Страница:
…Хорошо идти сквозь весну. Пусть и чужую. И руки совсем не мерзнут…
Тупик
Тупик
– Мне что – десять раз повторять одно и то же? – прищурился Андрей. – Ты глухой, что ли? Пошёл в зал!
– Не раньше, чем ты вызовешь врача, – ответил Пятый.
Они стояли у входа в “тим”, Пятый на пороге, Андрей – чуть поодаль.
– Ты третий день просто так мутишь воду. Мне надоело слушать этот бред! Плохо ему! Подумаешь! А кому хорошо?
– Ты его избил. Три дня назад. С тех пор ему всё хуже и хуже. Или ты вызываешь врача, или я перехожу к решительным мерам, – Пятый говорил твёрдо, но в его голосе звучал страх. Лину на самом деле было плохо. Пятый не мог понять, в чём дело. Лин – тоже. Кроме слова “больно” он вообще ничего не говорил эти три дня. Больно, и всё тут. И температура под сорок. Лин таял, как свечка. Поэтому за всей твёрдостью тона в голосе Пятого звучала настоящая паника.
– Ничего с ним не будет, – отмахнулся Андрей. – Отлежится, как миленький, никуда не денется.
– Вызывай врача!
– И не подумаю!
– Тогда – прости.
Выбить пистолет было минутным делом, тем более, что отчаяние придало Пятому новые силы. Он поднял оружие на уровень пояса и приказал:
– Пошли, сволочь. Теперь мы пойдём звонить вместе. Ты этого хотел?
Андрей не ответил. Наверху, в каптёрке, Пятый заставил его набрать номер первого предприятия и позвать к телефону Лукича.
– Аллё… это “трёшка”… да, смена… Тут Пятый хуи валяет… Чего? Да мура, Лину поплохело малость, вот он и…
Пятый взял у Андрея из рук трубку и сказал:
– Алексей Лукич, выезжайте немедленно… нет, я не вру и не шучу, всё очень серьёзно… да, плохо… Я не знаю!… Где сейчас? Я – рядом с телефоном, Лин в тиме… температура высокая, он сильно ослабел… нет, никто не стрелял, только били… Жалуется на боли… ему очень плохо… Что я думаю?… Ничего, я не хирург, могу только предположить… да, именно. Поторопитесь, счёт, по-моему, идёт на часы, если не на минуты… хорошо…
Пятый положил трубку, глубоко вздохнул, на секунду прикрыл глаза. Затем взял пистолет за ствол и протянул его Андрею.
– Теперь делай, что хочешь, – просто сказал он. – Хочешь – пристрели, хочешь – избей. Мне всё равно.
– Пошёл вниз, урод! Бить я его буду, как же. Аккурат перед тем, как Лукич припрётся. Нашёл дурака. Иди, сиди со своим убогим…
Два раза ему повторять не пришлось – Пятого как ветром сдуло из каптёрки. Попозже, минут через двадцать, Андрей заглянул в “тим” – проверить.
– Скоро, рыжий, потерпи, – просил Пятый, сидя на коленях рядом с Лином. – Сейчас они приедут и помогут… Терпи…
– Больно… Пятый… сделай хоть что-нибудь…
– Хватит цацкаться, – поморщился Андрей. – Иди в зал, пока я не…
– Принеси носилки, – ответил Пятый не оборачиваясь. – И быстро. У него плохо с сердцем, он еле держится. Я не шучу, Андрей. Скорее.
– Врёшь небось, – отмахнулся Андрей. – Ладно, так и быть. Минуту подожди, не развалишься.
– Андрей, помоги нам, пожалуйста. Я тебя умоляю, принеси носилки. Я боюсь его нести на руках, ему может стать хуже…
– Пятый, ты довёл меня уже! Я же сказал, что принесу. Чего ты ещё от меня такого хочешь? Чтобы я его не бил? Не имею права. А носилки я сейчас…
– Спасибо. Поторопись.
– Заебал, придурок!…
…Лукич приехал не один, его сопровождал ещё один хирург и пожилая, как показалось Пятому, медсестра. Лин к тому времени уже лежал на койке в медпункте. Когда его туда перенесли, Андрей, наконец-то сообразил, что дело серьёзное. И паника Пятого получила объяснение. Лин был не просто бледен, нет, казалось, что кожа его посерела, губы стали пепельного оттенка. Глаза красные, воспалённые. К приезду Лукича температура, раньше очень высокая, стала понижаться, Лин всё чаще и чаще начал впадать в забытьё, из которого выходил каждый раз всё дольше и труднее. Лукич сразу, как только увидел Лина, спросил:
– По животу били?
– Били, – ответил Пятый и поглядел на Андрея. – И не единожды…
– Пятый, бегом звонить! Сразу Павлу, и не церемонься, ради Бога. Пусть высылает ещё одну бригаду, нам втроём не справится.
– Что говорить? – Пятого трясло, но он старался держать себя в руках.
– Говори, что сильно запущенная интоксикация и что надо срочно чистить кровь от продуктов распада. Что сердце отказывает. Понял?
– Потом обратно?
– Нет, сиди в коридоре. Ты тут будешь только мешать. Понял?
– Алексей Лукич, он не…
– Нет, это я тебе обещаю. Ты меня давно знаешь?
– Да… Алексей Лукич, помогите ему, ради Бога…
– Успокойся и не переживай. Всё. Иди. Поживее, Пятый, время не терпит.
Пятый стремглав бросился к телефону, Андрей проводил его недоумённым взглядом.
– Чего это он так понёсся? – спросил он у Лукича. – Серьёзно что ли, плохо?
– Хуже некуда. Он при смерти, – тихо ответил Лукич. – Похоже, на этот раз мы опоздали.
– Из-за чего? – не понял Андрей. – Всё же нормально было…
– Иди в “тим”, – приказал Лукич. – А то, неровен час, ему чего сболтнёшь лишнего. Ему про это всё знать не надо. Надюша! Готовь его, мы прямо сейчас приступим.
Пятого внутрь никто не пустил. Дозвонится он не смог. Теперь он сидел под дверью и ждал. Лукич не счёл нужным о чём-то с ним говорит, только позже, много позже, Пятый узнал, что врач просто уберёг его от правды, пожалел, но тогда… Пятый весь извёлся, пока, наконец, Лукич не вышел из медпункта.
– Пятый, поди сюда, – позвал он. – Так, значит… По порядку расскажу. У него было всё разбито внутри. Начался абсцесс. Мы удалили часть кишечника, которая просто разлагалась, но… постарайся понять… Такой процесс прежде всего плохо влияет на сердечную мышцу. Ну, и… сам понимаешь… почки стали отказывать… То есть кровь не очищается. Понимаешь, Пятый, если он… словом, он может и не выдержать этого… Когда мы оперировали, у него начались судороги, сердце стало отказывать. Мы кое-как поддержали, реанимировали, но… Пятый, ты пойми…
– Что я должен понять? – Пятый смотрел на Алексея Лукича расширившимися глазами. – Лин… он что, умирает?
– Да. Боюсь, что мы не в силах помочь. Мы, ей Богу, очень старались, но… Мы же не всесильны…
– Можно туда?
