Страница:
Американцы разделись в коридоре. Они в черных пиджаках и белых рубахах с крахмальными воротничками, при галстуках и в высоких сапогах.
Другой помощник Шарпера, с белокурой бородой, глянул с опаской через портьеры, как бы предполагая встретить свирепую англичанку. Но вместо нее он увидел улыбающуюся и нарядную Екатерину Ивановну.
– Милости просим, господа.
Шарпер раскланялся, поцеловал руку хозяйке и тут же представлен был генералу. Муравьев и Казакевич в штатском. Здесь же Невельской и Воронин.
Шарпер потихоньку сказал, что долговязый – его лучший советчик и помощник: надежный парень, умеет молчать, умен. Он тут бывал не раз, никогда не сходил на берег, всегда занят, очень любит судно и хозяина. Никогда никому в голову не приходило, что Шарпер нуждается в советчиках! Видно, вроде Николая Николаевича, взял себе свиту.
На столе скатерть и прежде всегда блестела. Но нынче тут стоит водка в графинах, какое-то хорошее французское вино. Подобных удовольствий Шарпер себе никогда не позволял. Он знал напитки попроще, а теперь вообще больше читает библию.
В душе сильно смягчившись, он почувствовал себя в высшем обществе и подумал, что надо будет, чтобы клинобородый, знавший по-французски, запомнил марку, можно потом рассказать Эмилии, чем угощали. По-французски Шарпер знал несколько фраз, но ведь русские поймут. А-а! Надо просто взять бутылку в руки и прямо спросить, как произносится название, то есть поступить по-американски, тем более что во всем свете американцев считают за неотесанных мужиков!
– Благодарите, господа, генерала! Он исхлопотал у нашего государя порто-франко для всех этих земель!
Все американцы почтительно поклонились, а клинобородый даже прищелкнул каблуком.
«А до того, значит, они у меня тут контрабандой занимались?» – подумал генерал.
За ужином шкипер осторожно начал с того, что он обдумал многое и хотел бы доставлять для жителей новых русских заселений на этом океане все необходимые жизненные припасы, но что не уверен, как пойдет торговля, и хочет узнать у губернатора, скоро ли будут построены порты и города и на что можно рассчитывать. Что он мог бы это сделать давно, но пока нет настоящих потребностей и русским нечем бывает платить, и что он может доставить все, все, что только может понадобиться… У него есть средства, он мог бы даже купить пароход. С кем можно было бы договориться о торговле? Он готов, даже если можно, в рассрочку, но гарантии должны быть.
– Вы можете доставить все, что нам сейчас надо?
Американцы поговорили между собой.
– Да, можем! – сказал по-русски Шарпер.
Муравьев помолчал.
– Я слышал, у вас есть великолепный план, как Америка может помочь нам в этой войне?
– Да, your excellency! – Шарпер не мог выговорить по-русски «ваше превосходительство».
– Изложите этот план мне.
Шарпер просиял:
– С радостью, генерал! Но простите, что сначала я задам вам несколько вопросов.
– Пожалуйста.
– У вас в этих водах большие фрегаты с многолюдными и хорошо обученными командами. Так ли это?
Разговор пошел по-английски.
– Да, это так. И еще большие фрегаты идут сюда…
– Да, я это слыхал! Так у вас есть экипажи. Оставьте свои фрегаты в гаванях, а команды пересадите на быстроходные суда, которые в океане будут неуловимы. Паника охватит английских торгашей. Известия об этом восхитят всех в мире! Их суда кинутся спасаться. Их военные крейсеры безуспешно будут пытаться поймать ваши клипера в океане. Английская торговля за короткий срок будет уничтожена. Их купцы струсят.
– А где будут снабжаться наши суда?
– В нейтральных портах. Можно поднимать не свой флаг. О снабжении мы, американцы, позаботимся. Мы вас поддержим.
– Где купить эти суда? У вас есть?
– Вот мой помощник, – кивнул шкипер на клинобородого. Тот привстал и поклонился.
– Он свой человек в Сан-Франциско. За три-четыре месяца мы найдем столько судов, сколько вы захотите! И таких быстроходных, что не догонит ни один англичанин. Я буду посредником. Должен вам сказать, что это не только мое мнение и мой план.
– Да, это же говорят офицеры всех наших военных судов, – подтвердил клинобородый.
– План ваш хорош, – сказал Казакевич, – но как мы будем узнавать о движении вражеских судов? Тут нам нужны люди, которые согласились бы помогать.
– Все, что будет угодно, сэр!
– Можно найти людей во всех портах, и все будем знать, – подтвердил советник.
– План каперства[95] отличен! – сказал наконец Муравьев. – Но выгоден для Америки больше, чем для нас. Не так ли?
– Да…
Генерал помолчал, наблюдая, так ли действует «ассаже» на янки, как и на своих чиновников. Кажется, так же!
Теперь надо было снова оживить сморщившееся желтое лицо загорелого в морях шкипера.
– Не взялись бы вы доставить на будущий год к устью Амура продовольствие, а также другие предметы, которые нам нужны?
– О-о! С охотой, your excellency! Я об этом мечтал.
Разговор пошел о подробностях.
– Могли бы вы перевезти наших людей на своих китобойных судах? – спросил Невельской.
– Надо подумать…
– Когда? – спросил белокурый.
– В этом году.
– Судно невелико. Но если сойдемся и условия будут выгодны, мы все выгрузим. Солдат можно перевезти без особого комфорта.
– Сколько могли бы взять?
– Сто человек, – сказал клинобородый.
– Для солдат придется брать и продовольствие на всю зиму, господин губернатор, – ответил Невельскому шкипер, догадываясь, о чем речь.
– Мы могли бы найти, по крайней мере, еще два судна. Думаю, что и другие не отказались бы, – сказал советник с бородой клином.
Шарпер взглянул на него:
– Да, в море промышляют наши товарищи.
– Об этом можно договориться и с чужими. Деньги свое дело сделают, – сказал клинобородый. – Но риск очень большой, вы понимаете, your excellency! И вы, господин губернатор, – обратился он к Невельскому.
– Пока этого не требуем, – сказал Муравьев.
– О да! Но заранее надо знать!
– Весной у вас в Штатах будет мой агент по закупке продовольствия для этого края, – сказал Муравьев. – Могли бы вы встретиться с ним и помочь зафрахтовать суда?
– О да! Кто же будет?
