Страница:
— А как же родовое проклятие? — поинтересовалась я, не очень верившая в подобные дела. — Что там прабабка-то учудила?
— Хочешь знать? Испугалась? — Мать зло посмотрела на меня, прищурив глаза. — Ну так слушай.
Прабабку хотели выдать замуж за нелюбимого, но богатого жениха. Семья наша тогда влачила жалкое существование, и этот брак решил бы проблемы прапрадеда. Прабабка с судьбой не смирилась, а убежала из дома и тайно обвенчалась с самым красивым парнем на деревне. Несостоявшаяся свекровь, которую в деревне считали колдуньей, прокляла прабабку. До седьмого колена.
Чтобы все женщины в нашем роду были несчастливы в любви. Ведь сын колдуньи любил мою прабабку, а она его отвергла, вот мать и решила, чтобы последующие поколения в семье изменщицы страдали из-за её поступка. Муж прабабки через год бросил её с маленькой дочкой и ушёл к другой. Потом она ещё раз вышла замуж — и опять неудачно: второго мужа вскоре убили в драке. У бабки муж погиб в войну, не прожив с ней и двух месяцев, моя мать родилась уже после гибели деда. Мать вышла замуж за моего отца, но, как мне было известно, жили они плохо. Мне, откровенно говоря, в детстве было хорошо, и безрадостным я его назвать никак не могу. Ярким лучом был отец, обожавший своих детей. Но не жену.
Как призналась мне мамаша, она не покупала яд на рынке, как в своё время сказала нам с Андрюшей, а ходила к бабке-колдунье, чтобы снять родовое проклятие. Бабка и дала ей зелье, которое следовало подлить отцу в вино. Бабка говорила, что выпив этого заговорённого зелья, отец перестанет бегать по женщинам. Он и перестал — вообще куда-либо и бегать, и ходить.
Когда мать закончила свой рассказ, я долго молчала. По-глупому умер отец, по-дурацки. Отравился какой-то пакостью. Видите ли, мамаша его от других баб отвадить решила. Но меня интересовал другой вопрос — вдруг во всем этом что-то есть?
— А проклятие-то родовое бабка сняла?
Мамаша опять рассмеялась.
— А вот не знаю, дочка. Не знаю. Что, бросил тебя твой благоверный?
Я внимательно посмотрела на мать. Она не могла знать, замужем ли я или нет — сколько времени она меня не видела. И вообще меня никто ещё не бросал: моего предыдущего убили… а Волошин меня проиграл…
— Дай адрес бабки, — попросила я.
Мать объяснила мне, как к ней проехать, — помнила, несмотря на то, что прошло уже немало времени.
Больше говорить нам было не о чем. Я оставила матери две бутылки бормотухи, вынула из кошелька несколько купюр. На прощание я попросила её никому — совсем никому! — не упоминать, что я к ней заходила.
— Не бойся, — ответила мать. — Не хочешь — не скажу.
— И соседям тоже.
— Я не общаюсь с соседями, — отрезала мать, помолчала и добавила:
— Но ты. заезжай иногда все-таки, Наташа…
Я кивнула. У меня на глаза навернулись слезы, я наклонилась и поцеловала морщинистую щеку. Если бы кто-то увидел нас вместе, никогда не сказал бы, что мы — мать и дочь. Передо мной стояла древняя старуха…
— Ой, подожди! — воскликнула мамаша и полезла в стенной шкаф у двери.
— Что ты ищешь? — спросила я. Мать не отвечала, а выкидывала в коридорчик какое-то тряпьё, наконец она нашла то, что искала. Это была потрёпанная белая папка с завязочками.
— Вот, Наташа, возьми. — Она протянула её мне.
— Что это? — не понимала я и тут же с брезгливостью стряхнула с папки рыжего таракана, показавшегося изнутри.
— Квартира завещана тебе, — сообщила мать. — Я хоть и пьянь подзаборная, но ты же все-таки моя дочь…
Мы обе разрыдались. Я смогла уехать только минут через двадцать, более или менее приведя себя в порядок. Мне было очень жаль оставлять мать, но я обещала ей заехать, как только вернусь в Петербург. Если вернусь. Если она тогда ещё будет жива.
Глава 20
— Хочешь знать? Испугалась? — Мать зло посмотрела на меня, прищурив глаза. — Ну так слушай.
Прабабку хотели выдать замуж за нелюбимого, но богатого жениха. Семья наша тогда влачила жалкое существование, и этот брак решил бы проблемы прапрадеда. Прабабка с судьбой не смирилась, а убежала из дома и тайно обвенчалась с самым красивым парнем на деревне. Несостоявшаяся свекровь, которую в деревне считали колдуньей, прокляла прабабку. До седьмого колена.
Чтобы все женщины в нашем роду были несчастливы в любви. Ведь сын колдуньи любил мою прабабку, а она его отвергла, вот мать и решила, чтобы последующие поколения в семье изменщицы страдали из-за её поступка. Муж прабабки через год бросил её с маленькой дочкой и ушёл к другой. Потом она ещё раз вышла замуж — и опять неудачно: второго мужа вскоре убили в драке. У бабки муж погиб в войну, не прожив с ней и двух месяцев, моя мать родилась уже после гибели деда. Мать вышла замуж за моего отца, но, как мне было известно, жили они плохо. Мне, откровенно говоря, в детстве было хорошо, и безрадостным я его назвать никак не могу. Ярким лучом был отец, обожавший своих детей. Но не жену.
Как призналась мне мамаша, она не покупала яд на рынке, как в своё время сказала нам с Андрюшей, а ходила к бабке-колдунье, чтобы снять родовое проклятие. Бабка и дала ей зелье, которое следовало подлить отцу в вино. Бабка говорила, что выпив этого заговорённого зелья, отец перестанет бегать по женщинам. Он и перестал — вообще куда-либо и бегать, и ходить.
Когда мать закончила свой рассказ, я долго молчала. По-глупому умер отец, по-дурацки. Отравился какой-то пакостью. Видите ли, мамаша его от других баб отвадить решила. Но меня интересовал другой вопрос — вдруг во всем этом что-то есть?
— А проклятие-то родовое бабка сняла?
Мамаша опять рассмеялась.
— А вот не знаю, дочка. Не знаю. Что, бросил тебя твой благоверный?
Я внимательно посмотрела на мать. Она не могла знать, замужем ли я или нет — сколько времени она меня не видела. И вообще меня никто ещё не бросал: моего предыдущего убили… а Волошин меня проиграл…
— Дай адрес бабки, — попросила я.
Мать объяснила мне, как к ней проехать, — помнила, несмотря на то, что прошло уже немало времени.
Больше говорить нам было не о чем. Я оставила матери две бутылки бормотухи, вынула из кошелька несколько купюр. На прощание я попросила её никому — совсем никому! — не упоминать, что я к ней заходила.
— Не бойся, — ответила мать. — Не хочешь — не скажу.
