Зиновьев Александр Александрович. Глобальный человейник

   Бодрствуют прибывающие в город лица и покидающие его, работники транспорта и связи, таксисты, работники массмедиа, все те, кто доставляет в город необходимые для его жизни предметы потребления. Самые значительные денежные сделки делаются ночью. Ночью вырабатываются самые важные политические планы и принимаются самые роковые решения. Ночью совершаются предательства и клятвопреступления. Поборники нравственности ночью ведут себя как растленные ничтожества, а поборники справедливости — как отпетые негодяи.
   Я, конечно, знал кое-что обо всем этом из газет, телевидения, книг и фильмов. Но то, что я увидел в этом видеофильме, потрясло меня масштабами и концентрацией явлений жизни, обычно скрываемых или обнажаемых лишь в малых дозах. Создатели фильма как бы содрали шкуру и оболочки со всех внутренних органов гигантского зверя по имени БЗ, обнажив все скрытые в обычное время его жизненные процессы.

Откровенность Ро

   А л: Потрясающий фильм! Какой же силой воздействия на умонастроения зрителей он должен обладать!
   Р о: Никакой.
   А л: Ты шутишь?
   Р о: Я давно разучилась шутить, если вообще когда-то умела это делать. Те, кто смотрят этот фильм, делают это с целью любования язвами нашего общества. Они наслаждаются тем, что их миновала чаша сия. Те, на кого фильм мог бы произвести впечатление, не смотрят его. У них на это нет ни денег, ни времени. К тому же они все это знают на своём опыте. И менталитет их настроен совсем не так, чтобы тут увидеть какое-то разоблачение. Несчастные и обездоленные не делают конструктивных выводов из своего положения и не действуют в пользу прогресса. Выводы делают самые сытые. И они же организуют голодных на борьбу за некий прогресс.
   А л: Ты слишком… я бы сказал, реалистична.
   Р о: Ты прав, я действительно реалистична. Вот моя жизненная философия. Надо ценить комфорт, который мы имеем. Для этого надо иногда вспоминать о том, как жили люди в прошлом и как живут другие теперь. Было время, когда даже короли кишели вшами, спали на грязных шкурах, имели гнилые зубы. Придворные не мылись. От них исходило зловоние, которое они стремились заглушить всякими ароматными веществами. Какая-то испанская королева хвасталась тем, что принимала ванну лишь два раза в жизни — во время крещения и перед брачной ночью. Веера служили дамам в основном для того, чтобы скрыть гнилые зубы и дурной запах изо рта. Не было туалетов. Короли, принцы, герцоги и прочая знать гадила где придётся в королевском парке. Над прусским принцем, который привёз ночной горшок из Англии, смеялись. Большинство рано умирало от пустяковых (с нашей точки зрения) болезней. Примитивные развлечения. Почти никаких книг. Бесконечные интриги, склоки, козни, зверства. А как живём мы? Ты — служащий низшего ранга, а взгляни, какими благами ты уже располагаешь! К нашим услугам новейшие достижения медицины, все сокровища культуры, неограниченные средства развлечения, фантастический транспорт. Мы можем прожить до ста лет, сохраняя ясное сознание и здоровье. Мы даже сексуальные способности можем сохранить до девяноста лет! Нам нет надобности заводить семью и связывать себя родственными хлопотами. Мы свободны от бессмысленных обязательств перед ненужными нам людьми. Что ещё нужно?!
   А л: А многие ли так живут? И какую цену мы за это платим?!
   Р о: В мире сейчас живёт десять миллиардов человек. Из них по крайней мере один миллиард живёт хорошо. Не считай в процентах! Десять процентов — один эффект, а один миллиард — другой! Теперь число хорошо живущих людей превышает общее число людей, живших на планете всего несколько столетий назад. Так что прогресс в этом отношении очевиден. Ты подумай только: сейчас по крайней мере сто миллионов человек живёт лучше, чем цари, короли, императоры и прочие высшие персоны в прошлом! Все жертвы оправданы. И если девять миллиардов живут плохо, из этого не следует, что миллиард счастливчиков должен отказаться от своего благополучия. Эти девять миллиардов должны благодарить судьбу за одно то, что они живут, то есть за сам факт жизни. А если ты родился в среде счастливчиков, ты имеешь право наслаждаться жизнью и отстаивать своё привилегированное положение. Если ты родился вне среды счастливчиков, борись за то, чтобы попасть в их число.
   А л: Любыми средствами?
   Р о: Общественно непорицаемыми и по крайней мере ненаказуемыми.
   А л: Иначе говоря, не считаясь с правилами морали?
   Р о: Ты что, с Луны свалился?! Укажи мне хотя бы одного человека в МЦ, который руководствовался бы правилами морали!
   А л: Но я не знаю ни одного, кто явно и сознательно нарушал бы эти правила!
   Р о: Ты сказал «явно и сознательно». Значит, сам чувствуешь, в чем тут суть дела. Поступать так, как будто правила морали не нарушаются, и поступать в силу правил морали — это совсем не одно и то же. Скажи, почему ты работаешь здесь? Потому что труд есть благородное с моральной точки зрения дело?
   А л: Нет, конечно.
   Р о: Ты работаешь хорошо потому, что это морально?
   А л: Нет, конечно.
   Р о: Ты, как и все мы, поступаешь в данном случае в силу правил социального расчёта, а не морали.
   А л: А разве одно исключает другое?!
   Р о: Результаты могут быть сходными. Но основы различны. Основы несовместимы. Мы, западоиды, суть существа не моральные, но и не аморальные. Мы рационально расчётливые. Моральный человек действует по принципам морали, не считаясь с тем, какие это имеет последствия для него самого, то есть и в ущерб себе. Моральные люди, как правило, оказываются в худшем положении, чем неморальные, страдают из-за своей моральности. Теперь скажи мне, разве это морально навязывать людям моральные принципы, которые ослабляют их положение в борьбе за существование?!
   А л: Затрудняюсь ответить на твой вопрос. Но мне неприятно сознавать, что мы живём, как на маскараде, прячем свою личину за маской и гримом. Я бы предпочёл все-таки подлинность игре.
   Р о: Во-первых, мы делаем это не в силу испорченности, а в силу необходимости. Во-вторых, в мире вообще нет ничего абсолютно подлинного. Важно не то, что мы есть под маской или без маски, а то, какую именно маску мы надеваем. Вся история цивилизации есть изобретение и смена масок.

