Французы кричали: "Реформу!", что по-английски значит - "Хартия и никаких
уступок!...".
Эти мысли находят отражение в одном из лучших стихотворений Джонса -
"Марш Свободы". Приветствуя революции, разбудившие весь европейский
континент от Вислы до Тахо, от Тибра до Сены, поэт радостно встречает приход
Свободы на берега Темзы, в "рай капитала и ад труда". Свобода несет
англичанам Хартию. С первых же строф Джонс призывает к объединению "рабов
всех стран", ибо в объединении он видит успех "великого дела свободы".
Это стихотворение Джонса перекликается со стихотворением Шелли
"Свобода". В центре обоих стихотворений - образ Свободы и сюжет строятся
одинаково: речь идет о ее победоносном шествии. Но революционная
действительность уже давала Джонсу реальный материал для конкретного
разрешения темы свободы. Вместо романтически отвлеченного образа космической
"Свободы", созданного Шелли, Джонс славит Свободу, которую несут на своих
знаменах революции 1848 г. Стихотворение с большой силой передает
революционный пафос героических дней 1848 г., ненависть к старому миру и
веру в счастливое будущее человечества. Оно пронизано единым и стремительным
движением, что передается в его четком маршевом ритме.
Наличие двух враждебных классов в обществе и жестокой классовой борьбы
между ними отражается в произведениях Джонса в образах "олигархии" и
"народа", "угнетателей" и "рабов". В основу многих стихотворений и речей
Джонс кладет свой излюбленный прием, прием контраста. Как крупный
художник-реалист, рассматривающий жизнь в непрерывной борьбе, он сталкивает
два мнения, две морали, два мировоззрения.
Исходя из того, что тяжелые условия существования заставляют
пролетариат бороться за свое освобождение и что пролетариат сам освободит
себя и все человечество, Джонс в своих стихотворениях 1846-1848 гг. силой
логики художественного произведения подводил рабочего читателя к мысли о
закономерности требования насильственного завоевания хартии.

* * *

1848 год был переломным годом в творчестве Джонса. Известие о
февральской революции во Франции, наряду с экономическим кризисом в Англии,
дало новый толчок чартистскому движению. Массами овладело революционное
настроение. Левое крыло чартистов воспользовалось этим обстоятельством,
чтобы еще больше увеличить число подписей под петицией, достигшее 5
миллионов. Джонс настаивал на сформировании временного правительства в
Англии и был избран чартистской национальной ассамблеей членом этого
правительства. Он призывал не ограничиваться конституционными мерами в
случае отклонения петиции парламентом. "Я верю, - говорил он, - что народ
готов на решительный бой - и последний час рабства пробьет, наконец... Еще
один шаг, и если он даже будет сделан железной стопой, мы достигнем своей
цели".
В своей агитации за революционное завоевание хартии Джонс встречал
сопротивление мелкобуржуазной фракции чартизма, напуганной размахом
движения. Этот раскол накануне решающих событий привел к провалу огромной
демонстрации, собранной чартистами 10 апреля 1848 г. Хартия была отвергнута
в третий раз.
В июне 1848 г., после подавления чартистского движения, Джонс был
арестован и приговорен к двухгодичному тюремному заключению за
"подстрекательство к бунту". Еще не оправившаяся от смертельного страха
буржуазия жестоко мстила руководителям чартистского движения. Джонс был
брошен в одиночную камеру. В течение 19 месяцев ему было запрещено читать и
писать. Однако и по прошествии этого срока выбор допускавшихся в его камеру
книг был строго ограничен: ему не давали даже трагедий Шекспира. Но
тюремщики не могли сломить железной воли Джонса; несмотря на тяжелую
болезнь, он втайне продолжал писать. Лучшая его поэма "Новый мир" (The New
World, 1851) была написана в тюрьме его собственной кровью между строк
молитвенника грачиным пером, случайно залетевшим к нему в окно.
Революционный дух этой поэмы служит лучшим доказательством того, что
буржуазии не удалось поколебать веры Джонса в неминуемую победу
пролетариата. Об этом свидетельствует и его письмо судье, замечательное
смелостью и глубиной мысли. "Милорд, берегитесь времени!.. - писал Джонс. -
Вы думаете, что чартизм подавлен. Поймите, что он гораздо сильнее, чем был".