— И соседям тоже.
— Я не общаюсь с соседями, — отрезала мать, помолчала и добавила:
— Но ты. заезжай иногда все-таки, Наташа…
Я кивнула. У меня на глаза навернулись слезы, я наклонилась и поцеловала морщинистую щеку. Если бы кто-то увидел нас вместе, никогда не сказал бы, что мы — мать и дочь. Передо мной стояла древняя старуха…
— Ой, подожди! — воскликнула мамаша и полезла в стенной шкаф у двери.
— Что ты ищешь? — спросила я. Мать не отвечала, а выкидывала в коридорчик какое-то тряпьё, наконец она нашла то, что искала. Это была потрёпанная белая папка с завязочками.
— Вот, Наташа, возьми. — Она протянула её мне.
— Что это? — не понимала я и тут же с брезгливостью стряхнула с папки рыжего таракана, показавшегося изнутри.
— Квартира завещана тебе, — сообщила мать. — Я хоть и пьянь подзаборная, но ты же все-таки моя дочь…
Мы обе разрыдались. Я смогла уехать только минут через двадцать, более или менее приведя себя в порядок. Мне было очень жаль оставлять мать, но я обещала ей заехать, как только вернусь в Петербург. Если вернусь. Если она тогда ещё будет жива.
Глава 20
К бабке я не поехала. Посмотрела на часы и решила, что не успею, а звонить дяде Саше и объяснять, что мне нужно задержаться, тоже не следовало.
Зачем, чтобы все остальные меня ждали? Если бы какая срочность… Остатки зелья, которое мать подлила в вино отцу, хранились у меня в рюкзаке с другими вещами, которые сейчас путешествовали в багажном отделении цистерны, — на крайний случай. Я решила, что обойдусь без больших запасов яда, — если что, у дяди Саши найдутся средства для устранения противников. В этом я не сомневалась. Да и вообще мне может не понадобится никого отравлять. Это я так, на всякий случай, беспокоилась. Впитала с молоком матери, что следует делать запасы, потому что завтра может не быть или быть дороже. Кстати, а мамаша грудью-то меня кормила или как? Но это не важно. Почему-то необходимость запасаться всем необходимым надолго вперёд была мною глубоко осознана. Как и быть готовой в любой момент сорваться с места , что уже пошло мне на пользу.
К бабке я решила наведаться по возвращении, если оно вообще состоится.
Разберусь со старой каргой. Обойдусь я без её приворотных и отворотных зелий, а вот за отца она мне ответит. Если, конечно, с нею до моего появления никто не разберётся. Ладно, посмотрим, как карта ляжет. А может, она в состоянии устроить мне сеанс встречи на астральном уровне с моим предыдущим? Тогда я бы ей все простила. Но об этом потом…
Теперь я ехала проститься с Сергеем. Это было последнее мероприятие, запланированное у меня в Питере. Да и что мне ещё туг делать? Поеду в Латвию, оттуда куда-нибудь в Скандинавию, начну новую жизнь… И снова одна. Ну ничего, найдётся какой-нибудь добрый человек, который подберёт бедную девочку. В общем, все равно, кто — раз это не Серёжа.
Я поставила машину за оградой перед неприметной калиточкой — зачем привлекать к себе внимание? Именно поэтому я не пошла через главный вход по центральной аллее, а двинулась по боковым тропинкам. Дорогу я знала хорошо.
Последнюю часть пути следовало двигаться вдоль центральной аллеи — иначе было не пройти к нужному месту. Как вы догадываетесь, Сергей был похоронен на престижном месте. Здесь, на кладбище, есть и свой центр, и свои окраины, Престижные и непрестижные места, свои порядки, правила, уклад.
Неравенство после смерти проявляется так же, как и при жизни: кто-то нашёл последний приют у центральной аллеи, кто-то у самой ограды, кого-то кладут в землю в картонной коробке, кого-то — в хрустальном гробу, кому-то даже не ставят никакой таблички, кому-то воздвигают памятники в натуральную величину, специально заказанные известным скульпторам. Я, естественно, двигалась в сторону коммерческой части кладбища, или престижного центрального района — как вам больше нравится.
Я не знала, хорошо это или плохо, что я одета на этот раз не старушкой, а современной молодой женщиной. С одной стороны, старушка на кладбище привлекла бы меньше внимания, с другой — я ведь шла не на могилку у ограды, а в ту часть, где лежат сильные мира сего, — вернее, бывшие сильные. Кстати, а где родители Сергея? Я об этом раньше никогда не задумывалась. На похоронах их не было.
Может, они давно умерли? Вообще-то он был не питерский, а откуда-то то ли из Свердловска, то ли из Сургута.
Мне стало грустно. Вот ведь как получается: умер человек и никого после него не осталось.
Женат он не был, детей не народил, фирма перешла к двоюродному брату. И почему я, идиотка, не родила от него ребёнка? Память бы осталась… Но, с другой стороны, что бы я сейчас делала с ребёнком? И кто бы из мужиков стал меня содержать? Нет, кто-то, конечно, стал бы, но младенец был бы осложнением.
В это мгновение мне очень захотелось ребёнка от Сергея, вообще впервые в жизни захотелось ребёнка. Вот если бы мой предыдущий воскрес из мёртвых, возродился бы как птица Феникс…
Из раздумий меня вывела спешащая по центральной аллее фигура. Я бросила на неё беглый взгляд — и тут же моя мысль заработала в другую сторону. По центральной аллее к выходу спешил Волошин.
Так, Олег Николаевич, куда же это вы, интересно? Вернее, откуда? Кого навешали? И почему один, а не в сопровождении охраны. Небезопасно одному-то по кладбищам разгуливать, да и вообще где угодно.
Мне, правда, тоже было небезопасно. Но меня вряд ли кто узнает в таком виде. Разве только мать и признала. Я сама себе казалась незнакомкой в зеркале, тем более, в зеленом наряде… Тьфу, как я ненавижу этот цвет. Лягушка какая-то.
Волошин скользнул по мне взглядом — я шла по параллельной аллее, в пяти рядах могил от центральной — и пошёл дальше. Он меня не узнал. Какая-то рыжая девица в зелёных джинсах и пиджаке, причём с широченными плечами. Ну разве кто-то мог сказать, что это Наташа Перепелкина? Да ни в жизнь. Времени мало остаётся до встречи с остальными. Сейчас посижу минут десять-пятнадцать у Сергея да поеду. Не люблю, когда меня кто-нибудь ждёт, и сама терпеть не могу дожидаться кого-нибудь или чего-нибудь.
Я подошла к огромной мраморной плите, возвышавшейся над мраморным надгробием. «Спи спокойно, Серёга, мы тебя не забудем». «Серёге от верных друзей». А сколько здесь было венков когда-то…
Я опустилась на скамеечку и посмотрела на выбитый в мраморе портрет.
