, чем требовалось для затопления одного тела, и к утру бросили в них не только трупы убитых, но и — о ужас! — многих раненых, которые не в состоянии были спастись от этой кровавой охоты».
В тот же вечер Николай I пишет брату своему Константину в Варшаву:
«Я стал императором, но какой ценой, боже мой! Ценой крови моих подданных».
«Славяне»
Эта бессонная ночь явилась преддверием первого в России революционного вооруженного восстания против самодержавия.
Наконец забрезжил рассвет. Было холодно. Термометр показывал восемь градусов мороза. Слежавшийся снег скрипел под ногами прохожих.
Никогда еще в Зимнем дворце на вставали так рано. Новый император подавал пример: в семь часов утра он уже в полной парадной форме и принимает офицеров. В
просторной приемной его ждут начальники дивизий, бригад, отдельных полков и батальонов гвардейского корпуса.
Николай I принимает их поздравления. Затем решительно приказывает:
— Идите принимайте присягу и выводите войска для присяги. Вы отвечаете своими головами за спокойствие в столице. Что же касается меня, то, если я буду императором хоть один час, я покажу, на что способен.
Высшие и приближенные офицеры слушают в полном недоумении, они глубоко потрясены. Таким языком еще никто не разговаривал с ними. Император Александр I никогда не позволял себе таких грубостей.
И военачальники спешат. Кареты и сани-возки летят от Дворцовой площади к казармам.
В расположение Финляндского полка приехал его командир генерал Н. Ф. Воропанов. Он вышел перед строем подчиненных войск и поздравил солдат и офицеров с вступлением на престол нового императора. Затем вынул из кармана сложенный вчетверо листок. Медленно и торжественно развернул его и зачитал перед полком сообщение, в котором Константин заявлял об отречении от престола. Прочитал также завещание Александра I, в котором тот назначал Николая наследником престола. И наконец, зачитал царский Манифест нового императора Николая I.
Перед строем полка вышел поручик барон Андрей Розен. По всем правилам он отдал честь и спросил генерала Воропанова:
— Если все эти документы соответствуют оригиналам их, в чем нет никаких причин сомневаться, то почему же тогда мы не присягнули на верность Николаю еще 27 ноября, а дали тогда присягу императору Константину?
Генерал остолбенел от столь неожиданного вопроса.
— Вы неправильно рассуждаете, — говорит наконец он. — Об этом уже думали и размышляли люди гораздо опытнее и повзрослее вас. Соблаговолите, господа, отправиться по своим батальонам, чтобы принять присягу.
Но в Московском полку события развивались совсем по-другому.
В девять часов утра в полк приехал Александр Бестужев. Он думал, что уже безнадежно опоздал. Но генерал-майор барон Фредерике только еще огласил официальные документы из дворца. На престоле, втолковывал он, уже не Константин. Через 17 дней на престол взошел его брат Николай…
Офицеры отправились по ротам, чтобы объяснить солдатам, что надо принести еще одну присягу на верность императору.
Александр Бестужев предельно взволнован. Он хорошо знает, что этот полк особенно «трудный», что его бунтарские слова здесь могут встретить в штыки!
Александр Бестужев ищет своего брата Михаила. Он выходит перед строем одной роты и начинает речь, обращенную к солдатам. Те жадно его слушают. Александр Бестужев рассказывает, что им лгут, их обманывают. Нельзя больше терпеть все это! Откажитесь присягать, подымите голос протеста. Слушайте своих офицеров, которые начали борьбу за справедливость. Идите за ними, и настанет новое время. Сбросим каторжное крепостничество в царской армии! Новое время гарантирует солдатам сокращенную службу. Теперь вы служите 25 лет, этот срок будет сокращен по меньшей мере до 15 лет…
Александр Бестужев побывал в роте Щепина-Ростовского, затем у офицеров, которые не были членами Тайного общества, — Волкова и Брока. Они разрешили выступить перед их солдатами.
