Страница:
Шевалье тотчас же узнал это помещение… Огромный зал с колоннами, украшенный статуями и золотыми канделябрами… тронный зал Фаусты!
«Тронный зал… а королевы что-то не видно… « — иронически подумал Пардальян.
Как ни странно, ему стало немного жаль женщину, приказавшую убить его… и это в благодарность за то, что шевалье де Пардальян спас ей жизнь! Жан был уверен, что облава в Ситэ — дело рук Фаусты. Кто же еще мог предупредить Гиза?
Пардальян собирался уже покинуть тронный зал и поискать выход, но вдруг застыл на месте… Ему показалось, что он слышит шум шагов. Шевалье юркнул за портьеру и увидел, как в зал вошла — точнее, величественно вплыла — фигура в белом одеянии, напоминавшая призрак.
— Фауста! — прошептал Пардальян.
Действительно, в тронном зале появилась хозяйка дворца — по обыкновению спокойная и бесстрастная. За ней шел мужчина, с ног до головы закутанный в плащ с капюшоном. Когда незнакомец откинул капюшон, Пардальян вздрогнул:
— Герцог де Гиз!
Фауста расположилась в кресле и указала Гизу на соседний стул.
«Вот она, — подумал шевалье, — вот женщина, что не раз пыталась уничтожить меня… например, сегодня! А с ней мужчина, пустивший по моим следам свору ищеек… весь Ситэ перевернул, чтобы найти одного человека! Сейчас их никто не защитит, здесь они в моей власти… Они меня не ждут, так что мне ничего не стоит всадить кинжал и в Фаусту, и в Гиза… оба и вскрикнуть не успеют… Отомстить им — мое право!»
И рука Пардальяна потянулась к кинжалу, но внезапно шевалье заколебался:
— Конечно, право я имею… но это трусость и подлость! Нет, не так я должен мстить! Гиз умрет — я дал себе клятву! Но пусть знает — Пардальян не из тех, кто украдкой всаживает нож в спину. Подожду… а пока — послушаю!
И шевалье весь обратился в слух, забыв, как рискованно для него оставаться во дворце Фаусты.
Через несколько минут после того, как Фауста распрощалась на пороге своего дома с шевалье де Пардальяном, к ней явился слуга, посланный с запиской к герцогу де Гизу. Он доложил, что герцог принял надлежащие меры и все мосты перекрыты, так что Пардальян заперт на острове Ситэ.
Фауста обрадованно вздохнула, ей сразу стало легче, ненадолго она забыла и горечь поражения, и досаду унижений. Но едва гордая итальянка закрылась у себя в кабинете, где никто не мог увидеть и услышать ее, как обида и злоба вновь охватили душу Фаусты. Лицо красавицы исказилось, черные глаза лихорадочно заблестели, страшные проклятья слетели с ее губ.
Не раздеваясь, она кинулась на постель и зубами впилась в кружево подушки; ее нервные длинные пальцы теребили и мяли покрывало. Она боролась с приступом отчаяния, она едва сдерживалась, чтобы не рычать, словно попавшая в ловушку пантера. Она бормотала что-то неразборчивое, упоминая то Сикста, то Ровенни, то Виолетту, то Пардальяна.
Мраморная статуя превратилась в живую, несчастную женщину. Фауста прекрасно, умела скрывать свои чувства, но сейчас она не выдержала. Какое унижение!.. Крах ее надежд и чаяний… Провалился великий замысел, а ведь все, все было готово… Она запугала, подкупила, уговорила половину князей церкви, она сосредоточила в своих руках абсолютную власть! Вот-вот на голову Фаусты возложили бы тиару, перед ней склонились бы короли и принцы… Фауста предусмотрела все, все до мелочи… кроме одного — предательства своих верных соратников и слуг. Она без счета тратила миллионы Борджиа — те сокровища, что унаследовала от своей прабабки Лукреции. Она проявила настоящую гениальность дипломата, истинную силу души и железную волю, а ее заманили в ловушку, унизили, обесславили!
Сикст V настолько презирает Фаусту, что даже не подумал о том, чтобы довести дело до конца и уничтожить противника! Ее попросту отодвинули, отбросили в сторону, словно она какая-то ненужная вещь!..
И люди, обязанные ей и славой, и богатством, предали ее, едва появился этот жалкий старик, хитростью занявший престол наместника святого Петра! Кардиналы упали перед ним на колени и льстиво затянули папский гимн…
Она осталась одна, вернее — почти одна. Несколько слуг во дворце да две преданные женщины — вот и вся ее нынешняя армия, с которой она может, если осмелится, завоевывать заветную тиару!
Несколько часов металась Фауста на постели, то плача, то бормоча проклятия. Наконец она обессилела и не могла уже ни рыдать, ни проклинать. Но выплакав свое отчаяние, Фауста успокоилась. Мысли ее вновь обрели ясность — так после урагана небо очищается от туч, и снова вспыхивают яркие звезды. Гордая итальянка попыталась понять, почему же предательство оказалось для нее неожиданностью.
Ей вспомнились всякие мелочи, на которые она вовремя не обратила внимания. Последние несколько месяцев Ровенни вел себя как-то странно.
Фауста попыталась вызвать в памяти некоторые слова к поступки кардинала и постепенно пришла к выводу, что Ровенни, подкупленный папой, давно уже перешел на его сторону. А потом кардинал позаботился о том, чтобы по одному перетащить в стан врага и остальных соратников Фаусты.
Она поняла, что ее погубили неопытность и гордыня. Она плохо знала человеческую натуру и не верила, что ее так легко могут предать. Она видела, как перед ней преклоняли колена и пресмыкались, слушала сладкую лесть и думала, что это и есть истинная преданность. А на самом деле эти люди преклонялись не перед ней, а перед ее богатством, могуществом, властью…
Фаусте было горько и больно. Она чувствовала себя не Божьей посланницей, а всего лишь обиженной и оскорбленной женщиной. Принцесса словно спустилась в ад.
Однако вскоре ей удалось победить собственное отчаяние. Когда к ней вернулась способность рассуждать, она захотела оценить свои потери и составить план действий. И вот каковы были плоды ее размышлений.
Безусловно, она потерпела поражение. Ей придется расстаться с великой мечтой. Она никогда не возложит на себя папскую тиару и не повторит подвига папессы Иоанны. Папский престол ускользнул от нее, и сражаться за него не стоит: Сизифов труд… Но она может стать королевой Франции… и она ею обязательно станет!
Королева Франции… эти слова звучат завораживающе… Она королева, а Гиз — король! А если Гиз вдруг умрет, то Фауста превратится в коронованную властительницу огромного государства!
