Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- Следующая »
- Последняя >>
----------------------------------------------------------------------------
Лисао.- СПб.: ООО "Издательский Дом "Кристалл"", 2000. - (Б-ка мировой
лит. Восточная серия).
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
Сыма Цянь
ОТДЕЛЬНОЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ О ЦЮЙ ЮАНЕ {*}
{* Перевод В. М. Алексеева. Воспроизводится по изданию: Китайская
классическая проза в переводах акад. В. М. Алексеева / М.: ГИХЛ, 1959.-
Прим. ред.}
Цюй Юань - ему имя было Пин. Он был сородичем и однофамильцем чуского
дома, служил у чуского князя Хуая приближенным "левым докладчиком". Обладал
обширною наслышанностью и начитанностью, память у него была мощная. Он ясно
разбирался в вопросах, касающихся государственного благоустройства. Был
искусный оратор. Во дворце он с князем обсуждал государственные дела,
издавал приказы и указы, а за пределами дворца имел поручение по приему
гостей и беседам с приезжавшими удельными князьями. Князь дорожил им, как
дельным. Один высший чин, вельможа, бывший с ним в одном ранге, соперничал с
ним в княжеском благоволении и втайне замышлял против его талантов. Князь
Хуай дал Цюй Юаню составить свод государственных законов. Цюй Пин набросал
их вчерне, но работу еще не закончил. Этот вельможа ее увидел и захотел
присвоить, но Цюй Пин не давал. Тогда тот стал на него возводить клевету,
что мол, когда князь велит Цюй Пину составлять законы, то нет никого в
народе, кто бы об этом не узнал, и каждый раз как только какой-нибудь закон
выходит, то Пин хвастает своими заслугами: без меня, мол, никто ничего
сделать не может. Князь рассердился и удалил от себя Цюй Пина. Цюй Юань был
оскорблен, негодовал на то, что князь слушает все неразумно; что клевета
закрывает собою тех, кто честен, и кривда губит тех, кто бескорыстен; что
тот, кто строго прям, оказался вдруг неприемлем. Тогда он предался печали и
весь ушел в себя: сочинил поэму "Лисао" * - "Как впал я в беду", это
названье "Как впал я в беду" значит как бы "Как впал я в досаду".
Скажу я теперь: Что небо значит? Начало оно людей! Что отец и мать?
Основа они людей! Когда человек дошел до конца, он снова обращается к основе
своей. И вот, когда он в тяготе и страде дошел до усталости крайней, нет
случая, чтоб не вопил бы он к небу; иль, если он болен и страждет, печален,
тоскует, нет случая, чтобы не звал к себе он отца или мать. Цюй Пин шел
правой стезею, путем прямоты, исчерпал всю честную душу свою и ум свой
использовал весь на службе царю своему. Но клеветник разъединил обоих их, и
можно говорить о том, что это было дном паденья. Ведь он был честен и
заслуживал доверия, но пострадал от подозренья; служил он с преданной душой,
а жертвой стал клеветника... Ну, могли он не возмущаться? Поэма Цюй Пина
"Лисао" ("Как впал я в беду") родилась, конечно, из чувства его возмущения.
"Настроенья в уделах" * есть книга, которая склонна к любовным мотивам, но
блуда в ней нет. "Малые оды" * полны возмущений, нападок, но бунта в них
нет. Когда ж мы теперь говорим об одах "Впавшего в грусть" ("Как впал я в
беду"), то можем сказать, что в них достоинства того и другого соединились.
В глубь древности входит он, нам говоря о Ди Ку *, спускаясь к нам,
говорит он о циском Хуане *. А в промежутке между ними он повествует нам о
Тане * и об У *, чтоб обличить дела своей эпохи. Он выяснил нам всю ширь,
высоту пути бесконечного дао *, стезю безупречного дэ *, статьи и
подробности мира, порядка и благоустройства, а также той смуты, которая им
обратна. Все это теперь нам стало понятно и ясно вполне. Его поэтический
стиль отличается сжатой формой, слова его речи тонки и едва уловимы; его
настроенье души отлично своей чистотою; его повеленье, поступки его
безупречно честны. То, что в стихах говорит он, по форме невелико, но по
значенью огромно, превыше всех мер. Им взятое в образ нам близко, но мысль,
идеал далеки. Его стремления чисты: поэтому все, что он хвалит в природе, -
прекрасно. В стезе своей жизни он был благочестен, и вот даже в смерти своей
не позволил себе отойти от нее. Он погрязал, тонул в грязи и тине, но, как
цикада, выходил из смрада грязи преображенный; освобождался, плыл, носился
далеко за страною праха, за гранью всех сквернот земли. Не принял тот мир с
его жидкою, топкою грязью; белейше был бел, не мараясь от грязи его. И если
взять его душу, соперницей сделав ее и солнца и месяца, то нет
невозможного в этом.
После того как Цюй Юань был прогнан со службы, Цинь решил напасть на Ци
*. Ци был связан родственными узами с Чу *, и циньского князя Хоя тревожило
это. Он велел своему Чжан И * сделать вид, что тот покидает Цинь и идет
служить уделу Чу с весьма значительными дарами и с усердием всецело
преданного Чу человека. Чжан И сказал чускому князю так: "Цинь сильно
ненавидит Ци, а Ци с вашим Ч у находится в родственных отношениях. Но, если
бы ваш Чу сумел решительно порвать с Ци, то Цинь готов предложить вам
местность Шанъюй *, пространством в шестьсот ли *". Чуский князь Хуай был
жаден, поверил Чжан И и порвал с Ци. Отправил посла в Цинь принять землю.
Чжан И лукаво сказал: "Я, И, с вашим князем договорился о шести ли, а о
шестистах ли не слыхал даже". Чуский посол в гневе ушел, прибыл к себе в Чу
и доложил об этом князю Хуаю. Князь Хуай разгневался, поднял огромную рать и
пошел на Цинь. Цинь вывел свои войска, ударил и совершенно разбил чуские
войска между реками Дань и Си. Отрезал восемьдесят тысяч голов. Взял в плен
чуского воеводу Цюй Гая и затем отобрал у Чу всю страну при реке Хань
(Ханьчжун). Тогда князь Хуай двинул все войска, что были в его уделе, и,
глубоко зайдя в Цинь, ударил на врага. Сражение произошло при Ланьтянь *.
Удел Вэй, узнав об этом, внезапно ударил на Чу. Вэйские войска дошли до Дэн.
Чуское войско пришло в страх и ушло из Цинь к себе домой, а Ци, все еще в
гневе на Чу, ему не помог. Чу был в тяжелом положении. На следующий год Цинь
отрезал Ханьчжун и подарил его Чу в виде мирного предложения.
