Сувестр Пьер. Любовные похождения князя

 

 
   Что же стряслось с Фирменой? Она намеренно прогуливала работу или просто запаздывала?
   Расставаясь с любовником, девушка, казалось, очень спешила.
   – Морис, я побежала, до вечера! – прокричала она.
   Она быстро спустилась по лестнице и выскочила на авеню Версаль.
   Молодая работница стремительно зашагала по набережной по направлению к метро, но не пройдя и ста метров, замедлила ход. Теперь она двигалась неторопливой поступью, казалось, с интересом наблюдая за такелажниками, сгружающими с тяжелых барж рыжий песок, который крупинками золота блестел на солнце.
   Было не более половины девятого; утро выдалось великолепным. С реки поднимался легкий пар, солнце еще не пригревало, но уже повсюду разливались его лучи, как обещание, первая летняя улыбка.
   Похоже, Фирмена совсем не спешила!
   Несколько раз она взглядывала на изящные серебряные часики, которые вынимала из корсажа.
   Поистине, работница не так уж торопилась в мастерскую, как расписывала любовнику!
   В течение нескольких минут она, облокотившись на парапет, следила за планомерной работой огромного крана, запускающего ковш в чрево груженного песчаником судна, восхищалась силой землекопов, точными и ритмичными движениями перебрасывающих тяжелые камни, затем ее внимание привлек удильщик в широкополой соломенной шляпе, терпеливо и без особой надежды водивший удочкой по воде, самопоглощенно забрасывающий ее выше по течению…
   Так поротозейничав минут пять, Фирмена медленно тронулась дальше.
   По мере приближения к метро ей все чаще попадались служащие, спешившие наперегонки к подземному транспорту, обязанному их доставить на рабочие места.
   В ней было столько очарования, что мужчины оборачивались, а женщины заглядывали в лицо. Но воистину, ей было не до них! Опустив голову, Фирмена упрямо глядела под ноги, словно думала там найти рецепт от забот.
   – Глупая штука – жизнь, – шептала она. – Глупая и скверная!
   Когда она наконец подошла к спуску в метро, было десять минут десятого, двери мастерской давно закрылись.
   Фирмена купила билет, прошла на перрон.
   Четверть часа спустя, сделав пересадку на площади Звезды, она вышла на площади Клиши, что было весьма далековато от Рю де ла Пэ.
   Фирмена солгала любовнику, обожаемому любовнику, сказав, что идет в мастерскую!
   Площадь Клиши – а время подходило к без четверти десять – была запружена, обезображена горланящей толпой простолюдинов. Стараясь оставаться незаметной, Фирмена вынырнула из метро. Она огляделась по сторонам, задержала взгляд на улице Вио.
   – Никого. Еще полчаса дожидаться!
   Приободрившись, девушка двинулась через площадь к статуе маршала Монсея, у подножия которой раскинулся настоящий цветочный базар; она придирчиво выбрала букетик гвоздик и роз, приколола его к корсажу и отправилась по магазинам. Она наведалась в универмаг, неизвестно зачем расположившийся на перекрестке, пробежалась по отделам, не забывая время от времени посматривать на часы.
   Фирмена все больше мрачнела и грустнела. Очевидно, она кого-то или что-то ждала. Не надо быть ясновидящим, чтобы почувствовать ее досаду.
   В этой фланирующей девушке не осталось ничего от утренней возлюбленной, веселой и обворожительной, припадавшей к изголовью юного Мориса и восклицавшей в порыве страсти:
   – Милый! Милый! Если бы ты знал, как я тебя люблю!
   Когда часики показывали половину одиннадцатого, Фирмена, изрядно находившись, покинула магазин и снова глянула на площадь.
   – Ну и точность! – усмехнулась она.
   Она намеревалась было ступить на проезжую часть, но, передумав, свернула на улицу Сан-Петербург.
   – Нетушки! Еще не время. Пусть помается минут; двадцать, это пойдет ему на пользу!
   Женщине до кончиков ногтей, Фирмене совсем не хотелось приходить на свидание первой.
