– К чему? – спросил я.
   – Шшшшш, – произнес он. – Спи. Я буду поддерживать костер до утра.
   А потом темнота и глубокая, безмолвная, блаженно покойная ночь поглотили меня без остатка.

Глава двенадцатая

   Наутро голова моя слишком гудела от обилия мыслей и забот, чтобы думать более-менее продуктивно. Этого я себе позволить никак не мог. До тех пор, пока я не знаю точно, что происходит и как с этим справиться, моим главным оружием остается логика.
   Мне необходимо было проветрить голову.
   Я натянул тренировочный костюм как мог тихо; впрочем, судя по тому, насколько усталым выглядел Баттерс, я мог облачиться в полный комплект средневековых рыцарских доспехов и не разбудить его. Я взял Мыша на поводок, захватил с собой пластиковую бутылочку ледяной воды и направился к двери.
   Томас уже ждал меня, стоя у джипа. Оделся он так же, как я – в шорты и футболку, только на нем это, разумеется, сидело с небрежным шиком, тогда как я, казалось, приобрел свой наряд на распродаже старья.
   – А где Жучок? – спросил он.
   – У механика, – ответил я. – Кто-то измолотил его.
   – Зачем?
   – Не знаю точно, – отозвался я. – Ну как, в настроении прошвырнуться?
   – Зачем? – повторил он.
   – В голове всякая фигня. Надо проветрить.
   Томас кивнул.
   – Куда?
   – На пляж.
   – Ясно, – еще раз кивнул он и ткнул пальцем в джип. – А это что за линкор?
   – Билли с Джорджией дали напрокат.
   – Очень мило с их стороны.
   – Мило, но глупо. Он не продержится долго, пока я за рулем, – вздохнул я. – Впрочем, мне нужны колеса. Побежали. Ночь прошла, но я все-таки не хочу оставлять Баттерса одного надолго.
   Он кивнул, и мы забрались в джип.
   – Ты не хочешь сказать мне, что происходит?
   – Видит Бог, нет, пока не выпущу немного пара.
   – Ясно, – сказал он, и остаток пути до пляжа мы проделали молча.
   В летнее время пляж у Норт-авеню одно из излюбленных мест отдыха горожан. Впрочем, пасмурным октябрьским утром народу здесь было немного. На стоянке виднелось всего две машины кроме нашей – должно быть, кто-то тоже приехал для пробежки.
   Я остановил джип, и мы с Томасом вышли. Пару минут я потратил на гимнастику, хотя мог бы проделать ее и старательнее. Томас просто облокотился на капот джипа и наблюдал за мной, воздерживаясь от комментариев. По опыту я знаю, что накачанные мускулы мало помогают в случаях, когда имеешь дело с вампирами. Покончив с зарядкой, я кивнул ему, и мы пустились трусцой по беговой дорожке, начав с самого медленного темпа. Так я бежал минут десять, пока не разогрелся достаточно, чтобы прибавить скорости. Томас с отрешенным видом держался в нескольких шагах за мной. Я бежал, стараясь дышать ровнее; Томас тоже поначалу не задыхался, хотя ноги у меня заметно длиннее, и у меня за плечами несколько лет регулярных занятий бегом. Наконец, я добавил ходу, и ему пришлось приложить некоторые усилия, чтобы не отставать от меня.
   Мы пробежали вдоль всего пляжа, миновали служебное здание – здоровенную дуру, изображавшую палубные надстройку старого речного парохода, отчего казалось, что этот пароход утонул по палубу в песке. В дальнем конце пляжа мы повернули и побежали обратно. Так мы сделали три круга, прежде чем я немного убавил скорость.
   – Так хочешь услышать, что происходит?
   – Угу, – выдохнул он.