Слезы навернулись на глаза. Где ты сейчас, милый? Дура, тут же сказала я себе, ты прекрасно знаешь где. Котлы чистит или в них варится. Не с ангелами же беседует. Хотя я никогда не знала, чего ожидать от моего предыдущего. Он был непредсказуем и способен на такое… Мог выторговать себе место и в раю.
Я смотрела на портрет Сергея и вспоминала, как могли смеяться его глаза, как смотрели на меня с любовью… Как мне тебя. не хватает, Серёжа! Все бы отдала, чтобы тебя вернуть… Свою молодость, красоту, как девушка из восточной притчи, поясняющей, почему восточные женщины закрывают лицо до глаз.
Правда, там героиня пожертвовала своей красотой, чтобы спасти сестру…
Я поняла, что не могу больше смотреть на его портрет. Чтобы не разрыдаться, я опустила глаза и уставилась в одну точку. Какое-то время я, пожалуй, ничего не видела, потом мой взгляд стал осмысленным, и я заметила что-то беленькое в узкой щёлочке практически рядом с землёй. Из мраморной плиты торчал кончик какой-то бумажки. Или это мне кажется? Может, крыша съезжает? Я протянула руку и длинным ногтем потянула за кончик. Из щели показалась тонюсенькая бумажная ленточка длиной сантиметров пять.
Серёга меня услышал? Прислал привет из преисподней? Зовёт в гости? Или на постоянное место жительства? Какие-то идиотские мысли проносились у меня в голове.
Я развернула бумажку. На ней печатными буквами было написано одно слово: «Водолей».
Это ещё что за новости? Кто кому пишет? Серёга из преисподней? Или друзья его предупреждают, кому встречу готовить, котёл почистить?
На всякий случай я быстро огляделась. Черт знает, что это за бумажка и кому она на самом деле адресована. В любом случае, не стоит, чтобы кто-то видел, что я её нашла. А то ещё появятся лишние проблемы. У меня их и так выше крыши.
Вокруг не было ни души, пели птички, лёгкий ветерок слегка трогал кроны деревьев. Я сложила бумажку точно так же, как было вначале, всунула её в щель и стала осматривать землю вокруг могилы.
Дождя давно не было, так что грунт был сухим, и следов на нем не было видно. Приехала бы на пять минут пораньше, увидела бы, откуда шёл Волошин. Меня раздирало чисто женское любопытство. С моим предыдущим они были знакомы.
Но с другой стороны, сколько тут бывших знакомых Волошина лежит? Да каждый второй. К кому угодно мог заезжать. Вот только зачем? Сентиментальностью Олег Николаевич никогда не отличался. Он мог присутствовать на чьих-то похоронах, но ничего подобного в это время не происходило. Оставался один возможный вариант — деловая встреча. Но вот с кем? Кто мог назначить Волошину деловую встречу на кладбище? Или он сам кому?
Я опять погрузилась в раздумья, из которых на этот раз меня вывел весьма специфический запах перегара. Я подняла голову. Справа на тропинке стоял потрёпанный, давно не бритый мужичонка со свисавшей изо рта «беломориной».
Это ещё кто такой? У меня в голове промелькнуло множество мыслей.
Кстати, нашёлся ещё один возможный ответ на мучивший меня вопрос: Волошин мог встречаться с могильщиком. Ну например, чтобы попросить устроить кому-то «двойное дно». Только не стал бы Волошин сам об этом договариваться.
Я глядела на мужичонку, он — на меня. Я не произносила ни звука, не представляя, что сказать, да и вообще стоило ли начинать с ним разговор?
Мужичонка первым нарушил молчание.
— Все ходишь к нему, — заявил он. — Сильно, знать, любила.
Мужичонка констатировал факты, а не задавал вопросы. Он что, тоже меня узнал? Но я-то его видела впервые. Я решила разобраться.
— А вы тут часто бываете? — поинтересовалась я.
— Каждый день, — ответил он и попросил:
— Можно я присяду с тобой? Ноги чегой-то побаливают. К дождю, наверное. У меня всегда перед дождём болят.
— Садитесь, — разрешила я.
Почему-то мне не хотелось прогонять его. Жалкий он был какой-то. Не могу объяснить, но у меня что-то шевельнулось в душе при виде этой человеческой особи. Помочь ему как-то захотелось. Хоть что-то доброе для него сделать. С виду совсем опустившийся, бомж, но каким-то непонятным образом располагал к себе.
Может, что про Волошина скажет? Видел, наверное, куда тот ходил. Если, конечно, Олег Николаевич не с этим типом встречался. И не по мою душу.
— Спасибо, дочка, — заявил мужичонка, опускаясь на край скамеечки. Он старался меня не запачкать. — Вот ведь ты какая: тебе ведь неприятно, а все равно разрешила. Эх, все мы — люди, все мы — человеки. Я сказал, что у меня ноги болят, и ты меня пожалела. Выпить хочешь?
Я покачала головой. Выпить мне совсем не хотелось, тем более я была за рулём, но вот нос заткнуть желание не оставляло, правда, я мужественно держалась, чтобы не обидеть мужичка.
— Меня Николаем зовут, — представился мой новый знакомый.
— Наташа, — выпалила я, а потом тут же. пожалела: может, стоило как-то по-другому назваться?
— А я вот выпью, Наташа, — сказал Николай, извлекая початую бутылку из внутреннего кармана потрёпанного, далеко не первой свежести пиджачка. — Твоё здоровье.
Дядя Коля отвинтил пробку, отхлебнул из горла, вытер грязным рукавом рот, аккуратненько закрутил пробку и убрал бутылку.
— Часто, часто ты у него бываешь, — кивнул дядя Коля на портрет моего предыдущего, выбитый в мраморе. — Красивый мужик.
— Был красивый, — поправила я, думая, что в пепле, оставшемся от Сергея, его никто никогда не узнал бы.
В бумагах, оставшихся после него в сейфе, нашли завещание. То ли Сергей предчувствовал свою смерть, то ли последовал примеру западных бизнесменов, уже в относительно молодом возрасте составляющих завещания. Одним словом, он просил себя кремировать, мотивируя это тем, что не хочет, чтобы его телом питались черви, всегда вызывавшие у него отвращение.
— Нового-то пока не завела? — продолжал задавать вопросы дядя Коля.
— Такого, как он, больше никогда не будет, — ответила я, удивляясь сама себе: откровенничаю с каким-то бомжом, но почему бы и нет? Выговориться-то кому-то надо.
И тут меня понесло. Я рассказала дяде Коле, что была просто круглой дурой, не ценила свои отношения с моим предыдущим, не ценила его самого. Имеем — не храним, потеряем — плачем, но тут уже никакими слезами горю не поможешь.
Все, кто встретился мне на пути после Сергея, не ищи с ним ни в какое сравнение, но это я только теперь поняла. Мне никто не нужен, кроме него, а его больше нет…
Николай слушал очень внимательно, не перебивая, давая мне выговориться.