– Иди. Пятый, я не знаю, сколько это продлится, никто не может сказать. Есть маленький шанс, что он выживет, но, повторю, очень маленький. И поверь мне ради Бога, мне страшно жаль, что так получилось. Если бы хоть вчера…
– Я понял, – Пятый облизнул пересохшие разом губы. – Я пойду, посижу с ним хоть минутку…
– Ты вызвал бригаду?
– Нет, там никто не отвечает. Я перезвоню сам, вы не звоните.
– Только недолго, Пятый. Не подводи меня, а то мне ещё и влететь может за это всё. Понял?
– Я всё понял, – Пятый вздохнул поглубже и вошёл в комнату.
– Чтобы он не покалечился. Он пока ещё не вышел из наркоза, но когда будет выходить, может начать дёргаться, рваться. Это просто страховка.
– Ладно. Я только минутку тут побуду, хорошо? Посмотрю – и пойду… Можно? – Пятый смотрел на Лина не отрываясь, на лице его появилось выражение неподдельного ужаса. – Алексей Лукич…
– Можно… Надя, держи, куда смотришь!
Лин вскрикнул, дёрнулся, забился в судорогах. Лукич с несвойственной его возрасту проворностью рванул к койке и со всех сил прижал плечи Лина к подушке. Медсестра схватила Лина за руку, но Лукич приказал:
– Голову держи, язык фиксируй!… Пятый, придержи ему ноги, не стой столбом… Крепче, дурак, шов может разойтись, на соплях же всё… вот так. Крепче! Надя, поверни ему голову набок…
Всё кончилось так же неожиданно, как и началось. Лукич отпустил Лина, поправил сбившееся одеяло и тяжело вздохнул.
– Что я говорил, – заметил он. – Как в воду глядел…
– Это он от боли так кричал? – севшим голосом спросил Пятый.
– Нет, не от боли. Я же тебе сказал – он выходит из наркоза, это почти всегда очень неприглядно. А уж тут… Всё, иди, Пятый. Хватит тут торчать. Надежда, проверь швы, что-то мне не по себе.
– Всё чисто пока, – медсестра укрыла Лина одеялом. – Как вы думаете, следующий приступ скоро?
– Часок ещё пролежит в отрубе, не меньше. Пойди пока что чаю на всех завари. Пятый, ты ещё тут?!
Пятый сидел подле койки на корточках и держал Лина за руку. Он поднял на Лукича испуганные глаза и сказал:
– У него такие руки холодные… Господи, да что же это… Помогите ему, пожалуйста… Сделайте что-нибудь…
– Мы и так всё, что возможно, делаем, – отрезал Лукич. – Убрали источник заражения, промыли полость, всё зашили. Что ты ещё хочешь? Не всё от нас зависит, это ты в состоянии понять?
Пятый слабо кивнул. Идти звонить было необходимо, но он боялся оставлять Лина – а вдруг… Всё же он нашёл в себе силы встать и кое-как дойти до телефона.
– …Алексей Лукич просил прислать вторую бригаду, – голос Пятого был тусклым и совершенно безжизненным. – Он сказал, что они втроём не справятся. Пришлите, пожалуйста…
– А что мне за это будет? – в голосе Павла Васильевича звучало ехидство и веселье. – Давай меняться – я тебе бригаду, а ты мне – информацию. Идёт?
– Вы не понимаете, он же умирает! – с отчаянием произнёс Пятый. – Ему нужна помощь, как вы не поймёте!…
– Так я и предлагаю – обмен. Или ты не понял?
Пятый швырнул трубку на аппарат. Где-то за поворотом коридора снова раздался крик, полный боли, и Пятый сразу понял – это Лин. Он со всех ног бросился к медпункту.
– Держи!… Во дура, да держи же ты! Володя, иди сюда!
Пятый влетел в медпункт и остановился на пороге. Опять! Они же говорили – через час! Как же так!
– Ты позвонил? – Лукич повернулся к Пятому, лицо его было покрыто испариной, он тяжело отдувался. – Позвонил, я спрашиваю?
Пятый не ответил. Он повернулся и снова бросился бегом по коридору – прочь, прочь, прочь от этого ужаса, от своего страха, от своего бессилия. Лукич пожал плечами и, повернувшись к медсестре и второму хирургу, спросил:
– Ну что?
– Давление упало немножко, но он, кажется, очнулся, – ответил второй хирург. – Глаза пояснее стали и реагирует.
– Сейчас проверю. Лин, это я, помнишь меня?
Лин слабо кивнул. Ему было дурно и страшно хотелось пить. Слабость, пересохший рот, боль… Даже дышать больно. Везде больно…
– Ты понимаешь, что с тобой такое?
– Я… пить хочу… – прохрипел Лин.
– Нельзя пока, – ответил Лукич. – Тебе плохо было, мы тебя прооперировали, так что пить нельзя. Володь, давай попробуем капельницу поставить, хоть глюкозой поддержим немного. Крови-то нету.
– Давайте попробуем. Только вены больно плохие, боюсь, мы только потеряем время.
– Тогда давай так – сначала руки проверим, а потом, коли не выйдет – катетер в подключичку. Хорошо?
Руки надежд не оправдали – вены рвались, словно были сделаны из бумаги. С огромным трудом врачи всё же ввели катетер и общими усилиями поставили капельницу. Лин к тому времени снова отключился. Ему перевязали израненные руки и снова укрепили фиксаж. Как оказалось, вовремя. Снова случился приступ судорог, через полчаса – ещё один. Давление упало ещё сильнее, но стимулировать сердце Лукич побоялся – отравленная сердечная мышца могла и не выдержать. А ещё через полчаса приехала, наконец, вторая бригада врачей. Во главе с Эдуардом Гершелевичем. Он эту бригаду привёз, внимательно выслушал Лукича, покачал головой, пожал плечами, согласился со всеми назначениями, осмотрел Лин и отбыл. Вторая бригада заступила на вахту, а Лукич вдруг с удивлением понял, что Пятого он не видит уже довольно давно и подивился – где же он? И пошёл поискать.
– Да он всё равно с территории сейчас выйти не сможет. Сказал – вы его отпустили подышать…
– Понятно… И куда он направился?
– Да куда-то в сторону котельной, – пожал плечами охранник на входе.
– Спасибо.
Лукич брёл по тропинке, протоптанной в снегу, то и дело спотыкался, чуть не падал – тропинка была узкой. “Где носит этого дурака? – с раздражением думал Лукич. – Он же ничего не взял – ни куртки, ни другой одежды. А вышел часа три назад”.
Лукич остановился и прислушался. Где-то за зданием котельной он различил посторонний звук. Сначала не понял, а потом сообразил. И бегом бросился к источнику этого звука.
Пятый сидел прямо на снегу и размеренно бил кулаком в кирпичную стену. Кулак был уже в крови. Пятый беззвучно плакал, лицо его было мокрым от слёз, он иногда останавливался и пытался вытереть слёзы разбитой рукой.
– Это что такое?! – возмутился Лукич. – А ну, иди сюда!
Он силой оттащил Пятого от стены и заставил встать на ноги.
