Страница:
— А если не дадите? — пожал плечами стражник. — С кого мне их потом стребовать? Не приду же я к начальнику. Так, мол, и так, я зарегистрировал доброе дело эшу, а он, неблагодарный, надул меня на двадцать кулей. Знаете, что сделал бы наш начальник?
— Н-нет, — неуверенно пробормотал коммерсант, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
— Он бы сказал: «Пруззи, принеси мне к вечеру пятьдесят кулей, или ты окажешься на подземной очистке». Вот что сказал бы наш начальник, господин коммерсант. А он человек принципов. Сказал — сделал!
— Может мы зря торгуемся, господин стражник, может наш так сказать, товар уже испустил дух? — Коммерсант нагнулся над лежавшим, приоткрыл ему веко, приложил ухо к груди. — Жив. Ну, хорошо, господин стражник, вы убедили меня. К тому же мне вообще неприятно торговаться над больным эшем. Вот вам десять кулей и пятнадцать вы получите после регистрации.
Стражник посмотрел на противоположную сторону улицы, где шли два эша.
— Может, я лучше предложу больного этим? — спросил стражник. — Смотрите, какие плащи, уж эти-то не станут торговаться из-за лишнего куля. Позвать?
— Экий вы, однако, упорный, — вздохнул коммерсант, — двадцать кулей сейчас, пять потом.
— Дракон с вами, двадцать пять вперед и десять потом.
— М-да, — сказал король, — это уже немного выходит за рамки. Если корпус стражников начнет устраивать на улицах аукционы… Адъютант! — Он повысил голос.
— Слушаюсь, ваше королевское величество, — браво отрапортовал молодой эш с внезапно вспыхнувшего большого экрана.
— Только что по второму монитору некий стражник по имени Пруззи пытался продать доброе дело. Чтобы через полчаса он был здесь.
— Слушаюсь, ваше королевское величество.
Король посмотрел на меня, помолчал, потом, как бы извиняясь, молвил:
— Дело новое. Вот вы недавно рассказывали, как у вас когда-то вводили обязательные прививки детям против оспы. Так и с добрыми делами. Пройдет время, все образуется. Король должен быть мудр и терпелив. Я Двести десятый повелитель эшей в последней династии. И каждый мой предшественник тоже был мудр и терпелив. Представляете себе, сколько это мудрости и терпения? Как говорил мой отец, не забывай, сынок, что все начинания имеют свои окончания. Удивительный был человек мой отец. Правил сорок два года — и ни одной измены среди приближенных придворных. И знаете, как он этого добился? Очень просто: каждый год выгонял всех своих приближенных и набирал новый двор. Он исходил из здравой мысли, что серьезный заговор против короля — дело сложное, хлопотное, требующее уж никак не менее года. Цурри, сынок, говорил он мне, никогда не забывай вулкан Кару-ну. Первый раз я спросил его: «Папочка, при чем тут вулкан?» «Очень просто, сынок. Ты помнишь это жерло, клокочущее от подземного дьявольского жара? Этот грохот, глухой и страшный? Этот запах вонючего подземелья? Так вот, сынок, ты должен помнить, что королевский трон — это тот же вулкан. Еще страшнее, пожалуй. Прислушивайся, принюхивайся и не прозевай сигнал опасности».
Мудрый был человек и справедливый. И повелитель космоса наградил его по заслугам — дал умереть своей смертью.
Должно быть, король прочитал мои мысли. Он нахмурился и обиженно сказал:
— Напрасно вы так улыбаетесь, Саша. Знаете, сколько моих предшественников имели счастье отправиться к повелителю космоса естественным путем? Так вот, друг мой, всего девяносто четыре, то есть много меньше половины. Теперь вы понимаете, что имел в виду мой незабвенный родитель, когда утверждал, что трон наш стоит на вулкане.
— Ваше королевское величество, — доложил адъютант со вновь вспыхнувшего экрана, — по вашему приказанию стражник Пруззи найден и доставлен во дворец.
— Хорошо, — сказал король, — пусть вползет.
— Слушаюсь, ваше королевское величество.
Дверь в комнату тут же распахнулась, и стражник, которого мы уже видели на экране монитора, быстро полз по ковру, не поднимая головы. Наверное, им двигало верноподданнейшее чутье, потому что он распростерся ровно в трех метрах от короля, которые предписывались этикетом, трижды стукнул лбом о пол. Лба стражник не жалел, и удары получились звонкие, бодрые.
— Сегодня вечером ты пытался продать доброе дело стражник. Что ты можешь сказать в свое оправдание? Я справедлив, терпелив и мудр и всегда выслушиваю последнее слово. Говори. Можешь стать на колени.
Стражник одним текучим движением гимнаста оторвался от пола и стал на колени. Но и на коленях он стоял не вертикально, а весьма основательно наклонился вперед, отчего поза его выражала удвоенное почтение и готовность мгновенно сорваться с места и броситься вперед по первому приказу своего повелителя.
— Ваше королевское величество, я не собираюсь оправдываться. Быть наказанным королем Эша — величайшее счастье. И если ваше королевское величество дарует жизнь хотя бы двум моим несмышленым сыновьям, они с гордостью и восторгом будут помнить всю жизнь, что их отец был наказан самим обожаемым повелителем Эша.
— Неплохо сформулировано, — вздохнул король, повернулся ко мне и добавил: — Знают, негодяи, мою слабость к четким и изящным формулировкам, пользуются. Ну так что же ты можешь сказать по существу, Пруззи? Ты пытался продать доброе дело?
— С разрешения вашего королевского величества, ваш недостойный слуга скорее пытался сделать бизнес при помощи служебных обязанностей.
— Объясни.
— Ваше королевское величество, как я мог продать доброе дело, если оно мне не принадлежало? По действующим инструкциям стражникам за доброе дело очки компьютер не начисляет. А стало быть, очки я не продавал. Нельзя продать то, чего у тебя нет. С другой стороны, я действительно попытался сделать небольшой бизнес в размере тридцати пяти кулей, но лишь в качестве благодарности за доброе дело.
— Гм… Ты, случайно, не знаком с трудом королевского экономиста Паззла «Взятка»?
— Так точно, ваше королевское величество! — с лихой горделивостью воскликнул стражник. — Начальник зачитывал нам отрывки.
— Что же ты понял из выводов моего советника?
— Ваше королевское величество, все наши стражники знают наизусть три главных вывода многомудрого господина Паззла.
— Назови их.
