Страница:
Более поздние критики Лапужа, не имея возможности читать его в подлинниках, неустанно обвиняли ученого в пропаганде примитивного, однобокого расизма. Ему приписывались утверждения, будто он писал, что все длинноголовые блондины принадлежат к «высшей» расе, а все короткоголовые брюнеты – к «низшей». И поколения читателей простодушно доверяли написанному, тем более что энциклопедические словари содействовали распространению данного измышления с настойчивостью эпидемии. В то время как на самом деле ученый писал: «Смелость, выдержка, долихоцефалия, депигментация, повышенный рост являются характерными чертами H. Europæus. Из этого не стоит делать вывод, что у H. Europæus повышенные умственные способности из-за его долихоцефалии. Такое умозаключение часто делали противники селекционизма, и многие одалживали мне его, чтобы потом спросить, почему негры тоже не являются высшими людьми. Ничего подобного я никогда не измышлял, не писал, но вероятно, что будущее действительно покажет общую корреляцию между высокоголовостью и повышенной импульсивной активностью».
Итак, как видим, механизм идеологических провокаций и технология шельмования не стали со временем изобретательнее и утонченнее.
А вот стиль сдержанных, корректных допущений Лапужа показывает, что он действительно был подлинным ученым-новатором, желавшим заглянуть за горизонты современной ему науки, что никак не может быть преступлением против общественной нравственности. Во времена Лапужа философов-одиночек уже не сжигали на кострах, но атмосфера косности убивала авторитет и честное имя истинных новаторов. «Следовательно, не надо делать вывод, который я слышал от ученых людей, даже профессоров: раз долихоблонд является высшим – значит, всякий долихоблонд высший, тот кретин – долихоблонд, значит, долихоблонд не является высшим», – подчеркивал ученый. Но это не спасло его, всегда выступавшего против однобокого и примитивного толкования научных фактов, от обвинения в расизме. Отчетливо видны следы цеховой солидарности глупцов, прикрывающихся учеными степенями и мстящих подлинно ярким и самостоятельным личностям. В другом месте своей книги Лапуж также четко указывал: «Я не являюсь приверженцем насильственных мер, о которых говорят американские селекционисты и которые они начинают практиковать. Кастрация представляется мне бесполезной». Тем не менее Лапужа записали в «предтечи человеконенавистнических идей Гитлера». Парадоксально, но те, кто проповедовал и осуществлял радикальные евгенические меры, избежали этой участи и до сих пор числятся в ряду маститых ученых с вполне благонравной репутацией. Напомним, что и в Советской России было множество приверженцев негативной евгеники. «Дурная трава с поля вон», – вещали большевистские комиссары, беспощадно и массово истреблявшие целые сословия лучших русских людей, на которых поколениями держалось наше отечество. И в честь убийц, по странному стечению обстоятельств, до сих пор названы улицы и проспекты в крупнейших городах России. А скромного библиотекаря, который в своей жизни вряд ли обидел существо более сложной организации, чем жужелица, представляют едва ли не как одного из главных идеологов тоталитаризма. Вот они – чудеса пропаганды.
В самом конце книги в полной мере проявляется не просто бесстрастная академическая манера Жоржа Ваше де Лапужа, но и его осознанная высокая гражданская позиция. Невольно проигрывая идеологическое противостояние с современниками, он тем не менее, как истинный провидец, силой своих знаний предостерегал потомков: «Содрогаешься при мысли о том, сколько гекатомб человеческих жертв таит в себе будущее. Борьба между претендентами на мировое господство будет долгой и, конечно, беспощадной. Исчезновение второстепенных народов, тех, кто не может ни на что претендовать, не обязательно будет столь же кровавым. Бывают случаи, когда неравенство сил таково, что для слабого сопротивление бесполезно. <…> Все конгрессы, все фикции, все ухищрения не помешают ходу эволюции, не помешают быстрому сокращению числа народов, созданию всемирного государства. Формулы международного права, всякие мирные, гуманитарные конференции служат в основном тому, чтобы успокоить жертвы будущего, усыпить их гарантиями безопасности, в то время как народы-хозяева накачивают мускулы. Противники милитаризма и поборники договоров не то что неправы, а строят иллюзии. Массы притягивают массы, малые народы по тем же причинам становятся клиентами и сателлитами больших. Борьба великих народов – естественная необходимость. Подлинная подоплека борьбы за существование – это борьба за потомство. Сегодня излишки населения можно сбрасывать посредством эмиграции. Когда же Земля окажется полностью заселенной, экспансия одних станет возможна лишь при условии истребления других. Вот тогда борьба станет неизбежной и жестокой. Арбитраж – прекрасное средство избежать конфликтов между двумя народами, которые не хотят воевать друг с другом, но когда разгром одного необходим другому – для арбитража больше нет места. Милитаризм изматывающий, абсурдный, но для слабого он является единственным возможным средством избежать разгрома, а для сильного – поиграть мускулами и поглотить слабого. Войны будущего перестанут быть играми королей или капризами народов, но неизбежным следствием потребностей народов в росте. Очень трудно предсказать, когда и в чью пользу будет создана всемирная империя. Впрочем, я не думаю, что это займет более двух-трех веков. События развиваются с возрастающей скоростью. Также я считаю, что победить призваны США. В противном случае Вселенная станет русской».