Чуский князь сказал: "Я не хочу земли, я хочу получить Чжан И. Я тогда
лишь буду считать себя удовлетворенным". Чжан И, узнав об этом, сказал так:
"За одного лишь И - и вдруг целую страну Ханьчжун! Прошу у вашего величества
разрешения пойти мне самому в Чу". И пошел в Чу. Там он снова богатыми
вещами задарил временщика, придворного Цзинь Шана, а также повел хитрые и
ловкие разговоры с фавориткой князя Хуая, Чжэн Сю. Князь Хуай целиком
послушался Чжэн Сю и снова отпустил Чжан И. В это время Цюй Юань как раз был
отстранен и на свой пост не возвращался. Его отправили послом в Ци.
Вернувшись в Чу, он обратился с укором к князю Хуаю и сказал: "Зачем вы не
убили Чжан И?" Князь Хуай раскаялся, послал погоню за Чжан И, но его уже
было не догнать. Затем целый ряд князей напал на Чу и основательно его
потрепал. Убили чуского воеводу Тан Мэя. В это время циньский князь Чжао
вступил в брачный союз с Чу и хотел встретиться с князем Хуаем. Князь Хуай
собрался поехать. Цюй Пин сказал: "Цинь - государство тигров и волков.
Доверять ему нельзя. Вам лучше не ездить". Младший сын князя Хуая, Цзы-лань,
советовал ему поехать: "К чему отказываться от радушия Цинь?" Князь Хуай
кончил тем, что поехал и вступил в заставу Угуань. А Цинь устроил военную
засаду и отрезал ему тыл. Затем задержал князя Хуая и требовал выделить
ему землю. Князь Хуай рассердился и не хотел слушать. Бежал в Чжао *. В Чжао
его не приняли и вернули в Цинь, где он в конце концов умер и был отправлен
на родину для похорон. Его старший сын, князь Цин Сян, занял трон. Сделал
главным правителем своего младшего брата Цзы-ланя. А народ в Чу обвинял
Цзы-ланя в том, что это он уговорил князя Хуая отправиться в Цинь, откуда
тот и не вернулся. Цюй Пин его ненавидел давно. И, находясь в изгнании, он с
любовью думал о своем Чу, и всем сердцем был привязан к князю Хуаю и не
забывал о своем намерении вернуться ко двору. Он все еще рассчитывал. что,
на его счастье, поймет его хоть раз владыка-царь, изменится хоть раз и
пошлый мир. И вот о том, как он живет одним своим лишь государем и
процветанием своей страны и как он хотел бы все это и так и этак доказать, -
об этом он в одной песне своей три раза доводит до нас. В конце концов,
никакой к этому возможности не оказалось, и вернуться ему не удалось. Итак,
он в этом видел, что князь Хуай так-таки его и не понял. Среди правителей,
какие бы они ни были - иль глупые, иль мудрые, достойные, дурные,- такого не
сыскать, который себе не хотел бы найти преданных сердцем слуг, достойных
выдвиженья лиц, чтоб те ему помогали. Однако мы видим теряющих царства и
рушащих дом. Один за другим проходят они перед нами; меж тем сверхмудрец и
властитель людей, который бы царствами правил - проходят века один за
другим, - а такого не видит никто. "Что же это значит?" - я спрошу. А вот
что: тот, кого преданным князю считают, не преданный он человек; и тот, кого
все считают достойным, отнюдь не бывает таким.
Князь Хуай не умел отличить, где преданный был слуга. Поэтому он у себя
во дворце поддался внушеньям своей Чжэн Сю, затем он, с другой стороны, был
обманут пришедшим Чжан И. Он отстранил от себя Цюй Пина и доверился высшему
чину, вельможе и правителю Цзы- ланю. Войско с позором погибло, и землю ему
окорнали. Потерял целых шесть областей и сам умер в Цинь, на чужбине,
посмешищем став для всей страны. Вот где беда произошла от недопонимания
людей! В "Переменах" * читаем: "Колодец прозрачен, а он не пьет - и это на
сердце моем лежит огорченьем. Но можно ту воду черпнуть! Коль светел наш
царь, и он и другие получат от неба каждый свою благостыню". Ведь если нет
света в уме государя, то разве достоит ему благостыня?
Главный правитель Цзы-лань, услышав, что так говорят, пришел в ярость и
предоставил верховному вельможе очернить и умалить Цюй Юаня перед князем Цин
Сяном. Цин Сян разгневался и выгнал его. Цюй Юань пришел к берегу Цзяна *, с
распущенными в беспорядке волосами гулял и горестно пел на берегу затона.
Лицо его было страдальчески изможденное, весь иссох он, скелет-скелетом.
Отец-рыбак увидел его и спросил: "Ты не тот ли сановник, что заведовал здесь
тремя родовыми княжескими уделами? Почему это ты вдруг дошел до такой
жизни?" Цюй Юань отвечал: "Весь мир стал грязен и мутен, а я в нем один лишь
чист. Все люди толпы опьянели, а я среди них трезв один. Вот почему я и
прогнан". Отец-рыбак говорил: "Скажу тебе, что совершенный человек - он не
грязнится и не портится от прочих. А между тем умеет он со всею жизнью
вместе быть, идти туда или сюда. Если весь мир стал грязен и мутен, то
почему ты не поплыл вслед за течением его и не вознесся на его волне? Если
все люди толпы опьянели, почему б не дожрать ту барду, что осталась, не
допить ту гущу вина? Зачем, на груди лелея топаз, в руке зажимая опал, себя
отдавать в жертву изгнания?" Сказал Цюй Юань: "Я слышал такое: тот, кто
только что вымыл себе лицо, непременно отщелкает шапку от пыли; а тот, кто
купался в воде, сейчас же он платье свое отряхнет. А кто же еще из людей
сумеет, оставшись весь чистеньким чист, терпеть от других липкую, жидкую
грязь? Уж лучше, пожалуй, направиться мне к идущему вечно потоку, себя
схоронить в животах там в Цзяне живущих рыб. И как бы я мог, с белизною
сверкающе чистой, позволить себе замараться грязью мирской?"
И сочинил он поэму "В тоске по речному песку" {В "Исторических
записках" Сыма Цяня после этих слов следует текст поэмы Цюй Юаня. (См. с.