Поражение чартистов и разгром июньского восстания во Франции были для
Джонса тяжелым испытанием. Но он вышел из этого испытания с более глубоким
пониманием задач социальной революции. Классовый опыт чартистского движения
и революций 1848-1849 гг. окончательно разбил иллюзии Джонса относительно
возможности одним завоеванием хартии разрешить социальный вопрос в Англии.
Посвящая поэму "Новый мир" "народам Соединенного Королевства и
Соединенных штатов", Джонс пишет, обращаясь к американским читателям: "У вас
- республика, как было в Венеции, но республиканская форма сама по себе еще
не обеспечивает ни процветания, ни свободы, хотя и важна для их
осуществления. Политическими правами может пользоваться и социальный раб".
В зарождении "самого худшего вида аристократии - аристократии денег и
должностей" - Джонс видит угрозу политическим свободам и призывает всячески
противодействовать этому "золотому проклятию, охватившему страну". Позднее,
в статье "Юная республика и права труда", разоблачающей американскую
лжедемократию, он высказывает глубокое понимание иллюзорности буржуазных
"свобод" в обществе, основанном на капиталистической эксплуатации и погоне
за прибылью.
"Республиканские институты, - писал Джонс, - не являются гарантией от
социального рабства. Там, где дозволено существовать большой разнице между
собственностью одного человека и собственностью другого, там никакие
политические законы не смогут спасти рабочего от наемного рабства; там, где
свободный доступ к средствам труда отрицается, где этот доступ зависит от
воли нескольких богачей, там последние могут свести наемное рабство,
посредством конкуренции, к различным формам нужды... Блестящий пример
недействительности политических законов, ...если социальная система не
базируется на здоровой почве, дают США!"
Широкий опыт чартизма и революций на континенте дал Джонсу-поэту
возможность показать разрыв английского пролетариата с иллюзиями, связанными
с завоеванием хартии. Поэма "Новый мир" представляет собою первую в
английской литературе попытку художественного обобщения нового исторического
опыта английских рабочих масс, вынесенного из испытаний 1848 г. Тема этой
поэмы - классовая борьба, завершающаяся победой народа.
Замысел поэмы не воплотился в достаточно ярких, пластически осязаемых
образах. Сама действительность в этот период, когда, по словам В. И. Ленина,
буржуазная революционность уже умирала, а пролетарская революционность лишь
нарождалась {См. В. И. Ленин. Соч., т. 18, стр. 10.}, не давала материала
для их создания. Но важно уже и то, что в основе поэмы лежала, хотя и
выраженная в несколько отвлеченной, схематической форме, верная мысль о
бессмертии трудового народа и неминуемом уничтожении всякой эксплуатации. В
этом заключается реалистическое зерно поэмы.
В "Новом мире" плодотворно сказался историзм Джонса, основанный на
опыте пролетарского движения. Поэма Джонса задумана как широкая картина
истории развития общества, показывающая, как одна формация сменялась другой
в результате общественной борьбы. В предисловии к поэме Джонс писал: "На
следующих страницах я попытаюсь аллегорически представить последовательные
фазы, через которые прошли нации мира, показать, как рабочий класс был
превращен в рычаг, с помощью которого один привилегированный класс свергал
другой".
Хотя действие поэмы развертывается в вымышленной стране, условно
именуемой Индостаном {Переиздавая эту поэму в 1857 г., Джонс назвал ее
"Восстание Индостана" (The Revolt of Hindustan).}, Джонс по существу
реалистически воспроизводит историю классовой борьбы в Англии. Так главным
образом и проявляется аллегорический характер поэмы. В этом нас убеждает тот
факт, что все события, связанные с историей Ирландии, Джонс относит к
соседнему с Индией острову Цейлону. Но как художник Джонс, естественно,
часто отступает от исторических событий.
Поэма имеет публицистический характер. Она представляет собой
взволнованное, патетическое повествование о прошлом, настоящем и будущем
народа.
