Он возвратился домой в 1989-м и обнаружил, что дома больше нет. Мать умерла полгода назад. Квартира отошла государству.
   Выйдя из своего подъезда и даже не оглянувшись, Ледовой побрел к телефонным автоматам, позвякивая мелочью в правом кармане куртки. Виктор зашел в желто-красную кабину, часть выбитых стекол которой была заделана крашеной фанерой, притворил за собой дверь и положил две копейки в монетоприемник. «Двушка» со стыдливым звоном провалилась внутрь автомата.
   «Твою мать!» – Ледовой поменял кабину, прижал к уху тяжелую эбонитовую трубку, набрал номер телефона Тренера и только потом отпустил монету, бдительно придерживая ее правой рукой до самого момента соединения. «Больше я на эту фигню не попадусь».
   – Алло, – милый женский голос. – «Чей бы это»? – Когда Виктор покидал Киев с сибирским этапом летом 84-го, Тренер жил сам. Родителей своих, погибших в автомобильной катастрофе, Тренер похоронил в 78-м или 79-м, после чего обитал в своем большом частном доме, одинокий как перст. – «Хотя, за пять-то лет?…»
   – Здравствуйте.
   – Алло. Вас не слышно.
   – Алло, девушка! – Ледовой заорал так, что прохожие на улице обернулись.
   – Алло, ф – ф, – короткие гудки отбоя.
   «Твою мать, а?»
   Ледовой повторил попытку, используя десятикопеечную монету, потому что с «двушками» у него наступил коллапс. Автомат непринужденно подкрепился «дистанчиком». На качестве связи пятикратное повышение номинала монеты не отразилось совершенно:
   – Алло… – Здравствуйте… – ф-ф… – Короткие гудки.
   Виктор с такой силой опустил трубку на рычаг, словно заколачивал в стену гвоздь. Заглянув в следующую кабину, он обнаружил вместо трубки один обрывок защищенного металлорукавом провода.
   «Сразу видать, недостаточно защищенного.»
   Обрывок сиротливо свешивался с бока телефонного автомата.
   В последней будке аппарат вообще отсутствовал. Вместо него из стены торчали четыре болта, унылые, будто сваи, с которых недавним крепким штормом сорвало нефтяную платформу.
   «Вот мать твою». – Ледовой несколько растерянно огляделся вокруг. «А Роднойгород все к лучшему меняется». Затем он решительно пересек улицу и чудом втиснулся в подошедший рейсовый «Икарус-гармошку».
   «Икарус» оказался переполненным пассажирами свыше всяких разумных пределов. Его перекрутило в разные стороны столь удивительным образом, что он и впрямь принял вид гармошки, прошедшей через руки гармониста-психопата. У пассажиров, зажатых в середине автобуса, шансы выйти на своей остановке практически сводились к нулю. Массовое извержение пассажиров, случившееся в районе метро «Святошино», по своей драматичности не уступало десантированию парашютистов через рампу военно-транспортного самолета. Человеческий поток подхватил Ледового, как горная река резиновый плот, протащил по тротуару и увлек под землю.
   После хаоса, испытанного наверху, станция метрополитена показалась Виктору оазисом порядка и чистоты. Он покинул поезд на станции «Большевик» и двумя эскалаторами поднялся наверх. На конечной «семнадцатого» маршрута как раз поджидал автобус – такая же песочного цвета гармошка, только гораздо менее выкрученная. Автобус потихоньку заполнился людьми, с шумом закрыл двери и отправился в путь. Очень скоро от первоначального впечатления простора и комфорта не осталось и следа. Народ на остановках брал автобус штурмом. Водитель начал проскакивать остановки. Обманутые пассажиры ругали его почем зря, водитель тоже за словом в карман не лез. – «Да куда вы претесь, елки – палки, он что, по-вашему, резиновый? Я сейчас вообще никуда не поеду!» – орал раскрасневшийся водитель. – «Еще как поедешь!» – вопили с мест пассажиры. Учитывая обстоятельства, Виктор взялся продираться к выходу задолго до Совских прудов.
   Он зашагал по берегу пруда, с интересом разглядывая рыбаков. Рыбаки нависали над водой с разнокалиберными удочками в руках, а их число не оставляло рыбе ни единого шанса выжить. Ледовой прошел мимо, подумывая о том, что «при Андропове нерассиделись бы так, в рабочее время».
   Дорога свернула в гору. Поднявшись по крутому склону, Виктор выбрался к неровной линии синего штакетника, окружавшего массивный Тренерский дом.
