на свете виги и тори; и для тех и других это, без сомнения, является
премилым препровождением времени. Августейшие партии, великие устои,
уравновешивающие британскую свободу: разве обе стороны не столь же активны,
ревностны и громогласны, как и при своем рождении, и разве не готовы они так
же рьяно драться за свои места, как всегда дрались ранее? Но что это? В то
время, пока вы переругивались и препирались из-за ваших счетов, _Народ_
(Populus), владениями которого вы управляли, пока он был несовершеннолетним
и не мог сам о себе позаботиться, - Народ рос да рос, пока не стал, наконец,
ничуть не глупее своих опекунов.
Поговорите-ка с нашим обтрепанным другом. Он, возможно, не вылощен, как
члены Оксфордского и Кембриджского клуба; он не учился в Итоне; и никогда на
своем веку не читал Горация; но он может мыслить столь же здраво, как лучшие
из вас; он может говорить столь же красноречиво, на свой грубый лад; за
последние годы он прочел много всевозможных книг и приобрел немало знаний.
Как человек, он ничем не хуже нас; а в нашей стране наберется еще десять
миллионов таких, как он, - десять миллионов в отношении которых мы, в
сознании нашего бесконечного превосходства, действуем в роли опекунов, и
которым, по нашей щедрости, мы не даем ровнехонько ничего.
...Он - _демократ_, и будет стоять за своих друзей так же, как вы
стоите за ваших; а друзей у него - двадцать миллионов, и... через несколько
лет большинство их будет ничем не хуже вас. Тем временем вы будете
попрежнему выбирать, дебатировать и дискутировать и отмечать ежедневно новые
триумфы в защите славного дела консерватизма или славного дела Реформы, - до
тех пор, пока -".
Теккерей умышленно обрывает фразу на полуслове, но смысл его угрожающей
недомолвки ясен: близок час, когда народ заявит о своем "совершеннолетии" и
разгонит своих самозванных "опекунов", о которых с таким презрением от лица
народа говорит здесь писатель. В сатирических обобщениях, созданных
Теккереем в период расцвета его реализма, отразилась, хотя бы и
непоследовательно, именно эта, народная точка зрения.
В статье "Выборы в Англии. - Тори и виги" Маркс следующим образом
определяет расстановку политических сил в стране в середине прошлого
столетия: "Вместе с тори народные массы Англии, городской и сельский
пролетариат, ненавидят денежные мешки. А вместе с буржуазией они ненавидят
аристократию. В вигах же народ ненавидит оба класса: аристократию и
буржуазию, лендлорда, который его угнетает, и денежного туза, который его
эксплуатирует. В лице вигов народ ненавидит олигархию, которая правит
Англией в течение более ста лет и которая отстранила народ от управления его
собственными делами" {К. Маркс и Ф. Энгельс. Об Англии, стр. 315.}.
В свете этого определения расстановки и соотношения сил в политической
борьбе в Англии становятся очевидными демократические основы реалистической
сатиры Теккерея. Презирая, разоблачая и высмеивая и тори, и вигов, и
лендлордов, и денежных тузов, он тем самым объективно отражал в своих лучших
произведениях настроения и интересы широких народных масс своей родины.
Общественно-политические взгляды Теккерея и характер его реализма
существенно видоизменяются на протяжении его творческого пути. В творчестве
Теккерея можно наметить три основных периода: 1) ранний период (1829-1845);
2) период творческой зрелости, открывающийся "Книгой снобов" (1846-1847) и
имеющий своей вершиной "Ярмарку тщеславия" (1847-1848); 3) период упадка
реализма Теккерея, начавшегося с середины 50-х годов. Периодизация эта,
отражая внутренние закономерности творческого развития Теккерея, вместе с
тем, в конечном счете, обусловлена социально-историческими факторами.
Молодость Теккерея совпадает с массовыми народными движениями,
оказывавшими, по выражению Маркса, "давление извне" на правительственные
круги, с борьбой за реформу 1832 г., с борьбой за отмену хлебных законов.