— Слушаюсь, ваше королевское величество. Первый: взятка королевского чиновника есть древнейшая и естественнейшая смазка государственного механизма, позволяющая всем его частям и колесам вращаться легко и без скрипа. Второй: чиновник, получающий взятку в разумных традиционных размерах, должен поделиться ею со своим боссом. Это способствует воспитанию у взяткобрателя уважения к королевским чиновникам и развитию философского восприятия мира, потому что, делясь взяткой, он становится одновременно и взяткобрателем и взяткодателем. Третий: взяточничество является наиболее эффективным способом перераспределения богатства.
— Гм, отличная память. Значит, ты не считаешь себя виновным?
— С разрешения вашего королевского величества, мои боссы учили нас, что каждый эш должен всегда считать себя виновным, пока вышестоящий чиновник не решит иначе. Я виновен вообще и в частности в том, что намеревался предложить заболевшего эша двум другим эшам, а это можно квалифицировать как аукцион, что законом запрещено, и как нарушение королевского порядка па улицах.
— Гм… похвальная строгость по отношению к самому себе, стражник. Итак, мой справедливый и мудрый приговор: за попытку устроить аукцион на улице — двадцать электрических разрядов. За отличное знание основополагающего труда о взятках и умение четко формулировать мысли ты будешь награжден, причем награда будет вручена во время экзекуции, дабы она могла смягчить страдания от разрядов. Все.
— Век править королю! — воскликнул стражник и с такой силой трижды стукнул головой о пол, что я был уверен — вот-вот она треснет. Со сверхъестественной способностью к ориентации, которую я не раз наблюдал у должностных лиц Эша, стражник быстро пополз в обратном направлении, ногами вперед. Он ни на мгновение не оторвал лица от пола, но попал ногами не просто в дверь, а в самую ее серединку, деликатно приоткрыл ее ногой же и ловко выскользнул из комнаты.
— Вот так, друг мой, — усмехнулся король. — Кое-кто думает, что самодержец обязательно самодур. Помню, как-то раз приговорил я одного приближенного придворного к визиту к дракону. Не помню уже за что, ну да это и не имеет значения. Так вот, этот неблагодарный и говорит: «Ваше величество, перед тем, как быть разорванным драконом на сорок частей, я хотел бы самым почтительнейшим образом заметить, что вы самодур». У меня даже кровь в лицо бросилась от обиды. Чувствую, все три глаза увлажнились, вот-вот заплачу. «Это почему же я самодур? — спрашиваю. — Извольте объяснить вашу реплику, господин приближенный придворный!» — «Ваше королевское величество, я признаю, что из-за моего небрежения во время королевской охоты электронные гончие не были с должным тщанием проверены, и туп, которого вы должны были загнать, ушел. Но я полагал, что за мой проступок мне следовало бы дать двадцать-тридцать электрических разрядов». Представляете, Саша, какова наглость? Да это почти революция! Я с трудом сдержался и спокойным голосом говорю: «Господин приближенный придворный, сами того не подозревая, вы противоречите себе. Да, если бы я был самодуром, я приказал бы дать вам электрических разрядов. Но это наказание традиционно применяется к низшим сословиям, Я мог бы, разумеется, послать вас на необитаемый остров, но традиционно считается, что это менее благородное наказание, нежели визит к дракону. Видите, сколько соображений приходится принимать во внимание, прежде чем разрешить вам отправиться в последнее путешествие к повелителю космоса. А вы — самодур!» И что же вы думаете? Понял всю вздорность своих утверждений. Голову так повесил грустно, пригорюнился и прошептал: «Простите, ваше королевское величество, я был не прав». Чувствую, Саша, прямо даже какая-то симпатия к нему так и поднимается откуда-то из живота. Так и подмывает простить и помиловать. А нельзя. Не может король быть непоследовательным. Это уж действительно было бы самодурством. Решил казнить — казни! Пусть тебе тяжело, пусть ты внутренне страдаешь, все равно терпи. Теперь вы видите, какова наша королевская доля? Не позавидуешь, клянусь драконом, не позавидуешь. Иной раз так себя жалею, так жалею, бросил бы все к повелителю космоса. А нельзя. Потому что я эш долга. Взялся править — правь. На то ты и король. Обидно только, когда сталкиваешься с неблагодарностью, как с этим эшем, о котором я вам только что рассказывал. О себе только думают. Не хочется, видите ли, чтобы дракон их на сорок частей разделал, а чтоб о своем короле подумать — куда там… Такое падение нравов…
Цурри-Эш устало вздохнул и как-то обмяк, расплылся в своем кресле. Несколько минут он молчал, и я в тысячный раз поражался его искренней убежденности в своем праве казнить и миловать, указывать, кто прав и кто виноват. Может, он и прав, может, без этого и нельзя быть самодержцем. Не знаю, не пробовал. Так это все чудовищно далеко от нашей земной жизни. Хотя были когда-то на Земле короли, цари и диктаторы, которые отличались от Цурри-Эша только количеством глаз и рук.
И все-таки какой же поразительной глухотой и слепотой должно обладать мыслящее существо, чтобы так отгородиться от мыслей, чувств, страданий себе подобные. Эгоцентризм, переходящий в патологию. А может, не так уж не правы историки, утверждающие, что все деспоты должны быть в большей или меньшей степени безумны.
— И знаете, Саша, от чего больше всего устаю? От необходимости рассчитывать каждый свой шаг, от необходимости постоянно напоминать себе, что ты — король. Ловлю себя иногда на том, что уж и мысленно называю себя не иначе как «ваше королевское величество». А как тяжело предвидеть последствия своих шагов! Давеча пятерых футурологов пришлось отправить на остров Дракона. Предсказали одно, а на поверку получилось совсем другое. Вот и завтра тоже садись снова на трон и выполняй функции верховного судьи. Гильдия воров жалуется на моих футурологов. Опять, кажется, намудрили предсказатели. Приходите послушайте.
— Обязательно, ваше величество.
4
— Н-нет, — неуверенно пробормотал коммерсант, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
— Он бы сказал: «Пруззи, принеси мне к вечеру пятьдесят кулей, или ты окажешься на подземной очистке». Вот что сказал бы наш начальник, господин коммерсант. А он человек принципов. Сказал — сделал!
