Предполагается, что князь Д.М. Пожарский отказался претендовать на царский титул. Он как-то сразу после взятия Кремля отошел на второй план и устроился на жительство на Арбате в Воздвиженском монастыре, в то время как его соперник – князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой поселился в Кремле в дворце Бориса Годунова и явно был не прочь стать царем. Первый из этих народных вождей был потомком седьмого сына великого князя владимирского Всеволода Большое Гнездо, но по служебной лестнице достиг только звания стольника, а второй, получивший боярский чин от Тушинского царя, являлся потомком князя Корибута, сына великого князя литовского Ольгерда. Считается, что казаки не желали видеть на московском престоле князя Д.М. Пожарского, пренебрегавшего ими во все время соперничества двух ополчений.
Удивительно, но эта новая сила в государстве, до смуты не находившаяся в подданстве у царя, теперь претендовала на право избрания своего казацкого царя. В то же время дворяне были против избрания князя Д.Т. Трубецкого, прекрасно понимая, что он будет и в дальнейшем опираться на поддержку казаков. Так это было или иначе, только по созданной позднее династией Романовых легенде какой-то дворянин из Галича принес письменное предложение об избрании на трон родственника прежних государей Михаила Романова, а затем с таким же предложением выступил донской атаман, что и послужило решением о выборе царя.
21 февраля 1613 г. об этом решении было объявлено московскому люду с Лобного места на Красной площади, после чего Троицкий келарь Авраамий Палицын, Новоспасский архимандрит Иосиф и боярин Василий Петрович Морозов спросили у народа его желания в выборе царя. На хорошо подготовленном народном собрании вопрошающие получили искомый ответ: «Желаем на царство Михаила Федоровича Романова». По той же легенде сама мать Михаила Романова инокиня Марфа по примеру царицы Ирины сказала прибывшим с посольством в Ипатьевский монастырь под Костромой рязанскому архиепископу Феодориту, троицкому келарю Авраамию Палицыну, а также боярам Федору Ивановичу Шереметеву, родственнику Романовых, и князю Владимиру Ивановичу Бахтеярову-Ростовскому, что не желает видеть своего сына на царском престоле, так как он еще очень молод. Михаил Романов тоже якобы отказывался от царской должности, что было принято в те времена в России, но под давлением послов мать благословила его, и он принял царский посох от архиепископа рязанского.
Что-то здесь не так! Два человека, обладавшие реальной военной силой, – князь Дмитрий Пожарский и князь Дмитрий Трубецкой – якобы отказались от власти, которую они уже имели. И это при том, что патриарха, который мог бы возглавить процесс выбора царя, на тот момент не существовало. Так что созыв земского собора возглавить могли только эти два предводителя Первого и Второго ополчений, имеющих при себе заблаговременно созданные правительства со всеми необходимыми приказами и монетными дворами. Видимо, уступить друг другу власть они не захотели, а продолжение их соперничества могло привести к новому витку гражданской войны. Более того, историки сообщают о том, что московская «чернь» и казаки осадили дворы Трубецкого и Пожарского (что это были за дворы и где находились, историей не уточняется, хотя ни тот, ни другой до этих событий своей недвижимости в Москве не имели).
Каким же образом появилась кандидатура Михаила Романова? Обычно историки романовской династии приводят мнение, что этот кандидат (даже не претендент, так как на земском соборе он не присутствовал и лично не изъявлял желания быть избранным на российский трон) являлся ближайшим родственником последних царей Рюриковичей. Но если вспомнить о том, что царь Иван IV был женат семь или восемь раз, то таких родственных фамилий было предостаточно. Если это и имело значение, то не главное. Еще удивительнее, что выборы царя проходили в большой спешке, не дожидаясь всех представителей от городов и уездов. Обычно спешат в случае, когда есть реальный претендент, желающий не столько получить власть, сколько ее узаконить (именно так было в случае избрания Бориса Годунова и Василия Шуйского). В этом же случае в дошедших до потомков документах скупо упоминается о рассмотрении на соборе таких кандидатур, как Дмитрий Пожарский и Дмитрий Трубецкой, но причины отказа этим претендентам практически не освещены.
Вряд ли выборщиков смущало имя этих князей, несколько скомпрометированное многочисленными Лжедмитриями, ведь избранный царь вправе был принять иное царское имя – прецеденты в истории России уже были. Сказание о выборах царя Михаила не дает представления обо всех сложностях избирательного процесса, тем более не описывает закулисной борьбы, которая непременно присутствовала. То что кандидатуру Михаила Романова предложил галицкий дворянин, это понятно: он мог владеть поместьем по соседству с землями этой боярской фамилии и быть зависимым от них, даже если и не был специально подготовлен для этой акции родственниками Романовых. А вот чем и кто подкупил казаков, которые тоже предложили Михаила на царство, несмотря на то что еще при исходе членов московского правительства из Кремля, среди которых был и молодой Романов, хотели расправиться с ними без суда и следствия, осталось неизвестным для истории. Правда, патриарх Филарет, назначенный на эту должность Тушинским царем, имел возможность близко сойтись с донскими атаманами, но его во время выборов не было в России. Даже если и возникали доверительные отношения между казацкой верхушкой и кланом Романовых, то почему не была предложена кандидатура Ивана Никитича Романова, родного брата Филарета (Федора Никитича), имевшего уже опыт деятельности в московском правительстве князя Мстиславского?