   Дом был заново отштукатурен. Сад выглядел ухоженым. Ветви деревьев аккуратно подрезаны, дорожки прометены, сорняки выполоты.
   «Ну и ну? Каратюга перековался в мичуринца? Ну и ну».
   Чего-чего, а садоводческих наклонностей за Тренером раньше не водилось.
   Двигаясь вдоль забора, Ледовой отметил образцовый порядок во дворе и, наконец, мужские, женские и детские вещи на бельевой веревке, протянутой над кустами крыжовника. – «Да ты, твою мать, женился?» – с удивлением подумал Ледовой. Следующая мысль, появившаяся у него в голове, произвела эффект ушата ледяной воды, вылитой исподтишка на голову.
   «Он продал дом и уехал. Сдал. Просто бросил. Да на что емуэта халупа, с такими-то деньжищами…» – Почувствовав, как в висках забили кувалды, Виктор сделал десяток шагов и тяжело опустился на скамейку.
   «Идиот», – ругал себя Ледовой, – «тупой самонадеянный идиот. Фраер».
   «Следовало сразу, как все улеглось после дебильной выходки этого мудака – Доктора, перепрятать деньги… Нужно было замочить этого долбаного клоуна, этого недоношенного сэнсэя сразу, еще в 79-м».
   Ледовой оглянулся. Озеро простиралось далеко внизу, отражая облака, бегущие по небу. Виктор немного успокоился. Подавил инстинктивное желание немедленно лететь на Русановские сады и откапывать схрон, чтоб убедиться, – «все на месте, не все иливообще ни хрена нет». Ледовой невыносимо хотел курить, но сигареты по дороге не попались нигде. Советский Союз на глазах проваливался в пучину затяжного товарного голода. С прилавков постепенно исчезало все. Сигареты, – по мнению курильщиков – в первую очередь.
   Было около четырех пополудни. Кое-как устроившись на скамейке, Ледовой решил дождаться старого товарища, вдруг он все-таки просто женился, нарожал детей, глядишь – и объявится с работы. – «Лучше тебе объявиться, Тренер», – искренне пожелал Ледовой. В противном случае, Ледовой сам себе поклялся, что Тренера найдет, из-под земли выкопает, откуда только возможно достать – достанет, и тогда ему, Тренеру, его вероломное предательство выйдет ой каким боком. «Каждый рубль у менякровью отхаркаешь!» – подумал Ледовой, и зубы его заскрипели.
* * *
   В начале шестого возле дома припарковалась щегольская «шестерка» с дочерноты затонированными стеклами и противотуманками явно забугорного вида. Антенн из «шестерки» торчало не меньше, чем из известного советского лунохода.
   Дверца открылась, Тренер элегантно выскользнул из машины и бодро зашагал к калитке дома. Выглядел он подтянутым и помолодевшим, джинсовая рубашка с нашивками «US ARMY» и широченные светло-голубые «пирамиды»[39] явно стоили не пять копеек. Черные «капли» добавляли шарма в общую тренерскую картину.
   – Тренер, – позвал (то ли застонал, то ли каркнул) Виктор и поднялся со своей скамейки. Стриженая голова, изможденное лицо, старая нейлоновая куртка, синие брюки с оттянутыми коленями. Убитая обувь модельного ряда «Советский Говноступ – 83».
   «Урка уркой», – холодея от столь неожиданного появления старого товарища, подумал Тренер. – «И в паспорт заглядывать ненужно». Он внезапно почувствовал, что спина стала мокрой, а ноги – ватными.
   – Виктор? – Еще и голос задрожал.
   – Я думал, ты на измену сел, – Виктор медленно приближался, уставившись Тренеру в лицо. Тренеру показалось, что глаза Ледового стали желтыми, как у волка.
   – Да ты что, Витя?.. Да что ты? Здравствуй… Рад тебя видеть.
   Они обменялись рукопожатиями, затем – скупо обнялись.
   – Пойдем в дом, Виктор. Я сейчас обо всем договорюсь.
   Дома у Тренера они не задержались. Со словами «это мой старинный друг, Виктор. – Наденька, моя жена» Тренер увел Ледового в дальнюю комнату и принялся выбивать дроби по телефону. На передней панели аппарата место диска заняли массивные черные кнопки. Ледовой только покачал головой. Такого он не видал.
