Страница:
Из Белоруссии меня перевезли в Ленинград, поселили в его окрестностях. В историческом, можно сказать, месте. На станции Разлив, где прятался в сарае, а потом в шалаше Владимир Ильич Ленин. Прямо напротив платформы "Разлив" стоит до сих пор архаичное желтое здание за высоким каменным забором. Общеизвестно, что это туберкулезная больница, где туберкулезники лечатся по несколько лет кряду. Там действительно были больные, но не много для такого большого здания. И мне места хватило, и моим учителям.
Больше я своих родителей, сестру и братьев, деда с бабкой не видел. Подозреваю, им сказали, что я сгинул за колючкой по малолетке. Я и жил за колючкой. Снова вдали от сверстников, в окружении вежливых, умных взрослых. Со мной занимались репетиторы, как с отпрыском дворянского рода сто лет назад. Помимо школьной программы, меня учили языкам, топографии, медицине. На мое счастье, я оказался смышленым мальчиком. Наградил бог умишком помимо силушки. Иначе, я полагаю, гнить мне в земле. Одной лишь силы, выносливости да богатырского здоровья курьеру ЦК недостаточно.
Ты спросишь: кто такие курьеры ЦК? Постараюсь объяснить. Во-первых, под аббревиатурой ЦК я предполагаю не какой-то там стебчик, типа "Центральная кинологическая", а Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза. Помнишь из школьной программы стишок Маяковского "Товарищу Нетте, пароходу и человеку"? Товарищ Нетте, героически погибший, был дипкурьером. Сопровождал дипломатическую почту. Дипкурьеры просуществовали вплоть до конца тридцатых. Потом их упразднили. Осталась фельдъегерская служба. Фельдъегерь, по определению Даля, - рассыльный, гонец, курьер при высшем правительстве, состоящий в военном чине. Курьеры ЦК, в отличие от фельдъегерей, погон не носили. Их не существовало ни для кого - ни для КГБ, ни для внешней разведки. Подчинялись они, то есть мы, непосредственно куратору из аппарата ЦК. На нас возлагали исключительно ответственную, строжайше засекреченную миссию - перевозить деньги братским партиям в развивающиеся страны.
Никто, кроме высших иерархов ЦК КПСС, не должен был знать, куда, кому и какие суммы уходили, уезжали, улетали. Как правило, мы работали соло. Редко, очень редко с партнерами. Отсюда, и только отсюда, я могу приблизительно предполагать, что было нас не более дюжины. Все прекрасно подготовленные, прошедшие строжайший отбор, по натуре своей не способные предать хозяев, как Юрий Гагарин не способен был попросить политического убежища в США. И все с какими-то экстраординарными способностями, помимо железного здоровья. Меня отличала недюжинная сила. Я бы мог выступать в цирке, брать олимпийское золото, но я возил деньги. Здесь я был нужнее стране. Однажды у меня был партнер, который никогда не спал. Подобное отклонение описано медиками. Во Франции, например, одно время любили писать про старушку, вполне вменяемую, разумную и здоровую, которая двадцать пять лет провела без сна и без всякого желания прилечь, подремать. Бабушка коротала ночи за чтением книг. В отличие от той бабушки из Парижа, мой партнер имел косую сажень в плечах и исключительно устойчивый к перепадам температур организм. Погиб в Африке в семьдесят третьем. Прикрывал мой отход с грузом и погиб. Что особенно обидно - его убили наши. Мы засветились в одном городишке по глупости, и наши тамошние спецы из посольства приняли меня за агента дяди Сэма...
Будни курьера ЦК на задании я не стану описывать. Это почти невозможно. Каждый раз по-другому. Иногда путешествуешь с комфортом с ксивой бизнесмена-финна и с кейсом в утяжеленной бриллиантовым перстнем руке, а случается - продираешься сквозь джунгли по колено в грязи, искусанный москитами, прорубаешь себе путь тесаком-мачете. Учитывая мои данные, я как раз чаще махал тесаком в джунглях или ползал на брюхе по барханам. Для подобной специфики меня и готовили.
Нас всех готовили по разным системам. И это разумно. У всех была своя специализация в соответствии с природными талантами. Каждого учили выживать сообразно его природе. Медведь выживает одним способом, тушканчик - другим. Так же и мы. Меня натаскивали под Ленинградом. Партнера, о котором я упомянул, - под Ташкентом.
Меня учил выживанию старый финн. Обращаясь к нему, я звал его попросту Лахтарем. Он сам так просил. "Лахтари" - так звали всех без разбору финнов красноармейцы во время финской кампании. Моего наставника взяли в плен как раз во время войны Советского Союза с Финляндией. Он был офицером, фанатиком, снайпером-"кукушкой". "Кукушка" - опять же прозвище, данное врагам красноармейцами. Когда наши заняли город Териоки, нынче известный каждому питерцу как Зеленогорск, в разрушенном куполе тамошнего православного храма пряталось множество "кукушек". Причем не только мужчины, но и женщины. Наши вошли в город, расслабились, и тут "кукушки" начали работать. Множество красноармейцев, праздновавших победу, положили, пока их не выкурили. Мой наставник выжил чудом. Его, контуженного, сочли мертвым, а когда он очнулся, сослали в лагерь. Оттуда Лахтарь убежал после пятнадцати лет отсидки. Во время побега голыми руками уложил в общей сложности около взвода охраны. Силен был, но не чрезмерно. В свое время он прошел обучение по совершенно забытой сегодня системе выживания древних финнов под названием "СИСУ". Он был "человеком СИСУ" и только поэтому выжил в лагере, полтора десятка лет упорно ждал случая, когда появится возможность бежать. И дождался... Попался после побега случайно и до смешного нелепо. Подвернул ногу, растянул лодыжку. Его взяли пограничники в трех шагах от контрольно-следовой полосы. В Финляндии у Лахтаря осталась семья, которую он любил больше страны Суоми, за которую, по сути, и воевал. Люди, ответственные за подготовку курьеров ЦК, заинтересовались Лахтарем как носителем и экспертом системы "СИСУ", на деле доказавшим эффективность старинной финской науки выживать. Ему пообещали, что, ежели не подготовит меня должным образом, ежели я по окончании подготовки под его началом погибну, на другой же день все финские газеты опубликуют фотографии зверски убитой маньяком-садистом чинной и благополучной семейки средней руки лавочников из Хельсинки. Лахтарь поверил.