После смерти Генриха III ей какое-то время придется делить власть с Гизом, зато потом, после его безвременной кончины, Фауста будет править сама…
А папе она отомстит… С войсками Гиза и Александра Фарнезе она двинется на Италию и запрет Сикста V в стенах Ватикана. У него останется лишь призрачная власть. Фауста осуществит мечты Макиавелли и Чезаре Борджиа…
Красавица словно расправила крылья, собираясь в долгий полет. Она перебирала в уме все то, что ей предстояло совершить.
Сначала умрет Генрих Валуа. Потом будет коронован герцог де Гиз. Дальше герцог расторгнет брак со своей супругой. Затем он обвенчается с принцессой Фаустой. Вслед за этим последует поход на Италию, а после — смерть Гиза. И вот Фауста — королева Франции и правительница Италии!..
Это ступени ее восхождения к великой цели… Да, именно так: на вершине — корона, а в основании — кинжал! А начало всему будет положено убийством нынешнего французского монарха.
Определив свои задачи на будущее, Фауста решительно вычеркнула из памяти прошлое. Она решила, что раз уж ей не суждено владычествовать над всем христианским миром, то она, по крайней мере, станет царствовать в двух его самых прекрасных странах. И чтобы этого добиться, пора действовать!
Она вскочила с постели, села перед великолепным венецианским зеркалом и с помощью притираний и красок, к которым прибегала очень редко, уничтожила следы слез на лице. Потом быстро написала какое-то письмо и велела отнести его во дворец Гиза.
Через два часа герцог собственной персоной прибыл к Фаусте.
Сев напротив хозяйки, Меченый сказал:
— Я готов выслушать вас, сударыня. Чувствую, у нас нынче состоится важный разговор. Недаром вы проводили меня в этот зал… да и письмо было написано в таком торжественном тоне… не обманывает меня и выражение вашего лица… Итак, поскольку нам предстоит конфиденциальная беседа, позвольте, принцесса, вначале убедиться, что мы здесь одни…
И Гиз внимательным взглядом обвел полутемный зал, а потом пристально всмотрелся в лицо Фаусты.
Ее задело столь явное недоверие.
— Успокойтесь, герцог, вы, наверное, вспомнили о вашей встрече с Екатериной Медичи. Вы тогда полагали, что говорите с королевой наедине, и позволили себе высказать ваши затаенные мысли… Может, вы думаете, что и в моем зале за портьерой скрывается Сикст V, который ловит каждое ваше слово?
Герцог отрицательно покачал головой.
— Так успокойтесь же! — продолжала Фауста. — Только один Господь видит и слышит нас!
«Неплохо! — подумал Пардальян. — Похоже, я и есть Господь Бог, если верить Фаусте. «
— Итак, герцог, — спокойно произнесла принцесса, — когда три года назад вы прибыли в Рим, чтобы молить Сикста V о помощи, Его Святейшество благословил вас… а я дала вам два миллиона золотом… помнится, монеты были все старинные, но от этого не менее ценные… Вы спросили, чего я хочу взамен, а я ответила: «Узнаете позже!»
— Верно, — ответил Гиз, — и моя благодарность…
— Не будем говорить о благодарности, поговорим лучше о наших общих интересах. Итак, я продолжу. Мы встретились во второй раз, и вы рассказали мне о ваших надеждах, точнее, вы позволили мне догадаться о том, какими мечтами живете уже много лет… Вы хотели царствовать…
Гиз побледнел и насторожился.
— Не бойтесь, мы же одни, — заметила Фауста, и в голосе ее прозвучали нотки презрения. — Итак, вы хотели царствовать. Но вам не хватало смелости! Вы создали Лигу, но Католическая Лига оказалась слаба. К тому же ее сторонники жаждут всего лишь повторения Варфоломеевской ночи, и их мало волнует вопрос смены династии… Но я сделала то, чего не осмелились сделать вы! Я объединила всех противников Валуа, мои люди наводнили всю Францию. За полтора года я подготовила великие события. Вы получили от меня не только те два миллиона — я дала вам во много раз больше!..
— Так оно и было, — задумчиво произнес Гиз.
— Много раз вы, герцог, спрашивали, чего же я хочу взамен… И я снова и снова отвечала: «Узнаете позже!» Мой долгий, упорный труд принес свои плоды — мне вы обязаны тем, что парижане восстали в день Баррикад. Валуа бежал, и не моя вина, что вы до сих пор не на престоле. В этом виноваты вы сами, герцог де Гиз!
— И тут вы правы! — с горечью согласился Гиз.
— После бегства Валуа вы поняли, что именно мне обязаны своим нынешним величием, и еще раз спросили, чего же я добиваюсь. И я опять ответила: «Скажу, когда придет время… «
Так вот: это время пришло…
— Ах, вот как? — воскликнул герцог.
Всем своим видом Гиз как бы говорил: стало быть, меня позвали, чтобы заплатить долг?.. Я готов, Бог свидетель, Гиз не любит ходить в должниках…
Фауста поняла его настроение, но виду не подала. Герцог поспешил загладить свою ошибку и не очень убедительно произнес:
— Если вы потребуете мою жизнь, мадам, я готов отдать вам ее!
— Ваша жизнь, герцог, — слишком большая ценность для вас лично и совершенно не нужна мне… Можете оставить ее себе!
Гиз закусил губу.
— Но взамен за то, что я когда-то отдала вам, я попрошу у вас нечто, что, возможно, для вас дороже жизни. Боюсь, вашим первым порывом будет отказать мне, поэтому я сейчас постараюсь объяснить, почему вы не должны отказываться…
— Я слушаю вас, сударыня! — сказал герцог, и в голосе его зазвучала тревога. — Но о чем пойдет речь?..
— Подождите… наберитесь терпения еще на несколько минут… Итак, вы хотите стать королем. Для этого нужно, во-первых, убрать ныне здравствующего короля Франции; во-вторых, отстранить от трона законного претендента, каковым является Генрих Бурбон, король Наваррский; и, в-третьих, избежать гражданской войны и добиться согласия на ваше восшествие на престол со стороны парижан, а также провинций. Верно?
— Вы абсолютно правы, сударыня. Ваши слова дышат ясностью и логикой.
Фауста соблаговолила улыбнуться и продолжала:
— Я вам докажу, герцог, что ни одно из этих условий не может быть выполнено без моего согласия. Проще говоря, если я не пожелаю, вы никогда не станете королем Франции. Мало того, если я захочу, вы превратитесь в государственного преступника и мятежника и окажетесь сначала в тюрьме, а потом — на эшафоте.