– Рассказывай давай, что случилось, – потребовал он.
– Он… бригаду… он отказал… – у Пятого заплетался язык, его трясло от холода. – Сказал, что только если я… информацию… то он… врачей… а я… я не смог… Лин теперь умрёт из-за меня…
– Во-первых, приехала бригада, – жестко сказал Лукич. – Во-вторых, немедленно пошли в тепло, пока ты не схватил какую-нибудь мерзость. В-третьих, я считаю, что ты должен быть от Лина неподалёку, потому что он плохой и на самом деле может умереть в любую минуту. И никакая вторая бригада его не спасёт. Но сдаваться и устраивать истерики ты морального права не имеешь, понял? От тебя наполовину зависит, выживет он или нет. Знаешь, почему я тебя пошёл искать? Он о тебе спросил.
– Он очнулся? – на лице Пятого появилась безумная надежда.
– Да, очнулся… не совсем ещё, правда, но иногда в себя приходит. Пошли, психопат. На вон куртку мою накинь…
– Я уже…
– Сиди! И принесите ему переодеться, он промок насквозь.
…Пятый уже несколько часов сидел рядом с Лином. Врачи заглядывали каждые полчаса, пытались как-то поддержать его, что-то кололи, что-то говорили… Пятый видел – всё хуже и хуже. Лин постоянно просил пить – кровопотеря, лекарства, наркоз – всё это вызвало страшную жажду. Стали поить – началась рвота. От малейшего глотка воды Лина выворачивало наизнанку, он стонал от боли в свежих швах, плакал… ненадолго отпускало – и по новой. Опять просил пить. Снова…
Где-то ближе к утру Пятый заметил, что Лин дышит всё тяжелее и тяжелее. Лин не спал всю ночь, Пятый, естественно, тоже, поэтому и обратил на это изменение внимание Пятый не сразу.
– Рыжий, – позвал он тихонько. – Лин, что такое?
– Мне… плохо… не могу… воздуха мало… – Лин говорил бессвязно, речь его путалась, в глазах плескалось непонимание и страх. Он смотрел на Пятого, как ребёнок на взрослого – вот придёт дядя и всё исправит. – Открой окно…
– Лин, там холодно, – ответил Пятый. – Нельзя открывать. Ты простудишься.
– Ладно… – Лин облизнул пересохшие губы. – Дай… попить…
– Не надо, опять вырвет. Ты поспи немножко, хорошо? – попросил Пятый. – Отдохнёшь – а потом дам водички. Ладно?
Лин кивнул. Полчаса пошли в тишине, Лин лежал, прикрыв глаза, тяжело с хрипом дыша, и, казалось, спал. Пятый сидел неподвижно, силясь понять – что происходит? Но то, что происходило, стало вдруг происходить гораздо быстрее, чем он мог себе представить. Лин вдруг приоткрыл мутные глаза и прошептал:
– Пятый… я, кажется… умираю…
Пятый вскочил, как подброшенный, и кинулся в коридор.
– Алексей Лукич! – закричал он. – Скорее! Ему плохо!
– Что такое? – Лукич, видимо, спал, но проснулся по давней военной привычке, на удивление быстро.
– Он задыхается!
– Буди остальных, живо! В комнату не входить, понял!
…Пятый сидел в коридоре, прислонившись спиной к стене и, помимо своей воли, слышал почти всё, что делалось в медпункте. Его трясло всё сильнее и сильнее. “Только бы мне не слышать, только бы не слышать… О, Господи!… Не хочу это всё слышать”, – думал он. А обрывки голосов всё звучали и звучали…
– …кровотечение из шва… стол готов?… да, поскорее…
– …а я и говорил, что будет… надо было сразу начинать…
– …цианоз, отёк лёгких… Нет, товарищи, после такого…
– …да срежь ты эти нитки!… на кой они теперь… чёрт, его опять рвёт!… давай наркоз вводи, пока я держу…
– Куда?!
– В катетер… давай… эй, он ещё дышит? А, это нормально… кладите…
– …это из внутреннего. Ничего, зашьём… только неизвестно, проснётся ли он после этого всего…
– Жди, проснётся!… фиксируй, Володь, время… чёрт, да что же это такое, а?… ну сколько можно?… вы зашли в полость?
– …давным-давно. Всё, там нормально… ну, насколько это может быть нормально… всего лишь один сосуд, а вы орёте, как оглашенные… Эй, почему он дёргается?! Кто наркоз давал, придурки?!
– Я не успел…
– Лукич, я этого оглоеда к свиньям собачьим урою!…
– …тише, тише… что случилось?… наркоз? Не надо наркоз, всё правильно, не надо давать, он и так еле дышит… Надежда, шей, ты это лучше всех умеешь… всё, уже всё… это похоже не на отёк, а на плеврит…
– Лукич… да что же это такое?! Стеноз…
– Дыши сам, урод!… Чтоб тебя, прямо не знаю…
Несколько минут в медпункте было подозрительно тихо, потом в дверь высунулся Лукич.
– Пятый, – позвал он. – Руки у тебя мытые?
– Да, – ответил Пятый. – Что делать?
– Принеси три чистые пелёнки, простыню и пару полотенец, в темпе, – попросил Лукич. – Занесёшь, положишь – и иди.
– Что такое? Зачем?
– Иди… Зачем, зачем… не твоё дело!
– Лукич, – позвали из-за двери, – пойди сюда! Он опять не дышит…
– Сейчас. Ты реанимируй, пытайся, надо же поддерживать…
– Спазм, горло дыхательное перекрыто, – посетовали из медпункта. – Лукич, он синеет уже… Иди, сам делай трахеотомию.
Лукич скрылся за дверью. Пятый отыскал сумку с чистым бельём, отобрал нужное и бегом рванул в комнату.
– Вот так-то лучше, – удовлетворённо заметил кто-то. – Вроде дышит пока…
– Вот именно – пока. Пятый, принёс?
Пятый протянул медсестре то, что она просила, а сам подошёл к койке.
– Что такое? – еле шевеля губами спросил он.
– Отёк лёгких, плеврит, – ответил за всех Лукич. – Начались судороги, разошёлся шов. Зашили. Стало останавливаться сердце. Вкололи адреналин. Перестал дышать. Сделали трахеотомию. Сейчас поменяем бельё, перевяжем по новой, посадим, как положено – и пойдём молиться Богу. Пятый, пойми – это конец. Мы больше ничего сделать не сможем. Эй, только в обморок не падай мне тут, пожалуйста! Выведите его на волю, пусть там посидит. А мне работать надо. Я тебе полный отчёт дал?
Пятый кивнул. Он и вправду еле стоял на ногах.
– Всё, свободен.
– А всё это… зачем? – Пятый указал трясущейся рукой на простыню.
– А затем, что когда дыхание останавливается, всегда происходит… всё, вали отсюда! Иди искать подушки, их нужно ещё как минимум штуки три. Понял? Иди. Хоть до Москвы дойди, но вернись с тремя подушками.
