Зайцев Михаил. Час волкодава (Фирма 'Синяя Борода')

   - Погоди фантазировать! Не перебивай, дай закончить.
   Ты прав - я многое могу. И из авто на полном ходу сигануть, и с Крымского моста тебя сбросить. Могу. К чему скрывать. Дабы скрепить наше соглашение надежней, чем честное слово, давай скуем наши запястья браслетами наручников. Двое профессионалов, прикованные друг к другу, я думаю, сумеют перемещаться и по столице, и по ее окрестностям так, что ни прохожие, ни мусора не заметят стальной спайки. Расстанемся в метро. У первого вагона на одной из кольцевых станций разомкнем браслеты за секунду до объявления "Осторожно, двери закрываются". Ты сядешь в вагон, а я останусь. Вскочишь в щель захлопывающихся дверей и отпустишь гранату - мне кранты. В толчее и тесноте подземки отбежать на безопасное расстояние не успею, каким бы суперменом я ни был. Согласен?
   - Я должен подумать. - Полковник подозрительно посмотрел на Сан Саныча, почесывая ушибленный затылок. - На первый взгляд план ничего себе, но черт тебя знает, супермен, что у тебя на уме. Боюсь - обманешь.
   - Твое право. Кумекай, пока будем ехать до Химок, я не против. Отряхивайся давай, перепачкался весь, на полу валяючись. Отряхнись, и двигаем к выходу. Раз ты у меня в партнерах, Полковник, автоматы я здесь оставлю. Ограничусь "макаром" с глушителем, и еще шприц, пожалуй, возьму.
   - Пустой шприц? Зачем?
   - Чтоб лишнюю пулю на тебя не тратить, ежели ты шалить надумаешь. Вдруг промахнусь, и с первого выстрела не получится тебя пристрелить. Воткну иголочку, впущу в вену пузырек воздуха, и прощай, Полковник.
   Полковник пожал плечами: дескать, поступай как знаешь, подозревай меня, пугай, только я "шалить" не собираюсь. Я смирился с судьбой и собираюсь извлечь выгоду из сложившейся ситуации, превратить удар судьбы в импульс, который вынесет меня на другую орбиту жизни. Подчас один-единственный жест, скупое передергивание плечами красноречивее и информативнее, чем добрая сотня слов.
   - Пиджак сними, Полковник, мне нужно чем-то руку с пистолетом прикрыть, и топай, братишка, на выход, машину ты поведешь, я сзади сяду. Есть возражения?
   - Нет.
   Полковник вышел из спортклуба. За ним, отставая на шаг, шел Сан Саныч, перекинув пиджак Полковника через согнутую в локте правую руку. Сели в "Ниву". Полковник на шоферское сиденье, Сан Саныч позади него. "Нива" тронулась с места, въехала под арку, выкатилась на ночную московскую улочку.
   - Кстати, что с Чумаковым и Кешей? Расскажи, - велел Сан Саныч, перекладывая шприц из кармана штанов в нагрудный карман просторной рубахи. Иголка шприца в брючном кармане проколола тонкую ткань и царапала ляжку.
   Полковник послушно рассказал про Кешу и про Чумакова. Поведал о спарринге Иннокентия с Кавказцем. О пленении Миши.
   - Дурак ваш Кавказец, - заключил Сан Саныч, выслушав монолог Полковника. - Воевать нужно не за честь, а за победу. Меня так учили.
   - Его тоже так учили, но он дитя гор. Ты, брат, ни разу не подыхал со смеху, когда по "ящику" показывали чеченов на приеме в Кремле? В костюмах, шитых в Париже, и в папахах, сработанных деревенским скорняком? Дикие люди. Правильно южан менты прозвали "зверьками".
   - А ты, брат Полковник, как я погляжу, успокоился. Шутишь, треплешься на отвлеченные темы. Успел обдумать мой план с тротилом, метро и гранатой?
   - Нет еще. Пока думаю. И знаешь, брат, чем дольше думаю, тем мне твой план все больше нравится. Кой-какие корректирующие предложения имеются, не без этого, но...