И солдатская масса тронулась… Первой идет рота Михаила Бестужева. У всех заряжены ружья. У каждого еще по десять патронов.
Идет рота Щепина-Ростовского. Но тут же прискакали от генерала Фредерикса и сообщили Щепину-Ростовскому, что ему надлежит незамедлительно явиться к командующему.
— Не желаю и знать этого генерала! — отвечает он. Гремят барабаны взбунтовавшихся рот. Кто-то крикнул:
— А где же знамя?! Надо вернуться и взять знамя полка!
Буквально с боем берут знамена батальона и полка, которые стоят возле алтаря, где должны были принимать присягу.
И снова идут через ворота казармы. Скорее отсюда, быстрее на Сенатскую площадь! Пусть знают, что русский солдат не игрушка в руках капризных великих князей.
Но перед воротами казармы стоят разгневанные генерал Фредерике и генерал-адъютант Шеншин. Они преграждают путь солдатам.
— Уйдите с нашего пути, генерал! — громко кричит Александр Бестужев, обращаясь к генералу Фредериксу.
— Уйдите! Не то убьем вас! — кричат солдаты. Выхватив саблю из ножен, к генералу и его свите направляется поручик князь Щепин-Ростовский. Он полоснул ею генерала, и тот рухнул на землю. Не теряя времени, бросился к другому генералу — Шеншину. Он наносит ему несколько ударов саблей.
К Щепину-Ростовскому бежит полковник Хвощинский, который также намерен остановить выход полка. Поручик в третий раз заносит саблю. На этот раз на полковника…
Восемьсот солдат с развевающимися боевыми знаменами полка, с барабанным боем маршируют к Сенатской площади.
Первый полк восстал!
В пять часов утра в квартиру Рылеева, где находился штаб восстания, стучится Евгений Оболенский. Он назначен начальником штаба восстания. Стоит еще густая зимняя темнота. Оболенский не спал всю ночь. Объезжал и обходил товарищей по заговору, уточнял силы восстания. Он сообщает о собранных сведениях и вновь вскакивает на коня. Нельзя терять времени. Князь Оболенский скачет в Измайловский полк, чтобы узнать у Михаила Пущина о его конном батальоне, но не находит его. Он снова галопом поскакал в Семеновский, Егерский и Преображенский полки. Уточняет, когда будут присягать, какие воинские части уже приняли присягу. А в одиннадцать часов утра Рылеев уже на своем боевом посту на Сенатской площади, плечом к плечу с солдатами восставшего Московского полка.
Момент в высшей степени волнующий. Оболенский в сильнейшем возбуждении поднимает руку и приносит клятву верности перед солдатами.
Однако в штаб восстания начинают поступать первые тревожные сообщения. В соответствии с первоначальным планом Якубович должен был возглавить военные части, которые выделялись для захвата дворца, ареста императора и всего его семейства. Но в ночь на 14 декабря Якубович начал колебаться. Нет, не от страха, а в силу иных соображений. Он всегда считал своим личным врагом Александра I, который за участие в дуэли перевел его из гвардии в армию. Якубович всегда искал случая отомстить ему, сам, как уже отмечалось, просил поручения убить его. Но с новым императором Николаем I у него нет личных счетов.
Всю ночь, давившую неизвестностью и напряжением, Якубович терзался мыслью, что император вместо того, чтобы быть арестованным, в неизбежной в таких случаях суматохе попросту может быть убит. И Якубович в конце концов направился на квартиру Бестужева, который жил в одном доме с Рылеевым. Было шесть часов утра. Он предстал перед Бестужевым и в присутствии Каховского заявил:
— Отказываюсь от поручения.
Это первая измена и нарушение предварительно намеченного военного плана действия.
Его спрашивают: может быть, он отправится на площадь?
Якубович дает честное слово, что присоединится к восставшим войскам.
Вскоре Рылеев узнает и о втором отказе. Каховский признается ему, что не может поднять руку на императора. Он предельно искренен и заявляет, что не сможет жить вне своей организации, а этот террористический акт обречет его на изгнание.