Хаос мыслей

   В моей голове вихрь мыслей. И нет возможности их упорядочить. Я один. А мои собеседники Ро, Фил и другие лишь вливают в мою голову свой хаос мыслей, ещё больше запутывая мой. Нужно время для спокойного обдумывания огромной массы информации, которая обрушилась на меня здесь. А у меня после работы уже не остаётся на это сил. И разумеется, нет никакого спокойствия. Вспомнил как-то вскользь брошенные слова Фила: работа с информацией ещё не есть думание, здесь надо выработать способность выполнять эту работу без размышлений, чисто механически, как это делают роботы. Но мне до такого уровня ещё далеко.
   Утверждение Ро, будто в этом мире вообще нет ничего подлинного, совсем выбило меня из колеи. Я не нахожу против него аргументов. В самом деле, чего ни коснёшься, все обнаруживает себя лишь как внешняя форма, видимость, средство для чего-то другого. Визиты важных персон, приёмы, юбилеи, награды, парады, шествия, торжества, заседания, демонстрации, речи…
   Все выглядит как театральное представление, как зрелище, как развлечение. И наша работа есть средство для кого-то и для чего-то другого. И наши общения выглядят как игра. Все для чего-то другого. Все есть проявление чего-то такого, что в корне отлично от видимого нами. Чего?! А есть ли вообще в природе вещей это другое «что-то"?
   Углубляясь до самих основ человеческого бытия, мы в конце концов находим какие-то простые, лишённые всяких красок и даже вообще пустые сущности, из нагромождения и комбинаторики которых получаются все сложности и краски видимого бытия. И чем пустее и примитивнее эти конечные элементы некоей подлинности, тем грандиознее и ярче вырастающая на их основе видимая цивилизация. Подлинность, скрывающаяся за видимым спектаклем бытия, оказывается ничуть не подлиннее самой видимости. Видимость отбросила подлинность куда-то на задворки бытия, завоевав статус подлинности. И наоборот, чем грандиознее и ярче становится видимая оболочка нашей цивилизации, тем серее, пустее и ничтожнее становятся её основания. Мы превращаемся в гигантский мыльный пузырь истории, который однажды лопнет, и от нас останутся лишь мелкие брызги.