И начал заниматься со мной. Он меня ненавидел. Люто, всей душой. Но учил, ибо только так мог спасти, защитить нежно любимых мать, жену и дочек-близняшек, которые выросли вдали от отца, вышли замуж и родили ему внуков. Внуков он видел лишь на фотографиях, показанных ему при вербовке, понянчить белобрысых карапузов, потискать, усадив их на колени, Лахтарю было не суждено... Я уже говорил - современный финн переведет термин "СИСУ" как "сила воли", или более пространно: "никогда не сдаваться врагу". И сегодня в Суоми о сильном духом и упорном человеке непременно скажут: "он СИСУ". Однако про то, что доктрина "СИСУ" подразумевает не одну лишь абстрактную силу воли, а еще и тренированное тело, и весьма специфические навыки выживания, и философию поведения, уходящую корнями в языческую древность, обо всем этом современные финны забыли.
Система "СИСУ" исчезла, как малые народы, древние племена, проживавшие на территории Суоми. Проигранная война, интеграция в "общий европейский дом", да и просто время сделали свое дело.
Знаешь ли ты о том, что в начале двадцатого века классическую борьбу, последнее время именуемую "греко-римской", в России называли "французской", а во Франции "финской"? Многие приемы классической борьбы ее популяризаторы-французы заимствовали из национальной борьбы финнов. Многие, да не все. За бортом остались болевые захваты, напоминающие технику японского дзю-дзютцу. Забыта техника ударов, более близкая к боксу, чем к карате, но превосходящая и то и другое по мощности и разрушительной силе.
Все знают, что такое финка. Все ДУМАЮТ, что они это знают. Финка - это ножик такой. А спроси, какой конкретно "ножик", с какой заточкой, балансом веса между лезвием и рукояткой, - правильно ответят один-два "знатока". Эрудированный военный историк расскажет, как во время финской кампании красноармейцев инструктировали моментально приседать, едва супостат-белофинн вскинет руку с зажатой в кулаке финкой. Рядовых финской армии натаскивали на бросок финки в горло противнику.
Красноармеец, вовремя подогнувший колени, получал удар ножом по каске и оставался в живых. Вряд ли историк-эрудит расскажет о технике использования финского ножа что-нибудь еще, кроме этой довольно известной байки. Между тем работа с финкой отнюдь не сводится к технике метания. Работа эта сложна и многообразна, многофункциональна и незаслуженно забыта... А помнит ли кто-нибудь сегодня специальные физические упражнения, "гимнастику СИСУ", ориентированную на развитие силы и выносливости? Сомневаюсь...
Но СИСУ - это не только "бой по-фински" и специальные гимнастические упражнения. Это, как уже говорилось, еще и философия выживания в экстремальных условиях. А ведь, ежели вдуматься хорошенько, вся наша жизнь одна сплошная экстремальная ситуация и ничто иное.
Знаменитые "берсеркеры" - "люди-звери", герои скандинавских саг, во время боя входили в состояние транса и в обыденной жизни вели себя как истерики, заводились с пол-оборота. Адепт СИСУ, напротив, всегда оставался ровен и спокоен. Абсолютно всегда, при любых раскладах, в любой ситуации.
Лахтарь заставлял меня бегать на лыжах по заснеженному лесу, по бездорожью, поддерживая один и тот же темп и на спусках, и на подъемах, и продираясь сквозь буреломы, и преодолевая открытые пространства. Он объяснял: в жизни, как на лыжне, - радуешься спуску и, зазевавшись, рискуешь сломать шею, проклинаешь крутой подъем и тратишь лишние силы, сбиваешь дыхание, бормоча проклятия. Продираться сквозь чащу и проваливаться в сугробы в чистом поле - одинаково тяжело, бессмысленно сердиться на глубокий снег или материть густо растущие деревья, бесполезно напрягать силы, чтобы скорее пробежать через поле и очутиться в лесу, такая же глупость стремиться из-под сени деревьев на заснеженное открытое пространство. Победить мир вокруг невозможно, нужно научиться в нем выживать. На пути всегда будут препятствия, а иллюзия отдыха - лишь иллюзия. Нужно избавиться от иллюзий, понять, что все препятствия одинаково опасны, что жизнь - это и есть выживание и некого в этом винить, нужно жить и все, просто жить, выживать каждый час, каждую минуту, каждую секунду...
Мне было двадцать, когда наступила пора экзаменов. Общеобразовательные дисциплины я сдал легко, и наступило время самых главных экзаменов - на выживание.
В первую очередь на меня натравили собак. Специально обученных и разорвавших горло не одному зэку. Экзаменаторы позаимствовали этот тест у преподавателей спецшкол для диверсантов нацистского абвера. Я выжил. Лахтарь объяснял - звери не трогают АБСОЛЮТНО неподвижного человека. ПОЛНОСТЬЮ неподвижного. Включив воображение, я могу представить, каково приходится обычному человеку, когда на него несется свора брызжущих яростной пеной овчарок. Состояние обычного человека я могу лишь вообразить, поскольку сам терял самообладание один-два раза в течение взрослой жизни, не больше. Собачки прыгали вокруг меня, стоящего столбом, щелкали челюстями возле лица, но я оставался равнодушным и неподвижным. Псы успокоились, и я убил их. Каждой твари хватило по одному удару. В потухших собачьих глазах застыло звериное удивление. И страх.
Следующий экзамен был посложнее. Мне предписывалось ограбить обычную ленинградскую сберкассу и прибыть с деньгами в Москву по определенному адресу. Десять суток я находился вне закона, привыкая к этому состоянию, которое по завершении обучения должно было стать для меня обычным. Ни документов, ни денег, ни оружия у меня не было. Все пришлось добывать в городе самому. Москва и Ленинград тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года сильно отличались от нынешних. Убийство - экстраординарное происшествие, все менты на ногах, днем и ночью не прекращается поиск преступника. Ограбление сберкассы - вообще нечто из ряда вон. В помощь милиции подключили КГБ, армию. Все силовые структуры на взводе, а я могу противопоставить им лишь силу мускулов, выносливость и полнейшее, абсолютное спокойствие. Знаешь, есть расхожая фраза: "Чтобы победить противника, нужно в первую очередь победить себя, преодолеть собственный страх, нерешительность..." Ну, и так далее. Мне не нужно было ничего в себе преодолевать. Я проходил, задевая плечом милиционеров из усиленного патруля на вокзале, я знал - у каждого из ментов есть мой фоторобот, но я излучал спокойное равнодушие, и менты меня, одиноко бредущего молодца с полным денег чемоданом в расслабленной руке, не замечали...