   – О’кей, – поблизости не виднелось ни души, да и солнце поднялось уже высоко, выглядывая в просветы между чикагскими небоскребами. Вряд ли Мавра лично подслушивала меня, да и сомнительно, чтобы ее смертные приспешники могли это сейчас делать. Более уединенной обстановки я, пожалуй, не нашел бы. Я начал с получения Мавриного письма и рассказал Томасу все события вчерашнего вечера и минувшей ночи.
   – А знаешь, что нам надо сделать? – спросил Томас, когда я договорил. – Нам надо убить Мавру. Нужно сделать это нашим семейным проектом.
   – Нет, – мотнул я головой. – Если мы доберемся до нее, первой пострадавшей станет Мёрфи.
   – Ну да, да, – сказал Томас. – Я очень хорошо представляю себе, что сказала бы Мёрфи на этот счет.
   – Я не собираюсь доводить до этого, – буркнул я. – И потом, что бы там ни говорилось в этом «Слове Кеммлера», за книгой охотятся чертовски серьезные, без дураков опасные люди. Возможно, это не худшая мысль: сделать так, чтобы она, книга, им не досталась.
   – Верно, – кивнул Томас. – То есть, ты сбережешь ее от нехороших людей, чтобы вручить ее еще менее хорошему вампиру, так?
   – Насколько это в моих силах, нет, – заявил я.
   – Значит, Мёрфи так и так пострадает? – спросил он.
   Я недобро сощурился.
   – Насколько это в моих силах, нет.
   – Как это ты ее защитишь?
   – Есть кой-какие идеи. Только для начала надо отыскать «Слово Кеммлера», иначе все трепыхания впустую.
   – И как ты собираешься это проделать?
   – Составим карту, – объяснил я. – Сомневаюсь, чтобы эти ребята разгуливали здесь со всей своей черной магией за просто так. Мне нужно выяснить, где они побывали, и вычислить, что они все-таки делают.
   – А Баттерс? – поинтересовался Томас.
   – Пока подержим под охраной моих оберегов. Я не знаю, что Гривейн от него хотел, и пока не узнаю, пусть он не высовывается.
   – Как-то мне не кажется, что Гривейн большой поклонник польки, – хмыкнул Томас.
   – Ясное дело. Это наверняка связано с одним из лежащих в морге тел.
   – Так чего просто не поехать туда? – предложил Томас.
   – Нельзя. Там убит один из охранников. Весь дом залит кровью, возможно, и труп его там лежит, и одному Богу известно, что натворил там Гривейн после того, как мы удрали. Копы наверняка опечатали дом, и уж наверняка они горят желанием побеседовать со всеми, кто мог там находиться. Я не могу себе позволить застрять в камере для допросов. И Баттерс тоже.
   – Так попроси Мёрфи разузнать.
   Я стиснул зубы.
   – Не могу. Мёрфи в отпуске.
   – Ого, – произнес он.
   – Я поливаю ее цветочки.
   – Ну да.
   – Пока она на Гавайях.
   – Угу, – кивнул он.
   – С Кинкейдом.
   Томас споткнулся. Я не замедлил бега.
   Он нагнал меня ярдов через сто.
   – Ну и сучка.
   Я мотнул головой.
   – Мне кажется, она хотела, чтобы я уговорил ее не уезжать, – сказал я. – Мне кажется, она за этим ко мне и приходила.
   – Так чего ты не уговорил?
   – Не сообразил, пока не было уже поздно. И потом, она же не моя подружка. И вообще не моя. Не мое дело говорить ей, с кем ей встречаться, а с кем нет, – я покачал головой. – И еще… я хочу сказать, если бы у нас с Мёрфи и было бы чего, это случилось бы прежде, так? И мне это бы дорого обошлось, знаешь ли. Большая часть моих доходов – это плата за работу на ОСР.
   – Надо же, какой ответственный подход, Гарри, – заметил Томас.
   – Умнее не усложнять положение.
   Секунду-другую Томас хмуро смотрел на меня.
   – Ты это серьезно? – спросил он наконец.
   – Угу, – я пожал плечами. – Пожалуй, да.