– Поедет русский купец. Да, придется зафрахтовать большой пароход и сюда с товаром на будущий год. И кое-какое вооружение, и порох.
Шарпер даже языком прищелкнул.
Он между прочим осуществил свое намерение и в разгар деловых переговоров взял бутылку и спросил, как называется вино.
«Я выведу в люди этого труженика моря», – подумал Муравьев, прощаясь с ним.
Рослый морщинистый Шарпер протянул руку генералу запросто.
«Какой американец нахальный», – подумал Казакевич.
– Вы хороший моряк, – сказал клинобородый Невельскому в коридоре.
Отложив свою куртку, он внезапно, как бы спохватившись, вернулся в столовую.
– Вы моряк! – подмигнул он вошедшему за ним Невельскому, налил себе из графина стакан и осушил его.
В коридоре никто, казалось, не обратил на это внимания, но когда американцы пошли к шлюпке, то клинобородый заметно покачивался.
«Видно, пьяница», – подумал Геннадий Иванович.
Воронин проводил их, вернулся и сказал, что, когда американцы сели в шлюпку и отвалили, Шарпер очень сильно ударил своего советника. Тот прикрыл голову рукой. Но тут сзади его ударил белокурый. Он молчал, видно, привык к этому. И били его молча, с обеих сторон, а когда он пытался закрыть голову, то хватали за руки или ударяли в грудь. Так тихая шлюпка ушла во тьму.
Рассказав эти новости, Воронин отправился к себе.
– Давайте и мы, господа, напьемся один раз за упокой всех усопших! – сказал Невельской и налил всем по полному стакану.
Муравьев, отправив штаб, адъютантов, повара и вестовых и оставшись ночевать у Невельских, имел в виду это же самое, хотя и не предполагал поминать умерших. Надо же хоть раз со времени выезда из Иркутска! Ромок понемножку пить приходилось, да что толку. Надо же душу отвести.
– Ну что вы скажете об американском плане, Геннадий Иванович?
– План смел.
– Но кто же пойдет в каперство? Где у нас капитаны? Кто годен в корсары?
– Каждый из наших офицеров охотно возьмет судно. У всех есть практика.
«У Бошняка, например», – подумал генерал.
– Дайте мне крейсер, Николай Николаевич, и я пойду! – сказал Невельской. При этом кулаки его сжались, а лицо стало мальчишески юным.
Муравьев оглядел его тонкую плечистую фигуру. «Бог знает, может быть, и на войне он не маковое зерно. Во всяком случае, в смелости ему не откажешь».
Эта готовность идти и сражаться в океане понравилась генералу. «Вот тебе, сам же опровергнул все планы бескровной войны! Будешь топить суда, команды захватывать – в трюм их! Англичане поймают, придерутся к чему-нибудь и повесят. На рее вздернут по всем правилам. Завойко еще три года назад уверял, что Невельской – пират, захватывает суда у Компании и бьет их».
– Как будто мы этого без американцев не знали, Николай Николаевич!
– Так что же вы не сказали прежде?
– Зная, как у нас любят мнение иностранцев, я хотел, чтобы прежде все это вам сказал американец.
– Зачем вам идти в каперство, Геннадий Иванович? Или вы о двух головах? Сидите тут.
– Да чтобы доказать! Ведь это океан. И что на нем у нас уже есть гавани! Что открыты для нас большие плавания! И мы неуязвимы здесь. На Балтийском море мы заперты и бессильны, и ловить там некого, и в Атлантический океан нас не пустят! А тут океан! Поймите, Николай Николаевич! Наш! Наши рейды в океане привлекут внимание всего мира, газет, а затем и нашего ленивого правительства, которое должно когда-то проснуться.
Муравьев ударил себя по лбу:
– Так и победа на Камчатке привлечет внимание всего мира к нашим силам на берегах этого океана!
– А еще больше – действия в океане! Они посеют панику! Это разнесется. Решайте, Николай Николаевич! Хоть в эту навигацию и на всю зиму. Я найду нейтральные порты! И не ради удальства, а доказать, как этот край нужен России.
«По мне, лучше пусть Завойко докажет», – подумал генерал.
И вдруг Муравьева осенило. Он отставил стакан с водкой и взглянул в синие глаза капитана с подозрением.
«Э-э! Дай ему крейсер да отпусти в океан, а он пойдет в свои обетованные земли на открытие незамерзающих гаваней, и тогда ищи ветра в поле! Не мытьем, так катаньем хочет свое взять! Сухой, маленький ростом. Я всегда удивлялся, за что Екатерина Ивановна его полюбила. У женщин все же есть чутье… Экий живучий! И так про него говорят бог знает что. Купи ему в Америке крейсер, а он его разобьет, а команду высадит и расселит по всем гаваням и подымет всюду флаги. А мне отвечать? Он с такими лоханками, как «Байкал» и «Иртыш», бог знает что наделал».
– Пошлите агента в Америку! Купите мне, Николай Николаевич, быстроходную шхуну. Я выйду на ней.
– С паровой машиной?
– Да! Но главное, чтобы она под парусами шла отлично!
– И сколько матросов?
– Пятьдесят человек. Я подберу сам!
– Я думаю, вам пятидесяти мало. Ведь дела-то много!
– Что вы, Николай Николаевич! Вполне достаточно. Только нужны орудия современные и штуцера[96].
– Лучше купить вам пароходокорвет.
– Не шутите, Николай Николаевич! Будь я богатый человек, я сам мог бы купить шхуну. Мне пригнали бы ее прямо сюда, к косе. Хотите, напишу матери, попрошу заложить имение и с жалованьем в придачу купил бы шхунешку. Ведь в других странах вооружают на каперство частных владельцев.
– А у нас прежде всего не героизм, а полиция, красный воротник, как говорит Завойко. Сунься с такой романтикой, попробуй, и вам и мне ижицу пропишут!
«Бог знает – чужая душа потемки. Не хватало мне его в каперство отпускать. Морякам, конечно, раздолье! А мне скажут – петрашевца выпустил! Мало на меня доносов пишут! Однако здешних офицеров вообще ни в какое каперство нельзя пускать. «Палладских» – пожалуй. Да адмирал об этом меньше всего думает. Конечно, у Невельского и его братии все китобои знакомые, и они в океане чувствовали бы себя как дома».
По многим причинам смелый проект не нравился Муравьеву. Хотя ничего не скажешь – будь возможность, насолили бы… «А американцам найдем дело. Пошлю надежного человека».
