Страница:
Важно все же помнить, что адекватность эта ограничена: речь не идет о культурном синтезе в полном смысле слова - ведь культурные глубины под этим верхним пластом, очевидно, остаются во многом разными - это разные наборы языкбв, если вновь использовать термины Лотмана. В большой степени отсюда, наверное, и то доведение до абсурда, упрощение логических ходов в дискурсе "Мусульманина" по сравнению с языком русского "большинства", о котором я упоминала, высокая повторяемость и, соответственно, легкая экстраполируемость, очевидность при первом же чтении его ключевого словаря и клишированность речи - его своеобразный избыточный стиль, который я называю "стилем чересчур" или "стилем trop", - что можно было заметить в любой из приведенных цитат ^. Преобразование языка русского "большинства" языком русских мусульман оказывается, тем самым, прежде всего стилистическим.
Что, однако, кажется столь шокирующе знакомым в этой стилистике сегодняшнему российскому читателю среднего возраста и старше? Может быть, дело в том, что "процедура", которую дискурс "Мусульманина" осуществляет с языком русского "большинства" той эпохи - а это прежде всего доведение дуалистичности и ценностной нагруженности "нормативного" языка "большинства" до черно-белой и навязчивоагрессивной аксиологичности по принципу "trop" - предвосхищает "процедуру", которая превратила тот "русский" в "советский"? Я имею в виду специфическую клишированность и агрессивность lingua sovetica, его лозунговость и прочее. "Вперед, за счастье наших темных братьев!" - восклицание, искренность которого сегодня может вызвать в лучшем случае ностальгическую улыбку "".
Разумеется, эта искренность, как и ряд иных существенных черт, отличают авторов "Мусульманина" от современного homo soveticus (нередко склонного "манипулировать" языком ^): они, подчеркну, лишь предвосхищают его. Как исторически осуществлялась аналогичная "процедура" на всем пространстве России - вопрос других исследований. Замечу лишь, что такое совпадение, видимо, служит еще одним под
282________________________Образ ^другого" в Культуре
тверждением того, что советское общество возникло не вдруг, а вырастало из определенной ментальной основы. Одновременно это заставляет вновь задуматься о том, что и как превращает влияние европейской прогрессистской мысли в один из импульсов формирования тоталитарного сознания.
' В моем распоряжении были только номера 1910-1911 гг. С 1912 г. журнал, видимо, прекратил свое существование - силы издателей, похоже, были поглощены газетой "В мире мусульманства", которую они начали издавать в 1911 г. в Петербурге (до того с января 1910 г. это был раздел в газете "Новая Русь", СПб.; ему предшествовал с октября 1909 г. "Мусульманский отдел" в военно-общественном журнале "Братская помощь", Москва).
"Черкесы" - здесь в общем значении "кавказские горцы". См.: Материалы для библиографии Северного Кавказа. Библиографический обзор литературы о Северном Кавказе за 1908 г. // Известия общества любителей изучения Кубанской области. Екатеринодар, 1912. Вып. 5. С. 162; Там же. 1913. Вып. 6. С. 168; Городецкий Б.М. Библиографический обзор литературы о Северном Кавказе, 1906-1907 гг. Екатеринодар, 1908. Вып. 2.
^В газете "Кубанский край" (1911, № 142, 144, 146, 155, 193) в связи с журналом "Мусульманин" разгорелась дискуссия: обсуждалось, в частности, целесообразно ли "учить горцев из Парижа" (объектом полемики стал не столько сам журнал, сколько автор, высказавший сомнения в оправданности того, что "издатели забрались в Париж"; большинство участников обсуждения - "аутсайдеры", не мусульмане и не горцы); там же - глухой спор о том, связано ли нахождение редакции в Париже с цензурными соображениями. Во всяком случае, пребывание за границей было, видимо, шагом, предпринятым намеренно, причем оторванность от родины воспринималась издателями как "участь".
В состав редакции входили люди, получившие высшее образование европейского образца или приобщенные к нему: помещики и офицеры, юристы, врачи, инженеры, банковские деятели. См., напр., один из списков "идейных сотрудников" журнала в №24, 1911. С. 1017-1018. Это, однако, не свидетельствует о том, что они были лишены традиционного мусульманского образования. Например, Ады Атласов (1875-1940?), словами которого я начинаю статью, - мулла, мударрис, историк, учился в мектебе своего отца и в медрессе Буинска, Симбирской губернии, знал арабский и персидский, был автором книг и статей во многих мусульманских газетах. Член Второй Государственной Думы от Самарской губернии, он представлял крайнее левое крыло татарских джалидов (см. об этом движении ниже), арестовывался за революционную деятельность и был лишен ранга муллы (в 1908 г.); репрессирован ок. 1936-1938 гг., погиб на Соловках. См. о нем: Волидов Дж. Очерк истории образованности и литературы татар. [М.; Л., 1923]. Oxford, 1986 (Society for Central Asian Studies. Reprint series N 11.). С. 172.
' Даже полемика вокруг "Вех", далеко ушедшая от проблем просветительства как такового, достаточно отчетливо проявляет сохраняющееся стереотипное представление об .интеллигенции как слое, главным назначением которого остается просветительство. См., напр., номера "Русского богатства" за 1909 г. или "Запросов жизни" за 1910 г.
В 1911 г. у него было от "тысячи с лишком" до двух тыс. подписчиков. По представлениям издателей журнала, в России было тогда "почти 20 млн. мусульман". По данным В. Монтея - 16 млн. (Monteil V. Les Musulmans sovi^tiques. P., 1982. P. 19.) Журнал стремился отразить жизнь всего мусульманского мира, но прежде всего российского. Наряду с рубрикой "Из родных мест", посвященной Кавказу, постоянными были: "Мусульманская жизнь", где помещались сообщения из России, и "Обзор жизни единоверцев других стран". Корреспонденции поступали, в частности, из Астрахани, Казани, Оренбурга, Баку, Ташкента, от мусульман Литвы, из Киргизии и т.д., а также из Турции, Египта, Марокко, Афганистана и др. Наряду с публикацией информационных материалов, журнал выступал с полемикой по затрагивавшим интересы мусульманских народов проблемам общественной жизни, с историософскими эссе, публиковал художественные опыты. Несмотря на такой замах, он, по-видимому, воспринимался как издание все-таки несколько изолированное даже
Q Ю. Бессмертная. PycckM Культура в свете мусульманства ____ 283
внутри мусульманской прессы и, может быть, еще в силу политической умеренности, не оказался в центре дискуссий российских мусульман того времени, хотя и вызывал определенный резонанс. Не баловали его вниманием и исследователи; так, самый обширный труд о мусульманской прессе России посвящает ему лишь полторы страницы: Bennigsen А., Lemercier-Quelquejay Ch. La presse et ie mouvement national chez les musulmans de Russie avant 1920. P., 1964. P. 172-173.