Теккерей и сам принимает участие в этих движениях и поддерживает выдвигаемые
ими общедемократические требования. Опыт самой жизни подводит его к мысли о
том, что народ представляет собой могущественный фактор общественного
развития. Но и в эту пору Теккерей мечтает о мирном, реформистском
переустройстве английского общества. Успехи Лиги против хлебных законов дают
ему повод надеяться, что в Англии "произойдет великая и великолепная мирная
революция, и управление страной естественно перейдет в руки средних
классов".
Здесь уже намечается водораздел между дальнейшим направлением
демократического движения в Англии, в авангарде которого становятся
чартисты, и характером политических воззрений Теккерея. Чартизм многому
научил писателя; и эти уроки сказались на реалистических обобщениях "Книги
снобов", "Ярмарки тщеславия" и романов начала 50-х годов. Но, видя в
чартизме грозное знамение, свидетельствующее о несостоятельности буржуазной
цивилизации, Теккерей не принимает идей социализма, отворачивается от
рабочего движения.
Так возникают предпосылки для углубления противоречий между
Теккереем-реалистом, честным и смелым обличителем
буржуазно-аристократической Англии, и Теккереем - защитником "средних
классов", проповедником мещанской морали.
Эти противоречия сказываются уже в "Пенденнисе" и "Ньюкомах", где
писатель тщетно пытается создать образ положительного буржуазного героя. Они
приводят, в дальнейшем, к все более обостряющемуся творческому кризису,
который проявляется в "Приключениях Филиппа", "Дени Дювале" и др. Застой,
наступивший в английской общественно-политической жизни после спада
чартистского движения, способствовал усилению примиренческих
буржуазно-апологетических тенденций в творчестве Теккерея. В условиях упадка
рабочего движения в Англии, временной утраты английским пролетариатом той
самостоятельной революционной политической роли, которую он играл в 40-х
годах, возникали предпосылки для возрождения иллюзий о возможности
стабилизации капиталистической системы. Эти иллюзии дают себя знать и в
последних произведениях Теккерея. Но его поздние сочинения не могли и не
могут заслонить в глазах читателей те новаторские, правдивые и смелые
произведения, которые вошли неотъемлемой составной частью в демократическое
культурное наследие английского народа.

    2



Вильям Мейкпис Теккерей (William Makepeace Thackeray, 1811-1863)
родился в Калькутте; отец его, чиновник Ост-Индской компании, занимал
довольно видную должность в управлении по сбору налогов. Вскоре после смерти
отца, шестилетним ребенком, будущий писатель был отправлен учиться в Англию,
Школьные годы его были тяжелыми. И в подготовительных частных пансионах, и в
лондонской "Школе серых братьев" (неоднократно описанной в его романах)
царили скаредность, палочная муштровка и схоластическая зубрежка. "Мудрость
наших предков (которой я с каждым днем все более и более восхищаюсь), -
писал иронически Теккерей в "Книге снобов", - установила, невидимому, что
воспитание молодого поколения - дело столь пустое и маловажное, что за него
может взяться почти каждый человек, вооруженный розгой и надлежащей ученой
степенью и рясой...".
Будучи уже студентом Кембриджского университета, девятнадцатилетний
Теккерей с горечью вспоминал в письме к матери: "Десять лет жизни я провел в
школе; предполагалось, что эта мучительная дисциплина необходима для моего
воспитания и обучения. Всеми силами я боролся против нее, но мне
навязывалась все та же система; и плодом десятилетнего обучения оказалось
слабое знакомство с латынью и еще более слабое знание греческого, - чего при
других условиях я мог бы достигнуть за один год..."
Постановка учения в Кембридже столь же мало удовлетворяла молодого
Теккерея. В том же письме к матери он просит ее: "Я надеюсь, что ты
отнесешься ко мне с большим доверием и не будешь воображать, что я ни на что
не способен в жизни, раз я считаю учение в университете - пустой тратой
времени...". Позднее, в "Книге снобов" и во многих других своих
произведениях, Теккерей сатирически обрисовал возмущавшие его порядки
Кембриджа и Оксфорда: унизительные средневековые кастовые различия между
состоятельными и неимущими студентами; сухость и мертвенность учебной
рутины; попойки и бессмысленные забавы "золотой молодежи" и низкопоклонство
университетского начальства перед титулованными бездельниками... "Хотелось
бы мне знать, сколько таких негодяев выпустили в свет наши университеты и
сколько несчастий было порождено той проклятой системой, которая именуется в
Англии "джентльменским образованием!"" - с негодованием восклицает Теккерей,
описывая похождения дипломированного афериста Брандона в повести "Мещанская
история".