– Вот и видно, что вы сами, Геннадий Иванович, рветесь в бой. Вы – офицер, Геннадий Иванович. А говорили чушь – прятаться в тайге…
– Каперство совсем иное дело! Купцы уже сейчас, когда у нас нет в океане ни одного крейсера, кроме «Авроры», по слухам, всюду в тревоге, даже в Гонконге была тревога, русский крейсер ловили. Англичане прежде всего хозяева хорошие и коммерсанты и губить товар не желают. А если бы мы выпустили десяток судов? Вот это был бы престиж и слава. Ловить в океане трудно. Это бы уж была не дробь, а бомба из огромной пушки! И напрасно, Николай Николаевич, не договорились со шкиперами о переброске десантов на Камчатку. Они бы за неделю собрали целый флот. За деньги они бы до прихода врага перевезли туда еще пятьсот человек!
– Я послал на «Оливуце» дополнительно, что мог… офицеров, оружие…
«То он бранит Камчатку так, что у меня душа немеет и я не рад, что с ней связался, то требует, чтобы я слал помощь Завойко».
Муравьеву казалось, что Геннадий Иванович хитрит. «Не столь же он наивен, чтобы предполагать, что я буду нанимать иностранцев для перевозки войск. Он испытывает меня?»
– Нет, русский генерал, такой, как Василий Степанович, должен выстоять сам! А силы на устье ослабить нельзя. И без позволения нашего нессельродовского Пекина, Геннадий Иванович, ничего подобного сделать не могу!
– Вас оплата тревожит?
– Ни боже мой! Политика! И нельзя оставлять устье слабозащищенным. Ну так за дело! Вечная память! – Муравьев поднял стакан.
– Вечная память!
Утром на оленях генерал, Невельской, Казакевич с тунгусами выехали в Николаевск.
– А не хотели бы вы, Петр Васильевич, в Америку под чужим именем? – спросил губернатор, всей фигурой поворачиваясь на олене к Казакевичу.
Казакевич не ожидал этого.
– Через Петербург прямо в Вашингтон. Вам сделают документы, и действуйте в Америке по своему усмотрению. Шарпера можно взять, если захотите, он уже свой, знакомый. Впрочем, сами решите. Можно найти других, а можно Шарпера в люди вывести, и будет верный человек.
– Он уже и так по-русски понимает! – сказал Невельской.
– Неизвестно, сможем ли мы все сплавить в будущем году по Амуру. И надо нам привлечь американцев к торговле, приучить.
Казакевич солидный и молчаливый. Он подготовил Амурский сплав. Он теперь не прочь и в Америку.
– Вы, Петр Васильевич, знаете английский язык. Отращивайте себе усы и бороду…
– И брюхо! – добавил Невельской.
– Как ты думаешь, Геннадий? – обернулся Казакевич.
– Исполать! – ответил Невельской. – А я бы в каперство пошел, чем тут сидеть без дела.
КНИГА ТРЕТЬЯ
Глава первая
Корабль «Президент» шел при полной парусности, огромный и белый. Английский адмирал Прайс, рослый, сухой и сильный человек, с большими усами, бакенбардами и сутулой спиной, немного задумчивый и угрюмый, стоял на юте, глядя на китобойное судно, проходившее примерно в восьми кабельтовых под углом в тридцать градусов к курсу союзной эскадры, направлявшейся к берегам Камчатки. Все двигалось: море, воздух, корабль, китобой, и все в разные стороны.
Прайс давно охотился в океане за русским фрегатом, что ушел к своим берегам, видимо на Камчатку. Он желал составить представление о порте Петропавловске, о том, какие там силы и укрепления. Адмирал, опытный и дельный моряк, сведения о русских силах и о корабле «Аврора» собирал где только возможно. Он полагал, что должен все рассчитать и схватить врага мертвой хваткой в его берлоге.
– Пожалуйста, остановите китобоя! – приказал Прайс своему флаг-капитану Бурриджу.
Победа обычно подготавливается трудами. Через шпионов узнаются силы противника. Потом собираются превосходящие силы. Врага разбивают стрельбой из орудий и новейших ружей. Людей пускают в дело, когда враг почти сломлен. Отличное вооружение дают заводы острова. Империя богата. Есть средства и на шпионов. Когда надо, подкупаются ханы, царьки, мандарины, министры, князья, офицеры, торговцы.
Воюет Томми, но ему помогают банки и плантации. Английский солдат и матрос – как рабочие промышленности, в которую вложены большие капиталы. Матрос вербуется из народа поголодней и поотчаянней, чтобы рад был сытой жизни. Не все идут на фабрики, находятся искатели приключений. Из простонародья есть любители роскошной жизни, которую обещают картинки с надписями, призывающими наниматься в королевский флот.
У системы, которой Прайс держался, как и Непир[98], как и многие английские адмиралы в эту пору расцвета и могущества, когда нельзя рисковать престижем и славой, была одна слабость. Эта система побеждать требует подготовки, то есть времени. Неизбежно побеждаешь при встрече с врагом, но долго ждешь этой победы, ищешь слабое место врага, долго доискиваешься сам, а врага изучаешь и подкупаешь. Уходят и время и деньги.
После ухода «Авроры» из Кальяо за ней долго гонялись и не могли поймать. Отчаявшись, адмирал решил составить превосходящие силы и тогда идти прямо на Камчатку, где могла укрыться «Аврора» и где воевать придется не только с ней, но и штурмовать крепость.
В одном из портов Прайс долго ждал подхода подкреплений. Наконец составилась эскадра из шести судов. На ней две с половиной тысячи людей.
Все это побудило некоторых офицеров заявить, что во времена Нельсона так не действовали, что они теряют время и дают русским укрепиться.
«Но это очень наивные рассуждения! Очертя голову теперь никто не смеет действовать. Теперь время явного нашего превосходства. Сведения о Петропавловске противоречивы. Шпиона туда не пошлешь. Подкупать там некого».
… В кильватерной колонне шел французский фрегат «Форте». На нем французский адмирал Де-Пуант, очень милый, остроумный, тонкий, дельный, едкий и, кажется, завистливый старичок, который очень много внимания обращает на то, чтобы французский флот не потускнел рядом со своим английским союзником. У него постоянно наготове шпильки для английского коллеги. Но смешно обращать на это внимание! Прайс не из тех!
