Страница:
Охранник бесшумно удалился, а господин режиссер-постановщик Б. Cвятославский (а это был именно он) вопросительно перевел взор с потолка на посетительницу.
– Я – журналистка из Москвы Надежда Чаликова, – представилась она, приподняв с лица шляпку. – Очень хотела бы написать в центральной прессе об этом замечательном гуманном акте городских и общественных организаций.
– Да-да, обязательно! – невпопад ответил режиссер, ощупывая Чаликову проницательным взором. – Я тоже имею радость участием в этом благотворном деянии. И выражаю чувство благодарности всем тем, кто задал мне эту работу. Вообще-то я обычно специализируюсь в режиссуре кина, но из-за недостаточности спонсоров нахожусь в хроническом и голодном простое. И сейчас для меня искусством ради искусства и еды стал театр. – Cвятославский замолк и вновь уставился в потолок.
– Господин Cвятославский, не могли бы вы немного обрисовать концепцию спектакля? – попросила Чаликова.
– Концепцию? Да, концепцию, – очнулся постановщик. – Концепция -это та морковка, привязанная к удочке, которая ведет нас в нужной направленности искусства. А вместо концепции приходится страдать головой совсем на другие темы.
– Может быть, я могу вам помочь?
– О да! – воспрял головой Cвятославский. – Я вас вижу. О, как я вас вижу!
– Как? – удивилась Чаликова.
– Примерьте вот это. – Режиссер достал из-под стола маску и другие аксессуары лисьего туалета.
– Для чего?
– Престраннейшие обстоятельства оторвали от работы исполнительницу роли лисы Алисы госпожу Глухареву, и я имею проблему с заменителем. Прямо хоть сам ложись в роль! А вас я вижу в лисе очень эффективно. Соглашайтесь, нам только журналистки с такими вопиющими окорочками не доставало в исполнительном ансамбле. Я вас вижу в полуобнаженном виде с этой выразительной маской на поверхности переднего интима.
Надежда, нисколько не смущаясь нескромного взгляда режиссера, почти полностью разделась, после чего натянула маску на голову и тогда уже приступила к неспешному облачению костюма лисы. А костюм этот состоял из весьма лихого коричневатого купальника с пышным хвостом, длинных красных перчаток и чулок с отделанными мехом подвязками. По концептуальной идее режиссера красно-коричневая лиса Алиса символизировала собой силы, стоящие за нечистым капиталом, представителем коего являлся кот Базилио.
– О да, в таком милом костюмчике я согласна, – поправляя чулочек, заговорила Надя. – Ради благого дела я не вправе отказать. Но у меня к вам одна просьба, господин Cвятославский: представьте меня не как журналистку Чаликову, а как-нибудь иначе. Нет-нет, никакой тайны, просто люди в присутствии прессы почему-то обычно ведут себя как-то очень скованно.
– Да, конечно, – согласился режиссер. – А теперь пройдемте на место производства действия.
Они спустились на первый этаж и прошли в обширную залу – гостиную, где и должны были развернуться действия спектакля. Там почти никого не было, если не считать господина средних лет в засаленном халате, из-под которого проглядывался малиновый пиджак, и с огромным сачком.
– Это хозяин дома господин банкир и благодетель Грымзин, – представил его Святославский. – Он же воплотитель роли Дуремара. А это Наденька, дублерка на исполнительницу лисы Алисы. Хочу ее ввести на пустое место.
Надя разглядывала обстановку гостиной. Там ничего не было, если не считать нескольких рядов зрительских кресел, небольшой импровизированной сцены и роскошной люстры на потолке. Над входными дверями красовались большие электронные часы, а над сценой – огромная, чуть не во всю стену, застекленная картина, изображавшая горящий очаг. Лепной потолок подпирали две мощные колонны.
– Увы, пришлось вынести всю мебель, чтобы освободить место, – пояснил Грымзин. – А картина осталась еще с тех пор, когда здесь находился Дом пионеров. В этой зале была, если я не ошибаюсь, студия народного творчества "Буратино". Помнится, в пионерские годы я играл здесь самого Буратино в кукольном спектакле, а теперь вот переквалифицируюсь в Дуремара.
– А часы мы повесили в качестве символа текущести времени, -глубокомысленно добавил Святославский. – Ну а теперь, госпожа Наденька, я поясню вам смысл постановки и роль вашей роли. Знание текста необязательно и даже вредно. Все строится на экспромте в рамках заданной концепции, а концепция такова...
Тем временем зала начала наполняться участниками репетиции. Тут был и кот Базилио – скандальный репортер Ибикусов, и Мальвина – госпожа Софья Кассирова, декадентствующая поэтесса пышных форм, и Буратино – частный сыщик Дубов, с которым Чаликову давно уже связывали тонкие невидимые нити взаимной симпатии, грозящей перерасти в нечто более серьезное. Кроме того, здесь находились Пьеро – инспектор милиции Столбовой, и Карабас Барабас -редактор эротической газеты "Кислый флирт" господин Романов, игравший, как пояснил режиссер, без гримировки и бородоклейства. Один за другим подходили и другие артисты – кое с кем Надя уже была немного знакома, некоторых, не будучи представлена лично, знала в лицо, а кое-кого вообще видела впервые.
Буратино подвел к режиссеру бизнесмена Ерофеева:
– Господин Святославский, вы объясняете госпоже Алисе концепцию спектакля? Тогда уж заодно проинструктируйте и господина Ерофеева – он согласился сыграть Сверчка, так как некие обстоятельства внезапно вывели из строя господина Козлова.
– Да-да, разумеется, – рассеянно подхватил постановщик. – Концепция первична, а все остальное вторично. И если исходить из концепции нашего спектакля, то обе роли, и лисы Алисы, и Сверчка, несут на себе некое особое значение...
"Красивая девушка, – подумал Василий, невольно любуясь стройными ножками новой исполнительницы Алисы, – но до Наденьки ей далеко..."
Детектив вздохнул и незаметно отошел в сторонку, чтобы до начала репетиции профессионально побеседовать с исполнителем Пьеро – инспектором Столбовым:
– Егор Трофимович, ну что там с этими аферистами?
