Страница:
— Нового хозяина, — вставила я.
— Пусть будет нового хозяина. И устроить свою жизнь. А мне нужно найти Руту и вернуться в Ригу.
— Наташ, а может, тебе в Ригу на время поехать, а? — подал голос братец. — Марис, твои ребята её там примут?
— Конечно, — кивнул Шулманис. — У тебя есть загранпаспорт?
— С собой, — ответила я. — Но я немного подожду. Я должна выяснить ситуацию. Может, все удастся быстро уладить здесь. Но если придётся делать ноги — с радостью воспользуюсь этим предложением. Кстати, а модельные агентства у вас там есть? — Я посмотрела на Мариса.
— Наташа, с твоей внешностью ты без работы не останешься, — сказал латыш. — И без мужчины тоже… который возьмёт на себя все твои проблемы.
Ах как сладко мы умеем петь! Но очень мило, что у меня появился отходной путь. Ведь из Рига можно махнуть в Таллин, а может, в Хельсинки или в Стокгольм… Там видно будет.
— Марис, а визу к вам долго делают? — уточнила я.
— У меня есть знакомые в консульстве. Не волнуйся. Кстати, дай мне паспорт, я сегодня заскочу, все сделаю, чтобы уже не волноваться по этому вопросу.
Я отдала ему паспорт, пару фотографий, которые у меня тоже всегда с собой, и уточнила, сколько стоит виза в Латвию. Здесь помог Серёжа: он зимой ездил к Марису. Серёжа порылся в своём огромном блокноте, который, казалось, сопровождал его по всем городам, странам и рок-фестивалям, и сообщил, что, если делать неделю, это обойдётся в пятнадцать долларов, если на завтра — шестьдесят. Я ничего не сказала вслух, но подумала, не слишком ли граждане ныне независимого государства, а в недавнем прошлом бывшей союзной республики высоко себя ценят? Я протянула Марису сотню.
— Мало ли что, — сказала я.
Шулманис пообещал, что виза будет у меня сегодня вечером, а пока надо решить, где мне обитать днём.
— Пусть сегодня останется здесь, — сказал братец. — Не уверен, что кто-то сюда за ней поедет. Может, вообще все ерунда. Наташка склонна к гиперболизации.
Ба, какие у нас выражения! Это оттого, что теперь с журналистом живём?
— Проверка никогда не бывает лишней, — заметил Шулманис. — Выяснит все, а потом — как знать? — вернётся к своему Олегу Николаевичу. Так его, я не ошибся?
Я кивнула.
— Может, мне интервью у него взять для своей газеты? — вдруг спросил Марис. — Ты в курсе, чем он вообще занимается?
Я была в курсе — сигаретами, если только в нефтепродукты не ринулся в надежде получить сверхприбыль. Денег ему мало. Только захочет ли Волошин разговаривать о своих делах с латышским журналистом? Даже о сигаретах?
— Это мои проблемы, — заявил Марис. — Я подумаю, как к нему подступиться. Вечером расскажешь мне все про него подробно. И я рассчитываю на твою помощь в моем деле, Наташа. Мне нужна будет помощница — женщина.
Я кивнула. Больше Марис ничего не сказал, но у него уже явно был какой-то план. Ну что ж, отчего не помочь хорошему человеку?
Совещание на кухне закончилось. Я пошла в комнату спать, а мужчины отправились на работу и по нашим общим делам.
Глава 5
Глава 6
— Пусть будет нового хозяина. И устроить свою жизнь. А мне нужно найти Руту и вернуться в Ригу.
— Наташ, а может, тебе в Ригу на время поехать, а? — подал голос братец. — Марис, твои ребята её там примут?
— Конечно, — кивнул Шулманис. — У тебя есть загранпаспорт?
— С собой, — ответила я. — Но я немного подожду. Я должна выяснить ситуацию. Может, все удастся быстро уладить здесь. Но если придётся делать ноги — с радостью воспользуюсь этим предложением. Кстати, а модельные агентства у вас там есть? — Я посмотрела на Мариса.
— Наташа, с твоей внешностью ты без работы не останешься, — сказал латыш. — И без мужчины тоже… который возьмёт на себя все твои проблемы.
Ах как сладко мы умеем петь! Но очень мило, что у меня появился отходной путь. Ведь из Рига можно махнуть в Таллин, а может, в Хельсинки или в Стокгольм… Там видно будет.
— Марис, а визу к вам долго делают? — уточнила я.
— У меня есть знакомые в консульстве. Не волнуйся. Кстати, дай мне паспорт, я сегодня заскочу, все сделаю, чтобы уже не волноваться по этому вопросу.
Я отдала ему паспорт, пару фотографий, которые у меня тоже всегда с собой, и уточнила, сколько стоит виза в Латвию. Здесь помог Серёжа: он зимой ездил к Марису. Серёжа порылся в своём огромном блокноте, который, казалось, сопровождал его по всем городам, странам и рок-фестивалям, и сообщил, что, если делать неделю, это обойдётся в пятнадцать долларов, если на завтра — шестьдесят. Я ничего не сказала вслух, но подумала, не слишком ли граждане ныне независимого государства, а в недавнем прошлом бывшей союзной республики высоко себя ценят? Я протянула Марису сотню.
— Мало ли что, — сказала я.
Шулманис пообещал, что виза будет у меня сегодня вечером, а пока надо решить, где мне обитать днём.
— Пусть сегодня останется здесь, — сказал братец. — Не уверен, что кто-то сюда за ней поедет. Может, вообще все ерунда. Наташка склонна к гиперболизации.
Ба, какие у нас выражения! Это оттого, что теперь с журналистом живём?
— Проверка никогда не бывает лишней, — заметил Шулманис. — Выяснит все, а потом — как знать? — вернётся к своему Олегу Николаевичу. Так его, я не ошибся?
Я кивнула.
— Может, мне интервью у него взять для своей газеты? — вдруг спросил Марис. — Ты в курсе, чем он вообще занимается?
Я была в курсе — сигаретами, если только в нефтепродукты не ринулся в надежде получить сверхприбыль. Денег ему мало. Только захочет ли Волошин разговаривать о своих делах с латышским журналистом? Даже о сигаретах?
— Это мои проблемы, — заявил Марис. — Я подумаю, как к нему подступиться. Вечером расскажешь мне все про него подробно. И я рассчитываю на твою помощь в моем деле, Наташа. Мне нужна будет помощница — женщина.
Я кивнула. Больше Марис ничего не сказал, но у него уже явно был какой-то план. Ну что ж, отчего не помочь хорошему человеку?
