Страница:
Благодаря фактически действующей (включая узаконенную) системе привилегий происходит дополнительный процесс распределения жизненных благ, принцип «Каждому – по его социальной позиции» фактически превращается в принцип «Каждый урывает для себя максимум того, что позволяет ему его социальная позиция». В эту долю продукта, которую урывает индивид, входит и официально установленная зарплата. Низшие слои населения тоже как-то ухитряются приобретать нечто сверх зарплаты, например, в форме «левых» приработков и воровства. Большинство преступлений в коммунистическом обществе связано именно с попытками граждан использовать свое положение, что для низших слоев обычно связано с нарушением законов. Но для средних и высших слоев условия в этом отношении более благоприятные. Хотя с точки зрения буквы закона преступления здесь – обычное дело, их практически трудно или невозможно разоблачить. К тому же власть имущие не заинтересованы в этом, ибо сами пользуются социальными привилегиями в первую очередь. Здесь использование служебного положения фактически есть не злоупотребление, а нечто естественное. Злоупотреблением здесь считается нарушение некоторой меры, т.е. из ряда вон выходящая крайность. В Советском Союзе целые районы заражены системой взяточничества, блата и служебного произвола до такой степени, что с ними не в силах справиться даже всесильные органы государственной безопасности. Впрочем, они сами порой являются участниками и даже главарями гигантских социальных мафий, охватывающих целые районы, города, области и даже республики.
Всякое достаточно развитое общество порождает социальную иерархию людей, а последняя с необходимостью порождает систему привилегий. Механизм действия этого закона примитивно прост. Если некоторая категория людей имеет какие-то привилегии сравнительно с другой категорией людей, более низкого уровня в социальной иерархии, она ради сохранения этих своих привилегий готова мириться с тем, что имеются категории людей, занимающие более высокое положение в социальной иерархии и обладающие привилегиями более высокого ранга. Этот закон объясняет тот факт, что главными защитниками существующего общественного устройства являются не высшие и даже не средние слои, а слои, слегка возвышающиеся над самыми низшими (подобно тому, как армейская дисциплина поддерживается не столько старшими офицерами и генералами, сколько сержантами и младшими офицерами). И наивно думать, будто социальные сержанты и лейтенанты действуют только в силу указаний свыше и в силу страха перед социальными полковниками и генералами. Они действуют главным образом от своего имени и ради своих интересов.
Этот закон дает себя знать и внутри категории людей одного уровня. Если индивид данной категории имеет хотя бы малюсенькую привилегию сравнительно со своими собратьями, он ради нее всячески хранит и одобряет всю систему привилегий. В любом учреждении есть образцово-показательные рядовые, регулярно получающие премии, благодарности, путевки в дома отдыха, улучшения жилищных условий. Любой начальник обрастает массой подхалимов, прислужников, осведомителей, собутыльников. И эти выполняют свои неофициальные функции далеко не бескорыстно. Все они ощущают себя причастными к власти, а значит – к привилегиям. Слой низших начальников и их добровольных помощников образует самое мощное препятствие для рядового гражданина, желающего пробиться в высшие сферы. Чем ниже ранг этого первичного начальнического слоя, тем труднее его пробить и тем более жестоким он является в отношении нижестоящих. Лишь при наличии покровителей из более высокого слоя, чем этот первичный начальнический слой, или карьеристической изворотливости можно преодолеть последний. Первичный начальнический слой образует основу и ядро первичного коллектива. Если член коллектива вступает в конфликт со своим первичным начальническим слоем, коллектив очень редко поддерживает его. Обычно коллектив принимает сторону начальства, ибо от начальства его жизнь зависит в гораздо большей мере, чем от этого конфликтующего члена коллектива. Так что подавляющая масса населения страны вообще не пробивается через соответствующие первичные начальнические слои и не допускается до такого положения, когда человек может противостоять высшим властям государства, т.е. противостоять обществу в целом, а не своему жалкому первичному коллективу.
Структура населения
Национальный вопрос
Тенденция к рабству
Доминирующая тенденция эволюции
Всякое достаточно развитое общество порождает социальную иерархию людей, а последняя с необходимостью порождает систему привилегий. Механизм действия этого закона примитивно прост. Если некоторая категория людей имеет какие-то привилегии сравнительно с другой категорией людей, более низкого уровня в социальной иерархии, она ради сохранения этих своих привилегий готова мириться с тем, что имеются категории людей, занимающие более высокое положение в социальной иерархии и обладающие привилегиями более высокого ранга. Этот закон объясняет тот факт, что главными защитниками существующего общественного устройства являются не высшие и даже не средние слои, а слои, слегка возвышающиеся над самыми низшими (подобно тому, как армейская дисциплина поддерживается не столько старшими офицерами и генералами, сколько сержантами и младшими офицерами). И наивно думать, будто социальные сержанты и лейтенанты действуют только в силу указаний свыше и в силу страха перед социальными полковниками и генералами. Они действуют главным образом от своего имени и ради своих интересов.