К родственным фамилиям Романовых относятся Беззубцевы, Брехины, Бутурлины, Вантеевы, Гавшины, Гольтяевы, Дурновы, Елкины, Жеребцовы, Замыцкие, Застолобские, Захарьины, Каменские, Козаковы, Кокоревы, Колычевы, Кошкины, Курицыны, Ладыгины, Ляцкие, Мят левы, Неплюевы, Облязовы, Образцовы, Пушкины, Рожновы, Свибловы, Товарковы, Челяднины, Чоботовы, Чулковы, Шереметевы, Яковлевы. Все они в основном происходили от общего предка «выходца из немец» Стефана Ратши, современника князя Юрия Долгорукого и якобы его потомка Андрея Ивановича Кобылы, боярина при дворе великого князя Семена Гордого, по версии 1886 г. составителя «Истории родов русского дворянства» П.Н. Петрова. Федор Иванович Шереметев был одним из главных сторонников выбора Михаила, а затем в его царствование возглавлял правительство России. Но именно ему приписывает Н.И. Костомаров со слов писателя П.И. Мельникова письмо к князю В.В. Голицыну, находившемуся вместе с митрополитом ростовским Филаретом с посольством у короля Сигизмунда III, где было сказано: «Выберем Мишу Романова, он молод и еще глуп»[8] [30, 761].
В настоящее время уже невозможно выяснить причины выбора казаками в цари Михаила, но вместе с тем надо отметить, что и в дальнейшем династия Романовых в своем управлении российским народом всегда опиралась на поддержку донских казаков. А в Донских делах под 22 декабря 1613 г. сделана запись об отношении казаков к царю, где говорится, что «они де во всем царскому величеству послушны и на всяких государевых недругов стоять готовы» [44, 604].
30 апреля 1613 г. царь уже находился в селе Братовщина, на половине пути от Троице-Сергиева монастыря до Москвы, где в очередной раз к нему прибыли посланники от собора, которым он сообщил, что будет в столице 2 мая. С этими посланниками было доставлено и послание к царю от князей Д.М. Пожарского и Д.Т. Трубецкого с верноподданническими уверениями:
11 июля Михаил Федорович Романов венчался на Московское царство в Успенском соборе Кремля, а перед этой церемонией царь дал боярские чины своему родственнику князю Ивану Борисовичу Черкасскому и князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому. При самом венчании, действие которого было расписано между участниками, началось обычное для российской знати местничество, когда Гаврила Пушкин считал невместным быть ниже Дмитрия Пожарского, а Дмитрий Трубецкой не желал быть ниже Ивана Романова, но царь приказал всем спорящим быть на его венчании без мест. Так, при венчании царя князь Федор Мстиславский осыпал государя золотыми монетами, боярин Иван Романов держал над ним шапку Мономаха, князь Дмитрий Трубецкой – скипетр, а князь Пожарский – державу. Удивительно, но все главы правительств, одновременно соперничавших между собой за власть в стране, теперь готовы были передраться между собой за место рядом с царем Михаилом.
Став царем, Михаил Романов получил разоренную страну, подданные которой в большинстве своем занимались разбоем и грабежом тех немногих ее граждан, что пытались производить ремесленные товары и выращивать продукты питания. Кроме своих, так называемых шишей, страну грабили ногаи, татары, запорожские и донские казаки, а также остатки польских и литовских отрядов. При этом ратные люди, не получая жалованья, сами добывали себе на пропитание грабежом, сборщики налогов тоже грабили, да так, что крестьяне взмолились царю разрешить им самим собирать подати. Те же, что могли себя оберечь от грабежа мелких отрядов, вообще не собирались платить налоги: монастыри, ссылаясь на разорение от литовских людей, просили льгот по выплатам; купцы требовали льгот для возмещения убытков, понесенных ими во время военных действий; а дальние города вообще отказывались платить подать, ссылаясь на свое неучастие в выборах царя.
В этих условиях целесообразно вспомнить, что Второе земское ополчение создавалось на деньги, собранные нижегородскими и поволжскими купцами, а его организатором был Кузьма Минин. Неужели торговый люд, вложив свои деньги в дело спасения России, затем полностью отказался от участия в выборах царя, от личности и действий которого напрямую зависела их торговля? Допустим, сам Кузьма Минин (? —1616) был пожалован царем Михаилом чином думного дворянина и землями возле Нижнего Новгорода. Много это или мало для провинциального купца – сегодня оценить трудно, хотя Тушинский царь раздавал чины более щедро, вплоть до боярских званий, которые в большинстве были сохранены и царем Михаилом. Необходимо также отметить, что зависимость правления царя Михаила от поволжских купцов продолжалась еще длительное время, что явно следует из его послания от 24 мая 1613 г. одному из влиятельных спонсоров Второго земского ополчения, купцу Строганову, которое приводит С.М. Соловьев.
