Жмуриков Кондратий. Халява для раззявы

   Девушка откусывая пирожное кивнула головой, трагедия не лишила ее аппетита, в перерывах между слезами и рассказом она доедала уже четвертое пирожное.
   – Вот и отлично, давай мне его, я позвоню туда и выступлю как свидетель, в твою защиту. И телефончик этой, Маргариты Львовны, пожалуй то же. Такие вещи безнаказанными оставлять нельзя.
   Девушка дала Максиму номер телефона фирмы, номер своей теперь уже бывшей бывшей хозяйки и, конечно, свой, в чем Лоховский не сомневался. Он уже привык, что обаяние Максима действует безотказно почти в четырех случаях из пяти. Если бы он только захотел, то давно устроил гарем, вошедший в книгу рекордов Гинесса, как самый большой в мире.
   Максим поймал такси для Катерины и попрощавшись с ней, вернулся к Филимону.
   – Ну, слышал? – произнес он. – Понял, как мы попадем в квартиру Козлодоевского?
   – Слышал. Но не понял, – честно признался Филимон.
   – Вместо горничной.
   – Это как? – снова ничего не понял Филимон. – С чего бы это Козлодоевским брать нас на работу?
   – А они возьмут не нас, а горничную из фирмы. Одну. И этой горничной, Фил, будешь – ты!
   – Я??!! – Филимон вытаращился на Макса, пытаясь понять шутит он или у него поехала крыша. – Максим, может ты «Гардусингеном» надышался? Он и в правду такой вонючий, ужас просто.
   – Мы тебе приоденем, подкрасим, паричек подберем и будешь ты у нас ни горничной, а конфеткой.
   – Не-не, на это я пойти не могу! – безапелляционно заявил Филимон Аркадьевич. – Я притворять не умею, меня уже в лифте разоблачат, как только я в дверь позвоню…
   Макс строго посмотрел на компаньона и обратился к его чувству долга:
   – Фил, сейчас нам помочь можешь ты и только ты. Я при самом большом желании в горничную переодеться не смогу. Ну посмотри на меня? У меня размер ноги сорок пятый, а плечи? Их куда девать?
   Да, не признать правоту Максима мог только слепой. Широкоплечий, высокий, накаченный… В какие бы дамские наряды его не обрядили, мужское начало все равно вылезло бы наружу.
   Лоховский тяжело вздохнул и… сдался.
   Максим шарил по карманам, выкладывая на стол множество визитных карточек, разных форм, цветов и фасонов.
   – Вот и чудесно, сейчас позвоним кому-нибудь и попросим помощи… Ага, вот. Позвоним девушке Марине из «Сераля», она помнится говорила, что на актерском учиться.
   Девушка, сказал Максим, обращаясь к официантке, проходящей мимо их столика.
   – Наташенька, – позвал он ее по имени, прочитав надпись на бейджике, – рассчитайте нас пожалуйста и подскажите откуда можно позвонить.
   Девушка, шедшая до этого с лицом каменной статуи, которой все надоело, мило улыбнулась и указала на стойку бара. Пока Максим ходил звонить, Филимон привыкал к мысли, что ему предстоит небольшое переодевание. С одной стороны было немного страшновато, с другой стороны – жутко интересно. Здорово знать, что от тебя зависит исход дела. А если повезет и марка именно в этом доме? Тогда Филимон окажется главным героем дня. Это совершенно новое ощущение, своей значимости, придавало ему смелости.
   – Все нормально, сейчас едем к Марине, она сегодня как раз дома, от туда в ее студенческий театр. – произнес Максим, возвращаясь к столику.
   Марина жила недалеко от центра, в общежитии Института Культуры. Вахтерша без всяких разговоров пропустила их внутрь, Марина предупредила, что приедут родственники из деревни. Вахтерша не особо разглядывала посетителей, хотя конечно же понимало, что они такие же маринкины родственники как Папа Римский.
