– А снегом в рожу… не желаешь?! – Лин, исхитрившись, зашвырнул Пятому в лицо пригоршню колючих снежных кристалликов. – Или лучше за шиворот?…
   Потом, прежде чем идти в метро, они долго отряхивали друг друга, стараясь привести одежду в некое подобие порядка, но всё равно люди оборачивались и смотрели вслед этой странной парочке, одетой в мокрые, старые вещи. Худые, с давно не стриженными волосами, но с удивительно счастливыми лицами, не обременёнными такой простой и насущной заботой – выживать, чтобы жить. Даже Пятый, хотя и не улыбался, в отличие от Лина, был в тот день счастлив. По-настоящему счастлив. Всего лишь потому, что погас фонарь.
 
* * *
   Лена заступила на дежурство в шесть утра – Валентина попросила её приехать немного пораньше. Пятый спал. Лена померила ему температуру и давление, поменяла грелки, мысленно обругав Валентину, которая, естественно, забыла это сделать, и пошла на кухню – готовить завтрак. Пока он спал, Лена ощущала себя в комнате лишней и старалась отсиживаться на кухне. Там она просидела ещё пару часов, пока не проснулся Пятый. А в девять утра Лена вдруг почувствовала сильнейшее волнение и растерянность. Что-то влекло её в комнату, что-то не поддающееся описанию. Она влетела внутрь и остановилась на пороге, не смея идти дальше. Пятый смотрел на неё неподвижно и пристально. Впервые за всё время, сколько она знала его, это взгляд её напугал.
   – Что случилось? – спросила она.
   – У тебя готова та одежда?… Помнишь, мы говорили?…
 
* * *
   Да, этот разговор Лена помнила. Очень хорошо помнила. Она боялась, что это произойдёт, знала, что это произойдёт и не верила. Вот и сейчас, стоя на пороге, она ещё до конца не поняла смысла этой фразы, то есть поняла, но принимать не хотела.
   – Но почему?… – в пространство спросила она. Пятый не ответил. Он отвёл взгляд в сторону и на лице его появилось незнакомое Лене спокойное, тихое выражение.
   – Я сегодня умру, Лена, – негромко сказал он, – но прежде… помнишь, ты согласилась тогда кое-что для меня сделать?…
   – Да, тогда… года полтора тому назад…
   – Пообещай, что выполнишь… эту просьбу…
   – Хорошо. А что мне нужно делать?
   – Не сейчас… – Пятый дышал тяжело, неровно. – Мне… нужно подумать… я скажу тебе, когда…
   Он не смог договорить, силы оставили его. Он закрыл глаза и замер. Лена подошла к нему поближе и включила настольную лампу, стоящую в изголовье. Пятый был страшно бледен, ему, видимо, в тот момент было очень плохо. Неожиданно он открыл глаза и произнёс, еле двигая посеревшими губами:
   – Больно…
   – Сейчас, сейчас, – Лена схватила ампулу, отломила наконечник, – я сделаю…
   Не разглядев второпях она схватила Пятого за сломанную левую руку. Он застонал, впервые за все месяцы, проведённые у Лены дома.
   – Господи… прости, Пятый, я случайно… я не хотела…
   Он не ответил. Лена кое-как поймала вену, причём далеко не с первого раза. Тут у неё мелькнула мысль попробовать дать ему валидол, она побоялась делать укол сердечного, но прежде она решила позвонить Валентине.
   – Подожди одну секунду, я сейчас, – скороговоркой выпалила она и бросилась к телефону.
   – Валентина Николаевна, – не здороваясь, сказала она, – можно ему валидол дать таблеткой?
   – Зачем? Одурела? Мы же отродясь не давали. Что у вас там твориться?
   – Он сказал… он умирает, Валентина Николаевна…
   – Так, погоди, – на том конце провода с Валентины в мгновение ока слетел сон. – ничего ему не давай, поняла? Обезболивающее сделала?
   – Только что.
   – Жди меня, буду через полчаса. Не давай ему пить, он от этого сразу…
   – Валентина Николаевна, а если ещё морфий будет просить?
   – Ни в коем случае! – Валентина помедлила и добавила. – Всё потом, когда я буду. Поняла?
   – Хорошо, – неуверенно проговорила Лена и повесила трубку.