Слезы текли у меня по щекам ручьём, я совсем забыла о том, что меня ждут полковник Никитин, Марис, Вахтанг и прочая компания. Мне было не до них. Я отдала бы все на свете, чтобы вернуть Сергея.
— Эх, Наталья, Наталья, — вздохнул дядя Коля, когда поток речей, лившийся из меня, немного иссяк, он снова извлёк из внутреннего кармана бутылку. — Точно не будешь? — Я покачала головой, хотя теперь мне уже хотелось выпить. — За твоего. И за вашу любовь.
— За упокой души тогда, — поправила я.
— Нет, Наталья, — сказал дядя Коля. — Для тебя он жив. И ты его до сих пор любишь. За вашу любовь.
Я решила, что Николай уже здорово принял, к тому же это явно наложилось на старые дрожжи — ну что, дело житейское. Мне стало полегче: выговорилась кому-то. Я пожалела, что отдала мамаше всю выпивку, мне очень хотелось чем-то угостить Николая.
— Я уезжаю, — внезапно выпалила я. — Наверное, надолго. Не знаю точно, насколько. Я ведь к нему попрощаться пришла. Вы… присмотрите за могилой, пока меня нет? Я вам заплачу.
Я полезла в сумочку, извлекла кошелёк и уже собиралась достать несколько купюр, но Николай меня остановил.
— Не надо, Наталья, — покачал он головой. — Не надо мне от тебя денег.
Я и так присмотрю. Просто так. Ради тебя. Потому что есть такие женщины. Такие, как ты. Ты — молодая, красивая, небось мужики вокруг роятся, а ты все его любишь, Его уже год почти как на свете нет, и у тебя нет надежды его когда-то снова увидеть… Не возьму денег. Я все равно тут каждый день. Приходить буду и тебя вспоминать. А вернёшься, вот тогда и бутылку мне поставишь.
Неужели отказывается от денег? Я не верила своим ушам. Опустившийся, спившийся мужичонка, кладбищенский бомж, а так говорит… Есть такие женщины, как я… Я могла бы добавить, что есть такие люди, как дядя Коля. Интересно, кем он был раньше? Как тут оказался? Что произошло у него в жизни?
Я все-таки протянула ему полтинник.
— Выпейте за меня, дядя Коля. Пожалуйста. И за упокой. Хорошо?
Николай понял, что обидит меня, если не возьмёт денег, и взял. Подумать только: расшаркиваемся друг перед другом с каким-то бомжом…
Внезапно у меня зазвонила трубка сотового телефона. Это звонил дядя Саша: они уже беспокоятся. Я Сказала, что выезжаю, что все в порядке, просто немного задержалась.
— Тебя уже ждут, Наташа? — посмотрел на меня Николай. Я кивнула.
— Я тебя провожу до ворот?
Я опять кивнула и сказала, что поставила машину у боковой калитки.
Николай, конечно, знал эту калитку, потому что сам главным входом не пользовался. Мы встали и направились к ней.
Стоило нам сделать несколько шагов, как увидели мужчину, внешность которого показалась мне очень знакомой. Ему было лет пятьдесят, блондин с холодными голубыми глазами. Высокий, подтянутый, изысканно одетый, он чем-то напоминал викинга — так, как я их себе представляла. Он довольно быстро шёл по центральной аллее и уже завернул к коммерческой площадке, с которой выходили мы с дядей Колей. Холёный мужчина бросил на нас удивлённый взгляд.
Наверное, мы с Николаем смотрелись весьма странно: хорошо одетая молодая девица и спившийся бомж, достающий мне только до плеча. Я благоухала «Клима», дядя Коля — перегаром. Тем не менее мы с ним шли рядышком и мило беседовали как закадычные друзья.
Викинг посторонился, пропуская нас, и пошёл дальше по той же тропинке.
Ну где же я его видела? Я оглянулась — и встретилась со взглядом холодных голубых глаз. Мы одновременно отвернулись.
— А этот часто тут бывает? — поинтересовалась я у дяди Коли.
— Первый раз вижу, — ответил он. — Сегодня ещё один был, прямо перед твоим приходом.
Я поняла, что он имеет в виду Волошина, про которого я совсем забыла, углубившись в воспоминания о своём предыдущем.
— Оглянитесь, пожалуйста, — попросила я Николая. — К кому этот пришёл?
— А сама чего?
— Да как-то… — промямлила я, но все-таки посмотрела назад.
Викинг примостился на той же скамеечке, где только что беседовали мы с Николаем. Он не смотрел назад, а сидел, как и я совсем недавно, уставившись на портрет.
Я на мгновение остановилась. Черт побери, кто же это? Один из бывших партнёров Сергея? Друг? Но друзей я всех знала, да и по возрасту они не очень-то друг другу подходили: Сергею было бы сейчас всего тридцать три… Но все-таки я его определённо где-то видела. А значит, и он мог видеть меня. И может быть, узнал, несмотря на мой наряд, как, например, дядя Коля.
А если предположить, что эти люди мне встретились не случайно. Нет, такого не может быть. Дядя Коля кладбищенский бомж. Но кем он был раньше? Нет, все равно не может быть. И кто же такой Викинг? Где-то, где-то мы раньше пересекались…
— Дядя Коля, а как вы меня узнали? — Я решила разобраться с вопросом. — Я ведь сегодня…
— Рыжая? — усмехнулся дядя .Коля. — А ты только одна к нему ходишь. Уже год ходишь. Я один раз уже хотел к тебе подойти, месяца два назад, да ты быстро ушла. Другая-то откуда взялась бы? Ну сама подумай. А то, что ты сегодня рыжая… Я разок взглянул, другой… Хоть и волосы другие, а разговариваешь ты с ним точно так же и плачешь так же… Ну какая другая?
Я кивнула. Ход мыслей Николая был мне понятен. Но вдруг признает кто-то ещё? Может, стоило все-таки старухой нарядиться? Ладно, все равно уже поздно. Я решила выяснить про Волошина.
— А к кому тот, первый, приходил?
— Тоже где-то здесь сидел, — пожал плечами дядя Коля. — На этой площадке.
— А где точно, не вспомните?
— Надо тогда отойти по аллейке туда, где я стоял… Да только этот теперь сидит, — дядя Коля кивнул головой назад. — Тебе это так важно?
Я задумалась. Нет, пожалуй, мне было необязательно знать, к кому приходил Волошин. Но с другой стороны, записка, вставленная в щель в надгробии… Мог ли её оставить Волошин? Викингу? Но зачем? Все-таки я должна была узнать, не использует ли Олег Николаевич надгробие моего предыдущего для передачи посланий.
— Важно, — твёрдо ответила я дяде Коле.
— Тогда поворачиваем, назад..
— Знаете что? — пришла мне в голову мысль. — Я постою вот здесь, под деревьями, вас подожду. Не хочу снова этому мужику на глаза показываться. А вы сходите, ладно? И скажете мне. Хорошо, дядя Коля? Ну пожалуйста!
