Юрин Денис. Охота на короля

   Парни за воротами походили на него в те далекие дни, такие же оборванные, продрогшие и усталые. По счастливой случайности им удалось угнать три кареты, и голод погнал их к ближайшему городу, чтобы за гроши и с риском для жизни сбыть краденый товар. Пустой желудок, дождь и холод притупили страх быть пойманными. Хоть путники были и при вполне хорошем оружии, но их протертые до дыр плащи и рваные шляпы, надвинутые на самые брови, не оставляли сомнений, что одежонка была с чужого плеча, изрядно поношенной и давно не снимаемой. Лиц чужаков Марвет не увидел, поскольку лбы закрывали шляпы, а поистрепавшиеся шарфы были туго намотаны до самых глаз; злых глаз, смотревших на мир с отрешенной жестокостью и безразличием.
   Странники не сидели по каретам, спасаясь от холода и проливного дождя, одно только это уже казалось подозрительным. Они стояли вместе, плотно прижавшись друг к другу и о чем-то шептались, точнее, говорил только один, остальные внимательно слушали и едва заметно кивали. «Указания, подлец, выдает, на случай если мы их схватить попытаемся, – подумал Марвет, пытавшийся придумать, как задержать бродяг, но при этом не рисковать и не открывать перед ними ворота. Никто не знал, сколько еще таких же голодранцев притаилось возле стены и в городском рве: возможно, никого, а может, и пара десятков. – Ребята, видать, тертые, оружие у них хоть куда, да и сами не первый день глотки купцам режут. От таких жди беды. Нет, пускай эту шваль стражники из города ловят или герцогские прихвостни, мне все равно кто, но только не я, не открою ворота!»
   Предводитель бродяг каким-то странным образом почувствовал обращенный на него взгляд. Он поднял голову и, жестом приказав товарищам разойтись, стал неотрывно смотреть на узкую щель смотрового окошка, потом пошел, пошел вперед быстро и уверенно, четко поставленным шагом солдата. Марвет испугался, испугался неизвестно чего, испугался по-детски искренне, как боится розог школяр, застигнутый за списыванием. Рука сотника сама потянулась к рукоятке и задвинула ржавую, раздражающе скрипящую при движении в пазах задвижку. Ноги сами развернули тело хозяина и хотели унести его как можно дальше от этого места, но было поздно: за спиной раздался стук, а всего через миг вслед за ним из-за ворот прозвучал мелодичный мужской голос:
   – Открывай, Марвет, не будь дураком! Не отдашь долг сейчас, хуже будет!
   Находившиеся рядом солдаты удивленно смотрели на своего бесстрашного командира, чем-то явно напуганного в этот миг. Они не понимали, чего, или точнее кого, страшился их сотник, человек, способный в одиночку пойти на свирепого вутера, не говоря уже о простых кабанах, чьи черепа сотник ловко дробил всего одним метким ударом тяжелой булавы. Марвет и сам не мог понять своего ужасно глупого поступка, трусливого бегства на глазах терявших к нему уважение подчиненных. Однако злобный червяк, засевший у него в голове, продолжал гнать воина от ворот. Некоторые называют этого подлого бесенка предчувствием, другим более импонирует слово «интуиция», но сути дела это не меняет. Марвет не мог объяснить свой поступок, но чувствовал, что делал все правильно.
   За спиной удалившегося уже на двадцать шагов от ворот раздался подлый смешок, затем другой. Чувства человека в подобных ситуациях заметно обостряются. Марвет услышал обрывки разговора и шепот в рядах солдат, очень нехороший шепот. Поняв, что если просто уйдет, то сделает еще хуже, прежде всего себе, сотник резко развернулся на каблуках и, буквально промчавшись обратно к воротам мимо группки притихших с перепугу ополченцев, без слов и объяснений роздал словоохотливым ротозеям с дюжину увесистых оплеух. Кровь застучала в висках ветерана, желание быстрее разобраться с непрошеными посетителями и забыть эту историю, как кошмарный сон, придало сил впервые за многие годы струсившему солдату.
   – Ну, чо ты орешь, чо хавку дурную разинул?! – выпалил на одном дыхании Марвет, чуть не сорвав с пазов заевшую задвижку. – Откуда ты меня знаешь, паскудник?! Чо еще за долг такой и чо тебе ворота-то сделали?!