Интересы молодого Теккерея в эти годы развиваются вне университетских
учебных программ. Он сотрудничает в неофициальной студенческой печати. В
1829 г. в Кембридже была объявлена тема очередного конкурса на лучшую поэму
- "Тимбукту" (медаль была присуждена сверстнику Теккерея, будущему
придворному поэту-лауреату Альфреду Теннисону, за выспренние и вялые стихи
на эту экзотическую тему). Теккерей откликнулся на конкурс пародийной
шуточной поэмой, напечатанной в студенческом еженедельнике "Сноб".
В том же году он сообщает матери, что готовит "трактат о Шелли" для
другого студенческого журнала "Химера".
Увлечение творчеством Шелли показывает, как широки были общественные
интересы молодого Теккерея. Он принимает живое участие в дебатах о Шелли в
студенческом клубе, зачитывается "Восстанием Ислама", которое называет
"прекраснейшей поэмой", хотя и добавляет, что временами готов бросить ее в
огонь. Теккерей разделял филистерские предрассудки относительно атеизма
Шелля; но вместе с тем, как можно судить по его письмам этого периода,
испытывал на себе могучее притягательное воздействие Шелли и как
революционно-романтического поэта и как общественного деятеля. Эта
биографическая черта еще раз подтверждает историческую преемственную связь
между реализмом "блестящей плеяды" романистов в Англии и предшествующим
революционным романтизмом. Каковы бы ни были разногласия молодого Теккерея с
автором "Восстания Ислама", революционная поэзия Шелли и самая жизнь его {В
письме к матери от 2-4 сентября 1829 г. Теккерей высказывает, перефразируя
цитату из Бульвера, свою точку зрения на личность Шелли и его судьбу. Письмо
свидетельствует, что Шелли восхищал молодого Теккерея своим человеколюбием и
чистотою своих стремлений; воспитанный в правилах официальной англиканской
ортодоксии, Теккерей с наивным простодушием высказывает надежду, что бог
простит Шелли его заблуждения, памятуя благородство его намерений, и что
душа поэта будет "спасена".}, отданная борьбе за свободу народов, не могли
не вызывать у будущего сатирика размышлений над основными вопросами
общественного развития и пробуждали в нем дух гражданского негодования.
Укреплению демократизма молодого Теккерея способствовала
социально-политическая обстановка, сложившаяся в Англии в конце 20-х и
начале 30-х годов.
Теккерей в эту пору - ревностный сторонник парламентской реформы; он
даже объявляет себя республиканцем, противником всякой монархии. Осенью 1831
г. в письме к своему университетскому другу Эдварду Фицджеральду (будущему
поэту, переводчику Омара Хайяма) Теккерей предсказывает в связи с коронацией
Вильгельма IV, что это будет последний король Англии, и иллюстрирует письмо
забавной политической карикатурой. На рисунке Теккерея изображен огромный
гаситель, нависший, как над свечным огарком, над маленькой фигуркой сидящего
на троне короля.
После двухлетнего пребывания в Кембридже Теккерей вышел из университета
без диплома. Некоторое время он путешествовал за границей - по Германии, где
в бытность в Веймаре он был представлен Гете, и по Франции. Пребывание на
континенте, непосредственное знакомство с общественной жизнью, языком и
культурой других народов способствовало расширению кругозора будущего
писателя.
Теккерей вышел из университета состоятельным молодым джентльменом; но
вскоре ему пришлось подумать о заработке. Встреча с двумя "респектабельными"
шулерами, воспользовавшимися его неопытностью, лишила его значительной части
отцовского наследства. Издательское предприятие, затеянное им вместе с
отчимом, потерпело банкротство. Оказавшись в положении неимущего
интеллигента, Теккерей становится профессиональным журналистом, некоторое
время колеблясь между литературой и графикой (на протяжении своей жизни он
сам иллюстрировал большую часть своих произведений и был незаурядным
мастером политической карикатуры и бытового реалистического гротеска).