Я просяще посмотрела на него. Николай сказал, что делает это только ради меня, ещё отхлебнул из своей бутылки и отправился назад. Я скрылась в зарослях кустов и деревьев — так, чтобы с центральной аллеи меня было невозможно рассмотреть. Дядя Коля ушёл.
Я уже начала беспокоиться, что он не вернётся. Ну зачем я ему сдалась?
Поговорил после выпивки, полтинник получил, что ещё надо? Я раздумывала, идти ли мне к машине или все-таки ещё подождать. Больше всего не хотелось вновь столкнуться с Викингом. На всякий случай я украдкой выглянула из-за куста — и очень кстати: по центральной аллее как раз шёл Викинг. В отдалении мелькнул дядя Коля. Пережидал, наверное..
Викинг был хмур, по сторонам не смотрел.
Как только он скрылся из виду, Николай выскочил из-за какого-то куста и посеменил к зарослям, где пряталась я.
— Дождалась? Молодец, Наташа. Понимаешь, не хотел у этого перед глазами мелькать, — он кивнул в том направлении, куда скрылся Викинг. — Он так на меня зыркнул… ругаться не стал, правда… Наверное, понимает, что место не то…
— А что он делал? — перебила я Николая.
— То есть как что? — не понял мой новый приятель.
— Ну в смысле… — Я сомневалась: говорить дяде Коле про найденную записку или нет, потом решила, что этого делать не следует. Бомж может разрушить хорошо отлаженный механизм, только вот что это за механизм?
— Просто посидел на скамеечке, — сообщил дядя Коля. — Как ты… Ну не совсем как ты… Он с ним не разговаривал, слез не лил. Посидел и ушёл. А ты его знаешь?
Я покачала головой.
— А первый, пожалуй, на соседней могиле был, — продолжал Николай. — Но неуверен я, дочка. Но кажется, на соседней.
Я уже собиралась пойти назад, чтобы проверить, где все-таки был Волошин и осталась ли записка там, где я её нашла, но у меня вновь зазвонил телефон.
Дядя Саша наорал на меня и велел немедленно ехать. Меня все ждут.
— Оставь мне свой номер телефона, дочка, — вдруг попросил дядя Коля. — Мало ли что…
Я не представляла, что могло случиться, что могло бы заставить дядю Колю, кладбищенского бомжа, звонить мне на сотовый телефон. Повинуясь минутному порыву, я вырвала из блокнота листок, правда, написала я на нем номер телефона дяди Саши, не объясняя, почему у меня своего нет. Пусть, если что, полковник Никитин разбирается с возникшими проблемами. А если бомж вдруг решит кому продать информацию, то покупатели получат господина Никитина или ещё кого-нибудь из его «конторы». Правда, предупредить надо будет кагэбэшника дядю Сашу, что мне может позвонить бомж дядя Коля. Хорошие у меня знакомые.
Наконец мы приблизились к ограде, но пока ещё оставались за очередными зарослями кустов.
— Дай-ка я первый выгляну, — почему-то шёпотом сказал Николай.
— А что?..
— Тс-с! — прижал он палец к губам. — Бережёного Бог бережёт.
Я пожала плечами и осталась в укрытии. Николай провёл рекогносцировку и вернулся, внимательно посмотрел на меня и спросил:
— У тебя серая иностранная машина?
Я кивнула.
— За ней, метрах в тридцати стоит другая иностранная. Новая. Чёрная. С тонированными стёклами. Водителя и пассажира, в общем, немного разглядеть можно…
— Викинг? — перебила я. Николай покачал головой.
— Нет, дочка, не Викинг. Братва.
Я застыла на месте, потом уточнила:
— Вы уверены?
— Пройдём вон сюда. — Дядя Коля повёл меня вокруг кустов. — Сейчас сзади выглянешь. Только осторожней.
Он был прав: за моей старенькой «бээмвэшкой» пристроился «форд-скорпио». Пока мы глядели на них, на другой стороне притормозила темно-синяя «вольво», тоже с тонированными стёклами. Стекло у водительского места поползло вниз, показалась бандитская рожа с типичной стрижкой, помахала «форду». Я не сомневалась, что эта достойная встреча приготовлена мне.
Зачем, чтобы все остальные меня ждали? Если бы какая срочность… Остатки зелья, которое мать подлила в вино отцу, хранились у меня в рюкзаке с другими вещами, которые сейчас путешествовали в багажном отделении цистерны, — на крайний случай. Я решила, что обойдусь без больших запасов яда, — если что, у дяди Саши найдутся средства для устранения противников. В этом я не сомневалась. Да и вообще мне может не понадобится никого отравлять. Это я так, на всякий случай, беспокоилась. Впитала с молоком матери, что следует делать запасы, потому что завтра может не быть или быть дороже. Кстати, а мамаша грудью-то меня кормила или как? Но это не важно. Почему-то необходимость запасаться всем необходимым надолго вперёд была мною глубоко осознана. Как и быть готовой в любой момент сорваться с места , что уже пошло мне на пользу.
К бабке я решила наведаться по возвращении, если оно вообще состоится.
Разберусь со старой каргой. Обойдусь я без её приворотных и отворотных зелий, а вот за отца она мне ответит. Если, конечно, с нею до моего появления никто не разберётся. Ладно, посмотрим, как карта ляжет. А может, она в состоянии устроить мне сеанс встречи на астральном уровне с моим предыдущим? Тогда я бы ей все простила. Но об этом потом…
Теперь я ехала проститься с Сергеем. Это было последнее мероприятие, запланированное у меня в Питере. Да и что мне ещё туг делать? Поеду в Латвию, оттуда куда-нибудь в Скандинавию, начну новую жизнь… И снова одна. Ну ничего, найдётся какой-нибудь добрый человек, который подберёт бедную девочку. В общем, все равно, кто — раз это не Серёжа.
Я поставила машину за оградой перед неприметной калиточкой — зачем привлекать к себе внимание? Именно поэтому я не пошла через главный вход по центральной аллее, а двинулась по боковым тропинкам. Дорогу я знала хорошо.
Последнюю часть пути следовало двигаться вдоль центральной аллеи — иначе было не пройти к нужному месту. Как вы догадываетесь, Сергей был похоронен на престижном месте. Здесь, на кладбище, есть и свой центр, и свои окраины, Престижные и непрестижные места, свои порядки, правила, уклад.
Неравенство после смерти проявляется так же, как и при жизни: кто-то нашёл последний приют у центральной аллеи, кто-то у самой ограды, кого-то кладут в землю в картонной коробке, кого-то — в хрустальном гробу, кому-то даже не ставят никакой таблички, кому-то воздвигают памятники в натуральную величину, специально заказанные известным скульпторам. Я, естественно, двигалась в сторону коммерческой части кладбища, или престижного центрального района — как вам больше нравится.