   – Ух ты, – вдруг рассмеялся предводитель бродяг. – Целых пять вопросов за раз, а нас-то тут всего четверо. Может, один вопросик по доброте душевной скинешь? Тогда по вопросу на брата придется. Нельзя ставить невыполнимых задач. Одна глотка за раз всего один ответ дать способна.
   Чужак насмехался, внутри сотника закипал вулкан гнева, затушить который не смогла бы ни врожденная осторожность, ни трезвый расчет и уж тем более ни эфемерная интуиция. Путник почувствовал, что творилось в голове воеводы, и, как настоящий мудрец, не доводящий конфликт до грубого, физического разрешения, нанес удар на опережение: не дав грозно сверкавшему глазами оппоненту времени на ответ, снял с головы шляпу и размотал шарф.
   Что-то вырвалось изо рта сотника, что-то тихое и жалобное: то ли всхлип, то ли сдавленный вздох. Марвет мгновенно узнал волевое лицо путника, его смотрящие сквозь собеседника глаза и уродливый косой шрам, идущий через весь лоб. Он действительно знал чужеземца с загорелой кожей, притом видел его совсем недавно, когда их маленький городишко посетил экспедиционный отряд «Небесной Братии». Это был тот самый рыцарь в перистом шлеме, командир поисковой группы, ищущей в Лютене переодетого колдуна со странным именем Вебалс.
   – Вижу, узнал, – хмыкнул Жанор Мерун, тут же вновь надев на голову шляпу и натянув ее до бровей. – Давай открывай, мы уже изрядно намерзлись. Не будешь глупить, и все обойдется. Ты меня знаешь, я слово держу.
   – Пошто…
   – Заткнись и делай, что говорят, а то осерчаю, – перебил сотника Жанор, без злобы и ни на йоту не повышая мелодичного голоса. – Прогонишь сейчас, я завтра свой отряд приведу. Камня на камне от вашего городишки не оставим.
   Марвет кивнул, правда, Наставник Ордена этого не заметил, и тут же отдал приказ столпившимся позади него ополченцам открыть городские ворота. Через миг заскрипели ржавые засовы, и створки медленно поползли в стороны. Не дожидаясь, пока ворота откроются полностью, переодетые рыцари повскакали на козлы и погнали в город лошадей. Стоять перед воротами остался лишь сам Мерун, сначала он кивнул головой, а затем и настойчиво замахал рукой, подзывая подойти недогадливого сотника. На вялых, подкашивающихся ногах огорошенный таким поворотом событий Марвет побрел в сторону рыцаря.
   – Нам нужен большой дом с тихим двориком, естественно, без жильцов и любопытных соседей. Даю тебе четверть часа, чтобы такой найти. Потом сам займусь, но ты уж не обессудь, если ненароком кому важному в вашем захолустье хвост отдавлю. Все, иди, когда размещаться закончим, найди меня, получишь новые указания!
   Бывают люди, не ценящие гостеприимства и ведущие себя везде как у себя дома. А зачем им осложнять жизнь формальностями, если на их стороне власть и сила?
 
   Маленький городок Лютен еще спал, хотя вскоре некоторые из его обитателей уже должны были просыпаться. Стражники утренней смены, заступающие на посты во время туманных и промозглых сумерек, когда до восхода солнца остается еще пара часов. Заботливые женушки, задумавшие побаловать мужей и детей (различий кумушки порой совсем не замечают) свежеиспеченным караваем душистой сдобы. Чистильщики улиц, бессовестное племя лоботрясов и пропойц, обиженные на весь мир и поэтому мечтающие потопить его в сточных водах и заполонить отходами. Впрочем, городские уборщики не любили вставать ни свет ни заря и добросовестно относились к своим обязанностям лишь по выходным, когда городская верхушка тоже поднималась со вторыми петухами, чтобы с третьими, как и рядовые обыватели, досыпать уже в церкви.
   В общем, формально утро уже наступило, но город еще почивал, хотя в одном из домов, до этой ночи заброшенном и частично разобранном хозяйственными соседями, уже горел свет. В старом сарае, наспех переделанном в конюшню, ютилась и жалобно ржала дюжина непоеных жеребцов, во дворе было тесно от карет и сонных людей, лениво заносивших в заселяемый дом огромные тюки, корзины с провизией и обитые железом сундуки. Работа, конечно же, не кипела, но все-таки шла. Среди общей суеты бездельничало лишь пятеро лоботрясов. Трое из них сидели на крыльце и внимательно следили, чтобы разбуженные посреди ночи мужики не вздумали сунуть любопытные носы в господские сундуки или, что еще хуже, прикарманить парочку приглянувшихся вещиц. Двое других, как и вооруженные до зубов надсмотрщики, тоже были заняты важным делом: засели в самой большой из комнат второго этажа и в перерывах между распитием согревающего кровь, но противного на вкус вина, вели разговор на повышенных тонах.