Этот закон дает себя знать и внутри категории людей одного уровня. Если индивид данной категории имеет хотя бы малюсенькую привилегию сравнительно со своими собратьями, он ради нее всячески хранит и одобряет всю систему привилегий. В любом учреждении есть образцово-показательные рядовые, регулярно получающие премии, благодарности, путевки в дома отдыха, улучшения жилищных условий. Любой начальник обрастает массой подхалимов, прислужников, осведомителей, собутыльников. И эти выполняют свои неофициальные функции далеко не бескорыстно. Все они ощущают себя причастными к власти, а значит – к привилегиям. Слой низших начальников и их добровольных помощников образует самое мощное препятствие для рядового гражданина, желающего пробиться в высшие сферы. Чем ниже ранг этого первичного начальнического слоя, тем труднее его пробить и тем более жестоким он является в отношении нижестоящих. Лишь при наличии покровителей из более высокого слоя, чем этот первичный начальнический слой, или карьеристической изворотливости можно преодолеть последний. Первичный начальнический слой образует основу и ядро первичного коллектива. Если член коллектива вступает в конфликт со своим первичным начальническим слоем, коллектив очень редко поддерживает его. Обычно коллектив принимает сторону начальства, ибо от начальства его жизнь зависит в гораздо большей мере, чем от этого конфликтующего члена коллектива. Так что подавляющая масса населения страны вообще не пробивается через соответствующие первичные начальнические слои и не допускается до такого положения, когда человек может противостоять высшим властям государства, т.е. противостоять обществу в целом, а не своему жалкому первичному коллективу.
Структура населения
Согласно официальной идеологии население Советского Союза разделяется на дружественные классы рабочих и крестьян и трудовую интеллигенцию, которая является прослойкой между рабочими и крестьянами. Эту схему в общем принимают и многие критики советского общества. А между тем эта схема совершенно бессмысленна. Как может быть интеллигенция прослойкой между рабочими и крестьянами? Прослойка в данном случае есть что-то промежуточное между рабочими и крестьянами. Например, это могут быть крестьяне, частично являющиеся рабочими, или наоборот. Если хотят сказать, что советские интеллигенты суть выходцы из рабочих и крестьян, так это может быть что угодно, только не прослойка между последними. Но оставим в стороне словесные придирки. Пусть интеллигенция есть нечто, исходящее из рабочих и крестьян. Эта схема уместна была после революции, когда интеллигенция была почти полностью истреблена или изгнана, и люди, называемые по старой привычке интеллигентами, стали появляться из рабочих и крестьян. А как быть теперь, когда такого рода люди производятся себе подобными, причем – во втором и третьем поколении (т.е. суть выходцы из выходцев)? Как быть, если они происходят из слоев, которым в прошлой истории даже названий не было, например, – из партийных чиновников, работников КГБ, офицеров армии и милиции? Игнорировать эту категорию людей нельзя, ибо число их превосходит число интеллигентов. К рабочим и крестьянам они явно не относятся, а к интеллигентам относить их как-то неудобно, да они сами этого не хотят, – в большинстве они вообще презирают интеллигенцию. Так что нужна еще особая категория людей – служащие. Что это такое – класс или прослойка? Наконец, хотя жители городов по образу жизни отличаются от жителей деревни, но с социологической точки зрения эта разница не столь существенна, как разница между начальством и подчиненными, одинаковая для города и деревни. Чувствуя все это, в официальном словоупотреблении теперь предпочитают говорить просто о трудящихся, игнорируя реальное расслоение общества на различные социальные категории. Я не употребляю здесь слово «класс», дабы не вызывать ненужных ассоциаций с марксистскими идеями насчет классов и бесклассового общества. Особенно смешно бывает слушать, когда на Западе говорят об интеллигенции, ученых, военных, хозяйственниках как об особых социальных категориях. При этом почему-то совершенно упускают из виду те очевидные факты, что среди «ученых» есть низшие сотрудники, профессора, доктора, академики, заведующие, директора, прочие лица, находящиеся на различных ступенях иерархической лестницы. И различие в социальном положении между ними достигает порой таких размеров, что зачислять их в одну категорию – аналогично зачислению в одну категорию «земледельцев» крепостных крестьян и помещиков. А руководящий слой науки лишь использует свою причастность к науке для своей социальной активности, не имея ничего общего с функцией ученого как открывателя истин. Совершенно аналогичная картина имеет место и в других сферах деятельности. Тут есть, конечно, свои профессиональные различия. Например, особенности «военных» общеизвестны. Писатели, имея сложную социальную структуру и иерархию, в целом образуют подразделение в идеологической работе общества. Но они профессиональные, а не социальные. Понятие же «интеллигенция» здесь настолько утратило какой бы то ни было смысл, что тут нельзя даже указать профессию, образ жизни и уровень образованности, которые отличили бы интеллигенцию как особый социальный слой от других слоев.