Пятый нашёл подушки быстро – просто прошёлся по каптёркам и выпросил всё, что надо, у надсмотрщиков. Отдали. Не пожалели. Потом Пятый отнёс подушки в медпункт, а сам пошёл и позвонил Эдуарду Гершелевичу. Просто спросить совета.
– Я, правда, не практикую, – ответил тот, когда Пятый выложил ему всё, что знал. – Но… позови Лукича. Может, стоит попробовать сделать пункцию плевральной полости… Чем чёрт не шутит!… Зови.
Старики говорили недолго. Лукич, задумчиво почесал в затылке, крякнул, сказал “Была – не была!” и снова исчез на дверью. Через пятнадцать минут он позвал Пятого.
– Так, дружок. Сейчас ты при нём посидишь немножко, мы пойдём, обсудим технику, и приступим. Если что – позовёшь. Мы скоро. Не переживай.
Лин был не просто бледен, он был какого-то зеленоватого оттенка. Его высоко посадили, чтобы хоть как-то немного уменьшить отёк. Трубка, вставленная в дыхательное горло, требовала, чтобы голова была откинута назад, поэтому Лину зафиксировали подбородок, протянули широкий кусок бинта под ним и подвязали к спинке кровати. Лин дышал еле-еле, руки его были холодны, лоб тоже, губы посерели, лицо стало восковым. Пятый уже не мог что-то говорить или думать, он просто просидел те пятнадцать минут, которые отсутствовали врачи, держа Лина за холодную мёртвую руку. Он молчал. Даже молиться он не мог.
– Пятый, поди в коридор, – Лукич ласково взял Пятого за плечи и развернул к себе лицом. – Нам надо поставить дренаж. Это может помочь. Так что пойди, милый, хорошо?
Пятый кивнул и вышел за дверь. Несколько минут в медпункте была тишина, а затем кто-то произнёс:
– Ух ты! Литр, не меньше!…
– Ну, не литр… пол литра точно. Смотри, а он дышит получше. Прямо сразу задышал…
– Не говори под руку, Володя! И дайте пластырь, нужно зафиксировать трубку. Кстати, позовите психа из коридора, пусть успокоится…
Пятый вошёл сам, не дожидаясь приглашения.
– На, смотри, – позвал Лукич. – Видишь, сколько экссудата? Он сдавливал всё, что можно. Сейчас экссудат через шунт будет выходить и ему станет полегче дышать. Всё теперь зависит от того, заработают ли почки. Если да – тогда может выжить. Если нет… о плохом не будем. Всё, сиди, следи, наблюдай. Тут Надежда остаётся, так что вы на пару и присмотрите. А я его уже видеть не могу! Дайте мне сегодня хоть кофе попить спокойно.
– Обойдётся, – успокаивающе сказал кто-то. – Я такие вещи чую.
– А сколько времени? – спросил врач из второй бригады.
– Шесть утра. С добрым утром вас, дорогие товарищи! Радостно и бодро начните новый трудовой день с производственной гимнастики!
– Тьфу на тебя, усохни! Семён, ну перестань, – попросил Владимир. – Хоть перед этим не выступай…
– В качестве разминки мы предлагаем вам поставить дренаж и потренироваться в искусственном дыхании, – продолжал веселиться Семён. – А потом…
Семёна вытолкали из медпункта просто взашей – шутки, конечно, ничего плохого в себе не содержали, но спокойно глядеть, как Пятый стоит посреди разорённого медпункта и неподвижно смотрит на веселящегося врача, Лукич не смог. Конечно, тут всё понятно – что для одного – горе, для другого – просто работа, но… Всё имеет свои пределы.
– Ты бы пока посидел, – попросила медсестра. Она была пожилая и полная. И очень спокойная, в чём позже Пятый убедился на практике. – Чего торчишь на дороге?
– Что? – не понял Пятый.
– Сядь и успокойся малёк. Хочешь, чайку попьём? – она вытащила из какого-то тайничка заварку и литровую баночку. – Заварить тебе? Ты, поди, всю ночь не спал. Угадала?
– Да, не спал… Только не надо чай, я не хочу.
– А ты через “не хочу”, – посоветовала сестра. – Мы ему сейчас тоже водички кипячёной приготовим, лимончика добавим. Он скоро проснуться должен, вот и попьёт.
– Вы думаете, что он сможет? – Пятый опустил голову. – Они говорили, что он не проснётся…
– А ты в голову не бери, что они говорили, – посоветовала сестра, размешивая заварку в банке маленькой ложечкой. – Они врачи, только болячки и видят. Мало ли кто что говорит!… Так и с ума сойти недолго. Вот увидишь сам – очнётся.
– Он выживет? – Пятый тяжело сел на стул около с кровати.
– Не знаю, – подумав ответила Надежда. – Я же не Бог. Но если ты будешь так нервничать, ты ему не только не поможешь, а даже наоборот. Понял?
– Какое у вас имя… – вслух подумал Пятый. – Надежда… а как отчество?
– Михайловна, – подсказала она. – Ты меня из виду не теряй. Надежда, говорят, последней умирает. Так что если хуже станет – про меня вспомни. Что тётя Надя говорила… Может, и выживет. Давай поправим подушки, а то низковато ему. Ты трубку придержи… вот так… всё, отпускай.
– Вы капельницу ему не поставите? – спросил Пятый.
– Пока не поставлю, только когда они скажут.
– Почему?
– Так пусть отдохнёт он, поспит, отлежится. Торопиться не надо, потихонечку, полегонечку. Не знаешь, стаканы тут есть?
– Посмотрите в шкафу, – Пятый сел рядом с Лином и взял его за руку. – Мне пока не надо чая, я потом…
– Потом остынет. Ты где себе так руку раскровенил? Болит небось.
– На улице. Случайно. Я и забыл уже, – Пятый пересел на стул, пододвинул к себе стакан с чаем. – Что мне делать? Я же ничем ему помочь не могу…
– Он твой друг? – участливо спросила Надежда Михайловна.
– Да… даже не просто друг, а ещё ближе…
– Брат?
– Не совсем… да, пожалуй, брат… о, Господи… – Пятый судорожно вздохнул, зажмурился, потряс головой. – За что это всё?! Он не выдержит, я чувствую, он совсем… он…
– Ты так сильно тут не нервничай, – посоветовала сестра. – Если хочешь повыть и порыдать – иди в коридор или на улицу. Ты думаешь, он тебя не слышит? Всё он слышит. И твоё состояние ему передаётся, он тоже нервничать начинает. А ему отдыхать надо, сил нормально набираться. Понимаешь?
– Хорошо. Я постараюсь держать себя в руках, – ответил Пятый. – Я не хотел…
– Вот и ладно. Пей чай, пока горячий. Поесть не хочешь?
– Нет. Только не это! От одного вида мутит.
– Это нервное. Попозже поешь.
– А какая разница, где спать? – философски заметил Лукич, укладываясь на раскладушке в каптёрке охраны. – Что тут, что дома… всё едино. Да и много ли старику нужно?… Пятый, если что – разбудишь. Всё. Спокойной ночи.
– Не раньше, чем ты вызовешь врача, – ответил Пятый.
Они стояли у входа в “тим”, Пятый на пороге, Андрей – чуть поодаль.