   - Погоди. Главное, в общем и целом договориться. Коррективы внесем, когда, кроме нас с тобой, прочих претендентов на богатство не останется.
   - В принципе, брат, мы собирались сворачиваться. Откровенно говоря, нервы у меня давно пошаливали. Сговорились с Наташкой остальных кинуть, но, знаешь, не доверял я Наташке, хитрожопая баба. Операция с Иннокентием Петровичем была последней, и я...
   - Это я понял. Обычное дело. Пока голодные повара готовят торт на общей кухне, действуют дружно и слаженно, а когда торт испекся и в желудке урчит, шеф-повар с главным помощником шушукаются в кухонном закуточке, придумывают, как бы все сожрать самим, избавившись от поварят. Ты мне лучше скажи почему Кеша еще живой? Почему его не добили?
   - Наташка в подробности не вдавалась. Мы с Петром Чумакова привезли, про твои якутские сокровища рассказали, и у нее глазки зажглись, отослала нас обратно за тобой, срочно. Сразу, как обнаружили Кавказца со сломанной шеей, один сотрудник повез его в больницу, другой остался с Наташкой. Лишнего человека, чтоб Кешку вывезти и закопать, под рукою не было. Ну а когда я про твои сокровища доложил, Натаха, я думаю, решила и Кешу, и Мишу взять в разработку. Кроме них, голубчиков, про тебя, братишка, нам больше некого порасспросить. Когда ты в моем кабинете облевался и вырубился, я тебя на "Поляроид" щелкнул. Показать решил Мишке твою фотографию и сказать, что ты сдох. Извини - что ты умер...
   - Извинения излишни, брат. Собрать максимум возможной информации любыми средствами о персоне, коей доподлинно известно, где зарыт клад старого зэка, - дело святое. Между прочим, Полковник, о якутских сокровищах лучше забудь. И вообще забудь, что я сказал. Договорились?
   - Я похож на самоубийцу?
   - Наоборот. Ты похож на влюбленного в жизнь, умного, знающего себе цену мужчину. И любимая твоя должна соответствовать. Ты любишь жизнь красивую, другой тебе не надо. Ради красавицы-жизни ты готов на все... Ладно, хватит трепаться. Я такой же, как ты. Люблю жить. Привык. Окажешь мне услугу? Возьмешь на себя заморочки с Чумаковым и Кешей?
   - Понимаю тебя. Мне тоже не особо приятно участвовать в убийстве Наташки. С Кешей и Мишей помогу. Они в подвале с собаками. Ангара и Енисей меня знают, спущусь вниз, открою двери, за которыми прячется Миша и где отдыхает Кеша, овчарки с удовольствием перегрызут горло обоим. А трепаться, брат, между прочим, действительно пора прекращать. Сейчас мимо гаражей проедем и упремся носом в ворота, загораживающие дорогу на территорию конно-спортивного центра. Будь готов.
   - Всегда готов!
   "Нива" притормозила около едва заметной в темноте ограды. Полковник вылез из машины, распахнул створки ворот, вернулся за руль. Автомобиль медленно покатил к выделяющемуся черным силуэтом на фоне темного неба флигелю.
   - Ляг на заднем сиденье и прикройся пиджаком, - сказал Полковник. - Нас встречают.
   - Кто?
   - Какая разница! Сотрудник, которого Наташка оставила при себе. В ее окне сквозь штору просвечивает свет от торшера. Наташа, наверное, наблюдает через прорезь в шторах, как мы подъезжаем, а на крылечке вижу огонек от сигареты.
   - Я могу снять тетю Наташу одним выстрелом. Другим погашу сигарету вместе с курильщиком.
   - Бульдозер, ты офуел? А если Наташки у окна нет? Я подозреваю, что она подсматривает! Я не уверен!
   - Нервничаешь, Полковник?
   - Тихо ты! Подъезжаем.