81-84 наст. изд. - Прим. ред.)}. Затем он засунул за пазуху камень и
бросился в воды Мило *, где и умер. После смерти Цюй Юаня в Чу жили Сун Юй,
Тан Лэ, Цзин Ча и другие последователи его. Все они были увлеченные поэты и
особенно прославились своими одами. Но все они имеют своим родоначальником
свободно изливающийся стиль Цюй Юаня. Никто из них уже не рисковал открыто
князю возражать. После Цюй Юаня Чу часть за частью все больше терял свою
территорию, пока через несколько десятков лет не был окончательно Цинем
уничтожен. Через сто с чем-то лет после гибели Цюй Юаня в реке Мило при Хань
* жил ученый Цзя *. Он служил в Чанша * главным наставником у тамошнего
князя. Он побывал на реке Сян * и бросил в нее свою рукопись, в которой
оплакал Цюй Юаня.
Я прежде был приближен к трону {1},
Теперь изгнанье - жребий мой.
Здесь Цюй Юань свой путь преславный
Окончил в глубине речной.
Тебе, река Сяншуй, вверяю
Мой горестный, мой гневный стих.
Мудрец попал в коварства сети
И умер, задохнувшись в них.
Увы! Увы! О том я плачу,
Кто радостных не знал часов.
Нет феникса и чудо-птицы,
И все под властью хищных сов.
Увы, глупец прославлен ныне,
Бесчестный властью наделен,
Вступивший в бой со злом и ложью
Мудрец на гибель обречен.
Бо И {2} корыстным называют,
Убийцу Дао То {2} - святым,
Свинцовый нож считают острым,
А дивный меч Мосе {3} - тупым.
Вотще погиб учитель мудрый,
Как не грустить, не плакать мне?
Нет больше золотых сосудов,
А глина грубая в цене.
Волов впрягают в колесницы,
Осел опередил коней,
Породистый скакун уныло
В повозке тащит груз камней.
Уборов иньских шелк не в моде,
Он в обуви подстилкой стал.
О Цюй Юане я горюю, -
Он в жизни это испытал.
Я говорю:
Нет княжества его, и он меня не знает,
Но я о нем грущу, я скорбью угнетен.
Крылами легкими взмахнув, умчался феникс,
И, устремляясь ввысь, все уменьшался он.
Чтобы себя сберечь, он прячется в глубинах
На дне с драконами, под влагой быстрых рек,
Чтоб стать невидимым, он стер свое сиянье,
Но с мелкотой речной не будет знаться ввек.
Все почитать должны мудрейших добродетель,
От мира грязного таиться нужно нам.
Тот вороной скакун, который терпит путы
И уши опустил, - подобен жалким псам!
И все же Цюй Юань виновен в том, что медлил
Расстаться с князем Чу, от козней злых уйти, -
Покинуть бы ему любимую столицу
И, странником бродя, иной приют найти.
С высот заоблачных могучий феникс, видя
Всех добродетельных, слетает им помочь,
Но если зло и ложь скрывает добродетель,
Он вновь взмывает ввысь и улетает прочь.
Известно это всем: в запрудах мелководных
Большие осетры не могут долго жить,
Лягушкам, что кишат в канаве узкой,
Огромной рыбы ход легко остановить.
{1 "Плач о Цюй Юане", пер. А. Ахматовой. Воспроизводится по изд.: Цюй
Юань. Стихи / М: ГИХЛ, 1954.- Прим. ред.
2 Бо И - сановник императора Шуня, отличавшийся честностью (III
тысячелетие до н. э.).
3 Дао То - имя древнего разбойника, который, по преданию, убивая людей,
съедал их печень.
4 Мосе - мечи, изготовлявшиеся на юге Китая в княжестве У; славились
остротой.}
Здесь граф великий астролог * сказал бы так: "Я читал поэмы - "Лисао",
"Как впал я в грусть", "Мои к небу вопросы", "Зову к себе душу" и "Плачу по
Ину". И грустно мне стало за душу его. Я ходил и в Чанша, проходил там,
где он, Цюй Юань, покончил с собою в пучине воды. Ни на минуту не прекращал
я лить слезы по нем, представляя себе, что я вижу, какой это был человек.
Когда ж говорю я о Цзя, ученом, который оплакал его, не могу я понять,
отчего б Цюй Юаню, с его гениальной душой, не заехать к другому удельному
князю и с ним бы дружить? Какой бы удел не принял его? Не пойму, чтобы надо
себя ему было до этих вещей доводить! Я читал и поэму Цзя И о сове. Но
равнять жизнь со смертью, как он, несерьезно смотреть на принятие мира вещей
или их отверженье - его вопиющая прямо ошибка!"
Примечания
С. 6. "Лисао" - известная поэма Цюй Юаня.
С. 7. "Настроенья в уделах" - "Гофэн", один из разделов "Шицзина".
"Малые оды" - "Сяоя", один из разделов "Шицзина".
Ди Ку - мифический оратор (XXV в. до н. э.).
Циский Хуань - Ци Хуань-гун, князь государства Ци, живший в VII в. до
н. э., первый из "уба" - пяти гегемонов - правителей княжеств Ци, Сун, Цзин,
Цинь, Чу, последовательно сменявших друг друга.
Тан и У - Чэн Тан, основатель династии Шан (XVIII в. до н. э.) и У-ван,
основатель последующей династии Чжоу.
Дао - праведный путь (в данном случае в конфуцианском понимании).
Дэ - добродетель (конф.).
Ци - княжество в эпоху "Сражающихся царств" (V-III вв. до н. э.), на
части территории нынешних провинций Шаньзун и Хэбэй.
С. 8. Чу - княжество на территории нынешней провинции Сычуань.
Чжан И - сановник княжества Цинь, приближенный князя Хоя (IV в. до н.
э.).
Шанъюй - местность на территории нынешней провинции Хэнань.
Ли - китайская мера, сейчас равная примерно половине километра.
Ланьтянь - местность в нынешней провинции Шэньси.
С. 9. Чжао - княжество на части территории нынешних провинций Шэньси,
Хэбэй, Хэнань.
С. 10. "Перемены" - "Ицзин", "Книга перемен", один из канонов
конфуцианского "Пятикнижия".
С. 11. Цзян - река Янцзы.
С. 12. Мило - Милоцзян, река в нынешней провинции Хунань.
Хань - династия (206 год до н. э.- 220 год н. э.).
Ученый Цзя - Цзя И, поэт (II в. до н. э.), автор оды памяти Цюй Юаня.
Чанша - в нынешней провинции Хунань.
Сян - река в нынешней провинции Хунань.
С. 14. Граф великий астролог - Сыма Цянь.
В. М. Алексеев
{Переводы А. И. Гитовича воспроизводятся по следующим изданиям: Цюй
Юань. Стихи. - М.: ГИХЛ, 1954; Из китайской и корейской поэзии / Переводы А.