   В небольшой комнатке было полно девчонок, все с интересом разглядывала Макса-спасителя. Маринка не пожалела красок для описания его подвигов. Ореол романтического героя волочился за ним как стропы парашюта. Ни что так не украшает мужчину, как его подвиги. Девчонки наперебой предлагали Максиму, ну и заодно Филимону, чай, кофе, пирожки, блинчики и все-все что у них есть. Макс чувствовал себя в своей стихии: много шутил, смеялся, раздаривал направо и налево комплименты. Филимон поначалу робевший, немножко стал осваиваться, Он с удовольствием уплетал наваристый борщок, сваренный девчонками. Филимон Аркадьевич даже загрустил немного, вспомнив о замечательных украинских борщах с пампушками, которые умела варить его Машенька.
   – Ну, девочки, приятно было познакомиться, а сейчас нам нужна ваша специализированная помощь.
   Максим указал, на доедавшего борщ, Филимона.
   – Нам с приятелем нужно пробраться в стан врага, срочно необходимо превратить Фила в Фаину.
   Мимоходом Макс сочинил историю о том, что они скрываются от тех самых бандитов-отморозков, которые приставали к Марине в «Серале». Подружки скушали эту лапшу ни разу не усомнившись в его словах. Они разбежались по своим комнатам в поисках подходящих вещей.
   Филимон наблюдал затем как растет горя париков всех цветов и оттенков, ботинок, туфель, кофточек, юбочек и прочей дамской экипировки.
   Филимона усадили перед большим зеркалом, висящим на стене и стали примерять на него парики. Вначале, нацепили роскошный платиновый парик, с длинными пушистыми локонами. Вид в нем у Филимона, прямо скажем, был дурацкий.
   Максим покачал головой – не пойдет. Примерили ярко-рыжи, который сделал Лоховского похожим на портовую шлюху. Этот тоже не годился. Горничную с такими волосами ревнивая Маргарита Львовна на порог не пустит. В конце концов нужный был найден. Это был довольно миленький каштановый паричек, подстриженный каре. И главное, что он шел Филимону.
   К паричку соответственно подобрали макияж. Руками искушенных в раскраске лиц гримерш, Филимон превратился в скромненькую серенькую мышку. Не красавицу, но и не уродину. Так себе серединка на половинку. Максим посоветовал собрать волосы в два небольших аккуратненьких хвостика и нужный образ получился. Немножко дольше пришлось повозиться с самим лицом, ему необходимо было придать гладкость. С помощью тонального крема, и пары несложных ухищрений эффект был достигнут.
   Труднее было с одеждой. Филммон Аркадьевич напрочь отказался от мини-юбок, платьев. От джинсов то же пришлось отказаться. Решено было остановиться на просторном, мешковатом джинсовом сарафане, чуть ниже колен. Он прекрасно скрыл все мужские признаки фигуры Лоховского. Кофта и куртка с длинными рукавами скрыла излишнюю волосатость рук. А вот ноги пришлось брить, так как повышенную шерстистость прозрачные колготки не скрывали. Процедура эта оказалась ужасно неприятной и даже болезненной. Все завершилось без потерь. На ноги были одеты туфли с широкими каблуками, на низкой подошве. Хоть с этим Филимону Аркадьевичу повезло. Каблуки он бы просто не пережил.
   Через два с половиной часа из общежития Института Культуры вышли Максим, Марина и молодая женщина, около тридцати лет. Марина проводила своих гостей и отправилась по делам.
   – Ну, Фаина, – улыбаясь произнес Максим, – привыкай к своему новому имени и образу.
   – Да, легко тебе говорить, – пожаловался Филимон, – Знаешь как ноги в этом дурацком капроне чешутся. А чесаться нельзя, сразу зацепки будут. Как я в этих вещах ходить буду, а тем более работать, не представляю.
   – Ладно, успокойся, – перебил его Максим, – Главное настройся, что у тебя один-два дня. Не больше. Ты должен узнать там ли марка и все. Два дня, не больше. Вечером будешь выходить, на прогулку. На всякий случай дам тебе телефон одного моего приятеля. Звонить туда в крайнем случае. Понял?