– Ты третий день просто так мутишь воду. Мне надоело слушать этот бред! Плохо ему! Подумаешь! А кому хорошо?
– Ты его избил. Три дня назад. С тех пор ему всё хуже и хуже. Или ты вызываешь врача, или я перехожу к решительным мерам, – Пятый говорил твёрдо, но в его голосе звучал страх. Лину на самом деле было плохо. Пятый не мог понять, в чём дело. Лин – тоже. Кроме слова “больно” он вообще ничего не говорил эти три дня. Больно, и всё тут. И температура под сорок. Лин таял, как свечка. Поэтому за всей твёрдостью тона в голосе Пятого звучала настоящая паника.
– Ничего с ним не будет, – отмахнулся Андрей. – Отлежится, как миленький, никуда не денется.
– Вызывай врача!
– И не подумаю!
– Тогда – прости.
Выбить пистолет было минутным делом, тем более, что отчаяние придало Пятому новые силы. Он поднял оружие на уровень пояса и приказал:
– Пошли, сволочь. Теперь мы пойдём звонить вместе. Ты этого хотел?
Андрей не ответил. Наверху, в каптёрке, Пятый заставил его набрать номер первого предприятия и позвать к телефону Лукича.
– Аллё… это “трёшка”… да, смена… Тут Пятый хуи валяет… Чего? Да мура, Лину поплохело малость, вот он и…
Пятый взял у Андрея из рук трубку и сказал:
– Алексей Лукич, выезжайте немедленно… нет, я не вру и не шучу, всё очень серьёзно… да, плохо… Я не знаю!… Где сейчас? Я – рядом с телефоном, Лин в тиме… температура высокая, он сильно ослабел… нет, никто не стрелял, только били… Жалуется на боли… ему очень плохо… Что я думаю?… Ничего, я не хирург, могу только предположить… да, именно. Поторопитесь, счёт, по-моему, идёт на часы, если не на минуты… хорошо…
Пятый положил трубку, глубоко вздохнул, на секунду прикрыл глаза. Затем взял пистолет за ствол и протянул его Андрею.
– Теперь делай, что хочешь, – просто сказал он. – Хочешь – пристрели, хочешь – избей. Мне всё равно.
– Пошёл вниз, урод! Бить я его буду, как же. Аккурат перед тем, как Лукич припрётся. Нашёл дурака. Иди, сиди со своим убогим…
Два раза ему повторять не пришлось – Пятого как ветром сдуло из каптёрки. Попозже, минут через двадцать, Андрей заглянул в “тим” – проверить.
– Скоро, рыжий, потерпи, – просил Пятый, сидя на коленях рядом с Лином. – Сейчас они приедут и помогут… Терпи…
– Больно… Пятый… сделай хоть что-нибудь…
– Хватит цацкаться, – поморщился Андрей. – Иди в зал, пока я не…
– Принеси носилки, – ответил Пятый не оборачиваясь. – И быстро. У него плохо с сердцем, он еле держится. Я не шучу, Андрей. Скорее.
– Врёшь небось, – отмахнулся Андрей. – Ладно, так и быть. Минуту подожди, не развалишься.
– Андрей, помоги нам, пожалуйста. Я тебя умоляю, принеси носилки. Я боюсь его нести на руках, ему может стать хуже…
– Пятый, ты довёл меня уже! Я же сказал, что принесу. Чего ты ещё от меня такого хочешь? Чтобы я его не бил? Не имею права. А носилки я сейчас…
– Спасибо. Поторопись.
– Заебал, придурок!…
…Лукич приехал не один, его сопровождал ещё один хирург и пожилая, как показалось Пятому, медсестра. Лин к тому времени уже лежал на койке в медпункте. Когда его туда перенесли, Андрей, наконец-то сообразил, что дело серьёзное. И паника Пятого получила объяснение. Лин был не просто бледен, нет, казалось, что кожа его посерела, губы стали пепельного оттенка. Глаза красные, воспалённые. К приезду Лукича температура, раньше очень высокая, стала понижаться, Лин всё чаще и чаще начал впадать в забытьё, из которого выходил каждый раз всё дольше и труднее. Лукич сразу, как только увидел Лина, спросил:
– По животу били?
– Били, – ответил Пятый и поглядел на Андрея. – И не единожды…
– Пятый, бегом звонить! Сразу Павлу, и не церемонься, ради Бога. Пусть высылает ещё одну бригаду, нам втроём не справится.
– Что говорить? – Пятого трясло, но он старался держать себя в руках.
– Говори, что сильно запущенная интоксикация и что надо срочно чистить кровь от продуктов распада. Что сердце отказывает. Понял?
– Потом обратно?
– Нет, сиди в коридоре. Ты тут будешь только мешать. Понял?
– Алексей Лукич, он не…
– Нет, это я тебе обещаю. Ты меня давно знаешь?
– Да… Алексей Лукич, помогите ему, ради Бога…
– Успокойся и не переживай. Всё. Иди. Поживее, Пятый, время не терпит.
Пятый стремглав бросился к телефону, Андрей проводил его недоумённым взглядом.
– Чего это он так понёсся? – спросил он у Лукича. – Серьёзно что ли, плохо?
– Хуже некуда. Он при смерти, – тихо ответил Лукич. – Похоже, на этот раз мы опоздали.
– Из-за чего? – не понял Андрей. – Всё же нормально было…
– Иди в “тим”, – приказал Лукич. – А то, неровен час, ему чего сболтнёшь лишнего. Ему про это всё знать не надо. Надюша! Готовь его, мы прямо сейчас приступим.
Пятого внутрь никто не пустил. Дозвонится он не смог. Теперь он сидел под дверью и ждал. Лукич не счёл нужным о чём-то с ним говорит, только позже, много позже, Пятый узнал, что врач просто уберёг его от правды, пожалел, но тогда… Пятый весь извёлся, пока, наконец, Лукич не вышел из медпункта.
– Пятый, поди сюда, – позвал он. – Так, значит… По порядку расскажу. У него было всё разбито внутри. Начался абсцесс. Мы удалили часть кишечника, которая просто разлагалась, но… постарайся понять… Такой процесс прежде всего плохо влияет на сердечную мышцу. Ну, и… сам понимаешь… почки стали отказывать… То есть кровь не очищается. Понимаешь, Пятый, если он… словом, он может и не выдержать этого… Когда мы оперировали, у него начались судороги, сердце стало отказывать. Мы кое-как поддержали, реанимировали, но… Пятый, ты пойми…
– Что я должен понять? – Пятый смотрел на Алексея Лукича расширившимися глазами. – Лин… он что, умирает?
– Да. Боюсь, что мы не в силах помочь. Мы, ей Богу, очень старались, но… Мы же не всесильны…
– Можно туда?
– Иди. Пятый, я не знаю, сколько это продлится, никто не может сказать. Есть маленький шанс, что он выживет, но, повторю, очень маленький. И поверь мне ради Бога, мне страшно жаль, что так получилось. Если бы хоть вчера…
– Я понял, – Пятый облизнул пересохшие разом губы. – Я пойду, посижу с ним хоть минутку…
– Ты вызвал бригаду?