«Мы ему сказали, — напишет после в своих воспоминаниях Николай Бестужев, — что в любом случае с этого момента мы его не знаем, и он нас не знает, и что пусть поступает так, как может».
Именно это решение отлучить Каховского от организации и от друзей вовсе лишило его сил совершить террористический акт.
Каховский признавался Александру Бестужеву:
— Напрасно Рылеев говорил это: если он хотел, чтобы я был кинжалом, то прошу, скажи ему, чтобы он сам не порезался им. Давно уже заметил, как он меня обхаживает, но обманется. Всегда готов пожертвовать собой на благо Отечества, но ступенькой для него или для любого другого стать не собираюсь!
В семь часов утра 14 декабря Каховский отказывается убивать нового императора.
В семь часов утра в дом Рылеева пришел и диктатор восстания Сергей Трубецкой.
Он выслушал обо всем, что произошло до его прихода. Повсюду перед полками выступают агитаторы. Всем известен и пароль: «Не принимать присяги! Всем на Сенатскую площадь!»
Сергей Трубецкой узнает об отказе Якубовича вести к Зимнему гвардейские морские части. Узнает, что Каховский отказался стрелять в императора.
Два важнейших момента замысла восстания рухнули. Сергей Трубецкой становится все более и более мрачным. Как все осложнилось! Но восстания уже никто не может остановить. Вбегает задыхающийся капитан Репин и сообщает, что офицеры Финляндского полка отдельно принимают присягу, что он пытается поднять и повести на восстание только солдат этого полка.
В восемь часов утра Михаил Пущин, брат декабриста Ивана Пущина, сообщает, что отказывается выводить на площадь свой конный эскадрон.
Судьба восстания ложится на плечи молодого мичмана Петра Бестужева, одного из братьев Бестужевых. Он выходит из дома Рылеева с письмом от своего брата
Александра Бестужева. Нужно объяснить гвардейским морякам, что не Якубович поведет их ко дворцу, а Николай Бестужев…
В огромной степени выступление военных моряков из казарм произошло в результате смелых действий Петра Бестужева. Он не сомневался, что его брат Николай поведет за собой восставших моряков.
Было девять часов утра.
В штабе восстания не осталось никого. Рылеев и Пущин отправились искать Трубецкого. Александр Бестужев находился в Московском полку. В соседней квартире Штейнгель сосредоточенно пишет вводную часть Манифеста.
Николай I в своем «штабе» — в Зимнем дворце. Несколько офицеров явились ему доложить, что артиллеристы принесли присягу. Генерал Сухозанет, командовавший царской артиллерией, докладывал, что некоторые офицеры из Гвардейской конной артиллерии высказывали недовольство и сомневались в справедливости этой новой присяги. Сухозанет докладывал далее императору, что это его разгневало и он приказал арестовать недовольных.
И вдруг через несколько минут в кабинете Николая I появляется начальник его штаба генерал Нейдгардт
— Ваше Величество! — громко сообщает он, едва дыша от усталости и ужаса. — Московский полк восстал! Шеншин и Фредерике тяжело ранены, и мятежники идут к Сенату.
Николай I посмотрел на него в испуге.
«Эта весть поразила меня как громом, — записал он потом в своих воспоминаниях. — Если до этого знал о существовании заговора, то теперь увидел в сем первое доказательство… Оставшись один, я спросил себя, что мне делать, и, перекрестясь, отдался в руки божий, решил сам идти туда, где опасность угрожала».
Николай I отдает первые распоряжения. Приказывает приготовить кареты, чтобы отправить детей и свою мать в сопровождении усиленной охраны кавалергардов в Царское Село. Все воинские части столичного гарнизона приказал построить на Адмиралтейской площади.
Началось окружение восставших.
На Сенатской площади у всех приподнятое настроение. Здесь и Иван Пущин во фраке.