   – Знаешь, братец, – сказал он, – порой я глазам своим не верю, как глупо ты поступаешь.
   – Глупо? Ты только что назвал это рассудительностью.
   – Это относилось к твоим объяснениям, – ответил Томас. – Но не к любви.
   – Но между нами нет любви!
   – И не будет, – кивнул Томас, – если ты ко всему будешь относиться исключительно с позиций логики.
   – Ну, ты-то у нас спец по этой части.
   Томас затопал кроссовками по песку с большим ожесточением.
   – Я знаю, каково это – терять любовь. Не будь идиотом, Гарри. Не потеряй ее, как это сделал я.
   – Не могу я терять того, чего у меня нет.
   – У тебя есть шанс, балда, – буркнул он, и мне вдруг показалось, что он вот-вот набросится на меня с кулаками. – А это больше, чем осталось у меня.
   Я не стал развивать темы. Мы добежали до конца пляжа и свернули к джипу, остывая на ходу.
   – Томас, дружище, – произнес я наконец. – Какая муха тебя сегодня укусила?
   – Проголодался, – буркнул он.
   – Можем заскочить в «Макдоналдс» или еще куда по дороге домой.
   Он злобно оскалился.
   – Не так проголодался.
   – А-а… – некоторое время мы шли молча. – Но ты же кормился только вчера.
   Он усмехнулся, но невесело.
   – Кормился? Нет. Та женщина… ничего такого.
   – Но вид она имела, словно бежала марафон. Ты же взял от нее чего-то.
   – Взял, – буркнул он еще более хмуро. – Но толку от этого чуть. Я ничего от нее толком не взял. И ни от кого не могу. Со времен Жюстины не могу.
   – Но пища остается пищей, разве нет? – спросил я.
   – Нет, – мотнул головой он. – Не остается.
   – Но почему?
   – Все совсем по-другому.
   – Тогда как?
   – Нет смысла объяснять.
   – Почему? – повторил я.
   – Тебе не понять, – буркнул он.
   – Если не скажешь – конечно, не понять, балбес, – возразил я. – Томас, я все-таки твой брат. Я хочу понять тебя, – я остановился и положил руку ему на плечо, с силой развернув лицом к себе. – Послушай, я понимаю, что все идет не так, как нам хотелось бы. Но, черт подери, если ты будешь просто беситься всякий раз, как что-то тебя огорчает, если ты так и не дашь мне шанса понять тебя, мы вообще далеко не уедем.
   Он раздраженно зажмурился, потом повернулся и зашагал обратно к кромке воды. Я пошел следом. Он вдруг остановился – так резко, что я едва не налетел на него.
   – Пробежимся еще раз? – сказал он. – Прибежишь первым – расскажу.
   Я удивленно заморгал.
   – Это что еще за детский сад?
   Серые глаза его вспыхнули гневом.
   – Ты хотел знать, на что это похоже? Обгони меня.
   – Бред какой, – произнес я. – Бред бредовый, да и только, – потом пнул Томаса коленкой под зад и припустил по песку со всех ног.
   Это почти животное наслаждение – бежать наперегонки. Не случайно дети носятся во все стороны – ради удовольствия. Взрослые, случается, забывают об этом. Я напрягал ноги, еще не отошедшие от долгой пробежки трусцой, но даже так возбуждение от бега разом выкинуло у меня из головы лишние мысли.
   Где-то далеко у меня за спиной Томас, чертыхнувшись, поднялся с песка и побежал вдогонку.
   Мы бежали сквозь серое утро. Утро выдалось чертовски холодным, и даже здесь, у самой воды воздух оставался сухим. Томас обогнал меня на пару шагов, оглянулся и лягнул ногой песок, бросив горсть его мне в лицо, в глаза. Я вдохнул несколько песчинок и закашлялся, однако все-таки ухитрился ухватиться пальцами за Томасову футболку. Веса во мне больше, чем в нем, и когда я дернул со всей силы, он снова пошатнулся, и я, так и продолжая кашлять, вырвался вперед.