Корабль «Президент» – прекрасный ходок. В открытом океане при попутном ветре он ведет пароход «Вирейгоу», что означает «бой-баба». Пароход прекрасный, с отличной машиной, – это очень важный ресурс эскадры в предстоящих сражениях. На носу парохода огромная пушка. Гром этой леди возвестит врагу его гибель. Но со своей машиной пароход очень отставал, не в силах был выгрести с такой быстротой, чтобы не отставать от кораблей, когда дул попутный ветер. Поэтому Прайс распорядился вести пароход на буксире, чтобы не задерживал.
Французский адмирал уверял Прайса, что в Петропавловске русские укрепили порт и там придется принять серьезный бой и штурмовать. Время упущено. Французы напуганы русской погодой. Коллега травит душу адмирала Прайса упреками, что «Аврора» без припасов, с уставшей и больной командой не могла бы далеко уйти. Надо было сразу за ней. Де-Пуант уверял, что он слышал кое-что о Камчатке еще в Париже. Прайс тоже слышал о Камчатке у себя в Лондоне. Там собраны сведения и очень скептически отзывались о состоянии русской обороны в портах Восточного океана. Но как бы то ни было, Прайс, человек серьезный, отлично понимает, что готовиться надо тщательно. На Камчатку, видимо, пойдет русская эскадра Японской экспедиции. А это уже опасней.
Де-Пуант тоже представлял ожидавшее эскадру сопротивление. Он слышал, что командующий всеми русскими силами поставил дело серьезно, и крепости его хороши. Однако все удобно свалить на медлительность Прайса. Де-Пуант очень высоко оценивал ресурсы союзной эскадры и особенно рыцарски благородную смелость и отвагу французских моряков.
Помимо сведений, которые получены были от своих адмиралтейств, очень многое пришлось узнать уже в океане. Американцы, торговавшие на Камчатке, и китобои, охотившиеся в русских морях, разнесли повсюду, что мистер Завойко, которого многие шкиперы знали лично как очень дельного и основательного хозяина, назначен губернатором на Камчатку, что там строится крепость, туда идут суда, войска. Как всегда в таких случаях, дело не обошлось без прикрас.
Так слухи, пущенные Муравьевым и Завойко с разных концов материка, попадали в уши адмиралов на середине Тихого океана. Как бы то ни было, нельзя было пренебрегать ни единым сведением о Камчатке.
Грянул выстрел. На мачте взвился сигнальный флаг. Китобой остановился. «Президент» шел под всеми парусами. Только когда от шхуны отвалила шлюпка и пошла к адмиральскому кораблю, на нем стали убирать часть парусов.
Прайс внешне спокоен, но он нервный и мнительный человек. Было время, когда он оставлял морскую службу, увлекался коммерцией. Во время войны снова поступил на службу. Неудачи огорчают его. Но он с неутомимостью охотника идет по следу.
Когда-то, будучи молодым человеком, Прайс ради молодечества забрался на купол собора св. Павла в Лондоне. Желая показать товарищам, что для него не существует невозможного, он поднялся на самый крест и укрепил там свой платок. Все это было давно. А теперь, как у всякого столичного человека, у него в Лондоне есть друзья, но есть и сильные враги. Ему тем труднее бороться с ними, что он честен, прям и благороден, а главное – горд. Этим и славна английская аристократия, что не чуждается реальной деятельности и не уступает позиций буржуазии, как получилось у французов.
Прайс теперь уже не тот, что в юности. Жизнь многому научила его. Он не представлял службу на Тихом океане чем-то вроде ссылки. Он предполагал, что и здесь найдет себе купол по своему возрасту и снова удивит всех, поднявшись на него. Нужно было разгромить врага и взять его корабли. Это, конечно, не решит войны. Но это все-таки очень важно, поскольку Тихий океан – грандиозная арена торговли и мореплавания. Это важно лично для Прайса. И это важно очень для его спекуляций. Адмиралу необходима была победа, и он страстно желал ее, больше, чем кто-либо из окружающих мог предполагать.
Несмотря на мрачную задумчивость, кажущуюся холодность, которую можно принять за выражение удовлетворенности, Прайс очень любит жизнь. Победа нужна ему до зарезу!
Имя адмирала-победителя лучше всяких вкладов в любое коммерческое общество, даже в такое, куда нелегко проникнуть. Любой пост в колониальной администрации будет предоставлен герою, если он захочет покинуть метрополию. А на таких должностях капиталы сами приходят. Адмирал воспитывал сыновей в духе высокого благородства и преданности короне. Пусть они будут детьми героя.
Аристократу трудно соперничать с буржуа и теми молодыми выскочками, что гребут золото, не брезгуя ничем.
Прайс предпочитает быть там, где адмиралу приходится думать о битвах, а не о служебных интригах, как на Западе. Здесь адмирал относительно свободен. Прайс не желает быть адмиралом на бумагах. Он седеет, но еще очень крепок. Душа его ищет настоящей деятельности, плаваний, подвигов.
Он желает подать пример сыновьям. Они еще учатся. Но Прайс знает: за ошибку или проступок одинаково беспощадно будет наказан любой, даже самый высший офицер, вплоть до командующего. Были случаи – беспощадно расстреливали офицеров и адмиралов за оплошность, которую можно истолковать как неумение или трусость. Слава обязывает. Русский фрегат «Аврора» ушел дважды из-под носа. А этот фрегат знаменит. Судно теперешнего генерал-адмирала русского флота великого князя Константина. Поймать «Аврору» – значит, дать изрядный щелчок по носу молодому флотоводцу, сыну царя. И, конечно, венок победный тому, кто это совершит.
Прайс считает, что напрасно в свое время английские газеты, по привычке быть пренебрежительными к иностранцам, напечатали оскорбительную для «Авроры» статью, когда она гостила в Плимуте. Нет, не так плохо судно. Он видел его отлично на стоянке в Кальяо. Есть на нем и умелые моряки.
Прайс – моряк старой школы. Иногда он думает: неужели в век грядущего либерализма и во флоте разведется либеральная гниль и страх перед расстрелом на палубе исчезнет? А ведь есть что-то благородное в том, что за провинность, за трусость или просто за ошибку или поражение расплачиваешься жизнью своей на палубе перед лицом подчиненных и матросов.
О Прайсе плетут бог знает что, будто бы он коммерсант более, чем моряк. Да, он участник коммерческих предприятий. Да, он уверен, что это необходимо благородному человеку. Да, нельзя власть над миром отдать в руки буржуа. Но как только началась война, он снова при первых звуках военных маршей на службе.