– Нет, там никто не отвечает. Я перезвоню сам, вы не звоните.
– Только недолго, Пятый. Не подводи меня, а то мне ещё и влететь может за это всё. Понял?
– Я всё понял, – Пятый вздохнул поглубже и вошёл в комнату.
* * *
– Зачем вы его привязали?– Чтобы он не покалечился. Он пока ещё не вышел из наркоза, но когда будет выходить, может начать дёргаться, рваться. Это просто страховка.
– Ладно. Я только минутку тут побуду, хорошо? Посмотрю – и пойду… Можно? – Пятый смотрел на Лина не отрываясь, на лице его появилось выражение неподдельного ужаса. – Алексей Лукич…
– Можно… Надя, держи, куда смотришь!
Лин вскрикнул, дёрнулся, забился в судорогах. Лукич с несвойственной его возрасту проворностью рванул к койке и со всех сил прижал плечи Лина к подушке. Медсестра схватила Лина за руку, но Лукич приказал:
– Голову держи, язык фиксируй!… Пятый, придержи ему ноги, не стой столбом… Крепче, дурак, шов может разойтись, на соплях же всё… вот так. Крепче! Надя, поверни ему голову набок…
Всё кончилось так же неожиданно, как и началось. Лукич отпустил Лина, поправил сбившееся одеяло и тяжело вздохнул.
– Что я говорил, – заметил он. – Как в воду глядел…
– Это он от боли так кричал? – севшим голосом спросил Пятый.
– Нет, не от боли. Я же тебе сказал – он выходит из наркоза, это почти всегда очень неприглядно. А уж тут… Всё, иди, Пятый. Хватит тут торчать. Надежда, проверь швы, что-то мне не по себе.
– Всё чисто пока, – медсестра укрыла Лина одеялом. – Как вы думаете, следующий приступ скоро?
– Часок ещё пролежит в отрубе, не меньше. Пойди пока что чаю на всех завари. Пятый, ты ещё тут?!
Пятый сидел подле койки на корточках и держал Лина за руку. Он поднял на Лукича испуганные глаза и сказал:
– У него такие руки холодные… Господи, да что же это… Помогите ему, пожалуйста… Сделайте что-нибудь…
– Мы и так всё, что возможно, делаем, – отрезал Лукич. – Убрали источник заражения, промыли полость, всё зашили. Что ты ещё хочешь? Не всё от нас зависит, это ты в состоянии понять?
Пятый слабо кивнул. Идти звонить было необходимо, но он боялся оставлять Лина – а вдруг… Всё же он нашёл в себе силы встать и кое-как дойти до телефона.
– …Алексей Лукич просил прислать вторую бригаду, – голос Пятого был тусклым и совершенно безжизненным. – Он сказал, что они втроём не справятся. Пришлите, пожалуйста…
– А что мне за это будет? – в голосе Павла Васильевича звучало ехидство и веселье. – Давай меняться – я тебе бригаду, а ты мне – информацию. Идёт?
– Вы не понимаете, он же умирает! – с отчаянием произнёс Пятый. – Ему нужна помощь, как вы не поймёте!…
– Так я и предлагаю – обмен. Или ты не понял?
Пятый швырнул трубку на аппарат. Где-то за поворотом коридора снова раздался крик, полный боли, и Пятый сразу понял – это Лин. Он со всех ног бросился к медпункту.
– Держи!… Во дура, да держи же ты! Володя, иди сюда!
Пятый влетел в медпункт и остановился на пороге. Опять! Они же говорили – через час! Как же так!
– Ты позвонил? – Лукич повернулся к Пятому, лицо его было покрыто испариной, он тяжело отдувался. – Позвонил, я спрашиваю?
Пятый не ответил. Он повернулся и снова бросился бегом по коридору – прочь, прочь, прочь от этого ужаса, от своего страха, от своего бессилия. Лукич пожал плечами и, повернувшись к медсестре и второму хирургу, спросил:
– Ну что?
– Давление упало немножко, но он, кажется, очнулся, – ответил второй хирург. – Глаза пояснее стали и реагирует.
– Сейчас проверю. Лин, это я, помнишь меня?
Лин слабо кивнул. Ему было дурно и страшно хотелось пить. Слабость, пересохший рот, боль… Даже дышать больно. Везде больно…
– Ты понимаешь, что с тобой такое?
– Я… пить хочу… – прохрипел Лин.
– Нельзя пока, – ответил Лукич. – Тебе плохо было, мы тебя прооперировали, так что пить нельзя. Володь, давай попробуем капельницу поставить, хоть глюкозой поддержим немного. Крови-то нету.
– Давайте попробуем. Только вены больно плохие, боюсь, мы только потеряем время.
– Тогда давай так – сначала руки проверим, а потом, коли не выйдет – катетер в подключичку. Хорошо?
Руки надежд не оправдали – вены рвались, словно были сделаны из бумаги. С огромным трудом врачи всё же ввели катетер и общими усилиями поставили капельницу. Лин к тому времени снова отключился. Ему перевязали израненные руки и снова укрепили фиксаж. Как оказалось, вовремя. Снова случился приступ судорог, через полчаса – ещё один. Давление упало ещё сильнее, но стимулировать сердце Лукич побоялся – отравленная сердечная мышца могла и не выдержать. А ещё через полчаса приехала, наконец, вторая бригада врачей. Во главе с Эдуардом Гершелевичем. Он эту бригаду привёз, внимательно выслушал Лукича, покачал головой, пожал плечами, согласился со всеми назначениями, осмотрел Лин и отбыл. Вторая бригада заступила на вахту, а Лукич вдруг с удивлением понял, что Пятого он не видит уже довольно давно и подивился – где же он? И пошёл поискать.
* * *
– Не видели?… Как – на улицу пошёл? – искренне удивился Лукич.– Да он всё равно с территории сейчас выйти не сможет. Сказал – вы его отпустили подышать…
– Понятно… И куда он направился?
– Да куда-то в сторону котельной, – пожал плечами охранник на входе.
– Спасибо.
Лукич брёл по тропинке, протоптанной в снегу, то и дело спотыкался, чуть не падал – тропинка была узкой. “Где носит этого дурака? – с раздражением думал Лукич. – Он же ничего не взял – ни куртки, ни другой одежды. А вышел часа три назад”.
Лукич остановился и прислушался. Где-то за зданием котельной он различил посторонний звук. Сначала не понял, а потом сообразил. И бегом бросился к источнику этого звука.
Пятый сидел прямо на снегу и размеренно бил кулаком в кирпичную стену. Кулак был уже в крови. Пятый беззвучно плакал, лицо его было мокрым от слёз, он иногда останавливался и пытался вытереть слёзы разбитой рукой.
– Это что такое?! – возмутился Лукич. – А ну, иди сюда!
Он силой оттащил Пятого от стены и заставил встать на ноги.
– Рассказывай давай, что случилось, – потребовал он.