– Вы имеете в виду Козлова и Хрякова? – переспросил Столбовой. Дубов кивнул. – Я знаю, Василий Николаич, что вы их вывели на чистую воду каким-то непостижимым образом. Не расскажете?
– Как-нибудь в другой раз, – махнул рукой детектив. – Или лучше попросите Владлена Серапионыча, уж он вам распишет за милую душеньку. Сейчас у меня на уме другое. Знаете, по некоторому размышлению я пришел к выводу, что все здесь не так просто, как мне поначалу показалось. – Василий задумался, как бы пытаясь сформулировать мысль. Инспектор терпеливо молчал. – В общем, афера была продумана до мелочей, чувствуется рука настоящего режиссера-профессионала...
– Святославского? – усмехнулся Егор Трофимович.
– Что-то вроде, – совершенно серьезно кивнул Дубов. – Ни Козлов, ни Хряков на такую роль явно не тянут. Первый, насколько я понял, человек скорее гуманитарного склада ума, поклонник Гомера, а второй просто мелкий воришка, его "потолок" – слямзить бокалы у редакторши...
– И вы совершенно правы, – подхватил инспектор. – Уже первые допросы указывают на то, что в деле замешан кто-то третий. А может, и четвертый. Если Хряков пока молчит, то Козлов дает подробные показания, из коих следует, что они действовали по плану, разработанному некоей дамой, которая в случае удачи должна была получить половину награбленного.
– Дамой? – недоверчиво переспросил детектив.
– Именно. – Понизив голос, Столбовой добавил: – И, если верить описаниям Козлова, приметы этой дамы совпадают с приметами вашей хорошей знакомой...
– Чаликовой? – возмутился Василий. – Этого не может быть!
– Ну, при чем тут Чаликова, – хмыкнул Столбовой. – Я имел в виду другую вашу знакомую – Антонину Степановну Гречкину, сиречь бывшего прокурора Антона Степановича Рейкина.
– Вот оно как! Стало быть, это и есть третий, – почти не удивился Дубов. – В таком случае, личность "четвертого" тоже не оставляет никаких сомнений...
– Ах, сладенький мой Карлуша, – говорил Джузеппе, нежно прижимаясь к Папе Карло, – ты ведь знаешь, как я тебя люблю...
– Если бы ты меня любил, то бросил бы пить, гнусный извращенец! -наставительно заявил Папа Карло. – А то от тебя несет, как от винного погреба.
– Прими от меня в подарочек, противненький мой, это чудненькое поленце, – продолжал Джузеппе. – Оно мне говорит: милый Сизый носик, подари меня папашке Карло, пусть он вырежет из меня куколку, откроет собственное телевизионное шоу...
– Теперь вы поняли концепцию? – шепнул Святославский Чаликовой. Та кивнула.
И когда черед дошел до сцены с лисой Алисой, Надя уже ясно представляла, что ей делать. После того как Буратино (в миру – частный сыщик Дубов) радостно уходил от Карабаса Барабаса (порноредактора Романова) с пятью золотыми, к нему пристали Алиса-Чаликова и Базилио – репортер Ибикусов.
– Умненький, благоразумненький Буратино, – сладким голосом заговорила Алиса, – ты хочешь, чтобы у тебя денег стало в пять... нет, в десять раз больше?
– Ты хочешь купить сапоги и шубу своему папе Карло, новый экскаватор и дом с гильотиной в Париже? – искушал кот Базилио.
– Конечно, хочу! – закричал Буратино, подпрыгивая на месте от возбуждения.
– Тогда приобрети у нас пакет акций! – Базилио вытащил из-под хвоста несколько бумажек.
– И что с ними делать? – горячо заинтересовался Буратино.
– Зарой их в полночь... – Тут раздался пронзительный визг. Базилио извлек из кармана мобильный телефон: – Позвоните позже, я занят. А, это газета "Кислое поле"? Очень хорошо, я вам перезвоню позже... Да, на чем я остановился? Зарой их в полночь на диком Поле Чудес среди белых костей и стервятников, доклевывающих трупы, и произнеси волшебное слово "МММ".
Тут вдруг на сцене появился говорящий Сверчок – бизнесмен Ерофеев:
– Xалявщик ты, Буратино, оболтус! Забыл, чему тебя папа Карло учил?..
После бурной сцены между Дуремаром и черепахой Тортилой (г-н и г-жа Грымзины), где Тортила грозилась вместе с лягушками и пиявками организовать Партию зеленых и изгнать Дуремара с пруда, режиссер Святославский объявил:
– Господа, уже почти поздно. Давайте на пару часиков удалимся в сон, а потом продолжимся.
– Дом в вашем распоряжении, – добавил банкир Грымзин. -Располагайтесь, кому где удобно, и чувствуйте себя, как в натуре.
– Надя?! – воскликнул Дубов. Но Надя не дала ему продолжить изъявление чувств, заглушив возглас конспиративным поцелуем. Правда, при этом она едва не выколола себе глаз носом Буратино.
– Тс-с, я здесь инкогнито. Давайте где-нибудь уединимся.
Чаликова и Дубов начали обходить комнаты, но там везде кто-то был. Потом спустились на первый этаж и принялись искать укромный уголок там. Открыв одну из дверей, они увидели обширное полутемное помещение.
– Это же гостиная, – шепнула Надя. – Место не самое подходящее...
Буратино с Алисой продолжили поиски, и вскоре нашли очень уютную комнатку с необходимым минимум мебели, где и решили расположиться на отдых.
– А вы не заметили, Надюша, одной странной вещи? – сказал Дубов, снимая полосатый колпак и поправляя короткие бумажные штанишки, прежде чем усесться в кресло.
– Какой вещи? – переспросила Надя.
– Понимаете, у меня создалось такое впечатление, будто из гостиной залы унесли электронные часы. Они должны были отражаться в стекле, которое покрывает картину с очагом, но ничего подобного я не заметил... Куда вы, Наденька?
– Подождите меня, Вася, я вернусь через пять минут! – с этими словами Надя выбежала из комнаты.
Вернулась она минут через двадцать.
– Ах, извините, что заставила так долго ждать. Знаете, хотела найти туалет, а в незнакомом доме, да еще и в такой темноте... – Однако, заметив, что Буратино уже спит в кресле, Надя нежно поправила на нем бумажную курточку, а сама прилегла на диванчик.