Я не знала, хорошо это или плохо, что я одета на этот раз не старушкой, а современной молодой женщиной. С одной стороны, старушка на кладбище привлекла бы меньше внимания, с другой — я ведь шла не на могилку у ограды, а в ту часть, где лежат сильные мира сего, — вернее, бывшие сильные. Кстати, а где родители Сергея? Я об этом раньше никогда не задумывалась. На похоронах их не было.
Может, они давно умерли? Вообще-то он был не питерский, а откуда-то то ли из Свердловска, то ли из Сургута.
Мне стало грустно. Вот ведь как получается: умер человек и никого после него не осталось.
Женат он не был, детей не народил, фирма перешла к двоюродному брату. И почему я, идиотка, не родила от него ребёнка? Память бы осталась… Но, с другой стороны, что бы я сейчас делала с ребёнком? И кто бы из мужиков стал меня содержать? Нет, кто-то, конечно, стал бы, но младенец был бы осложнением.
В это мгновение мне очень захотелось ребёнка от Сергея, вообще впервые в жизни захотелось ребёнка. Вот если бы мой предыдущий воскрес из мёртвых, возродился бы как птица Феникс…
Из раздумий меня вывела спешащая по центральной аллее фигура. Я бросила на неё беглый взгляд — и тут же моя мысль заработала в другую сторону. По центральной аллее к выходу спешил Волошин.
Так, Олег Николаевич, куда же это вы, интересно? Вернее, откуда? Кого навешали? И почему один, а не в сопровождении охраны. Небезопасно одному-то по кладбищам разгуливать, да и вообще где угодно.
Мне, правда, тоже было небезопасно. Но меня вряд ли кто узнает в таком виде. Разве только мать и признала. Я сама себе казалась незнакомкой в зеркале, тем более, в зеленом наряде… Тьфу, как я ненавижу этот цвет. Лягушка какая-то.
Волошин скользнул по мне взглядом — я шла по параллельной аллее, в пяти рядах могил от центральной — и пошёл дальше. Он меня не узнал. Какая-то рыжая девица в зелёных джинсах и пиджаке, причём с широченными плечами. Ну разве кто-то мог сказать, что это Наташа Перепелкина? Да ни в жизнь. Времени мало остаётся до встречи с остальными. Сейчас посижу минут десять-пятнадцать у Сергея да поеду. Не люблю, когда меня кто-нибудь ждёт, и сама терпеть не могу дожидаться кого-нибудь или чего-нибудь.
Я подошла к огромной мраморной плите, возвышавшейся над мраморным надгробием. «Спи спокойно, Серёга, мы тебя не забудем». «Серёге от верных друзей». А сколько здесь было венков когда-то…
Я опустилась на скамеечку и посмотрела на выбитый в мраморе портрет.
Слезы навернулись на глаза. Где ты сейчас, милый? Дура, тут же сказала я себе, ты прекрасно знаешь где. Котлы чистит или в них варится. Не с ангелами же беседует. Хотя я никогда не знала, чего ожидать от моего предыдущего. Он был непредсказуем и способен на такое… Мог выторговать себе место и в раю.
Я смотрела на портрет Сергея и вспоминала, как могли смеяться его глаза, как смотрели на меня с любовью… Как мне тебя. не хватает, Серёжа! Все бы отдала, чтобы тебя вернуть… Свою молодость, красоту, как девушка из восточной притчи, поясняющей, почему восточные женщины закрывают лицо до глаз.
Правда, там героиня пожертвовала своей красотой, чтобы спасти сестру…
Я поняла, что не могу больше смотреть на его портрет. Чтобы не разрыдаться, я опустила глаза и уставилась в одну точку. Какое-то время я, пожалуй, ничего не видела, потом мой взгляд стал осмысленным, и я заметила что-то беленькое в узкой щёлочке практически рядом с землёй. Из мраморной плиты торчал кончик какой-то бумажки. Или это мне кажется? Может, крыша съезжает? Я протянула руку и длинным ногтем потянула за кончик. Из щели показалась тонюсенькая бумажная ленточка длиной сантиметров пять.
Серёга меня услышал? Прислал привет из преисподней? Зовёт в гости? Или на постоянное место жительства? Какие-то идиотские мысли проносились у меня в голове.
Я развернула бумажку. На ней печатными буквами было написано одно слово: «Водолей».
Это ещё что за новости? Кто кому пишет? Серёга из преисподней? Или друзья его предупреждают, кому встречу готовить, котёл почистить?
На всякий случай я быстро огляделась. Черт знает, что это за бумажка и кому она на самом деле адресована. В любом случае, не стоит, чтобы кто-то видел, что я её нашла. А то ещё появятся лишние проблемы. У меня их и так выше крыши.
Вокруг не было ни души, пели птички, лёгкий ветерок слегка трогал кроны деревьев. Я сложила бумажку точно так же, как было вначале, всунула её в щель и стала осматривать землю вокруг могилы.
Дождя давно не было, так что грунт был сухим, и следов на нем не было видно. Приехала бы на пять минут пораньше, увидела бы, откуда шёл Волошин. Меня раздирало чисто женское любопытство. С моим предыдущим они были знакомы.
Но с другой стороны, сколько тут бывших знакомых Волошина лежит? Да каждый второй. К кому угодно мог заезжать. Вот только зачем? Сентиментальностью Олег Николаевич никогда не отличался. Он мог присутствовать на чьих-то похоронах, но ничего подобного в это время не происходило. Оставался один возможный вариант — деловая встреча. Но вот с кем? Кто мог назначить Волошину деловую встречу на кладбище? Или он сам кому?
Я опять погрузилась в раздумья, из которых на этот раз меня вывел весьма специфический запах перегара. Я подняла голову. Справа на тропинке стоял потрёпанный, давно не бритый мужичонка со свисавшей изо рта «беломориной».
Это ещё кто такой? У меня в голове промелькнуло множество мыслей.
Кстати, нашёлся ещё один возможный ответ на мучивший меня вопрос: Волошин мог встречаться с могильщиком. Ну например, чтобы попросить устроить кому-то «двойное дно». Только не стал бы Волошин сам об этом договариваться.
Я глядела на мужичонку, он — на меня. Я не произносила ни звука, не представляя, что сказать, да и вообще стоило ли начинать с ним разговор?
Мужичонка первым нарушил молчание.
— Все ходишь к нему, — заявил он. — Сильно, знать, любила.
Мужичонка констатировал факты, а не задавал вопросы. Он что, тоже меня узнал? Но я-то его видела впервые. Я решила разобраться.
— А вы тут часто бываете? — поинтересовалась я.
— Каждый день, — ответил он и попросил:
— Можно я присяду с тобой? Ноги чегой-то побаливают. К дождю, наверное. У меня всегда перед дождём болят.
— Садитесь, — разрешила я.
Почему-то мне не хотелось прогонять его. Жалкий он был какой-то. Не могу объяснить, но у меня что-то шевельнулось в душе при виде этой человеческой особи. Помочь ему как-то захотелось. Хоть что-то доброе для него сделать. С виду совсем опустившийся, бомж, но каким-то непонятным образом располагал к себе.
