Страница:
– Ну, тут уж технология, отработанная веками, – заметил Василий.
– Видимо, так, – кивнул Гераклов. – Но один раз чекистский компромат все же был пущен в ход, и притом самым топорным способом. Вы помните самоубийство пресс-секретаря Президента – ну, того, кто был до Глухаревой?
– Да, что-то припоминаю. Он еще оставил какую-то путаную предсмертную записку в том смысле, что "не то я галоши украл, не то у меня галоши украли".
– Я могу вам рассказать, как все было на самом деле, – продолжал Константин Филиппович, – так как и сам, увы, оказался замешан в этом некрасивом деле. Если вы помните, сразу после путча было приостановлено издание целого ряда проимперских газет, в том числе "Красной панорамы". И шла дискуссия – закрыть вообще, или все-таки разрешить им выходить. Главным сторонником закрытия выступал как раз покойный пресс-секретарь. И вот буквально накануне принятия окончательного решения по "Красной панораме" я нахожу у себя в почтовом ящике учетную карточку агента КГБ с именем и фамилией пресс-секретаря Президента. A дальше следует длинный список сообщений агента с 1961 по 1991 год с пометками – "уплачено десять рублей", "уплачено двадцать рублей" и так далее. Мне бы сначала выяснить, что это такое и, как говорят у вас, криминалистов, "кому это выгодно", а я сразу побежал с этой карточкой в "чекистскую комиссию". Ну, разгорелся скандал, пресс-секретарь застрелился, а "Красная панорама" под шумок возобновила выход, хотя и без слова "Красная". Потом, правда, выяснилось, что эта учетная карточка была не то чтобы фальшивкой, но и не совсем настоящей. Оказывается, чекисты тоже занимались приписками и причисляли к завербованным агентам множество людей, которые об этом даже не подозревали, а донесения писали сами и гонорар за них клали себе в карман. Именно таким "агентом" и был будущий пресс-секретарь, а позже выяснилось, что его подписи – неумелая подделка. Так что они знали, как подкинуть компромат, чтобы самим не "засвечиваться".
Василий взглянул на часы:
– Кажется, поздно, а у меня нет времени – завтра Чаликова отправляется к Разбойникову. Поэтому последний вопрос. Постарайтесь припомнить, не заходила ли у вас речь о рекламном агенте Мешковском?
– Как же, заходила, – не задумываясь, ответил Гераклов. – Как бы невзначай госпожа Чаликова что-то спросила о сексуальной ориентации наших бывших руководителей.
– Кого именно?
– Кажется, Рейкина. Или даже самого Железякина... Нет, не помню.
– И что же вы?
– Ну, я ответил, что предоставляю каждому заниматься любовью в соответствии с его пристрастиями: гетеросексуальной любовью, гомосексуальной любовью, хоть скотоложеством – лишь бы другим не мешали. A если эта проблема так уж интересует госпожу Чаликову, то ей лучше всего обратится к Александру Мешковскому – он даст самые исчерпывающие консультации.
– A что же Чаликова?
– Ну, она кивнула и повернула разговор на другую тему.
– Ну что ж, Константин Филиппович, – сказал Дубов, – спасибо вам за помощь. Если что, я снова к вам обращусь. A пока позвольте откланяться.
"Что ж, теперь мне ясно, почему уцелела "Панорама". Но это, конечно, детали. Разгадка самоубийства бывшего пресс-секретаря президента? Не думаю, что это дело стоит теперь ворошить. Здесь другое – зачем Феликс подкинул компромат, вместо того чтобы его просто пошантажировать? Ответ один – ему нужно было освободить должность для Анны Сергеевны. Хотя и здесь, наверное, все сложнее... Да нет, от Гераклова я узнал в основном лишь то, что и так лежало на поверхности. Чует моя душенька, что более ценные сведения раздобуду у Мешковского..."
Для получения интересующих сведений Дубов обычно заявлялся к Мешковскому с бутылкой водки и, дождавшись вхождения рекламного агента в стадию среднего подпития, начинал расспросы. Правда, по опыту детектив знал, что успеть нужно в сравнительно короткий срок между наступлением средней стадии и тем моментом, когда Мешковский ставил на проигрыватель свою любимую пластинку с Пугачевой, Кобзоном или аргентинским танго и начинал танцевать, ритмично раздеваясь под музыку либо до нижнего белья, либо до полного обнажения – в зависимости от качества водки.
– Ну, Сашульчик, я слышал, вами вчера интересовалась московская знаменитость? – приступил Дубов к расспросам после первой рюмки, которую Мешковский мгновенно опрокинул в себя.
– Да, интересовалась, – закусил соленым огурчиком Мешковский. -Очень милая дама. Будь я гетеросексуалом, то непременно за нею приударил бы.
– A если не секрет, о чем вы с нею говорили? – подлил Дубов Мешковскому еще пол рюмочки.
– O, ну она оказалась очень толерантной к моей сексуальной ориентации, не обзывала гомиком и извращенцем, как некоторые из наших с вами земляков. Тем более что и, так сказать, в высших сферах у нас распространены разного рода нетрадиционные виды любви. Помнится, госпожа Чаликова поведала мне об одном пикантном случае из московской хай-лайф, когда некий министр пришел на свидание к другому министру, а в это время известный транссескуал Марычев... – Хозяин опрокинул пол рюмочки и трясущимися пальцами потянулся за закуской. Воспользовавшись паузой в словоиспусканиях Мешковского, Дубов сказал:
– Ну да ладно, бог с ними, и с московскими министрами, и с Марычевым. Ведь госпожа Чаликова спрашивала вас о сексуальной ориентации некоторых представителей здешней политической элиты, не так ли? – Василий подлил еще пол рюмки. – O ком конкретно – о президенте Яйцыне, о майоре Селезне, о министрах, депутатах парламента?
Мешковский схватил рюмку, выпил и игриво взглянул на гостя:
– A отчего это частный сыщик так интересуется сексуальной ориентацией майора Cелезня? Учтите, душенька, я сам на него глазик положил и надеюсь когда-нибудь залучить к себе в гости.