Совещание на кухне закончилось. Я пошла в комнату спать, а мужчины отправились на работу и по нашим общим делам.
Глава 5
Вечером мы с Марисом уже обустраивались на новой квартире, расположенной на углу Московского проспекта и Благодатной улицы. Оба окна (комнаты и кухни) выходили на Благодатную, на трамвайные пути. Не в кайф, конечно. Солнце полдня заливало квартиру, было нестерпимо жарко. Жалюзями, естественно, хозяева жильцов не обеспечивали, но, слава Богу, хоть мебель, черно-белый телевизор, старенький «Морозко» и минимум посуды имелись.
Оглядевшись, я поняла, что на следующий день мне будет, чем себя занять: предстояло сделать уборку, жить в хлеву я просто не могу. Марис, казалось, на грязь не обратил никакого внимания. Наверное, работая криминальным репортёром (да вообще каким бы то ни было репортёром), ему приходилось жить и в гораздо менее комфортных условиях. Но не мне. Только не мне. Я комфорт очень люблю. Как и себя. Представьте молодую грациозную тигрицу, нежащуюся на жарком африканском солнышке… Но обязательно неподалёку от чистейшего водоёма, над которым нависают деревья с крупными листьями, готовые в любую минуту предоставить тень… Голубое небо над головой, девственная природа… Тигрица наслаждается солнышком, потом плескается в водичке, потом опять лежит на солнышке, а вечером из-за неё устраивают драку все африканские тигры… а именно так меня представлял мой предыдущий. Я как-то ему позвонила — соскучилась — и поинтересовалась, какой он меня в тот момент видел. Оказалось — вот такой.
Кровать в комнате была только одна. Вернее, раскладывающийся диван.
Меня это вполне устраивало. Марис для приличия предложил спать на полу, но я его заверила, что сбежала не из института благородных девиц, и он ломаться тут же перестал. Но это я забегаю вперёд. Вначале мы провели несколько часов за обсуждением сделанного за день и дальнейших планов.
Марис — молодец: появился с полной сумкой продуктов. Жаль, не было микроволновки, пришлось воспользоваться обычной плитой. Но готовлю я классно.
Во-первых, люблю готовить, во-вторых, никогда не забываю старую добрую истину о том, как пролегает путь к сердцу мужчины, в-третьих, сама обожаю вкусно поесть, ну а в-четвёртых, считаю, что, если уж за что-то берёшься, надо это делать хорошо. Не важно, что. Шулманис оценил мои кулинарные способности. Приятно, когда твои старания не проходят незамеченными. Волошин все принимал, как должное, а вот мой предыдущий часто меня хвалил. И хвалил, и ценил.
Единственное, чего мне не хватало за трапезой, так это моего любимого коктейля. Но откуда Марис мог знать про мой весьма специфический вкус и прикупить одновременно и виски и сливки?
Марис вручил мне паспорт с визой. Люблю мужчин, которые делают то, что обещают. Шулманис уже за один день успел набрать немало очков в свою пользу в моих глазах. Может, мне вообще давно следует обратить свои взоры на Прибалтику или Скандинавию и кончать специализироваться на отечественном продукте? Даже если все быстренько утрясётся? Буду точно так же сниматься в рекламах — вместо шведок, финок и эстонок. Я же все-таки натуральная блондинка, сойду под их местную? Ладно, не буду загадывать далеко вперёд.
Шулманис, конечно, в первую очередь, занимался своими проблемами — искал Руту. Правда, пока он её не нашёл, но уже знал местонахождение аппарата, с которого в Ригу передали послание. Может, даже сделал это в Латвии? Я не разбираюсь в таких тонкостях — зачем?
Как бы вы думали, где стояла эта факс-машина? На металлопрокатном заводе! Марис добрался до завода, проник внутрь — для чего даже не потребовалось его журналистское удостоверение, потому что туда могли пройти все кому не лень, доболтался по территории, вешая лапшу на уши аборигенам, а потом даже добрался до начальника по сбыту ликеро-водочного цеха (это на металлопрокатном заводе!) и прощупал почву на предмет сотрудничества — нельзя ли на том же заводе разливать рижские ликёры и бальзамы? Оказалось, что можно.
Если не на заводе, то в подвале. Не завода, а… других мест. Так сказать, в заводских филиалах, которых, как намекнули Марису, в городе немало. «Хорошие филиалы у металлопрокатного производства», — подумала я.
Пара заводских цехов в самом деле использовалась по назначению (соответствующему названию завода). «Алкоголики» свой цех арендовали. Шулманис не сомневался, что с выпускаемой в нем продукцией — все о'кей. Хотя бы один «чистый» разливной цех иметь надо, не правда ли? Другие заводские площади были сданы в аренду. Например, один, самый крупный, представлял собой огромную оптовую базу, где отоваривались ларёчники и палаточники. Ещё в одном лили художественную бронзу. Марис оценил изготовляемые пепельницы, подсвечники и прочее, даже заметил, что купил бы что-нибудь для презентов. Имелись ещё кое-какие мелкие производства. В общем, бывший крупный завод функционировал, как ему и положено в настоящее время — старое руководство сдало в аренду все, что только можно, и жило на получаемые за аренду деньги. О бывших работягах никто не думал. Они вначале повозмущались-повозмущались, а потом стали пристраиваться на новые места. Самыми везунчиками считались те, кто попал в ликеро-водочный цех. Так сказать, получал зарплату прямо на месте. Работники других производств всегда были рады подхалтурить (в особенности ещё остававшиеся «при металле»). Как сообщили Марису, «алкоголики» иногда просили поработать на погрузке-разгрузке (не обязательно на территории завода).
Желающих выстраивалась очередь — тем более, все знали, что расплатятся, так сказать, не отходя от кассы. Хочешь — товаром, хочешь — наличкой. Поэтому хозяина ликеро-водочного производства очень любили и уважали. Называли его человеком серьёзным.
Серьёзным человеком оказался господин по фамилии Чкадуа. И даже Георгиевич. Но не Вахтанг, а Зураб. Один из цехов, из которого продавались оптом сигареты, арендовал мой милый друг Олег Николаевич Волошин. Имя директора завода я слышала впервые.
Очень интересно. Значит, грузинские вина питерского разлива производим?
Я знала, что Вахтанг поставляет спиртное и сигареты в Европу, но, значит, он и в Питере свой розлив имеет? Или у него только местный розлив и есть? И товар из Питера движется на Запад?