Структура населения коммунистического общества на самом деле описывается совсем в иной системе понятий. Во-первых, общество распадается на первичные деловые коммуны, и люди разделяются по социальным категориям соответственно их функциям и положению в этих коммунах. Так что можно построить шкалу таких категорий, начиная с. самых низших работников и кончая высшими руководителями районов, областей, отраслей, страны. Здесь возможны различные способы классификации. Самый грубый из них – разделение на низшие, средние и высшие слои. Самый точный из них – разделение на официально установленные группы с учетом степеней, званий, рангов. В последнем случае получится довольно непрерывный ряд, имеющий мало научной ценности. Тем более при этом будут затруднения с многими категориями людей, которых по одной линии надо зачислять в один ранг иерархии, а по другой линии – в другой. Например, заведующий комиссионным магазином по размеру зарплаты стоит ниже младшего сотрудника исследовательского института, по служебному положению он равен заведующему лабораторией, в которой работает этот младший сотрудник, а по фактическим средствам, которыми он располагает, и по влиянию в обществе он стоит выше директора института, в котором существует эта лаборатория. Так что социологически более интересной может быть классификация, учитывающая многие существенные параметры людей. Реальные люди эти параметры постоянно принимают во внимание, и сами стихийно группируются соответственно им. И эта группировка не имеет ничего общего с идиотской схемой «рабочие – крестьяне – интеллигенция». Очень близкой к социологической структуре является такое официально признаваемое разделение людей по категориям, как уровни номенклатуры, а для неноменклатурных лиц – их должностные уровни в первичных коллективах.
Население в подавляющем большинстве принимает свою социальную иерархию и считает ее справедливой. Ситуация здесь подобна той, когда уже армейский ефрейтор считает систему рангов справедливой, поскольку она хотя и немного, но все же возвышает его над солдатами, а солдаты чувствуют, что без порядка и иерархии положение их было бы хуже. Они все равно образовали бы социальную структуру по законам коммунальности, но уже без той защиты, какую дает официально установленный порядок. Население принимает социальную иерархию, ибо для многих она дает какую-то надежду выделиться из массы и возвыситься, а для прочих она дает ощущение защищенности. Люди прекрасно понимают, что без социальной иерархии невозможно существование современного хозяйства, что без нее невозможно сохранить даже тот уровень быта и культуры, какой есть и какой им самим кажется низким. Лишь незначительная часть населения заинтересована здесь в разрушении иерархии, причем фактически из своих эгоистических интересов или необдуманно, хотя часто такие люди и болтают о том, что они борются за общие блага. Многочисленные оппозиционные движения на Западе (особенно – левые и молодежные) фактически направлены против данной неизбежной структуры современного общества, хотя они обычно и выступают под лозунгами борьбы с капитализмом и империализмом. Эти движения часто являются по сути антикоммунистическими, облекаясь в силу исторических условий в коммунистические одежды, – еще один интересный парадокс истории. Совершенно очевидно, что тем людям, которые имеют возможность занять более или менее высокое положение в социальной иерархии, последняя кажется абсолютной справедливостью. Предложите тем людям, которые убили много лет жизни и усилий для того, чтобы стать докторами наук, доцентами, профессорами, полковниками, генералами, министрами и т.д., отказаться от их званий, должностей и уровня их обеспеченности и посмотрите, как они отнесутся к вашему предложению. Но у студентов, младших сотрудников, солдат, рабочих, крестьян, конторских служащих даже не возникает мысли выдвинуть такую программу уничтожения социальной иерархии. Люди возмущаются тут какими-то отклонениями от норм. Но последние относительны и субъективны. Официально же признанные нормы не оцениваются как несправедливые.