— Сударыня, — растерянно пробормотал Гиз, — ваши рассуждения становятся опасными… Позволю заметить, что, угрожая мне, вы ставите под угрозу и себя.
— Я продолжаю, — размеренно и спокойно говорила Фауста, как бы не слыша собеседника. — Итак, вам нужна смерть ныне здравствующего короля Франции. Если я пожелаю, Генрих останется жив. Два всадника готовы выехать на рассвете: один в Блуа, другой — в Нант. Если сегодня ночью я не встречусь с ними лично и не отменю свой приказ, то через несколько часов они будут в пути. Первый отвезет Валуа письмо, где содержится неоспоримые доказательства того, что герцог де Гиз готовит покушение на Его Величество короля Франции…
Гиз с такой ненавистью взглянул на Фаусту, что если бы взгляды могли убивать, она, несомненно, умерла бы на месте.
— Второй всадник, — все так же хладнокровно продолжала женщина, — выедет в Нант. Вам известно, что там находится сейчас король Наваррский, а с ним — двенадцать тысяч пехотинцев, шесть тысяч всадников да тридцать орудий в придачу. В своем послании я сообщаю ему, что единственный способ для Бурбонов взойти на престол после смерти последнего из Валуа заключается в том. чтобы немедленно объединиться с королем и пойти на Париж. Герцог, сколько у вас сил и средств? Как долго сможете вы противостоять двум армиям?
— Ловко! — прошептал Пардальян, не пропустивший ни единого слова.
Герцогу показалось, что у него под ногами разверзлась бездна. От ярости и бессилия голова у него закружилась. С трудом переведя дыхание, он прошептал:
— Сударыня, вы, кажется, осмелились угрожать мне…
— Вовсе нет. Я просто раскрываю перед вами все свои карты. Представим теперь, что Провидению было угодно убрать Валуа. Представим также, что Генрих Наваррский ничего в этом случае не предпримет. Короче, вам останется только возложить на себя корону… конечно, если у вас есть права на престол Франции…
— Еще бы! — живо перебил ее Гиз, вновь обретя почву под ногами. — Существует книга преподобного Франсуа де Розьера, в которой доказывается, что Лотарингский дом имеет все права на французский престол.
— Да, я сама оплатила издание этой книги в двухстах тысячах экземпляров, и мои люди распространили ее по всей стране.
— Именно так, сударыня.
— Итак, ваши права подтверждены книгой Розьера?
— Никто не сможет их оспорить!
— И впрямь никто… разве что сам Розьер.
Гиз смертельно побледнел. Слова Фаусты поразили его в самое сердце, он даже не решился потребовать от нее объяснений. Фауста же взяла со стола небольшую книжицу и протянула ее герцогу:
— Взгляните, вот новая книга мессира Франсуа де Розьера, епископа Тюльского. Можете убедиться, достойный священнослужитель полностью отрекается от своих заблуждений и просит у Господа прощения за то, что лгал, подкупленный вами. Он один за другим отметает и разоблачает те аргументы в вашу пользу, что изложил в своем предыдущем творении. Эта книга, по-моему, ему удалась лучше… Ведь отвергать всегда легче, чем утверждать.
Потрясенный Гиз дрожащей рукой перелистывал книжечку.
— В Париже тридцать тысяч экземпляров последнего труда Розьера, V— продолжала Фауста, — пятнадцать тысяч в Лионе, по пять — в Орлеане, Туре, Ренне, Анже и в других городах. В целом по Франции — четыреста тысяч экземпляров. Стоит мне сказать слово — и книги, пока лежащие в подвалах, выйдут на свет Божий… вся Франция их прочтет.
Гиз швырнул на паркет томик, что держал в руках, вскочил и стал метаться по залу. С первого взгляда ясно было, что у него в голове возникла мысль об убийстве.
«Однако! — подумал шевалье. — Я бы и гроша ломаного не дал сейчас за жизнь Фаусты… разумеется не будь здесь меня! Но я здесь, и я не желаю, чтобы Гиз прикончил эту даму!»
Пардальян на всякий случай вытащил кинжал и приготовился в любой момент вмешаться в ход событий.
Фауста также поняла, что жизнь ее висит на волоске, и замолчала. Она знала, что рискует. Или ей удастся справиться с герцогом, или она погибнет. Выбора у нее нет. Во дворце — почти никого, несколько женщин и два лакея не в счет. Помощи ждать неоткуда. Гиз подошел к тяжелым бархатным портьерам, и Пардальян услышал его дыхание. Герцог постоял, подумал и, видимо, решил, что, убив Фаусту, он сильно навредит себе. Он вернулся, сел напротив хозяйки дворца и произнес:
— Вы не очень-то вежливы со мной, сударыня. Я и так готов был отдать вам долг… совершенно добровольно. Не стоило меня принуждать… Итак, сообщите же наконец, что вы хотите?
— Значит, мои доводы вас убедили? — улыбнулась Фауста. — Вы поняли, что если бы не я, вы бы и близко не подошли к французскому престолу — более того, вас бы давно судили как мятежника?
— Понял! — коротко ответил герцог.
— Вот и прекрасно! Я только что объяснила, в какую бездну, если захочу, могу столкнуть вас. Но я же, стоит мне пожелать, вознесу вас к вершинам славы и могущества.
На следующий день после смерти короля во Францию войдет армия Александра Фарнезе!
— Фарнезе?! — воскликнул потрясенный герцог.
— Да, та самая армия, что должна была захватить Англию, но не смогла переправиться через море из-за гибели Непобедимой Армады [8], ожидает приказа короля Испании… Но Фарнезе готов выполнить мой приказ, если он его получит!
Глаза герцога блеснули.
— По-моему, вы начинаете понимать, — продолжала Фауста. — Что ж, тем лучше. Итак, после смерти Валуа под ваши знамена встанет Фарнезе, а с ним — пять тысяч копий, двенадцать тысяч мушкетов, десятитысячная кавалерия и семьдесят пушек. Добавьте к этому королевские французские войска. С такими силами вы без труда разгромите Генриха Наваррского. Позже его можно будет казнить как еретика. Гугеноты пошумят-пошумят и успокоятся — только пообещайте им кое-какие привилегии…
Повторяю, вы возглавите самую мощную в Европе армию. Вы отправитесь в Реймс, вас помажут на царство в Реймсском соборе [9]. Вы с триумфом пройдете через все королевство и принесете Франции мир. Потом вы перейдете через Альпы. Мантуя, Верона, Турин, Падуя, Венеция, Болонья, Милан и, наконец, Рим склонятся перед вами. Вы исполните то, чего не смогли добиться ни Людовик XII, ни Франциск I. Потом ваше войско повернет на север и обрушится на Фландрию и Нидерланды. Никто, даже Карл V, не сравнится с вами… Мы восстановим империю Карла Великого. Весь мир будет трепетать от одного вашего взгляда.