«Тверже всех в строю стоял Иван Пущин, — вспоминал о тех волнующих минутах барон Андрей Розен, — несмотря на то что он был в отставке и не носил военной формы. Но солдаты с готовностью слушали подаваемые им команды, ибо видели его спокойствие и бодрость. Когда я спросил его, где можно найти князя Трубецкого, Пущин ответил: “Погиб или же скрылся. Если можешь, окажи помощь, в противном же случае и без тебя здесь может быть достаточно жертв”».
На глазах у всех солдат Александр Бестужев точит свою саблю о гранитный постамент памятника Петру I. Глаза его задорно горят. Улыбка не сходит с лица. Александр Одоевский командует выстроенной заградительной войсковой цепью. Московский полк в полном составе уже несколько часов стоит в точно указанном месте в стройных рядах боевого каре.
Солдаты переговариваются по поводу поистине парадного вида Александра Бестужева. Он сбросил шинель, оставил ее на каких-то санях и в блестящем мундире, белых панталонах, гусарских сапогах и шарфе без спешки прохаживался перед строем.
— Как на балу! — говорили некоторые.
К восставшим приближается верхом на лошади генерал-губернатор Петербурга граф Милорадович. Сановника сопровождает его адъютант А. Башуцкий.
Генерал-губернатор охвачен яростью. По приказу императора он направляется в Гвардейский конный полк, чтобы призвать его на помощь для расправы с восставшими. Но там в казармах не спешили, явно тянули время и предпочитали выжидать. Какой-то щеголеватый усатый кирасир выехал во двор на коне, погарцевал перед казармой и на глазах изумленного генерала опять поскакал к конюшне.
— Ты куда это поворачиваешь? — крикнул Милорадович.
— Забыл перчатки, ваше благородие, — ответил кирасир и быстро скрылся со двора.
Милорадович решил сам поговорить с восставшими. Он знал, что владеет ораторским искусством, и верил, что никто не устоит перед силой его слова.
— Солдаты! Солдаты! — прокричал генерал. Он грузно восседал на коне, без шинели, хотя было довольно холодно, с Андреевской лентой поверх мундира.
Солдаты громко обмениваются репликами по поводу прибытия генерал-губернатора.
— Смирно! — командует генерал. Пять раз он во все горло повторяет эту команду, пока не наступает относительная тишина.
— Кто из вас был со мной под Кульмом, Люценом, Бауценом? Никто? Неужели никто не был, никто не слышал о сражениях там?
Никто не сказал ни слова. Солдаты молчат. Хотя именно Московский полк сражался против войск Наполеона и под Люценом, и под Бауценом, и даже в еще болбе памятных битвах под Лейпцигом и Парижем. Генерал продолжает:
— Слава богу! Здесь нет ни одного русского солдата. Боже мой милостивый, благодарю тебя! Здесь нет ни одного русского офицера!
Милорадович выхватил саблю из ножен и громко сообщил, что ее ему подарил Константин. Прочитал выгравированную надпись: «Другу моему Милорадовичу».
— Милорадович не может быть изменником своему Другу, — прокричал он, — изменником брату царя! Нет, здесь нет ни одного офицера, ни одного солдата! Нет, здесь лишь одни омраченные головы, разбойники, мерзавцы, которые позорят русский мундир, военную честь, имя солдата. Вы грязное пятно на России! Вы — преступники перед царем, перед Отечеством, перед миром, перед богом!
Начальник штаба восставших солдат поручик Евгений Оболенский решает взять всю ответственность на себя. Ведь Сергея Трубецкого нет на площади. И тогда князь Евгений Оболенский, ближайший помощник Кондратия Рылеева, решительно направляется к генерал-губернатору.
— А почему я не могу говорить с солдатами? — крикнул рассерженный генерал.
Оболенский трижды предупредил его. Затем прокричал: «Убирайся!» — и, выхватив ружье со штыком у близко стоявшего к нему солдата, пронзил генеральскую лошадь, нанес удар и самому губернатору.