Мы видим, что общий сценарий мировых событий в XX столетии развивался в соответствии с моделью французского ученого, что, несомненно, повышает историческую ценность его труда, главная идеологическая составляющая которого весьма точно обозначена автором в заключительной части: «Человек не является особенным существом, его действия подчинены вселенскому детерминизму. Общества не развиваются случайно, у них сложные законы развития, пока едва известные и трудные для постижения, но столь же непреклонные, как законы движения атмосферы. Из человеческой и общественной жизни сверхъестественное исключено.
Душа и тело есть одно, поскольку психические феномены являются функцией мозга. Душа, таким образом, наследуется так же, как и тело. Индивидуальная психология зависит от того, какими были предки человека: фундаментальное неравенство людей происходит из разности в происхождении. Неравенство происхождения является единственным, которое невозможно исправить. Уровень образования целиком обусловлен наследственностью, он не передается потомкам. Образование может придать человеку лоска, но ничего из этой фальши не передастся его потомкам.
Ни в семью, ни в нацию не входят по указу. Кровь, которую мы воспринимаем в свои вены при рождении, сохраняется всю жизнь. Человек – часть своей расой и вне ее ничего из себя не представляет. Раса, нация есть все».
Как видим, ничего расистского в данном пассаже не прослеживается, поскольку он полностью соответствует системе доказательств современной генетики. Единственное, в чем усматривается расхождение, так это поэтическая образность и афористическая насыщенность языка французского расолога, практически отсутствующие в новейших естественнонаучных трудах, написанных сухим бухгалтерским языком.
Главный вывод антропосоциологической теории Лапужа состоял в следующем. Во всех формах развития исторических сообществ он видел проявление извечного антагонизма в борьбе за существование исходных биотипов – долихоцефалов и брахицефалов. Именно это ему поставили в вину не столько современники (ибо он был не одинок в этом вопросе), сколько более поздние его критики, уже не считавшие нужным вторгаться в «тонкие» материи расового антропогенеза. Но на самом деле обилие археологических и палеолингвистических данных существенно укрепило аргументацию расовой антропологии в данном вопросе.
Не будем здесь перечислять огромное количество зарубежных научных сочинений, описывающих специфику расово-биологических процессов в истории, перечислим лишь основные произведения русской антропологической школы, в которых прослеживается развитие основных идей Лапужа: Богданов А. П. Антропологическая физиогномика. М., 1878; Материалы для антропологии курганного периода в Московской области. М., 1892; Вилькинс А. И. Антропологические типы в Средней Азии. 1884; Рожденственский А. Г. К вопросу о древнем населении Рязанской губернии. Рязань, 1893; Малиев Н. М. Антропологические изыскания. Казань, 1881; Зограф Н. Ю. Антропометрические исследования мужского Великорусского населения Владимирской, Ярославской и Костромской губерний. М., 1892; Ивановский А. А. Об антропологическом составе населения России. М., 1904; Галай Я. Д. Антропологические данные о великоруссах Старицкого уезда Тверской губернии. М., 1905; Чепурковский Е. М. Географическое распределение формы головы и цветности крестьянского населения преимущественно Великороссии в связи с колонизацией ее славянами. М., 1913; Риттих А. Ф. Славянский мир. СПб., 1885.
Примечательны в этом плане изыскания знаменитого русского этнографа и востоковеда Г. Е. Грум-Гржимайло, который на базе богатейшего фактического материала в своих работах «Почему китайцы рисуют демонов рыжеволосыми. К вопросу о народах белокурой расы в Средней Азии» (СПб., 1899), и «Белокурая раса в Средней Азии» (СПб., 1909), наглядно показал, что все очаги культуры в древние времена на гигантских просторах Азии возникли в результате деятельности представителей долихоцефальной, светловолосой расы.
Казалось бы, советская антропологическая наука, выполняя социальный заказ пролетарского интернационализма, должна была опровергнуть этот тезис, но ничуть не бывало. Г. Ф. Дебец в статье «Еще раз о белокурой расе в Центральной Азии» (Советская Азия, 1931, № 5–6), В. В. Бунак в статье «К вопросу о происхождении северной расы» (Антропологический журнал, 1934, № 1) и В. И. Авдиев в фундаментальной монографии «История Древнего Востока» (М., 1948) исходили из тех же культуробиологических предпосылок. Отечественной наукой в данном вопросе накоплено огромное число прекрасных исследований, до сих пор не потерявших своей актуальности.
К числу работ, в которых можно без труда обнаружить дальнейшее развитие логических построений Жоржа Ваше де Лапужа, можно отнести такие сочинения, как: Дебец Г. Ф. Палеоантропология СССР. М., 1948; Происхождение человека и древнее расселение человечества. Сб. статей. М., 1951; Бунак В. В. Череп человека и стадии его формирования у ископаемых людей и современных рас. М., 1959; Алексеев В. П. География человеческих рас. М., 1974; Гинзбург В. В., Трофимова Т. А. Палеоантропология Средней Азии. М., 1972; Монгайт А. Л. Археология Западной Европы. Каменный век. М., 1973; Смирнов К. Ф., Кузьмина Е. Е. Происхождение индоиранцев в свете новейших археологических открытий. М., 1977; Тот Т. А., Фирштейн Б. В. Антропологические данные к вопросу о Великом переселении народов. Ленинград, 1970; Седов В. В. Древнерусская народность. М., 1999.