   – Забылся, с кем говоришь, лапотник?! – в излюбленной манере, не повышая голоса, но сурово и строго, привел неоспоримый аргумент Мерун, уставший от жалких пререканий и тщетных потуг сотника выставить его таинственную компанию из города.
   Для усиления эффекта и чтобы еще раз подчеркнуть неоспоримость своих слов и беспрекословность приказов, Мерун выплеснул остатки вина из бокала на пол, притом так близко от ног сотника, что половина из них оказались на штанах и сапогах поджавшего губы Марвета.
   – Отчего ж, помню, как же такое забыть? – усилием воли поборов желание сгрести в охапку и выкинуть важную персону из окна, произнес сотник. – Да вот только сомнения меня гложут, уж больно странно все. Являетесь среди ночи, без формы и фанфар, как разбойник лесной одетый. Командуете, приказываете, но почему-то городскому управителю показываться не желаете… А может, господин хороший, вы чего натворили и теперь в бегах? Может, я не властям содействую, а преступника покрываю?
   – За одни только подобные речи тебя стоило бы посадить на кол, – флегматично заметил Мерун, наливая в бокал новую порцию вина, которой он, по-видимому, решил оросить рубаху и бороду собеседника, – но порой я бываю необычайно мягок и терпелив. Заметь, поэтому, и только поэтому, я пропускаю твой бред мимо ушей. У меня неограниченные полномочия, как от Великого Патриарха, так и от твоего вшивого короля, я могу выжечь твой город дотла, превратить его в груду камня и пепла. Недавно я мог приказать разрубить тебя на куски и скормить собакам, притом на глазах у всего провинциального сброда: и управителя, и твоих недотеп-ополченцев. Я не сделал этого, так будь благодарен и пятки мои лижи, а не перечь! Кто ты такой и кто таков твой жалкий управитель, чтобы осмеливаться показываться мне на глаза, если я этого не желаю? Прекрати тратить мое время, у меня много дел, о которых тебе, кстати, и знать-то не положено. Я пробуду здесь столько, сколько пожелаю, и буду заниматься тем, чем захочу! Кто нос на двор сунет, вздерну, впрочем, для самого управителя вашего городка я все-таки сделаю исключение: пожелает, дурень, зайти, вздернуть не вздерну, но собственноручно перед воротами, на глазах у всей черни выпорю! Все, пшел вон, утомил!
 
   Марвет стерпел и послушно удалился, в который раз сожалея, что не послушался свой интуиции и все-таки открыл проклятые ворота. Прождали бы рыцари до утра, все было бы совершенно не так, тяжкий груз принятия решения и ответственности легли бы не на его плечи, а повисли бы пудовыми гирями на шее городского главы. Теперь же он был в незавидном положении, должен был молчать, спасая верхушку Лютена от их же глупости. Амбициозные купчины, дорвавшиеся до власти в провинциальном городке, явно полезли бы на рожон. В их захудалый городок слишком долго не заглядывали важные господа, и даже дворянчики средней руки объезжали его стороной. Управитель и вся его раболепная свора чувствовали себя полновластными хозяевами, они непременно стали бы докучать путешествующему инкогнито рыцарю Ордена и поплатились бы за дерзость головами, не забыв за компанию втянуть в неприятности и его. Бесцельно бродя по улочкам в ранний утренний час, Марвет напряженно размышлял, пытаясь «сориентироваться» в сложной ситуации и принять единственно верное решение: идти с докладом к городскому управителю или затаиться, надеясь, что проклятый храмовник пробудет в Лютене не так уж и долго, и за это время ничего не случится. Ломая голову над сложной задачей, сотник бродил по лужам более часа, но в конце концов принял решение и отправился спать в казарму. Уж лучше прогневать светские власти и лишиться поста, чем потерять голову и бессмертную душу. Если верить базарным слухам, а сотник им верил, рыцари Ордена были способны на всякое, гневить их не хотелось ни при каких обстоятельствах.