Гиз, совершенно потерявший голову от фантазий Фаусты был готов пасть перед ней на колени. Он забыл, что всего лишь несколько минут назад собирался пронзить эту женщину кинжалом. Он с восторгом воззрился на нее и воскликнул:
— Простите, о простите! У меня пелена спала с глаз! Наконец-то я вижу вас в истинном свете! Вы воистину властительница и богиня! Я по сравнению с вами всего лишь простой солдат, только и знающий что кинжал да шпагу! А вы… вы управляете судьбами мира… великие полководцы древности могли бы позавидовать вашим талантам!
Гиз отбросил прочь кинжал, опустился на одно колено, склонил голову и сказал:
— Приказывайте, я подчиняюсь!
Фауста как должное восприняла смирение Лотарингца.
— Герцог, — спокойно и величественно произнесла она, — поднимитесь! Вы мне не слуга. Я просто доказала вам, что вместе со мной вы станете повелителем всей Европы.
Поймите же, мне нужно отнюдь не ваше смирение!..
— Говорите, говорите, что нужно вам от меня?
— Ваше имя! — ответила Фауста.
— Мое имя?
— Только ваше имя!.. А власть и славу мы разделим пополам. Вы займете трон Франции, и я воссяду рядом с вами! Вы станете королем, а я — королевой! Послушайте, мне прекрасно известно, что у вас есть веские основания расторгнуть брак с Екатериной Клевской (раз уж она все еще жива!)… Через месяц, обещаю, ровно через месяц вы получите документ о расторжении вашего брака. А еще через неделю мы обвенчаемся… И я, герцог, подготовлю брачный контракт, в котором все будет оговорено. Вам останется только подписать его.
— Обвенчаемся?.. Брак?.. — изумленно прошептал Гиз.
— На следующий же день после венчания мы уедем в Блуа. Остальное я сделаю сама… все совершится быстро. Вы и опомниться не успеете, как двинетесь в Италию во главе объединенных сил. За вами пойдут и войска Генриха Валуа, и армия Генриха Наваррского. А я в ваше отсутствие буду править Францией. Я стану вашей супругой и никогда не предам вас, герцог.
Фауста на минуту замолчала, а потом торжественно закончила:
— Ваша светлость, я даю вам три дня для того, чтобы принять решение.
Генрих Меченый ответил:
— Мне не нужны три дня на размышления. Я уже все решил.
Фауста изо всех сил старалась скрыть охватившую ее радость. Она ждала ответа герцога де Гиза. А тот, поклонившись, взял руку Фаусты и с высокомерным изяществом поднес ее к губам. Он был очень красив в эту минуту; недаром при дворе говорили, что хоть Гиз и не король по рождению, но по великолепию, элегантности и утонченности он способен превзойти любого монарха.
— Герцогиня де Гиз, — значительно произнес Генрих Меченый, — позвольте мне, вашему будущему супругу, засвидетельствовать вам мое глубокое уважение. Даже став королем, я всегда останусь лишь первым из ваших подданных.
— Герцог, — спокойно ответила Фауста, — я принимаю ваше предложение. Идите же и помните: с завтрашнего дня мы начнем действовать — мы сделаем все, чтобы вы как можно скорей стали свободны. Мы объединим наши судьбы ради великой цели.
Гиз еще раз почтительно поклонился. Он был растерян, сбит с толку. Величие Фаусты словно завораживало властолюбивого герцога, а ее обещания совершенно очаровывали его.
Фауста встала, взяла в руки светильник и жестом пригласила Гиза последовать за ней.
— Сударыня, вы, кажется, хотите проводить меня до дверей? — удивился герцог. — Право, не стоит себя утруждать. Можно позвать лакея.
— Когда король посещает своих подданных, хозяину дома надлежит освещать ему путь. Таков обычай! — ответила Фауста. — Вы король, так позвольте же мне проводить вас, Ваше Величество!
И Гиз послушно пошел следом за молодой итальянкой. Он любовался ее изяществом, красотой и величием и твердил в душе, что эта женщина говорит, мыслит и поступает воистину по-королевски. Рядом с ним взойдет на трон прекраснейшая из всех королев, которые когда-либо правили Францией!
Однако, вызвавшись проводить Гиза, Фауста вовсе не собиралась оказывать ему достойные монарха почести. Просто у нее был к герцогу еще один разговор. Они вышли в коридор, и хозяйка знаком приказала лакею открыть входную дверь. Она поставила светильник на стол и повернулась к герцогу, как бы собираясь с ним распрощаться. По ее глазам Генрих понял, что Фауста собирается сказать что-то важное, о чем до последнего момента умалчивала. Гиз опять насторожился…
— Прощайте, господин герцог, — с улыбкой произнесла Фауста. А потом словно вскользь добавила: — Ах, да! Пока вы не ушли, я была бы счастлива узнать, что стало с тем человеком, которого вы сегодня преследовали.
— С Пардальяном…
— Да!.. С Пардальяном.
— Он погиб!
Фауста не изменилась в лице, ничем не выдала своего волнения.
— Этот человек заслужил смерть, — коротко заметила она.
Гиз уже переступил порог дома и окликнул своих людей, велев подвести коня поближе к дверям. А Фауста небрежным тоном добавила:
— Господин де Пардальян, не говоря уже о прочих его деяниях, заслужил смерть еще и потому, что сегодня он на моих глазах убил ударом кинжала в грудь невинное создание, некую молоденькую бедную девицу по имени Виолетта.
И, нежно улыбнувшись, Фауста захлопнула дверь. Гиз оказался на улице, а хозяйка — в доме. Но если бы они могли видеть друг друга в эту минуту, когда оба перестали притворяться, то, может, даже их не знающие жалости сердца дрогнули бы.
— Умер, Пардальян умер!
— Виолетты больше нет!
И того, и другую объяла безутешная скорбь. Фауста, поникнув головой, словно весть об этой смерти — весть, которую она так давно ждала! — клонила ее к земле, пошатываясь, вернулась к себе в спальню. А потрясенный Гиз, будто сраженный невидимой молнией, остался стоять на пороге.
— Монсеньор, — окликнул герцога кто-то из слуг.
Генрих Меченый пришел в себя и медленно обвел глазами свою свиту. Потом, не произнеся ни слова, он вскочил в седло и галопом помчался к своему дворцу. Приближенные едва успевали за господином.
Вернувшись в свои покои, Гиз приказал позвать Менвиля.