Уверенность во многих умах того времени в большой причастности купечества и казачества к выборам Михаила Федоровича Романова царем всея Руси иллюстрирует письменный ответ (1619) литовского державца Серпейска Юрия Потемкина к калужскому воеводе Вельяминову: «Описываешь М. Романова, жильца государя царя Владислава Жигимонтовича всея Руси, которого воры, казаки, посадили с Кузьмою Мининым на Московском государстве без совета с вами, боярами и дворянами. Ныне он не на своем престоле сидит, а на того, который искони государь и сын государев, а не монашеский» [61, 198].
Похоже на то, что именно с этого времени территория России, отошедшая к Польско-Литовскому государству, окончательно стала называться Белой Русью, на которую молодой царь Михаил Романов претендовать не мог.
Глава 3
Удивительно, но эта новая сила в государстве, до смуты не находившаяся в подданстве у царя, теперь претендовала на право избрания своего казацкого царя. В то же время дворяне были против избрания князя Д.Т. Трубецкого, прекрасно понимая, что он будет и в дальнейшем опираться на поддержку казаков. Так это было или иначе, только по созданной позднее династией Романовых легенде какой-то дворянин из Галича принес письменное предложение об избрании на трон родственника прежних государей Михаила Романова, а затем с таким же предложением выступил донской атаман, что и послужило решением о выборе царя.
21 февраля 1613 г. об этом решении было объявлено московскому люду с Лобного места на Красной площади, после чего Троицкий келарь Авраамий Палицын, Новоспасский архимандрит Иосиф и боярин Василий Петрович Морозов спросили у народа его желания в выборе царя. На хорошо подготовленном народном собрании вопрошающие получили искомый ответ: «Желаем на царство Михаила Федоровича Романова». По той же легенде сама мать Михаила Романова инокиня Марфа по примеру царицы Ирины сказала прибывшим с посольством в Ипатьевский монастырь под Костромой рязанскому архиепископу Феодориту, троицкому келарю Авраамию Палицыну, а также боярам Федору Ивановичу Шереметеву, родственнику Романовых, и князю Владимиру Ивановичу Бахтеярову-Ростовскому, что не желает видеть своего сына на царском престоле, так как он еще очень молод. Михаил Романов тоже якобы отказывался от царской должности, что было принято в те времена в России, но под давлением послов мать благословила его, и он принял царский посох от архиепископа рязанского.
Что-то здесь не так! Два человека, обладавшие реальной военной силой, – князь Дмитрий Пожарский и князь Дмитрий Трубецкой – якобы отказались от власти, которую они уже имели. И это при том, что патриарха, который мог бы возглавить процесс выбора царя, на тот момент не существовало. Так что созыв земского собора возглавить могли только эти два предводителя Первого и Второго ополчений, имеющих при себе заблаговременно созданные правительства со всеми необходимыми приказами и монетными дворами. Видимо, уступить друг другу власть они не захотели, а продолжение их соперничества могло привести к новому витку гражданской войны. Более того, историки сообщают о том, что московская «чернь» и казаки осадили дворы Трубецкого и Пожарского (что это были за дворы и где находились, историей не уточняется, хотя ни тот, ни другой до этих событий своей недвижимости в Москве не имели).
Каким же образом появилась кандидатура Михаила Романова? Обычно историки романовской династии приводят мнение, что этот кандидат (даже не претендент, так как на земском соборе он не присутствовал и лично не изъявлял желания быть избранным на российский трон) являлся ближайшим родственником последних царей Рюриковичей. Но если вспомнить о том, что царь Иван IV был женат семь или восемь раз, то таких родственных фамилий было предостаточно. Если это и имело значение, то не главное. Еще удивительнее, что выборы царя проходили в большой спешке, не дожидаясь всех представителей от городов и уездов. Обычно спешат в случае, когда есть реальный претендент, желающий не столько получить власть, сколько ее узаконить (именно так было в случае избрания Бориса Годунова и Василия Шуйского). В этом же случае в дошедших до потомков документах скупо упоминается о рассмотрении на соборе таких кандидатур, как Дмитрий Пожарский и Дмитрий Трубецкой, но причины отказа этим претендентам практически не освещены.