И. Гитовича. - М.: ГИХЛ, 1958.}
ВЛАДЫКЕ ВОСТОКА ТАЙ-И*
Прекрасное время -
Весь день посвящается счастью,
Блаженно и радостно
Мы обращаемся к небу.
Я меч поднимаю -
Его рукоятка из яшмы, -
И с золотом вместе
Звенят драгоценные камни.
На белой циновке,
Придавленной яшмовым гнетом *,
Беру я гортензии
И благовонья готовлю,
Вино подношу я
И соус, приправленный перцем *,
И облако пара
Над жертвенным мясом клубится.
Бамбуковой палочкой
Бью в барабан осторожно,
И медленной музыке
Вторит спокойное пенье,
И с пеньем сливаются
Звуки свирелей и гуслей.
Танцуют кудесницы -
Все в драгоценных одеждах,
И храм наполняется
Пряным, густым ароматом,
Все звуки смешались...
О, радуйся, Дух! Укрепляйся!
ВЛАДЫКЕ ОБЛАКОВ*
Ты в ванне душистой купался,
Ты тело омыл ароматом
И щедро украсил цветами
Шелка драгоценной одежды.
О, если б ты с нами остался -
Как были бы мы благодарны!
Твой свет уже ярко сияет,
Хотя далеко до рассвета.
О, если б легко и спокойно
Ты в жертвенный храм опустился!
Ты так ослепительно светел -
Луне ты подобен и солнцу.
На синее небо драконы
Уносят твою колесницу,
Ты мчишься по синему небу,
Летаешь от края до края.
Во всем ослепительном блеске,
Бывает, снисходишь ты к людям,
Но сразу же вихрем взмываешь,
Скрываясь в несущихся тучах.
Ты видишь не только Цзичжоу*,
Но все отдаленные земли,
И, не истощаясь нисколько,
Собою весь мир наполняешь.
Когда о тебе, о владыке,
Я думаю, тяжко вздыхая,
В груди беспокойно трепещет
Мое утомленное сердце.
ВЛАДЫКЕ РЕКИ СЯН*
Почему ты не приходишь,
Мой возлюбленный Владыка?
Почему один ты бродишь
По пустынным островам?
Ты взгляни, как я прекрасно
Постаралась нарядиться
И в своей легчайшей лодке
По течению плыву.
Ты вели, чтобы на реках
Не вскипали бурно волны,
Ты заставь их течь спокойно
Вдоль зеленых берегов.
Жду с надеждой и тревогой,
Ты ж, Владыка, не приходишь
Я, играя на свирели,
Ей вручаю грусть свою.
В лодке древнего Дракона
Уплываю я на север,
Я веду свою дорогу
К водам озера Дунтин.
Драгоценными цветами
Я свою украшу лодку:
Орхидея будет флагом,
Ирис станет мне веслом.
На Чэньян гляжу далекий,
На его туманный берег
И, простор пересекая.
Подымаю паруса.
Паруса я подымаю,
Но еще длинна дорога.
За меня, вздыхая, плачет
Дева - спутница моя.
Слезы катятся без счета,
Как река, они струятся...
С болью думаю смиренно
О тебе, Владыка мой.
И гребу веслом прекрасным,
И другим веслом я правлю,
И осенний лед ломаю,
Что скопился на реке.
Все идет не так, как надо,
Все вверх дном пошло на свете:
Будто лезу на деревья,
Чтобы лотосов нарвать,
Будто фикусы хочу я
На воде найти бегущей!
Зря, видать, трудилась сваха -
Разошлись у нас пути.
Не была любовь глубокой,
Раз легко ее порвать нам,
Как на отмели песчаной
Неглубокая вода.
Не была сердечной дружба,
Ты меня роптать заставил,
Нету искренности прежней:
"Недосуг", - ты говорил.
-------
На коне я утром езжу
Возле берега речного,
И по отмели песчаной
Вечерами я брожу.
Птица спит на крыше дома,
Быстрая река струится,
Огибая стены храма...
Где же ты теперь живешь?
Яшмовое ожерелье
Я бросаю прямо в воду
И подвески оставляю
На зеленом берегу.
И на острове пустынном
Рву душистую траву я
И хочу тебе, Владыка,
С девой-спутницей послать.
Время быстрое уходит,
Не вернуть его обратно.
Будь же милостив, Владыка,
И назначь свиданья час!
ВЛАДЫЧИЦЕ РЕКИ СЯН *
Дочь моя, спустись на остров,
На его пустынный берег,
Я гляжу - тебя не вижу,
Грудь наполнена тоской.
Вот уж издали повеял
Легкий ветерок осенний,
И внезапно разыгрались
Воды озера Дунтин.
Я сквозь заросли осоки
Восхожу на холм покатый,
Я хочу, чтоб в час свиданья
Ветер полог опустил.
Странно, что собрались птицы
В белых зарослях марсилий
И что сети на деревьях
Рыболовные висят.
В даль бескрайнюю гляжу я,
Но она мутна, туманна,
Видно только издалека,
Как бежит, бурлит вода.
Странно, почему олени
В озере Дунтин пасутся,
А драконы водяные
Веселятся на песке?
Утром езжу на коне я
Возле берега речного,
И по отмели песчаной
Вечерами я брожу.
Если я из дальней дали
Голос ласковый услышу -
На легчайшей колеснице
Я стремительно примчусь!
------
Посреди реки хочу я
Небывалый дом построить,
Чтоб его сплошная кровля
Вся из лотосов была.
Там из ирисов душистых
Стены дивные воздвигну,
Там из раковин пурпурных
Будет выложен алтарь.
Балки сделаю из яшмы
И подпорки из магнолий
И под крышу вместо досок
Орхидеи положу.
Пряный перец разбросаю
В белой зале, в белой спальне,
Сеть из фикусов цветущих
Будет пологом для нас.
Будет гнет из белой яшмы,
Косяки дверей из лилий,
Будет плавать в нашем доме
Циклоферы аромат.
Всевозможными цветами
Я наполню все террасы,
Чтоб с горы Цзюи * спустились
Духи, словно облака.
------
Рукава я опускаю
Прямо в воду голубую,
Оставляю я рубашку
На зеленом берегу.
И на острове пустынном
Рву душистую траву я,
Чтоб послать ее в подарок
Той, что ныне далеко.
Время быстрое уходит, -
Не вернуть его обратно.
Будь, супруга, милостивой
И назначь свиданья час!
ВЕЛИКОМУ ПОВЕЛИТЕЛЮ ЖИЗНИ*
(Да Сымин)
Ворота небес
Широко распахнулись,
Ты едешь на черной
Клубящейся туче,
Ты бурные ветры
Вперед направляешь
Лисао.- СПб.: ООО "Издательский Дом "Кристалл"", 2000. - (Б-ка мировой
лит. Восточная серия).