На конспиративной квартире в Москве меня ждала засада. Злая шутка экзаменаторов. Так они думали. Но я все воспринял спокойно. Ушел с пулей в ляжке. Ты не думай, говоря о собственной невозмутимости, я ничуть не хвастаюсь. Я лишь хочу, чтобы ты правильно воспринял мой рассказ. Понял, что такое СИСУ.
Каким образом я, впервые оказавшийся в Москве, отыскал врача и заставил его удалить пулю - история особая. Скажу лишь, что это был ветеринар, причем ужасно пугливый ветеринар... Что ты улыбаешься? Вспомнил нашу с тобой первую встречу? Нет, Миша, с тем ветеринаром я обошелся гораздо грубее, нежели с тобой. И лучше тебе не знать как.
Деньги из ограбленной сберкассы я притащил за желтый забор туберкулезной больницы на станции "Разлив". Экзамен номер два сдал на "отлично".
После была еще целая серия экзаменационных испытаний... Я бегал по тайге, меня ловили вместо сбежавшего из лагеря зэка, которого мои кураторы шлепнули, едва он пролез под колючкой. Беглеца заменил я... Еще я собирал коноплю в Казахстане и возил в Разлив. Еще украл два автомата с территории военной части... И много еще чего было, но самым серьезным оказался последний экзамен. Нас с Лахтарем стравили. Заставили драться учителя и ученика. Лахтарю пообещали: победишь - сразу же вернешься в Хельсинки. Дело было летом, белые ночи, обычная утренняя пробежка. Бегу по берегу залива, навстречу Лахтарь с финкой в руке... Я убил его. Сломал позвоночник...
Ты не думай, Миша, я не бесчувственный робот. Вчера, например, подбадривая тебя в трудную минуту, вселяя в тебя оптимизм задорными репликами, я искренне тебе, партнер, сочувствовал. Ты попал в непривычную атмосферу травли, и я могу представить, каково тебе пришлось.
И то, как раздражала тебя моя спокойная физиономия, тоже прекрасно понимаю, но... Но вернемся к моей автобиографии. Раз уж я начал исповедь, хочу закончить, выговориться. Вполне человеческое желание, правда?..
Реабилитационный период после экзаменов длился полгода. Шесть месяцев я жил в однокомнатной квартире новоселом, в районе ленинградских новостроек, официально именуемом "Гражданкой". Народ называл этот район "ФРГ" "фешенебельный район гражданки". Район "ГДР" - "гражданка дальше ручья" еще только начинали отстраивать. У меня появился мой первый паспорт, и согласно легенде - не смейся - я был инвалидом без права работы. Для врачей в районной поликлинике, ежели вдруг заинтересуются молодым инвалидом, мне выдали специальные таблетки. Проглотишь - и сердце стучит как бешеное, давление 220 на 160. Короче - гипертония.
Раз в неделю я, скромный инвалид с соответствующей пенсией, ездил на кладбище, на могилу супругов с той же фамилией, что и у меня в паспорте. Однажды на могильном холмике меня дожидался скромный букет увядших хризантем. Это был знак. Хризантемы означали, что курьера ЦК ждут в столице на конспиративной квартире в районе метро "Пушкинская". Адрес я помнил. Соседям сказал: еду к тетке в деревню. Надолго...
Да-да, Миша, я жил в родной стране как нелегал. И до сих пор так, к сожалению... Вот только раньше я мог рассчитывать на медицинскую помощь, самую квалифицированную. И на финансовую поддержку. А теперь не могу. Государство, которому я служил, исчезло с политической карты мира... Однако вернемся к воспоминаниям...
Из московской квартиры я вышел переодетым во все заграничное, с паспортом гражданина Швеции, под руку с девушкой-шведкой, по документам моей супругой, по жизни - партнером, коллегой-курьером. И с багажом. С финансовой поддержкой лидеру национально-освободительного движения в... впрочем, где - это неважно. Дебютировал я под надзором более опытного партнера, то есть партнерши. После, как правило, выезжал один. Много раз ездил. С 1969-го по 1986-й. Семнадцать лет работал. Двадцать два раза выезжал за рубеж. Всякое повидал, многое понял, что называется - пожил... Потом перестройка, затишье...
Как-то осенью, во время планового посещения кладбища, вместо ожидаемых хризантем на могильной плите лежала сломанная алая роза. В соответствии с заранее оговоренным планом "Сломанная роза" я поменял ленинградскую квартиру на домик под Тверью, но вскоре его продал. Сменил документы и под новым именем, в образе офицера в отставке, купил частный дом в Болшеве, под Москвой. Отставником я был угрюмым и нелюдимым. Жил на военную пенсию, часто ездил в столицу, прогуливался по Чистопрудному бульвару, дожидался встречи со связником. Дождался. Получил бумаги, энную сумму в рублях, спецсредства и инструкции, которые даже меня, разучившегося удивляться, поразили. Поступил приказ на консервацию. Выдали две запасные ксивы. Одна та, что я спалил сегодня в печке, вторая сейчас у меня в кармане. Спецсредства, не ахти какие, но в достаточном количестве и ассортименте, чтобы устроить маленькую войну, приказано было держать всегда под рукой. И ждать новых распоряжений. Способ связи прежний. Только кладбище другое, московское. И могилка другая.
В декабре девяносто первого на подернутой инеем гранитной плите с именами давно усопших незнакомых мне людей я увидел поблекшую алую розу с надломленным стебельком.
Далее по отработанной схеме - отставной военный продает дом в Болшеве, превращается в русскоязычного жителя мятежной Прибалтики, причем деревенского, большую часть жизни обитавшего якобы на заброшенном хуторе. Еще раз просматриваю фотографии, на которых запечатлен мой прототип, перечитываю и уничтожаю машинописные листочки с жизнеописанием бобыля-хуторянина, вспоминаю родных деда с бабкой, родной хутор и стараюсь не думать, что означает для человека, чью фамилию я отныне ношу, сломанная роза на могильном камне.
С московской пропиской и с приобретением клетушки-квартирки в Кузьминках были проблемы, но я их уладил.
Наличные деньги способны решить множество личных проблем. Тогда же я приобрел и загородную резиденцию, куда мы сейчас едем. Большую часть спецсредств спрятал за городом, рассудив, что в городской типовой квартире их держать опасно. Эту вот "Волгу", баранку коей я сейчас кручу, тоже купил в тот период. Оборудовал гараж за городом, а для повседневного бытия обзавелся скромной "Окой". И все - привет. Деньги кончились.