— Может мы зря торгуемся, господин стражник, может наш так сказать, товар уже испустил дух? — Коммерсант нагнулся над лежавшим, приоткрыл ему веко, приложил ухо к груди. — Жив. Ну, хорошо, господин стражник, вы убедили меня. К тому же мне вообще неприятно торговаться над больным эшем. Вот вам десять кулей и пятнадцать вы получите после регистрации.
Стражник посмотрел на противоположную сторону улицы, где шли два эша.
— Может, я лучше предложу больного этим? — спросил стражник. — Смотрите, какие плащи, уж эти-то не станут торговаться из-за лишнего куля. Позвать?
— Экий вы, однако, упорный, — вздохнул коммерсант, — двадцать кулей сейчас, пять потом.
— Дракон с вами, двадцать пять вперед и десять потом.
— М-да, — сказал король, — это уже немного выходит за рамки. Если корпус стражников начнет устраивать на улицах аукционы… Адъютант! — Он повысил голос.
— Слушаюсь, ваше королевское величество, — браво отрапортовал молодой эш с внезапно вспыхнувшего большого экрана.
— Только что по второму монитору некий стражник по имени Пруззи пытался продать доброе дело. Чтобы через полчаса он был здесь.
— Слушаюсь, ваше королевское величество.
Король посмотрел на меня, помолчал, потом, как бы извиняясь, молвил:
— Дело новое. Вот вы недавно рассказывали, как у вас когда-то вводили обязательные прививки детям против оспы. Так и с добрыми делами. Пройдет время, все образуется. Король должен быть мудр и терпелив. Я Двести десятый повелитель эшей в последней династии. И каждый мой предшественник тоже был мудр и терпелив. Представляете себе, сколько это мудрости и терпения? Как говорил мой отец, не забывай, сынок, что все начинания имеют свои окончания. Удивительный был человек мой отец. Правил сорок два года — и ни одной измены среди приближенных придворных. И знаете, как он этого добился? Очень просто: каждый год выгонял всех своих приближенных и набирал новый двор. Он исходил из здравой мысли, что серьезный заговор против короля — дело сложное, хлопотное, требующее уж никак не менее года. Цурри, сынок, говорил он мне, никогда не забывай вулкан Кару-ну. Первый раз я спросил его: «Папочка, при чем тут вулкан?» «Очень просто, сынок. Ты помнишь это жерло, клокочущее от подземного дьявольского жара? Этот грохот, глухой и страшный? Этот запах вонючего подземелья? Так вот, сынок, ты должен помнить, что королевский трон — это тот же вулкан. Еще страшнее, пожалуй. Прислушивайся, принюхивайся и не прозевай сигнал опасности».
Мудрый был человек и справедливый. И повелитель космоса наградил его по заслугам — дал умереть своей смертью.
Должно быть, король прочитал мои мысли. Он нахмурился и обиженно сказал:
— Напрасно вы так улыбаетесь, Саша. Знаете, сколько моих предшественников имели счастье отправиться к повелителю космоса естественным путем? Так вот, друг мой, всего девяносто четыре, то есть много меньше половины. Теперь вы понимаете, что имел в виду мой незабвенный родитель, когда утверждал, что трон наш стоит на вулкане.
— Ваше королевское величество, — доложил адъютант со вновь вспыхнувшего экрана, — по вашему приказанию стражник Пруззи найден и доставлен во дворец.
— Хорошо, — сказал король, — пусть вползет.
— Слушаюсь, ваше королевское величество.
Дверь в комнату тут же распахнулась, и стражник, которого мы уже видели на экране монитора, быстро полз по ковру, не поднимая головы. Наверное, им двигало верноподданнейшее чутье, потому что он распростерся ровно в трех метрах от короля, которые предписывались этикетом, трижды стукнул лбом о пол. Лба стражник не жалел, и удары получились звонкие, бодрые.
— Сегодня вечером ты пытался продать доброе дело стражник. Что ты можешь сказать в свое оправдание? Я справедлив, терпелив и мудр и всегда выслушиваю последнее слово. Говори. Можешь стать на колени.
Стражник одним текучим движением гимнаста оторвался от пола и стал на колени. Но и на коленях он стоял не вертикально, а весьма основательно наклонился вперед, отчего поза его выражала удвоенное почтение и готовность мгновенно сорваться с места и броситься вперед по первому приказу своего повелителя.
— Ваше королевское величество, я не собираюсь оправдываться. Быть наказанным королем Эша — величайшее счастье. И если ваше королевское величество дарует жизнь хотя бы двум моим несмышленым сыновьям, они с гордостью и восторгом будут помнить всю жизнь, что их отец был наказан самим обожаемым повелителем Эша.
— Неплохо сформулировано, — вздохнул король, повернулся ко мне и добавил: — Знают, негодяи, мою слабость к четким и изящным формулировкам, пользуются. Ну так что же ты можешь сказать по существу, Пруззи? Ты пытался продать доброе дело?
— С разрешения вашего королевского величества, ваш недостойный слуга скорее пытался сделать бизнес при помощи служебных обязанностей.
— Объясни.
— Ваше королевское величество, как я мог продать доброе дело, если оно мне не принадлежало? По действующим инструкциям стражникам за доброе дело очки компьютер не начисляет. А стало быть, очки я не продавал. Нельзя продать то, чего у тебя нет. С другой стороны, я действительно попытался сделать небольшой бизнес в размере тридцати пяти кулей, но лишь в качестве благодарности за доброе дело.
— Гм… Ты, случайно, не знаком с трудом королевского экономиста Паззла «Взятка»?
— Так точно, ваше королевское величество! — с лихой горделивостью воскликнул стражник. — Начальник зачитывал нам отрывки.
— Что же ты понял из выводов моего советника?
— Ваше королевское величество, все наши стражники знают наизусть три главных вывода многомудрого господина Паззла.
— Назови их.
— Слушаюсь, ваше королевское величество. Первый: взятка королевского чиновника есть древнейшая и естественнейшая смазка государственного механизма, позволяющая всем его частям и колесам вращаться легко и без скрипа. Второй: чиновник, получающий взятку в разумных традиционных размерах, должен поделиться ею со своим боссом. Это способствует воспитанию у взяткобрателя уважения к королевским чиновникам и развитию философского восприятия мира, потому что, делясь взяткой, он становится одновременно и взяткобрателем и взяткодателем. Третий: взяточничество является наиболее эффективным способом перераспределения богатства.
— Гм, отличная память. Значит, ты не считаешь себя виновным?