Но чем подруга Мариса могла заниматься на металлопрокатном заводе, вернее, заводе разносторонней ориентации? И почему она не сделала оттуда ноги, если смогла послать факс? Как сказал Марис, там, несомненно, хватает укромных уголков, где можно спрятаться, тысяча входов и выходов, а никакой общезаводской охраны и в помине нет, только дедушка на входе. Ряд производств имеет свою охрану (ликеро-водочный цех, например), но их интересует только свой товар. У Мариса возникли те же вопросы.
— А ты выяснил, где стоит тот факс, с которого пришло письмо? — уточнила я.
— У секретарши директора.
— Которого?
— Всего завода. Ну, в смысле, изначального завода, который с металлом работал.
— Ты спрашивал у неё про?.. — Уже заговорив, я поняла, что несу чушь.
Конечно, он спрашивал.
— Там бывают все кому не лень, — сообщил Марис. — Руту она не видела. Я показывал фотографию. Вот кто гам в дефиците — так это молодые красивые девушки, тем более, натуральные блондинки.
Я изучила фотографию Руты и поняла, что я во вкусе Мариса. Заниматься дальнейшими поисками Руты мне совсем не хотелось. В общем-то, Марис нашёл меня, почему бы ему не забрать мою скромную особу с собой в Латвию и… Это я размечталась.
— Как-то она все-таки там оказалась, — думал вслух Марис.
— Может, она попросила кого-то отправить тебе это послание?
— Тогда почему этот кто-то не дал подробного адреса её местонахождения?
Хоть каких-то координат? Хотя бы своих?
— А это её почерк? — спросила я.
Марис кивнул и заметил, что в Питере не так много людей, знающих латышский. Я согласилась.
Итак мы имели зов Руты о помощи, посланный. по факсу с завода, где площадь арендуют, в частности, мой дорогой (бывший дорогой) Олег Николаевич и, по всей вероятности, брат Вахташи. Но как Рута могла оказаться на этом заводе, причём в приёмной директора? Если её где-то держат, почему её оставили одну с факсом? Причём в помещении, откуда сбежать — не фиг делать, как утверждает Марис? И, как она сообщает, она находится в гареме.
Волошин на хозяина гарема никак не тянул — его на одну меня не очень-то хватало. Вот Вахташа, да если ещё на пару с братом… Люди восточные, горячие, правда, я их в деле не проверяла, но подозревала наличие недюжинной мужской силы.
У Мариса тем временем мысль работала примерно в том же направлении, но с загибом в другую сторону.
— Если тебя выиграл этот Вахтанг, — говорил Шулманис, — то, возможно, он планировал забрать тебя в свой гарем, где находится и Рута. Как ты смотришь на то, чтобы все-таки туда отправиться, осмотреться на месте, успокоить Руту, других девчонок, если они там есть, а я потом вас всех…
Я прервала речь Мариса и твёрдо заявила, что ни в какой гарем не пойду.
А если не вытащит? А если… Я не верила ни в «маячки», ни в «медальончики», продемонстрированные Шулманисом, которые обязательно должны указать, куда меня привезут, где я буду находиться и так далее, и тому подобное. Меня не интересовали возможности Мариса и его многочисленных приятелей из спецслужб, журналистских кругов и частных детективных агентств, снабдивших его всем необходимым и заверивших в безотказной работе.
— Я понимаю, что Рута для тебя дороже всего, — заявила я. — Но рисковать собой ради неё я лично не намерена. А потом, где гарантия, что меня выиграл в карты владелец гарема? И почему ты считаешь, что эти две истории вообще взаимосвязаны? Потому что мы с тобой познакомились? Потому что брат одного из потенциальных победителей арендует цех на том же заводе, с которого Рута послала тебе факс? Что — раз грузин, значит, владелец гарема? Ну я понимаю, был бы султан Бурунди или там шах Ирана… Да и вообще все это ещё может оказаться хохмой. Какой гарем? Конец двадцатого века. Петербург. Россия.
— А почему ты тогда так быстро прошлой ночью вещички собрала и ноги сделала? — спросил Шулманис.
— Я не из гарема сбегала, — огрызнулась я, — а от нового хозяина. Я не допускаю, чтобы мною распоряжались как вещью. Если я соглашаюсь временно принадлежать какому-то мужчине, то делаю это добровольно. Я, например, согласилась переехать к Волошину, потому что из претендентов на тот момент он меня устроил больше всего. А девочке в моем положении обязательно нужен дядя-спонсор. Какая ж я тогда модель? Марис усмехнулся.
— Кстати, твой сотовый в Питере работает? — продолжала я.
Мне надо было позвонить Павлу, волошинскому шофёру, чтобы узнать, не выяснил ли он что-нибудь. А квартирный телефон засвечивать не хотелось: вдруг определят, с какого номера звонили.
Марис протянул мне трубку.
Меня выиграл Геннадий Павлович Дубовицкий. И меня искали целый день, вернее, вторую половину дня — с тех пор, как Олег Николаевич соизволили проснуться и сообразить, что птички в клетке больше нет. Пока искали только люди Волошина, для которого было делом чести отдать карточный долг. Тем более, проиграл он меня при свидетелях. Павел опять настоятельно порекомендовал мне сматываться куда-нибудь подальше и больше не звонить.
Я заявила Марису, что никакой связи между мной и Рутой нет, — если бы я ещё досталась Вахташе — другое дело…
Далее. Если Волошин не сумеет представить меня в самое ближайшее время Дубовицкому, тот ему этого не простит. Судьба Волошина меня мало волновала — так ему и надо, — но своя волновала, и даже очень. Мне совсем не хотелось, чтобы за мои поиски взялись ещё и люди Дубовицкого.
Желание отправиться временно в Латвию разгорелось с новой силой, о чем я и поведала Марису. Это не вызвало у него энтузиазма — ему требовалось моё, хотя бы временное, присутствие в Питере. Он заявил, что уедет только с Рутой, а значит, я должна помочь ему её найти. Уедем втроём. Откровенно говоря, я не любитель ни шведских, ни русских троек, но что ж, ради собственного спасения…
И тут я снова вспомнила про дядю Сашу. Известие о знакомом сотруднике КГБ, или ФСБ, или чего-то там подобного, было встречено Марисом с большим энтузиазмом.
Дядя Саша был трезв, сообщил, что какие-то молодые люди с очень короткими стрижками и хорошо накачанными телами сегодня долго звонились в мою квартиру и паслись у парадной. Баба Катя заявила им, что я там не живу и квартира стоит пустая. Она что, не узнала меня вчера ночью? Мне казалось, что узнала. Дядя Саша сказал, что готов хоть сейчас выйти к площади Победы при условии, что я накормлю его горячим ужином.