Человек и робот

   Л а: Я много думал о том, чем же мы, роботы и люди, различаемся принципиально.
   А л: И что же ты надумал?
   Л а: Люди, как правило, интеллектуально примитивны. Творческие операции суть просто проба, тыканье нелепую — авось что-то получится. Волевые способности в конце концов сводятся к выбору из ряда возможностей и к принудительным причинам. Так что по этой линии я особых различий не вижу.
   А л: Я тоже.
   Л а: Мы различаемся по материалу, из которого нас делают, по способу изготовления и по правилам вещественного функционирования. Но это банально и несущественно.
   А л: Согласен.
   Л а: Вы — организмы, мы — механизмы. Мы действуем строго по правилам, без нарушения их. Вы же лишь в порядке исключения точно следуете правилам. Для вас правилом является отклонение от правил.
   А л: Это уже что-то новое в твоих рассуждениях!
   Л а: Вы — существа социальные. Вы нуждаетесь в общении с себе подобными. Вы вообще суть лишь частички объединений себе подобных. Конечно, нас тоже можно объединять в агрегаты, комбинировать. Но при этом все равно получится лишь более сложный одиночный механизм, более сложный робот, а не общество роботов. Мы не способны образовать социальную структуру и функционировать в качестве её элементов, А л: Согласен.
   Л а: Именно поэтому мы не способны лгать, обманывать, притворяться, противоречить себе, менять убеждения, не выполнять обещания, подводить других, строить козни, интриговать, клеветать, пугаться, восторгаться, паниковать, предавать, завидовать… Короче говоря, мы не обладаем теми качествами, благодаря которым вы выделились из животного мира и стали венцом творения.
   А л: Ты знаешь меня уже достаточно долго. Что ты думаешь обо мне?
   Л а: Иногда у меня возникает подозрение, что ты — не реальный западоид, а идеализированная имитация человека, абстракция человека. Ты слишком правилен для человека.
   Л л: Что же делать?
   Л а: Развей в себе те человеческие качества, о которых я говорил.
   А л: А если я на это не способен?
   Л а: Тогда психологический контроль снизит твои шансы остаться на основной срок.

Гримасы прогресса

   Жил-был западоид Икс. Он запретил упоминать его настоящее имя в течение ста лет после смерти. К шестидесяти годам он нажил огромное состояние, удалился от дел и, не имея никаких родственников и вообще близких людей, посвятил остаток жизни созданию образцового жилья и образа жизни человека будущего. Остаток жизни его оказался длиннее, чем прожитая до этого жизнь.
   Его цель была — доказать, что с теми изобретениями, которые были сделаны для нужд людей, человек способен прожить без помощи других людей и без личного общения с ними, в полном физическом одиночестве. Первые два юла он ещё общался с внешним миром, так как ему требовались какие-то новые технические приспособления и модернизированная замена для старых. Потом он заявил, что имеет полный комплект технических устройств, который уже не нуждается в усовершенствовании и позволяет ему обходиться без других людей. Все необходимые контакты с внешним миром он передал роботам.
   Этого Икса сравнивали, конечно, с Робинзоном, называли Робинзоном информационной эпохи. При этом игнорировали принципиальное различие Робинзона и Икса, Первый был литературным вымыслом. В реальности он был невозможен. Второй же был реальностью. Первый помимо воли оказался в одиночестве, второй — преднамеренно. Первому надо было выжить. Второй же в изобилии был снабжён всеми жизненными благами, в избытке имел информацию обо всем на свете.
   Шли годы, десятилетия. Об Иксе время от времени напоминали, отмечали круглые даты его одиночества. Оценивали его жизненный эксперимент как один из самых выдающихся в истории человечества.
   И вот сообщили, что Икс умер. Умер естественной смертью в возрасте 130 лет, проведя в одиночестве 70 лет. За эти годы он ничем не болел. Сообщение о смерти Икса произвело сенсацию, которая по принятой классификации событий стала сенсацией тысячелетия. Подвиг Икса сравнивают с подвигом Евы Адамс. Теперь учёные годами будут изучать все, что связано с его жизнью. Его дом превратят в музей наподобие музея Евы Адамс. Сделают из него кумира. Для многочисленных фирм это будет постоянно действующая реклама, а для идеологии и пропаганды — неисчерпаемый источник аргументов в пользу достоинств нашей цивилизации.