В поэме нет отдельных героев, ее герой - народ, который творит историю.
Но угнетенные массы не сразу превращаются в организованную силу. В
напряженной борьбе зреет их сознание. Масштабы поэмы определяются тем, что в
ней действуют целые классы, а время определяется веками. Главной движущей
силой истории показан народ.
Джонс доказывает, что общество на всем протяжении своего развития было
разделено на враждебные классы. Само построение поэмы выражает эту мысль.
Р_а_з_н_ы_е сменяющие друг друга эксплуататорские классы показаны
о_д_и_н_а_к_о_в_ы_м_и художественными приемами, и читатель понимает, что
сущность эксплуатации остается, несмотря на смену эксплуататоров. Но при
этом дает себя знать и некоторая слабость, абстрактность историзма Джонса и
его литературного метода. Чтобы показать, что все осталось попрежнему,
несмотря на смену эксплуататоров, Джонс заставляет, например, буржуа
употреблять в обращении с народом буквально ту же фразеологию, какой
пользовались и феодалы. Такое построение поэмы служит сатирическим,
разоблачительным целям, но стирание исторических граней, определяющих
своеобразие классовой борьбы в различных общественных формациях, нередко
придает произведению несколько искусственный и дидактический характер.
Поэма начинается картиной грандиозного народного восстания, в
результате которого индийский народ свергает английское владычество. Но
народным восстанием воспользовалась монархия. Окрепнувшая империя
завоевывает соседние государства и угнетает их, а народ все больше и больше
погружается в нищету.
Дворянство использует недовольство крестьян и с их помощью свергает
монархию; король казнен на эшафоте. Но народ попрежнему стонет в цепях,
попрежнему душат его огромные поборы: ничто не изменилось, "сменился лишь
тиран".
С течением времени феодальные грабители превращаются в лендлордов, а
дальнейшее экономическое развитие страны выдвигает на арену истории
буржуазию.
Буржуазия, стремясь использовать народ для победы над аристократией,
сулит ему свободу, обвиняет лендлордов во всех его бедствиях. И обманутый
буржуазией народ поднимается снова, замки аристократов превращаются в
развалины. Но буржуазия, напуганная размахом восстания, спешит успокоить
народ ложными обещаниями, призывая его "разоружиться" в ожидании будущих
"реформ".
Господство буржуазии несет с собой голод, лишения, смерть. Народ,
убеждающийся в том, что "он снова был предан и одни тираны лишь сменились
другими", томится под игом наемного рабства.
В предисловии Джонс сравнивал английский остров с "тонущим чумным
кораблем": "В его отравленных смертельной заразой трюмах гнездятся бедняки,
которые стонут под тяжестью неисчислимого богатства, ими самими созданного,
но которым они не могут пользоваться. Миллионы людей умирают в стране,
брошенной как завоеванная добыча к подножию британского престола, который
обрек их на голод и вымирание... В колониях этого острова никогда не садится
солнце, но и никогда не высыхает кровь..."
Джонс подвергает резкой критике бесчеловечность буржуазного общества,
создающего свои богатства на костях и крови народа. Снижение заработной
платы, безработица, тюрьмы, работные дома, голодная смерть - вот что дали
"золотые короли" народу.
Джонс разоблачает "лакеев капитала, бойких на язык", которые твердят
народу, что английская земля не может всех прокормить, что буржуазное
общество - естественное состояние человечества, что свобода - лишь пустое
слово.
Реалистически, с публицистической страстностью разоблачая
антинародность буржуазного строя, Джонс подводит читателей к мысли о
закономерности уничтожения этого строя. Доведенный до отчаяния народ
поднимается против буржуазии.
Сила поэмы заключалась в том, что в ней отразилась уверенность в
неизбежном назревании победоносной революции; слабость поэмы - в неясности
представления о конкретном содержании революции и способах ее свершения. В
последних строфах поэмы народ поднимается против буржуазии, но без оружия в
руках: "Они шли безоружные, но никто не смел сопротивляться; военные лагери
и дворцовые советы таяли, как туман...".