Мы с Марисом тут же собрались ехать за Александром Петровичем. По пути мы остановились в магазине «24 часа» и купили бутылку виски (для дяди Саши, Мариса и меня) и пакет сливок «Валио» (только для меня). За стаканчиком всегда лучше говорится.
Оглядевшись, я поняла, что на следующий день мне будет, чем себя занять: предстояло сделать уборку, жить в хлеву я просто не могу. Марис, казалось, на грязь не обратил никакого внимания. Наверное, работая криминальным репортёром (да вообще каким бы то ни было репортёром), ему приходилось жить и в гораздо менее комфортных условиях. Но не мне. Только не мне. Я комфорт очень люблю. Как и себя. Представьте молодую грациозную тигрицу, нежащуюся на жарком африканском солнышке… Но обязательно неподалёку от чистейшего водоёма, над которым нависают деревья с крупными листьями, готовые в любую минуту предоставить тень… Голубое небо над головой, девственная природа… Тигрица наслаждается солнышком, потом плескается в водичке, потом опять лежит на солнышке, а вечером из-за неё устраивают драку все африканские тигры… а именно так меня представлял мой предыдущий. Я как-то ему позвонила — соскучилась — и поинтересовалась, какой он меня в тот момент видел. Оказалось — вот такой.
Кровать в комнате была только одна. Вернее, раскладывающийся диван.
Меня это вполне устраивало. Марис для приличия предложил спать на полу, но я его заверила, что сбежала не из института благородных девиц, и он ломаться тут же перестал. Но это я забегаю вперёд. Вначале мы провели несколько часов за обсуждением сделанного за день и дальнейших планов.
Марис — молодец: появился с полной сумкой продуктов. Жаль, не было микроволновки, пришлось воспользоваться обычной плитой. Но готовлю я классно.
Во-первых, люблю готовить, во-вторых, никогда не забываю старую добрую истину о том, как пролегает путь к сердцу мужчины, в-третьих, сама обожаю вкусно поесть, ну а в-четвёртых, считаю, что, если уж за что-то берёшься, надо это делать хорошо. Не важно, что. Шулманис оценил мои кулинарные способности. Приятно, когда твои старания не проходят незамеченными. Волошин все принимал, как должное, а вот мой предыдущий часто меня хвалил. И хвалил, и ценил.
Единственное, чего мне не хватало за трапезой, так это моего любимого коктейля. Но откуда Марис мог знать про мой весьма специфический вкус и прикупить одновременно и виски и сливки?
Марис вручил мне паспорт с визой. Люблю мужчин, которые делают то, что обещают. Шулманис уже за один день успел набрать немало очков в свою пользу в моих глазах. Может, мне вообще давно следует обратить свои взоры на Прибалтику или Скандинавию и кончать специализироваться на отечественном продукте? Даже если все быстренько утрясётся? Буду точно так же сниматься в рекламах — вместо шведок, финок и эстонок. Я же все-таки натуральная блондинка, сойду под их местную? Ладно, не буду загадывать далеко вперёд.
Шулманис, конечно, в первую очередь, занимался своими проблемами — искал Руту. Правда, пока он её не нашёл, но уже знал местонахождение аппарата, с которого в Ригу передали послание. Может, даже сделал это в Латвии? Я не разбираюсь в таких тонкостях — зачем?
Как бы вы думали, где стояла эта факс-машина? На металлопрокатном заводе! Марис добрался до завода, проник внутрь — для чего даже не потребовалось его журналистское удостоверение, потому что туда могли пройти все кому не лень, доболтался по территории, вешая лапшу на уши аборигенам, а потом даже добрался до начальника по сбыту ликеро-водочного цеха (это на металлопрокатном заводе!) и прощупал почву на предмет сотрудничества — нельзя ли на том же заводе разливать рижские ликёры и бальзамы? Оказалось, что можно.
Если не на заводе, то в подвале. Не завода, а… других мест. Так сказать, в заводских филиалах, которых, как намекнули Марису, в городе немало. «Хорошие филиалы у металлопрокатного производства», — подумала я.
Пара заводских цехов в самом деле использовалась по назначению (соответствующему названию завода). «Алкоголики» свой цех арендовали. Шулманис не сомневался, что с выпускаемой в нем продукцией — все о'кей. Хотя бы один «чистый» разливной цех иметь надо, не правда ли? Другие заводские площади были сданы в аренду. Например, один, самый крупный, представлял собой огромную оптовую базу, где отоваривались ларёчники и палаточники. Ещё в одном лили художественную бронзу. Марис оценил изготовляемые пепельницы, подсвечники и прочее, даже заметил, что купил бы что-нибудь для презентов. Имелись ещё кое-какие мелкие производства. В общем, бывший крупный завод функционировал, как ему и положено в настоящее время — старое руководство сдало в аренду все, что только можно, и жило на получаемые за аренду деньги. О бывших работягах никто не думал. Они вначале повозмущались-повозмущались, а потом стали пристраиваться на новые места. Самыми везунчиками считались те, кто попал в ликеро-водочный цех. Так сказать, получал зарплату прямо на месте. Работники других производств всегда были рады подхалтурить (в особенности ещё остававшиеся «при металле»). Как сообщили Марису, «алкоголики» иногда просили поработать на погрузке-разгрузке (не обязательно на территории завода).
Желающих выстраивалась очередь — тем более, все знали, что расплатятся, так сказать, не отходя от кассы. Хочешь — товаром, хочешь — наличкой. Поэтому хозяина ликеро-водочного производства очень любили и уважали. Называли его человеком серьёзным.
Серьёзным человеком оказался господин по фамилии Чкадуа. И даже Георгиевич. Но не Вахтанг, а Зураб. Один из цехов, из которого продавались оптом сигареты, арендовал мой милый друг Олег Николаевич Волошин. Имя директора завода я слышала впервые.
Очень интересно. Значит, грузинские вина питерского разлива производим?
Я знала, что Вахтанг поставляет спиртное и сигареты в Европу, но, значит, он и в Питере свой розлив имеет? Или у него только местный розлив и есть? И товар из Питера движется на Запад?
Но чем подруга Мариса могла заниматься на металлопрокатном заводе, вернее, заводе разносторонней ориентации? И почему она не сделала оттуда ноги, если смогла послать факс? Как сказал Марис, там, несомненно, хватает укромных уголков, где можно спрятаться, тысяча входов и выходов, а никакой общезаводской охраны и в помине нет, только дедушка на входе. Ряд производств имеет свою охрану (ликеро-водочный цех, например), но их интересует только свой товар. У Мариса возникли те же вопросы.