– Все, перерыв скончался, – объявил постановщик. – Уже два часа, добро пожалуйте на репетицию.
Оглядевшись, Дубов понял, что Нади поблизости нет. Он вздохнул и оправил слегка помявшийся бумажный наряд Буратино.
Когда частный детектив вошел в гостиную, там уже полным ходом шла работа. Отыскав в зале Алису-Надю, Дубов незаметно двинулся в ее сторону, но та как будто избегала его. "Наверно, обиделась, что я заснул, не дождавшись ее", упрекнул себя сыщик.
– Господа, следующая сцена у пруда, – объявил Cвятославский. -Приготовиться Буратино и Тортиле.
Тут в дверях появился Дуремар – хозяин дома банкир Грымзин. Вид у него был сильно удивленный.
– Ничего не понимаю, – сказал он. – Куда-то пропала моя жена Лидия Владимировна. Я обошел весь дом, и нигде.
Буратино-Дубов и Пьеро-Столбовой насторожились.
– Когда вы обнаружили пропажу? – засучив длинные пьеровские рукава, спросил инспектор. – Вернее, когда вы видели свою супругу в последний раз?
– Сейчас соображу... Сразу после двенадцати, когда объявили перерыв, я отправился к себе в комнату и заснул. Но в двенадцать она была тут.
– Конечно, ведь как раз в канун перерыва мы репетировали сцену между Тортилой и Дуремаром, – вспомнил постановщик Cвятославский.
– Значит, после двенадцати вы ее не видели? – констатировал Буратино-Дубов. Дуремар-Грымзин кивнул. – Может, кто-нибудь видел госпожу Грымзину?
Присутствующие молчали. Наконец, заговорила Мальвина – поэтесса Софья Кассирова:
– Я обычно помогала ей надевать костюм Тортилы – ну там, панцирь, ремешочки, шнурочки, завязочки и все такое. Словом, снять или надеть такой наряд без посторонней помощи просто невозможно. Вот я подумала, что...
– Очень дельное замечание, – отметил Дубов. – Спасибо вам, уважаемая Мальвина, за то, что подумали. Это значит, что далеко отсюда уйти она вряд ли могла. Опыт и интуиция говорят мне, что госпожа Грымзина очень скоро найдется.
– К сожалению, мы не можем целиком положиться на вашу интуицию, коллега, – возразил Столбовой. – Мы стоим перед фактом, что среди нас нету нашей уважаемой Тортилы, то есть Лидии Владимировны.
– Господа, я уверен, что моя жена раньше или позже найдется, -заговорил Грымзин. – Однако я считаю, что спектакль, который мы так долго готовили, ни в коем случае не должен ставиться под угрозу. Мы должны продолжать репетицию во что бы ни стало.
– Да! – задумчиво промолвил Cвятославский. – Великий Паганини играл на одной струне, и мы тоже будем играть, что бы ни встало. Объявляю перерыв на пять минут, чтобы обдуматься мозгами, кого я вставлю в Тортилу.
"Странно, вроде раньше она никогда не курила, – подумал Дубов. – Или это тоже предусмотрено ролью?". Буратино на цыпочках подошел поближе и сзади закрыл ей глаза ладонями:
– Наденька, угадайте, кто я!
Однако, к удивлению Василия, лиса Алиса дико заверещала и, оттолкнув Буратино, побежала вверх по лестнице. Дубов пожал плечами и побрел назад в гостиную.
В гостиной уже продолжалась репетиция. Cвятославский, стоя на сцене, сообщал, что он надумал в вопросе с Тортилой:
– Если госпожа Грымзина не возвернется взад в товарном виде, то придется вводить заменителя. Вернее, совместителя. В общем, дублера. И этим совместителем будет... – Режиссер на минуту глубоко задумался. – Им будет Карабас-Барабас!
– Простите, не понял. – Карабас-Барабас, он же газетчик Романов, только что вошел в гостиную и стоял в задних рядах, опершись руками на спинку стула. По замыслу режиссера, он был одет в полувоенный френч а ля Фидель, на спине коего красным мелом было начертано: "Социализм или смерть!". – Что, я должен буду играть и Карабаса, и Тортилу?
– А что тут такого? – удивился Cвятославский. – Карабаса будете играть с бородой, а Тортилу без.
– Но я ведь вам сто раз говорил, что борода у меня настоящая! -воскликнул господин Романов, поглаживая длинную седоватую бороду.
– Значит, будем дифференцировать роль иначе, – не растерялся Cвятославский. – В Карабасе вам повесят на бороду табличку с буквой "К", а в Тортиле – с буквой "Т". Это будет новая буква в искусстве!
– Ну, нечего делать, – вздохнул Карабас Барабас. – Искусство тоже требует жертв, не только социализм, туды его в качель.
А режиссер тем временем вдохновенно бормотал:
– Да-да, я так вижу. Это будет совершенно новая концепция: Тортила как второе альтер эго Карабаса, единство в борьбе противоположностей... Внимание, господа! – очнулся Святославский. – Репетируем нападение Алисы и Базилио на Буратино. Все в сборе?
В сборе были все, кроме лисы Алисы.
– Она курит на лестнице! – вспомнил Буратино. – Пойду позову.
– Господа, не толпитесь, не мешайте следствию.
– Как жаль, что среди нас нет медиков, – вздохнул Столбовой. – А то я даже не могу с точностью определить, имеет ли место летальный исход.
– Я вызвал "скорую", – откликнулся Дуремар-Грымзин. – Обещали прибыть.
– Пока я установил только то, что ее ударили по голове каким-то тяжелым тупым предметом, – продолжал инспектор. – Более точно определит судебная экспертиза. Господин Ибикусов, я уважаю вашу вторую древнейшую профессию, но отойдите от пострадавшей... Господа, пожалуйста, возвращайтесь в зал, нам надо будет обсудить, что делать дальше.
Ибикусов-Базилио нехотя покинул место происшествия, но в зал не пошел. Присев на стул в конце коридора, он извлек мобильный телефон (иногда он то ли по ошибке, то ли с умыслом называл его "могильным телефоном") и связался с дежурным по редакции газеты "Кислое поле".