Поэма "Новый мир" заканчивается утопической картиной будущего общества,
которое создал победивший народ. В этом обществе техника поставлена на
службу человеку, там нет войн, болезней, там возникает общий язык, там нет
частной собственности, там раб, наконец, обрел свое имя - человек; там нет
"солдат, знати, королей, священников, судей, палачей и прочих ничего не
стоящих вещей". После свержения буржуазии никто и ничто не сковывает
человека. Уничтожив социальную несправедливость, человечество может,
наконец, обрести счастье в общении с природой.
В поэме "Новый мир", так же как и в других произведениях, написанных в
тюрьме (стихотворения "Бонивар", "Немая камера", "Песнь батраков" и др.),
нельзя не заметить преемственной связи с традициями поэзии английского
революционного романтизма. Своим стремлением заглянуть в завтрашний день
народа, который создаст новое, прекрасное общество, поэт-трибун Джонс очень
близок к "гениальному пророку" Шелли. По своим жанровым особенностям, по
масштабам социально-исторических обобщений и по своему революционному духу
"Новый мир" перекликается отчасти и с "Королевой Маб", и с "Освобожденным
Прометеем" Шелли. Но, отражая более зрелый этап развития классовой борьбы в
Англии, Джонс, хотя и изображал будущее бесклассовое общество утопически,
но, в отличие от Шелли, показывал его как результат победы пролетариата;
движущие силы истории предстают в его творчестве не в
романтически-преображенном виде, как в утопических видениях Шелли, а
реалистически, хотя зачастую еще схематично.
В области трактовки природы Джонс опять-таки во многом близок к
жизнеутверждающим материалистическим взглядам Шелли. В лирике Джонса также
переплетаются друг с другом мотивы освободительной борьбы народа и мотивы
вечного движения природы ("Майская песня", "Вперед", "Вперед и выше" и
многие другие).
В блестящей антиклерикальной сатирической поэме "Белдагонская церковь"
(Beldagon Church), также написанной в тюрьме, Джонс противопоставляет
природу, полную жизни и мудрости, церкви, проповедующей "вечное проклятие
всему живому" и оправдывающей бедствия угнетенного народа. С великолепным
сарказмом Джонс рассказывает о том, как в Белдагонской церкви, где одетые в
лохмотья бедняки сгрудились на холодном полу, а богачи развалились на
шелковых подушках, епископ произносит проповедь об огромном преимуществе
бедности. Она надежно обеспечивает дорогу в рай, а потому беднякам нечего и
думать об улучшении своей участи. Обращаясь к беднякам, он восклицает:
"Богохульство - говорить об изобилии, ересь - думать о мире!".
В "Возвращении из Белдагона" и других стихотворениях и особенно в
публицистическом трактате "Кентербери против Рима" Джонс подверг
уничтожающей критике церковь, - это "величайшее проклятие, с которым
когда-либо сталкивалось человечество".
"Маколей и другие, - писал он, полемизируя с буржуазно-либеральной
социологией своего времени, - рассказывают вам, что в самые мрачные времена
церковь была хранительницей образованности, защитницей науки и другом
свободы.
Хранительницей образованности в мрачные столетия! Но ведь именно
церковь делала эти столетия мрачными. Хранительницей образованности! Да, так
же как источенная червями дубовая шкатулка хранит манускрипт. Она
заслуживает не больше благодарности, чем крысы, не изглодавшие страницы
рукописи. Итальянские республики и мавры Испании сохраняли образованность, а
церковь гасила светоч итальянских республик.
Защитницей науки! Как? Разве не она сожгла Савонаролу, Джордано, не она
заточила Галилея, осудила Колумба и изувечила Абеляра? Другом свободы! Как?
Разве не она разрушала южные республики, давила Нидерланды, как виноград под
прессом, окружила Швейцарию поясом огня и стали, объединяла коронованных
тиранов Европы против немецких реформаторов, натравливала Клеверхауза против
шотландских пресвитериан.
Другом свободы! Разве не она освящала королей божественной благодатью!
Разве не одни ее суеверия все еще поддерживают прогнившее здание угнетения?
Разве не ее суеверия превращали возмутившихся свободных граждан в безвольных
рабов, смиряющихся перед адом, созданным ею здесь в надежде на небо, которое
она не могла им гарантировать после смерти?".