   Сан Саныч снял переброшенный через локоть пиджак, откинулся на заднем сиденье, накрыл колени, спрятав под пиджачной тканью вооруженную руку, уронил голову на плечо. Глаза закрыты, рот приоткрыт, поза расслабленная, но неестественная, свойственная более наркоману, витающему в грозовых облаках дурмана, чем обычному человеку, спящему нормальным усталым сном. "Нива" остановилась у крыльца, и, пыхтя сигаретой, к автомобилю подошел встречающий. Неприметный на вид мужик с невзрачным веснушчатым лицом.
   - Привет! - Встречающий заглянул в темный салон, махнул рукой Полковнику, прочертив огоньком сигареты в темном ночном воздухе смазанную бледно-красную линию. - А где Петро?
   - В Москве остался, - ответил Полковник, вылезая из машины. - Помогает Ваське угомонить этого мудака Торнадо. Культурист, видите ли, обиделся, что ему не выдали Бульдозера на растерзание. Мы рано в Москву вернулись, спортсмены еще не ушли, а Генерал приказал срочно доставить Бульдозера, вот и вышла накладка.
   - Слышь-ка, я, это самое, твою "Ниву" с лайбой Харитона спутал. Харитоше давно пора возвернуться, а нема его чегой-то. Как вечером Георгия в больницу повез, так и нема.
   Полковник ступил на влажную от росы траву. Поднял голову, вглядываясь в стекло единственного слабо светящегося окна. Поднеся ко рту собранную ковшиком ладонь, крикнул вполголоса:
   - Наталь Николавна! Эт я! Куда Бульдозера складировать?!
   - Не ори, не слышит она. В душ пошла ополоснуться. Мы с ней, это самое, от кофе уже одурели. Спать-то охота страсть, а, это самое, нельзя ложиться-то. Ну и, это самое, она в холодный душ пошла, а я курить на свежий воздух. Ну, давай, что ль, Бульдозера вытаскивать? Или как?
   - Давай вытаскивать. Открываем обе дверцы, я его за руки, ты за ноги.
   Веснушчатый мужик выплюнул окурок, обошел "Ниву", открыл автомобильную дверцу. Наклонился, засунул голову в салон, потянулся обеими руками к накрытым пиджаком коленям Сан Саныча и, тихо вскрикнув, упал, уткнувшись лицом Сан Санычу в живот.
   - Поздравляю, Полковник. - Сан Саныч выпихнул убитого из автомобильного салона. - На нашем пути к богатству и благоденствию осталось ровно двое с половиной твоих друзей.
   - Разговаривай тише! - Полковник, мелко семеня ногами, подбежал к упавшему в подернутую капельками росы траву мужику с простреленным сердцем. - Почему два с половиной? Какие два с половиной?
   - Считай: Наташа - это раз. Некто Харитон, сопровождающий уделанного Кешей Кавказца, - это два. И полудохлый Кавказец Георгий - это ноль целых пять десятых.
   - Кавказца не считай! Он не жилец. - Полковник подхватил убитого под мышки и, пятясь, поволок его к углу домика-флигеля. До угла не дотащил. Оставил лежать в поросшей густым бурьяном ямке. Бегом вернулся к крыльцу, на ступеньки которого уже взошел Сан Саныч. - Харитон вернется, жмурика не заметит. После всех сразу закопаем.
   - А стоит ли? Обольем бензином и вместе с домом спалим. Так оно и проще, и надежней. Эх! Поторопились из спортклуба уехать! Промашка вышла. Нужно было запалить подвальчик.
   - Тише! Шепотом разговаривай, умоляю!.. Душевая кабина на втором этаже. Вверх по лестнице, вторая дверь. Побежали!
   Они вошли в холл-прихожую и поднялись по темной лестнице. Молча, однако не затрудняя себя потугами двигаться бесшумно. Полковник шел первым, за ним Сан Саныч с изготовленным для стрельбы пистолетом, прижатым к бедру так, что дырочка на конце глушителя смотрела в затылок Полковнику. Пиджак, под которым до того прятался пистолет, остался валяться на полу "Нивы". Простреленный, пахнущий порохом, заляпанный кровью пиджак.