Именно к этому времени относится первая встреча Теккерея с Диккенсом,
которому Теккерей предложил свои услуги в качестве иллюстратора
"Пикквикского клуба"; но его пробные рисунки не понравились Диккенсу, и его
кандидатура была отвергнута.
Первый период литературной деятельности Теккерея отличается горячим
интересом молодого журналиста к вопросам политической современности. Его
произведения, - будь то проза, стихи или рисунки, - проникнуты в подавляющем
большинстве воинствующим демократическим духом и полемическим задором. Он
принимает участие в борьбе против хлебных законов, сотрудничая, в частности,
в качестве иллюстратора в "Циркуляре", издававшемся Лигой борьбы за отмену
хлебных законов. Тематика рисунков Теккерея показывает, что он чутко
улавливал настроения народных масс, поддерживавших это движение, и понимал,
как тяжела их нужда. На одном из его рисунков представлен английский солдат,
который со штыком в руках не допускает в Англию польское зерно; на другом
рисунке изображена голодная толпа, требующая хлеба.
Это движение имело большое значение для формирования мировоззрения
Теккерея. Отмена хлебных законов была, по сути дела, буржуазным требованием,
но она никогда не была бы достигнута, если бы не энергичная поддержка этого
требования широкими демократическими массами. Теккерей понимал это.
Впоследствии в "Книге снобов" он сослался на отмену хлебных законов, как на
победу, одержанную "Кобденом, Вильерсом и н_а_р_о_д_о_м" (подчеркнуто мною.
- А. Е.).
В своих пародиях, бурлесках, сатирических заметках Теккерей-журналист
насмехается и над отечественной и над международной реакцией. В
стихотворении "Хроника Барабана" (1841) он выступает с резким осуждением
британского милитаризма и его присяжных бардов (высмеивая, в частности,
лжепатриотические писания Саути). "Историки-ортодоксы", замечает Теккерей,
выдвигают на первое место "забияк в красных мундирах", военщину, которая
заслоняет от читателей действительное поступательное движение человечества.
Говоря о своем отвращении к профессии наемных убийц, Теккерей
противопоставляет им "миролюбивый народ".
Интересным литературным и политическим документом, относящимся к этому
периоду деятельности Теккерея, являются шуточные "Лекции мисс Тикльтоби по
истории Англии" (Miss Tickletoby's Lectures on English History), которые он
начал писать для юмористического еженедельника "Панч" в 1842 г. Теккерей
успел довести "Лекции" лишь до царствования Эдуарда III; на этом печатание
их было внезапно прекращено редакцией "Панча", смущенной, по всей
вероятности, слишком вольным обращением молодого сатирика с традиционными
авторитетами английской истории.
"Лекции мисс Тикльтоби" представляли собой своего рода двойную пародию.
Теккерей высмеивает в них жеманное и чопорное стародевическое красноречие
лектора - содержательницы мещанского пансиона для детей младшего возраста.
Но вместе с тем, он вышучивает здесь и традиционное официальное истолкование
английской истории с точки зрения демократического здравого смысла, который
нередко, помимо ее воли, говорит устами почтенной мисс Тикльтоби.
Карикатуры, служившие иллюстрацией "Лекций", довершали сатирический замысел
автора, изображая в шутовском виде августейших английских монархов и цвет
английской аристократии.
"Подвиги" английского рыцарства, междоусобные феодальные войны,
крестовые походы - все это в "Лекциях мисс Тикльтоби" предстает без своего
романтического ореола, прозаически, в непочтительном свете, совсем иначе,
чем это было в романах Скотта и его подражателей. Рассказав о том, как
Ричард Львиное Сердце "после многих славных побед" принужден был покинуть
Палестину (рисунок в тексте изображает, как чернокожий мусульманин
показывает нос британскому королю, который обиженно отступает в
сопровождении выразительно поджавшей хвост собаки), мисс Тикльтоби замечает
в скобках: "Что касается его армии, не спрашивайте о том, что с ней сталось!
Если мы будем тратить время на то, чтобы жалеть простых солдат, мы можем
плакать, пока не состаримся, как Мафусаил, и все-таки не сдвинемся с места".