– Даю материал срочно в утренний выпуск. Заголовок – "Так развлекаются наши миллионеры". На вилле небезызвестного банкира Грымзина, где идет генеральная репетиция завтрашнего благотворительного спектакля "Золотой ключик", происходят упоительные вещи. Сначала бесследно пропала хозяйка дома Лидия Владимировна. Скорее всего, за нее будет потребован выкуп – что ж, господину Грымзину придется расстаться с частью неправедно захапанных народных денег. А если он пожадничает, то похитители будут Лидию Владимировну бить, насиловать, а в конце концов убьют, чтобы вновь изнасиловать, отрезать уши, а труп бросить на диком пустыре на поругание ястребам-стервятникам. Но на этом события не закончились. Подверглась зверскому нападению исполнительница лисы Алисы, чье подлинное имя пока не разглашается. Ее ударили на лестничной клетке по голове, и я сам видел, как ее хладеющая кровь вперемешку с мозгами стекала по ступенькам медленной лавиной, грозящей затопить весь наш город волной насилия и смерти. Записали? Как только появятся новые сообщения, я тут же выйду на связь.
Ибикусов сунул телефон в карман и поспешил в гостиную.
– Господа, мы должны решить, как нам быть, – говорил Грымзин. -Происходит что-то непонятное и опасное. Но этими вопросами займутся правоохранительные органы, а мы должны решить со спектаклем. Продолжать репетицию или отменить представление на фиг?
– Ни в коем случае! – заявил папа Карло. – Алкоголики, гомосексуалисты и педофилы пытаются сорвать спектакль, но мы должны показать, что не поддадимся ни на какие провокации!
– Я согласен, – поддержал Буратино. – Но следует соблюдать меры предосторожности: держаться всем вместе – уединяясь в отдаленных закоулках, мы только будем действовать на руку преступнику.
Тут постановщик перевел взор с потолка на грешную землю:
– Я решил ввести еще одну перестановку в ролях. По моему новому концептуальному замыслу Мальвина переводится в Алису, а роль Мальвины придется взять на себя самому мне.
– Как так! – изумилась Мальвина, она же поэтесса Софья Кассирова. -Разве я смогу так быстро перестроиться?
– Ничего страшного, – откликнулся Святославский. – Вы создадите объединенный синтетический образ Алисы, совокупляющий лучшие черты обеих персонажек. А я попытаюсь воплотить образ Мальвины, одухотворенный творческими наработками своей недюжинной кинорежиссерской натуры...
– Но что мне надеть? – прервала размышления режиссера Софья Кассирова.
– Наденьте что-нибудь красно-коричневое, – распорядился Святославский. – Это концептуально важно.
– Да, конечно, надо пошарить в гардеробе Лидии Владимировны, -вздохнул Дуремар.
– Перерыв десять минут! – объявил режиссер, после чего вместе с Кассировой и Грымзиным отправился переодеваться.
– Егор Трофимович, за всеми этими событиями я совсем забыл об одном обстоятельстве. Когда во время перерыва я случайно заглянул в большую залу, там не было часов. Они не отражались в застекленной картине.
– Это те электронные часы, которые висят над дверью? – насторожился Столбовой.
– Да. Вы – второй человек, которому я сообщаю об этом обстоятельстве. Первым, то есть первой была Надежда Чаликова...
– Кто?!
– Да-да, та самая, московская журналистка. Именно она должна была исполнять роль лисы Алисы.
– Постойте, Василий Николаевич, так это, значит, ее...
– В том-то и дело. Она просила никому не раскрывать ее имени, я только вам, как должностному лицу. Все это превращается в какой-то клубок загадок: часы пропадают, потом возвращаются на место, исчезает хозяйка дома, далее нападение на Чаликову. – Дубов глубоко задумался. – Я даже не знаю, кого подозревать.
– Но какие-то соображения у вас есть? – с надеждой спросил инспектор.
– Увы, – сокрушенно развел руками детектив. – Или преступник скрывается где-то в особняке, или он – один из нас. Второе мне представляется более вероятным, хотя я не вижу логического объяснения подобных действий. Если кому-то понадобилось похищать Лидию Владимировну, например, с целью выкупа, то время и место выбраны на редкость неудачно – в доме, переполненном потенциальными свидетелями.
– А что, если таким свидетелем как раз и оказалась Чаликова? -осенило Столбового.
– Все может быть, – с сомнением произнес Дубов. – Но кто преступник? Все мы – добропорядочные и законопослушные граждане, и оттого поиски еще более осложняются. Вот разве что Софья Кассирова... Но одно дело – мелкие махинации, а совсем другое – та уголовщина, с которой мы столкнулись. -Детектив на минутку задумался. – Знаете, Егор Трофимович, чисто интуитивно я чувствую, что хотя оба происшествия, и исчезновение хозяйки, и покушение на Чаликову, как-то связаны между собой, но за ними стоят разные люди.
– Сомневаюсь, – пожал плечами Столбовой. – Мне кажется, в доме орудует опасный маньяк, таящийся где-то в закоулках. Дом ведь старинный, тут есть где спрятаться.
– Возможно, вы правы, – не стал спорить Дубов. – Но одно мне совершенно ясно – на этом сюрпризы не кончатся.
– Я – журналистка из Москвы Надежда Чаликова, – представилась она, приподняв с лица шляпку. – Очень хотела бы написать в центральной прессе об этом замечательном гуманном акте городских и общественных организаций.
– Да-да, обязательно! – невпопад ответил режиссер, ощупывая Чаликову проницательным взором. – Я тоже имею радость участием в этом благотворном деянии. И выражаю чувство благодарности всем тем, кто задал мне эту работу. Вообще-то я обычно специализируюсь в режиссуре кина, но из-за недостаточности спонсоров нахожусь в хроническом и голодном простое. И сейчас для меня искусством ради искусства и еды стал театр. – Cвятославский замолк и вновь уставился в потолок.
– Господин Cвятославский, не могли бы вы немного обрисовать концепцию спектакля? – попросила Чаликова.
– Концепцию? Да, концепцию, – очнулся постановщик. – Концепция -это та морковка, привязанная к удочке, которая ведет нас в нужной направленности искусства. А вместо концепции приходится страдать головой совсем на другие темы.