   Так добредя до площади Европы, без четверти одиннадцать она повернула назад. Очутившись вскоре на площади Клиши, она направилась к роскошному автомобилю – закрытому лимузину, который стоял там уже довольно продолжительное время.
   Юная работница виновато улыбнулась шоферу, который вылез ей навстречу со степенным и достойным видом и, сдернув с головы фуражку, торопливо распахнул ей дверцу.
   – А вот и вы, моя красавица!
   Ее приход был встречен радостным возгласом.
   С ленивой беспечностью раскинувшись на подушках сиденья, ее поджидал мужчина, шикарный джентльмен, который при появлении Фирмены казался на седьмом небе от счастья.
   – Дайте поцеловать вашу ручку, милочка.
   Замерший у распахнутой двери шофер осведомился:
   – Куда поедем, господин виконт?
   Незнакомец, виконт де Плерматэн, бросил:
   – Везите в лес, а там будет видно!
   Он был шикарным мужчиной, виконт де Плерматэн, с такими почестями усаживающий в автомобиль любовницу Мориса, красавицу Фирмену.
   Ему было около сорока пяти, но с помощью ухищрений туалета, тонких уловок, мрачной элегантности он умел казаться совсем юнцом.
   – Дорогая, милая Фирмена, – продолжил он, когда автомобиль тронулся с места и, тихо и нежно урча, покатил по бульвару Батиньоль, – у меня такое ощущение, что с каждым днем я все крепче привязываюсь к вам, все сильнее влюбляюсь… Вы сводите меня с ума!
   Фирмена уселась поудобнее.
   Работница, еще несколько минут назад запросто путешествовавшая в плебейском метро, чувствовала себя как нельзя лучше в великолепной машине. Она поглубже устроилась на мягких подушках сиденья, с грациозно-непринужденным видом взялась за спадавшие с кресла ремни и, небрежно закинув ногу на ногу, уперлась каблучком в обитую бархатом скамеечку. Поскольку виконт замолчал, она пошутила:
   – Неужели вы ходите по ювелирным лавкам?
   – Что вы имеете в виду?
   – Фразы, подобные вашим, пишут на шкатулках для амулетов!
   – Что за фразы, моя красавица?
   – Люблю тебя все крепче с каждым днем.
   Сегодня больше, чем вчера, но еще сильнее завтра…
   Это Розмонд Жерар!
   Виконт спрятал ехидную улыбку:
   – Фирмена, мне не нужны ювелирные лавки, чтобы объяснить, насколько вы восхитительны! Подобные слова черпают в душе… Но раз уж вы завели об этом разговор… Вы правы, я действительно туда заглядывал… Нравится?
   Вынув футляр из автомобильного кармашка, виконт вручил Фирмене великолепный подарок: играющий на солнце дорогой браслет!
   – О! Какая прелесть! Как мило с вашей стороны! Да, мне очень нравится.
   Фирмена продела запястье в золотой обруч.
   – Вы довольны? Тогда поцелуйте меня! Так что же, скверное дитя?
   Фирмена насупилась.
   – Ах, дорогой, какой вы неумеха! – воскликнула она. – Сводите на нет самые прелестные задумки! Очень любезно купить мне браслет, но нелепо тут же требовать вознаграждение! Вы словно покупаете мои поцелуи.
   Виконт Раймон де Плерматэн нервно заерзал в глубине сиденья.
   – Какая вы жестокосердная! – прошептал он. – Вы полагаете, что поцелуями можно торговать? Я вас прошу меня поцеловать только потому, что люблю вас и…
   Но Фирмена оборвала его на полуслове:
   – И, естественно, как все мужчины, считаете, что раз вы меня любите, то я обязана вам отвечать тем же. Это как бы подразумевается само собой?
   Мгновение виконт медлил с ответом.
   – Ох, Фирмена, – наконец выговорил он, – вы глубоко заблуждаетесь. Я не думаю, что это подразумевается само собой… Но и вы не сочтите меня за глупца, обманывающегося насчет ваших чувств.