^0 джадидизме, наряду с трудами Беннигсена и Келькежэ, см.: Волидов Дж. Указ. соч. (помимо прочего, здесь подробное, хотя и откровенно "джадидское" описание "старометодной" и "новометодной" систем образования); обратный этому взгляд, со стороны русской администрации, см.: Мусульманская печать России в 1.910 году / Под ред. Вл. Гольмстрема. [СПб, 1911.] Oxford, 1987 (Society for Central Asian Studies. Reprint series, № 12.). Во многом разработка джадидских взглядов связана с именем крымского татарского просветителя Исмаила Бея Гаспринского (идея модернизации путем реформы образования разработана им, в частности, в труде Usul-ijadid, "Новый метод", откуда и пошел этот термин); он был и основателем одной из первых мусульманских газет в России - "Терджуман", ставшей "образцом" жанра. "Мусульманин" весьма близок ей по своим позициям. См., в частности: Исмаил БейГаспринский. Русское мусульманство. [Симферопль, 1881.] Oxford, 1985. (Society for Central Asian Studies. Reprint series, N 6.); это издание включает и ст.: Bennigsen А. Ismail Bey Gasprinski (Gaspraly) and the origins of the Jadid movement in Russia; см. также.: Ortayli 1. Reports and considerations of Ismail Bey Gasprinskii in Tercuman on Central Asia // En Asie Centrale Sovietique. Cahiers du Monde Russe et Sovietique. P., 1991. Vol. 32. О предшественниках Гаспринского среди татар Поволжья см., напр.: Юзеев А. Мировоззрение Ш. Марджани и арабо-мусульманская философия. Казань, 1992.
Характерно, что мусульманскими сюжетами журнал не ограничивался, включая очерки из жизни и публикации "жемчужин культурного наследия" других стран, как европейских, так и восточных. Все его выступления так или иначе были подчинены обсуждению соотношения "ислама и культуры". Проблема эта, волновавшая весь исламский мир, была поддержана "провокацией" со стороны представителей "культуры", например, выступлением Э. Ренана (в Сорбонне в 1883 г.; рус. пер. - "Ислам и прогресс". СПб., 1898), воплотившем в себе основные европейские стереотипы об исламе.
"Из всего обилия литературы на эту тему сошлюсь на кн.: Брагинский В.И., СеменцовВ.С. Проблемы традиций, нео-традиционности и традиционализма в литературах Востока // Художественные традиции литератур Востока и современность. Ранние формы традиционализма. М., 1985; Рашковский Е.Б. Научное знание, институты науки и интеллигенция в странах Востока. М., 1990.
'" Говоря о мусульманской или христианской культуре, я имею в виду не собственно религиозные культуры и не собственно религиозные мировоззрения, но те черты ментальности, стилей мышления и способов смыслополагания, которые сопрягаются с соответствующей религиозной системой (воспитываются, стимулируются ею или сами порождают ее особенности).
" Речь идет о том разнородном во многих отношениях, официально православном "русском большинстве", каковое большинством себя и полагало (противопоставляясь "иноверцам" и "инородцам"), политическое, а во многом и культурное доминирование которого определило нередкое понимание определения русский в значении "подданный Российской империи", "принадлежащий Российской империи", игнорирующем его собственно этнический смысл (ведь современное противопоставление "русский"-"российский", насколько я могу судить, тогда не существовало).
^ И, соответственно, отмеченная выше установка авторов журнала на усвоение этой культуры реально воплотилась - по крайней мере в одном из их ментальных пластов, стилей мышления; а скорее - сама были результатом такого усвоения.
" Я, однако, не включаю в свои задачи последовательную и детальную экспликацию каждой из возможных параллелей с картиной мира интеллигенции русского "большинства", полагая их, с одной стороны, достаточно очевидными (важно, какие из ее известных характеристик оказались действенными в описываемом мировидении), а с другой - рассчитывая на компетентное узнавание и критику специалистов по истории русской культуры. Видящаяся мне здесь перспектива обнаружить повороты возможных интерпретаций картины мира дореволюционной русской интеллигенции могла бы, очевидно, представить
284 Образ *другого" в Аультуре
для них определенный интерес: в особенности для такого открытого прочтения экспертами я стремлюсь раскрыть здесь страницы журнала. В заключение я приведу, впрочем, некоторые прямые параллели, касающиеся явлений, быть может, не менее известных, чем оставленные за кадром, но, как кажется, не всегда в полной мере осознаваемых.
^ Говоря определеннее, я начну с описания ключевых понятий в языке "Мусульманина" и их значений в системе оппозиций, которую они составляют, а затем обращусь все-таки к содержанию текстов, но двигаясь не "вверх" - к индивидуальным открытиям и смыслам каждого отдельного текста, а "вниз" - к образцовым, наиболее общим для этих текстов логическим ходам [я проанализирую логику выбора означаемых (т.е. референтов) этих понятий в плане прагматики говорящего]: именно на уровне этих структур язык "Мусульманина" представляется мне наиболее характеризующим язык русского "большинства" (тогда как индивидуализирую11"ий анализ был бы наиболее существен для рассмотрения журнала в первом из названных выше ракурсов). Наконец, я коснусь смысловой интерпретации этих структур на уровне ментольности авторов "Мусульманина". Понятно, что такое рассмотрение определенным образом упрощает источник. Ср.: Боткин П.М. Два способа изучать историю культуры // Вопросы философии. 1986. № 12.
" О русской литературе классического периода // Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М., 1994. С. 382-383, 390. О традиционной роли дуальности в русской культуре, включая и формирование ее отношения к "другому" и, в частности, к Западу, ср. также: Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Роль дуальных моделей в динамике русской культуры (до конца XVIII века) // Успенский Б.А. Избр. труды. М., 1994. Т. 1. С. 219-253; Успенский Б.А. Дуалистический характер русской средневековой культуры // Там же. С. 254-297.