Вряд ли выборщиков смущало имя этих князей, несколько скомпрометированное многочисленными Лжедмитриями, ведь избранный царь вправе был принять иное царское имя – прецеденты в истории России уже были. Сказание о выборах царя Михаила не дает представления обо всех сложностях избирательного процесса, тем более не описывает закулисной борьбы, которая непременно присутствовала. То что кандидатуру Михаила Романова предложил галицкий дворянин, это понятно: он мог владеть поместьем по соседству с землями этой боярской фамилии и быть зависимым от них, даже если и не был специально подготовлен для этой акции родственниками Романовых. А вот чем и кто подкупил казаков, которые тоже предложили Михаила на царство, несмотря на то что еще при исходе членов московского правительства из Кремля, среди которых был и молодой Романов, хотели расправиться с ними без суда и следствия, осталось неизвестным для истории. Правда, патриарх Филарет, назначенный на эту должность Тушинским царем, имел возможность близко сойтись с донскими атаманами, но его во время выборов не было в России. Даже если и возникали доверительные отношения между казацкой верхушкой и кланом Романовых, то почему не была предложена кандидатура Ивана Никитича Романова, родного брата Филарета (Федора Никитича), имевшего уже опыт деятельности в московском правительстве князя Мстиславского?
К родственным фамилиям Романовых относятся Беззубцевы, Брехины, Бутурлины, Вантеевы, Гавшины, Гольтяевы, Дурновы, Елкины, Жеребцовы, Замыцкие, Застолобские, Захарьины, Каменские, Козаковы, Кокоревы, Колычевы, Кошкины, Курицыны, Ладыгины, Ляцкие, Мят левы, Неплюевы, Облязовы, Образцовы, Пушкины, Рожновы, Свибловы, Товарковы, Челяднины, Чоботовы, Чулковы, Шереметевы, Яковлевы. Все они в основном происходили от общего предка «выходца из немец» Стефана Ратши, современника князя Юрия Долгорукого и якобы его потомка Андрея Ивановича Кобылы, боярина при дворе великого князя Семена Гордого, по версии 1886 г. составителя «Истории родов русского дворянства» П.Н. Петрова. Федор Иванович Шереметев был одним из главных сторонников выбора Михаила, а затем в его царствование возглавлял правительство России. Но именно ему приписывает Н.И. Костомаров со слов писателя П.И. Мельникова письмо к князю В.В. Голицыну, находившемуся вместе с митрополитом ростовским Филаретом с посольством у короля Сигизмунда III, где было сказано: «Выберем Мишу Романова, он молод и еще глуп»[8] [30, 761].
В настоящее время уже невозможно выяснить причины выбора казаками в цари Михаила, но вместе с тем надо отметить, что и в дальнейшем династия Романовых в своем управлении российским народом всегда опиралась на поддержку донских казаков. А в Донских делах под 22 декабря 1613 г. сделана запись об отношении казаков к царю, где говорится, что «они де во всем царскому величеству послушны и на всяких государевых недругов стоять готовы» [44, 604].
Летописный сборник очень лаконично представляет события освобождения Москвы от польско-литовского гарнизона царя Владислава и выборов нового царя: «Чрезъ столника князя Димитрия Михаиловича Пожарскаго и чрезъ бываго в службѣ и весма обычайнаго человѣка Козму Минина нижегородскихъ и ихъ стараниемъ и собраниемъ со всей России войска, в томъ числѣ и нанятымъ казацкимъ воинствомъ, взяша Российстии люди назадъ царствующий градъ Москву отъ литвы, и литвянъ оныхъ, которые в Москвѣ в самой крѣпости Крѣмлѣ жили, принудили, ради гладу и смерти, самыхъ выйти вонъ и имъ покорится, потому, что в притеснѣнии отъ Российскаго имъ войска и атаки такой случился гладъ, что оныи собакъ, и мышей, и кошекъ и всякую сквѣрну ѣли и калъ, а что страшнѣе того – мясо человѣчье ѣли, котораго человѣчья мяса по выгнании ихъ из Москвы наши войски, нашедъ цѣлые дщаны, вон выбросали. И такъ Москва очистилася отъ литвы» [40, 475].Избранный на царство 21 февраля 1613 г., Михаил не торопился прибыть в Москву и приступить к своим обязанностям, венчавшись на царство. Видимо, голод, который он испытал вместе с московским правительством и польско-литовским гарнизоном в Кремле, и страх перед далеко еще не успокоившимся народом и казаками вынуждали его повременить со своим въездом в столицу. Еще 8 апреля царь на просьбы собора сообщить о дате своего приезда в Москву отвечал:
«Божиимъ благоволениемъ избраша и поставиша на Московское царство царя Михаила Феодоровича всея России, сродника блаженному царю Феодору Иоанновичу» [40, 456].