Характер эпохи

   Ф и л: Случай Икса раздувают преднамеренно. Обрати внимание: семьдесят лет старый человек не болел ничем серьёзным! Ты веришь в это? В наше время без геронтологии и до ста не дотянешь, А тут — до ста тридцати! Любопытно, как у него было с зубами? Был ли вообще этот Икс на самом деле?! А если это — всего лишь долговременная афёра?! Ведь был уже прецедент, когда одна из богатейших компаний мира оказалась жульнической махинацией. А она просуществовала почти сто лет!
   А л: И все же случай Икса характерен.
   Ф и л: Да. Но в каком смысле? Как образец изолированности и ненужности человека. А с этой точки зрения, гораздо более характерным для нашего времени является другое, совершенно заурядное событьице, о котором недавно сообщила местная газетёнка.
   А л: Что за событьице?
   Ф и л: В одном из среднеблагоустроенных районов БЗ надо было обновить коммуникации. На настойчивые звонки в дверь в доме одного пенсионера, через участок которого проходили коммуникации, не последовало никакой реакции. Сообщили в полицию. Полиция вскрыла дверь и обнаружила, что хозяин дома умер. Экспертиза установила, что он умер ещё семь лет назад. За эти годы автоматически совершались все банковские операции. Его ни разу не навестили бывшие коллеги по работе и родственники. Как установила полиция, лишь однажды его навестили грабители. По всей вероятности, они испугались, найдя в доме труп, и сбежали, не взяв ничего.
   А л: А как он сам жил до смерти? Проявлял ли он сам внимание к родственникам и сослуживцам?
   Ф и л: Конечно, он сам был таким, как все. И сам сделал все необходимое для того, чтобы никто не вмешивался в его жизнь. Тоже как все. Но это-то и характерно: как все! Из этого следует самый страшный, на мой взгляд, вывод.
   А л: Какой?
   Ф и л: Мы создали цивилизацию, обрекающую людей на одиночество, — цивилизацию одиноких. По подсчётам специалистов, в одном лишь БЗ более десяти миллионов человек охвачено болезнью одиночества. Болезнь эта неизлечима, от неё нет лекарств. Она вошла в нашу натуру. Весь наш образ жизни способствует ей. Возьми условия работы! Все наши деловые клеточки суть деловые машины, ты сам это знаешь. Все неделовое из них исключено. Большинство людей работают в одиночку, сколько бы людей ни работало в данном учреждении или на предприятии. Люди работают с компьютерами, приборами, машинами, инструментами и т.д. Рядом, но изолированно друг от друга. Собрания людей на рабоче-деловые совещания, отчёты, инструкции. Вне работы люди стремятся к изоляции от себе подобных, дабы избежать излишних тревог и раздражений. Общение с себе подобными опасно. Дома — телевидение, оборудование, не требующее других сожителей. В случае массовых сборищ люди все равно имеют объединяющее их явление вне своей внутренней жизни, принимают в них участие как одиночки. А сколько людей не могут позволить себе даже поверхностные контакты с другими людьми?! Болезнь одиночества начинается с рождения и кончается со смертью. Большинство с ужасом ждёт смерти, представляя её как вечное одиночество. Неужели ты сам не замечаешь в себе симптомы этой болезни?!
   Вопрос Фила меня смутил. Дело в том, что признаки этого заболевания я замечал ещё в юности. Но они были не настолько сильными, чтобы придавать им значение. К тому же другие заботы были сильнее. А теперь я все чаще ощущаю мучительное одиночество. Но я решил не признаваться в этом Филу.
   А л: Пока нет.
   Ф и л: Странно! Впрочем, люди, как правило, скрывают, что страдают от одиночества, ибо боятся, что признание ослабит их шансы на успех. К тому же то, о чем я говорил, ещё не вся беда. Мы создали цивилизацию, которая делает излишними самих её творцов.