   Лестница вывела Сан Саныча и Полковника на балкончик, нависающий над прихожей-холлом. Дверь прямо напротив лестничного пролета была открыта. Из комнаты с открытой дверью исходил слабый электрический свет, смягчая мрак вокруг и позволяя ориентироваться в более ничем не освещенном пространстве холла. В комнате светился желтым шелковый абажур торшера с оранжевой бахромой, освещая банкетный столик на трех ножках и двух-тумбовый канцелярского вида письменный стол, кофеварку на тумбочке и компьютер на специальной подставке. Двухкамерный новомодный холодильник и допотопный неуклюжий сейф. В отличие от аскетической обстановки кабинета, где директорствовал господин Полковник, здешнее начальственное помещение вид имело обжитой и уютный. Чувствовалась женская рука.
   Дверь напротив лестничного пролета приоткрыта, а ее соседка справа закрыта плотно и, кажется, на защелку. Сквозь закрытую дверь слышится равномерное журчание воды, стук капель о стенки душевой кабины. Господин Полковник, нарочито громко стуча каблуками о дощатый пол, подошел к закрытой двери, постучал в нее костяшками пальцев и выкрикнул бодрым голосом:
   - Наталья Николаевна! Бульдозера привезли!
   Искусственный дождик за дверью приутих, усталый женский голос крикнул в ответ:
   - Сейчас, через минуту выйду! Свари кофе пока. Покрепче.
   И снова забарабанил дождик душа.
   Повернувшись к Сан Санычу, Полковник заговорил с ним на языке жестов. Ткнул пальцем в запертую дверь, при помощи пантомимы изобразил, как дверь эту легко сломать ударом плеча, и опять же пальцем показал, как надо стрелять с порога после вышибания двери в женщину под душем.
   Сан Саныч отрицательно покачал головой, категорически отказываясь ломиться в душевую, пистолетным стволом указал на дверной проем, за которым светился желтым абажур торшера, старательно артикулируя, беззвучно, одними губами произнес: "Подождем". Полковник пожал плечами, изобразив на лице выражение, передающее его непонимание, несогласие, но в то же время и готовность подчиниться. Пистолетный ствол вторично указал на абажур, и Полковник, вздохнув, послушно двинулся к открытому дверному проему.
   Желтый свет абажура вскоре перестал освещать лестницу и балкончик второго этажа. Как только в уютную комнату, одновременно и административную, и обжитую, следом за полковником вошел Сан Саныч, он в первую очередь плотно прикрыл за собой дверь. Второе, что сделал Сан Саныч, войдя, - ткнул легонько в спину Полковнику глушителем. Полковник оглянулся, вопросительно посмотрел в глаза "брату" Бульдозеру. Сан Саныч поманил его пальцем. Подойди, мол, поближе, кое-чего на ушко шепну. Полковник, понятливо кивнув, выполнил просьбу-приказ. Когда полковничье ухо приблизилось к губам подельника-конвоира, Сан Саныч дружески приобнял Полковника за шею и прошептал:
   - Твоя ошибка, брат, в том, что ты всех оцениваешь, исходя из собственных личностных качеств. Понимаешь меня?
   - Нет, - шепотом ответил недоумевающий Полковник.
   - И никогда уже не поймешь!
   Рука Сан Саныча, обнимавшая шею Полковника, резко напряглась. Одеревеневшие пальцы клещами стиснули шейные позвонки у основания черепа. Живые клещи дернули позвоночные сочленения вверх и в сторону. Кости и хрящики сломались, как они ломаются, когда захлестывается старательно намыленная опытным палачом петля. Секундная агония, словно отдача после выстрела, и господина Полковника не стало.