^ Замечу, что, по Лотману, альтернативные бинарным тернарные модели характерны, в частности, для русского народного сознания и происходят от наложения "на общую христианскую бинарность" "народного представления языческого типа" (Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. С. 387). Так или иначе, подчеркну, что я говорю о массовом, но не о народном, а об интеллигентском сознании.
" Полужирным шрифтом я выделяю ключевые слова дискурса журнала (они не только являются смысловыми "ядрами" фраз, но и постоянно повторяются в разных текстах журнала), курсивом же - устойчивые и часто воспроизводимые выражения, складывающиеся вокруг этих слов, а также цитируемые (но не целиком) более крупные характерные высказывания.
" Это, напомню, как раз то представление о "всемирном историческом процессе", альтернативой которому стала в современной науке концепция культурного релятивизма. Предлагаемая статья по сути и представляет одну из многих переоценок первого с позиций второго.
Вряд ли можно не вспомнить уже иронически-пародийный взгляд на это, подспудно, наверное, свойственное нам всем (всякому российскому и, шире, европейскому человеку) ощущение исторического времени: "Значит, все мы, кровь на рыле, топай к светлому концу..." (А. Галич).
" Центром же Европы, ^центром всей мировой культуры", ((мировой столицей" мыслится, как и положено для той поры, Париж. ^ Т.е. соседствующую с нами "семью культурных народов" - европейцев. " Здесь возникает важный вопрос о степени секуляризации описываемого сознания. Ответ на него требовал бы отдельной статьи в силу своей неоднозначности и обширности. Достаточно заметить парадоксальное разведение ислама и мусульманства, которое, с одной стороны, указывает на секулярные устремления авторов, а с другой - демонстрирует сохраняющуюся неразъединенность в их миропонимании религиозного и "светского", столь существенную в традиционных исламских культурах. Добавлю, что они, несомненно, считают себя людьми верующими, "хотя и не делают намаз по пяти раз в сутки", но вместе с тем предлагают, например, ограничить сферу религии "частной жизнью" - по примеру европейских стран. Вообще рефлексия авторов "Мусульманина" в сфере религии лежит в русле все той же всеобщей парадигмы: своя религия воспринимается через аналогию с историей и ролью христианства в мире Европы - в том видении этой истории и роли, которое было тогда стереотипным для массового рационализированного европейского/русского сознания.
О. Ю. Бессмертная. Русс1"ая kyAbrypa в свете мусульманства 285
" "Петь ей хвалебные песни пока еще слишком рано, так как она не проявила и сотой доли того самоотвержения, как сделала это русская интеллигенция..." (1911. № 4. С. 176).
^ Я имею в виду взгляд, возможно даже презумпцию, сложившуюся в России на основе переплавки идей очень разных, нередко противоположных друг другу мыслителей - парадоксально подготовленных уже Чаадаевым и развитых старо-славянофилами, приведенных к своему логическому завершению Данилевским и вновь продолженных многими другими. Подобные взгляды, впрочем, были уже в ту пору не менее характерны и для мусульманских идеологов за пределами России и, как известно, вызревали среди самих европейцев.
" Подробное рассмотрение взглядов журнала на христианство - отдельный сюжет; скажу лишь, что основной модус восприятия христианства отсюда - это прежде всего характеристика его как "гуманистической" религии.
" Речь идет о словах, произнесенных марокканцем вслед за тем, как он спас автору жизнь, исполнив клятву побратимства.
" Рассказ начинается с того, что марокканец не верит рассказчику, пытающемуся убедить его, что арабы и евреи - родственные народы.
^ Это сказано о себе: автор живет в это время в Марокко среди кочевнических племен. Ср. также противопоставление "нравственного" дикарства и "безнравственных" христиан выше.
^ Замечу, что здесь засвидетельствован и набор "национальных" стереотипов, ключевых характеристик каждой из европейских наций, также, судя по всему, воспроизводивший тот что носился в "воздухе" русской действительности.
Такова, кстати, одна из стереотипных характеристик русских в представлениях, людей писавших в журнале, - пьянство.
Этот принцип предстает как важнейшая коннотация, главный смысловой оттенок понятия "слово" в его противопоставлении "делу".
^ Здесь одновременно видна универсальность "словаря" (набора) характеристик, известного журналу: качества, отрицательные сточки зрения "наших" врагов, отрицательны и с "нашей" точки зрения (несмотря на декларацию противоположных подходов), но "враги" не по адресу их приписывают; соответственно европейцев (и их союзников на местах) ругают и словами, которыми ругают "наших" врагов ("эксплуататоры"), и словами, которыми ругают "нас" ("гяур", "продавец народа" и пр.).
^ Ср. также, как прямо увязано "неправильное" использование слова "гяур" с "нашими" врагами, когда речь идет о мире здесь: "невежественные и дикие муллы" "сеют ненависть... к гяурам - сиречь русским" (1911. № 3. С. 107); это значит, что "мы", наоборот, никогда не назовем русских "гяурами". Но в мире там "мы" делаем по отношению к европейцам то, что "наши" враги делают по отношению к русским в мире здесь.
^ Помимо самой семантики противопоставляемых элементов показательна и инверсия их последовательности, которую здесь можно усмотреть: понятию "просвещенный" в отрицательном ряду соответствует "грубый", а понятию "честный" - "невежественный". См. также примеч. 20.
" Ср. некоторую аналогию: понятие о правильном поведении в представлениях русского средневекового путешественника зависит от места его нахождения. См.: Успенский Б.А. Дуалистический характер русской средневековой культуры.
^ Подчеркну, что я говорю лишь о логической подоплеке, которая лишена осложняющего ее концептуального "мяса". Самый простой пример "концептуализации" этой логики - различение, продолжающее идею нравственного вырождения Европы, конкретных европейцев-колонизаторов, являющихся безнравственными "проходимцами", и абстрактной Европы как носительницы культуры. Но есть и более сложные историософские построения.
" Ср. несколько иной взгляд на перспективы подобно устроенных межкультурных сравнений: Топоров В.Н. Пространство культуры и встречи в нем // Восток-Запад. М., 1989. С. 6-17.