На протяжении всей предыдущей жизни, как ты понимаешь, в деньгах я не нуждался. Кураторы исправно подбрасывали на жизнь, легендируя денежные переводы помощью дальних родственников. Уверен - попади я вдруг в разработку КГБ, нашлись бы и богатые родственники, их фото мне показывали. В структуре вокруг курьеров ЦК работали архиквалифицированные специалисты. Нынешняя служба безопасности президента в сравнении с той структурой - все равно что вооруженные силы Непала в сравнении с НАТО. Не по количественному составу, конечно. Речь идет о качестве. В "Альфе" вон тоже, если ты знаешь, народу не так уж много, однако, решилась бы "Альфа" штурмовать "Белый дом" в девяносто первом, пусть даже первого сентября, уверен - победившую девятнадцатого августа "демократию" со всеми ее народными энтузиастами упразднили бы в течение суток... Впрочем, я отвлекся, речь шла о деньгах. О рублях, которые стремительно обесценивались и которых к лету девяносто второго у меня оставалось совсем чуть-чуть.
Наверное, выдавая долгосрочное денежное пособие, хозяева считали, что выйдут со мной на связь раньше, чем я успею истратить достаточно солидную сумму наличных. "Консервировали" меня, видимо, предполагая "вскрыть" довольно скоро. И дензнаков-"консервантов" вполне должно было хватить до крайнего "срока употребления". Однако к первой годовщине победы "демократии" я, как говорится, остался на бобах. И никаких пенсий беженцу из чухонских земель, ни военных, ни по инвалидности не полагалось. И на могильном камне после декабрьской розы - ни одного цветочка. А кушать хочется.
Забегая вперед, скажу: более никаких контактов с прежними хозяевами у меня не было. По логике, новые власти предержащие должны были меня искать. Я знаю разные пикантные подробности о наших зарубежных должниках, знаю кое-что остренькое о некоторых политических лидерах. Однако, вопреки логике, никто меня не разыскивал. И про службу курьеров ЦК не трубила взахлеб "свободная пресса". Болтали про "золото партии" всякую чушь. И все. Я бы еще понял, если бы меня попытались ликвидировать. Так нет же! Про меня просто забыли... Быть может, когда очередной высокопоставленный чиновник из прежних прыгнул в окно, предварительно устроив костер из микропленок в переполненной окурками пепельнице, вместе со смертью прыгуна-чиновника умерла и служба курьеров ЦК?.. Не знаю. Подозреваю лишь, что в моей бесхозности виновато, помимо прочего, и извечное российское разгильдяйство... Хотя... Ладно, не будем об этом... Продолжу-ка лучше далее исповедь без тени раскаяния, слушай...
Итак, девяносто второй год. Лето. На дворе тепло, в холодильнике палочка дрожжей, за квартиру месяц не плачено. Я бы мог ограбить сберкассу, обменник или средней руки банк. Почти шутя. Конечно, банки грабить выгодное дело, однако не забывай, я продолжал регулярно ездить на кладбище, дожидался цветочка и прежде всего заботился о собственном инкогнито. Не очень-то хотелось злить ментов сверх меры. И я придумал, как можно слегка поправить собственное финансовое положение без особого риска.
К моменту моего банкротства в столице появились первые агентства с "девочками по вызову". Я прочел в одной желтой газетенке, как осуществляется доставка на дом к клиенту моторизованной проститутки. Первым делом в дверь к клиенту-заказчику стучится амбал-охранник и проверяет квартиру, куда доставил девочку. Смотрит, чтоб по шкафам да в чуланах не пряталась куча мужиков, чтоб оплаченный половой контакт один на один не превратился в групповуху на халяву.
Без всяких затруднений я разыскал центральный офис одного из моторизованных публичных домов. Легко подключился к их телефонной линии, дождался звонка одинокого обеспеченного клиента и тут же вывел из строя автомобиль сутенера с охраной, который должен был отвезти "молодую с широкими бедрами блондинку" к позвонившему "солидному и интеллигентному". Незаметно пропороть шину, проходя мимо чужой тачки к своей "Оке", - дело нехитрое, а полчаса форы я поимел. Погнал "Оку" по подслушанному адресу, уже через десять минут звякнул в дверь, представился охранником фирмы "Кама сутра" и, едва озабоченный "интеллигент" открыл дверь, дал ему в репу и объяснил: я, мол, вовсе не девочку привез, я... Назваться грабителем я не успел. "Солидный и интеллигентный" рухнул на колени и начал каяться, мешая блатные словечки с бандитским сленгом. Через минуту я понял - размазывающий сопли по обезьяньему личику человечек у моих ног работает классическим стукачом. Его вербанули то ли менты, то ли ФСБ. То ли и те и другие вместе. Человечек крутится винтом в криминальном мире и стучит, стучит, стучит. Способ связи стукача с хозяевами элементарный - вызывает определенную проститутку из определенного агентства, девочка с хорошей памятью задает вопросы, которые ее попросили запомнить дядьки в погонах, и, как попугай, запоминает ответы, пока ее трахает стукачок. Я знал, что проститутки в СССР практически поголовно работали на КГБ, и поверил в раскаяние стукачка-осведомителя. Трусишка - он принял меня за "делового", за представителя криминалитета, пришедшего карать продажного, "ссученного" коллегу. Естественно, я сделал страшное лицо и заорал что-то на тему: ты, падла, кореша моего ментам сдал, теперь я пальцую, и тебе не жить, суке. Спросил бы он имя моего выдуманного кореша, я бы ему дал по лбу для острастки, но он не спросил, описался. В буквальном смысле штаны замочил. Я думал, он начнет деньги предлагать, чтоб я его простил и оставил жить, небо коптить. Но вместо денег стукач сунул мне свою визитку и свистящим шепотом сообщил, что по такому-то адресу в златоглавой сегодня ночует Мохнорылый, который из Питера везет "подогрев" мордовским зонам. Уголовник-курьер по кличке Мохнорылый, некоторым образом мой собрат по роду основных занятий, "в авторитете", ежели кто его мочканет, то "люди" спишут Мохнорылого на беспредельщиков-отморозков из Люберец. Далее последовало подробное объяснение, почему во всем обвинят беспредельщиков из Подмосковья, и заверение - "дело чистое". Стукачок решил выкупить свою душу и тело, дав мне наводку на уголовного курьера "при бабках". Я мигом смекнул, как и чем ссученный человечек может быть полезен, пригрозил: расскажет обо мне органам, разорву рот, нос расплющу и глаза выдавлю - короче, сделаю из него слепого Буратину. И ушел. Смылся за пять минут до приезда проститутки... Так я познакомился с Дядей Степой. Со Степаном Михалковым, директором "Золотой рыбки"...