   – Сомнения его, видишь ли, гложут, – тихо проворчал Мерун, как только за сотником закрылась дверь и со скрипучей лестницы донеслись его тяжелые шаги. – Мне тоже бы было не по себе, коль в тихий огород такой бодливый козлик, как я, пожаловал. Но что с того? Его душевные терзания меня не интересуют, лишь бы олуху-управителю не проболтался, тот ведь сдуру набедокурит. Пойдет слух, не оберешься вопросов, да и конспирация вся насмарку, а враг опять ускользнет…
   Наконец-то расправившись с остатками кислого вина в кувшине, Жанор встал с единственного табурета в пустой комнате и принялся мерить ее шагами, то ли согреваясь, то ли просчитывая шансы на успех нового мероприятия. На этот раз он решил действовать тихо, без шумных кавалькад, облав и массовых ристалищ на городских улицах. Провал операции в Дукабесе многому научил Наставника, показал, что враг хитрее и гораздо более непредсказуем, чем он ожидал. Вебалс имел союзников среди населения, притом неизвестно в каких кругах. Даже пройдоха Самвил пытался воспрепятствовать Ордену, хотя, возможно, герцог действовал по иным убеждениям, но уж точно не стал бы так рисковать лишь из личной неприязни к нему, слуге Небес и лучшему охотнику за нежитью во всем Ордене. В сложной и неимоверно запутанной игре чувствовалось присутствие еще парочки действующих лиц, но кто они, Мерун не представлял. Подручные Вебалса, но колдун одиночка, он даже не создает оборотней, как Кергарн или Малс, другие представители рода Озетов, рода древнейших богов, представляющих самую большую угрозу для всего живого на этой планете. Собственно, из-за них роботы-наблюдатели и объявили на РЦК 678 строжайший карантин, против воли своих недальновидных и беспечных создателей с Небес. Роботы не взбунтовались, а, наоборот, пытались защитить своих создателей, не допуская их на поверхность планеты, в очаг страшнейшей эпидемии, которую человечество только может представить себе.
   Мерун мало знал об Озетах, хоть и уничтожил уже двоих. Запретные рукописи из заброшенных храмов давали много информации, но все не о том, да и большей части ее просто нельзя было верить. Несмотря на все усилия по ловле представителей рода и анализу информации из древних книг, портрет врага вырисовывался лишь в общих чертах. Жанор до сих пор не знал, умеет ли Вебалс летать или создавать чудищ, как Кергарн? Зачем рыжеволосый чудак мечется по Лиотону и соседним королевствам, вместо того чтобы отсиживаться в надежно скрытом убежище, ведь именно такую тактику предпочитали остальные Озеты или колдуны, как их было принято называть, чтобы не пугать людское стадо грозным и многообещающим словосочетанием «Древние Боги». Чего он ищет, а может, и наоборот, пытается спрятать? Именно непоседливость Вебалса и была причиной, по которой Мерун охотился за ним, уж слишком непонятно, непредсказуемо и алогично было поведение весельчака с крысиной косичкой. Великий Патриарх считал, что пока такие сильные, но более прямолинейные противники, как Кергарн, творят полчища чудовищ, отвлекая на себя внимание Ордена, настоящей борьбой занимается именно Вебалс: пытается найти способ пробраться через карантин и переселиться вместе с собратьями в большие, но не защищенные от них миры.
   У Меруна было мало информации, охотиться приходилось наугад, можно сказать, с завязанными глазами, но тот маневр, который Наставник придумал сейчас, должен был непременно сработать. По крайней мере не видя более эффективных путей борьбы, Жанор решил начать операцию и ради достижения цели был готов рискнуть кем и чем угодно. Не числился в списке допустимых жертв лишь сам Патриарх и помощник Меруна, Ликарас.