Самые фундаментальные социальные отношения людей осуществляются через личные общения. Люди при этом лично знают друг друга и вступают в непосредственные контакты. Естественно, при этом возникают объединения людей, не оформленные законами общества, т.е. неофициальные или неформальные объединения. Они отличаются от официальных тем, что не имеют своей дирекции, своей бухгалтерии, своей партийной, профсоюзной и комсомольской организации, своей территории, своего узаконенного дела и прочих атрибутов официальных объединений. Эти неофициальные объединения весьма разнообразны. Они возникают в самих деловых коллективах, в связи с деловыми отношениями, но в более широкой среде (например, в данной области культуры), независимо от дела (например, родственные и национальные объединения). Имеются смешанные варианты. Они различаются как одноактные и регулярные, преемственные и непреемственные, заметные и незаметные, поощряемые и непоощряемые, терпимые и порицаемые, наказуемые и ненаказуемые. Возникают они на основе традиционных связей, личных привязанностей, взаимной помощи и выгоды, самозащиты. Эти группы и слои играют в жизни общества гораздо более серьезную роль, чем различия людей как крестьян, рабочих и интеллигентов. Я уж не говорю здесь о сверхпримитивной схеме «народ – власть», которая тоже имеет хождение в среде критиков советского общества и русской эмиграции на Западе. Все население страны можно разделить, далее, на привилегированную и непривилегированную части. Это разделение проходит не по линии наличия или отсутствия привилегий вообще. В непривилегированную часть попадают и люди, занимающие довольно высокое положение в обществе и имеющие в силу этого какие-то законные преимущества, например, – полковники, доценты, профессора, инженеры, врачи и т.п. Речь в данном случае идет об особых привилегиях и особо исключительном положении людей. В привилегированную часть попадают высшие партийные и государственные чиновники, некоторые особо выделенные артисты, художники, писатели. Сюда попадают и отдельные ученые, но уже в качестве крупных чиновников в своей области. Так вот внутри непривилегированной части населения можно констатировать образование таких групп, какие я называю народными группами. А внутри привилегированной части можно помимо групп, аналогичных народным группам, констатировать образования, которые я называю привилегированными слоями. Поясню кратко различие этих структурных элементов населения.
Народные группы образуются из родственников, знакомых, соседей, сослуживцев. Это – довольно аморфные образования, но не настолько аморфные, чтобы с ними не считаться. В одну группу могут входить офицеры, инженеры, служащие, студенты, школьники, уборщицы. И все они, несмотря на различия, живут в сходном стиле. В таких группах могут быть свои привилегированные лица, – предмет гордости, зависти и других чувств для прочих членов. Члены таких групп знают о существовании друг друга, встречаются в тех или иных комбинациях и более или менее часто, интересуются судьбой друг друга, принимают какое-то участие в судьбе друг друга. Это – тот круг людей, в котором так или иначе проходит жизнь индивида вне первичного коллектива, – его личная жизнь. В таких группах люди ходят в гости друг к другу, переписываются, разговаривают по телефону, женятся, растят детей, дружат. Они меняются по составу, не всегда устойчивы. Но несмотря на их аморфность и изменчивость люди все равно вовлекаются в них, значительную часть времени проводят в них, проявляют к ним интерес, считаются с ними. Для подавляющего большинства населения такие группы суть дополнительный источник влияния и дополнительный надсмотрщик за их поведением. Именно в таких группах действует общественное мнение. И сила воздействия его на людей здесь огромна. Воздействие это двоякого рода. С одной стороны, оно заставляет людей поступать в соответствии с законами социальности, которым подчиняются все члены общества. А с другой стороны, оно накладывает некоторые ограничения на поведение людей, создавая свои представления о приличии, порядочности, честности. Люди вынуждены считаться с теми представлениями о правильном поведении, какие свойственны таким народным группам. Если индивид нарушает принятые нормы поведения, народная группа его осуждает, а порой – исключает его из себя и добивается официального наказания. Так что когда в Советском Союзе отдельные люди вступают в серьезный конфликт с обществом (диссиденты, например), они встречают осуждение не только в первичных коллективах, но и в своих народных группах. В частности, родственники и близкие знакомые, как правило, осуждают здесь диссидентов. На Западе не могут понять этого явления. А между тем это вполне обычное дело с точки зрения людей с опытом жизни в Советском Союзе. Дело в том, что народные группы вырабатывают представления о правильном поведении индивидов, перенеся их сюда из своих первичных коллективов. Во всяком случае, значительная часть членов народных групп (во всяком случае – самые влиятельные из них) является членами каких-то деловых коммун. И для них народная группа есть лишь продолжение их деловой коммуны, приложение к ней. Конфликты между народными группами и деловыми коммунами, конечно, возникают. Но они не имеют принципиального значения, не раскалывают жизнь населения на две разные жизни – в коммуне и в народной группе. Большинство конфликтов бывает такого рода, что причиной их оказывается нарушение индивидами каких-то норм поведения в том или другом коллективе.