   – Понял, понял, – уныло ответил Филимон.
   – Да не дрейф, все будет хорошо. А я тем временем попробуют наведаться по другому адресу. На всякий случай. Сейчас я позвоню этой Маргарите Львовне и скажу, что тебя пришлет фирма. А потом позвоню на фирму и от имени Козллодоевской откажусь от услуг «Домостроя». А то пришлют девицу, а там ты…
   – Макс, – вдруг проговорил Филимон, – а если я ей не понравлюсь и она меня не возьмет на работу? Что тогда?
   – Возьмет, возьмет. – успокоил его Максим. – Хоть на два дня, а возьмет. Сегодня у нас пятница, фирма на выходные не работает. Так что два дня твои. А потом пусть остается без горничной, если хочет. Мы с тобой будем уже далеко.
   Макс достал карточку таксофона, отыскал ближайший автомат и набрал номер Козлодооевских. Ту-ту-ту-ту-ту-ту… К телефону долго никто не подходил, Максим хотел уже бросить трубку, но шестым чувством почувствовал, что сейчас ему ответят. Так и вышло.
   – Да, слушаю, – раздался в трубке раздраженный визгливый голос.
   – Квартира Козлодоевских? – имитируя женский голос, спросил Максим.
   – Да, да.
   – Могу я поговорить с Маргаритой Львовной?
   – Да, вы уж с ней говорите.
   – Добрый день, с вами говорят из фирмы «Домострой»…
   – Ага, вот вы как раз мне и нужны. Я выгнала сегодня вашу девчонку. Эта дура ленивая неряха, слишком много ест и вертит хвостом перед моим мужем. Где вы ее откопали, эту мерзавку?… – не давая вставить слово тараторила Маргарита Львовна, – Теперь я как должна сама отвечать на ваши дурацкие телефонные звонки, идти в магазин за хлебом и выгуливать собаку…
   – Маргарита Львовна, мы в курсе вашего конфликта с Катериной…
   – Конфликта?! – снова перебила Козлодоевская Максима, – Больно много чести, чтоб у меня с этой вертихвосткой был конфликт. Я требую, чтобы ее уволили. Немедленно, иначе…
   – Маргарита Львовна, голубушка, мы все сделаем, мы все исправим. Направляем к вам нашу лучшую девушку, Фаину Иванову. Надеемся, что она вам подойдет. Если нет, то в понедельник вы выберите подходящую кандидатуру.
   И не давая Маргарите Львовне продолжить, Максим повесил трубку.
   Следующий звонок был сделан на фирму «Домострой». Максим, визгливо-истеричным голосом, напоминающим голос Козлодоевской, не стесняясь в выражениях, отказался от услуг фирмы и дальнейшего сотрудничества, пригрозив всеми карами за нанесенный моральный ущерб.
   – Ну все, почва подготовлена, действуй Фил! Желаю удачи!
   Максим поймал такси, назвал адрес и скоро они уже поднимались в квартиру Козлодоевских.
   – Ни пуха, ни пера – пожелал Максим. – Я тут постою, послушаю как все пойдет. А ты давай смелей. Считай, что марка уже у нас в руках.
   Филимон на ватных ногах подошел к двери и дрожащим пальцем надавил на звонок. Сердце его бешено стучало, зубы отбивали барабанную дробь, а в желудке было ужасно неуютно борщику с таким аппетитом поглощенному недавно. Дверь долго не открывали и Филимон не веря своему счастью хотел удалиться. Но тут дверь распахнулась и на пороге величественным монументом возникла мадам Козлодоевская. Она была все в том же японском халате, только выражение лица сделалось еще злобнее.
   – Ты из агентства? – бесцеремонна тыкая, спросила она. – У тебя еще какое-то дурацкое имя. Фигня, что ли…
   – Фаина, – дрожащим голосом, от волнения похожим на женский, ответил Филимон.
   Маргарита Львовна несколько минут пристально разглядывала Филимона, не впуская в квартиру. Потом сказала вслух, как бы продолжая внутренний диалог сама с собой:
   – Так… Страшненькая, это хорошо. Это плюс. Ты из города?