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
Сыма Цянь
ОТДЕЛЬНОЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ О ЦЮЙ ЮАНЕ {*}
{* Перевод В. М. Алексеева. Воспроизводится по изданию: Китайская
классическая проза в переводах акад. В. М. Алексеева / М.: ГИХЛ, 1959.-
Прим. ред.}
Цюй Юань - ему имя было Пин. Он был сородичем и однофамильцем чуского
дома, служил у чуского князя Хуая приближенным "левым докладчиком". Обладал
обширною наслышанностью и начитанностью, память у него была мощная. Он ясно
разбирался в вопросах, касающихся государственного благоустройства. Был
искусный оратор. Во дворце он с князем обсуждал государственные дела,
издавал приказы и указы, а за пределами дворца имел поручение по приему
гостей и беседам с приезжавшими удельными князьями. Князь дорожил им, как
дельным. Один высший чин, вельможа, бывший с ним в одном ранге, соперничал с
ним в княжеском благоволении и втайне замышлял против его талантов. Князь
Хуай дал Цюй Юаню составить свод государственных законов. Цюй Пин набросал
их вчерне, но работу еще не закончил. Этот вельможа ее увидел и захотел
присвоить, но Цюй Пин не давал. Тогда тот стал на него возводить клевету,
что мол, когда князь велит Цюй Пину составлять законы, то нет никого в
народе, кто бы об этом не узнал, и каждый раз как только какой-нибудь закон
выходит, то Пин хвастает своими заслугами: без меня, мол, никто ничего
сделать не может. Князь рассердился и удалил от себя Цюй Пина. Цюй Юань был
оскорблен, негодовал на то, что князь слушает все неразумно; что клевета
закрывает собою тех, кто честен, и кривда губит тех, кто бескорыстен; что
тот, кто строго прям, оказался вдруг неприемлем. Тогда он предался печали и
весь ушел в себя: сочинил поэму "Лисао" * - "Как впал я в беду", это
названье "Как впал я в беду" значит как бы "Как впал я в досаду".
Скажу я теперь: Что небо значит? Начало оно людей! Что отец и мать?
Основа они людей! Когда человек дошел до конца, он снова обращается к основе
своей. И вот, когда он в тяготе и страде дошел до усталости крайней, нет
случая, чтоб не вопил бы он к небу; иль, если он болен и страждет, печален,
тоскует, нет случая, чтобы не звал к себе он отца или мать. Цюй Пин шел
правой стезею, путем прямоты, исчерпал всю честную душу свою и ум свой
использовал весь на службе царю своему. Но клеветник разъединил обоих их, и
можно говорить о том, что это было дном паденья. Ведь он был честен и
заслуживал доверия, но пострадал от подозренья; служил он с преданной душой,
а жертвой стал клеветника... Ну, могли он не возмущаться? Поэма Цюй Пина
"Лисао" ("Как впал я в беду") родилась, конечно, из чувства его возмущения.
"Настроенья в уделах" * есть книга, которая склонна к любовным мотивам, но
блуда в ней нет. "Малые оды" * полны возмущений, нападок, но бунта в них
нет. Когда ж мы теперь говорим об одах "Впавшего в грусть" ("Как впал я в
беду"), то можем сказать, что в них достоинства того и другого соединились.
В глубь древности входит он, нам говоря о Ди Ку *, спускаясь к нам,
говорит он о циском Хуане *. А в промежутке между ними он повествует нам о
Тане * и об У *, чтоб обличить дела своей эпохи. Он выяснил нам всю ширь,
высоту пути бесконечного дао *, стезю безупречного дэ *, статьи и
подробности мира, порядка и благоустройства, а также той смуты, которая им
обратна. Все это теперь нам стало понятно и ясно вполне. Его поэтический
стиль отличается сжатой формой, слова его речи тонки и едва уловимы; его
настроенье души отлично своей чистотою; его повеленье, поступки его
безупречно честны. То, что в стихах говорит он, по форме невелико, но по
значенью огромно, превыше всех мер. Им взятое в образ нам близко, но мысль,
идеал далеки. Его стремления чисты: поэтому все, что он хвалит в природе, -
прекрасно. В стезе своей жизни он был благочестен, и вот даже в смерти своей
не позволил себе отойти от нее. Он погрязал, тонул в грязи и тине, но, как
цикада, выходил из смрада грязи преображенный; освобождался, плыл, носился
далеко за страною праха, за гранью всех сквернот земли. Не принял тот мир с
его жидкою, топкою грязью; белейше был бел, не мараясь от грязи его. И если
взять его душу, соперницей сделав ее и солнца и месяца, то нет
невозможного в этом.
После того как Цюй Юань был прогнан со службы, Цинь решил напасть на Ци
*. Ци был связан родственными узами с Чу *, и циньского князя Хоя тревожило
это. Он велел своему Чжан И * сделать вид, что тот покидает Цинь и идет
служить уделу Чу с весьма значительными дарами и с усердием всецело
преданного Чу человека. Чжан И сказал чускому князю так: "Цинь сильно
ненавидит Ци, а Ци с вашим Ч у находится в родственных отношениях. Но, если
бы ваш Чу сумел решительно порвать с Ци, то Цинь готов предложить вам
местность Шанъюй *, пространством в шестьсот ли *". Чуский князь Хуай был
жаден, поверил Чжан И и порвал с Ци. Отправил посла в Цинь принять землю.
Чжан И лукаво сказал: "Я, И, с вашим князем договорился о шести ли, а о
шестистах ли не слыхал даже". Чуский посол в гневе ушел, прибыл к себе в Чу
и доложил об этом князю Хуаю. Князь Хуай разгневался, поднял огромную рать и
пошел на Цинь. Цинь вывел свои войска, ударил и совершенно разбил чуские
войска между реками Дань и Си. Отрезал восемьдесят тысяч голов. Взял в плен
чуского воеводу Цюй Гая и затем отобрал у Чу всю страну при реке Хань
(Ханьчжун). Тогда князь Хуай двинул все войска, что были в его уделе, и,
глубоко зайдя в Цинь, ударил на врага. Сражение произошло при Ланьтянь *.
Удел Вэй, узнав об этом, внезапно ударил на Чу. Вэйские войска дошли до Дэн.
Чуское войско пришло в страх и ушло из Цинь к себе домой, а Ци, все еще в
гневе на Чу, ему не помог. Чу был в тяжелом положении. На следующий год Цинь
отрезал Ханьчжун и подарил его Чу в виде мирного предложения.