   Верный рыцарь был тяжело ранен в сражении с вампирами в Дукабесе, но, несмотря на этот прискорбный факт, Жанор возил временно выбывшего из строя бойца за собой. Все члены «Небесной Братии», даже сам Патриарх, искренне верили, что Мерун «латает» боевого товарища в далеком Храме Судьбы, где имеется хорошее оборудование и достаточно запчастей для починки механических существ, но Наставник, бывший до начала всей этой кутерьмы с нежитью и Озетами главным робототехником, на глаз оценил характер повреждений и методы починки товарища. Ему не нужны были стационарные условия и запчасти, Ликарасу для полного выздоровления требовались лишь время и покой. К тому же сообщать о своем плане Мерун не хотел, поскольку Патриарх и остальные из Верховного Совета Ордена могли счесть его довольно рискованным и запретить охотнику преследовать дичь. Как бывший механик Мерун прекрасно знал, как были устроены машины-координаторы, чья основная функция заключалась в углубленном анализе ситуаций и принятии наиболее ответственных решений. Все они в силу установленных программ были жуткими перестраховщиками, считающими любую операцию с уровнем риска более одиннадцати с половиной процентов опасной, а значит, недопустимой. Мерун не разделял их воззрений, наверное, потому, что ему посчастливилось не иметь точно такой же сужающей сознание программы в голове. Он принадлежал к поколению первых наблюдателей на Шатуре, и планка допустимого риска колебалась в пределах от двадцати пяти до тридцати процентов. К счастью, об этом никто не знал, ведь именно он был главным робототехником, и именно он обновлял программное обеспечение.
   В ход плавно протекавших размышлений закралась инородная мысль. Мерун вдруг вспомнил, что до сих пор не снял промокшей одежды и поставил тем самым под угрозу свою маскировку. Даже износившийся за двадцать лет пребывания на Шатуре кожный покров и то среагировал своевременно на показания температурных датчиков и покрылся сыпью мелких мурашек, а вот мозг не смог донести до сознания ощущения сырости и холода. Концентрация усилий на сложном анализе данных полностью отключила элементарную вспомогательную функцию. Мозгу не хватило энергии, а морально и технически устаревшие каналы связи работали с каждым годом все хуже и хуже и просто не успевали вовремя проводить сигналы. К Жанору незаметно подкрадывалась старость, противная старушонка с клюкой, которую некоторые люди боятся настолько, что специально ищут спасения в объятиях ее лучшей подружки – смерти. Жанор тоже боялся, но был механиком и поэтому довольно точно знал, когда наступит момент «непрохождения сигнала» от энергетического источника к подкоркам искусственного мозга. Волокна должны были износиться года через два, к счастью, сам корпус вместе с микросхемами и маскирующие их ткани кожного покрова могли протянуть гораздо дольше. Стать немощным калекой Наставнику не грозило, но уберечь себя от неотвратимого он тоже не мог. Несмотря на глубокие познания в области робототехники и богатый практический опыт, возможности обновить свое тело не было. С введением карантина поставки запчастей на РЦК 678 прекратились. Какой-то запас для более поздних моделей еще имелся, а вот от материалов, подходящих для его микросхем, уже давно остались лишь воспоминания. Фактически он сам подписал себе смертный приговор, прервав контакты с внешними мирами, но главная программа, программа защиты «Небес», беспрекословно доминировала над всеми иными алгоритмами и функциями. В отличие от живых созданий, существа подобные ему буквально жили работой, а не работали, чтобы жить.
   Хоть с большим запозданием, но Мерун все-таки решил избавиться от промокшей одежды, начал с рубашки, но добраться до штанов так и не успел. За дверью снова послышался топот, жалобные стоны прогибающихся под тяжестью ног половиц и противный скрип расшатанных перил. Конечно, визитер был одним из своих, но своим не настолько близким, чтобы предстать перед ним без одежды. Далеко не все из членов «Небесного Братства» в равной степени имели отношение к «небесам», по крайней мере с собой в этот раз Мерун взял только людей, не ведающих, в чем на самом деле заключалась цель кровопролитной борьбы.
   – Чего тебе? – не грубо, но и без особого восторга в голосе приветствовал Наставник просунувшуюся в щель приоткрывшейся двери голову.
   Благородному рыцарю Ансу Корли хоть и было от роду двадцать пять лет, но на его висках уже проступила седина. В Ордене думали, что во многом раннему поседению способствовала трудная работа. Быть Палачом, да к тому же искусным мучителем чудищ, дается не каждому. Иногда приходится видеть такое, от чего волосы не просто становятся белыми, а встают дыбом и уже больше никогда не возвращаются в исходное положение, сколько ни чеши их лучшим аракийским гребешком. Однако на самом деле неблагодарный род занятий был совершенно ни при чем, виски паренька поседели, когда горел родовой замок Корли, а на стены карабкались наемники разбойничающего соседа. В ту ночь погибли все, кого Анс знал и любил, а было ему тогда всего лишь пять с половиной лет.
   – Мы закончили, – видя, что Наставник не в духе, отрапортовал рыцарь и хотел тут же скрыться за дверью.