" Мне хотелось бы еще раз предостеречь от упрощения этой ситуации: не только напомнив, что может потребоваться и обрезание, но отметив, например, сочетающуюся с этим нормативную важность понятия внутреннего намерения (niyya) человека.
286 Образ ^другого" в Культуре
^ CM.: JomierJ. La faiblesse ontologique de l'homme selon ie Coran // Recherehes d'lslamologie. Louvain, 1977. P. 149-158; ЖуравскийА.В. Бог и человек в исламе и христианстве // Ориентация - поиск. Восток в теориях и гипотезах. М., 1992.
*° Замечу, однако, что в традиционном отношении к Европе, изученном мною в одной из мусульманских культур, знание и вежество неразделимы внутри единого социальнонравственного кода восприятия - в отличие от того, что происходит у русских мусульман. См.: Бессмертная О.Ю. "Приход христиан", "прогресс" и судьбы мира: координаты восприятия мусульманами Хаусаленда европейцев и европейской цивилизации (1900-1950) // Ислам и проблемы межцивилизационного взаимодействия. Тезисы докладов и сообщений. Институт исламской цивилизации. М., 1992. *' М. Ю. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. С. 387 " Возражая точке зрения, что такие опорные категории присущи лишь дискурсу оппозиционной (народнической, западнической и пр.) прессы, приведу пример из выступлений иной идейной ориентации: "В народах, подобных Франции или Германии, стоящих на высоких степенях культуры, искание политических прав бывает делом всей нации. В народах меньшей культурности, отстаивание политических свобод бывает уделом лишь интеллигентных кругов в них" (Шубинской Н.П. Памяти П.А.Столыпина. Речь, произнесенная 5 сен. 1913 г. М., 1990). Ср. и дискурс одного из ярчайших людей эпохи: ((...построить здание обновленной, свободной, но в лучшем смысле этого слова, свободной от нищеты и невежества, от бесправия, преданной как один человек своему государю - России" (Столыпин о своей программе: Думские речи. Спб., 1911. Курсив мой. - О. Б.). Специальное исследование соответствующего языка самого русского "большинства" не входит в мои задачи. Скажу лишь, что неслучайность приведенных примеров для прессы того времени, на мой взгляд, с достаточной очевидностью подтверждается материалом, цитированными журналами в частности; как кажется, она и вообще привычно ощущаема "в воздухе" русской культуры для многих ее носителей. Другое дело, что в рассматриваемый период в столичной прессе соответствующий ключевой словарь не обладал столь высокой повторяемостью - не нуждался в постоянном проговаривании, акценты расставлялись уже несколько иначе, а стиль был все же сдержаннее. Но чем дальше на периферию - тем ближе к "Мусульманину": "Общественный строитель! Добывай свободу школе! Учитель! Воспитывай сознательных граждан!" (Девиз журнала "Школа и жизнь". Екатеринодар, 1907-1909).
" Меньше всего здесь имеются в виду вновь вошедшие в моду идеи посредничества России между Западом и Востоком. См.: Тезисы к семиотике русской культуры// Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. С. 407 и след. ** М. Ю. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. С. 411, 415. * Еще раз подчеркну, что показанная общность в рассмотренном случае определена языком русской культуры, а не некой особой "равнодействующей" языков разных культур. " Специальное расссмотрение этого стиля - предмет отдельной статьи. "О советских претворениях подобной метафорики см.: Баранов А.Н., Казакевич Е.Г. Парламентские дебаты // Новое в жизни, науке и технике. Сер. "Наука убеждать: риторика". М., 1991. № 10. Ср. примеч. 42. Подчеркну, однако, что сходство "процедур" не свидетельствует о полном совпадении их причин: так, стиль "Мусульманина" предстает не только результатом "недостаточности" этого мышления по отношению к "норме" русской культуры (его периферийности, неофитства и т. п.), но и его "избыточности", присутствия в нем иной глубины по сравнению с ней. ** Ср. Баранов А.Н., Казакевич Е.Г. Указ. соч.
В. К. Ронин
БЕЛЬГИЙЦЫ И РОССИЯНЕ: НЕКОТОРЫЕ РАЗЛИЧИЯ В МЕНТАЛИТЕТЕ
- Там не немцы, а французы!
- Один шут! Что я с ними буду делать? На них глядючи, я со смеху околею! А. П. Чехов. В Париж!
"Наш" и "их" миры не просто сблизились, а уже тесно переплелись. Интерес к конкретному сопоставлению бытового поведения, традиций, менталитета наших сограждан и жителей западных стран не ослабевает. Даже не проводя специальных исследований, а только живя за границей одной жизнью с местной средой, каждый день сталкиваешься с такими элементами поведения, реакциями и представлениями, которые резко отличаются от бытующих на родине. Речь пойдет, разумеется, об элементах массовых, постоянно повторяющихся, типичных. Они, как правило, не являются предметом рефлексии, о них не задумываются, они проявляются лишь в определенных способах поведения, обычаях. Эти различия в менталитете не менее устойчивы, чем объективные различия в бытовой культуре - от способа умываться (в Бельгии и Голландии - "варежкой") до способа считать на пальцах (разгибая их, а не загибая).
Находясь с 1990 г. в Бельгии, преподавая в институтах переводчиков и на различных курсах для взрослых, часто выступая с лекциями, я как раз и оказался погружен в местную среду и получил возможность интенсивно общаться с людьми всех возрастов и социальных групп, сохраняя в то же время известную психологическую дистанцию, необходимую для сопоставлений. Кроме того, мои собственные исследования по истории людей из России в Бельгии в Х1Х-ХХ вв. позволяют дополнить стихийные наблюдения "изнутри" опытом предшествующих поколений наших соотечественников в этой стране. Об их реакции при соприкосновении с бельгийскими реальностями можно узнать как из мемуаров и писем, так и из живых рассказов старых эмигрантов или их потомков,
Предлагаемые заметки - лишь попытка сгруппировать сам собою накопившийся эмпирический материал. Некоторые из этих наблюдений как бы давно известны, но, возможно, полезно собрать их воедино и еще раз подтвердить опытом собственного погружения в жизнь, столь отличную от нашей. Благодарная память об одной из Книг нашей истфаковской юности - "Категории средневековой культуры" А. Я. Гуревича - подсказала несколько тем: общение (включая "дар" и "пир"), социальные отношения, труд, деньги, личная жизнь.