– Он… бригаду… он отказал… – у Пятого заплетался язык, его трясло от холода. – Сказал, что только если я… информацию… то он… врачей… а я… я не смог… Лин теперь умрёт из-за меня…
– Во-первых, приехала бригада, – жестко сказал Лукич. – Во-вторых, немедленно пошли в тепло, пока ты не схватил какую-нибудь мерзость. В-третьих, я считаю, что ты должен быть от Лина неподалёку, потому что он плохой и на самом деле может умереть в любую минуту. И никакая вторая бригада его не спасёт. Но сдаваться и устраивать истерики ты морального права не имеешь, понял? От тебя наполовину зависит, выживет он или нет. Знаешь, почему я тебя пошёл искать? Он о тебе спросил.
– Он очнулся? – на лице Пятого появилась безумная надежда.
– Да, очнулся… не совсем ещё, правда, но иногда в себя приходит. Пошли, психопат. На вон куртку мою накинь…
* * *
– Горячего чая, смазать руку йодом – и в комнату, – распорядился Лукич. – Как согреешься – сразу туда.– Я уже…
– Сиди! И принесите ему переодеться, он промок насквозь.
…Пятый уже несколько часов сидел рядом с Лином. Врачи заглядывали каждые полчаса, пытались как-то поддержать его, что-то кололи, что-то говорили… Пятый видел – всё хуже и хуже. Лин постоянно просил пить – кровопотеря, лекарства, наркоз – всё это вызвало страшную жажду. Стали поить – началась рвота. От малейшего глотка воды Лина выворачивало наизнанку, он стонал от боли в свежих швах, плакал… ненадолго отпускало – и по новой. Опять просил пить. Снова…
Где-то ближе к утру Пятый заметил, что Лин дышит всё тяжелее и тяжелее. Лин не спал всю ночь, Пятый, естественно, тоже, поэтому и обратил на это изменение внимание Пятый не сразу.
– Рыжий, – позвал он тихонько. – Лин, что такое?
– Мне… плохо… не могу… воздуха мало… – Лин говорил бессвязно, речь его путалась, в глазах плескалось непонимание и страх. Он смотрел на Пятого, как ребёнок на взрослого – вот придёт дядя и всё исправит. – Открой окно…
– Лин, там холодно, – ответил Пятый. – Нельзя открывать. Ты простудишься.
– Ладно… – Лин облизнул пересохшие губы. – Дай… попить…
– Не надо, опять вырвет. Ты поспи немножко, хорошо? – попросил Пятый. – Отдохнёшь – а потом дам водички. Ладно?
Лин кивнул. Полчаса пошли в тишине, Лин лежал, прикрыв глаза, тяжело с хрипом дыша, и, казалось, спал. Пятый сидел неподвижно, силясь понять – что происходит? Но то, что происходило, стало вдруг происходить гораздо быстрее, чем он мог себе представить. Лин вдруг приоткрыл мутные глаза и прошептал:
– Пятый… я, кажется… умираю…
Пятый вскочил, как подброшенный, и кинулся в коридор.
– Алексей Лукич! – закричал он. – Скорее! Ему плохо!
– Что такое? – Лукич, видимо, спал, но проснулся по давней военной привычке, на удивление быстро.
– Он задыхается!
– Буди остальных, живо! В комнату не входить, понял!
…Пятый сидел в коридоре, прислонившись спиной к стене и, помимо своей воли, слышал почти всё, что делалось в медпункте. Его трясло всё сильнее и сильнее. “Только бы мне не слышать, только бы не слышать… О, Господи!… Не хочу это всё слышать”, – думал он. А обрывки голосов всё звучали и звучали…
– …кровотечение из шва… стол готов?… да, поскорее…
– …а я и говорил, что будет… надо было сразу начинать…
– …цианоз, отёк лёгких… Нет, товарищи, после такого…
– …да срежь ты эти нитки!… на кой они теперь… чёрт, его опять рвёт!… давай наркоз вводи, пока я держу…
– Куда?!
– В катетер… давай… эй, он ещё дышит? А, это нормально… кладите…
– …это из внутреннего. Ничего, зашьём… только неизвестно, проснётся ли он после этого всего…
– Жди, проснётся!… фиксируй, Володь, время… чёрт, да что же это такое, а?… ну сколько можно?… вы зашли в полость?
– …давным-давно. Всё, там нормально… ну, насколько это может быть нормально… всего лишь один сосуд, а вы орёте, как оглашенные… Эй, почему он дёргается?! Кто наркоз давал, придурки?!
– Я не успел…
– Лукич, я этого оглоеда к свиньям собачьим урою!…
– …тише, тише… что случилось?… наркоз? Не надо наркоз, всё правильно, не надо давать, он и так еле дышит… Надежда, шей, ты это лучше всех умеешь… всё, уже всё… это похоже не на отёк, а на плеврит…
– Лукич… да что же это такое?! Стеноз…
– Дыши сам, урод!… Чтоб тебя, прямо не знаю…
Несколько минут в медпункте было подозрительно тихо, потом в дверь высунулся Лукич.
– Пятый, – позвал он. – Руки у тебя мытые?
– Да, – ответил Пятый. – Что делать?
– Принеси три чистые пелёнки, простыню и пару полотенец, в темпе, – попросил Лукич. – Занесёшь, положишь – и иди.
– Что такое? Зачем?
– Иди… Зачем, зачем… не твоё дело!
– Лукич, – позвали из-за двери, – пойди сюда! Он опять не дышит…
– Сейчас. Ты реанимируй, пытайся, надо же поддерживать…
– Спазм, горло дыхательное перекрыто, – посетовали из медпункта. – Лукич, он синеет уже… Иди, сам делай трахеотомию.
Лукич скрылся за дверью. Пятый отыскал сумку с чистым бельём, отобрал нужное и бегом рванул в комнату.
– Вот так-то лучше, – удовлетворённо заметил кто-то. – Вроде дышит пока…
– Вот именно – пока. Пятый, принёс?
Пятый протянул медсестре то, что она просила, а сам подошёл к койке.
– Что такое? – еле шевеля губами спросил он.
– Отёк лёгких, плеврит, – ответил за всех Лукич. – Начались судороги, разошёлся шов. Зашили. Стало останавливаться сердце. Вкололи адреналин. Перестал дышать. Сделали трахеотомию. Сейчас поменяем бельё, перевяжем по новой, посадим, как положено – и пойдём молиться Богу. Пятый, пойми – это конец. Мы больше ничего сделать не сможем. Эй, только в обморок не падай мне тут, пожалуйста! Выведите его на волю, пусть там посидит. А мне работать надо. Я тебе полный отчёт дал?
Пятый кивнул. Он и вправду еле стоял на ногах.
– Всё, свободен.
– А всё это… зачем? – Пятый указал трясущейся рукой на простыню.
– А затем, что когда дыхание останавливается, всегда происходит… всё, вали отсюда! Иди искать подушки, их нужно ещё как минимум штуки три. Понял? Иди. Хоть до Москвы дойди, но вернись с тремя подушками.
Пятый нашёл подушки быстро – просто прошёлся по каптёркам и выпросил всё, что надо, у надсмотрщиков. Отдали. Не пожалели. Потом Пятый отнёс подушки в медпункт, а сам пошёл и позвонил Эдуарду Гершелевичу. Просто спросить совета.