Чуский князь сказал: "Я не хочу земли, я хочу получить Чжан И. Я тогда
лишь буду считать себя удовлетворенным". Чжан И, узнав об этом, сказал так:
"За одного лишь И - и вдруг целую страну Ханьчжун! Прошу у вашего величества
разрешения пойти мне самому в Чу". И пошел в Чу. Там он снова богатыми
вещами задарил временщика, придворного Цзинь Шана, а также повел хитрые и
ловкие разговоры с фавориткой князя Хуая, Чжэн Сю. Князь Хуай целиком
послушался Чжэн Сю и снова отпустил Чжан И. В это время Цюй Юань как раз был
отстранен и на свой пост не возвращался. Его отправили послом в Ци.
Вернувшись в Чу, он обратился с укором к князю Хуаю и сказал: "Зачем вы не
убили Чжан И?" Князь Хуай раскаялся, послал погоню за Чжан И, но его уже
было не догнать. Затем целый ряд князей напал на Чу и основательно его
потрепал. Убили чуского воеводу Тан Мэя. В это время циньский князь Чжао
вступил в брачный союз с Чу и хотел встретиться с князем Хуаем. Князь Хуай
собрался поехать. Цюй Пин сказал: "Цинь - государство тигров и волков.
Доверять ему нельзя. Вам лучше не ездить". Младший сын князя Хуая, Цзы-лань,
советовал ему поехать: "К чему отказываться от радушия Цинь?" Князь Хуай
кончил тем, что поехал и вступил в заставу Угуань. А Цинь устроил военную
засаду и отрезал ему тыл. Затем задержал князя Хуая и требовал выделить
ему землю. Князь Хуай рассердился и не хотел слушать. Бежал в Чжао *. В Чжао
его не приняли и вернули в Цинь, где он в конце концов умер и был отправлен
на родину для похорон. Его старший сын, князь Цин Сян, занял трон. Сделал
главным правителем своего младшего брата Цзы-ланя. А народ в Чу обвинял
Цзы-ланя в том, что это он уговорил князя Хуая отправиться в Цинь, откуда
тот и не вернулся. Цюй Пин его ненавидел давно. И, находясь в изгнании, он с
любовью думал о своем Чу, и всем сердцем был привязан к князю Хуаю и не
забывал о своем намерении вернуться ко двору. Он все еще рассчитывал. что,
на его счастье, поймет его хоть раз владыка-царь, изменится хоть раз и
пошлый мир. И вот о том, как он живет одним своим лишь государем и
процветанием своей страны и как он хотел бы все это и так и этак доказать, -
об этом он в одной песне своей три раза доводит до нас. В конце концов,
никакой к этому возможности не оказалось, и вернуться ему не удалось. Итак,
он в этом видел, что князь Хуай так-таки его и не понял. Среди правителей,
какие бы они ни были - иль глупые, иль мудрые, достойные, дурные,- такого не
сыскать, который себе не хотел бы найти преданных сердцем слуг, достойных
выдвиженья лиц, чтоб те ему помогали. Однако мы видим теряющих царства и
рушащих дом. Один за другим проходят они перед нами; меж тем сверхмудрец и
властитель людей, который бы царствами правил - проходят века один за
другим, - а такого не видит никто. "Что же это значит?" - я спрошу. А вот
что: тот, кого преданным князю считают, не преданный он человек; и тот, кого
все считают достойным, отнюдь не бывает таким.
Князь Хуай не умел отличить, где преданный был слуга. Поэтому он у себя
во дворце поддался внушеньям своей Чжэн Сю, затем он, с другой стороны, был
обманут пришедшим Чжан И. Он отстранил от себя Цюй Пина и доверился высшему
чину, вельможе и правителю Цзы- ланю. Войско с позором погибло, и землю ему
окорнали. Потерял целых шесть областей и сам умер в Цинь, на чужбине,
посмешищем став для всей страны. Вот где беда произошла от недопонимания
людей! В "Переменах" * читаем: "Колодец прозрачен, а он не пьет - и это на
сердце моем лежит огорченьем. Но можно ту воду черпнуть! Коль светел наш
царь, и он и другие получат от неба каждый свою благостыню". Ведь если нет
света в уме государя, то разве достоит ему благостыня?
Главный правитель Цзы-лань, услышав, что так говорят, пришел в ярость и
предоставил верховному вельможе очернить и умалить Цюй Юаня перед князем Цин
Сяном. Цин Сян разгневался и выгнал его. Цюй Юань пришел к берегу Цзяна *, с
распущенными в беспорядке волосами гулял и горестно пел на берегу затона.
Лицо его было страдальчески изможденное, весь иссох он, скелет-скелетом.
Отец-рыбак увидел его и спросил: "Ты не тот ли сановник, что заведовал здесь
тремя родовыми княжескими уделами? Почему это ты вдруг дошел до такой
жизни?" Цюй Юань отвечал: "Весь мир стал грязен и мутен, а я в нем один лишь
чист. Все люди толпы опьянели, а я среди них трезв один. Вот почему я и
прогнан". Отец-рыбак говорил: "Скажу тебе, что совершенный человек - он не
грязнится и не портится от прочих. А между тем умеет он со всею жизнью
вместе быть, идти туда или сюда. Если весь мир стал грязен и мутен, то
почему ты не поплыл вслед за течением его и не вознесся на его волне? Если
все люди толпы опьянели, почему б не дожрать ту барду, что осталась, не
допить ту гущу вина? Зачем, на груди лелея топаз, в руке зажимая опал, себя
отдавать в жертву изгнания?" Сказал Цюй Юань: "Я слышал такое: тот, кто
только что вымыл себе лицо, непременно отщелкает шапку от пыли; а тот, кто
купался в воде, сейчас же он платье свое отряхнет. А кто же еще из людей
сумеет, оставшись весь чистеньким чист, терпеть от других липкую, жидкую
грязь? Уж лучше, пожалуй, направиться мне к идущему вечно потоку, себя
схоронить в животах там в Цзяне живущих рыб. И как бы я мог, с белизною
сверкающе чистой, позволить себе замараться грязью мирской?"
И сочинил он поэму "В тоске по речному песку" {В "Исторических
записках" Сыма Цяня после этих слов следует текст поэмы Цюй Юаня. (См. с.