Хотя наблюдения эти сделаны в основном в Бельгии, многие из них относятся и к ее соседям или даже ко всей Западной Европе. В самой же Бельгии различия между фламандцами, говорящими на нидерландском языке, и валлонами, говорящими по-французски, для нашей темы несу
Что, однако, кажется столь шокирующе знакомым в этой стилистике сегодняшнему российскому читателю среднего возраста и старше? Может быть, дело в том, что "процедура", которую дискурс "Мусульманина" осуществляет с языком русского "большинства" той эпохи - а это прежде всего доведение дуалистичности и ценностной нагруженности "нормативного" языка "большинства" до черно-белой и навязчивоагрессивной аксиологичности по принципу "trop" - предвосхищает "процедуру", которая превратила тот "русский" в "советский"? Я имею в виду специфическую клишированность и агрессивность lingua sovetica, его лозунговость и прочее. "Вперед, за счастье наших темных братьев!" - восклицание, искренность которого сегодня может вызвать в лучшем случае ностальгическую улыбку "".
Разумеется, эта искренность, как и ряд иных существенных черт, отличают авторов "Мусульманина" от современного homo soveticus (нередко склонного "манипулировать" языком ^): они, подчеркну, лишь предвосхищают его. Как исторически осуществлялась аналогичная "процедура" на всем пространстве России - вопрос других исследований. Замечу лишь, что такое совпадение, видимо, служит еще одним под
282________________________Образ ^другого" в Культуре
тверждением того, что советское общество возникло не вдруг, а вырастало из определенной ментальной основы. Одновременно это заставляет вновь задуматься о том, что и как превращает влияние европейской прогрессистской мысли в один из импульсов формирования тоталитарного сознания.
' В моем распоряжении были только номера 1910-1911 гг. С 1912 г. журнал, видимо, прекратил свое существование - силы издателей, похоже, были поглощены газетой "В мире мусульманства", которую они начали издавать в 1911 г. в Петербурге (до того с января 1910 г. это был раздел в газете "Новая Русь", СПб.; ему предшествовал с октября 1909 г. "Мусульманский отдел" в военно-общественном журнале "Братская помощь", Москва).
"Черкесы" - здесь в общем значении "кавказские горцы". См.: Материалы для библиографии Северного Кавказа. Библиографический обзор литературы о Северном Кавказе за 1908 г. // Известия общества любителей изучения Кубанской области. Екатеринодар, 1912. Вып. 5. С. 162; Там же. 1913. Вып. 6. С. 168; Городецкий Б.М. Библиографический обзор литературы о Северном Кавказе, 1906-1907 гг. Екатеринодар, 1908. Вып. 2.
^В газете "Кубанский край" (1911, № 142, 144, 146, 155, 193) в связи с журналом "Мусульманин" разгорелась дискуссия: обсуждалось, в частности, целесообразно ли "учить горцев из Парижа" (объектом полемики стал не столько сам журнал, сколько автор, высказавший сомнения в оправданности того, что "издатели забрались в Париж"; большинство участников обсуждения - "аутсайдеры", не мусульмане и не горцы); там же - глухой спор о том, связано ли нахождение редакции в Париже с цензурными соображениями. Во всяком случае, пребывание за границей было, видимо, шагом, предпринятым намеренно, причем оторванность от родины воспринималась издателями как "участь".
В состав редакции входили люди, получившие высшее образование европейского образца или приобщенные к нему: помещики и офицеры, юристы, врачи, инженеры, банковские деятели. См., напр., один из списков "идейных сотрудников" журнала в №24, 1911. С. 1017-1018. Это, однако, не свидетельствует о том, что они были лишены традиционного мусульманского образования. Например, Ады Атласов (1875-1940?), словами которого я начинаю статью, - мулла, мударрис, историк, учился в мектебе своего отца и в медрессе Буинска, Симбирской губернии, знал арабский и персидский, был автором книг и статей во многих мусульманских газетах. Член Второй Государственной Думы от Самарской губернии, он представлял крайнее левое крыло татарских джалидов (см. об этом движении ниже), арестовывался за революционную деятельность и был лишен ранга муллы (в 1908 г.); репрессирован ок. 1936-1938 гг., погиб на Соловках. См. о нем: Волидов Дж. Очерк истории образованности и литературы татар. [М.; Л., 1923]. Oxford, 1986 (Society for Central Asian Studies. Reprint series N 11.). С. 172.
' Даже полемика вокруг "Вех", далеко ушедшая от проблем просветительства как такового, достаточно отчетливо проявляет сохраняющееся стереотипное представление об .интеллигенции как слое, главным назначением которого остается просветительство. См., напр., номера "Русского богатства" за 1909 г. или "Запросов жизни" за 1910 г.
В 1911 г. у него было от "тысячи с лишком" до двух тыс. подписчиков. По представлениям издателей журнала, в России было тогда "почти 20 млн. мусульман". По данным В. Монтея - 16 млн. (Monteil V. Les Musulmans sovi^tiques. P., 1982. P. 19.) Журнал стремился отразить жизнь всего мусульманского мира, но прежде всего российского. Наряду с рубрикой "Из родных мест", посвященной Кавказу, постоянными были: "Мусульманская жизнь", где помещались сообщения из России, и "Обзор жизни единоверцев других стран". Корреспонденции поступали, в частности, из Астрахани, Казани, Оренбурга, Баку, Ташкента, от мусульман Литвы, из Киргизии и т.д., а также из Турции, Египта, Марокко, Афганистана и др. Наряду с публикацией информационных материалов, журнал выступал с полемикой по затрагивавшим интересы мусульманских народов проблемам общественной жизни, с историософскими эссе, публиковал художественные опыты. Несмотря на такой замах, он, по-видимому, воспринимался как издание все-таки несколько изолированное даже
Q Ю. Бессмертная. PycckM Культура в свете мусульманства ____ 283
внутри мусульманской прессы и, может быть, еще в силу политической умеренности, не оказался в центре дискуссий российских мусульман того времени, хотя и вызывал определенный резонанс. Не баловали его вниманием и исследователи; так, самый обширный труд о мусульманской прессе России посвящает ему лишь полторы страницы: Bennigsen А., Lemercier-Quelquejay Ch. La presse et ie mouvement national chez les musulmans de Russie avant 1920. P., 1964. P. 172-173.