Джонс рассматривал церковь и насаждаемые ею предрассудки как орудия
угнетения трудящихся в руках господствующих классов. Церковь и религия
одурманивают народ, превращая "свободного человека в раба". Особенно
решительно разоблачал Джонс веру в загробную жизнь, обрекающую трудящихся
терпеливо мириться с невыносимыми условиями существования: "Под страхом ада,
существование которого весьма сомнительно, они держат вас в
н_е_с_о_м_н_е_н_н_о_м аду!" - восклицает он в стихотворении "Возвращение из
Белдагона".
Борьба Джонса против англиканской церкви и ортодоксальной религии была
одной из форм борьбы против классового угнетения.
Но Джонс не был последовательным атеистом. Религиозным суевериям,
которые поддерживают прогнившее здание угнетения, он пытался
противопоставить христианство как "религию не богатых, но бедных".
Замечание Энгельса о том, что поэзия прошлых революций, чтобы
действовать на массы, должна была также отражать и предрассудки масс {См. К.
Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXVII, стр. 468.}, относится до некоторой
степени и к поэзии Джонса. Религиозные параллели и метафоры в его творчестве
объясняются отчасти незрелостью английского рабочего движения 40-х годов.
Кроме того, нельзя упускать из виду другое важное обстоятельство: чартисты
считали себя наследниками революционного пуританства XVII века, рядившегося,
как известно, в религиозную одежду. Эти традиции и, в частности, страстное
увлечение Мильтоном сыграли свою роль в поэзии Джонса.
В произведениях Джонса, начиная с тюремных лет, можно проследить все
более явное переосмысление религиозных образов, которые он наполняет
революционным общественным смыслом. И в публицистике, и в поэзии Джонса
этого времени особенно настойчиво звучит мотив "земного рая", который должно
вернуть себе человечество.

Вставай! Преходящи людские законы,
Но вечны земля с небесами.
Тот рай, что был создан во время оно,
Теперь создадим мы сами! -

восклицает он в стихотворении "Возвращение из Белдагона". В переводе на
политический язык это означало призыв к борьбе и победе над буржуазией.
В поэзии Джонса начала 50-х годов слово "бог" становится синонимом
слова "народ".

Народ есть Бог!
О, Бог, восстань! -

пишет Джонс в стихотворении "Гимн народу".
Таким образом, народ выступает в произведениях Джонса этого периода в
качестве священной силы, творца и созидателя всех ценностей жизни.

* * *

Произведения, написанные в тюрьме, открывают период подъема творчества
Джонса, завершающийся в 1854 г. Уже первые выступления Джонса, как и вся его
деятельность этих лет, свидетельствуют о том, что он вышел из заключения
мужественным и твердым борцом. Тотчас же по выходе из тюрьмы, на митинге,
Джонс произнес речь, призывая рабочих к объединению. Обращаясь к
присутствовавшему тут же полицейскому чиновнику, он сказал: "Вы можете
сказать им (т. е. вашим хозяевам. - Ю. Г.), что в речи, за которую вы меня
арестовали, я говорил о зеленом флаге... Теперь я стою за другой цвет; это -
красный цвет".
Творчество этих лет вдохновляется охватившими Англию стачками и
отражает приближение Джонса к идее социальной революции. В эти годы Джонс
близко познакомился с Марксом; изучение экономических основ буржуазного
общества помогло ему глубже уяснить закономерности классовой борьбы. В
издаваемых им "Заметках для народа" (1851-1852) и "Народной газете"
(1852-1858) экономические вопросы занимают поэтому значительное место.
Развивая свои взгляды, выработанные под влиянием Маркса, Джонс выдвигает
требование отмены частной собственности на землю и орудия труда.
Особенно четко Джонс сформулировал свои взгляды относительно частной
собственности на землю и орудия производства в статье "Закон спроса и
предложения".
"Монополия на землю, - писал Джонс, - выбросила рабочего из деревни на
фабрику; монополия на машины выбросила его с фабрик на у_л_и_ц_у. Здесь он
остается - куда ему итти? С одной стороны земля, но там лендлорд написал:
"Западни и капканы!". С другой стороны фабрика, но его только что выгнали
оттуда. Позади - разрушенная жизнь; впереди - бастилия (работный дом. - Ю.