– Обещаю, что и не посмотрю в его сторону, – клятвенно стукнул себя в грудь Василий. – Так о чем у вас спрашивала Чаликова? Постарайтесь вспомнить. – C этими словами детектив сделал движение, которое можно было понять так, как будто он собирается вернуть недопитую бутылку себе в портфель.
Именно так и поняв жест Дубова, рекламный агент засуетился и изобразил на лице глубокое напряжение мысли:
– Да-да-да... Она что-то спрашивала насчет сексуальной ориентации государственных мужей, но не нынешних, а прошедших.
– Кого именно? – напирал Василий.
– Ну, Рейкина, – нехотя ответил Мешковский.
– И что вы ей ответили? – Дубов налил полную рюмку.
– Ну, ответил все, как было. – Рюмка мгновенно опустела. – Рассказал ей о невинных забавах этого милого прокурорчика.
– И что же именно?
– Ну, то, что он, некоторым образом, коллега Марычева, только груди носит не поверх, а пониз одежды.
– В каком смысле? Откуда вы знаете?
– В том смысле, что Рейкин – типичный транссексуал, любит наряжаться в дамские платья. Помнится, этим еще грешил и незабвенный Александр Федорович Керенский...
Дубов подлил Мешковскому еще пол рюмки:
– Откуда у вас такие сведения?
– Ну, это общеизвестный факт, – выпил Мешковский.
– Что, транссексуализм прокурора Рейкина?
– Да нет, присяжного поверенного Керенского.
– A я спрашиваю о Рейкине. – Заметив, что хозяин уже поглядывает в сторону проигрывателя, гость налил треть рюмки.
– O, ну, с Рейкиным целая история. Еще в годы советской власти я был "голубым", а он – "трансом". Но он, кроме того, был прокурором, а я... -Мешковский безнадежно махнул рукой.
– Ну, ну, – поторопил его Дубов. – Он был прокурором, а вы?
– A я – простым педиком, которого могли в любой момент арестовать и посадить. И вот Антон Степаныч вызывал меня к себе и, угрожая возбудить уголовное дело, переодевался в женское белье и заставлял себя трахать, пардон за выражение.
– И что, все это вы рассказали Чаликовой? – изумился детектив.
– Да! – гордо ответил рекламный агент. – Теперь мне нечего скрывать. Это раньше я был поганым извращенцем, а теперь открыто могу смотреть всем в глаза! – C этими словами господин Мешковский поднялся из-за стола, поставил на проигрыватель пластинку Пугачевой и под песню "Ах, какой был мужчина -настоящий полковник" начал что-то отчебучивать ногами, одновременно скидывая с себя всю одежду. Поняв, что больше ничего от Мешковского не добьется, Дубов кинул в рот кусок соленого огурчика и тихо покинул квартиру рекламного агента, который этого даже не заметил, занятый танцевально-раздевательным процессом.
– Рейкин... Бывший прокурор Рейкин... Находящийся в розыске Антон Степанович Рейкин – транссексуал? – Почувствовав, что интенсивный мыслительный процесс отвлекает его внимание от уличного движения, Дубов свернул в тихий переулок и остановил "Москвич" возле тротуара. Теперь он мог достать свой рабочий блокнот и сконцентрироваться на главном:
– Итак, Рейкин – транссексуал и любит наряжаться в женское платье. В настоящее время находится на нелегальном положении. – Василий перелистал последние несколько страниц записной книжки. – По словам Анны Сергеевны Глухаревой, ее вешали и насиловали трое мужчин, из которых она знает только Феликса Железякина, и с ними одна женщина. Так как глаза у Анны Сергеевны были завязаны, она определила мужчин по голосам, а женщину – по запаху косметики. Далее, Вероника, племянница генерала Курского, видела автомобиль, в котором ехал Железякин, а с ним – незнакомые Веронике женщина и мужчина. По времени наблюдения, по ремонту на дороге и некоторым другим приметам я уже установил, что речь идет об одной и той же группе людей. Вывод: Анну Сергеевну насиловали не четыре, а три человека – Железякин, кто-то еще, и бывший прокурор Рейкин в дамском платье и воняющий дамской же косметикой. -Василий перелистал еще несколько страничек назад. – Теперь ограбление сберкассы, в котором участвовала женщина. Думаю, не будет слишком фантастичным предположение, что и здесь женщиной был прокурор Рейкин. Тем более что для повязки на глаза Глухаревой использовали кусок инкассаторского мешка. Кто был ее, то есть его сообщником? Феликс Железякин? Нет, зачем ему самому грабить, если он легко может добывать деньги более простым способом – шантажом. A не был ли им тот третий человек, что участвовал в осквернении Анны Сергеевны? – Дубов взглянул на часы. – Ну хорошо, минут через десять поеду. Теперь вернемся к Чаликовой и попытаемся в свете последних сведений взглянуть на ее контакты в Кислоярске. Едва поселившись в гостинице, она отправляется к Гераклову, а от него – к Мешковскому. У обоих она интересуется участниками путча, в частности – их сексуальной ориентацией, а в особенности – сексуальной ориентацией Рейкина. Стало быть, госпожа Чаликова уже что-то знала, или о чем-то догадывалась. A вот еще интересный момент – едва она поселилась в номере, как вступила в контакт с другими постояльцами – профессором Иваном Петровичем Ольховским и госпожой Антониной Степановной Гречкиной... – Василий вновь глянул на часы. – Пора. – И он резко завел автомобиль.
Дубов оставил машину во дворе одного из домов перед переездом и дальше пошел пешком – его "Москвич" в городе изрядно примелькался, а ему не хотелось "засвечиваться". Неподалеку от входа в Централку детектива поджидал невзрачного вида господин с портфелем, в длинном плаще, шляпе и в темных очках – тот самый агент наружного наблюдения, который со вчерашнего дня "вел" Чаликову.
– Объект появится через пару минут, – деловито сообщил агент. -Давайте пройдем туда. – Он указал на неприметную скамеечку недалеко от входа, с которой неплохо проглядывались окрестности.
– Сегодня утром она вступала в какие-то контакты? – профессионально поинтересовался Дубов.
– Никак нет, – ответил агент. – Все утро провела у себя в номере... Да, вот это вам от инспектора Cтолбового.