– Может быть, я могу вам помочь?
– О да! – воспрял головой Cвятославский. – Я вас вижу. О, как я вас вижу!
– Как? – удивилась Чаликова.
– Примерьте вот это. – Режиссер достал из-под стола маску и другие аксессуары лисьего туалета.
– Для чего?
– Престраннейшие обстоятельства оторвали от работы исполнительницу роли лисы Алисы госпожу Глухареву, и я имею проблему с заменителем. Прямо хоть сам ложись в роль! А вас я вижу в лисе очень эффективно. Соглашайтесь, нам только журналистки с такими вопиющими окорочками не доставало в исполнительном ансамбле. Я вас вижу в полуобнаженном виде с этой выразительной маской на поверхности переднего интима.
Надежда, нисколько не смущаясь нескромного взгляда режиссера, почти полностью разделась, после чего натянула маску на голову и тогда уже приступила к неспешному облачению костюма лисы. А костюм этот состоял из весьма лихого коричневатого купальника с пышным хвостом, длинных красных перчаток и чулок с отделанными мехом подвязками. По концептуальной идее режиссера красно-коричневая лиса Алиса символизировала собой силы, стоящие за нечистым капиталом, представителем коего являлся кот Базилио.
– О да, в таком милом костюмчике я согласна, – поправляя чулочек, заговорила Надя. – Ради благого дела я не вправе отказать. Но у меня к вам одна просьба, господин Cвятославский: представьте меня не как журналистку Чаликову, а как-нибудь иначе. Нет-нет, никакой тайны, просто люди в присутствии прессы почему-то обычно ведут себя как-то очень скованно.
– Да, конечно, – согласился режиссер. – А теперь пройдемте на место производства действия.
Они спустились на первый этаж и прошли в обширную залу – гостиную, где и должны были развернуться действия спектакля. Там почти никого не было, если не считать господина средних лет в засаленном халате, из-под которого проглядывался малиновый пиджак, и с огромным сачком.
– Это хозяин дома господин банкир и благодетель Грымзин, – представил его Святославский. – Он же воплотитель роли Дуремара. А это Наденька, дублерка на исполнительницу лисы Алисы. Хочу ее ввести на пустое место.
Надя разглядывала обстановку гостиной. Там ничего не было, если не считать нескольких рядов зрительских кресел, небольшой импровизированной сцены и роскошной люстры на потолке. Над входными дверями красовались большие электронные часы, а над сценой – огромная, чуть не во всю стену, застекленная картина, изображавшая горящий очаг. Лепной потолок подпирали две мощные колонны.
– Увы, пришлось вынести всю мебель, чтобы освободить место, – пояснил Грымзин. – А картина осталась еще с тех пор, когда здесь находился Дом пионеров. В этой зале была, если я не ошибаюсь, студия народного творчества "Буратино". Помнится, в пионерские годы я играл здесь самого Буратино в кукольном спектакле, а теперь вот переквалифицируюсь в Дуремара.
– А часы мы повесили в качестве символа текущести времени, -глубокомысленно добавил Святославский. – Ну а теперь, госпожа Наденька, я поясню вам смысл постановки и роль вашей роли. Знание текста необязательно и даже вредно. Все строится на экспромте в рамках заданной концепции, а концепция такова...
Тем временем зала начала наполняться участниками репетиции. Тут был и кот Базилио – скандальный репортер Ибикусов, и Мальвина – госпожа Софья Кассирова, декадентствующая поэтесса пышных форм, и Буратино – частный сыщик Дубов, с которым Чаликову давно уже связывали тонкие невидимые нити взаимной симпатии, грозящей перерасти в нечто более серьезное. Кроме того, здесь находились Пьеро – инспектор милиции Столбовой, и Карабас Барабас -редактор эротической газеты "Кислый флирт" господин Романов, игравший, как пояснил режиссер, без гримировки и бородоклейства. Один за другим подходили и другие артисты – кое с кем Надя уже была немного знакома, некоторых, не будучи представлена лично, знала в лицо, а кое-кого вообще видела впервые.
Буратино подвел к режиссеру бизнесмена Ерофеева:
– Господин Святославский, вы объясняете госпоже Алисе концепцию спектакля? Тогда уж заодно проинструктируйте и господина Ерофеева – он согласился сыграть Сверчка, так как некие обстоятельства внезапно вывели из строя господина Козлова.
– Да-да, разумеется, – рассеянно подхватил постановщик. – Концепция первична, а все остальное вторично. И если исходить из концепции нашего спектакля, то обе роли, и лисы Алисы, и Сверчка, несут на себе некое особое значение...
"Красивая девушка, – подумал Василий, невольно любуясь стройными ножками новой исполнительницы Алисы, – но до Наденьки ей далеко..."
Детектив вздохнул и незаметно отошел в сторонку, чтобы до начала репетиции профессионально побеседовать с исполнителем Пьеро – инспектором Столбовым:
– Егор Трофимович, ну что там с этими аферистами?
– Вы имеете в виду Козлова и Хрякова? – переспросил Столбовой. Дубов кивнул. – Я знаю, Василий Николаич, что вы их вывели на чистую воду каким-то непостижимым образом. Не расскажете?
– Как-нибудь в другой раз, – махнул рукой детектив. – Или лучше попросите Владлена Серапионыча, уж он вам распишет за милую душеньку. Сейчас у меня на уме другое. Знаете, по некоторому размышлению я пришел к выводу, что все здесь не так просто, как мне поначалу показалось. – Василий задумался, как бы пытаясь сформулировать мысль. Инспектор терпеливо молчал. – В общем, афера была продумана до мелочей, чувствуется рука настоящего режиссера-профессионала...
– Святославского? – усмехнулся Егор Трофимович.
– Что-то вроде, – совершенно серьезно кивнул Дубов. – Ни Козлов, ни Хряков на такую роль явно не тянут. Первый, насколько я понял, человек скорее гуманитарного склада ума, поклонник Гомера, а второй просто мелкий воришка, его "потолок" – слямзить бокалы у редакторши...