   Фирмена заметила, с каким ядом были произнесены последние слова. Она испугалась, что зашла слишком далеко.
   – Полноте! Не дуйтесь! Вот так. Не стройте из себя злюку! Поцелуйте меня! Нет, покрепче, от всего сердца! Мне было очень приятно!
   Машина поравнялась с воротами Дофин, шофер обернулся, ожидая приказаний.
   – Куда поедем, Фирмена? – осведомился виконт. – Не хотите ли пообедать в окрестностях Манта, я знаю там маленький островок… уединенный, но уютный ресторан…
   Фирмена усмехнулась:
   – Махнем в ресторан влюбленных!
   Виконт через трубу отдал шоферу приказ. Машина резво поколесила по дороге…
   Фирмена вся отдалась наслаждению прогулкой; подобные поездки в автомобиле были ей в новинку – с виконтом де Плерматэном она познакомилась совсем недавно. Молчание нисколько ее не тяготило.
   – Кстати, Фирмена, откуда вы сегодня явились? – нарушил паузу виконт.
   – Что значит «откуда»?
   – Вы опоздали на полчаса?
   – И что?
   – А то, что от улицы Брошан до площади Клиши на метро максимум минут пятнадцать езды; если учесть, что матери вы наверняка сказали, что отправляетесь в мастерскую и, следовательно, вышли как обычно, в половину девятого, получается, вы где-то до меня шатались…
   – Шаталась?
   – Ну, если вам так больше нравится, бродили!
   – Это что, допрос? Я ходила по магазинам.
   – Неужели?
   – На площади Клиши… вот, купила перчатки…
   Фирмена достала из сумочки небольшой сверток в фирменной упаковке, она и впрямь посетила отдел перчаток.
   Виконт открыл было рот, но с видимым усилием проглотил ответ. Но Фирмена, женщина до мозга костей, не могла не уловить в наступившем молчании скрытого подвоха.
   – Тогда давайте начистоту! Почему вы мне не верите? Что вы себе вбили в голову? У вас богатое воображение, мой дорогой!
   – Ах, воображение! Да тут все ясно, как Божий день!
   – Что еще?
   – Фирмена, полегче!
   Девушка топнула ногой:
   – Договаривайте до конца! Надоело!
   – Вы слишком дразните меня… Так вот, клянусь, сегодня вы явились от сердечного дружка!
   – Сердечного дружка?
   Фирмена прыснула. С присущим женщинам хитроумным коварством, она увиливала от двусмысленных и слишком прямолинейных вопросов. И потому смеялась!
   А смеющейся женщине что скажешь? Можно только восхищаться ее зубками, жемчужинами в алом обрамлении губ.
   Кроме того, она ничем не погрешила против истины. В ее ответах не было ни слова неправды. Она в самом деле была на площади Клиши. И даже не отрицала, что пришла от возлюбленного: она просто хохотала, хохотала во все горло. А без памяти влюбленному, до глубины души уязвленному виконту де Плерматэну приходилось смотреть на хохочущую красивую куклу, явно издевающуюся над ним, но которую он был не в силах ни на грамм разлюбить.
   Они почти не разговаривали во время оставшегося до Манта пути, стараясь избежать сцены, неминуемость которой оба ощущали.
   «Она обманывает меня, но что ж тут поделать», – говорил себе виконт.
   «Не стоит с ним ссориться», – размышляла Фирмена.
   Время от времени она роняла взгляд на браслет, который богатый угодник несколько минут назад надел ей на запястье…

 

 
   Они невольно вернулись к больной теме после обеда в маленьком ресторанчике, возле которого виконт приказал остановить машину, изумив озабоченно захлопотавших официантов своим появлением и особенно распоряжением накрывать в отдельном кабинете.
   Отставив бокал с шампанским, сухим «Монополем», виконт заметил:
   – Ах, милочка! Любили бы вы меня, сколько упоения мог бы принести этот день, проведенный вдали от всех, только вдвоем!