   Хуже всего мне пришлось на последней сотне ярдов. Холодный, сухой воздух обжигал горло и легкие, как это бывает только при беге на длинные дистанции. Я свернул с песка на стоянку; шаги Томаса слышались совсем близко за спиной.
   Я добежал до джипа, опережая его максимум на четыре шага, шлепнул ладонью по металлической боковине и, задыхаясь, привалился к машине. В горло, казалось, залили расплавленный свинец. Как только я обрел способность шевелиться, я достал из черной поясной сумочки ключи. Ключей у Джорджии на одном кольце оказалось несколько штук, и я тыкал ими в замок по очереди. После третьей неудачной попытки я подавил острое желание выбить окно машины и схватить бутылочку с водой, которую я оставил на водительском сидении. Я все-таки заставил себя пробовать ключи более методично и в конце концов нашел нужный. Я отпер дверь, схватил бутылку, открутил крышку и припал к горлышку губами в надежде унять пожар в горле.
   Я сделал первый глоток, и вода показалась мне блаженным питьем из личного кулера Господа Бога. Жжение в горле чуть унялось, но не прошло совсем.
   Прежде, чем я успел сделать еще глоток, Томас выбил бутылку у меня из руки. Она описала в воздухе дугу и приземлилась на песок, расплескав воду.
   Вспыхнув от ярости, я повернулся к Томасу.
   Он спокойно встретил мой взгляд.
   – Вот так.
   Я уставился на него.
   – Именно так, – с тем же невозмутимым видом он обошел машину и сел на правое кресло.
   Несколько секунд я оставался на месте, пытаясь совладать со снедающей меня жаждой. Это оказалось почти невозможной задачей. Я представил себе, каково это – жить с такой мукой, с такой болью час за часом, день за днем, зная, что для того, чтобы почувствовать себя лучше, всего-то и нужно, что взять сосуд, наполненный тем, что мне нужно, и опорожнить его. Мог бы я устоять перед желанием время от времени сделать глоток или два? Хватило бы этого, чтобы сохранить мне жизнь?
   Ну, некоторое время, может, и смог бы. Но вряд ли жажда эта ослабела со временем. Рано или поздно она одолела бы меня. Мне делалось бы все труднее сконцентрироваться, уснуть, это в свою очередь ослабило мой самоконтроль, а это еще сильнее мешало бы мне сконцентрироваться или уснуть. Замкнутый круг. И сколько, интересно, я продержался бы вот так?
   Томас держался уже почти год.
   Не знаю, удалось ли бы мне это, окажись я на его месте.
   Я сел за руль и захлопнул дверь.
   – Спасибо, – сказал я.
   Мой брат кивнул.
   – Куда теперь?
   – В «Севен-Элевен», – отозвался я. – Питье с тебя.
   Он чуть улыбнулся и снова кивнул.
   – А потом?
   Я сделал глубокий вдох. Бег помог мне немного прочистить мысли. Разговор с братом помог еще немного. Я понимал его теперь немного лучше, а это добавляло мне уверенности. В голове прояснилось достаточно, чтобы я прикинул свой следующий необходимый шаг.
   – Домой. Ты присмотришь за Баттерсом. Я проверю точки на карте – посмотрим, что мне удастся обнаружить там. Если сам не нарою ничего, может, придется отправиться за ответами в Небывальщину.
   – Но это же опасно, разве нет? – спросил он.
   Я тронул машину с места и пожал плечами.
   – Такая жизнь.

Глава тринадцатая

   Я принял душ, оделся и оставил Томаса сторожить продолжавшего спать Баттерса. Томас устроился на диване с книгой, свечой и старой кавалерийской саблей, которую он отхватил как-то на распродаже и заточил остро как бритва. Обрез я положил на журнальный столик – так, чтобы до него было легко дотянуться, и Томас кивнул в знак благодарности.