В этот же момент прозвучали выстрелы из каре солдат. В Милорадовича целится Петр Каховский. Из его пистолета раздается громкий выстрел! Пуля поражает грудь губернатора прямо через Андреевскую ленту.
Вокруг полно народа. Собрались и просто зеваки посмотреть на любопытнейшее событие.
Милорадович сразу же обмяк и покачнулся с седла набок. Его адъютант Башуцкий быстро соскочил с коня и подхватил обессилевшее тело генерала. Но последний беспомощно распростерся на снегу.
Башуцкий обращается ко всем окружающим с просьбой помочь ему, но с ужасом убеждается, что никто даже не шелохнулся.
Адъютант потащил по снегу тело тяжело раненного генерала. Потом он напишет, что с бешеным криком, руганью, кулаками, пинками и побоями принудил четырех случайных человек из толпы помочь ему донести генерала до Конногвардейской казармы.
А Трубецкой все еще не появлялся…
Посылают Вильгельма Кюхельбекера разыскать его.
Кюхельбекер — в доме графа Лаваля, тестя Сергея
Трубецкого. Жена князя, бледная и крайне встревоженная, отвечает:
— Ушел рано утром.
Итак, Трубецкого нет. Отсутствует и его заместитель полковник Булатов, который должен был захватить Петропавловскую крепость.
На площади стоят и ждут.
Вблизи от солдат на площади уже несколько часов стоят толпы людей, которые прибывают со всех сторон. Любопытные горожане запрудили и всю обширнейшую площадь перед Зимним дворцом. По свидетельству адъютанта Милорадовича, на ней собралось около двадцати тысяч человек.
И эта людская масса не была пассивной. Сохранилось много воспоминаний, дневниковых записей, писем того времени, в которых говорится об этом. Фелкнер отмечает: «Народ волновался как море». Священник Виноградов сообщает: «Был страшный шум толпы, собравшейся на Петровской площади возле памятника Петру». Адъютант Милорадовича оставил такую запись: «Народ орал и вопил». «Подлое простолюдье было на стороне мятежников», — читаем мы в дневнике самой императрицы. Генерал Толь, начальник штаба 1-й армии: «На стороне бунтовщиков была весьма значительная толпа простолюдинов, которые целиком присоединились к ним».
Когда появился на коне Николай I, народ принялся бросать в свиту палки, камни, которых было там в изобилии возле строившегося тогда Исаакиевского собора. В свиту императора летели снежные комья и куски льда.
«Собравшаяся чернь, — свидетельствует принц Евгений Вюртембергский, — также принимала участие в беспорядках».
Простолюдины едва не стащили с лошади генерала Воинова, командира гвардейского корпуса. Камни летели и в адъютантов императора, а в самого автора этого свидетельства угодило несколько снежных комьев.
Император приказывает генералу Алексею Орлову атаковать силами конного эскадрона бунтовщиков на площади. Орлов подает команду к атаке. Но против конников встали безоружные люди. Они с криками «ура!» бросают шапки в воздух, хватают лошадей за уздцы. Более отчаянные находят камни, палки и бросают их во всадников. Эскадрон четырежды вынужден был отступать!
Но на площадь прибывают новые восставшие военные части. На помощь своим товарищам поспешила рота лейб-гренадера члена Тайного общества Александра Сутгофа. Прибыл почти в полном составе Гвардейский морской экипаж, поднятый молодым декабристом Петром Бестужевым! Во главе экипажа идет его старший брат Николай Бестужев. На площадь прибыл и основной состав Лейб-гренадерского полка во главе с молодым поручиком Пановым.
Силы восставших увеличились до трех тысяч человек…
Но восставшие части уже окружены верными Николаю I войсками. Он приказал развернуть пушки. С саблями наголо и ружейным огнем восставшие не могли противостоять такой силе.
На Сенатской площади восставшие остаются в бездействии. Нужно избрать нового диктатора восстания, который поставил бы конкретные задачи перед отдельными частями. Обращаются к морскому капитану Николаю Бестужеву. Но он откровенно признается:
— На море могу командовать, но здесь, на суше, не смогу.