— Нашли тело Пардальяна? — спросил герцог.
— Нет, монсеньор, искали долго, но…
«Тронный зал… а королевы что-то не видно… « — иронически подумал Пардальян.
Как ни странно, ему стало немного жаль женщину, приказавшую убить его… и это в благодарность за то, что шевалье де Пардальян спас ей жизнь! Жан был уверен, что облава в Ситэ — дело рук Фаусты. Кто же еще мог предупредить Гиза?
Пардальян собирался уже покинуть тронный зал и поискать выход, но вдруг застыл на месте… Ему показалось, что он слышит шум шагов. Шевалье юркнул за портьеру и увидел, как в зал вошла — точнее, величественно вплыла — фигура в белом одеянии, напоминавшая призрак.
— Фауста! — прошептал Пардальян.
Действительно, в тронном зале появилась хозяйка дворца — по обыкновению спокойная и бесстрастная. За ней шел мужчина, с ног до головы закутанный в плащ с капюшоном. Когда незнакомец откинул капюшон, Пардальян вздрогнул:
— Герцог де Гиз!
Фауста расположилась в кресле и указала Гизу на соседний стул.
«Вот она, — подумал шевалье, — вот женщина, что не раз пыталась уничтожить меня… например, сегодня! А с ней мужчина, пустивший по моим следам свору ищеек… весь Ситэ перевернул, чтобы найти одного человека! Сейчас их никто не защитит, здесь они в моей власти… Они меня не ждут, так что мне ничего не стоит всадить кинжал и в Фаусту, и в Гиза… оба и вскрикнуть не успеют… Отомстить им — мое право!»
И рука Пардальяна потянулась к кинжалу, но внезапно шевалье заколебался:
— Конечно, право я имею… но это трусость и подлость! Нет, не так я должен мстить! Гиз умрет — я дал себе клятву! Но пусть знает — Пардальян не из тех, кто украдкой всаживает нож в спину. Подожду… а пока — послушаю!
И шевалье весь обратился в слух, забыв, как рискованно для него оставаться во дворце Фаусты.
Через несколько минут после того, как Фауста распрощалась на пороге своего дома с шевалье де Пардальяном, к ней явился слуга, посланный с запиской к герцогу де Гизу. Он доложил, что герцог принял надлежащие меры и все мосты перекрыты, так что Пардальян заперт на острове Ситэ.
Фауста обрадованно вздохнула, ей сразу стало легче, ненадолго она забыла и горечь поражения, и досаду унижений. Но едва гордая итальянка закрылась у себя в кабинете, где никто не мог увидеть и услышать ее, как обида и злоба вновь охватили душу Фаусты. Лицо красавицы исказилось, черные глаза лихорадочно заблестели, страшные проклятья слетели с ее губ.
Не раздеваясь, она кинулась на постель и зубами впилась в кружево подушки; ее нервные длинные пальцы теребили и мяли покрывало. Она боролась с приступом отчаяния, она едва сдерживалась, чтобы не рычать, словно попавшая в ловушку пантера. Она бормотала что-то неразборчивое, упоминая то Сикста, то Ровенни, то Виолетту, то Пардальяна.
Мраморная статуя превратилась в живую, несчастную женщину. Фауста прекрасно, умела скрывать свои чувства, но сейчас она не выдержала. Какое унижение!.. Крах ее надежд и чаяний… Провалился великий замысел, а ведь все, все было готово… Она запугала, подкупила, уговорила половину князей церкви, она сосредоточила в своих руках абсолютную власть! Вот-вот на голову Фаусты возложили бы тиару, перед ней склонились бы короли и принцы… Фауста предусмотрела все, все до мелочи… кроме одного — предательства своих верных соратников и слуг. Она без счета тратила миллионы Борджиа — те сокровища, что унаследовала от своей прабабки Лукреции. Она проявила настоящую гениальность дипломата, истинную силу души и железную волю, а ее заманили в ловушку, унизили, обесславили!
Сикст V настолько презирает Фаусту, что даже не подумал о том, чтобы довести дело до конца и уничтожить противника! Ее попросту отодвинули, отбросили в сторону, словно она какая-то ненужная вещь!..
И люди, обязанные ей и славой, и богатством, предали ее, едва появился этот жалкий старик, хитростью занявший престол наместника святого Петра! Кардиналы упали перед ним на колени и льстиво затянули папский гимн…
Она осталась одна, вернее — почти одна. Несколько слуг во дворце да две преданные женщины — вот и вся ее нынешняя армия, с которой она может, если осмелится, завоевывать заветную тиару!
Несколько часов металась Фауста на постели, то плача, то бормоча проклятия. Наконец она обессилела и не могла уже ни рыдать, ни проклинать. Но выплакав свое отчаяние, Фауста успокоилась. Мысли ее вновь обрели ясность — так после урагана небо очищается от туч, и снова вспыхивают яркие звезды. Гордая итальянка попыталась понять, почему же предательство оказалось для нее неожиданностью.
Ей вспомнились всякие мелочи, на которые она вовремя не обратила внимания. Последние несколько месяцев Ровенни вел себя как-то странно.
Фауста попыталась вызвать в памяти некоторые слова к поступки кардинала и постепенно пришла к выводу, что Ровенни, подкупленный папой, давно уже перешел на его сторону. А потом кардинал позаботился о том, чтобы по одному перетащить в стан врага и остальных соратников Фаусты.
Она поняла, что ее погубили неопытность и гордыня. Она плохо знала человеческую натуру и не верила, что ее так легко могут предать. Она видела, как перед ней преклоняли колена и пресмыкались, слушала сладкую лесть и думала, что это и есть истинная преданность. А на самом деле эти люди преклонялись не перед ней, а перед ее богатством, могуществом, властью…
Фаусте было горько и больно. Она чувствовала себя не Божьей посланницей, а всего лишь обиженной и оскорбленной женщиной. Принцесса словно спустилась в ад.
Однако вскоре ей удалось победить собственное отчаяние. Когда к ней вернулась способность рассуждать, она захотела оценить свои потери и составить план действий. И вот каковы были плоды ее размышлений.
Безусловно, она потерпела поражение. Ей придется расстаться с великой мечтой. Она никогда не возложит на себя папскую тиару и не повторит подвига папессы Иоанны. Папский престол ускользнул от нее, и сражаться за него не стоит: Сизифов труд… Но она может стать королевой Франции… и она ею обязательно станет!
Королева Франции… эти слова звучат завораживающе… Она королева, а Гиз — король! А если Гиз вдруг умрет, то Фауста превратится в коронованную властительницу огромного государства!