Другой помощник Шарпера, с белокурой бородой, глянул с опаской через портьеры, как бы предполагая встретить свирепую англичанку. Но вместо нее он увидел улыбающуюся и нарядную Екатерину Ивановну.
– Милости просим, господа.
Шарпер раскланялся, поцеловал руку хозяйке и тут же представлен был генералу. Муравьев и Казакевич в штатском. Здесь же Невельской и Воронин.
Шарпер потихоньку сказал, что долговязый – его лучший советчик и помощник: надежный парень, умеет молчать, умен. Он тут бывал не раз, никогда не сходил на берег, всегда занят, очень любит судно и хозяина. Никогда никому в голову не приходило, что Шарпер нуждается в советчиках! Видно, вроде Николая Николаевича, взял себе свиту.
На столе скатерть и прежде всегда блестела. Но нынче тут стоит водка в графинах, какое-то хорошее французское вино. Подобных удовольствий Шарпер себе никогда не позволял. Он знал напитки попроще, а теперь вообще больше читает библию.
В душе сильно смягчившись, он почувствовал себя в высшем обществе и подумал, что надо будет, чтобы клинобородый, знавший по-французски, запомнил марку, можно потом рассказать Эмилии, чем угощали. По-французски Шарпер знал несколько фраз, но ведь русские поймут. А-а! Надо просто взять бутылку в руки и прямо спросить, как произносится название, то есть поступить по-американски, тем более что во всем свете американцев считают за неотесанных мужиков!
– Благодарите, господа, генерала! Он исхлопотал у нашего государя порто-франко для всех этих земель!
Все американцы почтительно поклонились, а клинобородый даже прищелкнул каблуком.
«А до того, значит, они у меня тут контрабандой занимались?» – подумал генерал.
За ужином шкипер осторожно начал с того, что он обдумал многое и хотел бы доставлять для жителей новых русских заселений на этом океане все необходимые жизненные припасы, но что не уверен, как пойдет торговля, и хочет узнать у губернатора, скоро ли будут построены порты и города и на что можно рассчитывать. Что он мог бы это сделать давно, но пока нет настоящих потребностей и русским нечем бывает платить, и что он может доставить все, все, что только может понадобиться… У него есть средства, он мог бы даже купить пароход. С кем можно было бы договориться о торговле? Он готов, даже если можно, в рассрочку, но гарантии должны быть.
– Вы можете доставить все, что нам сейчас надо?
Американцы поговорили между собой.
– Да, можем! – сказал по-русски Шарпер.
Муравьев помолчал.
– Я слышал, у вас есть великолепный план, как Америка может помочь нам в этой войне?
– Да, your excellency! – Шарпер не мог выговорить по-русски «ваше превосходительство».
– Изложите этот план мне.
Шарпер просиял:
– С радостью, генерал! Но простите, что сначала я задам вам несколько вопросов.
– Пожалуйста.
– У вас в этих водах большие фрегаты с многолюдными и хорошо обученными командами. Так ли это?
Разговор пошел по-английски.
– Да, это так. И еще большие фрегаты идут сюда…
– Да, я это слыхал! Так у вас есть экипажи. Оставьте свои фрегаты в гаванях, а команды пересадите на быстроходные суда, которые в океане будут неуловимы. Паника охватит английских торгашей. Известия об этом восхитят всех в мире! Их суда кинутся спасаться. Их военные крейсеры безуспешно будут пытаться поймать ваши клипера в океане. Английская торговля за короткий срок будет уничтожена. Их купцы струсят.
– А где будут снабжаться наши суда?
– В нейтральных портах. Можно поднимать не свой флаг. О снабжении мы, американцы, позаботимся. Мы вас поддержим.
– Где купить эти суда? У вас есть?
– Вот мой помощник, – кивнул шкипер на клинобородого. Тот привстал и поклонился.
– Он свой человек в Сан-Франциско. За три-четыре месяца мы найдем столько судов, сколько вы захотите! И таких быстроходных, что не догонит ни один англичанин. Я буду посредником. Должен вам сказать, что это не только мое мнение и мой план.
– Да, это же говорят офицеры всех наших военных судов, – подтвердил клинобородый.
– План ваш хорош, – сказал Казакевич, – но как мы будем узнавать о движении вражеских судов? Тут нам нужны люди, которые согласились бы помогать.
– Все, что будет угодно, сэр!
– Можно найти людей во всех портах, и все будем знать, – подтвердил советник.
– План каперства[95] отличен! – сказал наконец Муравьев. – Но выгоден для Америки больше, чем для нас. Не так ли?
– Да…
Генерал помолчал, наблюдая, так ли действует «ассаже» на янки, как и на своих чиновников. Кажется, так же!
Теперь надо было снова оживить сморщившееся желтое лицо загорелого в морях шкипера.
– Не взялись бы вы доставить на будущий год к устью Амура продовольствие, а также другие предметы, которые нам нужны?
– О-о! С охотой, your excellency! Я об этом мечтал.
Разговор пошел о подробностях.
– Могли бы вы перевезти наших людей на своих китобойных судах? – спросил Невельской.
– Надо подумать…
– Когда? – спросил белокурый.
– В этом году.
– Судно невелико. Но если сойдемся и условия будут выгодны, мы все выгрузим. Солдат можно перевезти без особого комфорта.
– Сколько могли бы взять?
– Сто человек, – сказал клинобородый.
– Для солдат придется брать и продовольствие на всю зиму, господин губернатор, – ответил Невельскому шкипер, догадываясь, о чем речь.
– Мы могли бы найти, по крайней мере, еще два судна. Думаю, что и другие не отказались бы, – сказал советник с бородой клином.
Шарпер взглянул на него:
– Да, в море промышляют наши товарищи.
– Об этом можно договориться и с чужими. Деньги свое дело сделают, – сказал клинобородый. – Но риск очень большой, вы понимаете, your excellency! И вы, господин губернатор, – обратился он к Невельскому.
– Пока этого не требуем, – сказал Муравьев.
– О да! Но заранее надо знать!
– Весной у вас в Штатах будет мой агент по закупке продовольствия для этого края, – сказал Муравьев. – Могли бы вы встретиться с ним и помочь зафрахтовать суда?
– О да! Кто же будет?
– Поедет русский купец. Да, придется зафрахтовать большой пароход и сюда с товаром на будущий год. И кое-какое вооружение, и порох.
Шарпер даже языком прищелкнул.