Г.), тюрьма и могила... Монополист говорит нам, он - свободен, - никто не
заставляет его работать за предложенную заработную плату; если ему не
нравится, он может оставить фабрику... Он свободен. О, да! Он совсем
свободен! Он стоит на улице, и он действительно свободен! О, да! Он может
просить подаяние. Но если он сделает это, полисмен посадит его в тюрьму...
О, да! Он совсем свободен. Он свободен умирать с голоду".
Ответ на вопрос, как избежать этого, дает статья "Классовая война и
классовое содружество".
Направленная против тех правых чартистов, которые призывали прийти к
соглашению с буржуазией, эта статья является образцом страстного, боевого,
полемического стиля публицистики Джонса. Она кончается следующими
замечательными словами: "Как же эти два класса могут быть дружественными?
Один класс может подняться только при падении другого... Поэтому я
утверждаю, что союз между капиталистами, с одной стороны, и рабочими и
мелкими торговцами - с другой, действительно невозможен; и что те политики,
которые рекомендуют бороться, или борются за этот союз... играют на руку
врагам, готовя дорогу для нового заблуждения; убаюкивая сознание народа, они
облегчают нашим врагам возможность обманывать нас и повергнуть нас снова к
своим ногам". В 1853 г. в письме к Марксу Джонс впервые приходит к мысли о
необходимости социальной революции {Это письмо К. Маркс привел в одной из
своих статей (см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. IX, стр. 166-167).}.
Волна стачек 1852-1853 гг. укрепляла уверенность Джонса в победе
чартизма. Под прямым влиянием Маркса, рекомендовавшего ему использовать
надвигающийся промышленный кризис и вызванные им стачки и объединить
разрозненные группы чартистов для создания самостоятельной, подлинно
пролетарской партии, Джонс развертывает широкую агитацию за создание
рабочего парламента. Агитация за созыв рабочего парламента была равносильна
борьбе за объединение и организацию рабочего класса Англии {См. К. Маркс и
Ф. Энгельс. Соч., т. IX, стр. 262.}.
Эта агитация находит свое отражение в издаваемых Джонсом художественном
и общественно-политическом журнале "Заметки для народа" и особенно в
"Народной газете". Как политический деятель и публицист, Джонс прекрасно
понимал, насколько важно в период подъема движения иметь свой печатный
орган, который отражал бы нарастающую силу революционной борьбы.
"...Чартистское движение, - писал Джонс, - не имеет своего органа. Это
опасно для всякого движения. Я сделаю все возможное, чтобы устранить это
зло". И Джонс начинает борьбу за создание нового, революционного органа,
сознавая, что "самое первое и необходимое требование движения - иметь свой
орган для того, чтобы регистрировать развитие движения, поддерживать связь
со всеми частями движения; орган, через который можно было бы обращаться к
массам, защищать и учить их. Это главное звено единства, знамя движения,
средство организации...".
В конце 1852 г. Джонс создал "Народную газету", боевой орган
революционных чартистов.
В одной из первых статей, помещенных в журнале "Заметки для народа",
Джонс писал: "Что бы там ни было, я не буду торговать своим пером ради того,
чтобы заработать деньги; я не могу порочить свою литературную репутацию,
потакая страстям, порокам или предрассудкам читателя". Помимо статей на
политические и экономические темы, Джонс помещает здесь много исторических и
этнографических статей и выступает также как историк науки и техники.
В этом журнале Джонс печатает повесть "История демократического
движения. Де Брассье" (The History of Democratic Movement. De Brassier,
1851), в которой разоблачает в собирательном образе Де Брассье демагогию и
предательство правых вождей чартизма (видимо, О'Коннор послужил одним из
прототипов этого образа). Спекулируя на своей прежней популярности у народа,
герой повести не останавливается перед предательством народных интересов,
чтобы завоевать расположение правящих классов и устроить свои личные
делишки. Де Брассье показан в двух планах: общественном, как популярный