Больше я своих родителей, сестру и братьев, деда с бабкой не видел. Подозреваю, им сказали, что я сгинул за колючкой по малолетке. Я и жил за колючкой. Снова вдали от сверстников, в окружении вежливых, умных взрослых. Со мной занимались репетиторы, как с отпрыском дворянского рода сто лет назад. Помимо школьной программы, меня учили языкам, топографии, медицине. На мое счастье, я оказался смышленым мальчиком. Наградил бог умишком помимо силушки. Иначе, я полагаю, гнить мне в земле. Одной лишь силы, выносливости да богатырского здоровья курьеру ЦК недостаточно.
Ты спросишь: кто такие курьеры ЦК? Постараюсь объяснить. Во-первых, под аббревиатурой ЦК я предполагаю не какой-то там стебчик, типа "Центральная кинологическая", а Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза. Помнишь из школьной программы стишок Маяковского "Товарищу Нетте, пароходу и человеку"? Товарищ Нетте, героически погибший, был дипкурьером. Сопровождал дипломатическую почту. Дипкурьеры просуществовали вплоть до конца тридцатых. Потом их упразднили. Осталась фельдъегерская служба. Фельдъегерь, по определению Даля, - рассыльный, гонец, курьер при высшем правительстве, состоящий в военном чине. Курьеры ЦК, в отличие от фельдъегерей, погон не носили. Их не существовало ни для кого - ни для КГБ, ни для внешней разведки. Подчинялись они, то есть мы, непосредственно куратору из аппарата ЦК. На нас возлагали исключительно ответственную, строжайше засекреченную миссию - перевозить деньги братским партиям в развивающиеся страны.
Никто, кроме высших иерархов ЦК КПСС, не должен был знать, куда, кому и какие суммы уходили, уезжали, улетали. Как правило, мы работали соло. Редко, очень редко с партнерами. Отсюда, и только отсюда, я могу приблизительно предполагать, что было нас не более дюжины. Все прекрасно подготовленные, прошедшие строжайший отбор, по натуре своей не способные предать хозяев, как Юрий Гагарин не способен был попросить политического убежища в США. И все с какими-то экстраординарными способностями, помимо железного здоровья. Меня отличала недюжинная сила. Я бы мог выступать в цирке, брать олимпийское золото, но я возил деньги. Здесь я был нужнее стране. Однажды у меня был партнер, который никогда не спал. Подобное отклонение описано медиками. Во Франции, например, одно время любили писать про старушку, вполне вменяемую, разумную и здоровую, которая двадцать пять лет провела без сна и без всякого желания прилечь, подремать. Бабушка коротала ночи за чтением книг. В отличие от той бабушки из Парижа, мой партнер имел косую сажень в плечах и исключительно устойчивый к перепадам температур организм. Погиб в Африке в семьдесят третьем. Прикрывал мой отход с грузом и погиб. Что особенно обидно - его убили наши. Мы засветились в одном городишке по глупости, и наши тамошние спецы из посольства приняли меня за агента дяди Сэма...
Будни курьера ЦК на задании я не стану описывать. Это почти невозможно. Каждый раз по-другому. Иногда путешествуешь с комфортом с ксивой бизнесмена-финна и с кейсом в утяжеленной бриллиантовым перстнем руке, а случается - продираешься сквозь джунгли по колено в грязи, искусанный москитами, прорубаешь себе путь тесаком-мачете. Учитывая мои данные, я как раз чаще махал тесаком в джунглях или ползал на брюхе по барханам. Для подобной специфики меня и готовили.
Нас всех готовили по разным системам. И это разумно. У всех была своя специализация в соответствии с природными талантами. Каждого учили выживать сообразно его природе. Медведь выживает одним способом, тушканчик - другим. Так же и мы. Меня натаскивали под Ленинградом. Партнера, о котором я упомянул, - под Ташкентом.
Меня учил выживанию старый финн. Обращаясь к нему, я звал его попросту Лахтарем. Он сам так просил. "Лахтари" - так звали всех без разбору финнов красноармейцы во время финской кампании. Моего наставника взяли в плен как раз во время войны Советского Союза с Финляндией. Он был офицером, фанатиком, снайпером-"кукушкой". "Кукушка" - опять же прозвище, данное врагам красноармейцами. Когда наши заняли город Териоки, нынче известный каждому питерцу как Зеленогорск, в разрушенном куполе тамошнего православного храма пряталось множество "кукушек". Причем не только мужчины, но и женщины. Наши вошли в город, расслабились, и тут "кукушки" начали работать. Множество красноармейцев, праздновавших победу, положили, пока их не выкурили. Мой наставник выжил чудом. Его, контуженного, сочли мертвым, а когда он очнулся, сослали в лагерь. Оттуда Лахтарь убежал после пятнадцати лет отсидки. Во время побега голыми руками уложил в общей сложности около взвода охраны. Силен был, но не чрезмерно. В свое время он прошел обучение по совершенно забытой сегодня системе выживания древних финнов под названием "СИСУ". Он был "человеком СИСУ" и только поэтому выжил в лагере, полтора десятка лет упорно ждал случая, когда появится возможность бежать. И дождался... Попался после побега случайно и до смешного нелепо. Подвернул ногу, растянул лодыжку. Его взяли пограничники в трех шагах от контрольно-следовой полосы. В Финляндии у Лахтаря осталась семья, которую он любил больше страны Суоми, за которую, по сути, и воевал. Люди, ответственные за подготовку курьеров ЦК, заинтересовались Лахтарем как носителем и экспертом системы "СИСУ", на деле доказавшим эффективность старинной финской науки выживать. Ему пообещали, что, ежели не подготовит меня должным образом, ежели я по окончании подготовки под его началом погибну, на другой же день все финские газеты опубликуют фотографии зверски убитой маньяком-садистом чинной и благополучной семейки средней руки лавочников из Хельсинки. Лахтарь поверил.