   – Постой, – остановил его Жанор и жестом пригласил войти. – Как там дела у Ликараса?
   – Пока без изменений, – пожал плечами юноша, – но жар немного спал. Думаю…
   – А наша прекрасная спутница уже готова к разговору? – перебил Мерун, которому были совершенно не интересны домыслы и предположения знатока анатомии, к тому же не человеческой, а звериной.
   – Она всегда готова, – с легкой усмешкой ответил Анс, – а вот помещение пока еще нет. Инструментарий уже установлен, но в подвале такая ужасная грязь… приходится мыть полы и прикрывать тканью стены.
   – Зачем? – удивился Мерун, несведущий в тонкостях заплечного дела.
   – Как бы красавица не подцепила заражения крови иль еще чего, – на этот раз юноша рассмеялся уже открыто и довольно громко. – Вы же меня предупредили, что строптивица еще понадобится.
   – Иди, – отмахнулся Жанор. – Через четверть часа спущусь в подвал. Позаботься, чтобы все было готово к допросу!
   Палач-весельчак с седыми висками не заставил повторять приказ дважды, молча развернулся и ушел, удалился бесшумно, как парящий над землей призрак.
 
   На свете нет ничего мимолетней и хрупче, чем женская красота. Ее цветок распускается быстро и тут же начинает увядать, постепенно превращая объект желания сначала в пожухший, но все еще пахнущий бутон, а затем в непривлекательную, сутулую старушку с клюкой. Печальная метаморфоза происходит всего за тридцать – сорок лет, срок достаточно долгий, но только не с точки зрения стареющей дамы. Сколько бы увядающая красавица ни заботилась о себе при помощи омолаживающих примочек, масок и кремов, сколько бы ни тратила средств на крайне опасные пластические операции, повернуть время вспять еще не удавалось никому. Цветущая внешне девица так и остается внутри увядшей матроной, которая никак не может смириться с неопровержимой истиной – стареть нужно с достоинством, даже если очень-очень хочется быть молодой и разжигающей огонь желаний.
   К примеру, Лукаба, та самая вампир-девица, плененная рыцарями Ордена в Дукабесе и прихваченная Меруном с собой в Лютен, в свое время упорно стремилась избежать морщинок на коже и омерзительных складок на бедрах. Устав от невежества и алчности именитых докторов и шарлатанов-целителей всех мастей, бывшая маркиза Террон пошла на отчаянный шаг: принялась разыскивать вампиров, чтобы обменять бессмертие своей души на вечную красоту лица и прочей плоти. Поиски увенчались успехом, и за двести пятьдесят семь лет кровососания тело тридцатилетней дворянки совершенно не претерпело изменений. Избалованная вниманием мужчин и роскошью аристократка праздновала победу над природой, первые сорок лет с триумфом наблюдая, как старились и увядали ее подруги. Осознание совершенной ошибки пришло потом, а именно, когда роскошный катафалк помпезно отвез последнюю из соперниц на кладбище. Конкурировать уже было не с кем, а жить неимоверно скучно, каждая ночь походила на другую. Частые переезды и смены декораций в спектакле жизни, конечно, приносили свои плоды, но так и не смогли изменить главного – ее реального возраста. Лукаба по-прежнему оставалась прекрасным цветком, внутри которого томилась пресытившаяся и неимоверно уставшая старушка, мечтавшая о покое и ужасно боявшаяся смерти.
   Именно страх перед холодным и непостижимым разумом небытием заставил вампира сдаться в Дукабесе, когда в неравном бою с рыцарями погибли почти все ее сородичи. Жажда жизни сыграла с бывшей маркизой злую шутку. Запертый в железном сундуке, мучавшийся от духоты и дорожной тряски вампир искренне жалел, что бросил оружие и, подняв вверх красивые руки, не разделил участь своих товарищей. Несколько долгих дней, растянувшихся на целую вечность, Лукаба терпела неудобства и пыталась найти ответ всего на один вопрос: «Что с ней собирались делать не знавшие сострадания к ночным созданиям рыцари?» В воспаленную голову женщины приходили разные мысли, каждая последующая страшнее предыдущей. Вампир знал, что ее убьют, но старался придумать способ оттянуть неизбежное. И вот когда трясущаяся при езде карета наконец-то остановилась, а снаружи стальной темницы стали слышаться незнакомые голоса, Лукаба поняла, что ее привезли к конечной точки маршрута, а может, и всей жизни.