— С разрешения вашего королевского величества, мои боссы учили нас, что каждый эш должен всегда считать себя виновным, пока вышестоящий чиновник не решит иначе. Я виновен вообще и в частности в том, что намеревался предложить заболевшего эша двум другим эшам, а это можно квалифицировать как аукцион, что законом запрещено, и как нарушение королевского порядка па улицах.
— Гм… похвальная строгость по отношению к самому себе, стражник. Итак, мой справедливый и мудрый приговор: за попытку устроить аукцион на улице — двадцать электрических разрядов. За отличное знание основополагающего труда о взятках и умение четко формулировать мысли ты будешь награжден, причем награда будет вручена во время экзекуции, дабы она могла смягчить страдания от разрядов. Все.
— Век править королю! — воскликнул стражник и с такой силой трижды стукнул головой о пол, что я был уверен — вот-вот она треснет. Со сверхъестественной способностью к ориентации, которую я не раз наблюдал у должностных лиц Эша, стражник быстро пополз в обратном направлении, ногами вперед. Он ни на мгновение не оторвал лица от пола, но попал ногами не просто в дверь, а в самую ее серединку, деликатно приоткрыл ее ногой же и ловко выскользнул из комнаты.
— Вот так, друг мой, — усмехнулся король. — Кое-кто думает, что самодержец обязательно самодур. Помню, как-то раз приговорил я одного приближенного придворного к визиту к дракону. Не помню уже за что, ну да это и не имеет значения. Так вот, этот неблагодарный и говорит: «Ваше величество, перед тем, как быть разорванным драконом на сорок частей, я хотел бы самым почтительнейшим образом заметить, что вы самодур». У меня даже кровь в лицо бросилась от обиды. Чувствую, все три глаза увлажнились, вот-вот заплачу. «Это почему же я самодур? — спрашиваю. — Извольте объяснить вашу реплику, господин приближенный придворный!» — «Ваше королевское величество, я признаю, что из-за моего небрежения во время королевской охоты электронные гончие не были с должным тщанием проверены, и туп, которого вы должны были загнать, ушел. Но я полагал, что за мой проступок мне следовало бы дать двадцать-тридцать электрических разрядов». Представляете, Саша, какова наглость? Да это почти революция! Я с трудом сдержался и спокойным голосом говорю: «Господин приближенный придворный, сами того не подозревая, вы противоречите себе. Да, если бы я был самодуром, я приказал бы дать вам электрических разрядов. Но это наказание традиционно применяется к низшим сословиям, Я мог бы, разумеется, послать вас на необитаемый остров, но традиционно считается, что это менее благородное наказание, нежели визит к дракону. Видите, сколько соображений приходится принимать во внимание, прежде чем разрешить вам отправиться в последнее путешествие к повелителю космоса. А вы — самодур!» И что же вы думаете? Понял всю вздорность своих утверждений. Голову так повесил грустно, пригорюнился и прошептал: «Простите, ваше королевское величество, я был не прав». Чувствую, Саша, прямо даже какая-то симпатия к нему так и поднимается откуда-то из живота. Так и подмывает простить и помиловать. А нельзя. Не может король быть непоследовательным. Это уж действительно было бы самодурством. Решил казнить — казни! Пусть тебе тяжело, пусть ты внутренне страдаешь, все равно терпи. Теперь вы видите, какова наша королевская доля? Не позавидуешь, клянусь драконом, не позавидуешь. Иной раз так себя жалею, так жалею, бросил бы все к повелителю космоса. А нельзя. Потому что я эш долга. Взялся править — правь. На то ты и король. Обидно только, когда сталкиваешься с неблагодарностью, как с этим эшем, о котором я вам только что рассказывал. О себе только думают. Не хочется, видите ли, чтобы дракон их на сорок частей разделал, а чтоб о своем короле подумать — куда там… Такое падение нравов…
Цурри-Эш устало вздохнул и как-то обмяк, расплылся в своем кресле. Несколько минут он молчал, и я в тысячный раз поражался его искренней убежденности в своем праве казнить и миловать, указывать, кто прав и кто виноват. Может, он и прав, может, без этого и нельзя быть самодержцем. Не знаю, не пробовал. Так это все чудовищно далеко от нашей земной жизни. Хотя были когда-то на Земле короли, цари и диктаторы, которые отличались от Цурри-Эша только количеством глаз и рук.
И все-таки какой же поразительной глухотой и слепотой должно обладать мыслящее существо, чтобы так отгородиться от мыслей, чувств, страданий себе подобные. Эгоцентризм, переходящий в патологию. А может, не так уж не правы историки, утверждающие, что все деспоты должны быть в большей или меньшей степени безумны.
— И знаете, Саша, от чего больше всего устаю? От необходимости рассчитывать каждый свой шаг, от необходимости постоянно напоминать себе, что ты — король. Ловлю себя иногда на том, что уж и мысленно называю себя не иначе как «ваше королевское величество». А как тяжело предвидеть последствия своих шагов! Давеча пятерых футурологов пришлось отправить на остров Дракона. Предсказали одно, а на поверку получилось совсем другое. Вот и завтра тоже садись снова на трон и выполняй функции верховного судьи. Гильдия воров жалуется на моих футурологов. Опять, кажется, намудрили предсказатели. Приходите послушайте.
— Обязательно, ваше величество.
4
Зал королевского совета был полон. На этот раз амфитеатр был заполнен эшами в судейских полосатых плащах и еще какими-то, чью профессиональную или кастовую принадлежность я не мог определить по одежде.
— Высший королевский суд начинает работу, — устало молвил Цурри-Эш и плотнее уселся на троне. — Век править королю!
— Век! — волнами заходило по амфитеатру. Я прислушался, присмотрелся и понял, откуда этот стереоэффект. Похоже было, что обе стороны судебного разбирательства были еще и сторонами в буквальном смысле этого слова: каждая из них занимала одно из крыльев амфитеатра. И соревновались теперь в энтузиазме, с которым славили короля.
— Сегодня его величество король в качестве верховного судьи и хранителя высшей справедливости рассмотрит жалобу гильдии воров на гильдию программистов электронно-вычислительных устройств. Адвокат воров, изложите вашу жалобу.
— Слава справедливейшему из справедливых! — пылко воскликнул пузатый эш в полосатом судейском плаще. — Позвольте, ваше величество, кратко изложить суть дела.
Цурри-Эш слабым движением век изобразил согласие, и пузатый начал выступление:
— Ваше королевское величество, столько, сколько существует цивилизация, существует воровство. По мнению многих ученых, например королевского историка Кразу, воровство существовало даже до возникновения цивилизации, являясь в каком-то смысле ее, так сказать, катализатором.