Может, что про Волошина скажет? Видел, наверное, куда тот ходил. Если, конечно, Олег Николаевич не с этим типом встречался. И не по мою душу.
— Спасибо, дочка, — заявил мужичонка, опускаясь на край скамеечки. Он старался меня не запачкать. — Вот ведь ты какая: тебе ведь неприятно, а все равно разрешила. Эх, все мы — люди, все мы — человеки. Я сказал, что у меня ноги болят, и ты меня пожалела. Выпить хочешь?
Я покачала головой. Выпить мне совсем не хотелось, тем более я была за рулём, но вот нос заткнуть желание не оставляло, правда, я мужественно держалась, чтобы не обидеть мужичка.
— Меня Николаем зовут, — представился мой новый знакомый.
— Наташа, — выпалила я, а потом тут же. пожалела: может, стоило как-то по-другому назваться?
— А я вот выпью, Наташа, — сказал Николай, извлекая початую бутылку из внутреннего кармана потрёпанного, далеко не первой свежести пиджачка. — Твоё здоровье.
Дядя Коля отвинтил пробку, отхлебнул из горла, вытер грязным рукавом рот, аккуратненько закрутил пробку и убрал бутылку.
— Часто, часто ты у него бываешь, — кивнул дядя Коля на портрет моего предыдущего, выбитый в мраморе. — Красивый мужик.
— Был красивый, — поправила я, думая, что в пепле, оставшемся от Сергея, его никто никогда не узнал бы.
В бумагах, оставшихся после него в сейфе, нашли завещание. То ли Сергей предчувствовал свою смерть, то ли последовал примеру западных бизнесменов, уже в относительно молодом возрасте составляющих завещания. Одним словом, он просил себя кремировать, мотивируя это тем, что не хочет, чтобы его телом питались черви, всегда вызывавшие у него отвращение.
— Нового-то пока не завела? — продолжал задавать вопросы дядя Коля.
— Такого, как он, больше никогда не будет, — ответила я, удивляясь сама себе: откровенничаю с каким-то бомжом, но почему бы и нет? Выговориться-то кому-то надо.
И тут меня понесло. Я рассказала дяде Коле, что была просто круглой дурой, не ценила свои отношения с моим предыдущим, не ценила его самого. Имеем — не храним, потеряем — плачем, но тут уже никакими слезами горю не поможешь.
Все, кто встретился мне на пути после Сергея, не ищи с ним ни в какое сравнение, но это я только теперь поняла. Мне никто не нужен, кроме него, а его больше нет…
Николай слушал очень внимательно, не перебивая, давая мне выговориться.
Слезы текли у меня по щекам ручьём, я совсем забыла о том, что меня ждут полковник Никитин, Марис, Вахтанг и прочая компания. Мне было не до них. Я отдала бы все на свете, чтобы вернуть Сергея.
— Эх, Наталья, Наталья, — вздохнул дядя Коля, когда поток речей, лившийся из меня, немного иссяк, он снова извлёк из внутреннего кармана бутылку. — Точно не будешь? — Я покачала головой, хотя теперь мне уже хотелось выпить. — За твоего. И за вашу любовь.
— За упокой души тогда, — поправила я.
— Нет, Наталья, — сказал дядя Коля. — Для тебя он жив. И ты его до сих пор любишь. За вашу любовь.
Я решила, что Николай уже здорово принял, к тому же это явно наложилось на старые дрожжи — ну что, дело житейское. Мне стало полегче: выговорилась кому-то. Я пожалела, что отдала мамаше всю выпивку, мне очень хотелось чем-то угостить Николая.
— Я уезжаю, — внезапно выпалила я. — Наверное, надолго. Не знаю точно, насколько. Я ведь к нему попрощаться пришла. Вы… присмотрите за могилой, пока меня нет? Я вам заплачу.
Я полезла в сумочку, извлекла кошелёк и уже собиралась достать несколько купюр, но Николай меня остановил.
— Не надо, Наталья, — покачал он головой. — Не надо мне от тебя денег.
Я и так присмотрю. Просто так. Ради тебя. Потому что есть такие женщины. Такие, как ты. Ты — молодая, красивая, небось мужики вокруг роятся, а ты все его любишь, Его уже год почти как на свете нет, и у тебя нет надежды его когда-то снова увидеть… Не возьму денег. Я все равно тут каждый день. Приходить буду и тебя вспоминать. А вернёшься, вот тогда и бутылку мне поставишь.
Неужели отказывается от денег? Я не верила своим ушам. Опустившийся, спившийся мужичонка, кладбищенский бомж, а так говорит… Есть такие женщины, как я… Я могла бы добавить, что есть такие люди, как дядя Коля. Интересно, кем он был раньше? Как тут оказался? Что произошло у него в жизни?
Я все-таки протянула ему полтинник.
— Выпейте за меня, дядя Коля. Пожалуйста. И за упокой. Хорошо?
Николай понял, что обидит меня, если не возьмёт денег, и взял. Подумать только: расшаркиваемся друг перед другом с каким-то бомжом…
Внезапно у меня зазвонила трубка сотового телефона. Это звонил дядя Саша: они уже беспокоятся. Я Сказала, что выезжаю, что все в порядке, просто немного задержалась.
— Тебя уже ждут, Наташа? — посмотрел на меня Николай. Я кивнула.
— Я тебя провожу до ворот?
Я опять кивнула и сказала, что поставила машину у боковой калитки.
Николай, конечно, знал эту калитку, потому что сам главным входом не пользовался. Мы встали и направились к ней.
Стоило нам сделать несколько шагов, как увидели мужчину, внешность которого показалась мне очень знакомой. Ему было лет пятьдесят, блондин с холодными голубыми глазами. Высокий, подтянутый, изысканно одетый, он чем-то напоминал викинга — так, как я их себе представляла. Он довольно быстро шёл по центральной аллее и уже завернул к коммерческой площадке, с которой выходили мы с дядей Колей. Холёный мужчина бросил на нас удивлённый взгляд.
Наверное, мы с Николаем смотрелись весьма странно: хорошо одетая молодая девица и спившийся бомж, достающий мне только до плеча. Я благоухала «Клима», дядя Коля — перегаром. Тем не менее мы с ним шли рядышком и мило беседовали как закадычные друзья.
Викинг посторонился, пропуская нас, и пошёл дальше по той же тропинке.
Ну где же я его видела? Я оглянулась — и встретилась со взглядом холодных голубых глаз. Мы одновременно отвернулись.
— А этот часто тут бывает? — поинтересовалась я у дяди Коли.
— Первый раз вижу, — ответил он. — Сегодня ещё один был, прямо перед твоим приходом.
Я поняла, что он имеет в виду Волошина, про которого я совсем забыла, углубившись в воспоминания о своём предыдущем.