   – Алло, Лера? – Тренер обернулся к Ледовому, – Сейчас подъедем к одной барыге, подберем тебе нормальные шмотки. Потом, если не возражаешь, отметим встречу в кабаке. Столик я сейчас закажу. Номер в гостинице тоже.
   Короче, сказано – сделано.
   Вскоре они неслись по городу в блатной Тренерской «Ладе».
   – Хорошая тачка, Тренер.
   – Лайба, что надо. Цилиндры расточены до 1,8 литра. Форсированный движок, девяносто восемь коней. Считай – сотка.
   – Я ж смотрю, асфальт рвет.
   Тренер разулыбался – его слегка отпустило.
   – Диски четырнадцатые поставил. Специально, чтоб низкопрофильная резина стала. «Пирелли», между прочим.
   – Ты, я смотрю, в саду нефтяную скважину надыбал?
   Тренер перестал улыбаться и побледнел:
   – Деньги все на месте, Витя. Все. До рубля…
   После посещения «барыги по шмоткам» Виктор преобразился, облачившись в шикарный костюм английского сукна и итальянские фирменные туфли, полученные то ли от Версаче, то ли от самого Папы Римского. Теперь Ледовой выглядел не простым уголовником, а уголовником с большими деньгами.
   Вышло намного страшнее.
* * *
   Не прошло и двух часов, как они сидели в ресторане «Метро» на Крещатике, очищая тарелки с салатами, заливным и, конечно, котлетами по-киевски. От обильно выпитой водки у Ледового шумело в висках.
   – Ты, как я погляжу, машины на станции кулаками рихтуешь? – Ледовой погрозил Тренеру насаженной на вилку котлетой по-киевски. Сливочное масло капало из нее на зеленую скатерть, как кровь невинной жертвы на траву.
   Тренер покосился на свои руки. Набитые костяшки обоих кулаков с головой выдавали его пристрастие к восточным боевым искусствам.
   – Да так… – смутился Тренер. – Занимаюсь с ребятами понемногу. Для души…
   – Стоящие ребята? – с неподдельным интересом спросил Ледовой.
   – Отличные. Да и не сажают за это сейчас, хотя статья и осталась. Все переходы пособиями по карате забиты. На каждом углу купить можно.
   – Сегодня не сажают, а завтра начнут, – обнадежил Ледовой с широкой ухмылкой, – если тренируешь для души, откуда тогда лове?
   – Я прилично зарабатываю, Витя. Запчасти, ремонт. Золотая жила, честное слово. Думаю, свою автомастерскую открывать.
   Ледовой молча слушал, дожевывая котлету. Хлебнул сока, прополоскал рот:
   – Свою? – недоверчиво переспросил Ледовой.
   – Ну да. Свою. Частную, то есть.
   Ледовой припомнил те недалекие времена, когда само прилагательное «частный» считалось чуть ли не ругательством.
   – Многое изменилось за эти годы, – Тренер отложил вилку. – Деньги наши пора использовать. Пока новые купюры не ввели. Время сейчас настало стремное, но барыши лопатой загребать вполне реально, если взяться с умом.
   Ледовой, не отрываясь, смотрел на Тренера.
   – Расскажи мне об этом времени, Тренер.
   Ночь в гостинице Виктор провел тревожно. Почти не спал, как много лет назад, когда вернулся из лагеря домой, в январе 79-го. Вероятно, именно с этой ночи можно начинать отсчет становления могущественной криминальной империи Виктора Ледового.
   Деньги, пролежавшие в земле десять лет, были выкопаны из тайника и пошли в оборот. Они вливались в предприятия, организуемые Тренером, как воздух в легкие. Некоторые из этих предприятий занимались практически честным бизнесом, некоторые – не очень честным, большая часть – совершенно бесчестным. В отвратительном взбаламученном болоте, куда все глубже оседал, треща по швам и разваливаясь на куски некогда «единый могучий Советский Союз», и не понять было, кто белые, кто красные, кто менты, а кто бандиты…
* * *
   Новые обязанности пришлись Тренеру по душе. Торгово-преступный синдикат Ледового рос, как дерьмо на дрожжах. Тренер занял в группировке место главного менеджера, что ли, и с удовольствием взялся за дело. Он наконец-то обрел себя, что выпадает далеко не каждому. «Сколько не работай, а кидать – всеравно выгоднее», – любил говаривать Тренер в этот период своей жизни. И если у фасада автомастерских Виктора Ледового рихтовали крылья, двери, меняли диски, карданы и коробки передач, то на задних дворах еще с большей энергией перебивали номера агрегатов или потрошили краденые машины на запчасти.