Он между прочим осуществил свое намерение и в разгар деловых переговоров взял бутылку и спросил, как называется вино.
«Я выведу в люди этого труженика моря», – подумал Муравьев, прощаясь с ним.
Рослый морщинистый Шарпер протянул руку генералу запросто.
«Какой американец нахальный», – подумал Казакевич.
– Вы хороший моряк, – сказал клинобородый Невельскому в коридоре.
Отложив свою куртку, он внезапно, как бы спохватившись, вернулся в столовую.
– Вы моряк! – подмигнул он вошедшему за ним Невельскому, налил себе из графина стакан и осушил его.
В коридоре никто, казалось, не обратил на это внимания, но когда американцы пошли к шлюпке, то клинобородый заметно покачивался.
«Видно, пьяница», – подумал Геннадий Иванович.
Воронин проводил их, вернулся и сказал, что, когда американцы сели в шлюпку и отвалили, Шарпер очень сильно ударил своего советника. Тот прикрыл голову рукой. Но тут сзади его ударил белокурый. Он молчал, видно, привык к этому. И били его молча, с обеих сторон, а когда он пытался закрыть голову, то хватали за руки или ударяли в грудь. Так тихая шлюпка ушла во тьму.
Рассказав эти новости, Воронин отправился к себе.
– Давайте и мы, господа, напьемся один раз за упокой всех усопших! – сказал Невельской и налил всем по полному стакану.
Муравьев, отправив штаб, адъютантов, повара и вестовых и оставшись ночевать у Невельских, имел в виду это же самое, хотя и не предполагал поминать умерших. Надо же хоть раз со времени выезда из Иркутска! Ромок понемножку пить приходилось, да что толку. Надо же душу отвести.
– Ну что вы скажете об американском плане, Геннадий Иванович?
– План смел.
– Но кто же пойдет в каперство? Где у нас капитаны? Кто годен в корсары?
– Каждый из наших офицеров охотно возьмет судно. У всех есть практика.
«У Бошняка, например», – подумал генерал.
– Дайте мне крейсер, Николай Николаевич, и я пойду! – сказал Невельской. При этом кулаки его сжались, а лицо стало мальчишески юным.
Муравьев оглядел его тонкую плечистую фигуру. «Бог знает, может быть, и на войне он не маковое зерно. Во всяком случае, в смелости ему не откажешь».
Эта готовность идти и сражаться в океане понравилась генералу. «Вот тебе, сам же опровергнул все планы бескровной войны! Будешь топить суда, команды захватывать – в трюм их! Англичане поймают, придерутся к чему-нибудь и повесят. На рее вздернут по всем правилам. Завойко еще три года назад уверял, что Невельской – пират, захватывает суда у Компании и бьет их».
– Как будто мы этого без американцев не знали, Николай Николаевич!
– Так что же вы не сказали прежде?
– Зная, как у нас любят мнение иностранцев, я хотел, чтобы прежде все это вам сказал американец.
– Зачем вам идти в каперство, Геннадий Иванович? Или вы о двух головах? Сидите тут.
– Да чтобы доказать! Ведь это океан. И что на нем у нас уже есть гавани! Что открыты для нас большие плавания! И мы неуязвимы здесь. На Балтийском море мы заперты и бессильны, и ловить там некого, и в Атлантический океан нас не пустят! А тут океан! Поймите, Николай Николаевич! Наш! Наши рейды в океане привлекут внимание всего мира, газет, а затем и нашего ленивого правительства, которое должно когда-то проснуться.
Муравьев ударил себя по лбу:
– Так и победа на Камчатке привлечет внимание всего мира к нашим силам на берегах этого океана!
– А еще больше – действия в океане! Они посеют панику! Это разнесется. Решайте, Николай Николаевич! Хоть в эту навигацию и на всю зиму. Я найду нейтральные порты! И не ради удальства, а доказать, как этот край нужен России.
«По мне, лучше пусть Завойко докажет», – подумал генерал.
И вдруг Муравьева осенило. Он отставил стакан с водкой и взглянул в синие глаза капитана с подозрением.
«Э-э! Дай ему крейсер да отпусти в океан, а он пойдет в свои обетованные земли на открытие незамерзающих гаваней, и тогда ищи ветра в поле! Не мытьем, так катаньем хочет свое взять! Сухой, маленький ростом. Я всегда удивлялся, за что Екатерина Ивановна его полюбила. У женщин все же есть чутье… Экий живучий! И так про него говорят бог знает что. Купи ему в Америке крейсер, а он его разобьет, а команду высадит и расселит по всем гаваням и подымет всюду флаги. А мне отвечать? Он с такими лоханками, как «Байкал» и «Иртыш», бог знает что наделал».
– Пошлите агента в Америку! Купите мне, Николай Николаевич, быстроходную шхуну. Я выйду на ней.
– С паровой машиной?
– Да! Но главное, чтобы она под парусами шла отлично!
– И сколько матросов?
– Пятьдесят человек. Я подберу сам!
– Я думаю, вам пятидесяти мало. Ведь дела-то много!
– Что вы, Николай Николаевич! Вполне достаточно. Только нужны орудия современные и штуцера[96].
– Лучше купить вам пароходокорвет.
– Не шутите, Николай Николаевич! Будь я богатый человек, я сам мог бы купить шхуну. Мне пригнали бы ее прямо сюда, к косе. Хотите, напишу матери, попрошу заложить имение и с жалованьем в придачу купил бы шхунешку. Ведь в других странах вооружают на каперство частных владельцев.
– А у нас прежде всего не героизм, а полиция, красный воротник, как говорит Завойко. Сунься с такой романтикой, попробуй, и вам и мне ижицу пропишут!
«Бог знает – чужая душа потемки. Не хватало мне его в каперство отпускать. Морякам, конечно, раздолье! А мне скажут – петрашевца выпустил! Мало на меня доносов пишут! Однако здешних офицеров вообще ни в какое каперство нельзя пускать. «Палладских» – пожалуй. Да адмирал об этом меньше всего думает. Конечно, у Невельского и его братии все китобои знакомые, и они в океане чувствовали бы себя как дома».
По многим причинам смелый проект не нравился Муравьеву. Хотя ничего не скажешь – будь возможность, насолили бы… «А американцам найдем дело. Пошлю надежного человека».