— А ты выяснил, где стоит тот факс, с которого пришло письмо? — уточнила я.
— У секретарши директора.
— Которого?
— Всего завода. Ну, в смысле, изначального завода, который с металлом работал.
— Ты спрашивал у неё про?.. — Уже заговорив, я поняла, что несу чушь.
Конечно, он спрашивал.
— Там бывают все кому не лень, — сообщил Марис. — Руту она не видела. Я показывал фотографию. Вот кто гам в дефиците — так это молодые красивые девушки, тем более, натуральные блондинки.
Я изучила фотографию Руты и поняла, что я во вкусе Мариса. Заниматься дальнейшими поисками Руты мне совсем не хотелось. В общем-то, Марис нашёл меня, почему бы ему не забрать мою скромную особу с собой в Латвию и… Это я размечталась.
— Как-то она все-таки там оказалась, — думал вслух Марис.
— Может, она попросила кого-то отправить тебе это послание?
— Тогда почему этот кто-то не дал подробного адреса её местонахождения?
Хоть каких-то координат? Хотя бы своих?
— А это её почерк? — спросила я.
Марис кивнул и заметил, что в Питере не так много людей, знающих латышский. Я согласилась.
Итак мы имели зов Руты о помощи, посланный. по факсу с завода, где площадь арендуют, в частности, мой дорогой (бывший дорогой) Олег Николаевич и, по всей вероятности, брат Вахташи. Но как Рута могла оказаться на этом заводе, причём в приёмной директора? Если её где-то держат, почему её оставили одну с факсом? Причём в помещении, откуда сбежать — не фиг делать, как утверждает Марис? И, как она сообщает, она находится в гареме.
Волошин на хозяина гарема никак не тянул — его на одну меня не очень-то хватало. Вот Вахташа, да если ещё на пару с братом… Люди восточные, горячие, правда, я их в деле не проверяла, но подозревала наличие недюжинной мужской силы.
У Мариса тем временем мысль работала примерно в том же направлении, но с загибом в другую сторону.
— Если тебя выиграл этот Вахтанг, — говорил Шулманис, — то, возможно, он планировал забрать тебя в свой гарем, где находится и Рута. Как ты смотришь на то, чтобы все-таки туда отправиться, осмотреться на месте, успокоить Руту, других девчонок, если они там есть, а я потом вас всех…
Я прервала речь Мариса и твёрдо заявила, что ни в какой гарем не пойду.
А если не вытащит? А если… Я не верила ни в «маячки», ни в «медальончики», продемонстрированные Шулманисом, которые обязательно должны указать, куда меня привезут, где я буду находиться и так далее, и тому подобное. Меня не интересовали возможности Мариса и его многочисленных приятелей из спецслужб, журналистских кругов и частных детективных агентств, снабдивших его всем необходимым и заверивших в безотказной работе.
— Я понимаю, что Рута для тебя дороже всего, — заявила я. — Но рисковать собой ради неё я лично не намерена. А потом, где гарантия, что меня выиграл в карты владелец гарема? И почему ты считаешь, что эти две истории вообще взаимосвязаны? Потому что мы с тобой познакомились? Потому что брат одного из потенциальных победителей арендует цех на том же заводе, с которого Рута послала тебе факс? Что — раз грузин, значит, владелец гарема? Ну я понимаю, был бы султан Бурунди или там шах Ирана… Да и вообще все это ещё может оказаться хохмой. Какой гарем? Конец двадцатого века. Петербург. Россия.
— А почему ты тогда так быстро прошлой ночью вещички собрала и ноги сделала? — спросил Шулманис.
— Я не из гарема сбегала, — огрызнулась я, — а от нового хозяина. Я не допускаю, чтобы мною распоряжались как вещью. Если я соглашаюсь временно принадлежать какому-то мужчине, то делаю это добровольно. Я, например, согласилась переехать к Волошину, потому что из претендентов на тот момент он меня устроил больше всего. А девочке в моем положении обязательно нужен дядя-спонсор. Какая ж я тогда модель? Марис усмехнулся.
— Кстати, твой сотовый в Питере работает? — продолжала я.
Мне надо было позвонить Павлу, волошинскому шофёру, чтобы узнать, не выяснил ли он что-нибудь. А квартирный телефон засвечивать не хотелось: вдруг определят, с какого номера звонили.
Марис протянул мне трубку.
Меня выиграл Геннадий Павлович Дубовицкий. И меня искали целый день, вернее, вторую половину дня — с тех пор, как Олег Николаевич соизволили проснуться и сообразить, что птички в клетке больше нет. Пока искали только люди Волошина, для которого было делом чести отдать карточный долг. Тем более, проиграл он меня при свидетелях. Павел опять настоятельно порекомендовал мне сматываться куда-нибудь подальше и больше не звонить.
Я заявила Марису, что никакой связи между мной и Рутой нет, — если бы я ещё досталась Вахташе — другое дело…
Далее. Если Волошин не сумеет представить меня в самое ближайшее время Дубовицкому, тот ему этого не простит. Судьба Волошина меня мало волновала — так ему и надо, — но своя волновала, и даже очень. Мне совсем не хотелось, чтобы за мои поиски взялись ещё и люди Дубовицкого.
Желание отправиться временно в Латвию разгорелось с новой силой, о чем я и поведала Марису. Это не вызвало у него энтузиазма — ему требовалось моё, хотя бы временное, присутствие в Питере. Он заявил, что уедет только с Рутой, а значит, я должна помочь ему её найти. Уедем втроём. Откровенно говоря, я не любитель ни шведских, ни русских троек, но что ж, ради собственного спасения…
И тут я снова вспомнила про дядю Сашу. Известие о знакомом сотруднике КГБ, или ФСБ, или чего-то там подобного, было встречено Марисом с большим энтузиазмом.
Дядя Саша был трезв, сообщил, что какие-то молодые люди с очень короткими стрижками и хорошо накачанными телами сегодня долго звонились в мою квартиру и паслись у парадной. Баба Катя заявила им, что я там не живу и квартира стоит пустая. Она что, не узнала меня вчера ночью? Мне казалось, что узнала. Дядя Саша сказал, что готов хоть сейчас выйти к площади Победы при условии, что я накормлю его горячим ужином.
Мы с Марисом тут же собрались ехать за Александром Петровичем. По пути мы остановились в магазине «24 часа» и купили бутылку виски (для дяди Саши, Мариса и меня) и пакет сливок «Валио» (только для меня). За стаканчиком всегда лучше говорится.