«Писали вы к нам с князем Иваном Троекуровым, чтоб нам походом своим не замедлить, и прислали с князем Иваном роспись, сколько у вас в Москве во дворце всяких запасов; по этой росписи хлебных и всяких запасов мало для обихода нашего, того не будет и на приезд наш. Сборщики, которые посланы вами по городам для кормов, в Москву еще не приезжали, денег ни в котором приказе в сборе нет, а Московское государство от польских и литовских людей до конца разорено, города и уезды многие от войны запустели, наши дворцовые села и волости розданы были в поместья и запустошены, а иные теперь в раздаче; и наш обиход запасов и служилым людям на жалованье денег и хлеба сбирать не с кого. Атаманы и козаки беспрестанно нам бьют челом и докучают о денежном жалованье, о своих и конских кормах, а нам и пожаловать нечем и кормов давать нечего» [61, 12].Лукавил, конечно, царь Михаил в том, что страну разорили поляки с литовцами: во время гражданской войны, длившейся уже десяток лет и еще не закончившейся, города и села были разорены самими подданными Московского государства, количество иностранцев в этом деле было ничтожно. Собственно о продолжавшемся разорении земли русской царь и сам отписывал собору в оправдание своей задержки с прибытием в Москву: «Можно вам и самим знать, – говорится в царской грамоте, – если на Москве и под Москвою грабежи и убийства не уймутся, то какой от Бога милости надеяться? Никакие люди в Москву ни с какими товарами и с хлебом не поедут, дороги все затворятся, и если не будет из Москвы в города, а из городов в Москву проезду, то какому добру быть? Да и то нам подлинно известно, которые гости, торговые и всякие жилецкие люди в московское разоренье разбежались из Москвы по городам, а теперь велено им с женами, детьми и со всем имением ехать в Москву, и отданы они в том на крепкие поруки; и те все люди для убийства и грабежей в Москву ехать не смеют» [61, 15].
30 апреля 1613 г. царь уже находился в селе Братовщина, на половине пути от Троице-Сергиева монастыря до Москвы, где в очередной раз к нему прибыли посланники от собора, которым он сообщил, что будет в столице 2 мая. С этими посланниками было доставлено и послание к царю от князей Д.М. Пожарского и Д.Т. Трубецкого с верноподданническими уверениями:
«Были мы, холоии твои, Митька Трубецкой и Митька Пожарский, на твоей государевой службе под Москвою, голод и нужду великую терпели, и в приходы гетманские в крепких осадах сидели, с разорителями веры христианской бились, не щадя голов своих, и всяких людей прямою службою и кровью Московское государство очистилось и многие люди освободились; а теперь приходят к нам стольники, стряпчие, дворяне московские, приказные люди, жильцы, городовые дворяне и дети боярские, которые с нами были под Москвою, и бьют челом тебе, государю, чтоб им видеть твои царские очи на встрече; но мы, без твоего государева указу, на встречу к тебе ехать не смеем, ожидаем от тебя милости и указу, как ты нам повелишь» [61, 16].Судя по этому посланию, отношения между царем Михаилом и предводителями Первого и Второго ополчений были не самые добросердечные, да и задержки в пути к Москве были вызваны, вероятно, неуверенностью царя в лояльности князей Пожарского и Трубецкого к его воцарению.
11 июля Михаил Федорович Романов венчался на Московское царство в Успенском соборе Кремля, а перед этой церемонией царь дал боярские чины своему родственнику князю Ивану Борисовичу Черкасскому и князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому. При самом венчании, действие которого было расписано между участниками, началось обычное для российской знати местничество, когда Гаврила Пушкин считал невместным быть ниже Дмитрия Пожарского, а Дмитрий Трубецкой не желал быть ниже Ивана Романова, но царь приказал всем спорящим быть на его венчании без мест. Так, при венчании царя князь Федор Мстиславский осыпал государя золотыми монетами, боярин Иван Романов держал над ним шапку Мономаха, князь Дмитрий Трубецкой – скипетр, а князь Пожарский – державу. Удивительно, но все главы правительств, одновременно соперничавших между собой за власть в стране, теперь готовы были передраться между собой за место рядом с царем Михаилом.
Став царем, Михаил Романов получил разоренную страну, подданные которой в большинстве своем занимались разбоем и грабежом тех немногих ее граждан, что пытались производить ремесленные товары и выращивать продукты питания. Кроме своих, так называемых шишей, страну грабили ногаи, татары, запорожские и донские казаки, а также остатки польских и литовских отрядов. При этом ратные люди, не получая жалованья, сами добывали себе на пропитание грабежом, сборщики налогов тоже грабили, да так, что крестьяне взмолились царю разрешить им самим собирать подати. Те же, что могли себя оберечь от грабежа мелких отрядов, вообще не собирались платить налоги: монастыри, ссылаясь на разорение от литовских людей, просили льгот по выплатам; купцы требовали льгот для возмещения убытков, понесенных ими во время военных действий; а дальние города вообще отказывались платить подать, ссылаясь на свое неучастие в выборах царя.
В этих условиях целесообразно вспомнить, что Второе земское ополчение создавалось на деньги, собранные нижегородскими и поволжскими купцами, а его организатором был Кузьма Минин. Неужели торговый люд, вложив свои деньги в дело спасения России, затем полностью отказался от участия в выборах царя, от личности и действий которого напрямую зависела их торговля? Допустим, сам Кузьма Минин (? —1616) был пожалован царем Михаилом чином думного дворянина и землями возле Нижнего Новгорода. Много это или мало для провинциального купца – сегодня оценить трудно, хотя Тушинский царь раздавал чины более щедро, вплоть до боярских званий, которые в большинстве были сохранены и царем Михаилом. Необходимо также отметить, что зависимость правления царя Михаила от поволжских купцов продолжалась еще длительное время, что явно следует из его послания от 24 мая 1613 г. одному из влиятельных спонсоров Второго земского ополчения, купцу Строганову, которое приводит С.М. Соловьев.