После смерти Генриха III ей какое-то время придется делить власть с Гизом, зато потом, после его безвременной кончины, Фауста будет править сама…
А папе она отомстит… С войсками Гиза и Александра Фарнезе она двинется на Италию и запрет Сикста V в стенах Ватикана. У него останется лишь призрачная власть. Фауста осуществит мечты Макиавелли и Чезаре Борджиа…
Красавица словно расправила крылья, собираясь в долгий полет. Она перебирала в уме все то, что ей предстояло совершить.
Сначала умрет Генрих Валуа. Потом будет коронован герцог де Гиз. Дальше герцог расторгнет брак со своей супругой. Затем он обвенчается с принцессой Фаустой. Вслед за этим последует поход на Италию, а после — смерть Гиза. И вот Фауста — королева Франции и правительница Италии!..
Это ступени ее восхождения к великой цели… Да, именно так: на вершине — корона, а в основании — кинжал! А начало всему будет положено убийством нынешнего французского монарха.
Определив свои задачи на будущее, Фауста решительно вычеркнула из памяти прошлое. Она решила, что раз уж ей не суждено владычествовать над всем христианским миром, то она, по крайней мере, станет царствовать в двух его самых прекрасных странах. И чтобы этого добиться, пора действовать!
Она вскочила с постели, села перед великолепным венецианским зеркалом и с помощью притираний и красок, к которым прибегала очень редко, уничтожила следы слез на лице. Потом быстро написала какое-то письмо и велела отнести его во дворец Гиза.
Через два часа герцог собственной персоной прибыл к Фаусте.
Сев напротив хозяйки, Меченый сказал:
— Я готов выслушать вас, сударыня. Чувствую, у нас нынче состоится важный разговор. Недаром вы проводили меня в этот зал… да и письмо было написано в таком торжественном тоне… не обманывает меня и выражение вашего лица… Итак, поскольку нам предстоит конфиденциальная беседа, позвольте, принцесса, вначале убедиться, что мы здесь одни…
И Гиз внимательным взглядом обвел полутемный зал, а потом пристально всмотрелся в лицо Фаусты.
Ее задело столь явное недоверие.
— Успокойтесь, герцог, вы, наверное, вспомнили о вашей встрече с Екатериной Медичи. Вы тогда полагали, что говорите с королевой наедине, и позволили себе высказать ваши затаенные мысли… Может, вы думаете, что и в моем зале за портьерой скрывается Сикст V, который ловит каждое ваше слово?
Герцог отрицательно покачал головой.
— Так успокойтесь же! — продолжала Фауста. — Только один Господь видит и слышит нас!
«Неплохо! — подумал Пардальян. — Похоже, я и есть Господь Бог, если верить Фаусте. «
— Итак, герцог, — спокойно произнесла принцесса, — когда три года назад вы прибыли в Рим, чтобы молить Сикста V о помощи, Его Святейшество благословил вас… а я дала вам два миллиона золотом… помнится, монеты были все старинные, но от этого не менее ценные… Вы спросили, чего я хочу взамен, а я ответила: «Узнаете позже!»
— Верно, — ответил Гиз, — и моя благодарность…
— Не будем говорить о благодарности, поговорим лучше о наших общих интересах. Итак, я продолжу. Мы встретились во второй раз, и вы рассказали мне о ваших надеждах, точнее, вы позволили мне догадаться о том, какими мечтами живете уже много лет… Вы хотели царствовать…
Гиз побледнел и насторожился.
— Не бойтесь, мы же одни, — заметила Фауста, и в голосе ее прозвучали нотки презрения. — Итак, вы хотели царствовать. Но вам не хватало смелости! Вы создали Лигу, но Католическая Лига оказалась слаба. К тому же ее сторонники жаждут всего лишь повторения Варфоломеевской ночи, и их мало волнует вопрос смены династии… Но я сделала то, чего не осмелились сделать вы! Я объединила всех противников Валуа, мои люди наводнили всю Францию. За полтора года я подготовила великие события. Вы получили от меня не только те два миллиона — я дала вам во много раз больше!..
— Так оно и было, — задумчиво произнес Гиз.
— Много раз вы, герцог, спрашивали, чего же я хочу взамен… И я снова и снова отвечала: «Узнаете позже!» Мой долгий, упорный труд принес свои плоды — мне вы обязаны тем, что парижане восстали в день Баррикад. Валуа бежал, и не моя вина, что вы до сих пор не на престоле. В этом виноваты вы сами, герцог де Гиз!
— И тут вы правы! — с горечью согласился Гиз.
— После бегства Валуа вы поняли, что именно мне обязаны своим нынешним величием, и еще раз спросили, чего же я добиваюсь. И я опять ответила: «Скажу, когда придет время… «
Так вот: это время пришло…
— Ах, вот как? — воскликнул герцог.
Всем своим видом Гиз как бы говорил: стало быть, меня позвали, чтобы заплатить долг?.. Я готов, Бог свидетель, Гиз не любит ходить в должниках…
Фауста поняла его настроение, но виду не подала. Герцог поспешил загладить свою ошибку и не очень убедительно произнес:
— Если вы потребуете мою жизнь, мадам, я готов отдать вам ее!
— Ваша жизнь, герцог, — слишком большая ценность для вас лично и совершенно не нужна мне… Можете оставить ее себе!
Гиз закусил губу.
— Но взамен за то, что я когда-то отдала вам, я попрошу у вас нечто, что, возможно, для вас дороже жизни. Боюсь, вашим первым порывом будет отказать мне, поэтому я сейчас постараюсь объяснить, почему вы не должны отказываться…
— Я слушаю вас, сударыня! — сказал герцог, и в голосе его зазвучала тревога. — Но о чем пойдет речь?..
— Подождите… наберитесь терпения еще на несколько минут… Итак, вы хотите стать королем. Для этого нужно, во-первых, убрать ныне здравствующего короля Франции; во-вторых, отстранить от трона законного претендента, каковым является Генрих Бурбон, король Наваррский; и, в-третьих, избежать гражданской войны и добиться согласия на ваше восшествие на престол со стороны парижан, а также провинций. Верно?
— Вы абсолютно правы, сударыня. Ваши слова дышат ясностью и логикой.
Фауста соблаговолила улыбнуться и продолжала:
— Я вам докажу, герцог, что ни одно из этих условий не может быть выполнено без моего согласия. Проще говоря, если я не пожелаю, вы никогда не станете королем Франции. Мало того, если я захочу, вы превратитесь в государственного преступника и мятежника и окажетесь сначала в тюрьме, а потом — на эшафоте.
— Сударыня, — растерянно пробормотал Гиз, — ваши рассуждения становятся опасными… Позволю заметить, что, угрожая мне, вы ставите под угрозу и себя.