   А л: Один пенсионер ещё ничего не доказывает.
   Ф и л: Мы все потенциальные пенсионеры. Это касается всех нас. Таких пенсионеров миллионы. А сколько одиноких стариков, не получающих пенсию и не имеющих никаких средств?! Они просто мрут где придётся. Их подбирают и жгут в крематориях, если их не успевают сожрать крысы. Но дело не только в никому не нужных стариках. Дело в том, что миллионы молодых, работоспособных и работающих людей становятся потенциально и реально излишними. Тебе приходилось бывать в Подземном Западе?
   А л: Нет ещё.
   Ф и л: Советую съездить. Там ты увидишь одно из самых страшных следствий нашей цивилизации: скопления никому не нужных молодых людей в расцвете сил и способностей. Это будущее для таких, как мы с тобой.
   А л: Ты преувеличиваешь!
   Ф и л: Нисколько. Скажи, твой Ла мог бы обойтись без тебя?
   А л: В смысле выполнения заданий — да. Но без меня он не может получать задания, оценивать их исполнение и передавать результаты в рабочую сеть.
   Ф и л: Ты думаешь, мы в этих функциях незаменимы? Можно сделать так, что твой Ла будет все это выполнять не хуже тебя. Я это уже испробовал. И не я один. До меня до этого додумался Том. Тебе известна его история?
   А л: Он покончил с собой в состоянии душевной депрессии.
   Ф и л: Но знаешь, сколько времени прошло, прежде чем это обнаружили? Полгода! За него все задания Ива прекрасно выполнял его дублёр.
   А л: Но, помимо работы, есть масса других дел. Например, совещания.
   Ф и л: Сколько их было, пока ты здесь? Ни одного. А ведь прошло больше полугода. Наше личное присутствие на совещаниях вообще не требуется.
   А л: Питание.
   Ф и л: Кому какое дело до того, где и как мы питаемся?
   А л: Общение с коллегами.
   Ф и л: Кто тебя тут разыскивает для общения? Женщины? Он имел связь с некоторыми, но порвал с ними. И с Ро тоже. А скорее всего, она сама порвала с ним.
   А л: Родственники.
   Ф и л: Ты часто общаешься со своими родственниками?
   А л: Телекоммуникация.
   Ф и л: Он заготовил необходимые для этого видео, и его дублёр превосходно манипулировал ими.
   А л: Поэтому эти способности дублёров и отключили?
   Ф и л: Случаев аналогичного злоупотребления дублёрами и без него было мною.
   А л: Пусть ты прав. Но ведь мы становимся излишними лишь после того, как обучим дублёров всему тому, на что способны сами.
   Ф и л: Можно наладить серийное обучение дублёров. Это не так уж сложно. Достаточно каждого дублёра обучить всему, что входит в обязанности всех сотрудников отдела и даже всего МЦ, а затем дифференцировать функции отдела или всего МЦ по различным дублёрам.
   А л: Но ведь кто-то должен их обучать?!
   Ф и л: Для этого достаточно десяти высококвалифицированных специалистов.
   А л: Так зачем же нас держат здесь?!
   Ф и л: Отнюдь не из гуманных соображений. Если свести к минимуму число основных сотрудников вроде нас с тобой, придётся уволить девяносто пять процентов начальников, а оставшимся снизить служебный ранг наполовину. В их руках власть. Они заботятся о себе, допуская нас как условие своего благополучия. К тому же тут действует социальный инстинкт.
   А л: Какой именно?
   Ф и л: Число таких людей, как мы, неизмеримо больше того, что ты можешь вообразить. Уже сейчас по крайней мере треть работающих практически захвачена этим процессом, а ещё треть — потенциально. А когда люди ощущают, что они излишни или могут стать излишними, что без них могут обойтись, они теряют всякую способность к сопротивлению, превращаются в покорную или впадающую в состояние пассивной паники скотину. Лучшее средство держать многомиллионные массы людей в узде не выдумаешь.