   Филимон мотнул головой, сглотнув слюну.
   – Это хорошо. А то эти деревенские кобылы так и норовят забеременеть от городских. Семья есть?
   – Нет… Но у меня жених есть… – поспешно ответил Филимон, боясь, что отсутствие семьи сделает его персону нежелательной в этом доме.
   – Дети…?.
   Филимон отрицательно покачал головой.
   – Так, это хорошо. А то знаю, я этих мамаш-одиночек. Детей нарожают, потом ищут им отцов.
   – Куришь, пьешь?
   – Что вы, что вы – замахал руками Филимон Аркадьевич.
   Маргарита Львовна в последний раз окинула взглядом свою будущую горничную, так сказать контрольный выстрел, и впустила в квартиру.
   Только тогда, Максим, сидевший в засаде, облегченно вздохнул и закурил. Ну что ж, лед тронулся…
   – Ну что, спать будешь комнате за кухней. У нас там диванчик стоит, тумбочка. Выходной один, на наше усмотрение, мужиков в дом не водить, с гостями шашней не заводить. Да, кто на тебя польститься? Это я так, по привычке, – инструктировала хозяйка Филимона. – Больничных не оплачиваем, тут тебе не профсоюз. Питание трехразовое, вычитаем из жалования, ешь ты или не ешь, без разницы. Рабочий день не нормированный. Там на тумбочке список лежит всех твоих обязанностей. Понятно?
   Филимон кивнул головой, хотя он сильно сомневался, что к этим самым обязанностям успеет приступить. Так как каждую секунду ждал разоблачения.
   Комната оказалась маленькой, скорее похожей на кладовку, чем на жилое помещение по размерам. Спартанская обстановка делала жилье похожим на монашескую келью по духу. Ни телевизора, не радиоприемника, по штату горничной, видимо было не положено. Филимон взглянул ради любопытства на этот самый список и понял почему. В обязанности горничной не входило разве только мытье автомобиля и массаж. Тут был и выгул собаки (вот этот факт с одной стороны облегчал задачу Филимона, было чем оправдать отлучки из дома, для встреч с Марксом. С другой стороны, если есть собака, значит свободно разгуливать по квартире в отсутствие хозяев будет сложнее), и полив цветов, и сухо-влажно-генеральная уборка ежедневно, (если учесть количество комнат – девять, плюс ванная и санузел выходило прилично) и закупка продуктов, и готовка завтраков, сервировка к чаепитию, разогревание ужина, мытье посуды, и полировка мебели, и выбивание ковров, и прислуживание за столом при гостях, и уход за коллекцией хозяина… Естественно, что при таком количестве дел несчастной горничной было не до развлечений. Хорошо хоть белье сдавали в прачечную, но нести его туда – обязанность горничной. Последний пункт – уход за коллекцией, заинтересовал Филимона особенно. Что входило в понятие уход он пока не знал.
   – Да, забыла предупредить, у меня все горничные ходят в униформе. – без стука заглянув в комнату объявила Маргарита Львовна. – Сейчас я тебе ее принесу.
   «Только это мне не хватало,» – пронеслось в голове у Филимона Аркадьевича, – «Надеюсь „мадам“ не будет наблюдать за моими переодеваниями».
   Через пару минут Маргарита Львовна внесла в комнату ворох одежды, оставленной предыдущими работницами. Судя по количеству одежды у Козлодоевских работал целый батальон девушек.
   – Так, одевайся и приступай к своим обязанностям. Я тебе покажу что у нас где, только быстро. Некогда, мне в парикмахерскую еще успеть нужно.
   С этими словами мадам Козлодоевская закрыла дверь и удалилась из комнаты. Филимон лихорадочно стал извлекать из всей одежды что-нибудь подходящее по размерам. Слава Богу! Маргарита Львовна обслуживающий персонал не баловала. Платья, дабы скрыть возможные прелести девушек, были длинными, просторными и мешковатыми. Темно-синего цвета, с маленькими воротничками, белыми фартучками они смахивали на приютские наряды середины XIX века.