   Непонятливого Полковника Сан Саныч уложил справа, в двух шагах от дверного косяка. Так, чтобы, входя в комнату, его невозможно было сразу заметить. Мягко скользя по паркетной доске, Сан Саныч обогнул абажур, приблизился к тумбочке за банкетным столиком, где стояли электрокофеварка и кувшин с водой. По-пиратски засунув пистолет за брючный пояс, Сан Саныч достал из нагрудного кармана рубахи шприц, наполнил его водой из кувшина. Перепрыгнул через низкий банкетный столик, уселся на его край, будто присел на ступеньку. Сзади сверху светит торшер, глаза не слепит и вход в помещение освещает. В правой руке шприц с водой, в левой... Сан Саныч взялся за рукоятку, выхватил пистолет... в левой - "Макаров" с глушителем. А за дверью уже слышны отчетливо шаги. Наталья Николаевна освежилась и предвкушает питие чашечки крепкого кофе. В ее мокрой женской головке роятся тысячи мыслей, выстраиваясь в грандиозные планы. Она устала, но состояние усталого напряжения ей привычно. В этом мире всегда приходится оставаться в напряжении, быть начеку, непрерывно играя в игру "жертва - хищник", игру, в которой проигрыш однозначен, а победа многогранна и подчас отличается от поражения лишь тем, что ты остался в живых, сохранил статус хищника, избежал участи жертвы.
   - Темень на лестнице, а он дверь закрыл! - начала ругаться Наталья Николаевна, подходя к захлопнутой двери. - Каким местом думал, когда...
   Наталья Николаевна по-хозяйски широко распахнула дверь, перешагнула через порог и, увидев Сан Саныча, вздрогнула. Замолчала на полуслове, остановилась на полушаге. На ней был длинный шелковый халат, кокетливые тапочки с помпончиками на ногах, на голове тюрбан из полотенца. Она на ходу вдевала в мочки ушей аляповатые золотые сережки с маленькими изумрудами. Вероятно, сняла сережки, прежде чем отдаться прохладным струйкам в душевой кабине, освежившись, успела справиться с одной серьгой, вставить ее в мочку левого уха и застегнуть золотой замочек, а вторую как раз поднесла к другому уху, толкнула дверь тапочкой с помпончиком, перешагнула порог и, содрогнувшись, застыла с повернутой набок головой, держась руками за правое ухо.
   - Удивлены, Наталья Николаевна? - Сан Саныч оскалился в улыбке, хищно прищурясь. - Напрасно. Полковник, помнится, три с четвертью минуты назад доложил, что привез Бульдозера. Он сказал правду, ничуть не покривив душой. Вот он я, как вы меня называете - Бульдозер. Весь перед вами, во всей своей красе. Дверцу за собой закройте, будьте любезны. Сквозняк, знаете ли. Дует. Не хочу простужаться, ведь мне еще жить да жить, в отличие от вас.
   Женщина справилась с растерянностью на диво быстро. Поджала губы, прогнав с лица удивленное выражение. Бесстрастно и холодно оглядела с головы до ног Сан Саныча. Твердой рукой закончила начатое - вдела золотую серьгу в дырочку на правой мочке, закрыла замочек сережки и, продолжая изучать Сан Саныча взглядом, не оборачиваясь, нащупала у себя за спиной дверную ручку, деликатно, без стука, без хлопка закрыла дверь.
   - Спасибо, Наталья Николавна. Боюсь, знаете ли, сквозняков. А больше, пожалуй, ничего не боюсь в этом мире. Отчего немного скучаю. Будьте любезны, поверните голову направо. Вот так, хорошо. Теперь глаза опустите. Заметили? Сей хладный труп у стенки сто двадцать секунд тому назад был господином Полковником. Я сломал ему шею, развивая почин Иннокентия Петровича. Ломать шеи вашим сотрудникам, уважаемая, становится доброй традицией, не находите?.. Не сокрушайтесь по господину Полковнику, дорогая. Он вас предал. Сегодня никому нельзя верить, ужасные времена, согласитесь. Между тем попрошу вас сделать для меня исключение и поверить тому, что я вам сейчас сообщу. Итак, Наталья Николавна, вы догадались, наверное: живой вам отсюда выйти не суждено. Ваша жизнь стоит ровно столько же, сколько пуля в обойме "Макарова" в моей левой руке. Учитывая тот факт, что пистолет достался мне по наследству от вашего же сотрудника, получается так, что ваша жизнь мне вообще ничего не стоит. В отличие от информации, которую я намерен от вас получить прежде, чем застрелю. Информацию я получу от вас так и так. Вопрос лишь в том, придется ли мне вколоть вам остатки "сыворотки правды" или же я сумею сэкономить остродефицитное спецсредство.