   Девушка устало повела плечами:
   – Любили да любили! Заладили, ей-Богу! Причем у вас такой вид, будто любить меня – что-то из ряда вон выходящее! Думаете, у меня недостаток в кавалерах?
   Виконт обиженно возразил:
   – Вы заблуждаетесь, дорогая, как раз в этом я не сомневаюсь…
   – Значит, по-вашему, я сплю с кем попало?
   – Вы сами только что хвастались…
   – Грубиян!
   По счастью, виконту было прекрасно известно, с какой злополучной легкостью равнодушные женщины изводят своих поклонников, обращая против них вырвавшиеся в запале слова.
   – Не сочиняйте, что вы спите с кем попало, как вы тут несколько фривольно выразились. Фирмена, я знаю вам цену! Вы не такая, чтоб отдаваться первому встречному… Согласен…
   – Какое счастье!
   – Но, с другой стороны, вы можете отдаться и без любви…
   – Вы себя имеете в виду?
   – В то же время отдаваясь другому, любимому…
   – Опять вы про любовника?..
   – Возможно…
   – Может, хватит, дорогой!
   Побледнев, виконт приподнялся:
   – Вы признаетесь?
   Фирмена вспылила.
   – Признаюсь? – заявила она. – Признаюсь в чем? Разве что в том, о чем бы вы, кичащийся своей прозорливостью, могли бы и без моей помощи догадаться!
   – А именно?
   – Да о чем может помышлять, чего может хотеть такая женщина как я, любимая мужчиной вроде вас? Конечно, сделаться его любовницей!
   – Ну?
   – Перейти к нему на содержание!
   – Ну?
   – Что вы нукаете? Стать шлюхой! Вот куда заводят шашни с вашим братом! Нет, вы только вообразите, виконт де Плерматэн берет в супруги работницу мадемуазель Фирмену Беноа? Думаете, я дурочка! Не на такую напали…
   Виконт пожал плечами.
   – Все это не ново, – отозвался он. – Я от вас никогда не скрывал, что женат…
   – Ну, разумеется!
   – Так в чем же дело?
   – А в том, дорогой, что вы не вправе меня упрекать в пренебрежении вашим чувством. Такие как вы неспособны влюбиться в девушек вроде меня! Вот Морис!..
   – Морис?
   Настал черед Фирмены побледнеть.
   В запале она неловко выдала себя. Все отрицать? Другая на ее месте, может, и попыталась бы, но Фирмена была из женщин, теряющих в гневе рассудок, всякое чувство меры.
   – Да, Морис! Раз уж вам это так приспичило, знайте! У меня есть любовник. Если вам угодно, сердечный друг!
   – Вы меня обманываете?
   Фирмена горестно покачала головой. На ее глаза навернулись слезы; внезапно расчувствовавшись, молодая работница возразила:
   – Я его обманываю, а не вас!..
   И с рыданием в голосе, она выпалила на одном дыхании:
   – Я познакомилась с Морисом задолго до вас. Он очень славный, и я люблю его. Да, люблю! Вот так! И этого не скрываю. Мне надоело лгать. Сердитесь сколько вам влезет. Морис не такой франт. Нет! Отнюдь! Он не делает роскошных подарков, он сам зарабатывает на жизнь. Он рабочий, труженик… вроде меня. Когда он дарит мне букетик фиалок за два су, он отрывает их от себя… И он любит меня…
   И она торжествующим тоном завершила:
   – Он не виконт… он не женат… И женится на мне!..
   Виконт не ответил. Понурив голову, он со странной безучастностью разглядывал фужер, в котором пузырилось игристое вино.
   Пауза затягивалась…
   Наконец, несколько успокоившись, Фирмена поинтересовалась:
   – Вы хотели знать правду? Вы ее получили. Теперь вы меня бросите?
   Виконт де Плерматэн медленно поднял голову. В его лице не было ни кровинки. Взглянув на Фирмену полными бесконечной тоски глазами, он медленно произнес:
   – Зачем вы так? Чтобы сильнее меня помучить? Вы прекрасно знаете, я вас люблю. Люблю безумно!.. Страстно!.. Не могу представить жизни без вас. Не могу без вас провести и дня! Что бы между нами ни стояло, как бы беспричинно, бессмысленно жестокосердны вы ни были…
   – И что вы намерены предпринять?