   Филимон быстренько подобрал подходящее, пришлось немного закатать рукава, да и воротник был немного великоват. Но в общем, нормально. Филимон взглянул в маленькое зеркальце висящее на стене. На глаза навернулись слезы, ужасно захотелось пожалеть самого себя и даже дать копеечку. Так сиротски он выглядел в своей униформе. Маргарита Львовна пыталась обезопасить себя, вернее своего супруга от соблазна, и можно казать, что она этом почти преуспела. Но кто-то из великих был прав, говоря, что красоту ни чем не скроешь. Вероятна предыдущая горничная, даже в этой униформе оставалась лакомым кусочка. Филимон пригладил волосы, подтянул резинки на хвостиках и улыбнулся своему отражению. Ну что ж, по крайней мере, можно не опасаться приставаний хозяина.
   Филимон отправился на поиски хозяйки, попутно пытаясь бегло ознакомиться с расположением квартиры. Отсутствие Маргариты Львовны необходимо было использовать как можно плодотворнее. Раньше найдешь, раньше выйдешь.
   Козлодоевская болтала с кем-то по телефону, появление горничной она не заметила.
   – Да, милочка, я с тобой совершенно согласна. Эти твари затем и идут в горничные, чтобы мужика побогаче себе найти. Только я-то не дура… Да, да, Я с тобой совершенно согласна. Нет. Нам честным женщинам, надо бороться за свой очаг. Да… Что ты говоришь? Нет, эта? Страшна, как смертный грех. Думаю, что Козлодоевский не обратит на нее никакого внимания. Нет, ты бы видела ее. По сравнению с ней, я… Софи Лорен…
   «Ну зараза, – возмутился про себя Филимон. Ему стало обидно. – Это я-то страшна как смертный грех.?… Каракатица усатая… Тьфу, чего это я? Неужели так в роль вошел?»
   – Кхе, кхе – решил он прервать излияния хозяйки деликатным покашливанием. – Маргарита Львовна, я уже, переоделась.
   Козлодоевская едва заметно кинула, давая понять, что сейчас закончит разговор. Это сейчас длилось еще минут десять. Все это время Лоховский переминался с ноги на ногу, вздыхал и мысленно чертыхался, поминая недобрым соловом Макса, который втянул его в эту авантюру. Наконец, когда его терпение иссякло, мадам закончила свою пустопорожнюю беседу.
   Она провела Филимона по квартире, открывая двери и давая краткие пояснения касающиеся ухода за каждой комнатой.
   – Вот это кабинет Антона Генриховича, здесь храниться антиквариат и его коллекция. Заходить сюда и убираться можно только в его отсутствие, понятно? Вон метелочка. Аккуратно, с каждой вещички стираешь пыль, с места предметы не сдвигать. Ясно?
   Кабинет был здоровенной просторной комнатой, с огромным столом под старину, двумя креслами в стиле рококо, кожаной кушеткой. Все остальное пространство занимали массивные дубовые полки заставленные вещицами относящимися к антиквариату. Внимание Филимона было обращено на огромный книжный шкаф. Здесь, по-видимому, хранились книги и журналы.
   – Пойдем дальше. – приказала хозяйка и путешествие продолжилось.
   Квартирка Козлодоевских представляла собой смешение всех стилей и направлений, роскошно, но увы! Безвкусно. Дорогие ковры, старинная мебель и картины модернистов, кружевные салфеточки и плюшевые скатерти с такими же портьерами. Здоровенные аквариумы (их чистка, а так же кормление рыб, тоже входило в обязанности горничной), декоративные фонтанчики, телевизоры, модные световые штучки. Короче – музей всех времен и народов, который должен был, по-мнению хозяев, отражать их богатство и значимость.
   – Ну а теперь, последнее. Познакомься с Теодорой, – сказала хозяйка открывая дверь в очередную комнату.