   – Присмотришь за ним? – спросил я скорее для проформы.
   Томас перевернул страницу.
   – Ни одной сволочи до него не дотронуться.
   Мыш улегся на полу между входной дверью и спальней и шумно вздохнул.
   Я сел в джип и достал Мортину карту. Ближней ко мне магической горячей точкой, отмеченной на карте кроваво-красным чернильным пятном, оказался тротуар в Уэйкере.
   Найти место, где припарковать машину, оказалось чертовски сложной задачей. То есть, в Чикаго с этим сложности всегда, но обычно у меня неплохое чутье, и на Жучке я справлялся с этим довольно успешно, тогда как на этом Левиафане я все время боялся укоротить соседние машины дюймов на пять-десять каждую. Кончилось все тем, что мне пришлось заплатить за место на многоэтажной стоянке и пройти пару кварталов пешком, напрягая все свои чародейские чувства в поисках темной энергии, которую обнаружили для меня чикагские мертвецы.
   Нужное мне место я нашел на тротуаре перед угловой аптекой.
   Оно оказалось таким крошечным, что я едва не прошел мимо. Ощущение слегка напоминало то, которое испытываешь, проходя через струю воздуха из кондиционера. Подобно другим темным энергиям, с которыми мне доводилось сталкиваться, residual магия обдавала холодом, жутким холодом – я сразу же покрылся гусиной кожей. Я остановился, зажмурился и сосредоточился на остаточном излучении.
   Странное это было ощущение. Большая часть энергии рассеялась с рассветом, но даже оставшейся малой части хватало, чтобы от холода перехватило дыхание и закружилась голова. Что-то похожее мне уже доводилось испытывать – похожее, но не в точности такое. Что-то в этом отличалось от зловещей ауры, окружавшей Гривейна, или от того, что я ощущал на других чернокнижниках в прошлом. То есть, энергия-то отличалась мало или не отличалась вовсе, но ей недоставало того гнусного, липкого ощущения порока, что я испытывал прежде.
   И больше ничего. Я нахмурился и огляделся по сторонам. На асфальте виднелось пятно, словно кто-то не смыл до конца потек крови, а может, расплескал кофе. Вокруг меня сновали пешеходы; некоторые бросали на меня удивленные или раздраженные взгляды. По проезжей части неслись машины.
   Я поспрашивал в аптеке, но ее только что открыли, и никто не видел и не слышал ничего необычного. Я обошел окрестные магазины, но в этой части города они закрываются уже в шесть или семь вечера, и в них мне тоже ничем не помогли.
   Кстати, если кто не знает, работа следователя на девяносто процентов состоит из такого. Ты много ищешь и не находишь ничего. От этого имеется средство: искать еще больше. Я вернулся к джипу и поехал на следующую точку, у Музея Природы.
   Музей расположен на Лейк-Шор-драйв и занимает целый квартал к северу от стадиона Солджерс. Я успел еще порадоваться тому, что попал сюда в разгар рабочей недели. Будь сегодня воскресенье, да еще случись матч с участием Медведей, мне бы пришлось искать место на стоянке где-нибудь во Внутренней Монголии. А так я сумел найти платную стоянку в том же квартале, что и музей, что обошлось мне всего лишь в небольшую часть национального дохода.
   Я подошел ко входу в музей со стоянки и задержался. Перед главным входом стояли две полицейских машины и карета «скорой». Ага… Похоже, это место обещало стать интереснее предыдущего.
   Музей только что открылся для посещения, и вход снова обошелся мне в существенную для моего бюджета сумму. Черт, мой кошелек похудел еще сильнее обычного. Такими темпами мне никак не спасти человечества от черной магии, подумал я. Блин-тарарам, да что ж это за жизнь такая?