— Оглянитесь, пожалуйста, — попросила я Николая. — К кому этот пришёл?
— А сама чего?
— Да как-то… — промямлила я, но все-таки посмотрела назад.
Викинг примостился на той же скамеечке, где только что беседовали мы с Николаем. Он не смотрел назад, а сидел, как и я совсем недавно, уставившись на портрет.
Я на мгновение остановилась. Черт побери, кто же это? Один из бывших партнёров Сергея? Друг? Но друзей я всех знала, да и по возрасту они не очень-то друг другу подходили: Сергею было бы сейчас всего тридцать три… Но все-таки я его определённо где-то видела. А значит, и он мог видеть меня. И может быть, узнал, несмотря на мой наряд, как, например, дядя Коля.
А если предположить, что эти люди мне встретились не случайно. Нет, такого не может быть. Дядя Коля кладбищенский бомж. Но кем он был раньше? Нет, все равно не может быть. И кто же такой Викинг? Где-то, где-то мы раньше пересекались…
— Дядя Коля, а как вы меня узнали? — Я решила разобраться с вопросом. — Я ведь сегодня…
— Рыжая? — усмехнулся дядя .Коля. — А ты только одна к нему ходишь. Уже год ходишь. Я один раз уже хотел к тебе подойти, месяца два назад, да ты быстро ушла. Другая-то откуда взялась бы? Ну сама подумай. А то, что ты сегодня рыжая… Я разок взглянул, другой… Хоть и волосы другие, а разговариваешь ты с ним точно так же и плачешь так же… Ну какая другая?
Я кивнула. Ход мыслей Николая был мне понятен. Но вдруг признает кто-то ещё? Может, стоило все-таки старухой нарядиться? Ладно, все равно уже поздно. Я решила выяснить про Волошина.
— А к кому тот, первый, приходил?
— Тоже где-то здесь сидел, — пожал плечами дядя Коля. — На этой площадке.
— А где точно, не вспомните?
— Надо тогда отойти по аллейке туда, где я стоял… Да только этот теперь сидит, — дядя Коля кивнул головой назад. — Тебе это так важно?
Я задумалась. Нет, пожалуй, мне было необязательно знать, к кому приходил Волошин. Но с другой стороны, записка, вставленная в щель в надгробии… Мог ли её оставить Волошин? Викингу? Но зачем? Все-таки я должна была узнать, не использует ли Олег Николаевич надгробие моего предыдущего для передачи посланий.
— Важно, — твёрдо ответила я дяде Коле.
— Тогда поворачиваем, назад..
— Знаете что? — пришла мне в голову мысль. — Я постою вот здесь, под деревьями, вас подожду. Не хочу снова этому мужику на глаза показываться. А вы сходите, ладно? И скажете мне. Хорошо, дядя Коля? Ну пожалуйста!
Я просяще посмотрела на него. Николай сказал, что делает это только ради меня, ещё отхлебнул из своей бутылки и отправился назад. Я скрылась в зарослях кустов и деревьев — так, чтобы с центральной аллеи меня было невозможно рассмотреть. Дядя Коля ушёл.
Я уже начала беспокоиться, что он не вернётся. Ну зачем я ему сдалась?
Поговорил после выпивки, полтинник получил, что ещё надо? Я раздумывала, идти ли мне к машине или все-таки ещё подождать. Больше всего не хотелось вновь столкнуться с Викингом. На всякий случай я украдкой выглянула из-за куста — и очень кстати: по центральной аллее как раз шёл Викинг. В отдалении мелькнул дядя Коля. Пережидал, наверное..
Викинг был хмур, по сторонам не смотрел.
Как только он скрылся из виду, Николай выскочил из-за какого-то куста и посеменил к зарослям, где пряталась я.
— Дождалась? Молодец, Наташа. Понимаешь, не хотел у этого перед глазами мелькать, — он кивнул в том направлении, куда скрылся Викинг. — Он так на меня зыркнул… ругаться не стал, правда… Наверное, понимает, что место не то…
— А что он делал? — перебила я Николая.
— То есть как что? — не понял мой новый приятель.
— Ну в смысле… — Я сомневалась: говорить дяде Коле про найденную записку или нет, потом решила, что этого делать не следует. Бомж может разрушить хорошо отлаженный механизм, только вот что это за механизм?
— Просто посидел на скамеечке, — сообщил дядя Коля. — Как ты… Ну не совсем как ты… Он с ним не разговаривал, слез не лил. Посидел и ушёл. А ты его знаешь?
Я покачала головой.
— А первый, пожалуй, на соседней могиле был, — продолжал Николай. — Но неуверен я, дочка. Но кажется, на соседней.
Я уже собиралась пойти назад, чтобы проверить, где все-таки был Волошин и осталась ли записка там, где я её нашла, но у меня вновь зазвонил телефон.
Дядя Саша наорал на меня и велел немедленно ехать. Меня все ждут.
— Оставь мне свой номер телефона, дочка, — вдруг попросил дядя Коля. — Мало ли что…
Я не представляла, что могло случиться, что могло бы заставить дядю Колю, кладбищенского бомжа, звонить мне на сотовый телефон. Повинуясь минутному порыву, я вырвала из блокнота листок, правда, написала я на нем номер телефона дяди Саши, не объясняя, почему у меня своего нет. Пусть, если что, полковник Никитин разбирается с возникшими проблемами. А если бомж вдруг решит кому продать информацию, то покупатели получат господина Никитина или ещё кого-нибудь из его «конторы». Правда, предупредить надо будет кагэбэшника дядю Сашу, что мне может позвонить бомж дядя Коля. Хорошие у меня знакомые.
Наконец мы приблизились к ограде, но пока ещё оставались за очередными зарослями кустов.
— Дай-ка я первый выгляну, — почему-то шёпотом сказал Николай.
— А что?..
— Тс-с! — прижал он палец к губам. — Бережёного Бог бережёт.
Я пожала плечами и осталась в укрытии. Николай провёл рекогносцировку и вернулся, внимательно посмотрел на меня и спросил:
— У тебя серая иностранная машина?
Я кивнула.
— За ней, метрах в тридцати стоит другая иностранная. Новая. Чёрная. С тонированными стёклами. Водителя и пассажира, в общем, немного разглядеть можно…
— Викинг? — перебила я. Николай покачал головой.
— Нет, дочка, не Викинг. Братва.
Я застыла на месте, потом уточнила:
— Вы уверены?
— Пройдём вон сюда. — Дядя Коля повёл меня вокруг кустов. — Сейчас сзади выглянешь. Только осторожней.
Он был прав: за моей старенькой «бээмвэшкой» пристроился «форд-скорпио». Пока мы глядели на них, на другой стороне притормозила темно-синяя «вольво», тоже с тонированными стёклами. Стекло у водительского места поползло вниз, показалась бандитская рожа с типичной стрижкой, помахала «форду». Я не сомневалась, что эта достойная встреча приготовлена мне.