   – Г-гвав, г-гав. – рявкнула Теодора и бросилась на Филимона. Теодора оказалась здоровущей псиной. Что это за порода он не знал, но то что стоила очень дорого, понимал. Собака схватила зубами край передника горничной. Хорошо, хоть за ногу не цапнула.
   – Фу. Тодди. Теодора, прекрати, – нежно проговорила хозяйка, обращаясь к собаке и поглаживая ее по лоснящейся спине. – Собаченька моя, девочка моя. Это твоя новая горничная. Познакомься. Мамочка сейчас уйдет ненадолго, а ты останешься с ней. Будь умницей, девочка моя. Станет скучно она с тобой поиграет, золотко мое. А мама придет и тебе что-нибудь вкусненькое принесет.
   Пока Маргарита Львовна сюсюкалась с псиной Лоховский оглядел собачью конуру. Правда назвать это, конурой, язык не поворачивался. Апартаменты Теодоры были раза в три больше, чем комната горничной. Спала собака на небольшой удобной кушетке с гнутыми ножками, высокими спинками на шелковых подушках. На полу комнаты был расстелен пушистый толстый ковер, ворсу было погуще, чем шерсти на спине самой Теодоры. Обои в комнате отражали собачью принадлежность хозяйки, по стенам резвились герои мультфильма «Сто один долматинец». В комнате зачем-то стоял телевизор и музыкальный центр.
   Филимон Аркадьевич живо представил себе, как Теодора, развалившись на кушетке, щелкает кнопками пульта, в поисках интересного кино. Например, «Лесси» или «Пограничный пес, Алый», или «Полицейская собака К-9». Хотя нет, Теодора, как женщина, предпочитает мелодрамы. Значит ей больше должен нравиться «Белый Бим Черное Ухо».
   На столике в углу расположился здоровенный аквариум. Вероятно, что бы Теодора в часы досуга успокаивала свою нервную систему. Ну и конечно же игрушки. Тут их было не меньше, чем в филиале «Детского мира». Да к тому же, Теодора являлась обладательницей нескольких тренажеров: небольшого бревнышка, имитации шведской стенки и бегущей дорожки. Конечно, сейчас нужно быть в подходящей физической форме.
   На низеньком столике стояли несколько мисок с различными собачьими лакомствами, сухими кормами и свежими овощами.
   На секунду Филимону Аркадьевичу страшно захотелось стать собакой. Такая собачья жизнь пришлась бы ему по душе. Голос хозяйки вернул Филимона на землю:
   – Я ухожу. Вымой посуду, протри полы, рассортируй белье для прачечной и отвечай на телефонные звонки. В шесть придет кухарка, впустишь ее. Время от времени заглядывай к Теодоре, вдруг ей что-нибудь понадобиться.
   С этими словами мадам Козлодоевская удалилась в свою комнату, через двадцать минут Филимон остался в квартире один. Что делать? Убраться и только потом приступить к поискам. Или начать сейчас, пока никого нет. Интересно когда придет господин Козлодоевский и как он отреагирует на появление новой горничной? Пока Филимон не встретится с хозяином, быть уверенным в том, что внедрение прошло успешно, нельзя. Остается ждать.
   Филимон прошел на кухню. Хорошо, хоть готовить не придется. С этим у Лоховского было не очень. Маша… «Эх, Маша, как она там?» – подумалось Филимону. Он печально вздохнул и приступил к мытью посуды.
   Посуды у Маргариты Львовны в отсутствии горничной накопилось достаточно. Интересно, она хоть что-нибудь своими руками делает? Вряд ли. Наверное, только усы выщипывает собственноручно. На кухне у Козлодоевских стояла посудомоечная машина, как и полагается у современных хозяек, но Маргарита Львовна предпочитала ручное, естественное мытье. О чем она заранее предупредила Филимона. Пришлось закатать рукава и приступить к мытью посуды. Через пять минут ему стало жарко, через десять минут пальцы набухли и размокли, через пятнадцать заныла спина. А грязной посуды не уменьшалось. Вероятно, Маргарита Львовна делал все возможное, чтобы у обслуги было как можно больше работы. Больше работы – меньше времени на шашни с хозяином.