И начал заниматься со мной. Он меня ненавидел. Люто, всей душой. Но учил, ибо только так мог спасти, защитить нежно любимых мать, жену и дочек-близняшек, которые выросли вдали от отца, вышли замуж и родили ему внуков. Внуков он видел лишь на фотографиях, показанных ему при вербовке, понянчить белобрысых карапузов, потискать, усадив их на колени, Лахтарю было не суждено... Я уже говорил - современный финн переведет термин "СИСУ" как "сила воли", или более пространно: "никогда не сдаваться врагу". И сегодня в Суоми о сильном духом и упорном человеке непременно скажут: "он СИСУ". Однако про то, что доктрина "СИСУ" подразумевает не одну лишь абстрактную силу воли, а еще и тренированное тело, и весьма специфические навыки выживания, и философию поведения, уходящую корнями в языческую древность, обо всем этом современные финны забыли.
Система "СИСУ" исчезла, как малые народы, древние племена, проживавшие на территории Суоми. Проигранная война, интеграция в "общий европейский дом", да и просто время сделали свое дело.
Знаешь ли ты о том, что в начале двадцатого века классическую борьбу, последнее время именуемую "греко-римской", в России называли "французской", а во Франции "финской"? Многие приемы классической борьбы ее популяризаторы-французы заимствовали из национальной борьбы финнов. Многие, да не все. За бортом остались болевые захваты, напоминающие технику японского дзю-дзютцу. Забыта техника ударов, более близкая к боксу, чем к карате, но превосходящая и то и другое по мощности и разрушительной силе.
Все знают, что такое финка. Все ДУМАЮТ, что они это знают. Финка - это ножик такой. А спроси, какой конкретно "ножик", с какой заточкой, балансом веса между лезвием и рукояткой, - правильно ответят один-два "знатока". Эрудированный военный историк расскажет, как во время финской кампании красноармейцев инструктировали моментально приседать, едва супостат-белофинн вскинет руку с зажатой в кулаке финкой. Рядовых финской армии натаскивали на бросок финки в горло противнику.
Красноармеец, вовремя подогнувший колени, получал удар ножом по каске и оставался в живых. Вряд ли историк-эрудит расскажет о технике использования финского ножа что-нибудь еще, кроме этой довольно известной байки. Между тем работа с финкой отнюдь не сводится к технике метания. Работа эта сложна и многообразна, многофункциональна и незаслуженно забыта... А помнит ли кто-нибудь сегодня специальные физические упражнения, "гимнастику СИСУ", ориентированную на развитие силы и выносливости? Сомневаюсь...
Но СИСУ - это не только "бой по-фински" и специальные гимнастические упражнения. Это, как уже говорилось, еще и философия выживания в экстремальных условиях. А ведь, ежели вдуматься хорошенько, вся наша жизнь одна сплошная экстремальная ситуация и ничто иное.
Знаменитые "берсеркеры" - "люди-звери", герои скандинавских саг, во время боя входили в состояние транса и в обыденной жизни вели себя как истерики, заводились с пол-оборота. Адепт СИСУ, напротив, всегда оставался ровен и спокоен. Абсолютно всегда, при любых раскладах, в любой ситуации.
Лахтарь заставлял меня бегать на лыжах по заснеженному лесу, по бездорожью, поддерживая один и тот же темп и на спусках, и на подъемах, и продираясь сквозь буреломы, и преодолевая открытые пространства. Он объяснял: в жизни, как на лыжне, - радуешься спуску и, зазевавшись, рискуешь сломать шею, проклинаешь крутой подъем и тратишь лишние силы, сбиваешь дыхание, бормоча проклятия. Продираться сквозь чащу и проваливаться в сугробы в чистом поле - одинаково тяжело, бессмысленно сердиться на глубокий снег или материть густо растущие деревья, бесполезно напрягать силы, чтобы скорее пробежать через поле и очутиться в лесу, такая же глупость стремиться из-под сени деревьев на заснеженное открытое пространство. Победить мир вокруг невозможно, нужно научиться в нем выживать. На пути всегда будут препятствия, а иллюзия отдыха - лишь иллюзия. Нужно избавиться от иллюзий, понять, что все препятствия одинаково опасны, что жизнь - это и есть выживание и некого в этом винить, нужно жить и все, просто жить, выживать каждый час, каждую минуту, каждую секунду...
Мне было двадцать, когда наступила пора экзаменов. Общеобразовательные дисциплины я сдал легко, и наступило время самых главных экзаменов - на выживание.
В первую очередь на меня натравили собак. Специально обученных и разорвавших горло не одному зэку. Экзаменаторы позаимствовали этот тест у преподавателей спецшкол для диверсантов нацистского абвера. Я выжил. Лахтарь объяснял - звери не трогают АБСОЛЮТНО неподвижного человека. ПОЛНОСТЬЮ неподвижного. Включив воображение, я могу представить, каково приходится обычному человеку, когда на него несется свора брызжущих яростной пеной овчарок. Состояние обычного человека я могу лишь вообразить, поскольку сам терял самообладание один-два раза в течение взрослой жизни, не больше. Собачки прыгали вокруг меня, стоящего столбом, щелкали челюстями возле лица, но я оставался равнодушным и неподвижным. Псы успокоились, и я убил их. Каждой твари хватило по одному удару. В потухших собачьих глазах застыло звериное удивление. И страх.
Следующий экзамен был посложнее. Мне предписывалось ограбить обычную ленинградскую сберкассу и прибыть с деньгами в Москву по определенному адресу. Десять суток я находился вне закона, привыкая к этому состоянию, которое по завершении обучения должно было стать для меня обычным. Ни документов, ни денег, ни оружия у меня не было. Все пришлось добывать в городе самому. Москва и Ленинград тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года сильно отличались от нынешних. Убийство - экстраординарное происшествие, все менты на ногах, днем и ночью не прекращается поиск преступника. Ограбление сберкассы - вообще нечто из ряда вон. В помощь милиции подключили КГБ, армию. Все силовые структуры на взводе, а я могу противопоставить им лишь силу мускулов, выносливость и полнейшее, абсолютное спокойствие. Знаешь, есть расхожая фраза: "Чтобы победить противника, нужно в первую очередь победить себя, преодолеть собственный страх, нерешительность..." Ну, и так далее. Мне не нужно было ничего в себе преодолевать. Я проходил, задевая плечом милиционеров из усиленного патруля на вокзале, я знал - у каждого из ментов есть мой фоторобот, но я излучал спокойное равнодушие, и менты меня, одиноко бредущего молодца с полным денег чемоданом в расслабленной руке, не замечали...
На конспиративной квартире в Москве меня ждала засада. Злая шутка экзаменаторов. Так они думали. Но я все воспринял спокойно. Ушел с пулей в ляжке. Ты не думай, говоря о собственной невозмутимости, я ничуть не хвастаюсь. Я лишь хочу, чтобы ты правильно воспринял мой рассказ. Понял, что такое СИСУ.