   Социалистические соревнование, с размахом проводившееся в Союзе между самыми разными предприятиями, было, безусловно, совершенно бредовым изобретением идеологического отдела ЦК КПСС. Зато бригады токарей, металлургов и даже шахтеров, оспаривавшие друг у друга право обладания переходящим красным знаменем, не применяли в качестве аргументов автоматы, гранатометы и взрывпакеты, заботливо спрятанные под бензобак.
   Группа каратистов и боксеров, сколоченная Тренером, послужила костяком ударной группировки Виктора Ледового, растущей со скоростью гематомы. В конце 89-го года, кстати, в ее ряды влился прозябавший в унылой должности тренера детско-юношеской спортшколы мастер спорта по боксу Валерий Протасов. Примерно тогда же Ледовой поставил своих людей на скупку золота и обмен валюты, причем в соотношении скупленного к просто выдернутому из рук не всегда поддерживался паритет. Затем Тренер принялся планомерно подминать под себя все подряд, начиная от теневых перекупщиков специфических товаров, типа желчных камней, редкоземельных металлов и «красной ртути» и заканчивая крупными оптово-торговыми фирмами, которых к концу десятилетия наплодилось – будь здоров.
   Несостоявшиеся спортсмены Тренера без дела не сидели, а за их крепкими спинами маячило угрюмое лицо вора-рецидивиста Виктора Ледового, чей авторитет в городе стал непререкаемым.
   В то время люди косяками бежали с фабрик и заводов, отправляясь в «свободное плавание». Свое КМП, ЧП или ООО не открывал только ленивый. Набрав побольше слюней и далеко плюнув в курилке какого-нибудь института, промахнуться мимо одного-двух директоров малых предприятий сделалось практически невозможно.
   В этой атмосфере талант Тренера развернулся во всю. В 90-ом году Тренер достиг апогея своей деятельности, поставив на бандитский счетчик настоящего армейского генерала. Генерал вляпался на оптовой распродаже противогазов ГП-5 и угодил в тренерские когти, как лиса в капкан. Тренер, наверняка, рос бы и дальше, занимая второе почетное место в группировке Виктора Ледового, но дни его были сочтены. Конфликт из-за рыночных наперсточников закончился войной с крупной кавказской бандой.
   В марте 1991-го года трое абреков, вооруженных автоматами АКС-74, засели на дороге, по которой Тренер обыкновенно возвращался домой. Едва новый 190-й «Мерседес» Тренера, недавно сменивший знакомую всей братве белую «шестерку» появился из-за поворота, абреки открыли ураганный огонь. Нашпигованный пулями калибра 5,45 миллиметра, Тренер был мертв еще до того, как отгремели последние автоматные очереди.
   Тело Тренера доставили на Байковое кладбище города со всеми почестями, подобающими безвременно ушедшим космонавтам, министрам и военачальникам. Весь цвет столичной братвы уныло шагал за катафалком, выписанным специально по этому случаю из Штатов. Хоронили Тренера в закрытом гробу.
   Около месяца потребовалось Виктору Ледовому, чтобы свести счеты с кавказцами. В средних числах апреля кавказская группировка прекратила существование.
   Слова покойного Тренера о том, что «время настало стремное», оказались пророческими не только для него самого, но и для большей части населения. Досталось на орехи и Органам, впоследствии названным торжественным словосочетанием «силовые структуры».
   Начало 90-х годов ознаменовалось таким редчайшим для нашей милицейско-полицейской страны явлением, как массовый исход сотрудников из органов внутренних дел, госбезопасности и им подобных. Из силовых структур, короче говоря. Такого никогда раньше не было и, судя по всему, такое вряд ли повторится в обозримом будущем. Массовые расстрелы – это да, массовый падеж скота – всегда пожалуйста, массовое загрязнение рек – да сколько угодно, но чтобы массовый исход «оттуда»? Шутить изволите? Как нам без них? Они наш сон берегут. И кошелек. И прочее все тоже.
   В нашей стране, построенной главным образом, на насилии и страхе, Органы всегда исполняли самые главные роли. Как правило, первые, иногда – вторые, но даже в самые тяжелые для себя времена с ключевых позиций не вылетали и до массовки не опускались.