– И вы совершенно правы, – подхватил инспектор. – Уже первые допросы указывают на то, что в деле замешан кто-то третий. А может, и четвертый. Если Хряков пока молчит, то Козлов дает подробные показания, из коих следует, что они действовали по плану, разработанному некоей дамой, которая в случае удачи должна была получить половину награбленного.
– Дамой? – недоверчиво переспросил детектив.
– Именно. – Понизив голос, Столбовой добавил: – И, если верить описаниям Козлова, приметы этой дамы совпадают с приметами вашей хорошей знакомой...
– Чаликовой? – возмутился Василий. – Этого не может быть!
– Ну, при чем тут Чаликова, – хмыкнул Столбовой. – Я имел в виду другую вашу знакомую – Антонину Степановну Гречкину, сиречь бывшего прокурора Антона Степановича Рейкина.
– Вот оно как! Стало быть, это и есть третий, – почти не удивился Дубов. – В таком случае, личность "четвертого" тоже не оставляет никаких сомнений...
* * *
Когда цифры на электронных часах показали 19.00, режиссер объявил начало генеральной репетиции. На сцену вышли Папа Карло (председатель Кислоярского антиалкогольного клуба "Лесная Роза" Михаил Сергеевич Водкин) и Джузеппе – Сизый нос (рекламный агент Александр Мешковский), бережно, будто дитя, державший на руках дубовое полено.– Ах, сладенький мой Карлуша, – говорил Джузеппе, нежно прижимаясь к Папе Карло, – ты ведь знаешь, как я тебя люблю...
– Если бы ты меня любил, то бросил бы пить, гнусный извращенец! -наставительно заявил Папа Карло. – А то от тебя несет, как от винного погреба.
– Прими от меня в подарочек, противненький мой, это чудненькое поленце, – продолжал Джузеппе. – Оно мне говорит: милый Сизый носик, подари меня папашке Карло, пусть он вырежет из меня куколку, откроет собственное телевизионное шоу...
– Теперь вы поняли концепцию? – шепнул Святославский Чаликовой. Та кивнула.
И когда черед дошел до сцены с лисой Алисой, Надя уже ясно представляла, что ей делать. После того как Буратино (в миру – частный сыщик Дубов) радостно уходил от Карабаса Барабаса (порноредактора Романова) с пятью золотыми, к нему пристали Алиса-Чаликова и Базилио – репортер Ибикусов.
– Умненький, благоразумненький Буратино, – сладким голосом заговорила Алиса, – ты хочешь, чтобы у тебя денег стало в пять... нет, в десять раз больше?
– Ты хочешь купить сапоги и шубу своему папе Карло, новый экскаватор и дом с гильотиной в Париже? – искушал кот Базилио.
– Конечно, хочу! – закричал Буратино, подпрыгивая на месте от возбуждения.
– Тогда приобрети у нас пакет акций! – Базилио вытащил из-под хвоста несколько бумажек.
– И что с ними делать? – горячо заинтересовался Буратино.
– Зарой их в полночь... – Тут раздался пронзительный визг. Базилио извлек из кармана мобильный телефон: – Позвоните позже, я занят. А, это газета "Кислое поле"? Очень хорошо, я вам перезвоню позже... Да, на чем я остановился? Зарой их в полночь на диком Поле Чудес среди белых костей и стервятников, доклевывающих трупы, и произнеси волшебное слово "МММ".
Тут вдруг на сцене появился говорящий Сверчок – бизнесмен Ерофеев:
– Xалявщик ты, Буратино, оболтус! Забыл, чему тебя папа Карло учил?..
После бурной сцены между Дуремаром и черепахой Тортилой (г-н и г-жа Грымзины), где Тортила грозилась вместе с лягушками и пиявками организовать Партию зеленых и изгнать Дуремара с пруда, режиссер Святославский объявил:
– Господа, уже почти поздно. Давайте на пару часиков удалимся в сон, а потом продолжимся.
– Дом в вашем распоряжении, – добавил банкир Грымзин. -Располагайтесь, кому где удобно, и чувствуйте себя, как в натуре.
* * *
Чаликова поднялась на второй этаж, где по полутемному коридору слонялся Буратино – частный детектив Василий Николаевич Дубов. В конце коридора на сдвинутых стульях дремали псы-полицейские – пятеро человек в одинаковых "собачьих" масках и костюмах. Подойдя вплотную к Василию, журналистка на миг приподняла лисью маску.– Надя?! – воскликнул Дубов. Но Надя не дала ему продолжить изъявление чувств, заглушив возглас конспиративным поцелуем. Правда, при этом она едва не выколола себе глаз носом Буратино.
– Тс-с, я здесь инкогнито. Давайте где-нибудь уединимся.
Чаликова и Дубов начали обходить комнаты, но там везде кто-то был. Потом спустились на первый этаж и принялись искать укромный уголок там. Открыв одну из дверей, они увидели обширное полутемное помещение.
– Это же гостиная, – шепнула Надя. – Место не самое подходящее...
Буратино с Алисой продолжили поиски, и вскоре нашли очень уютную комнатку с необходимым минимум мебели, где и решили расположиться на отдых.
– А вы не заметили, Надюша, одной странной вещи? – сказал Дубов, снимая полосатый колпак и поправляя короткие бумажные штанишки, прежде чем усесться в кресло.
– Какой вещи? – переспросила Надя.
– Понимаете, у меня создалось такое впечатление, будто из гостиной залы унесли электронные часы. Они должны были отражаться в стекле, которое покрывает картину с очагом, но ничего подобного я не заметил... Куда вы, Наденька?
– Подождите меня, Вася, я вернусь через пять минут! – с этими словами Надя выбежала из комнаты.
Вернулась она минут через двадцать.
– Ах, извините, что заставила так долго ждать. Знаете, хотела найти туалет, а в незнакомом доме, да еще и в такой темноте... – Однако, заметив, что Буратино уже спит в кресле, Надя нежно поправила на нем бумажную курточку, а сама прилегла на диванчик.
* * *
Сыщик Дубов проснулся от яркого света. В комнате стоял сам режиссер Cвятославский, но сияние исходило не от него, а от хрустальной люстры.– Все, перерыв скончался, – объявил постановщик. – Уже два часа, добро пожалуйте на репетицию.