^0 джадидизме, наряду с трудами Беннигсена и Келькежэ, см.: Волидов Дж. Указ. соч. (помимо прочего, здесь подробное, хотя и откровенно "джадидское" описание "старометодной" и "новометодной" систем образования); обратный этому взгляд, со стороны русской администрации, см.: Мусульманская печать России в 1.910 году / Под ред. Вл. Гольмстрема. [СПб, 1911.] Oxford, 1987 (Society for Central Asian Studies. Reprint series, № 12.). Во многом разработка джадидских взглядов связана с именем крымского татарского просветителя Исмаила Бея Гаспринского (идея модернизации путем реформы образования разработана им, в частности, в труде Usul-ijadid, "Новый метод", откуда и пошел этот термин); он был и основателем одной из первых мусульманских газет в России - "Терджуман", ставшей "образцом" жанра. "Мусульманин" весьма близок ей по своим позициям. См., в частности: Исмаил БейГаспринский. Русское мусульманство. [Симферопль, 1881.] Oxford, 1985. (Society for Central Asian Studies. Reprint series, N 6.); это издание включает и ст.: Bennigsen А. Ismail Bey Gasprinski (Gaspraly) and the origins of the Jadid movement in Russia; см. также.: Ortayli 1. Reports and considerations of Ismail Bey Gasprinskii in Tercuman on Central Asia // En Asie Centrale Sovietique. Cahiers du Monde Russe et Sovietique. P., 1991. Vol. 32. О предшественниках Гаспринского среди татар Поволжья см., напр.: Юзеев А. Мировоззрение Ш. Марджани и арабо-мусульманская философия. Казань, 1992.
Характерно, что мусульманскими сюжетами журнал не ограничивался, включая очерки из жизни и публикации "жемчужин культурного наследия" других стран, как европейских, так и восточных. Все его выступления так или иначе были подчинены обсуждению соотношения "ислама и культуры". Проблема эта, волновавшая весь исламский мир, была поддержана "провокацией" со стороны представителей "культуры", например, выступлением Э. Ренана (в Сорбонне в 1883 г.; рус. пер. - "Ислам и прогресс". СПб., 1898), воплотившем в себе основные европейские стереотипы об исламе.
"Из всего обилия литературы на эту тему сошлюсь на кн.: Брагинский В.И., СеменцовВ.С. Проблемы традиций, нео-традиционности и традиционализма в литературах Востока // Художественные традиции литератур Востока и современность. Ранние формы традиционализма. М., 1985; Рашковский Е.Б. Научное знание, институты науки и интеллигенция в странах Востока. М., 1990.
'" Говоря о мусульманской или христианской культуре, я имею в виду не собственно религиозные культуры и не собственно религиозные мировоззрения, но те черты ментальности, стилей мышления и способов смыслополагания, которые сопрягаются с соответствующей религиозной системой (воспитываются, стимулируются ею или сами порождают ее особенности).
" Речь идет о том разнородном во многих отношениях, официально православном "русском большинстве", каковое большинством себя и полагало (противопоставляясь "иноверцам" и "инородцам"), политическое, а во многом и культурное доминирование которого определило нередкое понимание определения русский в значении "подданный Российской империи", "принадлежащий Российской империи", игнорирующем его собственно этнический смысл (ведь современное противопоставление "русский"-"российский", насколько я могу судить, тогда не существовало).
^ И, соответственно, отмеченная выше установка авторов журнала на усвоение этой культуры реально воплотилась - по крайней мере в одном из их ментальных пластов, стилей мышления; а скорее - сама были результатом такого усвоения.
" Я, однако, не включаю в свои задачи последовательную и детальную экспликацию каждой из возможных параллелей с картиной мира интеллигенции русского "большинства", полагая их, с одной стороны, достаточно очевидными (важно, какие из ее известных характеристик оказались действенными в описываемом мировидении), а с другой - рассчитывая на компетентное узнавание и критику специалистов по истории русской культуры. Видящаяся мне здесь перспектива обнаружить повороты возможных интерпретаций картины мира дореволюционной русской интеллигенции могла бы, очевидно, представить
284 Образ *другого" в Аультуре
для них определенный интерес: в особенности для такого открытого прочтения экспертами я стремлюсь раскрыть здесь страницы журнала. В заключение я приведу, впрочем, некоторые прямые параллели, касающиеся явлений, быть может, не менее известных, чем оставленные за кадром, но, как кажется, не всегда в полной мере осознаваемых.
^ Говоря определеннее, я начну с описания ключевых понятий в языке "Мусульманина" и их значений в системе оппозиций, которую они составляют, а затем обращусь все-таки к содержанию текстов, но двигаясь не "вверх" - к индивидуальным открытиям и смыслам каждого отдельного текста, а "вниз" - к образцовым, наиболее общим для этих текстов логическим ходам [я проанализирую логику выбора означаемых (т.е. референтов) этих понятий в плане прагматики говорящего]: именно на уровне этих структур язык "Мусульманина" представляется мне наиболее характеризующим язык русского "большинства" (тогда как индивидуализирую11"ий анализ был бы наиболее существен для рассмотрения журнала в первом из названных выше ракурсов). Наконец, я коснусь смысловой интерпретации этих структур на уровне ментольности авторов "Мусульманина". Понятно, что такое рассмотрение определенным образом упрощает источник. Ср.: Боткин П.М. Два способа изучать историю культуры // Вопросы философии. 1986. № 12.
" О русской литературе классического периода // Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М., 1994. С. 382-383, 390. О традиционной роли дуальности в русской культуре, включая и формирование ее отношения к "другому" и, в частности, к Западу, ср. также: Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Роль дуальных моделей в динамике русской культуры (до конца XVIII века) // Успенский Б.А. Избр. труды. М., 1994. Т. 1. С. 219-253; Успенский Б.А. Дуалистический характер русской средневековой культуры // Там же. С. 254-297.
^ Замечу, что, по Лотману, альтернативные бинарным тернарные модели характерны, в частности, для русского народного сознания и происходят от наложения "на общую христианскую бинарность" "народного представления языческого типа" (Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. С. 387). Так или иначе, подчеркну, что я говорю о массовом, но не о народном, а об интеллигентском сознании.