   А жизнь в стране победившего «единственно верного учения» никогда не была сахарной. То последствия «гражданской» преодолевали, то «великой отечественной». Народ или за колючку сажали, или спаивали водкой – смотря какой был момент. Не даром же появился на свет крамольный стишок советских времен:
   Хорошо живется нам в стране советской,
   волосы седые на головке детской…
   Органам иногда тоже перепадало на орехи. Не без этого. Например, на закате железного наркома НКВД товарища Ежова под конец 30-х, когда, перестреляв и пересажав треть населения, органы вцепились в собственный хвост. Занялись ритуальным каннибализмом. В начале 50-х, после расстрела Маршала Советского Союза товарища Берия, органам перепало от Армии, рассчитавшейся за былые унжения. В 80-е годы Органы снова изводили друг друга, когда шеф КГБ генерал армии Андропов сводил счеты с главой МВД генералом армии Щелоковым.[40] Разное, короче, случалось.
   Вот и на рассвете 90-х, после распада Союза, ноги у Органов подкосились. Такого никогда не было, чтобы наследники Железного Феликса и дяди Степы милиционера, бравы молодцы, не в органы ломились, на государевы хлеба, а наоборот, бежали кто куда – даже вспоминать такое обидно. Произошло это все потому, что власть коммунистов ненадолго пошатнулась.
   В это смутное время группировка Виктора Ледового впервые столкнулась с целым косяком фирм, контролируемых бывшим управляющим делами городского комитета партии Артемом Павловичем Поришайло. Клан Ледового припер новоиспеченных бизнесменов к стенке с жадностью подростка-хулигана, напавшего где-то за спортзалом на потерявшую бдительность толстуху-отличницу.
   И пришлось Поришайле пойти на контакт с Ледовым. Не то, чтобы Ледовой стал его «крышей». Это был скорее вынужденный альянс, дань времени. Подобный тому, что Сталин заключил с Гитлером в канун Мировой войны. Чем жарче они обнимались, тем с большей страстью вцепились друг другу в глотки через самое непродолжительное время.
   Дружба с матерым уркой не входила в мечты Артема Павловича, всю жизнь просидевшего в очень ответственных креслах. Но довелось ему, стиснув зубы. Выхода другого у Поришайло не было. Хотя и выгоды от этого союза на первых порах он получил немалые.

Глава 6
«ДУБОВЫЙ ГАЙ»

   Неприятности начались у Олега Правилова с самого утра и продолжались все воскресенье.
   По своему обыкновению, он встал в шесть часов и отправился на утреннюю пробежку. Это была железная привычка, укоренившаяся в нем с армии. Вообще говоря, вылезать спозаранку из кровати с каждым годом становилось все труднее. В последнее время он вытаскивал себя буквально за уши, полагая, что как только прекратит бегать, так сразу и встретится с костлявой физиономией старости, вламывающейся во входную дверь. Былой радости от кросса Правилов давно не испытывал, сказывались и тысячи выкуренных сигарет, и много чего еще. Но продолжал бегать с завидным упрямством, и в снег, и в дождь, назло растущей тяжести в ногах и сердцу, колотящему по ребрам.
   Итак, Правилов выскочил из своего дома по улице Фучика, свернул за угол и понесся вдоль Воздухофлотского проспекта, наслаждаясь кристально прозрачным воздухом и картиной безмятежно спящего города. Улицы причудливо освещались падающими под очень острым углом солнечными лучами. Оставив справа общежитие полка ППС, а слева – угрюмое сталинское здание Высшей школы милиции, Правилов оказался на просторе Соломенской площади. Точнее, на бывшей площади Урицкого, ставшей при генсеке Черненко площадью Леонида Ильича Брежнева. Пробывшей в таком статусе весьма непродолжительное время и снова получившей имя Урицкого, когда в ходе Перестройки выяснилось, что товарищ Брежнев был «не очень». Впоследствии, правда, выплыло, что товарищ Урицкий Моисей Соломонович[41] был и вовсе – «очень не очень». После столь неприятных открытий площадь обрела старое имя Соломенской, придраться к которому невозможно.
   Сохраняя высокий темп, Правилов миновал Академию бронетанковых войск, и свернул на улицу Клименко, идущую в разрез между корпусами Инженерно-строительного института и закрытым Соломенским кладбищем. Улицы вокруг будто вымерли. Ни поливальных машин, ни хлебных и почтовых фургонов. Тишина нарушилась только дробью его кроссовок «Адидас», хрипами из прокуренных легких и счастливым щебетом птиц в ветвях каштановой аллеи. Закрутив петлю вокруг кладбища, Правилов снова выскочил на площадь. Справа громоздились безликие железобетонные коробки многочисленных проектных институтов. Большая часть их необъятных площадей пошла теперь под офисы коммерческих фирм, как закарпатские буковые рощи под топоры дровосеков. До дома оставалось буквально полквартала, когда нога Правилова подвернулась, и он полетел на асфальт, словно сваленный ураганом башенный кран.