   Я вошел в музей с парадного входа, впечатляющего уже своими размерами. Первое, на что упал мой взгляд – это на жемчужину в музейном собрании. На Сью, самый большой, самый полный и наиболее хорошо сохранившийся скелет тираннозавра из всех, обнаруженных до сих пор. Это настоящие кости – не какая-нибудь там пластмассовая поделка для туристов. Музей гордится подлинностью своих экспонатов – и, черт подери, этим стоит гордиться. Невозможно стоять в тени Сью, видеть скелет этого огромного хищника, его размер, его мощь, его чудовищные зубы, не ощущая себя при этом огорчительно съедобным объектом.
   Конец октября не отмечен пиком посетительского интереса, так что в зале я увидел только двух-трех человек, не относившихся к персоналу музея. Зато персонала в наличии имелось. Двое сотрудников музейной охраны в коричневой форме военного типа и еще тип постарше с седеющей шевелюрой и в дорогом костюме. Тип в костюме стоял у какой-то служебной двери и беседовал с парой полицейских, лица которых были мне незнакомы.
   Косясь на эту троицу краем глаза, я переходил от экспоната к экспонату, пока словно случайно не оказался на достаточном расстоянии от них, чтобы Прислушаться.
   – …черт-те что, – говорил пожилой тип, судя по всему, шеф музейной охраны. – Даже в голову не могло прийти, чтобы такое могло произойти здесь.
   – Люди всякие бывают, – отозвался старший из двух копов, чернокожий мужчина лет сорока. – И съехать с катушек тоже каждый может.
   Коп помоложе страдал избыточным весом и имел коротко стриженные волосы цвета приготовленной на пару моркови.
   – Скажите, сэр, вам не известно никого, кто мог бы вступить в конфликт с мистером Бартлсби?
   – С доктором, – поправил его охранник. – С доктором Бартлсби.
   – Конечно, конечно, – согласился младший коп, черкая что-то у себя в блокноте. – И все же, вам никого такого не известно?
   Пожилой охранник покачал головой.
   – Доктор Бартлсби был старый ублюдок. Его все недолюбливали, но я не знаю никого, кто не переносил его до такой степени, чтобы убить.
   – Он сотрудничал здесь с кем-нибудь?
   – У него имелась пара помощников, – кивнул охранник. – Аспирантов, кажется. Молодая женщина и мужчина, тоже молодой.
   – Муж и жена? – поинтересовался коп.
   – Нет, насколько мне известно.
   – Имена? – спросил старший коп.
   – Девицу зовут Алисия Нельсон. Парень – китаец или что-то в этом роде. Ли-Шуй или как там его.
   – В музее имеются какие-нибудь документы на них? – продолжал спрашивать коп.
   – Не думаю. Они приходили с доктором Бартлсби.
   – Вы давно знакомы с доктором?
   – Месяца два, – ответил охранник. – Он не в штате музея – как приходящий профессор он занимался детальным изучением одной из выездных экспозиций. Сейчас, кстати, ее упаковали для очередной выставки. Ее должны были увезти через несколько дней.
   – Что за экспозиция? – поинтересовался младший коп.
   – Одна из выставок, связанных с коренным населением континента, – сказал охранник. – Каокианские артефакты.
   – Ка… чего? – поперхнулся старший коп.
   – Каокианские, – терпеливо повторил охранник. – Это такое индейское племя, обитавшее в долине Миссисипи семь или восемь, кажется, столетий назад.
   – А эти ваши артефакты, они ценные? – спросил младший коп, продолжая записывать.
   – Это как посмотреть, – сказал охранник. – Если они и имеют ценность, так только научную. Глиняные черепки, старая утварь, каменные орудия, такие штуки. Их не так трудно уничтожить.
   – Люди всякие странные поступки совершают, – заметил младший коп, так и не отрываясь от своего блокнота.
   – Вам виднее, – кивнул пожилой охранник. – Послушайте, приятели, музею желательно вернуться в нормальный режим работы как можно быстрее. Уже несколько часов прошло. Можем мы, наконец, вынести труп?