" Полужирным шрифтом я выделяю ключевые слова дискурса журнала (они не только являются смысловыми "ядрами" фраз, но и постоянно повторяются в разных текстах журнала), курсивом же - устойчивые и часто воспроизводимые выражения, складывающиеся вокруг этих слов, а также цитируемые (но не целиком) более крупные характерные высказывания.
" Это, напомню, как раз то представление о "всемирном историческом процессе", альтернативой которому стала в современной науке концепция культурного релятивизма. Предлагаемая статья по сути и представляет одну из многих переоценок первого с позиций второго.
Вряд ли можно не вспомнить уже иронически-пародийный взгляд на это, подспудно, наверное, свойственное нам всем (всякому российскому и, шире, европейскому человеку) ощущение исторического времени: "Значит, все мы, кровь на рыле, топай к светлому концу..." (А. Галич).
" Центром же Европы, ^центром всей мировой культуры", ((мировой столицей" мыслится, как и положено для той поры, Париж. ^ Т.е. соседствующую с нами "семью культурных народов" - европейцев. " Здесь возникает важный вопрос о степени секуляризации описываемого сознания. Ответ на него требовал бы отдельной статьи в силу своей неоднозначности и обширности. Достаточно заметить парадоксальное разведение ислама и мусульманства, которое, с одной стороны, указывает на секулярные устремления авторов, а с другой - демонстрирует сохраняющуюся неразъединенность в их миропонимании религиозного и "светского", столь существенную в традиционных исламских культурах. Добавлю, что они, несомненно, считают себя людьми верующими, "хотя и не делают намаз по пяти раз в сутки", но вместе с тем предлагают, например, ограничить сферу религии "частной жизнью" - по примеру европейских стран. Вообще рефлексия авторов "Мусульманина" в сфере религии лежит в русле все той же всеобщей парадигмы: своя религия воспринимается через аналогию с историей и ролью христианства в мире Европы - в том видении этой истории и роли, которое было тогда стереотипным для массового рационализированного европейского/русского сознания.
О. Ю. Бессмертная. Русс1"ая kyAbrypa в свете мусульманства 285
" "Петь ей хвалебные песни пока еще слишком рано, так как она не проявила и сотой доли того самоотвержения, как сделала это русская интеллигенция..." (1911. № 4. С. 176).
^ Я имею в виду взгляд, возможно даже презумпцию, сложившуюся в России на основе переплавки идей очень разных, нередко противоположных друг другу мыслителей - парадоксально подготовленных уже Чаадаевым и развитых старо-славянофилами, приведенных к своему логическому завершению Данилевским и вновь продолженных многими другими. Подобные взгляды, впрочем, были уже в ту пору не менее характерны и для мусульманских идеологов за пределами России и, как известно, вызревали среди самих европейцев.
" Подробное рассмотрение взглядов журнала на христианство - отдельный сюжет; скажу лишь, что основной модус восприятия христианства отсюда - это прежде всего характеристика его как "гуманистической" религии.
" Речь идет о словах, произнесенных марокканцем вслед за тем, как он спас автору жизнь, исполнив клятву побратимства.
" Рассказ начинается с того, что марокканец не верит рассказчику, пытающемуся убедить его, что арабы и евреи - родственные народы.
^ Это сказано о себе: автор живет в это время в Марокко среди кочевнических племен. Ср. также противопоставление "нравственного" дикарства и "безнравственных" христиан выше.
^ Замечу, что здесь засвидетельствован и набор "национальных" стереотипов, ключевых характеристик каждой из европейских наций, также, судя по всему, воспроизводивший тот что носился в "воздухе" русской действительности.
Такова, кстати, одна из стереотипных характеристик русских в представлениях, людей писавших в журнале, - пьянство.
Этот принцип предстает как важнейшая коннотация, главный смысловой оттенок понятия "слово" в его противопоставлении "делу".
^ Здесь одновременно видна универсальность "словаря" (набора) характеристик, известного журналу: качества, отрицательные сточки зрения "наших" врагов, отрицательны и с "нашей" точки зрения (несмотря на декларацию противоположных подходов), но "враги" не по адресу их приписывают; соответственно европейцев (и их союзников на местах) ругают и словами, которыми ругают "наших" врагов ("эксплуататоры"), и словами, которыми ругают "нас" ("гяур", "продавец народа" и пр.).
^ Ср. также, как прямо увязано "неправильное" использование слова "гяур" с "нашими" врагами, когда речь идет о мире здесь: "невежественные и дикие муллы" "сеют ненависть... к гяурам - сиречь русским" (1911. № 3. С. 107); это значит, что "мы", наоборот, никогда не назовем русских "гяурами". Но в мире там "мы" делаем по отношению к европейцам то, что "наши" враги делают по отношению к русским в мире здесь.
^ Помимо самой семантики противопоставляемых элементов показательна и инверсия их последовательности, которую здесь можно усмотреть: понятию "просвещенный" в отрицательном ряду соответствует "грубый", а понятию "честный" - "невежественный". См. также примеч. 20.
" Ср. некоторую аналогию: понятие о правильном поведении в представлениях русского средневекового путешественника зависит от места его нахождения. См.: Успенский Б.А. Дуалистический характер русской средневековой культуры.
^ Подчеркну, что я говорю лишь о логической подоплеке, которая лишена осложняющего ее концептуального "мяса". Самый простой пример "концептуализации" этой логики - различение, продолжающее идею нравственного вырождения Европы, конкретных европейцев-колонизаторов, являющихся безнравственными "проходимцами", и абстрактной Европы как носительницы культуры. Но есть и более сложные историософские построения.
" Ср. несколько иной взгляд на перспективы подобно устроенных межкультурных сравнений: Топоров В.Н. Пространство культуры и встречи в нем // Восток-Запад. М., 1989. С. 6-17.
" Мне хотелось бы еще раз предостеречь от упрощения этой ситуации: не только напомнив, что может потребоваться и обрезание, но отметив, например, сочетающуюся с этим нормативную важность понятия внутреннего намерения (niyya) человека.