   Она вернулась в комнату. Пятый встретил её полным боли и мольбы взглядом.
   – Лена… – прохрипел он. – Больно… не могу… сделай ещё…
   – Пятый, нельзя, – Лена в полном отчаяние покачала головой, – Валентина запретила…
   – Она не узнает… сделай…
   – Не надо, потерпи немного, хорошо? Хочешь, я посижу с тобой?…
   – Если не трудно… – Пятый дышал часто, неглубоко. Лена села рядом с ним и взяла его за руку. Внезапно она почувствовала, что его рука сжимается и Лену на несколько мгновений охватило горячее, пьянящее тепло. Казалось, что тело погрузили на какой-то миг в райский бальзам, дарующий жизнь, здоровье и вечную молодость…
   – Пятый, что это было? – с тревогой спросила она.
   – Жизнь, – ответил тот, – понимаешь, сегодня тебе предстоит… довольно сложное дело… Как бы это объяснить… Пока человек жив, он обладает некоторым запасом… жизненных сил… можно сказать и так… Покуда эти силы присутствуют… хотя бы в одной клеточке человека – он жив… эти… силы… помнят о человеке всё… и если маленький кусочек… человека… держать постоянно в поле… этих сил… человека по этому кусочку можно… восстановить… приблизительно так, упрощено, конечно… на деле это сложнее… но термины… Так вот… сегодня ты понесёшь… кусочки трёх моих… друзей в одно место… где им вернут жизнь… которую у них здесь отняли… Боже, как жаль… что я не успел… спасти Лина…
   Он закрыл глаза, видимо рассказ утомил его. Лена с ужасом и непониманием смотрела прямо перед собой невидящим взглядом.
   – Пятый, – наконец проговорила она, – а это далеко?…
   Ничего другого не пришло ей в голову.
   – Там на небе – другие звёзды, – помедлив несколько секунд, ответил он, – а у людей… другие судьбы… Да, Лена, это далеко…
   – Но где?
   – … и солнце там другое… Эта звёздная система… её отсюда даже не видно…
   – Но как я?…
   – Просто, – Пятый закашлялся, – очень просто…
   Лена видела, что для этого разговора Пятый собрал все силы, что у него были. И что их не хватит, чтобы разговор завершить. Пятый и сам это понял, поэтому сказал:
   – Лена, я посплю… пару часов… чтоб не умереть раньше времени… если можно, побудь со мною… рядом…
   Лена кивнула. Пятый был бледен, как простыня, он еле дышал. Последние минуты он отчаянно цеплялся за остатки сил, стремясь не потерять сознание, и, наконец, сдался. Глаза его закрылись, тело, секунду назад напряжённое до судороги, мгновенно расслабилось.
   Лена встала со стула, подошла к шкафу и открыла его. Внизу, аккуратно завёрнутые в пакет, лежали ботинки Пятого, те самые, со странной шнуровкой, которые он, ещё больше года назад, попросил сохранить, “если что случиться”. Лена взяла пакет, подержала его в руках и положила обратно. Затем она сняла с вешалки голубенькую блузочку, вытащила из ящика серые летние брюки, сходила в прихожую и вернулась, неся синие кеды, почти что кроссовки, которые ей подарила мама. Аккуратно сложив вещи на стул, она закрыла шкаф. С полки Лена взяла тетрадь и ручку. Вырвала листочек, проверила, пишет ли ручка. Она действовала, как в тумане, ей хотелось плакать, но она знала, что сейчас плакать ещё нельзя, что надо держаться. Закончив приготовления, Лена снова села на стул подле Пятого. Ей оставалось лишь одно – ждать.
   Через час Пятый проснулся. Он снова стал просить обезболивающее, Лена не делала новый укол, ссылаясь на Валентинин запрет, а той как назло всё не было. Вместо неё, словно учуяв беду, приехал Юра. С его приездом всё пришло в движение, но от этого отчаяния только прибавилось. Наконец, ещё через полчаса, прибыла Валентина. Оказывается, она проколола колесо и целый час провозилась, ставя запаску. Пятый к тому времени едва не сошёл с ума от боли. Валентина сжалилась и разрешила укол, но он почему-то почти не помог. Пришлось сделать ещё одну дозу. Пятый снова уснул.
   – Валентина Николаевна, чем мы можем ему помочь? – спросила Лена. С Пятым оставили Юру, Валентине и Лене необходимо было посовещаться.