— Я продолжаю, — размеренно и спокойно говорила Фауста, как бы не слыша собеседника. — Итак, вам нужна смерть ныне здравствующего короля Франции. Если я пожелаю, Генрих останется жив. Два всадника готовы выехать на рассвете: один в Блуа, другой — в Нант. Если сегодня ночью я не встречусь с ними лично и не отменю свой приказ, то через несколько часов они будут в пути. Первый отвезет Валуа письмо, где содержится неоспоримые доказательства того, что герцог де Гиз готовит покушение на Его Величество короля Франции…
Гиз с такой ненавистью взглянул на Фаусту, что если бы взгляды могли убивать, она, несомненно, умерла бы на месте.
— Второй всадник, — все так же хладнокровно продолжала женщина, — выедет в Нант. Вам известно, что там находится сейчас король Наваррский, а с ним — двенадцать тысяч пехотинцев, шесть тысяч всадников да тридцать орудий в придачу. В своем послании я сообщаю ему, что единственный способ для Бурбонов взойти на престол после смерти последнего из Валуа заключается в том. чтобы немедленно объединиться с королем и пойти на Париж. Герцог, сколько у вас сил и средств? Как долго сможете вы противостоять двум армиям?
— Ловко! — прошептал Пардальян, не пропустивший ни единого слова.
Герцогу показалось, что у него под ногами разверзлась бездна. От ярости и бессилия голова у него закружилась. С трудом переведя дыхание, он прошептал:
— Сударыня, вы, кажется, осмелились угрожать мне…
— Вовсе нет. Я просто раскрываю перед вами все свои карты. Представим теперь, что Провидению было угодно убрать Валуа. Представим также, что Генрих Наваррский ничего в этом случае не предпримет. Короче, вам останется только возложить на себя корону… конечно, если у вас есть права на престол Франции…
— Еще бы! — живо перебил ее Гиз, вновь обретя почву под ногами. — Существует книга преподобного Франсуа де Розьера, в которой доказывается, что Лотарингский дом имеет все права на французский престол.
— Да, я сама оплатила издание этой книги в двухстах тысячах экземпляров, и мои люди распространили ее по всей стране.
— Именно так, сударыня.
— Итак, ваши права подтверждены книгой Розьера?
— Никто не сможет их оспорить!
— И впрямь никто… разве что сам Розьер.
Гиз смертельно побледнел. Слова Фаусты поразили его в самое сердце, он даже не решился потребовать от нее объяснений. Фауста же взяла со стола небольшую книжицу и протянула ее герцогу:
— Взгляните, вот новая книга мессира Франсуа де Розьера, епископа Тюльского. Можете убедиться, достойный священнослужитель полностью отрекается от своих заблуждений и просит у Господа прощения за то, что лгал, подкупленный вами. Он один за другим отметает и разоблачает те аргументы в вашу пользу, что изложил в своем предыдущем творении. Эта книга, по-моему, ему удалась лучше… Ведь отвергать всегда легче, чем утверждать.
Потрясенный Гиз дрожащей рукой перелистывал книжечку.
— В Париже тридцать тысяч экземпляров последнего труда Розьера, V— продолжала Фауста, — пятнадцать тысяч в Лионе, по пять — в Орлеане, Туре, Ренне, Анже и в других городах. В целом по Франции — четыреста тысяч экземпляров. Стоит мне сказать слово — и книги, пока лежащие в подвалах, выйдут на свет Божий… вся Франция их прочтет.
Гиз швырнул на паркет томик, что держал в руках, вскочил и стал метаться по залу. С первого взгляда ясно было, что у него в голове возникла мысль об убийстве.
«Однако! — подумал шевалье. — Я бы и гроша ломаного не дал сейчас за жизнь Фаусты… разумеется не будь здесь меня! Но я здесь, и я не желаю, чтобы Гиз прикончил эту даму!»
Пардальян на всякий случай вытащил кинжал и приготовился в любой момент вмешаться в ход событий.
Фауста также поняла, что жизнь ее висит на волоске, и замолчала. Она знала, что рискует. Или ей удастся справиться с герцогом, или она погибнет. Выбора у нее нет. Во дворце — почти никого, несколько женщин и два лакея не в счет. Помощи ждать неоткуда. Гиз подошел к тяжелым бархатным портьерам, и Пардальян услышал его дыхание. Герцог постоял, подумал и, видимо, решил, что, убив Фаусту, он сильно навредит себе. Он вернулся, сел напротив хозяйки дворца и произнес:
— Вы не очень-то вежливы со мной, сударыня. Я и так готов был отдать вам долг… совершенно добровольно. Не стоило меня принуждать… Итак, сообщите же наконец, что вы хотите?
— Значит, мои доводы вас убедили? — улыбнулась Фауста. — Вы поняли, что если бы не я, вы бы и близко не подошли к французскому престолу — более того, вас бы давно судили как мятежника?
— Понял! — коротко ответил герцог.
— Вот и прекрасно! Я только что объяснила, в какую бездну, если захочу, могу столкнуть вас. Но я же, стоит мне пожелать, вознесу вас к вершинам славы и могущества.
На следующий день после смерти короля во Францию войдет армия Александра Фарнезе!
— Фарнезе?! — воскликнул потрясенный герцог.
— Да, та самая армия, что должна была захватить Англию, но не смогла переправиться через море из-за гибели Непобедимой Армады [8], ожидает приказа короля Испании… Но Фарнезе готов выполнить мой приказ, если он его получит!
Глаза герцога блеснули.
— По-моему, вы начинаете понимать, — продолжала Фауста. — Что ж, тем лучше. Итак, после смерти Валуа под ваши знамена встанет Фарнезе, а с ним — пять тысяч копий, двенадцать тысяч мушкетов, десятитысячная кавалерия и семьдесят пушек. Добавьте к этому королевские французские войска. С такими силами вы без труда разгромите Генриха Наваррского. Позже его можно будет казнить как еретика. Гугеноты пошумят-пошумят и успокоятся — только пообещайте им кое-какие привилегии…
Повторяю, вы возглавите самую мощную в Европе армию. Вы отправитесь в Реймс, вас помажут на царство в Реймсском соборе [9]. Вы с триумфом пройдете через все королевство и принесете Франции мир. Потом вы перейдете через Альпы. Мантуя, Верона, Турин, Падуя, Венеция, Болонья, Милан и, наконец, Рим склонятся перед вами. Вы исполните то, чего не смогли добиться ни Людовик XII, ни Франциск I. Потом ваше войско повернет на север и обрушится на Фландрию и Нидерланды. Никто, даже Карл V, не сравнится с вами… Мы восстановим империю Карла Великого. Весь мир будет трепетать от одного вашего взгляда.