   Закончив с мытьем посуды, Филимон быстренько полил цветы и протер полы. Все это заняло почти три часа. До прихода кухарки еще оставалось время и Филимон решил «убраться» в кабинете. Он взял щеточку для пыли, швабру с ведром и направился в заветную комнату. Сердце бешено колотилось, мерещились какие-то подозрительные шорохи. Филимон открыл дверь в кабинет и включил свет. Его интересовал в первую очередь книжный шкаф. К несчастью, дверцы были заперты. Лоховский огляделся в поисках ключа.
   – И кто-это у нас тут такой миленький? – раздался неожиданно за спиной Филимона Аркадьевича мужской голос. Он вздрогнул и выронил из рук щеточку для пыли.
   Филимон обернулся и увидел мужчину лет пятидесяти пяти. Этакий толстощекий, румяный пузан с мысленно-похотливыми глазками и плешивой головой. На его толстеньком курносом носике с трудом удерживались очки в тонкой металлической оправе. Метал был желтого цвета, вероятно, золото.
   «Надо полагать, Антон Генрихович, собственной персоной» – подумал Филимон Аркадьевич. – «Из породы тех, кому все равно какая женщина, лишь бы моложе его жены».
   – З-здравствуйте, – слегка заикаясь, сказал Филимон, – Я ваша новая горничная, Фаина Иванова.
   – Пр-релестно, пр-релестно! А я – ваш новый, так сказать, хозяин. Антон Генрихович Козлодоевский, прошу любить и жаловать. Любить даже предпочтительнее, – противно захихикав, добавил Козлодоевский.
   «Только не любить, – пронеслось в голове Филимона, – мне этого не хватало».
   Козлодоевский потирая ручки приблизился к Филимону:
   – Откуда ты прелестное дитя?
   – Из фирмы «Домострой» – растерявшись, брякнул Филя.
   – Нет, я имел в виду ты городская? Жить у нас будешь или дома?
   – Я… это, городской, ой! Городская. Но жить буду у вас, пока, временно. Так Маргарита Львовна сказал.
   При упоминании о жене мысленное выражение на лице Козлодоевского сменилось брезгливым:
   – А где Маргарит Львович, Лев Маргаритыч, кстати? – поинтересовался он у Филимона.
   – А я никого постороннего тут не видела. Никаких мужчин.
   Козлодоевский улыбнулся и похлопал Филимона по щеке:
   – Я имею в виду супружницу свою, глупышка. Куда мадам гренадерша отправилась?
   – В парикмахерскую.
   – О, мадам нету дома? – оживился Козлодоевский, его потные рученки потянулись к Филимону, – Это меняет дело. А пойдем, прелесть моя, я тебе свою коллекцию марок покажу. Ты любишь марки?
   Филимон пытаясь отстраниться от возбужденно дышащего Аниона Генриховича, замер. Коллекция марок?! Это интересно. И где же это он ее хранит?
   – Да, хочу, – изображая робость со смесью любопытства, согласился Филимон.
   Козлодоевский не мешкая потащил горничную из кабинета, через пару минут Филимон сообразил, куда его так настойчиво приглашают «посмотреть марки». В спальню супругов Козлодоевских. Еще минута и придется себя раскрывать. Но тут в коридоре раздался звук отворяемой двери и визгливый голос Маргариты Львовны (показавшийся Филимону сейчас пением Райской Птицы) завопил:
   – Фаина, Фаина, веди Теодорочку, я ее выгуляю. Девочка моя, совсем засиделась.
   Услышав глас супружницы, Антон Генрихович побледнел, проскользнул мимо Филимона в одну из комнат, показывая знаками, что его нет и не было. Филимон вздохнул с облегчением. Так, его нравственности пока ничего не угрожает. Сегодня, А завтра? В том, что Козлодоевский доведет начатое до конца, Филя уже не сомневался. Козлодоевскому было все равно – красавица перед ним или уродина. Как говориться, некрасивых женщин нет, бывает только плохое настроение или импотенция.