Каким образом я, впервые оказавшийся в Москве, отыскал врача и заставил его удалить пулю - история особая. Скажу лишь, что это был ветеринар, причем ужасно пугливый ветеринар... Что ты улыбаешься? Вспомнил нашу с тобой первую встречу? Нет, Миша, с тем ветеринаром я обошелся гораздо грубее, нежели с тобой. И лучше тебе не знать как.
Деньги из ограбленной сберкассы я притащил за желтый забор туберкулезной больницы на станции "Разлив". Экзамен номер два сдал на "отлично".
После была еще целая серия экзаменационных испытаний... Я бегал по тайге, меня ловили вместо сбежавшего из лагеря зэка, которого мои кураторы шлепнули, едва он пролез под колючкой. Беглеца заменил я... Еще я собирал коноплю в Казахстане и возил в Разлив. Еще украл два автомата с территории военной части... И много еще чего было, но самым серьезным оказался последний экзамен. Нас с Лахтарем стравили. Заставили драться учителя и ученика. Лахтарю пообещали: победишь - сразу же вернешься в Хельсинки. Дело было летом, белые ночи, обычная утренняя пробежка. Бегу по берегу залива, навстречу Лахтарь с финкой в руке... Я убил его. Сломал позвоночник...
Ты не думай, Миша, я не бесчувственный робот. Вчера, например, подбадривая тебя в трудную минуту, вселяя в тебя оптимизм задорными репликами, я искренне тебе, партнер, сочувствовал. Ты попал в непривычную атмосферу травли, и я могу представить, каково тебе пришлось.
И то, как раздражала тебя моя спокойная физиономия, тоже прекрасно понимаю, но... Но вернемся к моей автобиографии. Раз уж я начал исповедь, хочу закончить, выговориться. Вполне человеческое желание, правда?..
Реабилитационный период после экзаменов длился полгода. Шесть месяцев я жил в однокомнатной квартире новоселом, в районе ленинградских новостроек, официально именуемом "Гражданкой". Народ называл этот район "ФРГ" "фешенебельный район гражданки". Район "ГДР" - "гражданка дальше ручья" еще только начинали отстраивать. У меня появился мой первый паспорт, и согласно легенде - не смейся - я был инвалидом без права работы. Для врачей в районной поликлинике, ежели вдруг заинтересуются молодым инвалидом, мне выдали специальные таблетки. Проглотишь - и сердце стучит как бешеное, давление 220 на 160. Короче - гипертония.
Раз в неделю я, скромный инвалид с соответствующей пенсией, ездил на кладбище, на могилу супругов с той же фамилией, что и у меня в паспорте. Однажды на могильном холмике меня дожидался скромный букет увядших хризантем. Это был знак. Хризантемы означали, что курьера ЦК ждут в столице на конспиративной квартире в районе метро "Пушкинская". Адрес я помнил. Соседям сказал: еду к тетке в деревню. Надолго...
Да-да, Миша, я жил в родной стране как нелегал. И до сих пор так, к сожалению... Вот только раньше я мог рассчитывать на медицинскую помощь, самую квалифицированную. И на финансовую поддержку. А теперь не могу. Государство, которому я служил, исчезло с политической карты мира... Однако вернемся к воспоминаниям...
Из московской квартиры я вышел переодетым во все заграничное, с паспортом гражданина Швеции, под руку с девушкой-шведкой, по документам моей супругой, по жизни - партнером, коллегой-курьером. И с багажом. С финансовой поддержкой лидеру национально-освободительного движения в... впрочем, где - это неважно. Дебютировал я под надзором более опытного партнера, то есть партнерши. После, как правило, выезжал один. Много раз ездил. С 1969-го по 1986-й. Семнадцать лет работал. Двадцать два раза выезжал за рубеж. Всякое повидал, многое понял, что называется - пожил... Потом перестройка, затишье...
Как-то осенью, во время планового посещения кладбища, вместо ожидаемых хризантем на могильной плите лежала сломанная алая роза. В соответствии с заранее оговоренным планом "Сломанная роза" я поменял ленинградскую квартиру на домик под Тверью, но вскоре его продал. Сменил документы и под новым именем, в образе офицера в отставке, купил частный дом в Болшеве, под Москвой. Отставником я был угрюмым и нелюдимым. Жил на военную пенсию, часто ездил в столицу, прогуливался по Чистопрудному бульвару, дожидался встречи со связником. Дождался. Получил бумаги, энную сумму в рублях, спецсредства и инструкции, которые даже меня, разучившегося удивляться, поразили. Поступил приказ на консервацию. Выдали две запасные ксивы. Одна та, что я спалил сегодня в печке, вторая сейчас у меня в кармане. Спецсредства, не ахти какие, но в достаточном количестве и ассортименте, чтобы устроить маленькую войну, приказано было держать всегда под рукой. И ждать новых распоряжений. Способ связи прежний. Только кладбище другое, московское. И могилка другая.
В декабре девяносто первого на подернутой инеем гранитной плите с именами давно усопших незнакомых мне людей я увидел поблекшую алую розу с надломленным стебельком.
Далее по отработанной схеме - отставной военный продает дом в Болшеве, превращается в русскоязычного жителя мятежной Прибалтики, причем деревенского, большую часть жизни обитавшего якобы на заброшенном хуторе. Еще раз просматриваю фотографии, на которых запечатлен мой прототип, перечитываю и уничтожаю машинописные листочки с жизнеописанием бобыля-хуторянина, вспоминаю родных деда с бабкой, родной хутор и стараюсь не думать, что означает для человека, чью фамилию я отныне ношу, сломанная роза на могильном камне.
С московской пропиской и с приобретением клетушки-квартирки в Кузьминках были проблемы, но я их уладил.
Наличные деньги способны решить множество личных проблем. Тогда же я приобрел и загородную резиденцию, куда мы сейчас едем. Большую часть спецсредств спрятал за городом, рассудив, что в городской типовой квартире их держать опасно. Эту вот "Волгу", баранку коей я сейчас кручу, тоже купил в тот период. Оборудовал гараж за городом, а для повседневного бытия обзавелся скромной "Окой". И все - привет. Деньги кончились.