   – Вот… – Правилов в сердцах выругался, помянув некую женщину, вступающую в беспорядочные половые связи с кем попало. С трудом поднявшись на ноги, Правилов оценил полученные повреждения. Кожа на ладонях оказалась ободрана до крови, новые спортивные брюки не подлежали ремонту, правая нога невыносимо болела в голени, распухая с пугающей быстротой. «Вот же продажная женщина.
   Чувствуя себя Джоном Сильвером из «Острова сокровищ», у которого доктор со сквайром отобрали костыль, Правилов кое-как допрыгал к парадному, сдавленно матерясь, проскакал к лифту и, наконец, с ужасающим грохотом ввалился в прихожую своей квартиры. Проживал Правилов один. Жена года четыре назад ушла от Олега Петровича, забрав с собой дочку, так что опасаться кого-то разбудить ему не приходилось. Сунув пострадавшую ногу под струю ледяной воды, Правилов принялся терпеливо ждать, когда наступит облегчение.
   Между тем, невзирая на воскресенье, Олегу Петровичу предстоял полнокровный рабочий день. Тучи, нависшие над корпорацией Виктора Ледового в пятницу вечером, и не думали рассеиваться. Более того, сгущались с достойной удивления быстротой. В субботу утром очередными жертвами милиции стали крупный склад контрабандной японской видеотехники и солидная фирма по сборке компьютеров. «По белой сборке», – еще съязвил кто-то из подчиненных Олега Петровича, но прикусил язык под его злобным взглядом. Обе конторы имели самое непосредственное отношение к бизнесу Виктора Ледового.
   Анализ длинной банковской распечатки фирмы «Антарктика», по которой милиция и корректировала огонь, привел Правилова к крайне неутешительным выводам. Из длинного списка предприятий всех форм собственности, осуществлявших платежи в «Антарктику» за последние две недели, вплоть до вечера черной пятницы, опустошительным милицейским набегам подвергались только фирмы, напрямую связанные с Ледовым. Точность и быстрота ударов наводили на мысль о тщательно спланированной операции, направленной непосредственно против Виктора Ледового.
   Правилов отлично понимал, что кусать за ноги гранитную фигуру Виктора Ивановича – это не занюханный ларек трясти. Милиционерам сия незамысловатая истина тоже должна была быть известна. Отсюда следовало, что-либо в недрах Органов наконец-то завелся отечественный вариант комиссара Коррадо Катанья (так невероятно, что даже смешно), либо кто-то, сидящий этажами десятью повыше оперативников, вознамерился поставить на Викторе Ивановиче большой жирный крест.
   «Уж не Поришайло ли, и в самом деле? Неужели сопляк, строивший из себясына майора Бандуры, действительно не врал? Надо бы поговорить с парнем по душам». – Правилов перекрыл кран и выбрался из ванной. – «Если еще не поздно…»
   Отталкиваясь руками от стен и буквально испещрив обои отпечатками мокрых ладоней, Правилов проковылял в кабинет и опустился в высокое кресло. Прикрыл глаза, сосредоточившись на событиях истекшей субботы. А они были одно тревожней другого.
   Поступившая накануне информация о дальнейшем наступлении «БХCСовцев» выбила Правилова из колеи. Затем ему позвонил Атасов с докладом о том, как в сауне Бонасюка вместо «задушевной» беседы с лжеБандурой вышла перестрелка с четырьмя трупами в результате. Причем лжеБандура, по словам самого Атасова, держался молодцом и проявил себя отлично. Чуть ли не спас Атасову жизнь. В обед Атасов снова выходил на связь, – решал вопросы с оборзевшими боевиками никому неизвестного Адольфа. Затем Правилов заворачивал следующие на Борщаговку фуры с водкой и организовывал их сопровождение на резервный склад в пригороде. Потом контролировал переброску товаров с тех предприятий Виктора Ивановича, что засветились по делу «Антарктики». А еще трезвонил своим людям в силовых структурах и конечно, распинался перед самим Виктором Ледовым, пребывавшим в состоянии тихой ярости. В общем, не до Атасова и Бандуры ему стало.