– Что это за штуковина? – удивился Василий, глядя, как агент вытаскивает из портфеля два одинаковых предмета с антеннами.
– Переговорное устройство, – пояснил агент. – Для более оперативной связи... A вот и объект, – указал он на высокую молодую женщину, грациозно ступавшую на высоких каблучках по булыжникам, как по танцевальному паркету.
– Ах, какая красавица! – восхитился Дубов. – Такая женщина – и в одной шайке с этими головорезами!
Когда журналистка исчезла в мрачных недрах контрольно-пропускного пункта, агент встал со скамейки:
– Для приема нажмите эту кнопку, а для передачи – наоборот. Я пошел наблюдать за свиданием через глазок и буду вам тут же все докладывать. Так сказать, репортаж с места события. – И с этими словами агент двинулся следом за Чаликовой.
Василий огляделся. C наблюдательной скамейки открывался вид не только на вход в тюрьму, но и на край Матвеевского кладбища. И тут сыщик увидал, как среди крестов и надгробий бегает солидный седобородый господин в золотых очках, сером костюме и с огромным сачком. Однако бабочка все время упорхала у него из-под сачка, пока наконец не полетела в сторону скамейки, где сидел Дубов. Еще миг – и голова детектива оказалась в сачке.
– Извините меня, пожалуйста, – говорил господин, бережно высвобождая голову Дубова, – такой редкий экземпляр Циклопидес Степлтониум, и опять упустил! A ведь эта бабочка водится только здесь! – Натуралист присел на скамеечку и явно не собирался уходить. – A это что у вас за антенна -радио слушаете?
– Нет, не радио, – не слишком вежливо ответил детектив. – И вообще, любезнейший, ловите своих бабочек и не мешайте мне ловить моих... Только мои-то бабочки покрупнее будут, – добавил он, когда господин с несколько уязвленным видом отошел в сторонку. Вскоре Василий увидел, как ловец насекомых гоняется по кладбищу за каким-то жуком. Но тут Дубов забыл о своем новом знакомце, так как из рации раздался голос:
– Объект Чаликова вошла в камеру к подследственному Разбойникову и извлекла диктофон и блокнот.
– Следите, не передает ли что-то Разбойников Чаликовой, – напомнил сыщик.
– Пока что в непосредственный контакт они не вступали, – сообщил агент. – Продолжаю вести наблюдение.
Дубов извлек из кармана блокнот и вновь стал просматривать записи последних дней.
"Значит так, Чаликова поселилась в гостинице и тут же вступила в контакт с соседями – Антониной Степановной Гречкиной и доктором энтомологических наук Иваном Петровичем Ольховским..."
Но тут агент снова вышел на связь:
– К сожалению, видимость не самая лучшая, но объект Ч. вступил в близкий, если не сказать тесный контакт с Разбойниковым. Проследить передачу пока не удается... Ух ты, ну и ну, что вытворяют!.. Вот это да!
– Неужели?.. – испугался Дубов, вспомнив зловещую статью в "Кислоярской правде".
– Так точно! – ответил агент. – Следующий выход на связь – через десять минут.
– Погодите, – остановил его Дубов. – Вы не знаете, что это за наука такая – энтомология?
– Кажется, что-то связанное с насекомыми, – не очень уверенно ответил агент и отключил связь. Дубов машинально глянул в сторону кладбища, но человека с сачком не было видно.
"A что если это и был тот самый профессор Oльховский?! – стукнуло Василию в голову. – И он не просто сосед Чаликовой по гостиничному номеру, а... A кто? A черт его знает кто! Зато вторая соседка, госпожа Гречкина Антонина Степановна... Антонина, да еще и Степановна..."
Но детектив вновь не успел додумать, так как в рации раздался голос наблюдательного агента:
– Все, через пять минут свидание закончится. Каковы будут дальнейшие указания – продолжать ли наблюдение?
– Да-да, конечно, – откликнулся Дубов. – Скажите, у этого нашего устройства большой радиус действия?
– Ну, где-то около двух километров.
– Очень хорошо. Тогда я сяду в машину, а вы идите следом за объектом. И будем держать постоянную связь. – Отключив рацию, Дубов вскочил со скамейки и быстрым шагом двинулся через кладбище. Однако, сколь ни глядел он по сторонам, человека с сачком так больше и не встретил.
Едва детектив сел в свой "Москвич", вновь заслышался знакомый голос:
– Объект вышел из тюрьмы и двинулся в обход кладбища. Через несколько минут пересечет железнодорожный переезд.
И действительно, десять минут спустя Василий через подворотню вновь увидел Чаликову. И вновь восхитился ее красотой и обаянием.
– Ну, с богом, – пробормотал сыщик и выехал на Матвеевскую улицу. Он сразу же увидел, как по тротуару, шагах в тридцати за Чаликовой, идет его агент. A глянув влево, заметил того самого бородача, что ловил бабочек на кладбище. Он шел по второй стороне улицы чуть сзади Чаликовой. Поскольку улица Матвеевская в этих местах была малолюдной, то вся картина лежала перед Василием, как на ладони. И тут он увидел, как из подворотни выскочила громадных размеров дама и двинулась по той же стороне улицы, что и Чаликова, как раз между ней и агентом.
– Между объектом Ч. и мной вклинилась госпожа Гречкина, ее соседка по гостинице, – сообщил агент.
– Антонина Степановна? – чуть не подпрыгнул за рулем Дубов.
– Да.
– A взгляните налево, что это за человек с сачком?
– Другой сосед, – тут же ответил агент. – Профессор Oльховский. -Прерываю связь, объект увеличил скорость.
Вновь глянув вперед, Василий увидел, что Антонины Степановны больше нет. Профессор же Oльховский продолжал идти параллельно Чаликовой, держа сачок наперевес, будто винтовку.
"Куда она девалась? – лихорадочно думал Василий. – Почему так быстро исчезла – неужели заметила агента? Да нет, он-то профессионал. A что если она узнала мой "Москвичок"? Да, но почему же тогда профессор... Антонина Степановна, Антонина Степановна... Да нет, какая Антонина Степановна -Антон Степанович. Прокурор Антон Степанович Рейкин!.. Так-так-так... Прокурор меня узнал и потому скрылся. Значит, профессор – человек нездешний, так сказать, гастролер, если меня и мою машину в лицо не знает. Да, дело обретает опасный оборот..."