   Виконт де Плерматэн поднялся:
   – Ждать и надеяться! Ждать, когда вы поймете, как я вас люблю… Надеяться, что поняв, вы вернете мне жалкую толику моего чувства.
   Затем изменившимся голосом виконт предложил:
   – Хотите, позовем машину? Подольше покатаемся. Вам когда надо быть в Париже, в семь?
   – В половине седьмого…
   – Вы спешите?
   – Да.
   Он не настаивал. Он был слишком влюблен, слишком это показывал, сражен наповал женщиной, любившей другого и не побоявшейся в этом признаться.
   Вечерело. Шофер включил фары, и Фирмена молча – после обеда она едва обмолвилась с виконтом несколькими фразами – наслаждалась бегом мощного лимузина, могучими прожекторами рассекавшего ночное пространство среди безмятежно лежащих деревень.
   На ее часиках было шесть. До Парижа оставалось совсем близко, она успевала вернуться вовремя.
   Внезапно машина стрельнула. Шофер нажал на тормоза, лимузин встал, виконт де Плерматэн, повернувшись к спутнице, доложил:
   – Покрышка полетела.
   – Это надолго?
   Фирмена уже сердито хмурила брови, почти обвиняя в аварии любовника, хотя тот и не имел к происшедшему ровно никакого отношения.
   – Минут на пятнадцать, – заверил виконт. – У меня очень опытный шофер, он мигом сменит колесо.
   Несмотря на вечернюю прохладу, Фирмена соскочила на землю; понаблюдав за ходом починки, она властно скомандовала:
   – Отвезите меня к метро на площади Клиши.
   Виконт де Плерматэн вздрогнул от удовольствия:
   – Вы возвращаетесь к матери?
   Исходя злобой, Фирмена взглянула на любовника. Она понимала, какими тоской и страхом сейчас полнится его сердце, но бессознательно мстя за Мориса, за боль, которую тому довелось бы испытать, догадайся он о проведенном с другим дне, коротко бросила:
   – Да, сначала я поеду на улицу Брошан!
   Виконт де Плерматэн вздохнул.

 

 
   – А! Явилась! Наконец-то! Где ты была?
   Разъяренная, вся трясущаяся от гнева мадам Беноа распахнула дверь и в упор уставилась на дочь Фирмену, которая после полуторасуточного отсутствия преспокойно, с завидным хладнокровием, возвращалась к родному очагу… И похоже, совсем не спешила объяснять свое, по меньшей мере, странное поведение.
   Впрочем, Марго, отвратительная ленивая замарашка, не дала ей и рта раскрыть.
   – Знаешь, – крикнула она из глубины квартиры, – в мастерской уже сыты по горло твоими выкрутасами. Мадам Бланш так и сказала, мол, если не хочет работать, пусть только скажет! Желающих хватает!..
   Фирмена пожала плечами:
   – Не твоего ума дело! Хватит за мной шпионить. Я же не спрашиваю, намяли ли тебе сегодня бока за то, что таскаешь в кармане жареную картошку…
   Младшая сестра вызывающе смотрела на старшую. У нее была неприятная манера тянуть слова:
   – Ах так! Ладненько! Так заруби себе на носу: что хочу, то и говорю! Ясно? И жру, что нравится! Нацепила цацки и…
   Наметанный девчоночий глаз тут же выхватил новую драгоценность, а злоба, подогретая бесконечными придирками, которые ей с утра до вечера приходилось терпеть в мастерской, побудила указать матери на украшение.
   Мадам Беноа тоже заметила блестевший на запястье Фирмены браслет, который та, по рассеянности, забыла снять.
   – Можно взглянуть? – попросила она. – Покажешь, Фирмена? Покажи…
   – Вот, мама, смотри.
   Фирмена надменно протянула руку и насмешливо спросила:
   – Правда, красиво?