Крадут, как известно, и животные. По мнению королевского историка Аразу, воровство является одной из функций живого существа и может быть включено в дефиницию живого…
— Может быть, адвокат гильдии воров несколько сократит чисто исторический экскурс? — сказал король.
— Век править! Спасибо вашему королевскому величеству за столь ценную поправку к нашему выступлению! — выкрикнул адвокат. Одно из крыльев амфитеатра ответило одобрительным гулом, другое — легким и почтительным шиканьем. — Итак, ваше королевское величество, можно считать воровство одной из древнейших, а стало быть, и почтеннейших профессий. Как известно, гильдия воров существует на Эше с незапамятных времен и всегда рассматривалась как весьма полезная и даже необходимая общественная организация. Она считала необходимым следить за высоким профессионализмом своих членов, требуя при вступлении в гильдию сдачи суровых и сложных экзаменов. Она таким образом оберегала общество от любителей, ибо любители и только любители всегда были ответственны за эксцессы при воровстве, за никому не нужное повреждение частной и королевской собственности и даже жертвы. Наконец, гильдия всегда строго следила за оптимальным численным составом своих членов, тогда как любительство ведет к бесконтрольному воровству. Гильдия также всегда требовала соблюдения ее членами воровской этики, которая, как известно, отличается на Эше высокими нравственными критериями.
Так продолжалось века, пока не были изобретены компьютеры. Как только они стали использоваться в банковском деле. при всевозможных платежах, появились случаи, когда особо ловкие программисты ухитрялись различными тонкими манипуляциями переводить на свои счета довольно крупные суммы. Так, например, старший программист Первого коммерческого банка Угорры некто Пуарс ухитрился за год перевести на свой счет не более не менее как один миллион двести тысяч кулей. Ряд членов гильдии поставил вопрос о приеме программистов-воров в нашу гильдию. Но абсолютное большинство на ежегодном заседании с негодованием отвергло эту идею. Выступавшие подчеркивали, что настоящий вор — традиционно честный эш, зарабатывающий на жизнь нелегким трудом карманника, домушника, медвежатника и так далее. Ремесло это требует многолетнего обучения, труда, способностей, постоянной тренировки. Оно сопряжено с риском. Отсюда и профессиональная гордость и вполне понятное стремление предстать в глазах общества в наилучшем виде. Гильдия тратит до двух миллионов кулей в год на рекламную кампанию в прессе и других средствах массовой информации под лозунгом: «Воровство не зло, а полезная для общества профессия».
Программист же для нас существо презренное. Мы скрещиваем свои умы, свою ловкость, свой талант с умами, ловкостью, талантами других эшей. Другими словами, мы крадем в честном состязании. Или мы украдем, или нас поймают. Программисты же крадут в некотором смысле у машины. У интегральных цепей и полупроводниковых приборов. С точки зрения гильдии это безнравственно. К тому же, признаюсь, ваше королевское величество, многим заслуженным членам гильдии, почтенным виртуозам бритвы и отмычки, больно и неприятно было наблюдать, как какие-то молодые выскочки воруют в десятки раз больше и легче их. Вначале мы обратились с петицией сократить или вовсе прекратить практику использования компьютеров для различных банковских операций. Выяснилось, что это, увы, невозможно. Тогда мы попросили министерство юстиции, полиции и очистных сооружений усилить борьбу с ворами-программистами и увеличить им наказание. Министерство пошло нам навстречу. Так, за один лишь прошлый год двенадцать программистов было брошено дракону, двадцать семь отправлены на необитаемый драконов остров, сто два получили различные дозы электрических ударов.
К сожалению, все эти меры не возымели желаемого действия. Воры-программисты продолжали беззастенчиво обманывать доверчивые компьютеры. Тогда гильдия обратилась к футурологам. По их указанию была проведена новая интенсивная кампания с целью повышения престижа традиционных воров и выставления программистов в виде презренных врагов общества и прогресса. Мы устраивали лекции, состязания, выставки. Особым успехом пользовались состязания. На сцену приглашались желающие, десять или пятнадцать эшей. Среди них действовал карманник, в лицо его не знали. По правилам состязания, любой эш, схвативший вора за руку в момент совершения кражи, получал крупный приз. В зале устанавливались телемониторы, а на потолке сцены передающие камеры. Зрители могли видеть, как ловко, как виртуозно работают карманники, какой артистичностью и талантом нужно обладать, чтобы буквальна опустошить карманы людей на сцене, каждый из которых ждал, готовился к этому. Верите, ваше королевское величество, сотни раз аудитории разражались восторженными аплодисментами, глядя, как их товарищи на сцене подозрительно крутят головами во все стороны в то время, как у них из карманов как бы сами собой вылезали бумажники: «Вы как заклинатели змей, — сокрушался как-то один из обчищенных на сцене. — Вы не вытаскиваете ничего из карманов. Вы заставляете содержимое их выползать прямо к вам в руки».
А состязания, пропагандирующие ловкость наших квартирных воров! Позволю напомнить, ваше королевское, величество, как они устраивались. На сцене сооружался макет дома или квартиры, и в десяти-пятнадцати местах, на полу, в стенах, в мебели, мы прятали чувствительные микрофоны, соединенные через мощные усилители с динамиками в зале. По условиям состязания, чтобы получить приз, нужно было пройти от входа в квартиру до небольшого сейфа, стараясь произвести как можно меньше шума. Свет на сцене убавляли, чтобы участник состязания нащупывал свой путь в полутьме. Повелитель космоса, как веселились собравшиеся, когда через шаг или два в динамиках слышался чудовищный грохот от перевернутого стула или визг домашнего тука от прищемленного хвоста! Один, второй, третий — ни одному из любителей не удавалось дойти до сейфа. И вот на сцену выходил профессионал. Ведущий торжественно объявлял: «Уважаемые эши, мы рады представить вам непревзойденного мастера взлома, героя ста с лишним краж, со средним годовым доходом в семьдесят тысяч кулей, эша, который за восемнадцать лет интенсивной практики провел на очистных сооружениях всего шесть месяцев. Просим приветствовать!» Эши хлопали герою и потом с восторгом следили, как изящно, ловко, даже грациозно скользил вор по квартире, скользил быстро и бесшумно, как летучий хруни, что умеет видеть в темноте. Повелитель космоса, в какой восторг приходили эши от такого искусства!