81-84 наст. изд. - Прим. ред.)}. Затем он засунул за пазуху камень и
бросился в воды Мило *, где и умер. После смерти Цюй Юаня в Чу жили Сун Юй,
Тан Лэ, Цзин Ча и другие последователи его. Все они были увлеченные поэты и
особенно прославились своими одами. Но все они имеют своим родоначальником
свободно изливающийся стиль Цюй Юаня. Никто из них уже не рисковал открыто
князю возражать. После Цюй Юаня Чу часть за частью все больше терял свою
территорию, пока через несколько десятков лет не был окончательно Цинем
уничтожен. Через сто с чем-то лет после гибели Цюй Юаня в реке Мило при Хань
* жил ученый Цзя *. Он служил в Чанша * главным наставником у тамошнего
князя. Он побывал на реке Сян * и бросил в нее свою рукопись, в которой
оплакал Цюй Юаня.
Я прежде был приближен к трону {1},
Теперь изгнанье - жребий мой.
Здесь Цюй Юань свой путь преславный
Окончил в глубине речной.
Тебе, река Сяншуй, вверяю
Мой горестный, мой гневный стих.
Мудрец попал в коварства сети
И умер, задохнувшись в них.
Увы! Увы! О том я плачу,
Кто радостных не знал часов.
Нет феникса и чудо-птицы,
И все под властью хищных сов.
Увы, глупец прославлен ныне,
Бесчестный властью наделен,
Вступивший в бой со злом и ложью
Мудрец на гибель обречен.
Бо И {2} корыстным называют,
Убийцу Дао То {2} - святым,
Свинцовый нож считают острым,
А дивный меч Мосе {3} - тупым.
Вотще погиб учитель мудрый,
Как не грустить, не плакать мне?
Нет больше золотых сосудов,
А глина грубая в цене.
Волов впрягают в колесницы,
Осел опередил коней,
Породистый скакун уныло
В повозке тащит груз камней.
Уборов иньских шелк не в моде,
Он в обуви подстилкой стал.
О Цюй Юане я горюю, -
Он в жизни это испытал.
Я говорю:
Нет княжества его, и он меня не знает,
Но я о нем грущу, я скорбью угнетен.
Крылами легкими взмахнув, умчался феникс,
И, устремляясь ввысь, все уменьшался он.
Чтобы себя сберечь, он прячется в глубинах
На дне с драконами, под влагой быстрых рек,
Чтоб стать невидимым, он стер свое сиянье,
Но с мелкотой речной не будет знаться ввек.
Все почитать должны мудрейших добродетель,
От мира грязного таиться нужно нам.
Тот вороной скакун, который терпит путы
И уши опустил, - подобен жалким псам!
И все же Цюй Юань виновен в том, что медлил
Расстаться с князем Чу, от козней злых уйти, -
Покинуть бы ему любимую столицу
И, странником бродя, иной приют найти.
С высот заоблачных могучий феникс, видя
Всех добродетельных, слетает им помочь,
Но если зло и ложь скрывает добродетель,
Он вновь взмывает ввысь и улетает прочь.
Известно это всем: в запрудах мелководных
Большие осетры не могут долго жить,
Лягушкам, что кишат в канаве узкой,
Огромной рыбы ход легко остановить.
{1 "Плач о Цюй Юане", пер. А. Ахматовой. Воспроизводится по изд.: Цюй
Юань. Стихи / М: ГИХЛ, 1954.- Прим. ред.
2 Бо И - сановник императора Шуня, отличавшийся честностью (III
тысячелетие до н. э.).
3 Дао То - имя древнего разбойника, который, по преданию, убивая людей,
съедал их печень.
4 Мосе - мечи, изготовлявшиеся на юге Китая в княжестве У; славились
остротой.}
Здесь граф великий астролог * сказал бы так: "Я читал поэмы - "Лисао",
"Как впал я в грусть", "Мои к небу вопросы", "Зову к себе душу" и "Плачу по
Ину". И грустно мне стало за душу его. Я ходил и в Чанша, проходил там,
где он, Цюй Юань, покончил с собою в пучине воды. Ни на минуту не прекращал
я лить слезы по нем, представляя себе, что я вижу, какой это был человек.
Когда ж говорю я о Цзя, ученом, который оплакал его, не могу я понять,
отчего б Цюй Юаню, с его гениальной душой, не заехать к другому удельному
князю и с ним бы дружить? Какой бы удел не принял его? Не пойму, чтобы надо
себя ему было до этих вещей доводить! Я читал и поэму Цзя И о сове. Но
равнять жизнь со смертью, как он, несерьезно смотреть на принятие мира вещей
или их отверженье - его вопиющая прямо ошибка!"
Примечания
С. 6. "Лисао" - известная поэма Цюй Юаня.
С. 7. "Настроенья в уделах" - "Гофэн", один из разделов "Шицзина".
"Малые оды" - "Сяоя", один из разделов "Шицзина".
Ди Ку - мифический оратор (XXV в. до н. э.).
Циский Хуань - Ци Хуань-гун, князь государства Ци, живший в VII в. до
н. э., первый из "уба" - пяти гегемонов - правителей княжеств Ци, Сун, Цзин,
Цинь, Чу, последовательно сменявших друг друга.
Тан и У - Чэн Тан, основатель династии Шан (XVIII в. до н. э.) и У-ван,
основатель последующей династии Чжоу.
Дао - праведный путь (в данном случае в конфуцианском понимании).
Дэ - добродетель (конф.).
Ци - княжество в эпоху "Сражающихся царств" (V-III вв. до н. э.), на
части территории нынешних провинций Шаньзун и Хэбэй.
С. 8. Чу - княжество на территории нынешней провинции Сычуань.
Чжан И - сановник княжества Цинь, приближенный князя Хоя (IV в. до н.
э.).
Шанъюй - местность на территории нынешней провинции Хэнань.
Ли - китайская мера, сейчас равная примерно половине километра.
Ланьтянь - местность в нынешней провинции Шэньси.
С. 9. Чжао - княжество на части территории нынешних провинций Шэньси,
Хэбэй, Хэнань.
С. 10. "Перемены" - "Ицзин", "Книга перемен", один из канонов
конфуцианского "Пятикнижия".
С. 11. Цзян - река Янцзы.
С. 12. Мило - Милоцзян, река в нынешней провинции Хунань.
Хань - династия (206 год до н. э.- 220 год н. э.).
Ученый Цзя - Цзя И, поэт (II в. до н. э.), автор оды памяти Цюй Юаня.
Чанша - в нынешней провинции Хунань.
Сян - река в нынешней провинции Хунань.
С. 14. Граф великий астролог - Сыма Цянь.
В. М. Алексеев
{Переводы А. И. Гитовича воспроизводятся по следующим изданиям: Цюй
Юань. Стихи. - М.: ГИХЛ, 1954; Из китайской и корейской поэзии / Переводы А.