   Мадам Беноа так и позеленела:
   – Где ты его купила?
   – Я не покупала…
   – Так я и чувствовала! Кто тебе это дал?
   – Один человек…
   – Что еще за человек? Любовник?
   Невозмутимо опустившись в кресло, Фирмена кивнула:
   – Наверное. Во всяком случае, этот господин очень меня любит!
   – Значит, – заключила мадам Беноа, все более распаляясь, – значит, поэтому тебя и не было ночью… Ну и ну! Да ты стала шлюхой!.. Последней шлюхой! В мастерской тебя днем не видать, зато по ночам тебе дарят браслетки…
   Словно не замечая материнского гнева, Фирмена покачала головой:
   – Мама, поверь, браслет тут ни при чем, я и получила-то его днем…
   Но мадам Беноа рассвирепела не на шутку. Она с неистовой яростью обрушилась на дочь, которой, казалось, было все как с гуся вода. Фирмена хладнокровно изводила бедную женщину, а когда та, в отчаянии, со рвалась на крик, рубанула:
   – Довольно! Ноги моей больше здесь не будет!
   Фирмена резко вскочила и начала складывать вещи:
   – Все, черт побери! Ухожу! А все по вашей милости! Марго шпионит, ты ругаешься… Привет! Вернусь, когда вы порастеряете свой пыл…
   Она направилась к дверям; мадам Беноа ошарашенно спросила:
   – Опять уходишь? Ночевать не будешь?
   – Возможно! – усмехнулась Фирмена.
   Она поспешно сбежала с лестницы, рассуждая на ходу:
   – Морису я обещала быть в половину десятого, если потороплюсь, то успею к четверти десятого…
   Когда дело касалось Мориса, Фирмене не приходило в голову заставлять себя ждать!

Глава 4

ОТРУБЛЕННАЯ ГОЛОВА

   – Ого! Кого мы видим!.. Здравствуйте, сударь! Эй!.. Добрый вечер, господин Морис! Вы что-то совсем загордились, проходите – даже не обернетесь, наверное, из-за воскресного костюма, хотя сегодня понедельник.
   Было около восьми вечера.
   Молодой рабочий, с волнением и не без нетерпения ожидавший прихода красавицы Фирмены, которая пообещала провести с ним ночь, и имевший в запасе добрых сорок минут, бродил в окрестностях дома, по набережной Отей, с наступлением вечера становившейся все более малолюдной.
   Юноша был настолько поглощен мыслями, что не сразу заметил субъекта, несколько раз окликнувшего его.
   При последнем оклике Морис, словно очнувшись от пленительных грез, взглянул на прохожего и с шутливым изумлением всплеснул руками.
   – Кого я вижу! – воскликнул он. – Могу ли я верить своим глазам? Бузотер, папаша Бузотер.
   – Он самый! Собственной персоной! – откликнулся тип, игриво отвешивая легкий поклон молодому рабочему, который с нескрываемым любопытством рассматривал представшую перед ним личность.
   – Дьявольщина! Да мы с тобой не видались целую вечность!.. Где ты пропадал, Бузотер?
   Забавный старикашка приложил палец к губам, теряющимся в косматой бороде, и, напустив таинственный вид, шепнул:
   – Об этом потом! Я тут отсидел три месяца во Фреснах…
   И, пожав плечами, он пояснил:
   – Все за ту же дурость! Бродяжничество или что-то в этом роде; можно подумать, у этих чертовых судей одно на уме – упечь меня в тюрягу… Зато уже больше года я при деле!
   Собеседник слушал его в полном молчании, меж тем как тип, резко оборвав свои разглагольствования, покосился на невзрачный кабачок неподалеку от набережной, на фасаде которого красовалась вывеска «Чудесный улов», вполне уместная, если учесть близость реки.
   – Заглянем? – предложил Бузотер. – Хлопнем по стаканчику, мне надо, господин Морис, кое о чем вас порасспросить…
   У рабочего было время, он мог принять приглашение, не боясь опоздать к приходу Фирмены.