– Вот и видно, что вы сами, Геннадий Иванович, рветесь в бой. Вы – офицер, Геннадий Иванович. А говорили чушь – прятаться в тайге…
– Каперство совсем иное дело! Купцы уже сейчас, когда у нас нет в океане ни одного крейсера, кроме «Авроры», по слухам, всюду в тревоге, даже в Гонконге была тревога, русский крейсер ловили. Англичане прежде всего хозяева хорошие и коммерсанты и губить товар не желают. А если бы мы выпустили десяток судов? Вот это был бы престиж и слава. Ловить в океане трудно. Это бы уж была не дробь, а бомба из огромной пушки! И напрасно, Николай Николаевич, не договорились со шкиперами о переброске десантов на Камчатку. Они бы за неделю собрали целый флот. За деньги они бы до прихода врага перевезли туда еще пятьсот человек!
– Я послал на «Оливуце» дополнительно, что мог… офицеров, оружие…
«То он бранит Камчатку так, что у меня душа немеет и я не рад, что с ней связался, то требует, чтобы я слал помощь Завойко».
Муравьеву казалось, что Геннадий Иванович хитрит. «Не столь же он наивен, чтобы предполагать, что я буду нанимать иностранцев для перевозки войск. Он испытывает меня?»
– Нет, русский генерал, такой, как Василий Степанович, должен выстоять сам! А силы на устье ослабить нельзя. И без позволения нашего нессельродовского Пекина, Геннадий Иванович, ничего подобного сделать не могу!
– Вас оплата тревожит?
– Ни боже мой! Политика! И нельзя оставлять устье слабозащищенным. Ну так за дело! Вечная память! – Муравьев поднял стакан.
– Вечная память!
Утром на оленях генерал, Невельской, Казакевич с тунгусами выехали в Николаевск.
– А не хотели бы вы, Петр Васильевич, в Америку под чужим именем? – спросил губернатор, всей фигурой поворачиваясь на олене к Казакевичу.
Казакевич не ожидал этого.
– Через Петербург прямо в Вашингтон. Вам сделают документы, и действуйте в Америке по своему усмотрению. Шарпера можно взять, если захотите, он уже свой, знакомый. Впрочем, сами решите. Можно найти других, а можно Шарпера в люди вывести, и будет верный человек.
– Он уже и так по-русски понимает! – сказал Невельской.
– Неизвестно, сможем ли мы все сплавить в будущем году по Амуру. И надо нам привлечь американцев к торговле, приучить.
Казакевич солидный и молчаливый. Он подготовил Амурский сплав. Он теперь не прочь и в Америку.
– Вы, Петр Васильевич, знаете английский язык. Отращивайте себе усы и бороду…
– И брюхо! – добавил Невельской.
– Как ты думаешь, Геннадий? – обернулся Казакевич.
– Исполать! – ответил Невельской. – А я бы в каперство пошел, чем тут сидеть без дела.
КНИГА ТРЕТЬЯ
Петропавловская оборона
Глава первая
СОЮЗНИКИ
Эта история должна быть изложена от первого лица по многим причинам…[97]
Редьярд Киплинг
Корабль «Президент» шел при полной парусности, огромный и белый. Английский адмирал Прайс, рослый, сухой и сильный человек, с большими усами, бакенбардами и сутулой спиной, немного задумчивый и угрюмый, стоял на юте, глядя на китобойное судно, проходившее примерно в восьми кабельтовых под углом в тридцать градусов к курсу союзной эскадры, направлявшейся к берегам Камчатки. Все двигалось: море, воздух, корабль, китобой, и все в разные стороны.
Прайс давно охотился в океане за русским фрегатом, что ушел к своим берегам, видимо на Камчатку. Он желал составить представление о порте Петропавловске, о том, какие там силы и укрепления. Адмирал, опытный и дельный моряк, сведения о русских силах и о корабле «Аврора» собирал где только возможно. Он полагал, что должен все рассчитать и схватить врага мертвой хваткой в его берлоге.
– Пожалуйста, остановите китобоя! – приказал Прайс своему флаг-капитану Бурриджу.
Победа обычно подготавливается трудами. Через шпионов узнаются силы противника. Потом собираются превосходящие силы. Врага разбивают стрельбой из орудий и новейших ружей. Людей пускают в дело, когда враг почти сломлен. Отличное вооружение дают заводы острова. Империя богата. Есть средства и на шпионов. Когда надо, подкупаются ханы, царьки, мандарины, министры, князья, офицеры, торговцы.
Воюет Томми, но ему помогают банки и плантации. Английский солдат и матрос – как рабочие промышленности, в которую вложены большие капиталы. Матрос вербуется из народа поголодней и поотчаянней, чтобы рад был сытой жизни. Не все идут на фабрики, находятся искатели приключений. Из простонародья есть любители роскошной жизни, которую обещают картинки с надписями, призывающими наниматься в королевский флот.
У системы, которой Прайс держался, как и Непир[98], как и многие английские адмиралы в эту пору расцвета и могущества, когда нельзя рисковать престижем и славой, была одна слабость. Эта система побеждать требует подготовки, то есть времени. Неизбежно побеждаешь при встрече с врагом, но долго ждешь этой победы, ищешь слабое место врага, долго доискиваешься сам, а врага изучаешь и подкупаешь. Уходят и время и деньги.
После ухода «Авроры» из Кальяо за ней долго гонялись и не могли поймать. Отчаявшись, адмирал решил составить превосходящие силы и тогда идти прямо на Камчатку, где могла укрыться «Аврора» и где воевать придется не только с ней, но и штурмовать крепость.
В одном из портов Прайс долго ждал подхода подкреплений. Наконец составилась эскадра из шести судов. На ней две с половиной тысячи людей.
Все это побудило некоторых офицеров заявить, что во времена Нельсона так не действовали, что они теряют время и дают русским укрепиться.
«Но это очень наивные рассуждения! Очертя голову теперь никто не смеет действовать. Теперь время явного нашего превосходства. Сведения о Петропавловске противоречивы. Шпиона туда не пошлешь. Подкупать там некого».
… В кильватерной колонне шел французский фрегат «Форте». На нем французский адмирал Де-Пуант, очень милый, остроумный, тонкий, дельный, едкий и, кажется, завистливый старичок, который очень много внимания обращает на то, чтобы французский флот не потускнел рядом со своим английским союзником. У него постоянно наготове шпильки для английского коллеги. Но смешно обращать на это внимание! Прайс не из тех!