Кроме того, в СССР в 1977 г. состоялся Международный симпозиум по этническим проблемам истории Центральной Азии в древности (II тысячелетие до н. э.), труды которого вышли отдельным изданием в 1981 г. В работе симпозиума приняли участие крупнейшие ученые из 11-ти стран, чтобы обсудить различные аспекты «арийской проблемы». Советский делегат Б. Г. Гафуров в своем выступлении «Некоторые проблемы этнической истории народов Центральной Азии в древнейший период» указывал: «Данные индийских и иранских языков, свидетельствующие об их происхождении из одного общего источника, систематические и глубинные черты сходства в религии и культуре, социальной и политической организации, хозяйстве и образе жизни иранских и индоарийских племен на заре их письменной истории, их общее самоназвание свидетельствуют об общности предков индийских и иранских племен в общеарийский период. Индоиранское единство является, следовательно, не только языковым артефактом, оно представляло собой реальное историческое целое, существовавшее в определенный период на единой территории. В результате хозяйственного и социального развития в этот период началось распространение арийских племен на другие территории. Арийская проблема является комплексной, но уже по своему содержанию – это прежде всего историческая проблема».
Данное определение сущности «арийской проблемы» – современное и научно-корректное. Но мы не должны забывать, что оно могло возникнуть только после десятилетий самоотверженного труда множества ученых, среди которых Лапуж был одним из первых, так как указал на комплексный характер данной проблемы. В этом и заключается непреходящая ценность предлагаемой книги, так как из истории науки мы знаем, что фундаментальные доктрины не возникают в одночасье сами собой, но проходят длительную возгонку теоретической апробацией и практическими доказательствами. Данный случай как раз из этой области, и при всех возможных эмоциональных перегибах автора и его несколько наивных романтических взглядах на историю ему необходимо отдать должное как подлинному новатору науки. Грязная пена неминуемо сойдет как с его сочинений, так и с его имени, а все те, кто повинен в злонамеренной клевете, исчезнут как ничего не значащий шлак в заброшенных штольнях истории.
Предисловие автора
Данный том воспроизведен по стенографии моего курса 1889–1890 гг. Около двух лет я потратил на то, чтобы его переписать и задокументировать, заменяя устаревшие ссылки в рукописи более поздними. Несмотря на то что новых материалов огромная масса, я почти ничего не поменял ни по сути, ни по форме. Я лишь кое– где смягчил пафос. То, что производит наибольшее впечатление, иногда может выиграть, будучи изложенным другими словами.
Препятствия, чинимые распространению моих идей, служат неопровержимыми доказательствами тому, что они должны появиться своевременно. Когда я высказал эти идеи на кафедре, многие из них показались не более чем причудами, рожденными духом парадокса. Понадобилось несколько лет, чтобы их большая часть подтвердилась ходом молниеносно развивающихся событий, отправляющих в небытие мир времен нашей юности. Будет казаться, что некоторые страницы навеяны недавними событиями, которые как будто вырвались из подсознания масс и стали читаемы и обсуждаемы. Будущее преисполнится подтверждением других дерзких тезисов и воплощением предсказаний слишком спорных и неочевидных, исходя из актуального положения вещей, которое хотя и неустойчиво, но представляет собой данность. Поэтому эти идеи не могут быть восприняты иначе, как парадоксы людей, взлелеянных духом прошлого.
Если у меня хватит времени, я еще опубликую курс 1890–1891 гг. – «Семит, его социальная роль». Однако я вопрошаю себя: «А что если по прошествии десяти лет не переписывать старую, а написать новую книгу?». Последнее в любом случае представляется более коротким путем. Впрочем, у меня есть кое-что другое, что надо опубликовать в первую очередь: надо мной довлеют старость и недуги[3]. То, что я сделал для политики, я хотел бы сделать и для селекционистской этики. Первый том «Против морали» ждет своего выхода уже пять лет. Он представляет собой историческое и критическое исследование предписаний и запретов различных моралей и скоро выйдет в свет. Второй труд «Самая великая сознательность» будет представлять собой обзор предписаний селекционистской морали. Как и в случае «Отборов», дух ныне представленной книги – монистический и селекционистский. Читатель сможет ознакомиться с представленными фактами, но он волен сам решать, принять ли ему доктрину, эти факты обосновывающую. Впрочем, я должен настоятельно отметить, сколько селекционистских идей получило развитие со времен публикации «Отборов», даже во Франции. В Америке они получили прикладное применение. Во Франции мы движемся не столь быстро, но начали сдвигаться с мертвой точки. Никто из тех, кто говорит о Homo Alpinus и об общественном отборе, никогда не понимает, о чем речь, но тем не менее они сознают, что именно в этой области следует искать решение насущных проблем современности.
Наблюдается глубочайшее волнение умов. Очевидно полное банкротство Революции. Плутократия сбрасывает с себя демократическую маску, и спрашивается: возможна ли демократия вообще? Под маской Республики продолжает свое существование империя, поэтому встает вопрос: стоит ли жертвовать примирением в обществе ради политических условностей? Расовая война принимает открытые формы, выходя на национальный и межнациональный уровень, и спрашивается, чего стоят идеи братства, равенства людей против законов природы. Вызывает сомнение, что чувства людей имеют какую-либо ценность, зато незыблемо то, что эволюция управляется навеки установленными законами.
Неслыханные перемены заявляют о себе во весь голос, и это вам не курс социальной риторики во Французском институте, на котором будут расточаться славословия в адрес идей Общественного договора и энциклопедистов. В реальности завтрашнего дня будут два лагеря: школа метафизическая – неважно религиозной или антиклерикальной окраски – и школа научная, чей селекционизм на сегодня пока не вполне ясно очерчен, но является наиболее адекватным.