А замочные конкурсы! Наши профессионалы демонстрировали поистине феноменальное искусство открывания замков, причем, заметьте, замков не своих, а тех, что им передавала публика. Они вскрывали сейфы, открывали замки на ощупь, с завязанными глазами, одной рукой.
Престиж воровских наших традиционных профессий вырос необыкновенно. Мы начали было надеяться, что одолели программистов в заочной битве, но, к своему смятению, начали убеждаться, что повышение престижа повлекло за собой совершенно непредвиденные последствия. Как тут не вспомнить шутку кулинаров: по-настоящему вкусное блюдо можно приготовить только по рецепту. Но рецепт этот можно составить, только приготовив по-настоящему вкусное блюдо.
Члены гильдии начали замечать, что им все труднее и труднее становится работать. Один из лучших наших специалистов жаловался недавно на собрании секции карманников: господа, не могу понять, что происходит. Ранее я работал совершенно спокойно. В день, не перенапрягаясь, делал три-четыре сумочки, изымал до десятка бумажников, не говоря уже о карманах в россыпь. А сейчас с трудом выполняю четверть этой работы, причем то и дело почти что хватают за руку. Происходит самое страшное, господа, начинаешь терять в себе уверенность. По ночам мне снятся капканы, которые сжимают мои пальцы в чужих карманах. Это ужасно, господа, и этому есть только одно объяснение: эши, которым мы с такой гордостью демонстрировали свое искусство, стали опытнее и осторожнее. Они открыли для себя множество маленьких хитростей, которые необыкновенно усложняют нашу работу. Я не знаю, что со мной будет, господа, не знаю, как сумею воспитать своих детей.
А совсем на днях один из опытнейших наших квартирных воров влез в дом, причем в дом, который он очищал дважды. Не успел он тихонько соскользнуть с подоконника, как вдруг сам по себе зажегся яркий свет и мужской голос сказал из динамика: «Поздравляем с проникновением, маэстро. Просим прощения, что установили на окне тепловой датчик».
Ваше королевское величество, в гильдии разброд и роптание. Многие члены говорят, что нечего было ополчаться против программистов, что, мол, во всем виноваты ретрограды, засевшие в правлении. Что прогресс есть прогресс, и надо было не бороться против программистов, а открыть на средства гильдии колледж по подготовке воров-программистов для работы на компьютерах.
Ваше королевское величество, хранитель и воплощение высшей справедливости! Гильдия воров Эша припадает к вашим стопам с покорнейшей просьбой принять меры против жуликов-программистов. Да, ваше королевское величество, жуликов, ибо ни один из тех, кто обманывает машину, не достоин звания вора. Обмануть машину — это все равно что отнять монетку у маленького ребенка, который пошел купить себе конфету у уличного торговца.
Ваше королевское величество, сегодня компьютеры при всей их высокой эффективности всего-навсего бездушные машины. Но не завтра, так послезавтра в этих ящиках с проводками и полупроводниками может зародиться настоящий искусственный интеллект. Можем ли мы позволить, чтобы эти неокрепшие умы росли в атмосфере циничного жульничества? Можем ли мы представить все последствия такого воспитания? А что, если машины начнут жульничать по своей воле? Ваше королевское величество, всех нас, ваших верноподданных слуг, охватывает ужас при мысли о том хаосе, который может возникнуть в королевстве, если презренные нечестные программисты обучат свои компьютеры воровству и жульничеству.
Ваше королевское величество, гильдия воров припадает к вашим стопам с покорнейшей просьбой как-то приструнить воров-программистов. Я кончил.
Почтительный гул одобрения пронесся по крылу амфитеатра, где сидели члены гильдии и их адвокаты. Противоположное крыло не менее почтительно зашикало.
Вперед вышел еще один адвокат, такой худой, что казалось, начинен он был не живыми внутренностями, а состоял из печатных схем. Он стал на колени, трижды гулко ударил головой о пол и молвил:
— Ваше королевское величество, разрешите мне ответить на… я не нахожу слов, чтобы дать определение тому чудовищному потоку лжи, диффамации, игре на предрассудках и, наконец, невежеству, которые мой уважаемый коллега столь нагло обрушил на вас, ваше королевское величество.
Компьютерная сторона сладострастно застонала от восторга, а Цурри-Эш нахмурился и сказал:
— Адвокат, меньше волнуйтесь из-за определений, для этого существует королевский научный совет, излагайте нам факты.
— Истинно так, ваше королевское величество! Факты и только факты составят фундамент, а также стены и крышу наших построений…
— Не понимаю, адвокат, либо вы собираетесь изложить свои соображения, либо что-то строить…
Цурри-Эш слегка улыбнулся, видимо очень довольный своим остроумием, а воровская часть амфитеатра покатилась со смеху. Смех был необыкновенно выразителен: в нем слышалось, и презрение к противнику, и почтительная сдержанность, предписываемая этикетом, и восхищение остроумием верховного судьи.
— Ваше королевское величество, позвольте мне от лица пятидесяти тысяч программистов выразить вам глубочайшую признательность за столь ценные указания. Да, ваше королевское величество, следуя вашим указаниям, мы не будем ничего строить, мы будем лишь излагать сухие факты. Компьютеры, как известно, эмоций не имеют и их не понимают. Они понимают лишь сухой язык данных, заложенный в программе. Поэтому мои подзащитные — это эши, привыкшие оперировать только фактами, а не эмоциями, которыми пытался жонглировать мой уважаемый коллега. Я преклоняюсь перед его профессиональной добросовестностью… — Глухой ропот недовольства прошелестел по лагерю программистов, а члены гильдии захлопали. Но адвокат поднял руку, призывая к тишине, и продолжал: — Да, господа, профессиональной добросовестностью, ибо чем же еще можно объяснить его смешные попытки, да что попытки, жалкие потуги оправдать неоправдаемое, защитить незащитимое, бросить тень на незатемняемое!
— Высший королевский суд начинает работу, — устало молвил Цурри-Эш и плотнее уселся на троне. — Век править королю!
— Век! — волнами заходило по амфитеатру. Я прислушался, присмотрелся и понял, откуда этот стереоэффект. Похоже было, что обе стороны судебного разбирательства были еще и сторонами в буквальном смысле этого слова: каждая из них занимала одно из крыльев амфитеатра. И соревновались теперь в энтузиазме, с которым славили короля.