Глава 6
Дядя Саша рассказал, что с утра пораньше к нему заявилась соседка баба Катя и сообщила, что среди ночи в его квартиру звонилась некая юная особа. Дядя Саша в прошлую ночь дежурил. По всей вероятности, после моего визита на своё «дежурство» заступила и баба Катя: ждать возвращения соседа с ночной смены, чтобы тут же сообщить ему новость (ну а затем, наверное, и всему подъезду, если не дому и не двору).
Подумать только: меня она все-таки не признала. Правда, в последнее время я появлялась по месту прописки не чаще, чем раз в неделю, и не всегда с ней сталкивалась, да и видела она меня обычно в чем-нибудь сексапильно-сексуальненьком, ну или в норковой шубке на худой конец (в зимнее время), на которую баба Катя со своей пенсией могла бы накопить лет за семь-восемь (при условии, что ничего не ела бы и не пила). Мне же эту шубку подарил мой предыдущий после двух недель знакомства. Значит, было за что. М-да, щедрый был мужик.
Мы славненько посидели на кухне нашей с Марисом съёмной квартиры. Дядя Саша внимательно выслушал нас обоих и заявил:
— Я понимаю, чего добивается наш гость из свободной Латвии, — поклон в сторону Шулманиса. — А вот чего хочешь ты, моя радость? — Полковник Никитин внимательно посмотрел на меня.
— Свободы, — выпалила я. — Личной. Возможности самой выбирать, с кем мне жить. Чтобы этот козёл Дубовицкий даже не думал на меня претендовать. Чтобы меня никто не трогал. Чтобы…
Марис расхохотался и долго не мог успокоиться. Дядя Саша продолжал:
— Я не усёк, в чем проблема. Ты узнала, что тебя один мудак — прости за выражение, но иначе не могу назвать — выиграл в карты у другого. Ты что, вещь какая-то? Тебя кто-то продавал Волошину? В конце-то концов, мы не на арабском Востоке живём и даже не в наших бывших братских среднеазиатских республиках, а в одном из центров мировой культуры, «окне в Европу», как один великий человек говорил. Вернее, от нас оно туда прорублено. Тьфу, потянуло на речи. Бывает иногда, в особенности после того, как приму на грудь, — пояснил дядя Саша Марису и снова повернулся ко мне:
— Так как эти два пиз… то есть бизнесмена, могут тебя заставить переехать от одного к другому, если ты этого не хочешь?
— Могут, — вздохнула я. — Я — модель. У меня должен быть за спиной какой-нибудь «папик». Иначе — конец моей модельной карьере. Моделей много, и ещё больше желающих прорваться в наши ряды. Я не хочу терять эту работу. Ну нравится она мне! Мы не на Западе, хоть и у «окна в Европу». У нас все не так, как у них. У нас свои законы, которых следует придерживаться, иначе — финита ла комедия.
— Бросай ты к чёртовой матери это своё модельство — или как там оно называется, — заметил дядя Саша. — Займись чем-нибудь другим.
Никитин замолчал.
— Чем, например? — посмотрела на него я. — Я ничего не умею делать.
Учиться — не училась. И, честно говоря, желания особого не испытываю. Куда я могу пойти работать?
— Секретарём-референтом, — вставил Марис. — Прекрасная работа для модели.
Шулманис явно смеялся, но в чем-то он был прав. Девочкой для украшения офиса я вполне бы могла устроиться, да и любой начальник передо мной не устоит, но… В своё время я уже думала об этом. Все-таки придётся каждый день вставать рано утром, целый день сидеть в офисе, пусть даже и ничего не делать… Я привыкла высыпаться, ходить по интересующим меня магазинам, салонам красоты, фитнесс-центрам, причём в удобное для меня время. А на подиуме и перед камерой я чувствовала себя актрисой. Я любила это! Да, бывало очень тяжело стоять по несколько часов подряд, но доставляло радость! Нет, работа в офисе была не для меня.
— Тебе, конечно, лучше бы быстренько выйти замуж… — протянул дядя Саша.
Легко сказать: выйти. Надо ещё найти за кого. Да и все мои папики брали только в любовницы, но не в жены. И я сама ни за кого из них не пошла бы. Ну, может, только за моего предыдущего… К тому же он по возрасту на папулю не тянул. Но это я сейчас так думаю, а пока он жив был, мыслей у меня таких не появлялось — в смысле о замужестве. Все познаётся в сравнении.
— Наташа, — заговорил Марис, — когда я поеду в Латвию, ты отправишься со мной. Мы, кажется, уже обсуждали это у твоего брата, и ты согласилась. Со мной и Рутой поедешь, я надеюсь. (Я лично надеялась, что Руты с нами не будет, но зачем лишать человека его надежды.) У меня много связей и в Риге, и в Стокгольме, и в Копенгагене, и в Хельсинки. Я поговорю со своими корреспондентами. Будет тебе модельная работа. Но не здесь; Такой вариант тебя устраивает?
Я кивнула. Решил взять меня в любовницы? Я, в общем, не против.
— Поработаешь за бугром, время пройдёт, может, и тут все устаканится — раньше или позже, — добавил дядя Саша. — Мне будешь позванивать, я тебя стану информировать. Может, кто из этих двоих за годик-другой в мир иной отправится?
Я опять кивнула. В общем, такое решение моего вопроса меня устраивало.
Опять же, не исключено, замуж за какого скандинава выйду. Или за прибалта.
Главное сейчас: смыться из Питера.
— А вот что тебе, Марис, посоветовать… — Дядя Саша теперь смотрел на Шулманиса. — На заводик бы на тот надо наведаться… Осмотреться…
— Мы можем завтра проехать днём, если вы свободны, — предложил Марис.
— Да кто же днём нам там даст осмотреться?! — удивлённо воскликнул Никитин и взглянул на Шулманиса, как на ничего ещё не соображающего младенца. — Вот сейчас — самое время.
Марис открыл рот, потом закрыл, затем сказал что-то типа «э… ну… э…» — и согласился. А что ему ещё оставалось делать? Человек — причём полковник КГБ или ФСБ — предлагает реальную помощь.
— То есть вы считаете, что мы должны прямо сейчас…
— Конечно. Вон Наталья почти не употребляла, в основном, сливки пила, может за руль сесть. Менты знают, что бабы за рулём обычно всегда трезвые ездят, это мы, мужики, можем себе позволить. Если увидят, что баба двух мужиков везёт — нас с тобой, Марис, — навряд ли остановят, ну а если остановят… Что ж, придётся представиться младшим братьям.
Марис кивнул.
Дядя Саша тем временем попросил описать подступы к заводу и все, что Марис успел там увидеть. Выслушав Шулманиса, Никитин заявил, что придётся заехать к нему домой: кое за каким оборудованием.