Зарождается обществоведение. Оно появляется фрагментарно, как и любая наука. Оно пока далеко до того, чтобы создать собственную философию. Кто осмелился бы создать философию химии – науки, уже вполне совершенной и насчитывающей не менее 100 лет? Однако осмелившись создать социологию, которая есть не что иное, как философия обществоведения, ученые сразу же начинают этого стыдиться, как постыдились бы сегодня серьезно обсуждать алхимию. Фаза метафизики завершена, фантазии более неуместны. Движутся вперед экономика, сравнительная история государственных институтов. Прикладная антропология начинает высвечивать естественные причины политических провалов двух последних столетий.
Именно к этой области должны быть приложены усилия. Сначала экономика, а за ней антропология грозовыми тучами нависли над так называемой свободой личности: мы слишком далеки от времен Руссо. Эти науки, по крайней мере, учат нас распознавать, что в этом мире невозможно. Это вынуждает нас обуздать собственные амбиции и, несомненно, со временем предоставит в наше распоряжение средства, которые позволят достичь возможного. Бесполезно биться головой о гранит естественных законов. Желание их упразднить есть детская наивность, но знать их – означает учиться их реализовывать. Искусство политики рождается из науки.
Кафедры будут бесполезно плодить софистов, защищающих предрассудки прошлых эпох. Прошлое есть прошлое, что умерло, то умерло. Сентиментальная идеалистическая политика христианской эры изжила себя. Вместо фикций Правосудия, Равенства и Братства научная политика предпочитает иметь дело с реалиями Сил, Законов, Рас, Эволюции. Горе тем, кто продолжит витать в грезах!
Напрасно пытаются чинить препятствия исследованиям, ведущим к открытию научных законов общественной эволюции. По всему миру исследователи пребывают в творческом процессе, и ни у кого – будь то один человек или группа – не хватит длины рук, чтобы дотянуться до всех. Можно уничтожать научные документы или закрывать глаза на их уничтожение, закрывать курсы, препятствовать публикации книг, затыкать в крайнем случае рот какому-то ученому – развитие науки этим не остановить.
Ренн, Ля Шапель-Боби, 20 августа 1898 г.
Жорж Ваше де Лапуж
Глава 1. Определение арийца
Homo Europæus
Итак, как видим, механизм идеологических провокаций и технология шельмования не стали со временем изобретательнее и утонченнее.
А вот стиль сдержанных, корректных допущений Лапужа показывает, что он действительно был подлинным ученым-новатором, желавшим заглянуть за горизонты современной ему науки, что никак не может быть преступлением против общественной нравственности. Во времена Лапужа философов-одиночек уже не сжигали на кострах, но атмосфера косности убивала авторитет и честное имя истинных новаторов. «Следовательно, не надо делать вывод, который я слышал от ученых людей, даже профессоров: раз долихоблонд является высшим – значит, всякий долихоблонд высший, тот кретин – долихоблонд, значит, долихоблонд не является высшим», – подчеркивал ученый. Но это не спасло его, всегда выступавшего против однобокого и примитивного толкования научных фактов, от обвинения в расизме. Отчетливо видны следы цеховой солидарности глупцов, прикрывающихся учеными степенями и мстящих подлинно ярким и самостоятельным личностям. В другом месте своей книги Лапуж также четко указывал: «Я не являюсь приверженцем насильственных мер, о которых говорят американские селекционисты и которые они начинают практиковать. Кастрация представляется мне бесполезной». Тем не менее Лапужа записали в «предтечи человеконенавистнических идей Гитлера». Парадоксально, но те, кто проповедовал и осуществлял радикальные евгенические меры, избежали этой участи и до сих пор числятся в ряду маститых ученых с вполне благонравной репутацией. Напомним, что и в Советской России было множество приверженцев негативной евгеники. «Дурная трава с поля вон», – вещали большевистские комиссары, беспощадно и массово истреблявшие целые сословия лучших русских людей, на которых поколениями держалось наше отечество. И в честь убийц, по странному стечению обстоятельств, до сих пор названы улицы и проспекты в крупнейших городах России. А скромного библиотекаря, который в своей жизни вряд ли обидел существо более сложной организации, чем жужелица, представляют едва ли не как одного из главных идеологов тоталитаризма. Вот они – чудеса пропаганды.
В самом конце книги в полной мере проявляется не просто бесстрастная академическая манера Жоржа Ваше де Лапужа, но и его осознанная высокая гражданская позиция. Невольно проигрывая идеологическое противостояние с современниками, он тем не менее, как истинный провидец, силой своих знаний предостерегал потомков: «Содрогаешься при мысли о том, сколько гекатомб человеческих жертв таит в себе будущее. Борьба между претендентами на мировое господство будет долгой и, конечно, беспощадной. Исчезновение второстепенных народов, тех, кто не может ни на что претендовать, не обязательно будет столь же кровавым. Бывают случаи, когда неравенство сил таково, что для слабого сопротивление бесполезно. <…> Все конгрессы, все фикции, все ухищрения не помешают ходу эволюции, не помешают быстрому сокращению числа народов, созданию всемирного государства. Формулы международного права, всякие мирные, гуманитарные конференции служат в основном тому, чтобы успокоить жертвы будущего, усыпить их гарантиями безопасности, в то время как народы-хозяева накачивают мускулы. Противники милитаризма и поборники договоров не то что неправы, а строят иллюзии. Массы притягивают массы, малые народы по тем же причинам становятся клиентами и сателлитами больших. Борьба великих народов – естественная необходимость. Подлинная подоплека борьбы за существование – это борьба за потомство. Сегодня излишки населения можно сбрасывать посредством эмиграции. Когда же Земля окажется полностью заселенной, экспансия одних станет возможна лишь при условии истребления других. Вот тогда борьба станет неизбежной и жестокой. Арбитраж – прекрасное средство избежать конфликтов между двумя народами, которые не хотят воевать друг с другом, но когда разгром одного необходим другому – для арбитража больше нет места. Милитаризм изматывающий, абсурдный, но для слабого он является единственным возможным средством избежать разгрома, а для сильного – поиграть мускулами и поглотить слабого. Войны будущего перестанут быть играми королей или капризами народов, но неизбежным следствием потребностей народов в росте. Очень трудно предсказать, когда и в чью пользу будет создана всемирная империя. Впрочем, я не думаю, что это займет более двух-трех веков. События развиваются с возрастающей скоростью. Также я считаю, что победить призваны США. В противном случае Вселенная станет русской».