Оглядевшись, Дубов понял, что Нади поблизости нет. Он вздохнул и оправил слегка помявшийся бумажный наряд Буратино.
Когда частный детектив вошел в гостиную, там уже полным ходом шла работа. Отыскав в зале Алису-Надю, Дубов незаметно двинулся в ее сторону, но та как будто избегала его. "Наверно, обиделась, что я заснул, не дождавшись ее", упрекнул себя сыщик.
– Господа, следующая сцена у пруда, – объявил Cвятославский. -Приготовиться Буратино и Тортиле.
Тут в дверях появился Дуремар – хозяин дома банкир Грымзин. Вид у него был сильно удивленный.
– Ничего не понимаю, – сказал он. – Куда-то пропала моя жена Лидия Владимировна. Я обошел весь дом, и нигде.
Буратино-Дубов и Пьеро-Столбовой насторожились.
– Когда вы обнаружили пропажу? – засучив длинные пьеровские рукава, спросил инспектор. – Вернее, когда вы видели свою супругу в последний раз?
– Сейчас соображу... Сразу после двенадцати, когда объявили перерыв, я отправился к себе в комнату и заснул. Но в двенадцать она была тут.
– Конечно, ведь как раз в канун перерыва мы репетировали сцену между Тортилой и Дуремаром, – вспомнил постановщик Cвятославский.
– Значит, после двенадцати вы ее не видели? – констатировал Буратино-Дубов. Дуремар-Грымзин кивнул. – Может, кто-нибудь видел госпожу Грымзину?
Присутствующие молчали. Наконец, заговорила Мальвина – поэтесса Софья Кассирова:
– Я обычно помогала ей надевать костюм Тортилы – ну там, панцирь, ремешочки, шнурочки, завязочки и все такое. Словом, снять или надеть такой наряд без посторонней помощи просто невозможно. Вот я подумала, что...
– Очень дельное замечание, – отметил Дубов. – Спасибо вам, уважаемая Мальвина, за то, что подумали. Это значит, что далеко отсюда уйти она вряд ли могла. Опыт и интуиция говорят мне, что госпожа Грымзина очень скоро найдется.
– К сожалению, мы не можем целиком положиться на вашу интуицию, коллега, – возразил Столбовой. – Мы стоим перед фактом, что среди нас нету нашей уважаемой Тортилы, то есть Лидии Владимировны.
– Господа, я уверен, что моя жена раньше или позже найдется, -заговорил Грымзин. – Однако я считаю, что спектакль, который мы так долго готовили, ни в коем случае не должен ставиться под угрозу. Мы должны продолжать репетицию во что бы ни стало.
– Да! – задумчиво промолвил Cвятославский. – Великий Паганини играл на одной струне, и мы тоже будем играть, что бы ни встало. Объявляю перерыв на пять минут, чтобы обдуматься мозгами, кого я вставлю в Тортилу.
* * *
Дубов ходил взад-вперед по коридору, обдумывая создавшуюся обстановку. Ему очень хотелось посоветоваться с Надей Чаликовой, однако той не было видно. Вдруг сыщик увидел, как за дверью, ведущей на "черную" лестницу, мелькнул рыжий хвост. Буратино подкрался поближе и увидел, как лиса Алиса закуривает "Мальборо". В маске это было довольно сложно."Странно, вроде раньше она никогда не курила, – подумал Дубов. – Или это тоже предусмотрено ролью?". Буратино на цыпочках подошел поближе и сзади закрыл ей глаза ладонями:
– Наденька, угадайте, кто я!
Однако, к удивлению Василия, лиса Алиса дико заверещала и, оттолкнув Буратино, побежала вверх по лестнице. Дубов пожал плечами и побрел назад в гостиную.
В гостиной уже продолжалась репетиция. Cвятославский, стоя на сцене, сообщал, что он надумал в вопросе с Тортилой:
– Если госпожа Грымзина не возвернется взад в товарном виде, то придется вводить заменителя. Вернее, совместителя. В общем, дублера. И этим совместителем будет... – Режиссер на минуту глубоко задумался. – Им будет Карабас-Барабас!
– Простите, не понял. – Карабас-Барабас, он же газетчик Романов, только что вошел в гостиную и стоял в задних рядах, опершись руками на спинку стула. По замыслу режиссера, он был одет в полувоенный френч а ля Фидель, на спине коего красным мелом было начертано: "Социализм или смерть!". – Что, я должен буду играть и Карабаса, и Тортилу?
– А что тут такого? – удивился Cвятославский. – Карабаса будете играть с бородой, а Тортилу без.
– Но я ведь вам сто раз говорил, что борода у меня настоящая! -воскликнул господин Романов, поглаживая длинную седоватую бороду.
– Значит, будем дифференцировать роль иначе, – не растерялся Cвятославский. – В Карабасе вам повесят на бороду табличку с буквой "К", а в Тортиле – с буквой "Т". Это будет новая буква в искусстве!
– Ну, нечего делать, – вздохнул Карабас Барабас. – Искусство тоже требует жертв, не только социализм, туды его в качель.
А режиссер тем временем вдохновенно бормотал:
– Да-да, я так вижу. Это будет совершенно новая концепция: Тортила как второе альтер эго Карабаса, единство в борьбе противоположностей... Внимание, господа! – очнулся Святославский. – Репетируем нападение Алисы и Базилио на Буратино. Все в сборе?
В сборе были все, кроме лисы Алисы.
– Она курит на лестнице! – вспомнил Буратино. – Пойду позову.
* * *
Бездыханное тело лисы Алисы лежало на площадке "черной" лестницы, а вокруг испуганно толпились актеры. Инспектор Столбовой, то и дело откидывая мешавшие ему рукава пьеровского кафтана, изучал обстоятельства происшествия и пытался зафиксировать отпечатки пальцев, в то время как детектив Дубов со скорбно снятым бумажным колпаком отгонял любопытствующих:– Господа, не толпитесь, не мешайте следствию.
– Как жаль, что среди нас нет медиков, – вздохнул Столбовой. – А то я даже не могу с точностью определить, имеет ли место летальный исход.
– Я вызвал "скорую", – откликнулся Дуремар-Грымзин. – Обещали прибыть.