Группы, аналогичные народным, складываются и в привилегированной части общества. И к ним относится все сказанное выше. Но здесь возникает нечто новое, недоступное на более низком уровне: более обширные возможности общения, сознание престижной общности, солидарность привилегированных и другие явления, объединяющие представителей этой части общества в более обширные группы и даже слои, внутри которых бывает достаточной уже потенциальная только принадлежность к группе. Например, здесь привилегированному писателю достаточно знать, что есть некий привилегированный художник или некий министр, чтобы ощущать их членами некоей потенциальной группы, к которой он причисляет себя. Для него принципиально не является невозможным знакомство с ними. Они могут оказывать друг другу услуги и заранее рассчитывают на это. Их дети могут ходить в одни и те же привилегированные учебные заведения и вступать в брак. Их дачи сопоставимы и могут даже соседствовать. Короче говоря, здесь складывается нечто подобное тому, что имело и имеет место в среде господствующих классов некоммунистических обществ. Причем здесь имеет место своя иерархия слоев, лишь отчасти совпадающая с официальной иерархией средних и высших чиновников.
Слои, о которых я говорю здесь, оказывают на своих членов еще большее давление, чем народные группы, ибо здесь действует еще и сознание принадлежности к господствующей группе населения. Хотя в этом обществе и отсутствует эксплуатация одними людьми других, какая имеет место в капиталистическом обществе, здесь имеет место более скрытая форма эксплуатации, в которой эксплуататором является не отдельный человек, а целый слой населения. Члены привилегированных слоев ощущают себя в качестве соучастников эксплуатации и дорожат этим. Существующий коммунистический строй есть их строй жизни и для них, ибо лишь благодаря ему они имеют особое положение, возвышающее их над массой людей. Потому члены привилегированных слоев расправляются с нарушителями принятых в них правил поведения довольно жестоко и беспощадно. Впрочем, такие случаи происходят довольно редко.
Конечно, такие «понятия», как «рабочий» и «крестьянин», еще не утратили смысла полностью и сохранят смысл и в будущем. Они утратили смысл социологических понятий, характеризующих коммунистическое общество по существу. Теперь многие профессии людей, занятых в сфере материального производства на самом низшем производительном уровне, уже не обозначаются точно словом «рабочий» (мастера, механики, прибористы и т.п.), а слово «крестьянин» даже для деревенских жителей звучит весьма неопределенно. Они предпочитают употреблять слова «тракторист», «комбайнер», «агроном», «зоотехник», довольно часто оставляя слово «крестьянин» лишь за самой неквалифицированной частью сельского населения.
Короче говоря, требуется сложное социологическое исследование, оперирующее всеми методами современной науки, чтобы дать точное описание структуры многомиллионного населения коммунистической страны.
Структура населения коммунистического общества на самом деле описывается совсем в иной системе понятий. Во-первых, общество распадается на первичные деловые коммуны, и люди разделяются по социальным категориям соответственно их функциям и положению в этих коммунах. Так что можно построить шкалу таких категорий, начиная с. самых низших работников и кончая высшими руководителями районов, областей, отраслей, страны. Здесь возможны различные способы классификации. Самый грубый из них – разделение на низшие, средние и высшие слои. Самый точный из них – разделение на официально установленные группы с учетом степеней, званий, рангов. В последнем случае получится довольно непрерывный ряд, имеющий мало научной ценности. Тем более при этом будут затруднения с многими категориями людей, которых по одной линии надо зачислять в один ранг иерархии, а по другой линии – в другой. Например, заведующий комиссионным магазином по размеру зарплаты стоит ниже младшего сотрудника исследовательского института, по служебному положению он равен заведующему лабораторией, в которой работает этот младший сотрудник, а по фактическим средствам, которыми он располагает, и по влиянию в обществе он стоит выше директора института, в котором существует эта лаборатория. Так что социологически более интересной может быть классификация, учитывающая многие существенные параметры людей. Реальные люди эти параметры постоянно принимают во внимание, и сами стихийно группируются соответственно им. И эта группировка не имеет ничего общего с идиотской схемой «рабочие – крестьяне – интеллигенция». Очень близкой к социологической структуре является такое официально признаваемое разделение людей по категориям, как уровни номенклатуры, а для неноменклатурных лиц – их должностные уровни в первичных коллективах.
Население в подавляющем большинстве принимает свою социальную иерархию и считает ее справедливой. Ситуация здесь подобна той, когда уже армейский ефрейтор считает систему рангов справедливой, поскольку она хотя и немного, но все же возвышает его над солдатами, а солдаты чувствуют, что без порядка и иерархии положение их было бы хуже. Они все равно образовали бы социальную структуру по законам коммунальности, но уже без той защиты, какую дает официально установленный порядок. Население принимает социальную иерархию, ибо для многих она дает какую-то надежду выделиться из массы и возвыситься, а для прочих она дает ощущение защищенности. Люди прекрасно понимают, что без социальной иерархии невозможно существование современного хозяйства, что без нее невозможно сохранить даже тот уровень быта и культуры, какой есть и какой им самим кажется низким. Лишь незначительная часть населения заинтересована здесь в разрушении иерархии, причем фактически из своих эгоистических интересов или необдуманно, хотя часто такие люди и болтают о том, что они борются за общие блага. Многочисленные оппозиционные движения на Западе (особенно – левые и молодежные) фактически направлены против данной неизбежной структуры современного общества, хотя они обычно и выступают под лозунгами борьбы с капитализмом и империализмом. Эти движения часто являются по сути антикоммунистическими, облекаясь в силу исторических условий в коммунистические одежды, – еще один интересный парадокс истории. Совершенно очевидно, что тем людям, которые имеют возможность занять более или менее высокое положение в социальной иерархии, последняя кажется абсолютной справедливостью. Предложите тем людям, которые убили много лет жизни и усилий для того, чтобы стать докторами наук, доцентами, профессорами, полковниками, генералами, министрами и т.д., отказаться от их званий, должностей и уровня их обеспеченности и посмотрите, как они отнесутся к вашему предложению. Но у студентов, младших сотрудников, солдат, рабочих, крестьян, конторских служащих даже не возникает мысли выдвинуть такую программу уничтожения социальной иерархии. Люди возмущаются тут какими-то отклонениями от норм. Но последние относительны и субъективны. Официально же признанные нормы не оцениваются как несправедливые.
Самые фундаментальные социальные отношения людей осуществляются через личные общения. Люди при этом лично знают друг друга и вступают в непосредственные контакты. Естественно, при этом возникают объединения людей, не оформленные законами общества, т.е. неофициальные или неформальные объединения. Они отличаются от официальных тем, что не имеют своей дирекции, своей бухгалтерии, своей партийной, профсоюзной и комсомольской организации, своей территории, своего узаконенного дела и прочих атрибутов официальных объединений. Эти неофициальные объединения весьма разнообразны. Они возникают в самих деловых коллективах, в связи с деловыми отношениями, но в более широкой среде (например, в данной области культуры), независимо от дела (например, родственные и национальные объединения). Имеются смешанные варианты. Они различаются как одноактные и регулярные, преемственные и непреемственные, заметные и незаметные, поощряемые и непоощряемые, терпимые и порицаемые, наказуемые и ненаказуемые. Возникают они на основе традиционных связей, личных привязанностей, взаимной помощи и выгоды, самозащиты. Эти группы и слои играют в жизни общества гораздо более серьезную роль, чем различия людей как крестьян, рабочих и интеллигентов. Я уж не говорю здесь о сверхпримитивной схеме «народ – власть», которая тоже имеет хождение в среде критиков советского общества и русской эмиграции на Западе. Все население страны можно разделить, далее, на привилегированную и непривилегированную части. Это разделение проходит не по линии наличия или отсутствия привилегий вообще. В непривилегированную часть попадают и люди, занимающие довольно высокое положение в обществе и имеющие в силу этого какие-то законные преимущества, например, – полковники, доценты, профессора, инженеры, врачи и т.п. Речь в данном случае идет об особых привилегиях и особо исключительном положении людей. В привилегированную часть попадают высшие партийные и государственные чиновники, некоторые особо выделенные артисты, художники, писатели. Сюда попадают и отдельные ученые, но уже в качестве крупных чиновников в своей области. Так вот внутри непривилегированной части населения можно констатировать образование таких групп, какие я называю народными группами. А внутри привилегированной части можно помимо групп, аналогичных народным группам, констатировать образования, которые я называю привилегированными слоями. Поясню кратко различие этих структурных элементов населения.
Народные группы образуются из родственников, знакомых, соседей, сослуживцев. Это – довольно аморфные образования, но не настолько аморфные, чтобы с ними не считаться. В одну группу могут входить офицеры, инженеры, служащие, студенты, школьники, уборщицы. И все они, несмотря на различия, живут в сходном стиле. В таких группах могут быть свои привилегированные лица, – предмет гордости, зависти и других чувств для прочих членов. Члены таких групп знают о существовании друг друга, встречаются в тех или иных комбинациях и более или менее часто, интересуются судьбой друг друга, принимают какое-то участие в судьбе друг друга. Это – тот круг людей, в котором так или иначе проходит жизнь индивида вне первичного коллектива, – его личная жизнь. В таких группах люди ходят в гости друг к другу, переписываются, разговаривают по телефону, женятся, растят детей, дружат. Они меняются по составу, не всегда устойчивы. Но несмотря на их аморфность и изменчивость люди все равно вовлекаются в них, значительную часть времени проводят в них, проявляют к ним интерес, считаются с ними. Для подавляющего большинства населения такие группы суть дополнительный источник влияния и дополнительный надсмотрщик за их поведением. Именно в таких группах действует общественное мнение. И сила воздействия его на людей здесь огромна. Воздействие это двоякого рода. С одной стороны, оно заставляет людей поступать в соответствии с законами социальности, которым подчиняются все члены общества. А с другой стороны, оно накладывает некоторые ограничения на поведение людей, создавая свои представления о приличии, порядочности, честности. Люди вынуждены считаться с теми представлениями о правильном поведении, какие свойственны таким народным группам. Если индивид нарушает принятые нормы поведения, народная группа его осуждает, а порой – исключает его из себя и добивается официального наказания. Так что когда в Советском Союзе отдельные люди вступают в серьезный конфликт с обществом (диссиденты, например), они встречают осуждение не только в первичных коллективах, но и в своих народных группах. В частности, родственники и близкие знакомые, как правило, осуждают здесь диссидентов. На Западе не могут понять этого явления. А между тем это вполне обычное дело с точки зрения людей с опытом жизни в Советском Союзе. Дело в том, что народные группы вырабатывают представления о правильном поведении индивидов, перенеся их сюда из своих первичных коллективов. Во всяком случае, значительная часть членов народных групп (во всяком случае – самые влиятельные из них) является членами каких-то деловых коммун. И для них народная группа есть лишь продолжение их деловой коммуны, приложение к ней. Конфликты между народными группами и деловыми коммунами, конечно, возникают. Но они не имеют принципиального значения, не раскалывают жизнь населения на две разные жизни – в коммуне и в народной группе. Большинство конфликтов бывает такого рода, что причиной их оказывается нарушение индивидами каких-то норм поведения в том или другом коллективе.
Группы, аналогичные народным, складываются и в привилегированной части общества. И к ним относится все сказанное выше. Но здесь возникает нечто новое, недоступное на более низком уровне: более обширные возможности общения, сознание престижной общности, солидарность привилегированных и другие явления, объединяющие представителей этой части общества в более обширные группы и даже слои, внутри которых бывает достаточной уже потенциальная только принадлежность к группе. Например, здесь привилегированному писателю достаточно знать, что есть некий привилегированный художник или некий министр, чтобы ощущать их членами некоей потенциальной группы, к которой он причисляет себя. Для него принципиально не является невозможным знакомство с ними. Они могут оказывать друг другу услуги и заранее рассчитывают на это. Их дети могут ходить в одни и те же привилегированные учебные заведения и вступать в брак. Их дачи сопоставимы и могут даже соседствовать. Короче говоря, здесь складывается нечто подобное тому, что имело и имеет место в среде господствующих классов некоммунистических обществ. Причем здесь имеет место своя иерархия слоев, лишь отчасти совпадающая с официальной иерархией средних и высших чиновников.
Слои, о которых я говорю здесь, оказывают на своих членов еще большее давление, чем народные группы, ибо здесь действует еще и сознание принадлежности к господствующей группе населения. Хотя в этом обществе и отсутствует эксплуатация одними людьми других, какая имеет место в капиталистическом обществе, здесь имеет место более скрытая форма эксплуатации, в которой эксплуататором является не отдельный человек, а целый слой населения. Члены привилегированных слоев ощущают себя в качестве соучастников эксплуатации и дорожат этим. Существующий коммунистический строй есть их строй жизни и для них, ибо лишь благодаря ему они имеют особое положение, возвышающее их над массой людей. Потому члены привилегированных слоев расправляются с нарушителями принятых в них правил поведения довольно жестоко и беспощадно. Впрочем, такие случаи происходят довольно редко.
Конечно, такие «понятия», как «рабочий» и «крестьянин», еще не утратили смысла полностью и сохранят смысл и в будущем. Они утратили смысл социологических понятий, характеризующих коммунистическое общество по существу. Теперь многие профессии людей, занятых в сфере материального производства на самом низшем производительном уровне, уже не обозначаются точно словом «рабочий» (мастера, механики, прибористы и т.п.), а слово «крестьянин» даже для деревенских жителей звучит весьма неопределенно. Они предпочитают употреблять слова «тракторист», «комбайнер», «агроном», «зоотехник», довольно часто оставляя слово «крестьянин» лишь за самой неквалифицированной частью сельского населения.
Короче говоря, требуется сложное социологическое исследование, оперирующее всеми методами современной науки, чтобы дать точное описание структуры многомиллионного населения коммунистической страны.
Национальный вопрос
Я не рассматриваю разделение на национальностей племена. Замечу лишь, что, как показывает опыт Советского Союза, коммунистический строй успешно справляется с национальными проблемами. В частности, он является весьма эффективным с точки зрения поднятия образования, культуры и быта наиболее отсталых народов и групп населения до сравнительно высокого уровня. И они становятся оплотом нового общества. Отдельные национальные меньшинства здесь занимают привилегированное положение и превращаются в объединения, мало чем отличающиеся от гангстерских банд (в Советском Союзе в таком положении порой оказываются целые республики, например, Грузия, Азербайджан). Коммунистическая организация жизни общества вообще легко переходит в организацию, подобную гангстерской. И с этой точки зрения контроль со стороны центральной власти есть пока единственное средство сдерживать эту тенденцию к гангстеризму на местах.
В коммунистическом обществе имеет место очень сильная тенденция к уничтожению национальных перегородок и нивелированию национальных различий в населении страны, – тенденция к образованию вненациональной общности людей, т.е. общности коммунальной. И расчеты на то, что межнациональные конфликты в Советском Союзе послужат причиной гибели советской империи, основаны на полном непонимании фактического состояния страны с этой точки зрения.
В коммунистическом обществе имеет место очень сильная тенденция к уничтожению национальных перегородок и нивелированию национальных различий в населении страны, – тенденция к образованию вненациональной общности людей, т.е. общности коммунальной. И расчеты на то, что межнациональные конфликты в Советском Союзе послужат причиной гибели советской империи, основаны на полном непонимании фактического состояния страны с этой точки зрения.
Тенденция к рабству
Хочу особо выделить еще одну тенденцию в структуре населения коммунистической страны – тенденцию к созданию особой категории людей, статус которых весьма близок к статусу рабов. Это – заключенные. В сталинские времена армия заключенных насчитывала в Советском Союзе пятнадцать миллионов. В настоящее время есть основания полагать, что армия заключенных достигает четырех-пяти миллионов. Это число не удовлетворяет реальную потребность общества в работниках такого рода, и она пока удовлетворяется использованием городских жителей (в особенности – молодежи) на уборочных работах в деревне и на стройках, а также использованием армии. По положению эти люди близки к рабам, постольку в зрелом возрасте вырываются из обычной житейской среды и обычного делового коллектива, не воспроизводятся в заключении, получают мизерное вознаграждение за свой труд, не вольны выбирать место жительства и вид деятельности. Единственное, что с ними не делают, – не продают. Да и то потому, что некому продавать и не у кого покупать. Пополняется эта армия рабов в основном из правонарушителей, которые в обществе имеются в изобилии: условия жизни и работы для многих людей таковы, что они не могут не нарушать законы или легко поддаются искушению их нарушать. Число заключенных здесь зависит не от способности властей разоблачать преступления, а от санкций властей на это и пропускной способности органов правосудия. Потребность в армии заключенных ощущается в таких сферах деятельности, куда обычные люди добровольно не идут (например, это вредные производства, плохие в климатическом отношении места, особо секретные предприятия). Эта тенденция к образованию армии рабов вытекает из самого характера труда в коммунистическом обществе как труда принудительного и возможностей властей без сопротивления со стороны населения создавать такую армию. Большинство населения относится к этому равнодушно или одобрительно, поскольку в значительной мере это означает очищение общества от воров, бандитов, грабителей и прочих социально-опасных элементов. Но власти не ограничиваются этой оздоровительной деятельностью, «набирая» в число заключенных и рабочую силу, требуемую в упомянутых выше местах. Это легко сделать, так как в принципе огромные массы обычного населения легко уязвимы с точки зрения правосудия. Насколько мне удалось установить, в последние десятилетия в Советском Союзе доминирующим типом заключенного стал не профессиональный преступник, а обычный человек, совершивший преступление случайно или в силу бытовых условий.
Доминирующая тенденция эволюции
Общественная эволюция не считается ни с какими прекраснодушными идеалами и намерениями людей. Как бы это ни было прискорбно, но надо признать как факт, что доминирующей социальной тенденцией коммунистического общества и коммунизма в современном мире вообще является тенденция к организации всей жизни больших масс людей как единого органического целого, т.е. со сложной внутренней дифференциацией людей, с закреплением их положения в той или иной клеточке целого и их функций, с распределением людей на различных ступенях социальной иерархии и прочими атрибутами жизни людей как частичек целого. Отсюда естественным образом вытекает несокрушимая тенденция к неравенству и неравноправию, лицемерно скрываемая всеми, но фактически признаваемая самой активной и деловой частью населения. Коммунизм идеологический в свое время заимствовал идеалы равенства и равноправия из идеологии стран Запада. Эти идеалы пришли в вопиющее противоречие с фактической исторической миссией коммунизма как типа общества и как общей тенденцией человечества. Не исключено, что со временем борьба за легализацию идеалов неравенства и неравноправия сыграет свою роль в истории, возможно – не менее серьезную, чем отживающие свой век идеалы равенства и равноправия.