Мы видим, что общий сценарий мировых событий в XX столетии развивался в соответствии с моделью французского ученого, что, несомненно, повышает историческую ценность его труда, главная идеологическая составляющая которого весьма точно обозначена автором в заключительной части: «Человек не является особенным существом, его действия подчинены вселенскому детерминизму. Общества не развиваются случайно, у них сложные законы развития, пока едва известные и трудные для постижения, но столь же непреклонные, как законы движения атмосферы. Из человеческой и общественной жизни сверхъестественное исключено.
Душа и тело есть одно, поскольку психические феномены являются функцией мозга. Душа, таким образом, наследуется так же, как и тело. Индивидуальная психология зависит от того, какими были предки человека: фундаментальное неравенство людей происходит из разности в происхождении. Неравенство происхождения является единственным, которое невозможно исправить. Уровень образования целиком обусловлен наследственностью, он не передается потомкам. Образование может придать человеку лоска, но ничего из этой фальши не передастся его потомкам.
Ни в семью, ни в нацию не входят по указу. Кровь, которую мы воспринимаем в свои вены при рождении, сохраняется всю жизнь. Человек – часть своей расой и вне ее ничего из себя не представляет. Раса, нация есть все».
Как видим, ничего расистского в данном пассаже не прослеживается, поскольку он полностью соответствует системе доказательств современной генетики. Единственное, в чем усматривается расхождение, так это поэтическая образность и афористическая насыщенность языка французского расолога, практически отсутствующие в новейших естественнонаучных трудах, написанных сухим бухгалтерским языком.
VIII
Наконец еще одним принципиальным нововведением в исследовании антропологического происхождения древних ариев в главном сочинении Жоржа Ваше де Лапужа явилась систематизация информации из древних первоисточников, описывающих физический тип и психические характеристики древних ариев. И вновь это было сделано научно корректно, без всяких рассуждений о «высших» и «низших» расах. Лишь представление объективных данных о расовом типе создателей культуры на гигантских просторах Евразии.Главный вывод антропосоциологической теории Лапужа состоял в следующем. Во всех формах развития исторических сообществ он видел проявление извечного антагонизма в борьбе за существование исходных биотипов – долихоцефалов и брахицефалов. Именно это ему поставили в вину не столько современники (ибо он был не одинок в этом вопросе), сколько более поздние его критики, уже не считавшие нужным вторгаться в «тонкие» материи расового антропогенеза. Но на самом деле обилие археологических и палеолингвистических данных существенно укрепило аргументацию расовой антропологии в данном вопросе.
Не будем здесь перечислять огромное количество зарубежных научных сочинений, описывающих специфику расово-биологических процессов в истории, перечислим лишь основные произведения русской антропологической школы, в которых прослеживается развитие основных идей Лапужа: Богданов А. П. Антропологическая физиогномика. М., 1878; Материалы для антропологии курганного периода в Московской области. М., 1892; Вилькинс А. И. Антропологические типы в Средней Азии. 1884; Рожденственский А. Г. К вопросу о древнем населении Рязанской губернии. Рязань, 1893; Малиев Н. М. Антропологические изыскания. Казань, 1881; Зограф Н. Ю. Антропометрические исследования мужского Великорусского населения Владимирской, Ярославской и Костромской губерний. М., 1892; Ивановский А. А. Об антропологическом составе населения России. М., 1904; Галай Я. Д. Антропологические данные о великоруссах Старицкого уезда Тверской губернии. М., 1905; Чепурковский Е. М. Географическое распределение формы головы и цветности крестьянского населения преимущественно Великороссии в связи с колонизацией ее славянами. М., 1913; Риттих А. Ф. Славянский мир. СПб., 1885.
Примечательны в этом плане изыскания знаменитого русского этнографа и востоковеда Г. Е. Грум-Гржимайло, который на базе богатейшего фактического материала в своих работах «Почему китайцы рисуют демонов рыжеволосыми. К вопросу о народах белокурой расы в Средней Азии» (СПб., 1899), и «Белокурая раса в Средней Азии» (СПб., 1909), наглядно показал, что все очаги культуры в древние времена на гигантских просторах Азии возникли в результате деятельности представителей долихоцефальной, светловолосой расы.
Казалось бы, советская антропологическая наука, выполняя социальный заказ пролетарского интернационализма, должна была опровергнуть этот тезис, но ничуть не бывало. Г. Ф. Дебец в статье «Еще раз о белокурой расе в Центральной Азии» (Советская Азия, 1931, № 5–6), В. В. Бунак в статье «К вопросу о происхождении северной расы» (Антропологический журнал, 1934, № 1) и В. И. Авдиев в фундаментальной монографии «История Древнего Востока» (М., 1948) исходили из тех же культуробиологических предпосылок. Отечественной наукой в данном вопросе накоплено огромное число прекрасных исследований, до сих пор не потерявших своей актуальности.