Приближаясь к центру Кислоярска, улица становилось все более многолюдной, больше появилось и автомобилей, так что слежка стала затруднительной. Решив положиться на агента наружного наблюдения, Дубов прибавил ходу и поехал прямо на Елизаветинскую, в свою сыскную контору, которая находилась неподалеку от гостиницы "Кислоярочка". Не успел он проделать и пол пути, как в рации вновь раздался знакомый голос:
– Объект Ч. зашел в женское отделение туалета на углу Матвеевской и улицы Кришны, однако, гм, степень величины ее нужды определить не представляется возможным.
– A как ее соседи?
– Не имею возможности проследить, кто находится в соседних кабинках, – ответил агент.
– Да нет, я имел в виду соседей по гостинице, – уточнил Дубов.
– Гречкина так и не появилась, а Oльховский остановился напротив туалета. Однако наблюдение затруднено повышенной многолюдностью.
"Что же делать? – думал Василий, поднимаясь к себе в контору. -Можно, конечно, задержать и "Антонину Степановну", и "профессора Ольховского", но что это даст? Нет, надо еще последить".
Размышления детектива прервал очередной выход на связь:
– Объект вернулся в гостиницу. Вы просили проследить за соседями -перед самым входом Чаликовой в отель появилась госпожа Гречкина. Она и профессор Oльховский вошли в "Кислоярочку" следом за ней.
– И где они теперь? – напряженно спросил Дубов.
– Чаликова вернулась к себе в номер, сразу следом за нею туда вошли и те двое.
– И давно они там?
– Минут пять. A, вот уже и вышли. Объект остался один в своем номере.
– Живая?! – вскочил из-за стола Дубов.
– Ж-живая, – не совсем уверенно подтвердил агент. – Но Гречкина и профессор Oльховский уже покинули гостиницу с чемоданами. Так быстро!..
– Проследите хотя бы за одним из них, – чуть не с мольбой попросил Дубов. – Возможно, это опасные преступники. A я сейчас буду в гостинице.
Но за фасадом успеха и целеустремленности скрывалась легкоранимая женщина, создавшая себе такой образ и, как щитом, прикрывшая им свое сердце, однажды уже перенесшее горечь разбитой любви. Такое нередко бывает в нашей жизни – ты любишь человека, а он тебя нет. Банальная история, но сколько трагедий стоит за этой банальностью: сломанные судьбы, опустошенные души, загубленная жизнь. Слава богу, Надежда оказалась сильной и не сломалась. Но произошло нечто в ее душе, будто пронесся холодный вихрь, и она укрыла свое сердце за фасадом внешней легкости, в которую похоже, уже и сама начала верить. Она не позволяла себе никого больше впускать в свою жизнь, в свои чувства. Ради карьеры – говорила она себе, хотя на самом деле просто боялась вновь испытать горечь разочарований. И мужчины в ее жизни приходили и уходили, но ни одному из них не удавалось остаться в ее сердце. Более близкие же отношения она привыкла воспринимать как нечто, ни к чему серьезному не обязывающее. Многих знавших ее мужчин это вполне устраивало, но сама Надя все же где-то в глубине своего израненного и опустошенного сердца ждала, хотя даже самой себе не желала в этом признаваться. Что же она ждала? Наверное, того же, чего ждут все люди, но увы – не все обретают: величайшего счастья взаимной любви.
Встав в обличительной позе на фоне трюмо, сей молодой человек с пафосом провозгласил:
– Снимайте личину – я разгадал все ваши коварные замыслы! Ваша карта бита, товарищ соучастница!
– Чего вам от меня еще надо? – устало произнесла Чаликова. – Я все сделала и все передала...
– Ага! Значит, вы передали! – радостно вскричал непрошеный гость. Но тут у него из кармана пиджака раздались некие непонятные звуки. Молодой человек вынул какой-то аппарат с антенной, который тут же заговорил:
– К сожалению, результаты неутешительные. Объект Антонина Степановна Гречкина заметила слежку и начала петлять по городу, выказав хорошее знание конспирации и топографии Кислоярска, а в районе Пшеничной улицы исчезла из поля видимости.
– Этого следовало ожидать, – ответил молодой человек и, небрежно отправив аппарат на прежнее место, вновь обратился к журналистке: – Не беспокойтесь, госпожа Чаликова, ваши сообщники не уйдут от ответа. A теперь сознавайтесь, что вы делали у Разбойникова!
– Да кто вы, собственно, такой?! – только теперь пришла в себя от столь бурного налета Надежда Чаликова.
– Вы хотите знать, кто я? – гордо приосанился гость. – В таком случае, разрешите представиться: Василий Дубов, частный детектив.
– Видимо, так, – кивнул Гераклов. – Но один раз чекистский компромат все же был пущен в ход, и притом самым топорным способом. Вы помните самоубийство пресс-секретаря Президента – ну, того, кто был до Глухаревой?
– Да, что-то припоминаю. Он еще оставил какую-то путаную предсмертную записку в том смысле, что "не то я галоши украл, не то у меня галоши украли".
– Я могу вам рассказать, как все было на самом деле, – продолжал Константин Филиппович, – так как и сам, увы, оказался замешан в этом некрасивом деле. Если вы помните, сразу после путча было приостановлено издание целого ряда проимперских газет, в том числе "Красной панорамы". И шла дискуссия – закрыть вообще, или все-таки разрешить им выходить. Главным сторонником закрытия выступал как раз покойный пресс-секретарь. И вот буквально накануне принятия окончательного решения по "Красной панораме" я нахожу у себя в почтовом ящике учетную карточку агента КГБ с именем и фамилией пресс-секретаря Президента. A дальше следует длинный список сообщений агента с 1961 по 1991 год с пометками – "уплачено десять рублей", "уплачено двадцать рублей" и так далее. Мне бы сначала выяснить, что это такое и, как говорят у вас, криминалистов, "кому это выгодно", а я сразу побежал с этой карточкой в "чекистскую комиссию". Ну, разгорелся скандал, пресс-секретарь застрелился, а "Красная панорама" под шумок возобновила выход, хотя и без слова "Красная". Потом, правда, выяснилось, что эта учетная карточка была не то чтобы фальшивкой, но и не совсем настоящей. Оказывается, чекисты тоже занимались приписками и причисляли к завербованным агентам множество людей, которые об этом даже не подозревали, а донесения писали сами и гонорар за них клали себе в карман. Именно таким "агентом" и был будущий пресс-секретарь, а позже выяснилось, что его подписи – неумелая подделка. Так что они знали, как подкинуть компромат, чтобы самим не "засвечиваться".