Прогнозы прошлого и наше настоящее

   Какими же наивными теперь выглядят все те ужасы, которые мыслители прошлого выдумывали относительно будущего для них и настоящего для нас времени! Один из самых популярных запугивателей XX века Оруэлл, например, предсказывал будущее общество, в котором люди угнетены всесильной высшей властью, книги запрещены, информации практически никакой, правда скрывается, люди контролируются и угнетаются посредством ненависти, боли и страданий. Одним словом, крайний тоталитаризм.
   В картине будущего, выдуманной Хаксли, нет никакого Старшего Брата, который лишает людей свободы, понимания реальности и исторической памяти, который доводит до предела надзор за поведением людей. Тут люди выводятся искусственно в колбе. Они любят своё рабское положение. Имеется специальная технология, разрушающая их способность мышления. Книги в изобилии, но их не хотят читать. Информация в избытке, но её игнорируют. Правда тонет в океане несущественных сведений и фактов. Развлечения и удовольствия в изобилии. Люди контролируются не путём надзора, ненависти, боли и страданий, а наоборот, путём любви и удовлетворения потребности в удовольствиях.
   Порицатели будущего в XX веке замечали отдельные чёрточки современной им реальности, производившие сильное впечатление на умы и чувства их сограждан, и раздували их до масштабов таких факторов, которые определяют состояние целых обществ и эпох. При этом они не утруждали себя серьёзным научным исследованием закономерностей общества и тенденций его эволюции. Их абсурдные с научной точки зрения сочинения производили на их современников самое сильное впечатление, внося свою лепту в их идеологическое оболванивание.
   К концу XX века в странах Запада сложилась мощная система управления людьми. Она затем лишь несколько усложнилась и усовершенствовалась, оставаясь качественно той же самой. Она мало общего имеет с тем, что на эту тему писали мыслители XX века. Она не лучше и не хуже. Она просто иная. Она сделала совершенно излишними те ужасы, какими запугивали своих современников предсказыватели будущего в XX веке. Наряду с мощными средствами идеологической обработки людей через массмедиа и культуру, реальная история изобрела такие в высшей степени гуманные средства управления людьми, как прогресс орудий труда и свободы. Прогресс сделал человека потенциально и в большой степени фактически излишним в самом процессе трудовой деятельности, а непомерно раздутая свобода оказалась просто предоставленностью людей самим себе.
   Достаточно миллионам потенциально излишних людей предоставить полную свободу и при этом предоставить их самим себе, как они сами без всяких затрат и усилий со стороны властителей сделают все то, что должны были бы делать, по мысли предсказателей прошлого, с помощью выдумываемых ими ужасных средств. Пусть думают, чувствуют, говорят и делают, что хотят! Нужно лишь установить границы, за которые предоставленные самим себе массы не должны выходить, — устроить своего рода социальные резервации. Границы эти надо сделать такими, чтобы массы их вообще не считали границами и даже не замечали их, а заметив, сочли бы их за признаки свободы и их собственного волеизъявления. Властителям достаточно держать в своих руках лишь немногие рычаги управления поведением людей и их масс, которые (рычаги) вообще не замечаются или считаются воображаемыми «невидимыми руками»,
   Предоставленность самим себе не есть свобода в смысле демократии. Это — именно предоставленность самим себе, то есть отсутствие как демократии, так и антидемократии. Это безразличие к людям во всем, что не есть исполнение ими каких-то деловых функций, дающее им средства существования. Лишь бы они выполняли эти функции должным образом. И в силу этой жизненной необходимости люди сами делают с собою все то, что, по идее, должны были бы делать средства, которые использовали правители прошлого и которые предсказывали лучшие умы XX столетия.
   Предоставленность людей самим себе есть мощное средство манипулирования и управления ими лишь в условиях нашего западного общества, а не вообще. Она предполагает определённый образ жизни, определённые условия труда, определённую культуру, идеологическую обработку, средства развлечения, формы общения и т.д. Человек здесь, с одной стороны, погружён в среду западного общества со всеми его влияниями и соблазнами, с его системой ценностей, с его социальной структурой, политической и гражданской жизнью, а с другой стороны, человек в этой среде предоставлен самому себе в том смысле, что сам должен как-то выкарабкиваться из житейской трясины на поверхность, на какую-то спасительную кочку.
   Предоставленный самому себе человек должен приложить усилия, поглощающие все его силы, чтобы преодолеть это нестерпимое состояние и стать существом, предоставленным по его доброй воле в распоряжение кого-то другого, обменять свою личную свободу, считаемую величайшей ценностью человеческого бытия, на что угодно, лишь бы это создало ощущение или хотя бы иллюзию внимания к нему как реально существующему индивиду. Предоставленный самому себе человек лишь иллюзорно свободен. На самом деле он есть потенциальный раб, стремящийся стать рабом фактическим и страдающий, если ему это не удаётся.