На протяжении всей предыдущей жизни, как ты понимаешь, в деньгах я не нуждался. Кураторы исправно подбрасывали на жизнь, легендируя денежные переводы помощью дальних родственников. Уверен - попади я вдруг в разработку КГБ, нашлись бы и богатые родственники, их фото мне показывали. В структуре вокруг курьеров ЦК работали архиквалифицированные специалисты. Нынешняя служба безопасности президента в сравнении с той структурой - все равно что вооруженные силы Непала в сравнении с НАТО. Не по количественному составу, конечно. Речь идет о качестве. В "Альфе" вон тоже, если ты знаешь, народу не так уж много, однако, решилась бы "Альфа" штурмовать "Белый дом" в девяносто первом, пусть даже первого сентября, уверен - победившую девятнадцатого августа "демократию" со всеми ее народными энтузиастами упразднили бы в течение суток... Впрочем, я отвлекся, речь шла о деньгах. О рублях, которые стремительно обесценивались и которых к лету девяносто второго у меня оставалось совсем чуть-чуть.
Наверное, выдавая долгосрочное денежное пособие, хозяева считали, что выйдут со мной на связь раньше, чем я успею истратить достаточно солидную сумму наличных. "Консервировали" меня, видимо, предполагая "вскрыть" довольно скоро. И дензнаков-"консервантов" вполне должно было хватить до крайнего "срока употребления". Однако к первой годовщине победы "демократии" я, как говорится, остался на бобах. И никаких пенсий беженцу из чухонских земель, ни военных, ни по инвалидности не полагалось. И на могильном камне после декабрьской розы - ни одного цветочка. А кушать хочется.
Забегая вперед, скажу: более никаких контактов с прежними хозяевами у меня не было. По логике, новые власти предержащие должны были меня искать. Я знаю разные пикантные подробности о наших зарубежных должниках, знаю кое-что остренькое о некоторых политических лидерах. Однако, вопреки логике, никто меня не разыскивал. И про службу курьеров ЦК не трубила взахлеб "свободная пресса". Болтали про "золото партии" всякую чушь. И все. Я бы еще понял, если бы меня попытались ликвидировать. Так нет же! Про меня просто забыли... Быть может, когда очередной высокопоставленный чиновник из прежних прыгнул в окно, предварительно устроив костер из микропленок в переполненной окурками пепельнице, вместе со смертью прыгуна-чиновника умерла и служба курьеров ЦК?.. Не знаю. Подозреваю лишь, что в моей бесхозности виновато, помимо прочего, и извечное российское разгильдяйство... Хотя... Ладно, не будем об этом... Продолжу-ка лучше далее исповедь без тени раскаяния, слушай...
Итак, девяносто второй год. Лето. На дворе тепло, в холодильнике палочка дрожжей, за квартиру месяц не плачено. Я бы мог ограбить сберкассу, обменник или средней руки банк. Почти шутя. Конечно, банки грабить выгодное дело, однако не забывай, я продолжал регулярно ездить на кладбище, дожидался цветочка и прежде всего заботился о собственном инкогнито. Не очень-то хотелось злить ментов сверх меры. И я придумал, как можно слегка поправить собственное финансовое положение без особого риска.
К моменту моего банкротства в столице появились первые агентства с "девочками по вызову". Я прочел в одной желтой газетенке, как осуществляется доставка на дом к клиенту моторизованной проститутки. Первым делом в дверь к клиенту-заказчику стучится амбал-охранник и проверяет квартиру, куда доставил девочку. Смотрит, чтоб по шкафам да в чуланах не пряталась куча мужиков, чтоб оплаченный половой контакт один на один не превратился в групповуху на халяву.
Без всяких затруднений я разыскал центральный офис одного из моторизованных публичных домов. Легко подключился к их телефонной линии, дождался звонка одинокого обеспеченного клиента и тут же вывел из строя автомобиль сутенера с охраной, который должен был отвезти "молодую с широкими бедрами блондинку" к позвонившему "солидному и интеллигентному". Незаметно пропороть шину, проходя мимо чужой тачки к своей "Оке", - дело нехитрое, а полчаса форы я поимел. Погнал "Оку" по подслушанному адресу, уже через десять минут звякнул в дверь, представился охранником фирмы "Кама сутра" и, едва озабоченный "интеллигент" открыл дверь, дал ему в репу и объяснил: я, мол, вовсе не девочку привез, я... Назваться грабителем я не успел. "Солидный и интеллигентный" рухнул на колени и начал каяться, мешая блатные словечки с бандитским сленгом. Через минуту я понял - размазывающий сопли по обезьяньему личику человечек у моих ног работает классическим стукачом. Его вербанули то ли менты, то ли ФСБ. То ли и те и другие вместе. Человечек крутится винтом в криминальном мире и стучит, стучит, стучит. Способ связи стукача с хозяевами элементарный - вызывает определенную проститутку из определенного агентства, девочка с хорошей памятью задает вопросы, которые ее попросили запомнить дядьки в погонах, и, как попугай, запоминает ответы, пока ее трахает стукачок. Я знал, что проститутки в СССР практически поголовно работали на КГБ, и поверил в раскаяние стукачка-осведомителя. Трусишка - он принял меня за "делового", за представителя криминалитета, пришедшего карать продажного, "ссученного" коллегу. Естественно, я сделал страшное лицо и заорал что-то на тему: ты, падла, кореша моего ментам сдал, теперь я пальцую, и тебе не жить, суке. Спросил бы он имя моего выдуманного кореша, я бы ему дал по лбу для острастки, но он не спросил, описался. В буквальном смысле штаны замочил. Я думал, он начнет деньги предлагать, чтоб я его простил и оставил жить, небо коптить. Но вместо денег стукач сунул мне свою визитку и свистящим шепотом сообщил, что по такому-то адресу в златоглавой сегодня ночует Мохнорылый, который из Питера везет "подогрев" мордовским зонам. Уголовник-курьер по кличке Мохнорылый, некоторым образом мой собрат по роду основных занятий, "в авторитете", ежели кто его мочканет, то "люди" спишут Мохнорылого на беспредельщиков-отморозков из Люберец. Далее последовало подробное объяснение, почему во всем обвинят беспредельщиков из Подмосковья, и заверение - "дело чистое". Стукачок решил выкупить свою душу и тело, дав мне наводку на уголовного курьера "при бабках". Я мигом смекнул, как и чем ссученный человечек может быть полезен, пригрозил: расскажет обо мне органам, разорву рот, нос расплющу и глаза выдавлю - короче, сделаю из него слепого Буратину. И ушел. Смылся за пять минут до приезда проститутки... Так я познакомился с Дядей Степой. Со Степаном Михалковым, директором "Золотой рыбки"...