К числу работ, в которых можно без труда обнаружить дальнейшее развитие логических построений Жоржа Ваше де Лапужа, можно отнести такие сочинения, как: Дебец Г. Ф. Палеоантропология СССР. М., 1948; Происхождение человека и древнее расселение человечества. Сб. статей. М., 1951; Бунак В. В. Череп человека и стадии его формирования у ископаемых людей и современных рас. М., 1959; Алексеев В. П. География человеческих рас. М., 1974; Гинзбург В. В., Трофимова Т. А. Палеоантропология Средней Азии. М., 1972; Монгайт А. Л. Археология Западной Европы. Каменный век. М., 1973; Смирнов К. Ф., Кузьмина Е. Е. Происхождение индоиранцев в свете новейших археологических открытий. М., 1977; Тот Т. А., Фирштейн Б. В. Антропологические данные к вопросу о Великом переселении народов. Ленинград, 1970; Седов В. В. Древнерусская народность. М., 1999.
Кроме того, в СССР в 1977 г. состоялся Международный симпозиум по этническим проблемам истории Центральной Азии в древности (II тысячелетие до н. э.), труды которого вышли отдельным изданием в 1981 г. В работе симпозиума приняли участие крупнейшие ученые из 11-ти стран, чтобы обсудить различные аспекты «арийской проблемы». Советский делегат Б. Г. Гафуров в своем выступлении «Некоторые проблемы этнической истории народов Центральной Азии в древнейший период» указывал: «Данные индийских и иранских языков, свидетельствующие об их происхождении из одного общего источника, систематические и глубинные черты сходства в религии и культуре, социальной и политической организации, хозяйстве и образе жизни иранских и индоарийских племен на заре их письменной истории, их общее самоназвание свидетельствуют об общности предков индийских и иранских племен в общеарийский период. Индоиранское единство является, следовательно, не только языковым артефактом, оно представляло собой реальное историческое целое, существовавшее в определенный период на единой территории. В результате хозяйственного и социального развития в этот период началось распространение арийских племен на другие территории. Арийская проблема является комплексной, но уже по своему содержанию – это прежде всего историческая проблема».
Данное определение сущности «арийской проблемы» – современное и научно-корректное. Но мы не должны забывать, что оно могло возникнуть только после десятилетий самоотверженного труда множества ученых, среди которых Лапуж был одним из первых, так как указал на комплексный характер данной проблемы. В этом и заключается непреходящая ценность предлагаемой книги, так как из истории науки мы знаем, что фундаментальные доктрины не возникают в одночасье сами собой, но проходят длительную возгонку теоретической апробацией и практическими доказательствами. Данный случай как раз из этой области, и при всех возможных эмоциональных перегибах автора и его несколько наивных романтических взглядах на историю ему необходимо отдать должное как подлинному новатору науки. Грязная пена неминуемо сойдет как с его сочинений, так и с его имени, а все те, кто повинен в злонамеренной клевете, исчезнут как ничего не значащий шлак в заброшенных штольнях истории.
Предисловие автора
Audax Iapeti genus![2]
Гораций, «Оды» 1, 3, 27
Данный том воспроизведен по стенографии моего курса 1889–1890 гг. Около двух лет я потратил на то, чтобы его переписать и задокументировать, заменяя устаревшие ссылки в рукописи более поздними. Несмотря на то что новых материалов огромная масса, я почти ничего не поменял ни по сути, ни по форме. Я лишь кое– где смягчил пафос. То, что производит наибольшее впечатление, иногда может выиграть, будучи изложенным другими словами.
Препятствия, чинимые распространению моих идей, служат неопровержимыми доказательствами тому, что они должны появиться своевременно. Когда я высказал эти идеи на кафедре, многие из них показались не более чем причудами, рожденными духом парадокса. Понадобилось несколько лет, чтобы их большая часть подтвердилась ходом молниеносно развивающихся событий, отправляющих в небытие мир времен нашей юности. Будет казаться, что некоторые страницы навеяны недавними событиями, которые как будто вырвались из подсознания масс и стали читаемы и обсуждаемы. Будущее преисполнится подтверждением других дерзких тезисов и воплощением предсказаний слишком спорных и неочевидных, исходя из актуального положения вещей, которое хотя и неустойчиво, но представляет собой данность. Поэтому эти идеи не могут быть восприняты иначе, как парадоксы людей, взлелеянных духом прошлого.
Если у меня хватит времени, я еще опубликую курс 1890–1891 гг. – «Семит, его социальная роль». Однако я вопрошаю себя: «А что если по прошествии десяти лет не переписывать старую, а написать новую книгу?». Последнее в любом случае представляется более коротким путем. Впрочем, у меня есть кое-что другое, что надо опубликовать в первую очередь: надо мной довлеют старость и недуги[3]. То, что я сделал для политики, я хотел бы сделать и для селекционистской этики. Первый том «Против морали» ждет своего выхода уже пять лет. Он представляет собой историческое и критическое исследование предписаний и запретов различных моралей и скоро выйдет в свет. Второй труд «Самая великая сознательность» будет представлять собой обзор предписаний селекционистской морали. Как и в случае «Отборов», дух ныне представленной книги – монистический и селекционистский. Читатель сможет ознакомиться с представленными фактами, но он волен сам решать, принять ли ему доктрину, эти факты обосновывающую. Впрочем, я должен настоятельно отметить, сколько селекционистских идей получило развитие со времен публикации «Отборов», даже во Франции. В Америке они получили прикладное применение. Во Франции мы движемся не столь быстро, но начали сдвигаться с мертвой точки. Никто из тех, кто говорит о Homo Alpinus и об общественном отборе, никогда не понимает, о чем речь, но тем не менее они сознают, что именно в этой области следует искать решение насущных проблем современности.