И. Гитовича. - М.: ГИХЛ, 1958.}
ВЛАДЫКЕ ВОСТОКА ТАЙ-И*
Прекрасное время -
Весь день посвящается счастью,
Блаженно и радостно
Мы обращаемся к небу.
Я меч поднимаю -
Его рукоятка из яшмы, -
И с золотом вместе
Звенят драгоценные камни.
На белой циновке,
Придавленной яшмовым гнетом *,
Беру я гортензии
И благовонья готовлю,
Вино подношу я
И соус, приправленный перцем *,
И облако пара
Над жертвенным мясом клубится.
Бамбуковой палочкой
Бью в барабан осторожно,
И медленной музыке
Вторит спокойное пенье,
И с пеньем сливаются
Звуки свирелей и гуслей.
Танцуют кудесницы -
Все в драгоценных одеждах,
И храм наполняется
Пряным, густым ароматом,
Все звуки смешались...
О, радуйся, Дух! Укрепляйся!
ВЛАДЫКЕ ОБЛАКОВ*
Ты в ванне душистой купался,
Ты тело омыл ароматом
И щедро украсил цветами
Шелка драгоценной одежды.
О, если б ты с нами остался -
Как были бы мы благодарны!
Твой свет уже ярко сияет,
Хотя далеко до рассвета.
О, если б легко и спокойно
Ты в жертвенный храм опустился!
Ты так ослепительно светел -
Луне ты подобен и солнцу.
На синее небо драконы
Уносят твою колесницу,
Ты мчишься по синему небу,
Летаешь от края до края.
Во всем ослепительном блеске,
Бывает, снисходишь ты к людям,
Но сразу же вихрем взмываешь,
Скрываясь в несущихся тучах.
Ты видишь не только Цзичжоу*,
Но все отдаленные земли,
И, не истощаясь нисколько,
Собою весь мир наполняешь.
Когда о тебе, о владыке,
Я думаю, тяжко вздыхая,
В груди беспокойно трепещет
Мое утомленное сердце.
ВЛАДЫКЕ РЕКИ СЯН*
Почему ты не приходишь,
Мой возлюбленный Владыка?
Почему один ты бродишь
По пустынным островам?
Ты взгляни, как я прекрасно
Постаралась нарядиться
И в своей легчайшей лодке
По течению плыву.
Ты вели, чтобы на реках
Не вскипали бурно волны,
Ты заставь их течь спокойно
Вдоль зеленых берегов.
Жду с надеждой и тревогой,
Ты ж, Владыка, не приходишь
Я, играя на свирели,
Ей вручаю грусть свою.
В лодке древнего Дракона
Уплываю я на север,
Я веду свою дорогу
К водам озера Дунтин.
Драгоценными цветами
Я свою украшу лодку:
Орхидея будет флагом,
Ирис станет мне веслом.
На Чэньян гляжу далекий,
На его туманный берег
И, простор пересекая.
Подымаю паруса.
Паруса я подымаю,
Но еще длинна дорога.
За меня, вздыхая, плачет
Дева - спутница моя.
Слезы катятся без счета,
Как река, они струятся...
С болью думаю смиренно
О тебе, Владыка мой.
И гребу веслом прекрасным,
И другим веслом я правлю,
И осенний лед ломаю,
Что скопился на реке.
Все идет не так, как надо,
Все вверх дном пошло на свете:
Будто лезу на деревья,
Чтобы лотосов нарвать,
Будто фикусы хочу я
На воде найти бегущей!
Зря, видать, трудилась сваха -
Разошлись у нас пути.
Не была любовь глубокой,
Раз легко ее порвать нам,
Как на отмели песчаной
Неглубокая вода.
Не была сердечной дружба,
Ты меня роптать заставил,
Нету искренности прежней:
"Недосуг", - ты говорил.
-------
На коне я утром езжу
Возле берега речного,
И по отмели песчаной
Вечерами я брожу.
Птица спит на крыше дома,
Быстрая река струится,
Огибая стены храма...
Где же ты теперь живешь?
Яшмовое ожерелье
Я бросаю прямо в воду
И подвески оставляю
На зеленом берегу.
И на острове пустынном
Рву душистую траву я
И хочу тебе, Владыка,
С девой-спутницей послать.
Время быстрое уходит,
Не вернуть его обратно.
Будь же милостив, Владыка,
И назначь свиданья час!
ВЛАДЫЧИЦЕ РЕКИ СЯН *
Дочь моя, спустись на остров,
На его пустынный берег,
Я гляжу - тебя не вижу,
Грудь наполнена тоской.
Вот уж издали повеял
Легкий ветерок осенний,
И внезапно разыгрались
Воды озера Дунтин.
Я сквозь заросли осоки
Восхожу на холм покатый,
Я хочу, чтоб в час свиданья
Ветер полог опустил.
Странно, что собрались птицы
В белых зарослях марсилий
И что сети на деревьях
Рыболовные висят.
В даль бескрайнюю гляжу я,
Но она мутна, туманна,
Видно только издалека,
Как бежит, бурлит вода.
Странно, почему олени
В озере Дунтин пасутся,
А драконы водяные
Веселятся на песке?
Утром езжу на коне я
Возле берега речного,
И по отмели песчаной
Вечерами я брожу.
Если я из дальней дали
Голос ласковый услышу -
На легчайшей колеснице
Я стремительно примчусь!
------
Посреди реки хочу я
Небывалый дом построить,
Чтоб его сплошная кровля
Вся из лотосов была.
Там из ирисов душистых
Стены дивные воздвигну,
Там из раковин пурпурных
Будет выложен алтарь.
Балки сделаю из яшмы
И подпорки из магнолий
И под крышу вместо досок
Орхидеи положу.
Пряный перец разбросаю
В белой зале, в белой спальне,
Сеть из фикусов цветущих
Будет пологом для нас.
Будет гнет из белой яшмы,
Косяки дверей из лилий,
Будет плавать в нашем доме
Циклоферы аромат.
Всевозможными цветами
Я наполню все террасы,
Чтоб с горы Цзюи * спустились
Духи, словно облака.
------
Рукава я опускаю
Прямо в воду голубую,
Оставляю я рубашку
На зеленом берегу.
И на острове пустынном
Рву душистую траву я,
Чтоб послать ее в подарок
Той, что ныне далеко.
Время быстрое уходит, -
Не вернуть его обратно.
Будь, супруга, милостивой
И назначь свиданья час!
ВЕЛИКОМУ ПОВЕЛИТЕЛЮ ЖИЗНИ*
(Да Сымин)
Ворота небес
Широко распахнулись,
Ты едешь на черной
Клубящейся туче,
Ты бурные ветры
Вперед направляешь