Гиз, совершенно потерявший голову от фантазий Фаусты был готов пасть перед ней на колени. Он забыл, что всего лишь несколько минут назад собирался пронзить эту женщину кинжалом. Он с восторгом воззрился на нее и воскликнул:
— Простите, о простите! У меня пелена спала с глаз! Наконец-то я вижу вас в истинном свете! Вы воистину властительница и богиня! Я по сравнению с вами всего лишь простой солдат, только и знающий что кинжал да шпагу! А вы… вы управляете судьбами мира… великие полководцы древности могли бы позавидовать вашим талантам!
Гиз отбросил прочь кинжал, опустился на одно колено, склонил голову и сказал:
— Приказывайте, я подчиняюсь!
Фауста как должное восприняла смирение Лотарингца.
— Герцог, — спокойно и величественно произнесла она, — поднимитесь! Вы мне не слуга. Я просто доказала вам, что вместе со мной вы станете повелителем всей Европы.
Поймите же, мне нужно отнюдь не ваше смирение!..
— Говорите, говорите, что нужно вам от меня?
— Ваше имя! — ответила Фауста.
— Мое имя?
— Только ваше имя!.. А власть и славу мы разделим пополам. Вы займете трон Франции, и я воссяду рядом с вами! Вы станете королем, а я — королевой! Послушайте, мне прекрасно известно, что у вас есть веские основания расторгнуть брак с Екатериной Клевской (раз уж она все еще жива!)… Через месяц, обещаю, ровно через месяц вы получите документ о расторжении вашего брака. А еще через неделю мы обвенчаемся… И я, герцог, подготовлю брачный контракт, в котором все будет оговорено. Вам останется только подписать его.
— Обвенчаемся?.. Брак?.. — изумленно прошептал Гиз.
— На следующий же день после венчания мы уедем в Блуа. Остальное я сделаю сама… все совершится быстро. Вы и опомниться не успеете, как двинетесь в Италию во главе объединенных сил. За вами пойдут и войска Генриха Валуа, и армия Генриха Наваррского. А я в ваше отсутствие буду править Францией. Я стану вашей супругой и никогда не предам вас, герцог.
Фауста на минуту замолчала, а потом торжественно закончила:
— Ваша светлость, я даю вам три дня для того, чтобы принять решение.
Генрих Меченый ответил:
— Мне не нужны три дня на размышления. Я уже все решил.
Фауста изо всех сил старалась скрыть охватившую ее радость. Она ждала ответа герцога де Гиза. А тот, поклонившись, взял руку Фаусты и с высокомерным изяществом поднес ее к губам. Он был очень красив в эту минуту; недаром при дворе говорили, что хоть Гиз и не король по рождению, но по великолепию, элегантности и утонченности он способен превзойти любого монарха.
— Герцогиня де Гиз, — значительно произнес Генрих Меченый, — позвольте мне, вашему будущему супругу, засвидетельствовать вам мое глубокое уважение. Даже став королем, я всегда останусь лишь первым из ваших подданных.
— Герцог, — спокойно ответила Фауста, — я принимаю ваше предложение. Идите же и помните: с завтрашнего дня мы начнем действовать — мы сделаем все, чтобы вы как можно скорей стали свободны. Мы объединим наши судьбы ради великой цели.
Гиз еще раз почтительно поклонился. Он был растерян, сбит с толку. Величие Фаусты словно завораживало властолюбивого герцога, а ее обещания совершенно очаровывали его.
Фауста встала, взяла в руки светильник и жестом пригласила Гиза последовать за ней.
— Сударыня, вы, кажется, хотите проводить меня до дверей? — удивился герцог. — Право, не стоит себя утруждать. Можно позвать лакея.
— Когда король посещает своих подданных, хозяину дома надлежит освещать ему путь. Таков обычай! — ответила Фауста. — Вы король, так позвольте же мне проводить вас, Ваше Величество!
И Гиз послушно пошел следом за молодой итальянкой. Он любовался ее изяществом, красотой и величием и твердил в душе, что эта женщина говорит, мыслит и поступает воистину по-королевски. Рядом с ним взойдет на трон прекраснейшая из всех королев, которые когда-либо правили Францией!
Однако, вызвавшись проводить Гиза, Фауста вовсе не собиралась оказывать ему достойные монарха почести. Просто у нее был к герцогу еще один разговор. Они вышли в коридор, и хозяйка знаком приказала лакею открыть входную дверь. Она поставила светильник на стол и повернулась к герцогу, как бы собираясь с ним распрощаться. По ее глазам Генрих понял, что Фауста собирается сказать что-то важное, о чем до последнего момента умалчивала. Гиз опять насторожился…
— Прощайте, господин герцог, — с улыбкой произнесла Фауста. А потом словно вскользь добавила: — Ах, да! Пока вы не ушли, я была бы счастлива узнать, что стало с тем человеком, которого вы сегодня преследовали.
— С Пардальяном…
— Да!.. С Пардальяном.
— Он погиб!
Фауста не изменилась в лице, ничем не выдала своего волнения.
— Этот человек заслужил смерть, — коротко заметила она.
Гиз уже переступил порог дома и окликнул своих людей, велев подвести коня поближе к дверям. А Фауста небрежным тоном добавила:
— Господин де Пардальян, не говоря уже о прочих его деяниях, заслужил смерть еще и потому, что сегодня он на моих глазах убил ударом кинжала в грудь невинное создание, некую молоденькую бедную девицу по имени Виолетта.
И, нежно улыбнувшись, Фауста захлопнула дверь. Гиз оказался на улице, а хозяйка — в доме. Но если бы они могли видеть друг друга в эту минуту, когда оба перестали притворяться, то, может, даже их не знающие жалости сердца дрогнули бы.
— Умер, Пардальян умер!
— Виолетты больше нет!
И того, и другую объяла безутешная скорбь. Фауста, поникнув головой, словно весть об этой смерти — весть, которую она так давно ждала! — клонила ее к земле, пошатываясь, вернулась к себе в спальню. А потрясенный Гиз, будто сраженный невидимой молнией, остался стоять на пороге.
— Монсеньор, — окликнул герцога кто-то из слуг.
Генрих Меченый пришел в себя и медленно обвел глазами свою свиту. Потом, не произнеся ни слова, он вскочил в седло и галопом помчался к своему дворцу. Приближенные едва успевали за господином.
Вернувшись в свои покои, Гиз приказал позвать Менвиля.
— Нашли тело Пардальяна? — спросил герцог.
— Нет, монсеньор, искали долго, но…