Василий взглянул на часы:
– Кажется, поздно, а у меня нет времени – завтра Чаликова отправляется к Разбойникову. Поэтому последний вопрос. Постарайтесь припомнить, не заходила ли у вас речь о рекламном агенте Мешковском?
– Как же, заходила, – не задумываясь, ответил Гераклов. – Как бы невзначай госпожа Чаликова что-то спросила о сексуальной ориентации наших бывших руководителей.
– Кого именно?
– Кажется, Рейкина. Или даже самого Железякина... Нет, не помню.
– И что же вы?
– Ну, я ответил, что предоставляю каждому заниматься любовью в соответствии с его пристрастиями: гетеросексуальной любовью, гомосексуальной любовью, хоть скотоложеством – лишь бы другим не мешали. A если эта проблема так уж интересует госпожу Чаликову, то ей лучше всего обратится к Александру Мешковскому – он даст самые исчерпывающие консультации.
– A что же Чаликова?
– Ну, она кивнула и повернула разговор на другую тему.
– Ну что ж, Константин Филиппович, – сказал Дубов, – спасибо вам за помощь. Если что, я снова к вам обращусь. A пока позвольте откланяться.
* * *
Ведя "Москвич" по вечерним улицам, Дубов переваривал полученную информацию:"Что ж, теперь мне ясно, почему уцелела "Панорама". Но это, конечно, детали. Разгадка самоубийства бывшего пресс-секретаря президента? Не думаю, что это дело стоит теперь ворошить. Здесь другое – зачем Феликс подкинул компромат, вместо того чтобы его просто пошантажировать? Ответ один – ему нужно было освободить должность для Анны Сергеевны. Хотя и здесь, наверное, все сложнее... Да нет, от Гераклова я узнал в основном лишь то, что и так лежало на поверхности. Чует моя душенька, что более ценные сведения раздобуду у Мешковского..."
* * *
Утром Дубов отправился к рекламному агенту Александру Мешковскому, с которым был давно, хотя и не близко знаком и которого считал кем-то вроде своего общественного осведомителя. Правда, сам господин Мешковский об этом не догадывался. По роду своих профессиональных обязанностей и половых наклонностей Мешковский имел весьма обширный круг знакомств в самых разных слоях и всегда был в курсе событий, в том числе и скрытых от широкой общественности.Для получения интересующих сведений Дубов обычно заявлялся к Мешковскому с бутылкой водки и, дождавшись вхождения рекламного агента в стадию среднего подпития, начинал расспросы. Правда, по опыту детектив знал, что успеть нужно в сравнительно короткий срок между наступлением средней стадии и тем моментом, когда Мешковский ставил на проигрыватель свою любимую пластинку с Пугачевой, Кобзоном или аргентинским танго и начинал танцевать, ритмично раздеваясь под музыку либо до нижнего белья, либо до полного обнажения – в зависимости от качества водки.
* * *
Чтобы застать господина Мешковского, Василий отправился к нему с утра пораньше. Сыщику повезло – Мешковский был дома один и маялся "после вчерашнего". Увидев в руках гостя бутылку, рекламный агент очень обрадовался и тут же стал накрывать на стол.– Ну, Сашульчик, я слышал, вами вчера интересовалась московская знаменитость? – приступил Дубов к расспросам после первой рюмки, которую Мешковский мгновенно опрокинул в себя.
– Да, интересовалась, – закусил соленым огурчиком Мешковский. -Очень милая дама. Будь я гетеросексуалом, то непременно за нею приударил бы.
– A если не секрет, о чем вы с нею говорили? – подлил Дубов Мешковскому еще пол рюмочки.
– O, ну она оказалась очень толерантной к моей сексуальной ориентации, не обзывала гомиком и извращенцем, как некоторые из наших с вами земляков. Тем более что и, так сказать, в высших сферах у нас распространены разного рода нетрадиционные виды любви. Помнится, госпожа Чаликова поведала мне об одном пикантном случае из московской хай-лайф, когда некий министр пришел на свидание к другому министру, а в это время известный транссескуал Марычев... – Хозяин опрокинул пол рюмочки и трясущимися пальцами потянулся за закуской. Воспользовавшись паузой в словоиспусканиях Мешковского, Дубов сказал:
– Ну да ладно, бог с ними, и с московскими министрами, и с Марычевым. Ведь госпожа Чаликова спрашивала вас о сексуальной ориентации некоторых представителей здешней политической элиты, не так ли? – Василий подлил еще пол рюмки. – O ком конкретно – о президенте Яйцыне, о майоре Селезне, о министрах, депутатах парламента?
Мешковский схватил рюмку, выпил и игриво взглянул на гостя:
– A отчего это частный сыщик так интересуется сексуальной ориентацией майора Cелезня? Учтите, душенька, я сам на него глазик положил и надеюсь когда-нибудь залучить к себе в гости.
– Обещаю, что и не посмотрю в его сторону, – клятвенно стукнул себя в грудь Василий. – Так о чем у вас спрашивала Чаликова? Постарайтесь вспомнить. – C этими словами детектив сделал движение, которое можно было понять так, как будто он собирается вернуть недопитую бутылку себе в портфель.
Именно так и поняв жест Дубова, рекламный агент засуетился и изобразил на лице глубокое напряжение мысли:
– Да-да-да... Она что-то спрашивала насчет сексуальной ориентации государственных мужей, но не нынешних, а прошедших.
– Кого именно? – напирал Василий.
– Ну, Рейкина, – нехотя ответил Мешковский.
– И что вы ей ответили? – Дубов налил полную рюмку.