– Пока я установил только то, что ее ударили по голове каким-то тяжелым тупым предметом, – продолжал инспектор. – Более точно определит судебная экспертиза. Господин Ибикусов, я уважаю вашу вторую древнейшую профессию, но отойдите от пострадавшей... Господа, пожалуйста, возвращайтесь в зал, нам надо будет обсудить, что делать дальше.
Ибикусов-Базилио нехотя покинул место происшествия, но в зал не пошел. Присев на стул в конце коридора, он извлек мобильный телефон (иногда он то ли по ошибке, то ли с умыслом называл его "могильным телефоном") и связался с дежурным по редакции газеты "Кислое поле".
– Даю материал срочно в утренний выпуск. Заголовок – "Так развлекаются наши миллионеры". На вилле небезызвестного банкира Грымзина, где идет генеральная репетиция завтрашнего благотворительного спектакля "Золотой ключик", происходят упоительные вещи. Сначала бесследно пропала хозяйка дома Лидия Владимировна. Скорее всего, за нее будет потребован выкуп – что ж, господину Грымзину придется расстаться с частью неправедно захапанных народных денег. А если он пожадничает, то похитители будут Лидию Владимировну бить, насиловать, а в конце концов убьют, чтобы вновь изнасиловать, отрезать уши, а труп бросить на диком пустыре на поругание ястребам-стервятникам. Но на этом события не закончились. Подверглась зверскому нападению исполнительница лисы Алисы, чье подлинное имя пока не разглашается. Ее ударили на лестничной клетке по голове, и я сам видел, как ее хладеющая кровь вперемешку с мозгами стекала по ступенькам медленной лавиной, грозящей затопить весь наш город волной насилия и смерти. Записали? Как только появятся новые сообщения, я тут же выйду на связь.
Ибикусов сунул телефон в карман и поспешил в гостиную.
* * *
Актеры-исполнители сидели где попало на зрительских стульях, а на сцене находились постановщик Святославский и хозяин дома банкир Грымзин. Первый, сидя верхом на стуле, отсутствующе глядел в потолок, а второй, размахивая дуремаровским сачком, нервно расхаживал по сцене.– Господа, мы должны решить, как нам быть, – говорил Грымзин. -Происходит что-то непонятное и опасное. Но этими вопросами займутся правоохранительные органы, а мы должны решить со спектаклем. Продолжать репетицию или отменить представление на фиг?
– Ни в коем случае! – заявил папа Карло. – Алкоголики, гомосексуалисты и педофилы пытаются сорвать спектакль, но мы должны показать, что не поддадимся ни на какие провокации!
– Я согласен, – поддержал Буратино. – Но следует соблюдать меры предосторожности: держаться всем вместе – уединяясь в отдаленных закоулках, мы только будем действовать на руку преступнику.
Тут постановщик перевел взор с потолка на грешную землю:
– Я решил ввести еще одну перестановку в ролях. По моему новому концептуальному замыслу Мальвина переводится в Алису, а роль Мальвины придется взять на себя самому мне.
– Как так! – изумилась Мальвина, она же поэтесса Софья Кассирова. -Разве я смогу так быстро перестроиться?
– Ничего страшного, – откликнулся Святославский. – Вы создадите объединенный синтетический образ Алисы, совокупляющий лучшие черты обеих персонажек. А я попытаюсь воплотить образ Мальвины, одухотворенный творческими наработками своей недюжинной кинорежиссерской натуры...
– Но что мне надеть? – прервала размышления режиссера Софья Кассирова.
– Наденьте что-нибудь красно-коричневое, – распорядился Святославский. – Это концептуально важно.
– Да, конечно, надо пошарить в гардеробе Лидии Владимировны, -вздохнул Дуремар.
– Перерыв десять минут! – объявил режиссер, после чего вместе с Кассировой и Грымзиным отправился переодеваться.
* * *
Инспектора Столбового в коридоре поджидал сыщик Дубов. Он нервно сжимал в руках бумажный колпак.– Егор Трофимович, за всеми этими событиями я совсем забыл об одном обстоятельстве. Когда во время перерыва я случайно заглянул в большую залу, там не было часов. Они не отражались в застекленной картине.
– Это те электронные часы, которые висят над дверью? – насторожился Столбовой.
– Да. Вы – второй человек, которому я сообщаю об этом обстоятельстве. Первым, то есть первой была Надежда Чаликова...
– Кто?!
– Да-да, та самая, московская журналистка. Именно она должна была исполнять роль лисы Алисы.
– Постойте, Василий Николаевич, так это, значит, ее...
– В том-то и дело. Она просила никому не раскрывать ее имени, я только вам, как должностному лицу. Все это превращается в какой-то клубок загадок: часы пропадают, потом возвращаются на место, исчезает хозяйка дома, далее нападение на Чаликову. – Дубов глубоко задумался. – Я даже не знаю, кого подозревать.
– Но какие-то соображения у вас есть? – с надеждой спросил инспектор.
– Увы, – сокрушенно развел руками детектив. – Или преступник скрывается где-то в особняке, или он – один из нас. Второе мне представляется более вероятным, хотя я не вижу логического объяснения подобных действий. Если кому-то понадобилось похищать Лидию Владимировну, например, с целью выкупа, то время и место выбраны на редкость неудачно – в доме, переполненном потенциальными свидетелями.
– А что, если таким свидетелем как раз и оказалась Чаликова? -осенило Столбового.
– Все может быть, – с сомнением произнес Дубов. – Но кто преступник? Все мы – добропорядочные и законопослушные граждане, и оттого поиски еще более осложняются. Вот разве что Софья Кассирова... Но одно дело – мелкие махинации, а совсем другое – та уголовщина, с которой мы столкнулись. -Детектив на минутку задумался. – Знаете, Егор Трофимович, чисто интуитивно я чувствую, что хотя оба происшествия, и исчезновение хозяйки, и покушение на Чаликову, как-то связаны между собой, но за ними стоят разные люди.
– Сомневаюсь, – пожал плечами Столбовой. – Мне кажется, в доме орудует опасный маньяк, таящийся где-то в закоулках. Дом ведь старинный, тут есть где спрятаться.
– Возможно, вы правы, – не стал спорить Дубов. – Но одно мне совершенно ясно – на этом сюрпризы не кончатся.