Диктатором восстания назначают поручика Евгения Оболенского.
И теперь и далее решающими будут минуты, каждая минута. Нужно вырваться из сжимающегося кольца! Нужно завладеть Петропавловской крепостью.
Уже начинало темнеть. В тот день в Петербурге солнце зашло в 14 часов 58 минут.
Генерал Сухозанет приказывает навести пушки на восставшие войска.
В бумагах Николая I есть запись, что он якобы направил генерала Сухозанета объявить восставшим, что, если они не сложат оружие, будет отдан приказ открыть огонь. Те же, по словам императора, в ответ прокричали громкое «ура»…
— Ваше Величество! — докладывал Сухозанет. — Они совсем с ума сошли, громко кричат: «Конституция!»
Император Николай поднимает руку и командует:
— Огонь из орудий поочередно! Правый фланг, первая, пли!
Приказ повторяют все офицеры в порядке субординации.
Орудия молчат.
Один из офицеров подбегает к артиллеристу, кричит:
— Почему не стреляешь?
— Свои, ваше благородие, — ответил он.
Офицер подбежал к одному из орудий и дал первый залп. Картечь ударила высоко в здание Сената. Последовали второй, третий, четвертый залпы. Уже стреляли из всех орудий по площади.
Потом Николай I хладнокровно и скрупулезно напишет о случившемся:
«С первой позиции от меня было произведено три выстрела. И от Михаила Павловича — два, из которых второй — по бежавшей толпе вдоль Крюкова канала. После этого приказал снова дать два залпа от памятника (Петру I. — Авт.) по бежавшей по Неве толпе».
На покрытой снегом площади лежат убитые, тяжелораненые. Повсюду багровеют огромные пятна человеческой крови.
Восставшие проявляли изумительный героизм. Даже под орудийным огнем они пытались держать строй на покрытой льдом Неве. Некоторые молодые солдаты, услышав свист ядра, низко пригибались, а бывалые подшучивали над ними:
— Чего кланяешься? Али оно тебе знакомо? И громко смеялись.
Но вскоре огонь по реке усилился. Лед стал ломаться, и кто-то испуганно закричал:
— Тонем!
Штаб-капитан лейб-гвардии Московского полка Щепин-Ростовский и Сутгоф все еще оставались на площади. С ними стояли бесстрашные солдаты. Они просят Сутгофа скрыться.
— Этого я никак не могу сделать, — отвечал он, — тем более что в моем кармане ваше жалованье.
Солдаты кричат, что обойдутся и без жалованья, лишь бы он не угодил в руки палачей.
Николай Панов встретил незнакомого человека, который снял с себя пальто и предлагал ему переодеться и скрыться.
Сенатская площадь представляла собой ужаснейшее зрелище. Тяжелораненые ползли по снегу. Мертвые усеяли весь ее простор. Преображенский, Семеновский и Измайловский полки преследуют повстанцев, обыскивают дома, ловят скрывшихся солдат и офицеров.
Тайный советник Попов свидетельствовал: «Народу было убито так много, что Нева, набережные и улицы были усеяны трупами. Сразу, как прекратилась стрельба, новый государь приказал обер-полицмейстеру Шульгину к утру убрать все трупы и пятна крови. Шульгин приказ выполнил, но поступил бесчеловечно… На Неве были сделаны новые полыньи, больше, чем требовалось для затопления одного тела, и к утру бросили в них не только трупы убитых, но и — о ужас! — многих раненых, которые не в состоянии были спастись от этой кровавой охоты».
В тот же вечер Николай I пишет брату своему Константину в Варшаву:
«Я стал императором, но какой ценой, боже мой! Ценой крови моих подданных».
«Славяне»
«Целью сего общества было введение чистой демократии в России, которая устранит не только сам титул монарха, но и дворянство, как и другие сословия, и объединит их в одно сословие — граждан» — так писал о целях «Общества соединенных славян» его организатор и главный руководитель Петр Борисов.