— Сегодня его величество король в качестве верховного судьи и хранителя высшей справедливости рассмотрит жалобу гильдии воров на гильдию программистов электронно-вычислительных устройств. Адвокат воров, изложите вашу жалобу.
— Слава справедливейшему из справедливых! — пылко воскликнул пузатый эш в полосатом судейском плаще. — Позвольте, ваше величество, кратко изложить суть дела.
Цурри-Эш слабым движением век изобразил согласие, и пузатый начал выступление:
— Ваше королевское величество, столько, сколько существует цивилизация, существует воровство. По мнению многих ученых, например королевского историка Кразу, воровство существовало даже до возникновения цивилизации, являясь в каком-то смысле ее, так сказать, катализатором.
Крадут, как известно, и животные. По мнению королевского историка Аразу, воровство является одной из функций живого существа и может быть включено в дефиницию живого…
— Может быть, адвокат гильдии воров несколько сократит чисто исторический экскурс? — сказал король.
— Век править! Спасибо вашему королевскому величеству за столь ценную поправку к нашему выступлению! — выкрикнул адвокат. Одно из крыльев амфитеатра ответило одобрительным гулом, другое — легким и почтительным шиканьем. — Итак, ваше королевское величество, можно считать воровство одной из древнейших, а стало быть, и почтеннейших профессий. Как известно, гильдия воров существует на Эше с незапамятных времен и всегда рассматривалась как весьма полезная и даже необходимая общественная организация. Она считала необходимым следить за высоким профессионализмом своих членов, требуя при вступлении в гильдию сдачи суровых и сложных экзаменов. Она таким образом оберегала общество от любителей, ибо любители и только любители всегда были ответственны за эксцессы при воровстве, за никому не нужное повреждение частной и королевской собственности и даже жертвы. Наконец, гильдия всегда строго следила за оптимальным численным составом своих членов, тогда как любительство ведет к бесконтрольному воровству. Гильдия также всегда требовала соблюдения ее членами воровской этики, которая, как известно, отличается на Эше высокими нравственными критериями.
Так продолжалось века, пока не были изобретены компьютеры. Как только они стали использоваться в банковском деле. при всевозможных платежах, появились случаи, когда особо ловкие программисты ухитрялись различными тонкими манипуляциями переводить на свои счета довольно крупные суммы. Так, например, старший программист Первого коммерческого банка Угорры некто Пуарс ухитрился за год перевести на свой счет не более не менее как один миллион двести тысяч кулей. Ряд членов гильдии поставил вопрос о приеме программистов-воров в нашу гильдию. Но абсолютное большинство на ежегодном заседании с негодованием отвергло эту идею. Выступавшие подчеркивали, что настоящий вор — традиционно честный эш, зарабатывающий на жизнь нелегким трудом карманника, домушника, медвежатника и так далее. Ремесло это требует многолетнего обучения, труда, способностей, постоянной тренировки. Оно сопряжено с риском. Отсюда и профессиональная гордость и вполне понятное стремление предстать в глазах общества в наилучшем виде. Гильдия тратит до двух миллионов кулей в год на рекламную кампанию в прессе и других средствах массовой информации под лозунгом: «Воровство не зло, а полезная для общества профессия».
Программист же для нас существо презренное. Мы скрещиваем свои умы, свою ловкость, свой талант с умами, ловкостью, талантами других эшей. Другими словами, мы крадем в честном состязании. Или мы украдем, или нас поймают. Программисты же крадут в некотором смысле у машины. У интегральных цепей и полупроводниковых приборов. С точки зрения гильдии это безнравственно. К тому же, признаюсь, ваше королевское величество, многим заслуженным членам гильдии, почтенным виртуозам бритвы и отмычки, больно и неприятно было наблюдать, как какие-то молодые выскочки воруют в десятки раз больше и легче их. Вначале мы обратились с петицией сократить или вовсе прекратить практику использования компьютеров для различных банковских операций. Выяснилось, что это, увы, невозможно. Тогда мы попросили министерство юстиции, полиции и очистных сооружений усилить борьбу с ворами-программистами и увеличить им наказание. Министерство пошло нам навстречу. Так, за один лишь прошлый год двенадцать программистов было брошено дракону, двадцать семь отправлены на необитаемый драконов остров, сто два получили различные дозы электрических ударов.
К сожалению, все эти меры не возымели желаемого действия. Воры-программисты продолжали беззастенчиво обманывать доверчивые компьютеры. Тогда гильдия обратилась к футурологам. По их указанию была проведена новая интенсивная кампания с целью повышения престижа традиционных воров и выставления программистов в виде презренных врагов общества и прогресса. Мы устраивали лекции, состязания, выставки. Особым успехом пользовались состязания. На сцену приглашались желающие, десять или пятнадцать эшей. Среди них действовал карманник, в лицо его не знали. По правилам состязания, любой эш, схвативший вора за руку в момент совершения кражи, получал крупный приз. В зале устанавливались телемониторы, а на потолке сцены передающие камеры. Зрители могли видеть, как ловко, как виртуозно работают карманники, какой артистичностью и талантом нужно обладать, чтобы буквальна опустошить карманы людей на сцене, каждый из которых ждал, готовился к этому. Верите, ваше королевское величество, сотни раз аудитории разражались восторженными аплодисментами, глядя, как их товарищи на сцене подозрительно крутят головами во все стороны в то время, как у них из карманов как бы сами собой вылезали бумажники: «Вы как заклинатели змей, — сокрушался как-то один из обчищенных на сцене. — Вы не вытаскиваете ничего из карманов. Вы заставляете содержимое их выползать прямо к вам в руки».
А состязания, пропагандирующие ловкость наших квартирных воров! Позволю напомнить, ваше королевское, величество, как они устраивались. На сцене сооружался макет дома или квартиры, и в десяти-пятнадцати местах, на полу, в стенах, в мебели, мы прятали чувствительные микрофоны, соединенные через мощные усилители с динамиками в зале. По условиям состязания, чтобы получить приз, нужно было пройти от входа в квартиру до небольшого сейфа, стараясь произвести как можно меньше шума. Свет на сцене убавляли, чтобы участник состязания нащупывал свой путь в полутьме. Повелитель космоса, как веселились собравшиеся, когда через шаг или два в динамиках слышался чудовищный грохот от перевернутого стула или визг домашнего тука от прищемленного хвоста! Один, второй, третий — ни одному из любителей не удавалось дойти до сейфа. И вот на сцену выходил профессионал. Ведущий торжественно объявлял: «Уважаемые эши, мы рады представить вам непревзойденного мастера взлома, героя ста с лишним краж, со средним годовым доходом в семьдесят тысяч кулей, эша, который за восемнадцать лет интенсивной практики провел на очистных сооружениях всего шесть месяцев. Просим приветствовать!» Эши хлопали герою и потом с восторгом следили, как изящно, ловко, даже грациозно скользил вор по квартире, скользил быстро и бесшумно, как летучий хруни, что умеет видеть в темноте. Повелитель космоса, в какой восторг приходили эши от такого искусства!