– Я, правда, не практикую, – ответил тот, когда Пятый выложил ему всё, что знал. – Но… позови Лукича. Может, стоит попробовать сделать пункцию плевральной полости… Чем чёрт не шутит!… Зови.
Старики говорили недолго. Лукич, задумчиво почесал в затылке, крякнул, сказал “Была – не была!” и снова исчез на дверью. Через пятнадцать минут он позвал Пятого.
– Так, дружок. Сейчас ты при нём посидишь немножко, мы пойдём, обсудим технику, и приступим. Если что – позовёшь. Мы скоро. Не переживай.
Лин был не просто бледен, он был какого-то зеленоватого оттенка. Его высоко посадили, чтобы хоть как-то немного уменьшить отёк. Трубка, вставленная в дыхательное горло, требовала, чтобы голова была откинута назад, поэтому Лину зафиксировали подбородок, протянули широкий кусок бинта под ним и подвязали к спинке кровати. Лин дышал еле-еле, руки его были холодны, лоб тоже, губы посерели, лицо стало восковым. Пятый уже не мог что-то говорить или думать, он просто просидел те пятнадцать минут, которые отсутствовали врачи, держа Лина за холодную мёртвую руку. Он молчал. Даже молиться он не мог.
– Пятый, поди в коридор, – Лукич ласково взял Пятого за плечи и развернул к себе лицом. – Нам надо поставить дренаж. Это может помочь. Так что пойди, милый, хорошо?
Пятый кивнул и вышел за дверь. Несколько минут в медпункте была тишина, а затем кто-то произнёс:
– Ух ты! Литр, не меньше!…
– Ну, не литр… пол литра точно. Смотри, а он дышит получше. Прямо сразу задышал…
– Не говори под руку, Володя! И дайте пластырь, нужно зафиксировать трубку. Кстати, позовите психа из коридора, пусть успокоится…
Пятый вошёл сам, не дожидаясь приглашения.
– На, смотри, – позвал Лукич. – Видишь, сколько экссудата? Он сдавливал всё, что можно. Сейчас экссудат через шунт будет выходить и ему станет полегче дышать. Всё теперь зависит от того, заработают ли почки. Если да – тогда может выжить. Если нет… о плохом не будем. Всё, сиди, следи, наблюдай. Тут Надежда остаётся, так что вы на пару и присмотрите. А я его уже видеть не могу! Дайте мне сегодня хоть кофе попить спокойно.
– Обойдётся, – успокаивающе сказал кто-то. – Я такие вещи чую.
– А сколько времени? – спросил врач из второй бригады.
– Шесть утра. С добрым утром вас, дорогие товарищи! Радостно и бодро начните новый трудовой день с производственной гимнастики!
– Тьфу на тебя, усохни! Семён, ну перестань, – попросил Владимир. – Хоть перед этим не выступай…
– В качестве разминки мы предлагаем вам поставить дренаж и потренироваться в искусственном дыхании, – продолжал веселиться Семён. – А потом…
Семёна вытолкали из медпункта просто взашей – шутки, конечно, ничего плохого в себе не содержали, но спокойно глядеть, как Пятый стоит посреди разорённого медпункта и неподвижно смотрит на веселящегося врача, Лукич не смог. Конечно, тут всё понятно – что для одного – горе, для другого – просто работа, но… Всё имеет свои пределы.
– Ты бы пока посидел, – попросила медсестра. Она была пожилая и полная. И очень спокойная, в чём позже Пятый убедился на практике. – Чего торчишь на дороге?
– Что? – не понял Пятый.
– Сядь и успокойся малёк. Хочешь, чайку попьём? – она вытащила из какого-то тайничка заварку и литровую баночку. – Заварить тебе? Ты, поди, всю ночь не спал. Угадала?
– Да, не спал… Только не надо чай, я не хочу.
– А ты через “не хочу”, – посоветовала сестра. – Мы ему сейчас тоже водички кипячёной приготовим, лимончика добавим. Он скоро проснуться должен, вот и попьёт.
– Вы думаете, что он сможет? – Пятый опустил голову. – Они говорили, что он не проснётся…
– А ты в голову не бери, что они говорили, – посоветовала сестра, размешивая заварку в банке маленькой ложечкой. – Они врачи, только болячки и видят. Мало ли кто что говорит!… Так и с ума сойти недолго. Вот увидишь сам – очнётся.
– Он выживет? – Пятый тяжело сел на стул около с кровати.
– Не знаю, – подумав ответила Надежда. – Я же не Бог. Но если ты будешь так нервничать, ты ему не только не поможешь, а даже наоборот. Понял?
– Какое у вас имя… – вслух подумал Пятый. – Надежда… а как отчество?
– Михайловна, – подсказала она. – Ты меня из виду не теряй. Надежда, говорят, последней умирает. Так что если хуже станет – про меня вспомни. Что тётя Надя говорила… Может, и выживет. Давай поправим подушки, а то низковато ему. Ты трубку придержи… вот так… всё, отпускай.
– Вы капельницу ему не поставите? – спросил Пятый.
– Пока не поставлю, только когда они скажут.
– Почему?
– Так пусть отдохнёт он, поспит, отлежится. Торопиться не надо, потихонечку, полегонечку. Не знаешь, стаканы тут есть?
– Посмотрите в шкафу, – Пятый сел рядом с Лином и взял его за руку. – Мне пока не надо чая, я потом…
– Потом остынет. Ты где себе так руку раскровенил? Болит небось.
– На улице. Случайно. Я и забыл уже, – Пятый пересел на стул, пододвинул к себе стакан с чаем. – Что мне делать? Я же ничем ему помочь не могу…
– Он твой друг? – участливо спросила Надежда Михайловна.
– Да… даже не просто друг, а ещё ближе…
– Брат?
– Не совсем… да, пожалуй, брат… о, Господи… – Пятый судорожно вздохнул, зажмурился, потряс головой. – За что это всё?! Он не выдержит, я чувствую, он совсем… он…
– Ты так сильно тут не нервничай, – посоветовала сестра. – Если хочешь повыть и порыдать – иди в коридор или на улицу. Ты думаешь, он тебя не слышит? Всё он слышит. И твоё состояние ему передаётся, он тоже нервничать начинает. А ему отдыхать надо, сил нормально набираться. Понимаешь?
– Хорошо. Я постараюсь держать себя в руках, – ответил Пятый. – Я не хотел…
– Вот и ладно. Пей чай, пока горячий. Поесть не хочешь?
– Нет. Только не это! От одного вида мутит.
– Это нервное. Попозже поешь.
* * *
Лин очнулся только ближе к вечеру. Сестра к тому времени уехала домой, но клятвенно пообещала вернуться утром, и Пятый остался сидеть с Лином один. На предприятии из всех врачей был только Лукич, у которого семьи не было и который ночевать на своём “первом” оставался систематически.– А какая разница, где спать? – философски заметил Лукич, укладываясь на раскладушке в каптёрке охраны. – Что тут, что дома… всё едино. Да и много ли старику нужно?… Пятый, если что – разбудишь. Всё. Спокойной ночи.