286 Образ ^другого" в Культуре
^ CM.: JomierJ. La faiblesse ontologique de l'homme selon ie Coran // Recherehes d'lslamologie. Louvain, 1977. P. 149-158; ЖуравскийА.В. Бог и человек в исламе и христианстве // Ориентация - поиск. Восток в теориях и гипотезах. М., 1992.
*° Замечу, однако, что в традиционном отношении к Европе, изученном мною в одной из мусульманских культур, знание и вежество неразделимы внутри единого социальнонравственного кода восприятия - в отличие от того, что происходит у русских мусульман. См.: Бессмертная О.Ю. "Приход христиан", "прогресс" и судьбы мира: координаты восприятия мусульманами Хаусаленда европейцев и европейской цивилизации (1900-1950) // Ислам и проблемы межцивилизационного взаимодействия. Тезисы докладов и сообщений. Институт исламской цивилизации. М., 1992. *' М. Ю. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. С. 387 " Возражая точке зрения, что такие опорные категории присущи лишь дискурсу оппозиционной (народнической, западнической и пр.) прессы, приведу пример из выступлений иной идейной ориентации: "В народах, подобных Франции или Германии, стоящих на высоких степенях культуры, искание политических прав бывает делом всей нации. В народах меньшей культурности, отстаивание политических свобод бывает уделом лишь интеллигентных кругов в них" (Шубинской Н.П. Памяти П.А.Столыпина. Речь, произнесенная 5 сен. 1913 г. М., 1990). Ср. и дискурс одного из ярчайших людей эпохи: ((...построить здание обновленной, свободной, но в лучшем смысле этого слова, свободной от нищеты и невежества, от бесправия, преданной как один человек своему государю - России" (Столыпин о своей программе: Думские речи. Спб., 1911. Курсив мой. - О. Б.). Специальное исследование соответствующего языка самого русского "большинства" не входит в мои задачи. Скажу лишь, что неслучайность приведенных примеров для прессы того времени, на мой взгляд, с достаточной очевидностью подтверждается материалом, цитированными журналами в частности; как кажется, она и вообще привычно ощущаема "в воздухе" русской культуры для многих ее носителей. Другое дело, что в рассматриваемый период в столичной прессе соответствующий ключевой словарь не обладал столь высокой повторяемостью - не нуждался в постоянном проговаривании, акценты расставлялись уже несколько иначе, а стиль был все же сдержаннее. Но чем дальше на периферию - тем ближе к "Мусульманину": "Общественный строитель! Добывай свободу школе! Учитель! Воспитывай сознательных граждан!" (Девиз журнала "Школа и жизнь". Екатеринодар, 1907-1909).
" Меньше всего здесь имеются в виду вновь вошедшие в моду идеи посредничества России между Западом и Востоком. См.: Тезисы к семиотике русской культуры// Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. С. 407 и след. ** М. Ю. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. С. 411, 415. * Еще раз подчеркну, что показанная общность в рассмотренном случае определена языком русской культуры, а не некой особой "равнодействующей" языков разных культур. " Специальное расссмотрение этого стиля - предмет отдельной статьи. "О советских претворениях подобной метафорики см.: Баранов А.Н., Казакевич Е.Г. Парламентские дебаты // Новое в жизни, науке и технике. Сер. "Наука убеждать: риторика". М., 1991. № 10. Ср. примеч. 42. Подчеркну, однако, что сходство "процедур" не свидетельствует о полном совпадении их причин: так, стиль "Мусульманина" предстает не только результатом "недостаточности" этого мышления по отношению к "норме" русской культуры (его периферийности, неофитства и т. п.), но и его "избыточности", присутствия в нем иной глубины по сравнению с ней. ** Ср. Баранов А.Н., Казакевич Е.Г. Указ. соч.
В. К. Ронин
БЕЛЬГИЙЦЫ И РОССИЯНЕ: НЕКОТОРЫЕ РАЗЛИЧИЯ В МЕНТАЛИТЕТЕ
- Там не немцы, а французы!
- Один шут! Что я с ними буду делать? На них глядючи, я со смеху околею! А. П. Чехов. В Париж!
"Наш" и "их" миры не просто сблизились, а уже тесно переплелись. Интерес к конкретному сопоставлению бытового поведения, традиций, менталитета наших сограждан и жителей западных стран не ослабевает. Даже не проводя специальных исследований, а только живя за границей одной жизнью с местной средой, каждый день сталкиваешься с такими элементами поведения, реакциями и представлениями, которые резко отличаются от бытующих на родине. Речь пойдет, разумеется, об элементах массовых, постоянно повторяющихся, типичных. Они, как правило, не являются предметом рефлексии, о них не задумываются, они проявляются лишь в определенных способах поведения, обычаях. Эти различия в менталитете не менее устойчивы, чем объективные различия в бытовой культуре - от способа умываться (в Бельгии и Голландии - "варежкой") до способа считать на пальцах (разгибая их, а не загибая).
Находясь с 1990 г. в Бельгии, преподавая в институтах переводчиков и на различных курсах для взрослых, часто выступая с лекциями, я как раз и оказался погружен в местную среду и получил возможность интенсивно общаться с людьми всех возрастов и социальных групп, сохраняя в то же время известную психологическую дистанцию, необходимую для сопоставлений. Кроме того, мои собственные исследования по истории людей из России в Бельгии в Х1Х-ХХ вв. позволяют дополнить стихийные наблюдения "изнутри" опытом предшествующих поколений наших соотечественников в этой стране. Об их реакции при соприкосновении с бельгийскими реальностями можно узнать как из мемуаров и писем, так и из живых рассказов старых эмигрантов или их потомков,
Предлагаемые заметки - лишь попытка сгруппировать сам собою накопившийся эмпирический материал. Некоторые из этих наблюдений как бы давно известны, но, возможно, полезно собрать их воедино и еще раз подтвердить опытом собственного погружения в жизнь, столь отличную от нашей. Благодарная память об одной из Книг нашей истфаковской юности - "Категории средневековой культуры" А. Я. Гуревича - подсказала несколько тем: общение (включая "дар" и "пир"), социальные отношения, труд, деньги, личная жизнь.
Хотя наблюдения эти сделаны в основном в Бельгии, многие из них относятся и к ее соседям или даже ко всей Западной Европе. В самой же Бельгии различия между фламандцами, говорящими на нидерландском языке, и валлонами, говорящими по-французски, для нашей темы несу