«Бьют нам челом на Москве дворяне и дети боярские, козаки, стрельцы и всякие ратные люди, что они, будучи под Москвою, многие нужды и страсти терпели и кровь проливали, поместья и вотчины у них от долгой войны запустели, и службы своей исполнять им нечем; стрельцы и козаки служивую рухлядь проели, и на нашей службе им быть нельзя за великою бедностью; в казне нашей денег и хлебных запасов в житницах нет, служивым людям жалованья дать нечего. Выходцы и языки в расспросе боярам нашим сказывают, что литовские люди хотят идти под Москву, а в нашей казне денег и в житницах хлеба нет нисколько. Сколько вы с своих вотчин в нашу казну денежных доходов платите, нам про то подлинно не ведомо; и теперь по нашему указу послан к вам Андрей Игнатьевич Вельяминов; велено ему с ваших вотчин за прошлые годы и за нынешний год по книгам и по отписям наши денежные доходы взять сполна и привезть к нам. Да у вас же мы приказали просить взаймы для христианского покою и тишины денег, хлеба, рыбы, соли, сукон и всяких товаров, что можно дать ратным людям; а сколько чего взаймы дадите, деньгами, хлебом и товаром, и то приказали мы записывать в книги, а вам давать с книг выписи архимандричьими, игуменскими и сборщиковыми руками, по чему вам тот заем из нашей казны взять; хотя теперь и промыслов убавьте, а ратным людям на жалованье дайте, сколько можете, а как в нашей казне деньги в сборе будут, то мы вам велим заплатить тотчас. Так вам бы непременно ратным людям на жалованье дать без кручины: лучше всякой милостыни ратным людям помочь и этою помощию Божпп церкви в лепоте и святую веру в целости учинить, православных христиан от нахождения иноверцев освободить! Что вы дадите, мы непременно велим заплатить, и службу вашу к нам, и раденье ко всему Московскому государству учиним навеки памятными. Если же вы нам взаймы денег, хлеба и товаров не дадите и ратные люди, не терпя голоду и нужды, из Москвы разойдутся, то вам от Бога не пройдет даром, что православная христианская вера разорится» [61, 18].В общей сложности в период междуцарствия на дело Первого и Второго земских ополчений и в первые годы правления царя Михаила только купцы Строгановы пожертвовали около 840 тысяч рублей, да и в дальнейшем, уже в царствование царя Алексея, они внесли в казну порядка 400 тысяч рублей и столько же дали взаймы. Такие же грамоты от царя и духовенства были разосланы и другим богатым купцам, а ведь кто платит, тот и выбирает себе власть. Видимо, связи поволжского купечества с родом Романовых были давними и взаимовыгодными. А то, что был избран молодой Михаил, а не его дядя Иван Никитич, скорее всего, было компромиссом между боровшимися за власть сторонами, суть которого изложил Федор Шереметев в своем письме в Польшу к Василию Голицыну.
Уверенность во многих умах того времени в большой причастности купечества и казачества к выборам Михаила Федоровича Романова царем всея Руси иллюстрирует письменный ответ (1619) литовского державца Серпейска Юрия Потемкина к калужскому воеводе Вельяминову: «Описываешь М. Романова, жильца государя царя Владислава Жигимонтовича всея Руси, которого воры, казаки, посадили с Кузьмою Мининым на Московском государстве без совета с вами, боярами и дворянами. Ныне он не на своем престоле сидит, а на того, который искони государь и сын государев, а не монашеский» [61, 198].
Похоже на то, что именно с этого времени территория России, отошедшая к Польско-Литовскому государству, окончательно стала называться Белой Русью, на которую молодой царь Михаил Романов претендовать не мог.
Глава 3
Н овая Россия и старая Польша
В этих условиях, когда нечего было и говорить о продолжении военных действий против короля Сигизмунда, необходимо было заключить перемирие с Польско-Литовской республикой, разменяться пленными, а также выручить из затянувшегося посольства к королю отца царя Михаила. Поэтому уже 10 марта 1613 г. собор отправил к королю Дениса Аладьина с грамотою, в которой, исчислив все неправды, сотворенные его подданными на Московской земле, сообщал о своем отказе Владиславу быть царем в России, предлагал заключить мир, разменять пленных и возвратить послов. При этом, понимая, что слухи о смерти значительного количества пленных поляков и литовцев уже дошли до короля, доводили до его сведения, что это якобы произошло от рук запорожских казаков, а по поводу избрания нового царя наказывали говорить следующее: «Если скажут, что в Москве выбрали в цари Михаила Федоровича Романова, то отвечать: “Это вам кто-то сказал неправду; в Москву всяких чинов люди съехались и о государском избрании советуются, но поджидают из дальних областей советных же людей”» [61, 36].