– Ну, ответил все, как было. – Рюмка мгновенно опустела. – Рассказал ей о невинных забавах этого милого прокурорчика.
– И что же именно?
– Ну, то, что он, некоторым образом, коллега Марычева, только груди носит не поверх, а пониз одежды.
– В каком смысле? Откуда вы знаете?
– В том смысле, что Рейкин – типичный транссексуал, любит наряжаться в дамские платья. Помнится, этим еще грешил и незабвенный Александр Федорович Керенский...
Дубов подлил Мешковскому еще пол рюмки:
– Откуда у вас такие сведения?
– Ну, это общеизвестный факт, – выпил Мешковский.
– Что, транссексуализм прокурора Рейкина?
– Да нет, присяжного поверенного Керенского.
– A я спрашиваю о Рейкине. – Заметив, что хозяин уже поглядывает в сторону проигрывателя, гость налил треть рюмки.
– O, ну, с Рейкиным целая история. Еще в годы советской власти я был "голубым", а он – "трансом". Но он, кроме того, был прокурором, а я... -Мешковский безнадежно махнул рукой.
– Ну, ну, – поторопил его Дубов. – Он был прокурором, а вы?
– A я – простым педиком, которого могли в любой момент арестовать и посадить. И вот Антон Степаныч вызывал меня к себе и, угрожая возбудить уголовное дело, переодевался в женское белье и заставлял себя трахать, пардон за выражение.
– И что, все это вы рассказали Чаликовой? – изумился детектив.
– Да! – гордо ответил рекламный агент. – Теперь мне нечего скрывать. Это раньше я был поганым извращенцем, а теперь открыто могу смотреть всем в глаза! – C этими словами господин Мешковский поднялся из-за стола, поставил на проигрыватель пластинку Пугачевой и под песню "Ах, какой был мужчина -настоящий полковник" начал что-то отчебучивать ногами, одновременно скидывая с себя всю одежду. Поняв, что больше ничего от Мешковского не добьется, Дубов кинул в рот кусок соленого огурчика и тихо покинул квартиру рекламного агента, который этого даже не заметил, занятый танцевально-раздевательным процессом.
* * *
От Мешковского Дубов отправился в сторону городской тюрьмы, где впервые должен был увидеть свою подопечную – Надежду Чаликову. Поскольку времени до полудня оставалось достаточно, Василий ехал медленно. Но мысль его работала не переставая:– Рейкин... Бывший прокурор Рейкин... Находящийся в розыске Антон Степанович Рейкин – транссексуал? – Почувствовав, что интенсивный мыслительный процесс отвлекает его внимание от уличного движения, Дубов свернул в тихий переулок и остановил "Москвич" возле тротуара. Теперь он мог достать свой рабочий блокнот и сконцентрироваться на главном:
– Итак, Рейкин – транссексуал и любит наряжаться в женское платье. В настоящее время находится на нелегальном положении. – Василий перелистал последние несколько страниц записной книжки. – По словам Анны Сергеевны Глухаревой, ее вешали и насиловали трое мужчин, из которых она знает только Феликса Железякина, и с ними одна женщина. Так как глаза у Анны Сергеевны были завязаны, она определила мужчин по голосам, а женщину – по запаху косметики. Далее, Вероника, племянница генерала Курского, видела автомобиль, в котором ехал Железякин, а с ним – незнакомые Веронике женщина и мужчина. По времени наблюдения, по ремонту на дороге и некоторым другим приметам я уже установил, что речь идет об одной и той же группе людей. Вывод: Анну Сергеевну насиловали не четыре, а три человека – Железякин, кто-то еще, и бывший прокурор Рейкин в дамском платье и воняющий дамской же косметикой. -Василий перелистал еще несколько страничек назад. – Теперь ограбление сберкассы, в котором участвовала женщина. Думаю, не будет слишком фантастичным предположение, что и здесь женщиной был прокурор Рейкин. Тем более что для повязки на глаза Глухаревой использовали кусок инкассаторского мешка. Кто был ее, то есть его сообщником? Феликс Железякин? Нет, зачем ему самому грабить, если он легко может добывать деньги более простым способом – шантажом. A не был ли им тот третий человек, что участвовал в осквернении Анны Сергеевны? – Дубов взглянул на часы. – Ну хорошо, минут через десять поеду. Теперь вернемся к Чаликовой и попытаемся в свете последних сведений взглянуть на ее контакты в Кислоярске. Едва поселившись в гостинице, она отправляется к Гераклову, а от него – к Мешковскому. У обоих она интересуется участниками путча, в частности – их сексуальной ориентацией, а в особенности – сексуальной ориентацией Рейкина. Стало быть, госпожа Чаликова уже что-то знала, или о чем-то догадывалась. A вот еще интересный момент – едва она поселилась в номере, как вступила в контакт с другими постояльцами – профессором Иваном Петровичем Ольховским и госпожой Антониной Степановной Гречкиной... – Василий вновь глянул на часы. – Пора. – И он резко завел автомобиль.
* * *
Чтобы добраться до Кислоярского централа, следовало миновать железнодорожный переезд и обогнуть Матвеевское кладбище по булыжной дороге (если на автомобиле), либо пройти прямо через кладбище – сразу за ним поднимались мрачные стены тюрьмы Анри Матисса. Никто в Кислоярске толком не знал, почему это заведение носит имя знаменитого живописца, а наиболее правдоподобным считалось объяснение, что название это пошло с тех пор, когда в нее заключили некоего художника, подделывавшего картины французских импрессионистов, в том числе и Анри Матисса. Имя фальсификатора давно все забыли, а название прижилось. Так это было или нет, но подобная версия вполне удовлетворяла кислоярцев, среди которых числилось немало деятелей и знатоков высокого искусства, или, по крайней мере, таковыми себя считающих.Дубов оставил машину во дворе одного из домов перед переездом и дальше пошел пешком – его "Москвич" в городе изрядно примелькался, а ему не хотелось "засвечиваться". Неподалеку от входа в Централку детектива поджидал невзрачного вида господин с портфелем, в длинном плаще, шляпе и в темных очках – тот самый агент наружного наблюдения, который со вчерашнего дня "вел" Чаликову.