   Приглашение? Морис нисколько не обольщался насчет Бузотера и прекрасно понимал, кому придется платить. Но он был при деньгах… К тому же, слыл в квартале человеком надежным, да и своеобразная личность Бузотера не внушала ему неприязни.
   Мужчины вошли в кабачок, заказали кофе.
   – Ну, – полюбопытствовал Морис, пока Бузотер с наслаждением глотал обжигающий напиток, – ты, говоришь, работаешь?
   Бродяга вновь напустил таинственный вид и придвинул к рабочему свой табурет:
   – Так точно, господин Морис, потому вы мне и нужны… Я работаю утопленником!..
   Морис ошарашенно взглянул на Бузотера.
   – Утопленником? – переспросил он. – Как это?
   – Да просто прыгаю в воду и начинаю тонуть, и чем чаще, тем лучше…
   – А зачем? – перебил Морис.
   – Черт побери! – Бузотер стукнул кулаком по столу, словно говорил о самых очевидных вещах. – Чтоб меня вытащили спасатели! Понимаете, за живого утопленника им дают двадцать пять франков. Потом мы делимся по-братски. За один раз я имею десятку.
   Морис молча улыбнулся, а Бузотер продолжал:
   – Забавная работенка, правда, господин Морис? А что вы хотите, как можешь, так и крутишься! Летом даже приятно искупаться: освежает, грязь смывает. Зимой потяжелее, но я беру пятнадцать вместо десятки… Впрочем, зимой я частенько отсиживаюсь в тюряге! И дела вроде ничего идут. Главное, отношения чисто приятельские. Знаете, а со спасателями меня свели здешние хозяева, мои давнишние знакомые.
   Рыбак рыбака видит издалека! В последнем заявлении Бузотера не было ничего невероятного. Конечно, необычный бродяга мог, даже должен был знать странных держателей сомнительного заведения, расположенного близ берегов Сены, на набережной Отей, и его сомнительную клиентуру из кварталов Поэн-дю-Жюр и Гренель.
   Хозяйничала в заведении старуха, прозванная мамашей Тринкет, о которой ходила самая дурная слава. Кочуя из квартала в квартал, из тюрьмы в тюрьму, эта мегера постоянно разыскивалась полицией, неоднократно судилась за кражи и укрывательство краденого и, само собой, не могла торговать под собственным именем. Но, подсуетившись, она обзавелась сообщником по имени Леонс, дюжим молодцом, бывшим ярморочным артистом, который, конечно, не блистал умом, но обладал исполинской силой и бычьим торсом, а его кряжистый вид служил лучшим подспорьем, когда, что, впрочем, случалось нередко, буйство и потасовки в зале вынуждали хозяев выставить посетителей за дверь!
   «Чудесный улов» был мерзопакостным кабаком, приткнувшимся в гнусном месте; про него гуляли самые скверные сплетни. Этот притон облюбовали темные личности, громко именующие себя спасателями и изображающие из себя этаких бравых молодцов, которые несут несменную вахту на берегу и готовы каждую минуту рисковать жизнью, вытаскивая из воды несчастных!
   Люди же наблюдательные и хорошо с их деятельностью знакомые прозвали их менее торжественно, но более метко – «морскими разбойниками».
   Их обвиняли в фальсификации спасения с единственной целью: положить в карман вознаграждения, а некоторые отчаянные головы готовы были присягнуть, что они сталкивают в воду добропорядочных прохожих, дабы потом выудить их, не преминув при этом обчистить до нитки!
   И в это подозрительное и странное заведение Бузотер затащил Мориса поговорить о деле.
   Придвинувшись к краю столика, они вполголоса беседовали среди галдежа и брани собравшейся здесь тошнотворной публики: матросов, прощелыг, бродяг и проституток.
   – Мне хотелось бы вытрясти из правительства какую-нибудь награду, – втолковывал Бузотер Морису, – пенсию или, на худший случай, медаль… Одним словом, бумагу или ленту, которая сможет произвести впечатление, если вдруг случится оказаться в уголовном суде…