   – Прошу прощения, сэр, – покачал головой старший коп. – Нет, пока детективы не завершат осмотр места происшествия.
   – И сколько это еще займет времени? – спросил охранник.
   На поясе у старшего копа щелкнула рация, и он поднес ее к уху.
   – Сэр, – обратился он к шефу музейной охраны после короткого разговора по рации. – Тело сейчас вынесут. Но криминалистам потребуется еще пара часов для осмотра.
   – Почему так долго? – удивился охранник.
   Тот пожал плечами.
   – До тех пор, боюсь, нам придется закрыть проход через зал, в котором это произошло.
   – Но там, дальше по коридору, полдюжины кабинетов музейного руководства, – пытался протестовать охранник.
   – Уверен, что они закончат работу по возможности быстро, сэр, – заверил его коп – правда, тоном, отбивавшим охоту спорить.
   – Хоть скажите моему боссу, что я честно старался, – вздохнул охранник. – Сходите со мной объяснить ему лично?
   – С радостью, – отозвался коп с вымученной улыбкой. – Валяйте, ведите, – оба копа и старший охранник ушли куда-то вглубь здания – должно быть, к директору или кому-нибудь в этом роде, кого перспектива закрытия зала, в котором произошло преступление, явно радовала очень мало.
   Я задумчиво пожевал губу. У меня не возникало ни малейших сомнений в том, что убийство, о котором говорили копы, и мое пятно остаточной магии как-то связаны друг с другом. Однако, если пятно располагалось на месте убийства, доступ к нему тоже могли закрыть. Криминалисты могут работать на месте в поисках улик несколько часов, даже дней.
   Из этого следовало, что если я хотел попасть на это место, мне нужно было действовать немедленно. Судя по тому, что говорили копы, криминалисты еще не прибыли. Выносить тело предстояло парням из новой городской службы, созданной специально для перевозки покойников в пределах города – в пользу этого предположения говорила машина «скорой помощи» у входа. Копы ушли с начальником охраны, а это означало, что на месте преступления остаются максимум детектив и один коп. Возможно, мне удалось бы подобраться достаточно близко, чтобы высмотреть что-нибудь полезное.
   Мне хватило пары секунд на то, чтобы принять решение. Стоило шефу охраны скрыться из вида, как я нырнул в ничем не примечательную служебную дверь, сбежал по лестничному пролету и оказался в казенного вида коридоре, явно предназначенном не для посетителей музея, но исключительно для его сотрудников. Я миновал небольшую нишу с холодильником и столиком, на котором стояла кофеварка. Я налил себе чашку кофе, взял газету и блокнот на пружине, которые кто-то оставил на столе. Нагрузившись всем этим добром, я постарался изобразить из себя научного сотрудника, со скучающим видом идущего в свой кабинет. Пока я даже представления не имел, куда направляюсь, однако старался выглядеть целеустремленно, а сам тем временем напрягал все свои чувства в попытке уловить остатки темной энергии.
   Так я шел, сворачивая на каждом пересечении коридоров налево. Пару раз я попадал в тупик, и мне приходилось возвращаться, каждый раз стараясь не потерять ориентации. Сплетение коридоров и туннелей под музеем запросто заглотило бы небольшую армию и не подавилось бы, а я не мог позволить себе роскоши заблудиться.
   Мне потребовалось минут пятнадцать, чтобы найти его. Один из коридоров перегораживала натянутая поперек бело-красная полицейская лента, и я поднырнул под нее. Не успел я сделать и пары шагов, как ощутил уже знакомый леденящий холод. Я нашел свое пятно некромантской энергии, и в самом центре его находилось место убийства. Я услышал шаги, скользнул в сторону и не шевелился, пока мимо меня проходило двое полицейских в штатском, вполголоса споривших о том, как быстрее выбраться из этого чертова места на свежий воздух, чтобы перекурить. Настроение у обоих после возни с трупом и местом преступления, похоже, было не из лучших.