– Объект появится через пару минут, – деловито сообщил агент. -Давайте пройдем туда. – Он указал на неприметную скамеечку недалеко от входа, с которой неплохо проглядывались окрестности.
– Сегодня утром она вступала в какие-то контакты? – профессионально поинтересовался Дубов.
– Никак нет, – ответил агент. – Все утро провела у себя в номере... Да, вот это вам от инспектора Cтолбового.
– Что это за штуковина? – удивился Василий, глядя, как агент вытаскивает из портфеля два одинаковых предмета с антеннами.
– Переговорное устройство, – пояснил агент. – Для более оперативной связи... A вот и объект, – указал он на высокую молодую женщину, грациозно ступавшую на высоких каблучках по булыжникам, как по танцевальному паркету.
– Ах, какая красавица! – восхитился Дубов. – Такая женщина – и в одной шайке с этими головорезами!
Когда журналистка исчезла в мрачных недрах контрольно-пропускного пункта, агент встал со скамейки:
– Для приема нажмите эту кнопку, а для передачи – наоборот. Я пошел наблюдать за свиданием через глазок и буду вам тут же все докладывать. Так сказать, репортаж с места события. – И с этими словами агент двинулся следом за Чаликовой.
Василий огляделся. C наблюдательной скамейки открывался вид не только на вход в тюрьму, но и на край Матвеевского кладбища. И тут сыщик увидал, как среди крестов и надгробий бегает солидный седобородый господин в золотых очках, сером костюме и с огромным сачком. Однако бабочка все время упорхала у него из-под сачка, пока наконец не полетела в сторону скамейки, где сидел Дубов. Еще миг – и голова детектива оказалась в сачке.
– Извините меня, пожалуйста, – говорил господин, бережно высвобождая голову Дубова, – такой редкий экземпляр Циклопидес Степлтониум, и опять упустил! A ведь эта бабочка водится только здесь! – Натуралист присел на скамеечку и явно не собирался уходить. – A это что у вас за антенна -радио слушаете?
– Нет, не радио, – не слишком вежливо ответил детектив. – И вообще, любезнейший, ловите своих бабочек и не мешайте мне ловить моих... Только мои-то бабочки покрупнее будут, – добавил он, когда господин с несколько уязвленным видом отошел в сторонку. Вскоре Василий увидел, как ловец насекомых гоняется по кладбищу за каким-то жуком. Но тут Дубов забыл о своем новом знакомце, так как из рации раздался голос:
– Объект Чаликова вошла в камеру к подследственному Разбойникову и извлекла диктофон и блокнот.
– Следите, не передает ли что-то Разбойников Чаликовой, – напомнил сыщик.
– Пока что в непосредственный контакт они не вступали, – сообщил агент. – Продолжаю вести наблюдение.
Дубов извлек из кармана блокнот и вновь стал просматривать записи последних дней.
"Значит так, Чаликова поселилась в гостинице и тут же вступила в контакт с соседями – Антониной Степановной Гречкиной и доктором энтомологических наук Иваном Петровичем Ольховским..."
Но тут агент снова вышел на связь:
– К сожалению, видимость не самая лучшая, но объект Ч. вступил в близкий, если не сказать тесный контакт с Разбойниковым. Проследить передачу пока не удается... Ух ты, ну и ну, что вытворяют!.. Вот это да!
– Неужели?.. – испугался Дубов, вспомнив зловещую статью в "Кислоярской правде".
– Так точно! – ответил агент. – Следующий выход на связь – через десять минут.
– Погодите, – остановил его Дубов. – Вы не знаете, что это за наука такая – энтомология?
– Кажется, что-то связанное с насекомыми, – не очень уверенно ответил агент и отключил связь. Дубов машинально глянул в сторону кладбища, но человека с сачком не было видно.
"A что если это и был тот самый профессор Oльховский?! – стукнуло Василию в голову. – И он не просто сосед Чаликовой по гостиничному номеру, а... A кто? A черт его знает кто! Зато вторая соседка, госпожа Гречкина Антонина Степановна... Антонина, да еще и Степановна..."
Но детектив вновь не успел додумать, так как в рации раздался голос наблюдательного агента:
– Все, через пять минут свидание закончится. Каковы будут дальнейшие указания – продолжать ли наблюдение?
– Да-да, конечно, – откликнулся Дубов. – Скажите, у этого нашего устройства большой радиус действия?
– Ну, где-то около двух километров.
– Очень хорошо. Тогда я сяду в машину, а вы идите следом за объектом. И будем держать постоянную связь. – Отключив рацию, Дубов вскочил со скамейки и быстрым шагом двинулся через кладбище. Однако, сколь ни глядел он по сторонам, человека с сачком так больше и не встретил.
Едва детектив сел в свой "Москвич", вновь заслышался знакомый голос:
– Объект вышел из тюрьмы и двинулся в обход кладбища. Через несколько минут пересечет железнодорожный переезд.
И действительно, десять минут спустя Василий через подворотню вновь увидел Чаликову. И вновь восхитился ее красотой и обаянием.
– Ну, с богом, – пробормотал сыщик и выехал на Матвеевскую улицу. Он сразу же увидел, как по тротуару, шагах в тридцати за Чаликовой, идет его агент. A глянув влево, заметил того самого бородача, что ловил бабочек на кладбище. Он шел по второй стороне улицы чуть сзади Чаликовой. Поскольку улица Матвеевская в этих местах была малолюдной, то вся картина лежала перед Василием, как на ладони. И тут он увидел, как из подворотни выскочила громадных размеров дама и двинулась по той же стороне улицы, что и Чаликова, как раз между ней и агентом.
– Между объектом Ч. и мной вклинилась госпожа Гречкина, ее соседка по гостинице, – сообщил агент.
– Антонина Степановна? – чуть не подпрыгнул за рулем Дубов.
– Да.
– A взгляните налево, что это за человек с сачком?
– Другой сосед, – тут же ответил агент. – Профессор Oльховский. -Прерываю связь, объект увеличил скорость.
Вновь глянув вперед, Василий увидел, что Антонины Степановны больше нет. Профессор же Oльховский продолжал идти параллельно Чаликовой, держа сачок наперевес, будто винтовку.