— У меня вообще много интересных штучек в собой, — признался Марис. — Друзья есть во всяких конторах, снабжают новейшими достижениями техники…
Дядя Саша попросил Мариса показать, что у того припасено, одобрительно кивал, рассматривая орудия труда криминального журналиста, но заметил, что кое-чего важного все-таки нет.
— А что надо? — подала голос я.
— Ну альпинистское снаряжение, например. Не все, конечно… Крюк, верёвку… Не забывайте, друзья мои, ночь: ворота могут быть закрыты, да и не надо нам через ворота. Я предпочёл бы с заднего хода, так сказать.
— Должен, наверное, какой-нибудь лаз быть, — заявила я. — Народная тропа. Раз там разливают огненную воду…
Дядя Саша кивнул, заметив, что я высказала очень мудрое замечание.
Народная тропа быть должна обязательно, но совсем не обязательно, что мы её сейчас найдём: мы отправимся туда, когда время прохождения каравана уже закончится. И нам не нужны свидетели. А поэтому нужны средства для переброски отряда через препятствие.
— А если просто друг другу на спинку, ну и…
— Нет, — твёрдо заявил дядя Саша. — И ещё неизвестно, куда нам придётся подниматься. Едем ко мне.
Я села за руль своей старенькой «бээмвэшки», мы опять доехали до площади Победы, высадили дядю Сашу, договорились, что через полчаса машина снова будет на том же месте, и я повернула по направлению к городу.
— Давай встанем где-нибудь на тихой улочке, — предложил Марис.
— Я бы к братцу-кролику заскочила на пять минут…
Марис посмотрел на часы и заметил, что уже не время ходить в гости и если мой родственник с другом ещё не спят, то явно заняты тем делом, при котором присутствие третьей стороны даже в виде родной сестры не очень желательно. Я кивнула, соглашаясь с мудрой мыслью, и поехала к центру города. У меня была мысль проскочить мимо нескольких ночных клубов, вдруг, может, кого-то увижу, или по дороге какие-то идеи появятся…
Я не успела осуществить своих планов, потому что Марис вдруг заявил:
— Или я здорово пьян и у меня в глазах мутится, или у вас в городе пьяные менты дорожные знаки вывешивают.
— А что такое? — спросила я, склоняясь ко второму варианту.
Марис кивнул на любопытное соседство знаков слева по борту: остановка запрещена, но стоянка разрешена.
— Что за гибрид? — тем временем поражался представитель свободной Латвии. — Это у вас ГАИ так шутит?
— Скорее зарабатывает деньги, — высказала я своё предположение. — Возможна платная стоянка, которая теперь активно практикуется у нас в городе.
Но мы здесь вставать не будем, хотя сейчас сборщиков дани уже нет.
Нужно было поворачивать назад, чтобы вовремя успеть к встрече с дядей Сашей. Он уже стоял в условленном месте с сумкой на плече.
К заводу мы прибыли в половине третьего ночи. Дядя Саша велел оставить машину в некотором отдалении. У него была мысль оставить и меня в ней, но я возмутилась, сказав, что тоже хочу участвовать в деле — из чисто спортивного интереса. Марис также заметил, что девушке одной среди ночи небезопасно сидеть в машине, тем более в таком глухом месте. Это решило дело. Машину я заперла, и мы отправились к довольно внушительному забору.
Перед ним шёл ряд тополей, не доходивших до верха бетонного строения.
Подумать только: меня она все-таки не признала. Правда, в последнее время я появлялась по месту прописки не чаще, чем раз в неделю, и не всегда с ней сталкивалась, да и видела она меня обычно в чем-нибудь сексапильно-сексуальненьком, ну или в норковой шубке на худой конец (в зимнее время), на которую баба Катя со своей пенсией могла бы накопить лет за семь-восемь (при условии, что ничего не ела бы и не пила). Мне же эту шубку подарил мой предыдущий после двух недель знакомства. Значит, было за что. М-да, щедрый был мужик.
Мы славненько посидели на кухне нашей с Марисом съёмной квартиры. Дядя Саша внимательно выслушал нас обоих и заявил:
— Я понимаю, чего добивается наш гость из свободной Латвии, — поклон в сторону Шулманиса. — А вот чего хочешь ты, моя радость? — Полковник Никитин внимательно посмотрел на меня.
— Свободы, — выпалила я. — Личной. Возможности самой выбирать, с кем мне жить. Чтобы этот козёл Дубовицкий даже не думал на меня претендовать. Чтобы меня никто не трогал. Чтобы…
Марис расхохотался и долго не мог успокоиться. Дядя Саша продолжал:
— Я не усёк, в чем проблема. Ты узнала, что тебя один мудак — прости за выражение, но иначе не могу назвать — выиграл в карты у другого. Ты что, вещь какая-то? Тебя кто-то продавал Волошину? В конце-то концов, мы не на арабском Востоке живём и даже не в наших бывших братских среднеазиатских республиках, а в одном из центров мировой культуры, «окне в Европу», как один великий человек говорил. Вернее, от нас оно туда прорублено. Тьфу, потянуло на речи. Бывает иногда, в особенности после того, как приму на грудь, — пояснил дядя Саша Марису и снова повернулся ко мне:
— Так как эти два пиз… то есть бизнесмена, могут тебя заставить переехать от одного к другому, если ты этого не хочешь?
— Могут, — вздохнула я. — Я — модель. У меня должен быть за спиной какой-нибудь «папик». Иначе — конец моей модельной карьере. Моделей много, и ещё больше желающих прорваться в наши ряды. Я не хочу терять эту работу. Ну нравится она мне! Мы не на Западе, хоть и у «окна в Европу». У нас все не так, как у них. У нас свои законы, которых следует придерживаться, иначе — финита ла комедия.
— Бросай ты к чёртовой матери это своё модельство — или как там оно называется, — заметил дядя Саша. — Займись чем-нибудь другим.
Никитин замолчал.
— Чем, например? — посмотрела на него я. — Я ничего не умею делать.
Учиться — не училась. И, честно говоря, желания особого не испытываю. Куда я могу пойти работать?
— Секретарём-референтом, — вставил Марис. — Прекрасная работа для модели.