   – Обезболим получше, чем ещё поможешь?… Он всё равно умирает, Лена, тут никто уже не сможет… что-либо сделать. Да и смысла в этом никакого. Я смотаюсь к Вадиму, привезу ещё морфия. Ты пока посиди с ним. Проснётся – делай ещё. И можешь руку заморозить новокаином там, где будешь колоть. Понятно?
   Лена проводила Валентину до дверей и вернулась в комнату.
   – Ну что? – спросила она Юру.
   – Ничего. Спит. Лен, неужели умрёт, а?
   Лена промолчала. Ей не хотелось отвечать. Вообще-то она могла, конечно, либо соврать с умным видом, либо сказать правду… Но промолчала. Что-то удержало её. Вообще весь этот день был странным. Леной словно бы кто-то управлял. Кто-то руководил её словами и действиями…
   Пятый не спал. Он лежа с закрытыми глазами и слушал, что происходит вокруг. Боль неимоверно обострила восприятие, слух заменил собой все остальные чувства, только он ещё позволял узнавать, что происходит… Сначала Пятый думал, что если удастся поспать, он сможет собрать остатки сил и продержаться подольше, но теперь он понял, что сон, да ещё в сочетании с морфием – самый короткий путь на тот свет. Поэтому он открыл слепые глаза и принялся звать Лену. Ему пришлось сильно напрячь зрение, прежде чем он начал видеть. Муть и темнота рассеялись, но свет, пусть и неяркий, причинял боль. Из глаз полились слёзы.
   – Ты плачешь? – спросила Лена.
   – Нет, что ты… глаза болят… ничего, пустяки… Лена, одевайся, я не смотрю… и дай мне ручку с бумагой…
   Двигать ручкой было непривычно и тяжело. Пятый вдруг поймал себя на мысли, что впервые за десять, а то и за пятнадцать лет что-то пишет. Это, однако, было в данной ситуации единственным выходом. Он написал коротенькое письмо Айкис и записку-план для Лены. Теперь предстояло самое неприятное. Пятый отдал бумажки Лене и сказал:
   – Лена, стой и смотри, – приказал он. Голос его окреп. – Ничего не бойся…
   Тут произошло то, что Лена потом всю свою жизнь вспоминала с содроганием. Пятый завёл руку за голову и что-то вырвал из своей шеи. На подушку брызнула кровь.
   – Лена, подойди, – попросил он, – возьми… так надо…
   Лена взяла у Пятого из рук то, что он так настойчиво ей отдавал. Это – маленькая, полупрозрачная капсула, размером с треть Лениного мизинца, никаких ассоциаций у неё не вызвала.
   – Что это? – спросила она.
   – Трансплантат. Детектор входа… мне он больше не нужен… тем более, что я… много лет не пользовался им… Теперь иди… ты успеешь, если… не будешь терять времени… прости, что я… прошу об этом… но… так хочется умереть с чистой совестью… так тяжело… Господи… поторопись, Лена… на всё уйдёт самое большее… семь часов, а я… хочу ещё успеть попрощаться с тобой… иди… там всё написано… ты поймёшь… ты умная… и возвращайся… хорошо?…
   – Хорошо. Ты только дождись меня, ладно? – робко попросила она. Пятый еле заметно кивнул. – А что мне делать сейчас?
   – Подойди к стене и… произнеси мысленно те цифры… которые находятся… в самом верху листа… Подумала?
   – Да, – неуверенно сказала она.
   – Теперь входи в стену…
   – Как? – Лена аж поперхнулась. – Куда?!
   – В стену… её сейчас нету… прочти остальное по дороге… всё, иди…
   Лена подошла к стене и несмело протянула вперёд руку. Она ожидала встретить твёрдую преграду и чуть не упала – преграды не было. Не то, чтобы стена изменила как-то структуру, нет, сохранилась лишь видимость стены, её иллюзорный двойник, который был не плотнее воздуха. И Лена шагнула, всё ещё боясь и не веря, в неизвестность, сквозь то, что было минуту назад стеной её комнаты.
   Пятый остался один. Ему было нехорошо, глаза болели, он терял кровь, и хотя это уже не играло существенной роли, причиняло всё-таки немалые страдания. Минут через десять в комнату вошла приехавшая Валентина и, поражённая, остановилась на пороге.