"Куда она девалась? – лихорадочно думал Василий. – Почему так быстро исчезла – неужели заметила агента? Да нет, он-то профессионал. A что если она узнала мой "Москвичок"? Да, но почему же тогда профессор... Антонина Степановна, Антонина Степановна... Да нет, какая Антонина Степановна -Антон Степанович. Прокурор Антон Степанович Рейкин!.. Так-так-так... Прокурор меня узнал и потому скрылся. Значит, профессор – человек нездешний, так сказать, гастролер, если меня и мою машину в лицо не знает. Да, дело обретает опасный оборот..."
Приближаясь к центру Кислоярска, улица становилось все более многолюдной, больше появилось и автомобилей, так что слежка стала затруднительной. Решив положиться на агента наружного наблюдения, Дубов прибавил ходу и поехал прямо на Елизаветинскую, в свою сыскную контору, которая находилась неподалеку от гостиницы "Кислоярочка". Не успел он проделать и пол пути, как в рации вновь раздался знакомый голос:
– Объект Ч. зашел в женское отделение туалета на углу Матвеевской и улицы Кришны, однако, гм, степень величины ее нужды определить не представляется возможным.
– A как ее соседи?
– Не имею возможности проследить, кто находится в соседних кабинках, – ответил агент.
– Да нет, я имел в виду соседей по гостинице, – уточнил Дубов.
– Гречкина так и не появилась, а Oльховский остановился напротив туалета. Однако наблюдение затруднено повышенной многолюдностью.
"Что же делать? – думал Василий, поднимаясь к себе в контору. -Можно, конечно, задержать и "Антонину Степановну", и "профессора Ольховского", но что это даст? Нет, надо еще последить".
Размышления детектива прервал очередной выход на связь:
– Объект вернулся в гостиницу. Вы просили проследить за соседями -перед самым входом Чаликовой в отель появилась госпожа Гречкина. Она и профессор Oльховский вошли в "Кислоярочку" следом за ней.
– И где они теперь? – напряженно спросил Дубов.
– Чаликова вернулась к себе в номер, сразу следом за нею туда вошли и те двое.
– И давно они там?
– Минут пять. A, вот уже и вышли. Объект остался один в своем номере.
– Живая?! – вскочил из-за стола Дубов.
– Ж-живая, – не совсем уверенно подтвердил агент. – Но Гречкина и профессор Oльховский уже покинули гостиницу с чемоданами. Так быстро!..
– Проследите хотя бы за одним из них, – чуть не с мольбой попросил Дубов. – Возможно, это опасные преступники. A я сейчас буду в гостинице.
* * *
Надежда Чаликова относилась к числу тех женщин, которые привыкли выглядеть эффектно даже наедине с собой. A выглядела она так уже от природы. Разумный минимум косметики мило дополнял ее изначальные природные данные, создавая то, что мужчины называют: "Вот это женщина!". И все это, сдобренное проницательным умом, тонким юмором и находчивостью, делало Чаликову одной из лучших журналисток нашего времени.Но за фасадом успеха и целеустремленности скрывалась легкоранимая женщина, создавшая себе такой образ и, как щитом, прикрывшая им свое сердце, однажды уже перенесшее горечь разбитой любви. Такое нередко бывает в нашей жизни – ты любишь человека, а он тебя нет. Банальная история, но сколько трагедий стоит за этой банальностью: сломанные судьбы, опустошенные души, загубленная жизнь. Слава богу, Надежда оказалась сильной и не сломалась. Но произошло нечто в ее душе, будто пронесся холодный вихрь, и она укрыла свое сердце за фасадом внешней легкости, в которую похоже, уже и сама начала верить. Она не позволяла себе никого больше впускать в свою жизнь, в свои чувства. Ради карьеры – говорила она себе, хотя на самом деле просто боялась вновь испытать горечь разочарований. И мужчины в ее жизни приходили и уходили, но ни одному из них не удавалось остаться в ее сердце. Более близкие же отношения она привыкла воспринимать как нечто, ни к чему серьезному не обязывающее. Многих знавших ее мужчин это вполне устраивало, но сама Надя все же где-то в глубине своего израненного и опустошенного сердца ждала, хотя даже самой себе не желала в этом признаваться. Что же она ждала? Наверное, того же, чего ждут все люди, но увы – не все обретают: величайшего счастья взаимной любви.
* * *
После бурного интервью у товарища Разбойникова и не совсем приятного общения с соседями по гостиничному коридору Надежде требовался отдых с горячим душем. Но не успела она приготовиться к этой процедуре, как распахнулось окно и в номер влетел молодой человек, которого журналистка видела сначала возле тюрьмы, а затем в синем "Москвиче" на Матвеевской улице, и приняла за дополнительного соглядатая от тех людей, с которыми ей пришлось иметь дело сразу по приезде в Кислоярск.Встав в обличительной позе на фоне трюмо, сей молодой человек с пафосом провозгласил:
– Снимайте личину – я разгадал все ваши коварные замыслы! Ваша карта бита, товарищ соучастница!
– Чего вам от меня еще надо? – устало произнесла Чаликова. – Я все сделала и все передала...
– Ага! Значит, вы передали! – радостно вскричал непрошеный гость. Но тут у него из кармана пиджака раздались некие непонятные звуки. Молодой человек вынул какой-то аппарат с антенной, который тут же заговорил:
– К сожалению, результаты неутешительные. Объект Антонина Степановна Гречкина заметила слежку и начала петлять по городу, выказав хорошее знание конспирации и топографии Кислоярска, а в районе Пшеничной улицы исчезла из поля видимости.
– Этого следовало ожидать, – ответил молодой человек и, небрежно отправив аппарат на прежнее место, вновь обратился к журналистке: – Не беспокойтесь, госпожа Чаликова, ваши сообщники не уйдут от ответа. A теперь сознавайтесь, что вы делали у Разбойникова!
– Да кто вы, собственно, такой?! – только теперь пришла в себя от столь бурного налета Надежда Чаликова.
– Вы хотите знать, кто я? – гордо приосанился гость. – В таком случае, разрешите представиться: Василий Дубов, частный детектив.