Наблюдается глубочайшее волнение умов. Очевидно полное банкротство Революции. Плутократия сбрасывает с себя демократическую маску, и спрашивается: возможна ли демократия вообще? Под маской Республики продолжает свое существование империя, поэтому встает вопрос: стоит ли жертвовать примирением в обществе ради политических условностей? Расовая война принимает открытые формы, выходя на национальный и межнациональный уровень, и спрашивается, чего стоят идеи братства, равенства людей против законов природы. Вызывает сомнение, что чувства людей имеют какую-либо ценность, зато незыблемо то, что эволюция управляется навеки установленными законами.
Неслыханные перемены заявляют о себе во весь голос, и это вам не курс социальной риторики во Французском институте, на котором будут расточаться славословия в адрес идей Общественного договора и энциклопедистов. В реальности завтрашнего дня будут два лагеря: школа метафизическая – неважно религиозной или антиклерикальной окраски – и школа научная, чей селекционизм на сегодня пока не вполне ясно очерчен, но является наиболее адекватным.
Зарождается обществоведение. Оно появляется фрагментарно, как и любая наука. Оно пока далеко до того, чтобы создать собственную философию. Кто осмелился бы создать философию химии – науки, уже вполне совершенной и насчитывающей не менее 100 лет? Однако осмелившись создать социологию, которая есть не что иное, как философия обществоведения, ученые сразу же начинают этого стыдиться, как постыдились бы сегодня серьезно обсуждать алхимию. Фаза метафизики завершена, фантазии более неуместны. Движутся вперед экономика, сравнительная история государственных институтов. Прикладная антропология начинает высвечивать естественные причины политических провалов двух последних столетий.
Именно к этой области должны быть приложены усилия. Сначала экономика, а за ней антропология грозовыми тучами нависли над так называемой свободой личности: мы слишком далеки от времен Руссо. Эти науки, по крайней мере, учат нас распознавать, что в этом мире невозможно. Это вынуждает нас обуздать собственные амбиции и, несомненно, со временем предоставит в наше распоряжение средства, которые позволят достичь возможного. Бесполезно биться головой о гранит естественных законов. Желание их упразднить есть детская наивность, но знать их – означает учиться их реализовывать. Искусство политики рождается из науки.
Кафедры будут бесполезно плодить софистов, защищающих предрассудки прошлых эпох. Прошлое есть прошлое, что умерло, то умерло. Сентиментальная идеалистическая политика христианской эры изжила себя. Вместо фикций Правосудия, Равенства и Братства научная политика предпочитает иметь дело с реалиями Сил, Законов, Рас, Эволюции. Горе тем, кто продолжит витать в грезах!
Напрасно пытаются чинить препятствия исследованиям, ведущим к открытию научных законов общественной эволюции. По всему миру исследователи пребывают в творческом процессе, и ни у кого – будь то один человек или группа – не хватит длины рук, чтобы дотянуться до всех. Можно уничтожать научные документы или закрывать глаза на их уничтожение, закрывать курсы, препятствовать публикации книг, затыкать в крайнем случае рот какому-то ученому – развитие науки этим не остановить.
Ренн, Ля Шапель-Боби, 20 августа 1898 г.
Жорж Ваше де Лапуж
Глава 1. Определение арийца
Homo Europæus
Homo Europæus. Данная книга представляет собой монографию о Homo Europæus, то есть о виде, которому присваивали разные имена: долихоцефальной белокурой расы, кимрской расы, расы галатов, германской и, наконец, арийской расы. Я буду называть ее общепринятым научным именем, которое ей дал Линней. В самом деле я подвергаю оценке то, что в науке принято подразумевать под видом Homo, и мне не приличествует слишком отходить от зоологической номенклатуры, идет ли речь о Felis, Corvus или Ammonites. Самым правильным я считаю незамедлительно сообщить читателю, что существо, которым он интересуется, не является каким-то особенным животным, но входит в общую классификацию природных видов и вполне подпадает под действие общих биологических законов. Слишком часто даже в серьезных трудах о человеке говорят как о некоем особом создании, к которому законы применимы лишь отчасти, а то и вовсе неприменимы. Это прихоть, против которой надлежит возразить. Хаос, касающийся суждений о человечестве, существует исключительно в умах мистиков. Дарвинистская же политическая наука, антропосоциология, как раз и силится заменить эти метафизические или мистические концепции точными определениями.
Если я и назвал свой труд словом «Ариец», то лишь потому, что образованная публика, воспитанная главным образом на художественной литературе, не имеет никакого представления о том, что скрывается под термином Homo Europæus. С тех пор как я ввел в обращение этот линнеевский термин, множество авторов – Аммон, Вилсер, Муффанг, Фуйе, Клоссон, Уйфальви, Рипли и многие другие – подвергли его профанации и в Европе, и в Америке. Несмотря на это, он еще не стал достаточно известным, хотя даже стал встречаться в ежедневных изданиях. И тогда я и вынужден был выбирать между терминами более известными: «кимр», «германец» и «ариец». Первый означает «соплеменник»[4], возник лишь в Средние века и не имеет ничего общего с киммерийцами. Им никогда не называли никого, кроме галльских племен. Второй никогда не применялся для обозначения расы в целом. Я остановился на последнем, так как вот уже 20 лет, как он введен в обиход и филологи обеспечили ему всеобщее распространение. Поэтому сегодня он известен каждому.