   Сан Саныч поднял правую руку со шприцем до уровня глаз, прищурившись пуще прежнего, сосредоточил взгляд на кончике иглы и аккуратно надавил большим пальцем на поршень шприца. С острия иглы скатилась капелька бесцветной жидкости.
   - Каждая капля "говорунчика" на вес золота. Вы об этом знаете, Наталья Николавна, и, верю, простите мне мою жадность. Полковник сообщил, что в сейфе, вон в том допотопном сейфе в углу, спрятана куча фальшивых баксов. В какие непреходящие ценности вы с господином Полковником перевели сумму, эквивалентную шести с половиной миллионам долларов, собираясь кинуть соратников по банде, Полковник мне также сообщил, однако, давая вам характеристику, восхищался вашим умом и коварством. Я рискнул предположить, что и господина Полковника вы, Наталья Николавна, вознамерились пошло кинуть на три миллиона двести пятьдесят тысяч. Не скрою - я не уверен, что, информируя меня о ценностях, в кои переведены миллионы долларов, господин Полковник сказал правду. Между тем я рассудил, что логичнее потратить "сыворотку правды" именно на вас и узнать все наверняка. Поразительно устроен человек! Вечно ему всего мало. И я не исключение. Практически завладев солидным состоянием, думаю о нескольких кубиках дефицитной сыворотки. И ничего не могу с собой поделать!.. Короче говоря, Наталья Николавна, расклад таков: поможете сэкономить сыворотку, я застрелю вас, и на том все ваши неприятности закончатся. Если мне все же придется сделать вам укол, обещаю - ваш дух на небесах помучается вдоволь, наблюдая с того света, как я буду кончать вашу дочку, внучку и зятя-разгильдяя. Полковник сболтнул - ваши близкие проживают в городе Выборге. Вопрос, уточняющий точный адрес ваших близких, станет вторым после того, как у вас в венах забурлит "сыворотка правды".
   - Блеф! - Наталья Николаевна полностью взяла себя в руки. Смотрела на Сан Саныча жестко, с нескрываемым презрением и откровенным превосходством. Я пока не поняла, в чем ваша проблема, но она есть! Вы убьете меня, ничуть не сомневаюсь. В страшную месть, ради которой придется ехать в Выборг, тратить время, деньги и нервы, рисковать, - в это не верю категорически!
   Сан Саныч ей в ответ произнес длинную замысловатую фразу на финском языке. Засмеялся, наблюдая замешательство Натальи Николаевны, и заговорил по-русски:
   - Выборг - пограничный город. После всего, что произошло по вашей милости, после множества трупов у меня за спиной, я намерен скрыться в Финляндии. Благо, как вы только что слышали, я свободно говорю по-фински. Путь мой лежит через Выборг. Поразить силовые структуры особо жестоким групповым убийством на территории отечества, оставив кровавый след, ведущий в глубь России, отвлечь внимание силовиков от границы - в моих насущных интересах. Вы спросите: почему следы преступления уведут сыщиков от границы? Отвечаю: потому, что убийство ваших близких напрямую свяжут с вашей насильственной смертью, моя дорогая... А вы побледнели, Наталья Николавна. Что? Начинаете мне верить?
   Рокот автомобильного мотора на улице отвлек Сан Саныча от проникновенной беседы. Судя по урчанию мотора, машиной неведомой марки управлял водитель, заучивший наизусть все ухабы да кочки на пути от ворот до флигеля.
   - Харитон возвращается, - произнесла Наталья Николаевна, поправляя сережку в мочке правого уха, зацепившуюся за скрученное на голове тюрбаном полотенце.
   - Я знаю. - Сан Саныч встал, спрятал шприц в нагрудном кармане рубахи. - Возвращается последний ваш сотрудник, отвозивший предпоследнего в больницу. Садитесь сюда вот, в плетеное кресло за банкетный столик, и вздумаете фокусничать, на легкую смерть не надейтесь. Прострелю вам плечо, сделаю укол, а вашу дочку с внучкой зубами разорву.