А замочные конкурсы! Наши профессионалы демонстрировали поистине феноменальное искусство открывания замков, причем, заметьте, замков не своих, а тех, что им передавала публика. Они вскрывали сейфы, открывали замки на ощупь, с завязанными глазами, одной рукой.
Престиж воровских наших традиционных профессий вырос необыкновенно. Мы начали было надеяться, что одолели программистов в заочной битве, но, к своему смятению, начали убеждаться, что повышение престижа повлекло за собой совершенно непредвиденные последствия. Как тут не вспомнить шутку кулинаров: по-настоящему вкусное блюдо можно приготовить только по рецепту. Но рецепт этот можно составить, только приготовив по-настоящему вкусное блюдо.
Члены гильдии начали замечать, что им все труднее и труднее становится работать. Один из лучших наших специалистов жаловался недавно на собрании секции карманников: господа, не могу понять, что происходит. Ранее я работал совершенно спокойно. В день, не перенапрягаясь, делал три-четыре сумочки, изымал до десятка бумажников, не говоря уже о карманах в россыпь. А сейчас с трудом выполняю четверть этой работы, причем то и дело почти что хватают за руку. Происходит самое страшное, господа, начинаешь терять в себе уверенность. По ночам мне снятся капканы, которые сжимают мои пальцы в чужих карманах. Это ужасно, господа, и этому есть только одно объяснение: эши, которым мы с такой гордостью демонстрировали свое искусство, стали опытнее и осторожнее. Они открыли для себя множество маленьких хитростей, которые необыкновенно усложняют нашу работу. Я не знаю, что со мной будет, господа, не знаю, как сумею воспитать своих детей.
А совсем на днях один из опытнейших наших квартирных воров влез в дом, причем в дом, который он очищал дважды. Не успел он тихонько соскользнуть с подоконника, как вдруг сам по себе зажегся яркий свет и мужской голос сказал из динамика: «Поздравляем с проникновением, маэстро. Просим прощения, что установили на окне тепловой датчик».
Ваше королевское величество, в гильдии разброд и роптание. Многие члены говорят, что нечего было ополчаться против программистов, что, мол, во всем виноваты ретрограды, засевшие в правлении. Что прогресс есть прогресс, и надо было не бороться против программистов, а открыть на средства гильдии колледж по подготовке воров-программистов для работы на компьютерах.
Ваше королевское величество, хранитель и воплощение высшей справедливости! Гильдия воров Эша припадает к вашим стопам с покорнейшей просьбой принять меры против жуликов-программистов. Да, ваше королевское величество, жуликов, ибо ни один из тех, кто обманывает машину, не достоин звания вора. Обмануть машину — это все равно что отнять монетку у маленького ребенка, который пошел купить себе конфету у уличного торговца.
Ваше королевское величество, сегодня компьютеры при всей их высокой эффективности всего-навсего бездушные машины. Но не завтра, так послезавтра в этих ящиках с проводками и полупроводниками может зародиться настоящий искусственный интеллект. Можем ли мы позволить, чтобы эти неокрепшие умы росли в атмосфере циничного жульничества? Можем ли мы представить все последствия такого воспитания? А что, если машины начнут жульничать по своей воле? Ваше королевское величество, всех нас, ваших верноподданных слуг, охватывает ужас при мысли о том хаосе, который может возникнуть в королевстве, если презренные нечестные программисты обучат свои компьютеры воровству и жульничеству.
Ваше королевское величество, гильдия воров припадает к вашим стопам с покорнейшей просьбой как-то приструнить воров-программистов. Я кончил.
Почтительный гул одобрения пронесся по крылу амфитеатра, где сидели члены гильдии и их адвокаты. Противоположное крыло не менее почтительно зашикало.
Вперед вышел еще один адвокат, такой худой, что казалось, начинен он был не живыми внутренностями, а состоял из печатных схем. Он стал на колени, трижды гулко ударил головой о пол и молвил:
— Ваше королевское величество, разрешите мне ответить на… я не нахожу слов, чтобы дать определение тому чудовищному потоку лжи, диффамации, игре на предрассудках и, наконец, невежеству, которые мой уважаемый коллега столь нагло обрушил на вас, ваше королевское величество.
Компьютерная сторона сладострастно застонала от восторга, а Цурри-Эш нахмурился и сказал:
— Адвокат, меньше волнуйтесь из-за определений, для этого существует королевский научный совет, излагайте нам факты.
— Истинно так, ваше королевское величество! Факты и только факты составят фундамент, а также стены и крышу наших построений…
— Не понимаю, адвокат, либо вы собираетесь изложить свои соображения, либо что-то строить…
Цурри-Эш слегка улыбнулся, видимо очень довольный своим остроумием, а воровская часть амфитеатра покатилась со смеху. Смех был необыкновенно выразителен: в нем слышалось, и презрение к противнику, и почтительная сдержанность, предписываемая этикетом, и восхищение остроумием верховного судьи.
— Ваше королевское величество, позвольте мне от лица пятидесяти тысяч программистов выразить вам глубочайшую признательность за столь ценные указания. Да, ваше королевское величество, следуя вашим указаниям, мы не будем ничего строить, мы будем лишь излагать сухие факты. Компьютеры, как известно, эмоций не имеют и их не понимают. Они понимают лишь сухой язык данных, заложенный в программе. Поэтому мои подзащитные — это эши, привыкшие оперировать только фактами, а не эмоциями, которыми пытался жонглировать мой уважаемый коллега. Я преклоняюсь перед его профессиональной добросовестностью… — Глухой ропот недовольства прошелестел по лагерю программистов, а члены гильдии захлопали. Но адвокат поднял руку, призывая к тишине, и продолжал: — Да, господа, профессиональной добросовестностью, ибо чем же еще можно объяснить его смешные попытки, да что попытки, жалкие потуги оправдать неоправдаемое, защитить незащитимое, бросить тень на незатемняемое!