   – Пятый… – удивлённо начала она, – откуда кровь?! И… где Лена?
   – Она выполняет мою просьбу, – выдохнул Пятый. Говорить было больно – участок шеи, откуда он только что вырвал трансплантат, бил болью в затылок и виски. Усталость охватывала его тяжело и страшно. Он замер. “Кажется, я отключаюсь” – подумал он. И точно, сон почти мгновенно овладел им. Он уже не почувствовал, как ловкие Валентинины руки смывают кровь с его шеи, он не услышал, как Юра, тоже вошедший в комнату, сказал: “Пойду, посмотрю на улице… если ушла, может, догоню…” Сам же Пятый в этот момент был на своём Дне рождения, он не вспомнил, каком по счёту, но…
 
* * *
   …но там был Лин, молодой и весёлый, и сам Пятый, тоже молодой, и тоже весёлый, и ещё куча самого разнообразного народа… и весь этот народ уже успел хорошенько поддать и пришёл в состояние приятного удовлетворения – и вечеринкой, и друг другом. Свет, мягкий и приглушенный, прекрасно гармонировал с нынешним цветом стен. Кто-то сказал тогда, что в Пятом пропадает отменный дизайнер. Тут встрял Лин, сразу атаковавший говорившего неоспоримыми доводами того, что они с Пятым ещё и не такое могут… и вообще! Всё, что угодно… в любое время суток… И тут из одной кучки гостей, примостившейся в незаметном тёмном уголочке, раздался девичий голосок, который потребовал спеть. И не что иное, а пресловутую “Осень в холмах”. К голоску сразу же присоединился целый хор голосов – песня была в то время известной, популярность её диктовалась тем, что она звучала в самой лучшей постановке года.
   – Не ахти, – пробормотал Лин, пробираясь к хориоле, стоящей у стены, – но можно.
   Пятый, прихватив свою гитару с двумя грифами – басовым и ритмическим, поспешил за ним. Вскоре голоса стихли, и Лин запел. На первом куплете Пятый лишь подыгрывал ему, тихо ругаясь про себя – слух у Лина был отменный, но он постоянно то ускорял, то замедлял ритм, стараясь этим что-то такое, только ему известное, подчеркнуть. На втором куплете робость пропала, тем более, что подошли трое сертос – профессиональные певицы, и тоже принялись подпевать. Постепенно хор голосов увеличивался, пели почти все. Мелодия, незамысловатая, как всё гениальное, нечувствительно уносила туда, где не было ничего, кроме светлой печали по навсегда уходящему лету… и по любви, которая уходит вместе с ним… в сладкий сон… в осень в холмах… без возврата…
   И только тут Пятый понял, что это был тот самый День рождения, когда Лин, “Хитрая Рыжая Тварь”, сделал предложение Жанне.
 
* * *
   Валентина и Юра сидели на кухне.
   – Знаешь, Юр, я, честно говоря, от него сюрпризов больше не ожидала, – проговорила Валентина. – А уж такое… куда он мог отправить Ленку?
   – Может, у него спросим? Я боюсь, как бы с ней чего не случилось…
   – Пошли, – Валентина затушила недокуренную сигарету и прошла в комнату. Юра последовал за ней. Когда они вошли, Пятый, казалось, спал, но при их приближение открыл глаза.
   – Укол сделать? – первым делом спросила Валентина.
   – Нет, не надо, – Пятый говорил тихо, одними губами. Валентина нагнулась к нему, чтобы лучше услышать ответ и спросила:
   – Пятый, где Лена?
   – Она выполняет мою просьбу, – повторил он.
   – Это я уже слышала, – со вздохом сказала Валентина. – Ты мне вот что скажи – там, где она сейчас, с ней ничего плохого произойти не может?
   – Я дал ей… подробный план… она не потеряется…
   – А если потеряется? – уцепилась за новое слово Валентина.
   – Её найдут… через три часа… я настроил свой вход… он изменит частоту приёма… даст нужную информацию… кому надо… не бойтесь… она умная… я написал всё… понятно… любой бы нашёл… синюю полосу… в Доме… почти все… знают ваш язык…
   Валентина слушала. Она поняла – Пятый пытается объяснить ей очевидные для себя вещи, являющиеся для неё китайской грамотой. Ещё она поняла, что другого ей от Пятого не добиться – он то ли не может, то ли не хочет говорить более конкретно.