Формально, до своего отказа от Московского государства, Владислав оставался законным царем, которому присягнуло большинство российских городов и волостей, и для разрешения этого вопроса нужно было убедить его добровольно отказаться от царского венца или откупиться от его притязаний. Избрание нового царя при жизни старого являлось крамолой во всех странах и могло привести к гибели митрополита Филарета и его сотоварищей по неудачному и затянувшемуся посольству к королю.
Поскольку Аладьин в Польше представлял интересы только собора, то и ожидать каких-либо решений короля по предлагаемым вопросам не приходилось возможным. Получив заверения польских панов в их желании достичь мира при посредничестве германского императора как третейского судьи в этой непростой ситуации, он вернулся в Москву в июне. В грамоте панов, привезенной Аладьиным, осуждались действия московских бояр и выставлялись требования к прекращению военных действий российской стороной до прибытия имперских послов. Действительно, такие военные действия велись воеводами Андреем Хворостининым, Семеном Гагариным и Артемием Измайловым в районе Козельска, но без всякого успеха, так как воеводы уделяли больше времени местничеству между собой, а также оговорам в предательстве друг друга перед новым царем. Кончилось тем, что черкасы, т. е. запорожские казаки, и литовцы заняли Серпейск, Мещовск, Козельск, Волхов (Волхов), Лихвин, Перемышль, а под Белевым, Калугой и Можайском в очередной раз ограбили население. Но крупномасштабных военных действий Польско-Литовская республика проводить не могла, так как казна была пуста. Более того, грабежами на российской территории занимались не регулярные королевские войска, а шайки солдат, не получивших оплату за свои ратные труды и добывавших себе средства на жизнь за счет обирания мирного населения по обе стороны границы. Денис Аладьин привел слова одного из поляков о том, «как здесь жолныри (солдаты) пустошат королевские города и места и много городов и мест запустошат до тех пор, пока им дадут жалованье» [61, 37].
Понимая, что король не имеет отношения к военным действиям в верховьях Оки, царь Михаил, по совету бояр и духовенства, направил для пресечения в этом районе неприятельских действий князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского и Михаила Матвеевича Бутурлина. Приход более многочисленного войска произвел впечатление на литовцев, и они без боя отошли к Вязьме и Дорогобужу, откуда им тоже вскоре пришлось уйти. Только под Белой литовцы попытались оказать сопротивление, но были разбиты и в августе 1613 г. принуждены сдаться. Добившись легкой победы, царь отправил своих воевод под Смоленск, но этих войск было недостаточно не только для штурма каменной крепости, но и для ее осады. Два года войска князей Черкасского и Троекурова (Бутурлин был ранен под Белой) протоптались возле Смоленска без какого-либо соприкосновения с противником, объедая окрестное население. В июне 1615 г. их сменили свежие и более многочисленные войска во главе с воеводами Иваном Хованским и Мироном Вельяминовым, но и эти воеводы не смогли проявить себя, простояв без дела под Смоленском до начала переговоров возле этой крепости между соседними государствами в сентябре того же года.
Однако еще до смоленских переговоров царю Михаилу необходимо было покончить с крамолой атамана Ивана Заруцкого, который весной 1613 г. обосновался со своими казаками в верховьях Дона. Собственно говоря, таких неподвластных Москве атаманов было в то время предостаточно, но вместе с Заруцким – инициатором Первого ополчения находилась царица Марина с сыном Иваном, который мог претендовать на престол. Именно для уничтожения опасного противника царем Михаилом было направлено в апреле того же года войско с воеводой князем Иваном Никитичем Одоевским. Этот воевода тоже не достиг больших военных успехов, но под его давлением Заруцкий с остатками своего войска отступил к Астрахани, где сумел получить поддержку от ногайцев. Однако политика царя Михаила по умиротворению донских, волжских, яицких и терских казаков, которым из Москвы доставляли жалование, порох, сукна, позволила отторгнуть большую часть сторонников Заруцкого. А терский воевода Головин направил стрелецкого голову Василия Хохлова под Астрахань, который сумел привести к присяге царю Михаилу ногайцев, а затем вместе с астраханцами выбить Заруцкого из города.
Атаман с царицей Мариной и остатками своего войска ушел на Яик, где 24 июня 1614 г. атаман Ус выдал их подошедшему с войском воеводе Одоевскому. Пленников привезли в Москву и казнили: Ивана Заруцкого посадили на кол, а трехлетнего царевича Ивана повесили за ноги в проеме Фроловских ворот Кремля. Судьба царицы Марины менее известна: вроде бы ее сослали в Коломну, где держали в заточении в одной из башен Коломенского кремля, а в конце 1614 г. ее то ли удушили, то ли утопили в бочке с водой. Официально же московский посол Желябужский сообщил своим польским коллегам, что она умерла в московской тюрьме от болезни и тоски по воле.