   - Хватит меня пугать! - сорвалась на крик Наталья Николаевна. Достаточно! Вы правы, дочь и внучка - мои болевые точки. Ради них я работала, зарабатывала деньги. Я не стану мешать вам расправиться с Харитошей. Буду сидеть тихо до самой смерти. Клянусь теми, кто мне дороже всех сокровищ на свете, теми, ради которых я жила!
   Наталья Николаевна вразвалочку, по-мужски, подошла к банкетному столику. Опустилась в плетеное кресло, продолжая теребить сережку в правом ухе. Короткие толстые пальцы, терзающие серьгу, - вот, пожалуй, единственное, что выражало ее нервозность, помимо мертвенной бледности на суровом, решительном лице.
   Сан Саныч окинул беглым взглядом банкетный столик. Не обнаружил в достижимой для сидящей в кресле женщины зоне никаких колюще-режущих предметов и, пятясь задом, удерживая Наталью Николаевну в поле зрения, приблизился к двери. Приоткрыл ее, легонько толкнул, чтобы свет из комнаты падал на лестницу. Прижавшись спиной к стене, Сан Саныч сделал два приставных шага вправо. Нога в сандалии коснулась неестественно повернутой головы Полковника на полу. Сан Саныч остановился. Запястье левой руки с пистолетом коснулось стены. Подбородок коснулся левого плеча. Скошенные вправо зрачки глаз продолжали следить за теребящей серьгу Натальей Николаевной.
   Рокот автомобильного мотора на улице, достигнув звукового апогея, плавно затих. Спустя минуту хлопнула входная дверь внизу, заскрипели ступени лестницы, и хриплый мужской голос нарушил тишину в доме:
   - Накрывайте на стол! Поминки справим. Четыре часа на хирургическом столе, двое хирургов и пять косых в гринах не смогли помочь Гоше! - Высокий мужчина поднялся на балкончик второго этажа, вошел в освещенную лампой под абажуром комнату. - Уф, Наталья Николавна, как я замудохался с врача...
   Сан Саныч выстрелил. Отвлекся от наблюдения за Натальей Николаевной всего-то на краткий миг, чтобы нацелить пистолетный ствол поточнее в висок рослому Харито-ну, и уловил движение некрасивой женской руки от сережки ко рту слишком поздно, чтобы остановить Генерала уже не существующей армии.
   - Ну да, конечно! - высказался вслух Сан Саныч, не обращая внимания на упавшего Харитона, глядя с тоской на костенеющее лицо женщины, на вздернутые в победоносной улыбке посиневшие губы. - Олен срякки! Старый мудак! Она сняла висюльки, прежде чем мыться в душе, чтобы не размокла крупинка - яд, спрятанный под камешком сережки! Обставила меня, переиграла, как мальчишку!.. М-да, дошел до ручки! Начал сам с собой вслух разговаривать, поднабрался дурных привычек у партнера Чумакова. Как он там, кстати? Замучился, наверное, меня ожидая. Я же обещал прийти и спасти его. И сделать богатым...
   * * *
   Миша потерял счет минутам. Сидел, привалившись щекой к выдвижной двери, и пытался расслышать хоть что-то, хоть какой-то звук с другой стороны. Подслушивать мешали собаки, скулили, иногда лаяли, скребли когтями о доски. Время от времени стонал негромко Иннокентий. Мише очень хотелось отлепиться от двери, подбежать к раненому Кеше, посмотреть, как он, что с ним, но это было невозможно сделать. В любую секунду за дверью могли раздаться шаги. Чумаков надеялся расслышать чужие шаги вопреки всякой звукоизоляции и встретить врага достойно. Фатально было бы оказаться хотя бы в шаге от двери, когда та начнет открываться. Чумакову удалось обмануть собак, черт его знает, а вдруг снова удастся воспользоваться фактором неожиданности и вырваться на волю, возопить о помощи, спасти Кешу, спастись самому, пускай и придется расплатиться за спасение годами тюрьмы, пускай!