   – Пятый, когда она вернётся? – спросила Валентина.
   – Примерно через… шесть часов… – прошептал Пятый. – Валентина Николаевна… так пить хочется…
   – Сейчас чего-нибудь придумаем, – сказала Валентина. – Пить тебе нельзя, ты и часа не протянешь. Лучше я салфетку намочу и посижу с тобой… Юра! – крикнула она в кухню. – Чашку кипячёной воды принеси, будь другом.
   Юра принёс воду, постоял несколько секунд посреди комнаты, затем подошёл к окну.
   – Валентина Николаевна, может форточку откроем? – спросил он. – А то здесь дышать нечем.
   – Открой, – сказала Валентина, отворачиваясь от Пятого, – воздух пока ещё никому не вредил…
   – Спасибо, Юра, – прошептал Пятый. Дышать ему и вправду стало легче. Постепенно он задремал, но воспоминания более не посетили, душа, как и тело, просила покоя и ждала его…
 
* * *
   Лена, выйдя из стены, обнаружила, что находится не в помещении. Напротив, она стояла на огромном, открытом всем ветрам холме, поросшем молодой низкой голубоватой травой. Холм был сверху до низу покрыт прямоугольными блоками серо-зелёного цвета то ли из камня, то ли пластика, Лена не разобрала. Блоки имели в высоту чуть больше двух метров и стояли под углом друг к другу. Сама Лена, как она определила, вышла из одного такого блока, которых здесь было несколько тысяч. Лена глянула в записку. Ей надлежало спуститься вниз и затем повернуть налево. Она обрадовалась, что стоит не на самой вершине холма, иначе спуск занял бы не меньше часа.
   Минут через двадцать она уже стояла около огромной полукруглой площади, заполненной сотнями удивительных механизмов, размерами и формой напоминающих машины, которым сумасшедший конструктор вместо колёс решил приделать некое подобие тоненьких, хлипких на вид, ножек от настольных ламп. “Площадь разделена на секторы, – прочитала Лена, – найди синий и садись в любую машину”. Только тут она заметила, что от площади лучами расходятся в разные стороны странные дороги, имеющие разный оттенок покрытия. Ориентируясь на синюю широкую полосу, она быстро нашла нужный сектор. “И впрямь просто, – подумала она, – но что дальше?”. “Садись в любую машину, – прочитала она, – и скажи “Саприи”. Путь займёт не больше часа”. Лена подошла к машине и в нерешительности остановилась, не зная, что делать дальше. Однако стоило ей подойти чуть ближе – и машина ожила. На боковой поверхности её открылась дверь, а внутри затеплился тёплый медовый свет. Лена, поколебавшись секунду, прошла внутрь. Дверь за ней закрылась. Лена оглянулась, отыскивая хоть какое-то подобие пульта, но ничего такого не нашла. Она села в кресло возле стены.
   – Ин тофе ис? – раздался откуда-то мелодичный голос. Лена испуганно оглянулась и тут вспомнила странное слово из записки.
   – Саприи, – наугад сказала она.
   – Скерсе.
   Машина тронулась. Движение было почти незаметным, очень плавным. “Медленно, – с разочарованием подумала Лена, – поторопить эту штуковину, что ли? Но как?”. Она снова развернула записку. “Если ты хочешь видеть где едешь, скажи “фа ски””.
   – Фа ски, – произнесла Лена.
   – Скерсе.
   Стены механизма стали прозрачными. Лена смогла оглядеться. Машина шла с неимоверной скоростью по совершенно пустой степи, в которой властвовала сейчас необычайно светлая, сухая весна. Лишь раз промелькнули вдали какие-то строения, но скорость не позволила Лене их разглядеть. Местность, между тем, стала постепенно меняться. Вокруг теперь проносились холмы, вдали показался, смутно видный сквозь утреннюю дымку, гигантский горный массив…
   Не смотря на то, что Лена нервничала, она заметила, что этот мир, в который она так неожиданно попала, красивый. И она почувствовала, что Пятый тоже когда-то проезжал здесь. Только это был не совсем тот, вернее, совсем не тот Пятый, что умирал сейчас у неё дома.