Формально, до своего отказа от Московского государства, Владислав оставался законным царем, которому присягнуло большинство российских городов и волостей, и для разрешения этого вопроса нужно было убедить его добровольно отказаться от царского венца или откупиться от его притязаний. Избрание нового царя при жизни старого являлось крамолой во всех странах и могло привести к гибели митрополита Филарета и его сотоварищей по неудачному и затянувшемуся посольству к королю.
Поскольку Аладьин в Польше представлял интересы только собора, то и ожидать каких-либо решений короля по предлагаемым вопросам не приходилось возможным. Получив заверения польских панов в их желании достичь мира при посредничестве германского императора как третейского судьи в этой непростой ситуации, он вернулся в Москву в июне. В грамоте панов, привезенной Аладьиным, осуждались действия московских бояр и выставлялись требования к прекращению военных действий российской стороной до прибытия имперских послов. Действительно, такие военные действия велись воеводами Андреем Хворостининым, Семеном Гагариным и Артемием Измайловым в районе Козельска, но без всякого успеха, так как воеводы уделяли больше времени местничеству между собой, а также оговорам в предательстве друг друга перед новым царем. Кончилось тем, что черкасы, т. е. запорожские казаки, и литовцы заняли Серпейск, Мещовск, Козельск, Волхов (Волхов), Лихвин, Перемышль, а под Белевым, Калугой и Можайском в очередной раз ограбили население. Но крупномасштабных военных действий Польско-Литовская республика проводить не могла, так как казна была пуста. Более того, грабежами на российской территории занимались не регулярные королевские войска, а шайки солдат, не получивших оплату за свои ратные труды и добывавших себе средства на жизнь за счет обирания мирного населения по обе стороны границы. Денис Аладьин привел слова одного из поляков о том, «как здесь жолныри (солдаты) пустошат королевские города и места и много городов и мест запустошат до тех пор, пока им дадут жалованье» [61, 37].
Понимая, что король не имеет отношения к военным действиям в верховьях Оки, царь Михаил, по совету бояр и духовенства, направил для пресечения в этом районе неприятельских действий князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского и Михаила Матвеевича Бутурлина. Приход более многочисленного войска произвел впечатление на литовцев, и они без боя отошли к Вязьме и Дорогобужу, откуда им тоже вскоре пришлось уйти. Только под Белой литовцы попытались оказать сопротивление, но были разбиты и в августе 1613 г. принуждены сдаться. Добившись легкой победы, царь отправил своих воевод под Смоленск, но этих войск было недостаточно не только для штурма каменной крепости, но и для ее осады. Два года войска князей Черкасского и Троекурова (Бутурлин был ранен под Белой) протоптались возле Смоленска без какого-либо соприкосновения с противником, объедая окрестное население. В июне 1615 г. их сменили свежие и более многочисленные войска во главе с воеводами Иваном Хованским и Мироном Вельяминовым, но и эти воеводы не смогли проявить себя, простояв без дела под Смоленском до начала переговоров возле этой крепости между соседними государствами в сентябре того же года.
Однако еще до смоленских переговоров царю Михаилу необходимо было покончить с крамолой атамана Ивана Заруцкого, который весной 1613 г. обосновался со своими казаками в верховьях Дона. Собственно говоря, таких неподвластных Москве атаманов было в то время предостаточно, но вместе с Заруцким – инициатором Первого ополчения находилась царица Марина с сыном Иваном, который мог претендовать на престол. Именно для уничтожения опасного противника царем Михаилом было направлено в апреле того же года войско с воеводой князем Иваном Никитичем Одоевским. Этот воевода тоже не достиг больших военных успехов, но под его давлением Заруцкий с остатками своего войска отступил к Астрахани, где сумел получить поддержку от ногайцев. Однако политика царя Михаила по умиротворению донских, волжских, яицких и терских казаков, которым из Москвы доставляли жалование, порох, сукна, позволила отторгнуть большую часть сторонников Заруцкого. А терский воевода Головин направил стрелецкого голову Василия Хохлова под Астрахань, который сумел привести к присяге царю Михаилу ногайцев, а затем вместе с астраханцами выбить Заруцкого из города.
Атаман с царицей Мариной и остатками своего войска ушел на Яик, где 24 июня 1614 г. атаман Ус выдал их подошедшему с войском воеводе Одоевскому. Пленников привезли в Москву и казнили: Ивана Заруцкого посадили на кол, а трехлетнего царевича Ивана повесили за ноги в проеме Фроловских ворот Кремля. Судьба царицы Марины менее известна: вроде бы ее сослали в Коломну, где держали в заточении в одной из башен Коломенского кремля, а в конце 1614 г. ее то ли удушили, то ли утопили в бочке с водой. Официально же московский посол Желябужский сообщил своим польским коллегам, что она умерла в московской тюрьме от болезни и тоски по воле.