В последней "Лекции", после которой было прервано печатание этого цикла
в "Панче", рассказ о "подвигах" английского Черного Принца в начале
Столетней войны с Францией сопровождается комментариями мисс Тикльтоби: "Это
- войны, о которых очень приятно читать у Фруассара,... но... в
действительности они отнюдь не приятны. Когда мы читаем, что королевский
сын, Черный Принц, сжег не менее 500 городов и деревень на юге Франции,
опустошив всю округу и изгнав население бог весть куда, вы можете себе
представить, каковы были эти войны, и что если они служили хорошей потехой
для рыцарей и воинов, то для народа они были вовсе не так приятны".
Обличая милитаризм, высмеивая ханжескую демагогию и хищнические
устремления правящих классов, "Лекции мисс Тикльтоби" задевали в связи с
прошлым и самые острые вопросы современной политики. Так, например, мисс
Тикльтоби сообщает слушателям о поступках Вильгельма Рыжего, который,
вступив на престол, обещал народу облегчить его участь, если тот поможет ему
справиться с мятежной знатью. "Народ поверил ему, воевал за него, а когда он
сделал все, что от него требовалось, - а именно, подавил мятеж и помог
королю овладеть многими нормандскими замками и городами, - то, поверите ли?
- Вильгельм обошелся с ним ничуть не лучше, чем бывало ранее! (крики:
"Позор!"). Услышав возгласы, мисс Тикльтоби окинула аудиторию весьма строгим
взглядом. Молодые люди, молодые люди (воскликнула она), вы меня удивляете.
Неужели вы не знаете, что подобные возгласы с вашей стороны - верх
неприличия и бунтовщичества? Разве вы не знаете, что, крича "Позор", вы тем
самым оскорбляете не только каждого монарха, но и любое министерство, какое
когда-либо существовало? Позор, действительно! Позор в_а_м за то, что вы
осмелились оскорбить наше недавно павшее превосходное вигское министерство,
наш нынешний замечательный консервативный кабинет, сэра Роберта, лорда
Джона, и всех и каждого из министров, когда-либо управлявших нами. Все они
обещают улучшить наше положение, н_и_к_т_о из них никогда этого не делает".
Это презрение к обеим парламентским партиям - и к тори и к вигам - и
понимание того, что обе они обманывают народ и пытаются использовать его в
своих хищнических корыстных целях, пронизывает публицистику молодого
Теккерея. Он мечтает, чтобы английский "лев вытряхнул из своей гривы всех
этих нелепых насекомых", - как замечает он в одном из писем к матери,
относящихся к этому периоду.
О стремлении Теккерея самостоятельно, вразрез с официальными
установками правящих верхов добраться до истины в ирландском вопросе - одном
из самых больных вопросов британской внутренней политики, - свидетельствует
его "Книга ирландских очерков" (The Irish Sketch Book, 1843). Теккерей,
только что совершивший поездку по Ирландии, полным голосом говорит здесь о
контрастах богатства и вопиющей нищеты, характеризующих Ирландию. Даже по
данным правительственной статистики, шестая часть населения Ирландии -
миллион двести тысяч человек, - не имея ни земли ни работы, была лишена
каких-либо средств к существованию, кроме милостыни. Теккерей с глубоким
прискорбием говорит о том, как мало знают англичане о страданиях ирландского
народа. Он пересказывает ппечальные истории честных трудовых семей, ставших
жертвами нужды, безработицы, голода. Такова, например, судьба
повстречавшегося ему в пути безработного стеклодува из Корка; бедняга тщетно
пытался найти работу в Бельфасте и теперь, разбитый, измученный, в отчаянии
возвращается домой, где ждут его изголодавшиеся дети и жена. "И таких
историй, - добавляет писатель, - можно было бы сегодня рассказать
миллион..."
Писатель с сочувствием отзывается о даровитости этого угнетенного,
задавленного и нуждой и религиозными суевериями народа. С большим интересом
и уважением говорит он о народном творчестве ирландцев, об их преданиях и
сказках, полных юмора и фантазии, которые, по его словам, могли бы
соперничать со сказками "1001 ночи".