Однако я не считаю его оптимальным. Чтобы отдавать себе отчет, что данное слово обозначает, неплохо бы проследить его историю. В Священных книгах Индии и Персии слово «арья» означает еще единый народ, от которого происходят иранцы и индийцы. От этого «арья» филологи выводят арийца как обозначение лингвистической группы и особой цивилизации людей данной этнической ветви. Затем дошли до того, что стали рассматривать все индоевропейские языки произошедшими от единого арийского праязыка – более архаичного, на котором говорили в бактрийском регионе, а всех индоевропейцев – от соответствующего арийского племени, разделившиеся потоки которого могли бы заселить всю Европу и часть Азии.
В данной концепции, которая царствовала вплоть до конца XIX в., больше надуманного, чем истинного. Индоиранская ветвь не является самой древней и самой близкой к корневому праязыку индоевропейцев, индоевропейцы не пришли из Центральной Азии, а составляющие их компоненты – очень разного происхождения и не имеют друг с другом каких-либо связей кроме языка и государственных институтов.
Учитывая вышесказанное, выбрать для обозначения изначальных языков и учреждений индоевропейцев имя одной арийской ветви точно не было умной идеей. Это примерно то же, если бы в очень отдаленном будущем, когда память о нашем историческом этапе оказалась бы стертой, филологам и этнографам пришло в голову отнести тасманцев к англо-саксам, чьи следы в виде письменности и предметов быта обнаружили бы в верхних слоях при раскопках в Тасмании.
Над этим злополучным обобщением выросла еще одна специализация, еще более сумасбродная. Большинство ученых и эрудитов, помещающих прародину арийцев в Европе, полагают, что эволюция языка и общих представлений изначальной арийской культуры происходила в некоем белокуро-долихоцефальном племени. Или, по крайней мере, племени, чья правящая верхушка была белокурой и долихоцефальной. Отсюда возникло новое определение арийца, первоначально перекочевавшее с ведических иранцев на всех индоевропейцев. Наконец-то им прекратили обозначать только этническую общность и стали называть расу в зоологическом смысле.
Если я и назвал свой труд словом «Ариец», то лишь потому, что образованная публика, воспитанная главным образом на художественной литературе, не имеет никакого представления о том, что скрывается под термином Homo Europæus. С тех пор как я ввел в обращение этот линнеевский термин, множество авторов – Аммон, Вилсер, Муффанг, Фуйе, Клоссон, Уйфальви, Рипли и многие другие – подвергли его профанации и в Европе, и в Америке. Несмотря на это, он еще не стал достаточно известным, хотя даже стал встречаться в ежедневных изданиях. И тогда я и вынужден был выбирать между терминами более известными: «кимр», «германец» и «ариец». Первый означает «соплеменник»[4], возник лишь в Средние века и не имеет ничего общего с киммерийцами. Им никогда не называли никого, кроме галльских племен. Второй никогда не применялся для обозначения расы в целом. Я остановился на последнем, так как вот уже 20 лет, как он введен в обиход и филологи обеспечили ему всеобщее распространение. Поэтому сегодня он известен каждому.
Однако я не считаю его оптимальным. Чтобы отдавать себе отчет, что данное слово обозначает, неплохо бы проследить его историю. В Священных книгах Индии и Персии слово «арья» означает еще единый народ, от которого происходят иранцы и индийцы. От этого «арья» филологи выводят арийца как обозначение лингвистической группы и особой цивилизации людей данной этнической ветви. Затем дошли до того, что стали рассматривать все индоевропейские языки произошедшими от единого арийского праязыка – более архаичного, на котором говорили в бактрийском регионе, а всех индоевропейцев – от соответствующего арийского племени, разделившиеся потоки которого могли бы заселить всю Европу и часть Азии.
В данной концепции, которая царствовала вплоть до конца XIX в., больше надуманного, чем истинного. Индоиранская ветвь не является самой древней и самой близкой к корневому праязыку индоевропейцев, индоевропейцы не пришли из Центральной Азии, а составляющие их компоненты – очень разного происхождения и не имеют друг с другом каких-либо связей кроме языка и государственных институтов.
Учитывая вышесказанное, выбрать для обозначения изначальных языков и учреждений индоевропейцев имя одной арийской ветви точно не было умной идеей. Это примерно то же, если бы в очень отдаленном будущем, когда память о нашем историческом этапе оказалась бы стертой, филологам и этнографам пришло в голову отнести тасманцев к англо-саксам, чьи следы в виде письменности и предметов быта обнаружили бы в верхних слоях при раскопках в Тасмании.
Над этим злополучным обобщением выросла еще одна специализация, еще более сумасбродная. Большинство ученых и эрудитов, помещающих прародину арийцев в Европе, полагают, что эволюция языка и общих представлений изначальной арийской культуры происходила в некоем белокуро-долихоцефальном племени. Или, по крайней мере, племени, чья правящая верхушка была белокурой и долихоцефальной. Отсюда возникло новое определение арийца, первоначально перекочевавшее с ведических иранцев на всех индоевропейцев. Наконец-то им прекратили обозначать только этническую общность и стали называть расу в зоологическом смысле.