Шулманис явно смеялся, но в чем-то он был прав. Девочкой для украшения офиса я вполне бы могла устроиться, да и любой начальник передо мной не устоит, но… В своё время я уже думала об этом. Все-таки придётся каждый день вставать рано утром, целый день сидеть в офисе, пусть даже и ничего не делать… Я привыкла высыпаться, ходить по интересующим меня магазинам, салонам красоты, фитнесс-центрам, причём в удобное для меня время. А на подиуме и перед камерой я чувствовала себя актрисой. Я любила это! Да, бывало очень тяжело стоять по несколько часов подряд, но доставляло радость! Нет, работа в офисе была не для меня.
— Тебе, конечно, лучше бы быстренько выйти замуж… — протянул дядя Саша.
Легко сказать: выйти. Надо ещё найти за кого. Да и все мои папики брали только в любовницы, но не в жены. И я сама ни за кого из них не пошла бы. Ну, может, только за моего предыдущего… К тому же он по возрасту на папулю не тянул. Но это я сейчас так думаю, а пока он жив был, мыслей у меня таких не появлялось — в смысле о замужестве. Все познаётся в сравнении.
— Наташа, — заговорил Марис, — когда я поеду в Латвию, ты отправишься со мной. Мы, кажется, уже обсуждали это у твоего брата, и ты согласилась. Со мной и Рутой поедешь, я надеюсь. (Я лично надеялась, что Руты с нами не будет, но зачем лишать человека его надежды.) У меня много связей и в Риге, и в Стокгольме, и в Копенгагене, и в Хельсинки. Я поговорю со своими корреспондентами. Будет тебе модельная работа. Но не здесь; Такой вариант тебя устраивает?
Я кивнула. Решил взять меня в любовницы? Я, в общем, не против.
— Поработаешь за бугром, время пройдёт, может, и тут все устаканится — раньше или позже, — добавил дядя Саша. — Мне будешь позванивать, я тебя стану информировать. Может, кто из этих двоих за годик-другой в мир иной отправится?
Я опять кивнула. В общем, такое решение моего вопроса меня устраивало.
Опять же, не исключено, замуж за какого скандинава выйду. Или за прибалта.
Главное сейчас: смыться из Питера.
— А вот что тебе, Марис, посоветовать… — Дядя Саша теперь смотрел на Шулманиса. — На заводик бы на тот надо наведаться… Осмотреться…
— Мы можем завтра проехать днём, если вы свободны, — предложил Марис.
— Да кто же днём нам там даст осмотреться?! — удивлённо воскликнул Никитин и взглянул на Шулманиса, как на ничего ещё не соображающего младенца. — Вот сейчас — самое время.
Марис открыл рот, потом закрыл, затем сказал что-то типа «э… ну… э…» — и согласился. А что ему ещё оставалось делать? Человек — причём полковник КГБ или ФСБ — предлагает реальную помощь.
— То есть вы считаете, что мы должны прямо сейчас…
— Конечно. Вон Наталья почти не употребляла, в основном, сливки пила, может за руль сесть. Менты знают, что бабы за рулём обычно всегда трезвые ездят, это мы, мужики, можем себе позволить. Если увидят, что баба двух мужиков везёт — нас с тобой, Марис, — навряд ли остановят, ну а если остановят… Что ж, придётся представиться младшим братьям.
Марис кивнул.
Дядя Саша тем временем попросил описать подступы к заводу и все, что Марис успел там увидеть. Выслушав Шулманиса, Никитин заявил, что придётся заехать к нему домой: кое за каким оборудованием.
— У меня вообще много интересных штучек в собой, — признался Марис. — Друзья есть во всяких конторах, снабжают новейшими достижениями техники…
Дядя Саша попросил Мариса показать, что у того припасено, одобрительно кивал, рассматривая орудия труда криминального журналиста, но заметил, что кое-чего важного все-таки нет.
— А что надо? — подала голос я.
— Ну альпинистское снаряжение, например. Не все, конечно… Крюк, верёвку… Не забывайте, друзья мои, ночь: ворота могут быть закрыты, да и не надо нам через ворота. Я предпочёл бы с заднего хода, так сказать.
— Должен, наверное, какой-нибудь лаз быть, — заявила я. — Народная тропа. Раз там разливают огненную воду…
Дядя Саша кивнул, заметив, что я высказала очень мудрое замечание.
Народная тропа быть должна обязательно, но совсем не обязательно, что мы её сейчас найдём: мы отправимся туда, когда время прохождения каравана уже закончится. И нам не нужны свидетели. А поэтому нужны средства для переброски отряда через препятствие.
— А если просто друг другу на спинку, ну и…
— Нет, — твёрдо заявил дядя Саша. — И ещё неизвестно, куда нам придётся подниматься. Едем ко мне.
Я села за руль своей старенькой «бээмвэшки», мы опять доехали до площади Победы, высадили дядю Сашу, договорились, что через полчаса машина снова будет на том же месте, и я повернула по направлению к городу.
— Давай встанем где-нибудь на тихой улочке, — предложил Марис.
— Я бы к братцу-кролику заскочила на пять минут…
Марис посмотрел на часы и заметил, что уже не время ходить в гости и если мой родственник с другом ещё не спят, то явно заняты тем делом, при котором присутствие третьей стороны даже в виде родной сестры не очень желательно. Я кивнула, соглашаясь с мудрой мыслью, и поехала к центру города. У меня была мысль проскочить мимо нескольких ночных клубов, вдруг, может, кого-то увижу, или по дороге какие-то идеи появятся…
Я не успела осуществить своих планов, потому что Марис вдруг заявил:
— Или я здорово пьян и у меня в глазах мутится, или у вас в городе пьяные менты дорожные знаки вывешивают.
— А что такое? — спросила я, склоняясь ко второму варианту.
Марис кивнул на любопытное соседство знаков слева по борту: остановка запрещена, но стоянка разрешена.
— Что за гибрид? — тем временем поражался представитель свободной Латвии. — Это у вас ГАИ так шутит?
— Скорее зарабатывает деньги, — высказала я своё предположение. — Возможна платная стоянка, которая теперь активно практикуется у нас в городе.
Но мы здесь вставать не будем, хотя сейчас сборщиков дани уже нет.
Нужно было поворачивать назад, чтобы вовремя успеть к встрече с дядей Сашей. Он уже стоял в условленном месте с сумкой на плече.
К заводу мы прибыли в половине третьего ночи. Дядя Саша велел оставить машину в некотором отдалении. У него была мысль оставить и меня в ней, но я возмутилась, сказав, что тоже хочу участвовать в деле — из чисто спортивного интереса. Марис также заметил, что девушке одной среди ночи небезопасно сидеть в машине, тем более в таком глухом месте. Это решило дело. Машину я заперла, и мы отправились к довольно внушительному забору.
Перед ним шёл ряд тополей, не доходивших до верха бетонного строения.