Теккерей напоминает английским читателям о терроре, которому подвергали
ирландцев английские захватчики. Говоря о поголовном истреблении населения
при взятии Дрогеды войсками Кромвеля, он задает вопрос: "Не достаточно ли
воспоминания об этой бойне для того, чтобы сделать ирландца бунтовщиком?" Он
понимает, насколько распространены в народе патриотические свободолюбивые
настроения: "Бедняга Эммет поныне остается любимцем ирландцев", а дублинская
тюрьма, где казнили участников восстания, - их святыня.
Останавливаясь на стихийных вспышках освободительной борьбы ирландских
трудящихся, Теккерей расходится в своей оценке этих событий с позицией
господствующих классов, призывая правительство отказаться от политики
кровавого террора и пойти навстречу трудящейся Ирландии. Рассказав о
столкновениях в Корке, где рабочие-пильщики облили серной кислотой
владельцев новой лесопилки, которая оставила без работы 400 человек,
Теккерей оценивает этот случай не как акт мести, а как акт "грубой
справедливости". Нужна была незаурядная проницательность и смелость, чтобы
высказать в ту пору подобное суждение.
Но Теккерей останавливается на полдороге в своих социальных
обобщениях:. Отдавая себе отчет в глубине страданий и возмущения ирландских
трудящихся, он надеется исправить положение мирным, реформистским путем, на
основе насаждения буржуазных отношений в аграрной Ирландии. Укрепление
буржуазного "среднего класса" в Ирландии, как полагает Теккерей, умерит и
надменность помещиков, и всесилие "клерикальных и политических демагогов", и
будет "более способствовать постепенному упрочению законной свободы, чем
случайные выступления толпы..." Таким образом, Теккерей не делает
последовательных выводов из своих наблюдений в Ирландии и зачастую сам
противоречит собственным верным наблюдениям. Иллюзии Теккерея относительно
возможностей, открываемых Ирландии развитием капиталистической
промышленности, заставляют его сетовать на нерадивость и нерасторопность
ирландских крестьян. Он удивляется "непонятному упрямству" бедняков, не
желающих итти в работный дом, и благодушно восхищается цветущим видом
прядильщиц Бельфаста, которые "работают ежедневно по двенадцати часов в
помещении, где стоит жара, невыносимая для посторонних; и несмотря на это,
они выглядят веселыми, крепкими и здоровыми".
Книга ирландских очерков Теккерея свидетельствует о том, что писатель
искренно сочувствовал страданиям трудящихся масс Ирландии, но в своих
попытках решения ирландского национального вопроса не преодолел
буржуазно-реформистских иллюзий.
Теккерей остро и смело ставит и вопросы международной политики.
Один из его сатирических набросков, опубликованный в "Панче" 8 июня
1841 г., носил заглавие "Правила, которые должен соблюдать английский народ
по случаю визита его императорского величества, императора всея Руси
Николая". Иронически призывая английский народ к спокойствию при встречах с
царем, - "обойдемся без свистков, без тухлых яиц, без капустных кочерыжек,
без самосудов", - Теккерей советует своим соотечественникам встретить
Николая I "столь холодной вежливостью, чтобы этот самодержавец почувствовал
себя в Сибири", а если царь попытается раздавать им деньги, табакерки,
ордена и т. п., "вспомнить, какая рука предлагает эти дары", и отдать их в
фонд помощи полякам! Если же, добавляет автор, найдется хоть кто-нибудь, кто
при виде Николая крикнет "ура" или снимет шляпу, то от имени "Панча"
Теккерей предлагает всем честным англичанам немедленно проучить этого
жалкого труса.
Показательно, что Теккерей на протяжении всей этой сатирической заметки
нигде не пытается отождествить Николая! с Россией, как это делала
официальная британская пропаганда в период обострения англо-русских
противоречий. Сатира Теккерея чужда шовинизма; она направлена только против
Николая как самодержавного деспота, душителя Польши, врага свободы;
саркастические выпады, направляемые им против русского царя, были близки
точке зрения народных масс Англии. Этот отклик Теккерея-сатирика на приезд в
Англию Николая Палкина невольно вызывает в памяти русского читателя другую,
реальную жизненную сценку, происходившую десятилетием позже, когда, как