Но кто такие, в сущности, «Соединенные славяне»? Каковы были их цели и задачи?
Эта тайная организация в своем первоначальном виде возникла весной 1818 года, одновременно с «Союзом благоденствия», но совершенно отдельно и независимо от него. Очевидно, кроме моральных устремлений к личному самоусовершенствованию, она ставила перед собой и некоторые политические задачи, как это подтверждают и показания ее членов во время следствия.
Сам основатель этого общества, юнкер Петр Борисов, был убежденным и страстным противником крепостного права и самодержавия. «Несправедливости, насилия и угнетение помещиков, ими крестьянам учиняемые, — писал Петр Борисов в показаниях перед Следственным комитетом, — укрепляли в моем сознании либеральные мысли».
В 1823 году артиллерийская бригада, в которой служили братья Петр и Андрей Борисовы, располагалась в Новограде-Волынском.
Там оба брата познакомились и сдружились с молодым поляком Юлианом Люблинским — студентом Варшавского университета. За участие в польском революционном движении он, закованный в кандалы, был выслан под полицейский надзор в тот самый городок, где служили братья Борисовы. От этого молодого поляка они впервые услышали об идее объединения всех славян для борьбы против тирании, за свободу, за братство. И они не только восприняли эту идею, она завладела всеми их помыслами. Было решено тайную организацию назвать «Обществом соединенных славян». Вскоре в Общество были приняты прапорщик Владимир Бечаснов, Иван Горбачевский, подпоручик Петр Громницкий и десятки других молодых патриотов.
«Общество соединенных славян» поставило целью объединение всех славянских народов в единую демократическую республиканскую федерацию.
«Мы наметили далекую цель объединения всех славянских племен в единую республику и потому выработали такие правила, или катехизис, и клятвенное обещание», — писал об этом П. Борисов.
Братья создали сложный ритуал принятия торжественной клятвы. Новые члены, вступавшие в тайное политическое общество, должны были произносить клятву, в которой были такие слова:
Но кто такие, в сущности, «Соединенные славяне»? Каковы были их цели и задачи?
Эта тайная организация в своем первоначальном виде возникла весной 1818 года, одновременно с «Союзом благоденствия», но совершенно отдельно и независимо от него. Очевидно, кроме моральных устремлений к личному самоусовершенствованию, она ставила перед собой и некоторые политические задачи, как это подтверждают и показания ее членов во время следствия.
Сам основатель этого общества, юнкер Петр Борисов, был убежденным и страстным противником крепостного права и самодержавия. «Несправедливости, насилия и угнетение помещиков, ими крестьянам учиняемые, — писал Петр Борисов в показаниях перед Следственным комитетом, — укрепляли в моем сознании либеральные мысли».
В 1823 году артиллерийская бригада, в которой служили братья Петр и Андрей Борисовы, располагалась в Новограде-Волынском.
Там оба брата познакомились и сдружились с молодым поляком Юлианом Люблинским — студентом Варшавского университета. За участие в польском революционном движении он, закованный в кандалы, был выслан под полицейский надзор в тот самый городок, где служили братья Борисовы. От этого молодого поляка они впервые услышали об идее объединения всех славян для борьбы против тирании, за свободу, за братство. И они не только восприняли эту идею, она завладела всеми их помыслами. Было решено тайную организацию назвать «Обществом соединенных славян». Вскоре в Общество были приняты прапорщик Владимир Бечаснов, Иван Горбачевский, подпоручик Петр Громницкий и десятки других молодых патриотов.
«Общество соединенных славян» поставило целью объединение всех славянских народов в единую демократическую республиканскую федерацию.
«Мы наметили далекую цель объединения всех славянских племен в единую республику и потому выработали такие правила, или катехизис, и клятвенное обещание», — писал об этом П. Борисов.
Братья создали сложный ритуал принятия торжественной клятвы. Новые члены, вступавшие в тайное политическое общество, должны были произносить клятву, в которой были такие слова: