Знаменская Алина. Вероника

   Нике вдруг захотелось резко встать и красиво уйти, чеканя по мокрому асфальту каблуками. Но ноги не слушались ее. Ей так хотелось сидеть в беседке рядом с Колей! Пусть он жалуется на Ингу, пусть говорит о своей дочке, лишь бы рядом, лишь бы не уходил.
   — Тогда терпи ради дочери, — сказала она.
   — Я и терпел. Но Инга терпеть не хочет. Ты же знаешь. У нее любовь, удар молнии, и все дела. Она хочет жить с Антоном. Я там лишний.
   — Где же ты сейчас живешь?
   — В спорткомплексе. Обещали дать комнату. Но сейчас такое нестабильное время. Спорт в упадке…
   — Не все так плохо, — возразила Ника. — Ты работаешь, тебе есть где жить. Это уже хорошо.
   — Да… — согласился Коля.
   — Посмотри, сколько развелось бомжей, — продолжала Ника. — Смотри на тех, кому хуже, чем тебе.
   Вот моя мать ослепла совсем молодой. Что может быть хуже?
   — Да-а… — кивнул он.
   — По крайней мере ты узнал свою жену. А мог бы жизнь прожить в неведении о ее делах, будь она осторожней.
   — Ты права, — снова согласился Коля. Вероятно, ему было необходимо, чтобы кто-нибудь в чем-то убедил его.
   Он взял Нику за руку, и некоторое время они сидели молча.
   — Ты очень помогла мне, — наконец сказал он.
   — Чем же?
   Ника слушала свою руку. Невидимые токи побежали вверх по руке к плечу, дальше — к шее, защекотали язык и шапкой накрыли голову.
   — Тем, что выслушала и не прогнала. Можно я приду еще?
   Ника пожала плечами. Она не успела ответить — Коля шагнул в дождь и пошел, не склоняясь и не прячась больше в воротник своей куртки.
   В другой раз он пришел к ним вместе с Зоей.
   — Инга дала мне ее на целый день, не приведу же я ее к себе в общежитие…
   — О чем разговор!..
   Игоря дома не было. Пока Ника на кухне готовила печенье для гостей, те играли в комнате Юлькиными игрушками. Когда вернулся Игорь, они втроем пили на кухне чай. Игорь даже не смог изобразить вежливую улыбку. Его покоробил особенно оживленный вид жены: щеки ее раскраснелись, глаза, как показалось ему, искрились, словно смазанные маслом. Игорь поздоровался и немедленно отправился в ванную, даже не спросив у Николая, как дела. От Ники не укрылось взвинченное состояние мужа. Когда гости ушли, а Ника на кухне стала мыть посуду, Игорь демонстративно не входил в кухню, бродя по комнатам и насвистывая себе что-то под нос. Ника поняла, что зреет ссора. Поскольку виноватой она себя не чувствовала, то и не заводила разговор первая. Но зачем-то молча готовила оправдания.
   — Послушай, ты его все еще любишь?
   Вопрос пригвоздил ее к полу. Когда Ника развернулась, чтобы разговаривать с Игорем лицом к лицу, то увидела его взгляд, горящий нервным огнем.
   — Игорь… Он пришел только потому, что ему негде встретиться с ребенком. В Ингиной однокомнатной живет этот Антон, а у Николая в общежитии комната на троих. — Ника говорила быстро, хоть никто не перебивал ее. — В Москве у него никого нет, кроме нас. Если бы он пришел один, без Зои, то я бы, конечно, не пустила его. Или ты во мне сомневаешься? Я бы никогда не изменила тебе, Игорь. Я не смогла бы крутить роман за твоей спиной, я ненавижу это с детства. Обман не для меня, ты же знаешь, я…
   — Подожди. — Игорь не смотрел на нее и, пожалуй, не слушал. Просто пережидал ее болтовню. — Я задал тебе конкретный вопрос: ты все еще любишь его?
   Ника посмотрела на свои руки с мокрым полотенцем. Игорь ждал.
   — Да, — сказала она и скрутила полотенце жгутом.
   Игорь кивнул, словно удовлетворенный ее ответом, и, все так же насвистывая, двинулся прочь из кухни.
   Ника опустилась на табуретку. И тут же вскочила.
   Она вошла в спальню и убедилась, что ее опасения сбылись — Игорь собирал чемодан. Он насвистывал себе под нос какой-то мотивчик и складывал вещи неторопливо и планомерно — рубашки к рубашкам, носки к носкам.
   — Игорь, что ты делаешь? — начала Ника. — Нельзя же так! Ничего не случилось! Между нами ничего не было! Ты мне не веришь?
   — Верю, — с напускным спокойствием ответил Игорь.
   — Так в чем же дело? Не ты ли говорил, что брак без любви ничто не нарушит? Ты знал, что я люблю Колю, что выходила за тебя, не пылая к тебе страстью.
   Чего же ты хочешь? Я была твоей женой и дальше буду!
   Ну хочешь, я запрещу Коле приходить сюда?
   Игорь молча отодвинул ее и снял с вешалки свою пижаму. Тапочки он сложил в целлофановый пакет.
   — Запретишь, говоришь? — усмехнулся он, и Ника поняла, что он едва сдерживает кипящие внутри эмоции. Ему трудно дается его видимое спокойствие. — А кто запретит ему приходить к нам по ночам и ложиться к нам в постель? Кто запретит тебе произносить во сне его имя?
   — Я.., разве я…
   — Разве! — отрезал Игорь. — Ты думаешь, это можно вытерпеть?! Когда я прикасаюсь к тебе, ты только что не сжимаешь зубы! Ты холодна как ледышка! Ты легко поверила в эти бредни о браке без любви, потому что тебе было так удобно! Ты даже не сделала ни малейших усилий, чтобы попробовать полюбить меня, а я так ждал!
   — Но я же не знала, я…
   — Потому что тебе было так удобно! Ты лелеяла мысли о своем драгоценном Коле, который и думать о тебе забыл! Он прибежал к тебе только потому, что ему больше некуда, и ты сама это знаешь!
   — Не уходи, Игорь, — попросила Ника. — У нас дочь.
   — Дочь! Вспомнила! Это у меня дочь, поняла?! У меня! — повторил он, приблизив к ней лицо. — Ты родила ее только потому, что я не дал тебе от нее избавиться! И не тряси теперь передо мной дочерью! Она тебе не нужна!
   Он выбирал самые больные места и ранил ее беспощадно. Она вцепилась в его рукав, но он сбросил ее руки, как назойливое животное.
   — У тебя были все шансы создать нормальную семью, — гвоздил он ее, застегивая чемодан и надевая плащ. — Но ты ими пренебрегла. Что ж, попробуй это сделать с твоим драгоценным Колей. Только я уйду, и он прилетит, это я тебе обещаю. И еще я могу пообещать тебе, дорогая, — ты не будешь с ним счастлива! Счастье нужно лепить вдвоем, а не в одиночку. Один ничего не сможет, а с ним ты будешь — одна!
   — Подожди! — крикнула Ника. — Почему ты за меня все решил? Если ,бы мне пришлось выбирать, то я, возможно…
   — Возможно! — подхватил Игорь. — Спасибо и низкий поклон. Вот где у меня сидят такие возможности! — Он провел ребром ладони по горлу. — Кого ты выбрала, я знаю уже давно! Я искренне желаю тебе испытать то, что я сейчас испытываю. Пусть когда-нибудь тебе будет так же больно, тогда ты, может быть, научишься видеть дальше своего носа, замечать тех, кто рядом с тобой!
   Ника едва сдерживала слезы. Она не могла избавиться от ощущения, что на нее надвигается что-то страшное.
   — Твои обвинения злы и беспочвенны, — пыталась защититься она. — Игорь, что я тебе сделала? За что ты так со мной?
   — Что ты мне сделала? — прищурился он. — Ничего! Ты всего лишь вывернула мою жизнь наизнанку!
   Заставила пойти наперекор матери, а ведь она так просила меня не делать этого! Она оказалась права. Благодаря моей женитьбе мать пошла на низость с этой квартирой… У нее обнаружились черты, которые, не появись в нашей жизни ты, никогда бы не проявились! Ты все испортила! Я любил тебя, но теперь ненавижу! Вот чего ты добилась!
   Ника во все глаза смотрела на мужа. Она задыхалась, глотая поток обвинений, вылитых на нее. Но больше всего ее поражало перекошенное гневом, красное лицо мужа. Волосы надо лбом взмокли, бились о брови от каждого взмаха головы, изо рта брызгала слюна…
   Ника завороженно смотрела на это обезображенное гневом лицо. Она прижала лоб к косяку двери.
   Инстинктивно она искала Способ защититься от того потока зла, который послал в ее сторону Игорь. Ей хотелось возразить, заставить его замолчать.
   — Я желаю тебе никогда не стать счастливой! — крикнул Игорь и захлопнул за собой дверь.
   — Нет! — заорала она ему вслед. — Нет! Нет! Я буду счастлива! Буду!
   Ив изнеможении опустилась на пол перед дверью. В голове было пусто, а в душе — горько. Ника не знала, кто прав. Ей необходимо было время, чтобы осознать, что произошло и как она будет жить дальше.
   Сейчас самым страшным звенело в ушах пожелание Игоря, и она как заклинание повторяла, сидя на полу: «Я буду счастлива, буду, буду!»

Часть вторая
ВЕРА

Глава 1

   Весь персонал фирмы «Арго» с утра находился в состоянии глубокого мандража. Бухгалтер Соловьева закрылась у себя в кабинете и плакала. Логистик Слава мрачно шутил, курсируя из помещения в помещение, пытаясь своими шутками еще более наэлектризовать и без того наэлектризованных сотрудников. Его отовсюду гнали. Когда он садился в кресло и пытался принять беспечную позу «нога на ногу», то нервное подрагивание конечности выдавало его состояние.
   Ежели Мадам не найдет виновника, плохо будет всем. Это уж можно не сомневаться. Нагорит так, что мало не покажется. А о виновном и речи нет. Он — труп. Он будет лететь из фирмы и подпрыгивать, оглядываясь. Все это знали. Знали и боялись, Смешнее всех выглядела новая секретарша Рита — тонкая и прямая, как детский конструктор. Казалось, она вся собрана из ровных частей и — винтик к винтику. Глазки — пуговки, ноготки — лепестки. Рита работала в фирме второй месяц и пока недостаточно изучила жесткий взрывной характер своей начальницы.
   И не испытала его на своей шкуре. Она с искренним удивлением взирала на сотрудников, считая, что от нее что-то скрывают. От обиды и недоверия она казалась еще прямее, чем обычно. В серо-белых помещениях офиса сегодня царила нездоровая тишина. Пиликанье телефона и негромкая работа компьютеров создавали из этой тишины нечто особенное.
   Предгрозовое. Поэтому, когда по коридору быстрым тяжелым шагом пронесся курьер и буднично шлепнул на стол увесистую кипу бумаг, та издала неприлично смачный звук; который всех без исключения заставил отреагировать. Слава прибежал из приемной, Рита выглянула оттуда же, а в двери кабинета Соловьевой робко повернулся ключ. Пиарщица Лариса оторвалась от компьютера и неодобрительно посмотрела на курьера. Тот, не понимая, что, собственно, такого натворил, огляделся и наклонился к Ларисе:
   — У вас тут что, умер кто?
   Не дождавшись ответа, курьер на цыпочках двинулся к кабинету Соловьевой. Несколько пар наэлектризованных глаз впились в его кожаную спину. Парень физически почувствовал легкий ожог меж лопаток.
   — Нет, это кошмар какой-то! — взвизгнула Лариса и так двинула «мышку», что та уехала далеко за монитор и на ходу сшибла пластиковый стакан с карандашами. Карандаши грохнулись на пол и шумно рассыпались по комнате. Рита кинулась собирать.
   — Не надо так нервничать, — ползая по полу, бормотала она. — Все утрясется, все будет хорошо. Вера Сергеевна во всем разберется.
   Слава глубокомысленно хмыкнул при последних словах секретарши и плюхнулся на диван.
   — Я не могу, не могу, больше не могу так, — тупо повторяла Лариса, крутясь вокруг своей оси на вертящемся стуле. — У меня треснет голова. Больше всего мне интересно: какой идиот, зная характер Мадам, додумался у нее под носом провернуть левую сделку? Жить, что ли, надоело?
   — Да мне плевать на того, кто это сделал, все равно разоблачат и уволят. Меня интересует — где справедливость? Почему должны страдать все? Премии к отпуску теперь лишит, это точно, — прозевали сделку.
   Держать под колпаком теперь будет не меньше полугода. Проверять каждую закорючку. Я пашу в этой фирме уже пять лет. Мотаюсь по командировкам как проклятый, рыскаю, как волк, по Москве в поисках складских помещений. Вообще работа собачья — не в офисе сидеть. И я ни разу не заикнулся о каких-то привилегиях для себя, ни разу! Почему я должен подвергаться этой унизительной процедуре допроса?
   — Ты — первый подозреваемый, — усмехнулась Лариса. — Тебя вообще вчера не было в офисе. За целый день ты мог и поставщика обработать, и клиента уломать, — холодно заметила она, не отрываясь от монитора.
   Рита, проходя мимо, послала ей такой возмущенный взгляд, словно это ее, а не Славу обвинили только что.
   — У меня алиби! — огрызнулся Слава. — Я был в Подольске, и Мадам в курсе, что я там делал.
   — А чего же ты нервничаешь, Славуня?
   Это Соловьева открыла дверь, провожая курьера, и услышала часть разговора. Ее зареванное лицо было уже слегка припудрено, но опухшие от слез глаза выдавали. Она встала, прижав спиной дверь своей бухгалтерии и оглядывая присутствующих.
   — Ты, Славуня, откажись от процедуры допроса, как ты выразился. Прояви характер, раз ты такой гордый и так себя ценишь. А я вот считаю, что это правильно, что проверять будут всех. Всех до одного. Сделкой хоть и занимались трое, но знать о ней мог любой, сейчас все умные. А то чуть что — бухгалтер крайний! А как отчет составлять или отмазку для налоговой, то «уж вы поработайте сверхурочно», «уж вы постарайтесь». Соловьева нужна, без Соловьевой никуда. А как какой-то засранец нашкодит, то в первую очередь виноватых ищут где? У Соловьевой в кабинете! А я в этом кабинете со дня основания фирмы, я еще при Николае Степаныче… Я каждую бумажку, я день и ночь…
   Соловьева начала глотать слова, глаза услужливо наполнились слезами. Она махнула рукой и побежала к себе в кабинет. Но дверь не закрыла. И Лариса ее поняла — находиться в одиночестве сейчас просто невыносимо.
   — Да никто на вас не подумает, Татьяна Васильевна, бросьте вы! — махнула рукой Лариса и отодвинулась от компьютера. — Крайней окажусь опять я! Клиента нашла я, и палатки эти я разрекламировала. Хотя пока мы такую палатку с Кириллом собирали, умучались. Легче шалаш построить. Но клиент поверил. И кто теперь на подозрении? Она меня вчера восемь раз — восемь! — вызывала «на ковер» и трясла как яблоню! Если бы не ребенок, которому я компьютер пообещала, я бы уволилась сразу. Ни дня после такого унижения не осталась бы.
   Лариса выхватила из сумочки сигареты и вскочила. Карандашница вновь с громким стуком соскочила на пол. Рита бросилась собирать и больно ударилась лбом о Ларисину голову — та тоже решила помочь.
   Слава оттащил Риту от Ларисиного стола и усадил на, диван.
   — А я, между прочим, тут одна с двумя высшими образованиями, — продолжала Лариса. — Если я уйду, то ей придется еще поискать такую дуру, как я!
   Последняя фраза оказалась той пробкой в раковине, которую выдерни — и вода хлынет, все унося в свою воронку жадно и безоглядно. Заговорили сразу трое — громко, как на базаре, не слушая друг друга, стараясь перекричать один другого, не обращая внимания на знаки, что делала им вжавшаяся в черную кожу дивана секретарша.
   — Прекратить немедленно! — Ледяной голос Мадам разрезал воздух наподобие удара хлыста. Все застыли, как в последнем акте «Ревизора».
   Соловьева зажмурилась. Рита рванула наперерез, торопясь распахнуть дверь перед начальницей и успеть окинуть взглядом директорский кабинет. Слава торопливо и нервно застегивал пиджак, а Лариса раскрошила в кулаке сигарету.
   Из-за спины начальницы выглядывали, как два верных пса, бритоголовые личности; бренд-менеджер Кирилл и шофер Турукин.
   — Всех попрошу привести себя в порядок и пройти ко мне в кабинет, — сухо бросила начальница, не удостоив ни малейшим замечанием безобразную сцену, невольной свидетельницей коей оказалась. Она пересекла проходной кабинет Ларисы и скрылась в приемной. Через минуту в кабинете генерального директора туристической фирмы «Арго» собрались все сотрудники, включая дрожащую как осиновый лист секретаршу Риту.
   Начальница стояла у окна и смотрела куда-то неконкретно. Создавалось впечатление, что она смотрит сквозь стену, пытаясь высмотреть кого-то в соседнем кабинете.
   Слава машинально оглянулся на дверь — может, она еще кого-то ждет? Или частного сыщика пригласила, додумалась?
   Поскольку руководительница сама стояла и не предложила сесть вошедшим, то все сотрудники остались стоять, неловко переминаясь с ноги на ногу.
   Примерно минуту, впрочем, показавшуюся им вечностью, они вынуждены были созерцать бесстрастное лицо начальницы, очерченное темно-каштановым, немного резковатым контуром стильной стрижки, карие, почти черные глаза, взятые в черную тонкую рамку дорогой оправы очков, довольно стройную для ее лет фигуру в дорогом французском костюме с мятыми рукавами.
   У нее всегда что-нибудь мятое, раздраженно подумала Лариса. Или же пуговица болтается. Параллельно Лариса поймала себя на мысли, что она даже в этой привычке Мадам готова углядеть небрежный шик, который подразумевался во всем, что касалось начальницы. А ведь если вдуматься, это типичная неаккуратность — не отгладить рукава. Что в этом может быть шикарного? Но нет, Мадам ведет себя так, что никто и заподозрить не может, что это просто издержки воспитания. Боже упаси! Даже Соловьева одно время пыталась подражать начальнице. Смех! На ее расплывчатой фигуре мятая блузка смотрелась не просто отвратительно, ужасающе отвратительно! Соловьева возомнила, что она может выглядеть как Мадам уже потому, что они ровесницы. Какое заблуждение! Соловьева в свои тридцать семь — мать двух проблемных детей, которые того и гляди сделают ее бабушкой, жена не менее проблемного мужа, который все ищет себя и уже вряд ли когда-либо найдет.
   А Мадам? У той ни детей, ни плетей, живет в свое удовольствие. Дома — домработница приходящая.
   Какое может быть сравнение?
   — В нашей фирме произошло ЧП, — наконец объявила директор, окинув собравшихся колючим взглядом из-под очков. — Как вы все, я думаю, уже знаете, мы имели договоренность с поставщиком о партии двухместных палаток. Клиента для реализации мы нашли. Документы все были готовы. Но в последний момент и поставщик, и клиент одновременно отказались от сделки.
   Мадам вновь цепко оглядела каждого. Теперь это был уже несколько другой взгляд. Лариса знала, что по ходу своей речи Мадам постепенно разогревается. Сейчас ее голос окрепнет, приобретет стальную ноту, а затем начнет звенеть как натянутая струна.
   — Мне доподлинно известно, что сделка состоялась помимо фирмы. Палатки ушли в нужном направлении. Выгоду от сделки кто-то положил в свой карман. Теперь меня интересует — кто?
   Сотрудники переглянулись. Соловьева поджала губы. Рита вытаращила свои «пуговицы». А Лариса не смогла сдержать усмешку. Держи карман шире, признаются теперь. Если только Мадам подвергнет свой персонал пытке…
   — Для начала я предлагаю каждому из вас взять лист бумаги и расписать свой вчерашний день поминутно. Я повторяю: поминутно. Я ясно выразилась?
   — Мне тоже? — поинтересовался Турукин, который накануне возил начальницу.
   — Всем, — повторила Вера Сергеевна.
   Вопросов больше не последовало. Все ждали, когда их отпустят.
   — Если виновный не признается, — продолжала начальница, — то для покрытия упущенной выгоды придется материально наказать всех.
   Хотя никто ничего не сказал, но в кабинете произошло шевеление, лица изменились. Равнодушных здесь не было.
   — Придется полностью отказаться от премии к отпуску и снять за этот месяц не менее тридцати процентов оклада.
   По кабинету прошел гул.
   — Я ясно выразилась? — поинтересовалась начальница, голос которой начинал звенеть. — Попрошу изложить в своих записках все телефонные разговоры, встречи, беседы, звонки, в офис. Через полчаса Рита начнет поочередно вызывать каждого из вас уже с готовым расписанием. Все свободны.
   На столе одновременно запиликали оба телефона.
   Не произнося ни слова, пряча друг от друга глаза, народ развернулся в сторону двери. Та оказалась приоткрытой, и в щель не без любопытства пялилась юная особа блондинистого вида с красными перьями в прическе. Особа жевала жвачку.
   — Совещание кончилось? — сочувственно и одновременно презрительно поинтересовалась она у собравшихся.
   Ей не ответили. Ее аккуратно обошли, и девчонка беспрепятственно проникла в кабинет, где, кроме начальницы, осталась маяком торчать верная секретарша. Гостья плюхнулась в кожаное кресло и задвинула под журнальный столик черную с желтым спортивную сумку. Мадам разговаривала по телефону. Девушка-конструктор стояла рядом, глядя прямо перед собой и ожидая распоряжений. Едва начальница положила телефонную трубку, пришелица со жвачкой подскочила и кинулась к ней, отпихнув по пути секретаршу.
   — Тетушка! Как я давно тебя не видела! Господи, что с нами годы-то делают! — лихо закричала девчонка и повисла бы на шее у начальницы, не встреть на своем пути препятствие в виде широченного стола с телефонами и компьютером. По крайней мере в обшлага французского пиджака вцепиться успела.
   Рита-конструктор выкатила из орбит свои «пуговицы» и распахнула рот.
   — Тетя Ника, ты что, меня не узнала?
   — Меня зовут Вера Сергеевна, девушка, — промямлила начальница, вглядываясь в юное создание и отчего-то покрываясь багровыми пятнами. Она отодрала от себя эту ненормальную, но из-за стола все же вышла. И близоруко прищурилась, забыв про очки.
   — Тетя Ника, вот это номер! Я что, сильно изменилась?
   Девушка обиженно вытянула губки. Рите почудилось в этой обиженности некоторое притворство. Рита смутилась и опустила «пуговицы» в пол. Уйти бы, да распоряжения не было.
   — Зоя?! — неуверенно ужаснулась Вера Сергеевна.
   Рита отодвинулась на задний план, давая начальнице пройти.
   — Рита, вы пока свободны. Я сама позову вас, — чужим голосом обратилась начальница к секретарше.
   Рита немедленно ретировалась.
   — Что ты здесь делаешь? — услышала она напоследок вопрос, обращенный явно не к ней.
   — Вот это да! — развязно протянула Зоя. — Мы все-таки родственники как-никак. А тут такой прием!
   Не ожидала…
   — Перестань жевать, пожалуйста, — поморщилась Вера и опустилась в кресло. — А чего ты ожидала?
   Сколько лет мы не виделись? Лет десять?
   — Восемь.
   — Восемь лет! Извини, но в то время, когда мы знали друг друга ближе, то, по-моему, ты не питала ко мне особо нежных чувств. Так откуда подобные иллюзии?
   — Да, помню. Я была не подарок. Но чего же вы хотели? С чужими детьми столько хлопот… Это ведь только своих можно подкинуть бабушке.
   — Так. Давай ближе к делу. У меня много работы.
   Хамство племянницы наконец привело Веру в нужное чувство. Ей сейчас только «приятных воспоминаний» не хватало! Для полного счастья. В понедельник конкуренты нагло переманили уже теплого клиента и сделка сорвалась. Вчера это ЧП с партией палаток. Это предательство, которое выбило почву из-под ног. Пока она не накажет виновного, она не будет спокойно спать. Кого подозревать? Все свои. Всех она лично принимала. Слишком много событий за последние дни. Теперь еще Зоя. Понятно, что она появилась неспроста. Это — перебор.
   — И прекрати наконец жевать!
   Голос Веры Сергеевны зазвенел.
   — Все, все! Как скажете, так и будет, тетя… Вера.
   Зоя выплюнула жвачку в пепельницу.
   — А у вас ничего тут, круто. Вот уж не ожидала, что вы так развернетесь.., на обломках папиной фирмы.
   — Что? — Вера даже возмутиться не успела. Она впервые с интересом взглянула на дочь своей двоюродной сестры Инги. У Зои были того же оттенка волосы, тот же разлет бровей. Но особенно — глаза. Это дурацкое ощущение, что на нее смотрит Инга… — Ты что, пришла нахамить мне? Или учить меня жизни?
   Или, может, мстить решила «за поруганную честь» отца? Ну-ка, признавайся! — наступала Вера Сергеевна, готовая к бою. Но биться не пришлось. Девчонка моментально приняла смиренный вид и потупила очи.
   — Нет, нет, что вы, теть Вер… Я просто мимо шла. Вижу — вывеска знакомая. Неужели, думаю, фирма до сих пор существует? Дай, думаю, зайду, повидаюсь с теткой. Кстати, выглядите вы потрясно. Нет, правда, гораздо лучше, чем восемь лет назад. Честно.
   — Может, тебе деньги нужны? — наконец «догадалась» тетка и без умысла взглянула на часы. Она привыкла строго рассчитывать время. В эту самую секунду дверь робко приоткрылась, в ней показалась часть бритой головы бренд-менеджера Кирилла.
   — Вера Сергеевна, можно?
   Ему не было видно Зои из-за высокой спинки кресла, иначе он не посмел бы прервать разговор.
   Вера Сергеевна настолько была сейчас в мыслях и предположениях насчет Зои, что не сумела быстро переключиться. Она кивнула, думая о своем. Кирилл вошел, а Зоя вскочила.
   — Ну ладно, не буду мешать. Я как раз уходить собиралась.
   И Зоя попятилась к двери. А Кирилл отошел, уступая ей дорогу.
   — Зоя, а деньги-то? — спохватилась Вера Сергеевна, испытывая облегчение оттого, что племянница наконец-то уходит. Хотя чувство дискомфорта осталось — оттого что так и не поняла цели ее визита. — Возьми вот… — Она протянула Зое деньги.
   — Нет, нет, — почти весело замахала руками девушка. — Они вам самой пригодятся. До свидания, тетя Ника!
   Сделав ручкой на прощание, племянница исчезла за дверью.
   А Вера как истукан стояла и смотрела на ту дверь, абсолютно ничего не понимая. Если бы она не была так поглощена визитом племянницы, она бы сразу обратила внимание на необычайную бледность Кирилла, которая делала его «брендовское лицо» почти интеллигентным. Что в принципе было дико.
   — Ты что-то хотел, Кирилл? — все еще витая в том мире, что приволокла сюда ее племянница, спросила Вера Сергеевна.
   — Это я. Вера Сергеевна, вчера без вашего ведома провернул сделку, — тихо, но четко проговорил Кирилл.
   Вера вскинула на бренд-менеджера непонимающие глаза, а он, увидев в них незнакомое выражение, совсем смешался и принялся тереть переносицу, словно хотел чихнуть. Вера Сергеевна некоторое время смотрела на менеджера, примеряя на него тот поступок, в котором он признавался, затем опустилась в кресло и показала на другое кресло ему. Он с глубоким вздохом опустился туда.