Корабль «Президент» – прекрасный ходок. В открытом океане при попутном ветре он ведет пароход «Вирейгоу», что означает «бой-баба». Пароход прекрасный, с отличной машиной, – это очень важный ресурс эскадры в предстоящих сражениях. На носу парохода огромная пушка. Гром этой леди возвестит врагу его гибель. Но со своей машиной пароход очень отставал, не в силах был выгрести с такой быстротой, чтобы не отставать от кораблей, когда дул попутный ветер. Поэтому Прайс распорядился вести пароход на буксире, чтобы не задерживал.
Французский адмирал уверял Прайса, что в Петропавловске русские укрепили порт и там придется принять серьезный бой и штурмовать. Время упущено. Французы напуганы русской погодой. Коллега травит душу адмирала Прайса упреками, что «Аврора» без припасов, с уставшей и больной командой не могла бы далеко уйти. Надо было сразу за ней. Де-Пуант уверял, что он слышал кое-что о Камчатке еще в Париже. Прайс тоже слышал о Камчатке у себя в Лондоне. Там собраны сведения и очень скептически отзывались о состоянии русской обороны в портах Восточного океана. Но как бы то ни было, Прайс, человек серьезный, отлично понимает, что готовиться надо тщательно. На Камчатку, видимо, пойдет русская эскадра Японской экспедиции. А это уже опасней.
Де-Пуант тоже представлял ожидавшее эскадру сопротивление. Он слышал, что командующий всеми русскими силами поставил дело серьезно, и крепости его хороши. Однако все удобно свалить на медлительность Прайса. Де-Пуант очень высоко оценивал ресурсы союзной эскадры и особенно рыцарски благородную смелость и отвагу французских моряков.
Помимо сведений, которые получены были от своих адмиралтейств, очень многое пришлось узнать уже в океане. Американцы, торговавшие на Камчатке, и китобои, охотившиеся в русских морях, разнесли повсюду, что мистер Завойко, которого многие шкиперы знали лично как очень дельного и основательного хозяина, назначен губернатором на Камчатку, что там строится крепость, туда идут суда, войска. Как всегда в таких случаях, дело не обошлось без прикрас.
Так слухи, пущенные Муравьевым и Завойко с разных концов материка, попадали в уши адмиралов на середине Тихого океана. Как бы то ни было, нельзя было пренебрегать ни единым сведением о Камчатке.
Грянул выстрел. На мачте взвился сигнальный флаг. Китобой остановился. «Президент» шел под всеми парусами. Только когда от шхуны отвалила шлюпка и пошла к адмиральскому кораблю, на нем стали убирать часть парусов.
Прайс внешне спокоен, но он нервный и мнительный человек. Было время, когда он оставлял морскую службу, увлекался коммерцией. Во время войны снова поступил на службу. Неудачи огорчают его. Но он с неутомимостью охотника идет по следу.
Когда-то, будучи молодым человеком, Прайс ради молодечества забрался на купол собора св. Павла в Лондоне. Желая показать товарищам, что для него не существует невозможного, он поднялся на самый крест и укрепил там свой платок. Все это было давно. А теперь, как у всякого столичного человека, у него в Лондоне есть друзья, но есть и сильные враги. Ему тем труднее бороться с ними, что он честен, прям и благороден, а главное – горд. Этим и славна английская аристократия, что не чуждается реальной деятельности и не уступает позиций буржуазии, как получилось у французов.
Прайс теперь уже не тот, что в юности. Жизнь многому научила его. Он не представлял службу на Тихом океане чем-то вроде ссылки. Он предполагал, что и здесь найдет себе купол по своему возрасту и снова удивит всех, поднявшись на него. Нужно было разгромить врага и взять его корабли. Это, конечно, не решит войны. Но это все-таки очень важно, поскольку Тихий океан – грандиозная арена торговли и мореплавания. Это важно лично для Прайса. И это важно очень для его спекуляций. Адмиралу необходима была победа, и он страстно желал ее, больше, чем кто-либо из окружающих мог предполагать.
Несмотря на мрачную задумчивость, кажущуюся холодность, которую можно принять за выражение удовлетворенности, Прайс очень любит жизнь. Победа нужна ему до зарезу!
Имя адмирала-победителя лучше всяких вкладов в любое коммерческое общество, даже в такое, куда нелегко проникнуть. Любой пост в колониальной администрации будет предоставлен герою, если он захочет покинуть метрополию. А на таких должностях капиталы сами приходят. Адмирал воспитывал сыновей в духе высокого благородства и преданности короне. Пусть они будут детьми героя.
Аристократу трудно соперничать с буржуа и теми молодыми выскочками, что гребут золото, не брезгуя ничем.
Прайс предпочитает быть там, где адмиралу приходится думать о битвах, а не о служебных интригах, как на Западе. Здесь адмирал относительно свободен. Прайс не желает быть адмиралом на бумагах. Он седеет, но еще очень крепок. Душа его ищет настоящей деятельности, плаваний, подвигов.
Он желает подать пример сыновьям. Они еще учатся. Но Прайс знает: за ошибку или проступок одинаково беспощадно будет наказан любой, даже самый высший офицер, вплоть до командующего. Были случаи – беспощадно расстреливали офицеров и адмиралов за оплошность, которую можно истолковать как неумение или трусость. Слава обязывает. Русский фрегат «Аврора» ушел дважды из-под носа. А этот фрегат знаменит. Судно теперешнего генерал-адмирала русского флота великого князя Константина. Поймать «Аврору» – значит, дать изрядный щелчок по носу молодому флотоводцу, сыну царя. И, конечно, венок победный тому, кто это совершит.
Прайс считает, что напрасно в свое время английские газеты, по привычке быть пренебрежительными к иностранцам, напечатали оскорбительную для «Авроры» статью, когда она гостила в Плимуте. Нет, не так плохо судно. Он видел его отлично на стоянке в Кальяо. Есть на нем и умелые моряки.
Прайс – моряк старой школы. Иногда он думает: неужели в век грядущего либерализма и во флоте разведется либеральная гниль и страх перед расстрелом на палубе исчезнет? А ведь есть что-то благородное в том, что за провинность, за трусость или просто за ошибку или поражение расплачиваешься жизнью своей на палубе перед лицом подчиненных и матросов.
О Прайсе плетут бог знает что, будто бы он коммерсант более, чем моряк. Да, он участник коммерческих предприятий. Да, он уверен, что это необходимо благородному человеку. Да, нельзя власть над миром отдать в руки буржуа. Но как только началась война, он снова при первых звуках военных маршей на службе.