   Машина вошла в глубокий, словно бы ножом прорезанный, каньон и замедлила ход. Дорога теперь петляла между скал, постепенно поднимаясь вверх. Потом, совершенно неожиданно, она пошла вниз. Скорость снова увеличилась, но это продолжалось недолго. Через несколько минут машина остановилась, стены её помутнели, а дверь открылась.
   – Саприи, – произнёс голос, – ю тро.
   – Скерсе, – сказала Лена.
   Преамбула кончилась. Выйдя из машины, Лена обнаружила, что стоит возле белой громадной стены, уходящей под самые облака. В записке говорилось, что ей надлежит теперь, произнеся мысленно следующий цифровой код, попасть внутрь. Теперь преодоление преграды не вызвало у Лены никаких затруднений. Выйдя из стены, она обнаружила, что стоит в коридоре, широком и пустынном. “Подойди к любому человеку и спроси, где можно найти Айкис. Её знают все, думаю, что здесь затруднений не возникнет. Отдай ей пакет и письмо. Попроси, чтобы она выделила тебе провожатого, объясни, что торопишься домой. И ещё. Я никогда не говорил этого тебе, но сейчас имею право сказать. Я люблю тебя. И прости ещё раз, если сумеешь”. Лена сунула записку в карман брюк, вздохнула… и заметила человека, быстро идущего по коридору. Лена бросилась вслед за ним, испугавшись, что он уйдёт.
   – Простите… – она поймала человека за рукав, – ой, извините… как мне найти Айкис?… а то я тут ничего у вас не понимаю…
   Мужчина с некоторым недоумение посмотрел сначала на неё, а затем уставился в потолок, беззвучно шевеля губами. “Наверное, псих, – подумала Лена, – ещё не хватало”. Но тут мужчина сказал, правда медленно и с акцентом:
   – Это русский… язык?…
   – Да, – с облегчением подтвердила Лена, – он самый.
   – Ой, как хорошо! Скажите ещё что-нибудь. Я уже… пять… десять… а, вот! Пятьдесят лет не практиковался…
   – Потом, – пообещала Лена, – мне срочно нужна Айкис!
   – Я порво… нет, провожить?… провожу вас. Фай! Айкис в лаборатория… лаборатории… чёртовы окончания… окончание?… Пойдёмте, это тут… близко… А вы сами из… посёлок?…
   – Нет, – Лена торопливо шла за ним по коридору, – ещё долго?
   – Пришли, – констатировал мужчина с некоторым сожалением в голосе, – может мы ещё… видеться?…
   – Непременно, – заверила его Лена, – обязательно.
   – До встреча!
   Лена вошла в помещение, которое поначалу приняла за что-то типа спортивного зала – её поразили размеры. Подойдя к какой-то женщине (или девушке, Лена не поняла), она спросила:
   – Скажите, Айкис здесь?
   Женщина на секунду оторвалась от своего занятия и крикнула кому-то вглубь зала:
   – Айкис! Ио, лефес!…
   – Хизи, Нейс, – отозвалась другая женщина. Она подошла к Лене и спросила:
   – В чём дело?
   Лена, увидев Айкис, оробела. Эта женщина, красивая, темноволосая, была выше Лены на целую голову, и в походке её, и в осанке было что-то королевское.
   – У меня пакет… и письмо, – проговорила Лена, запинаясь, – он просил передать это вам…
   Лицо Айкис мгновенно изменилось. На неё отразились сильнейшее волнение и растерянность.
   – От кого письмо? – спросила она.
   – От Пятого. И ещё он попросил, чтобы вы отвезли меня домой…
   В необъятном зале вдруг повисла тишина. Все голоса как-то разом смолкли и в этой тишине пугающе громко зашуршал разворачиваемый Айкис пакет. Через секунду Айкис подняла глаза от письма и Лена поразилась, увидев их разом изменившееся выражение – из взгляда исчезла уверенность, в нём плескался страх и удивление.
   – Так, – произнесла Айкис, секунду помедлив, – Лена – это ты?
   – Да, я.
   – Ничего не понимаю… Что с ним случилось? Он пишет, что умирает. Это правда?
   – Да.
   – Почерк его. Подожди, дай сообразить… Младшие! – крикнула она куда-то в сторону. – Материал на воссоздание, три места, срочно. Подготовить четвёртое место на воссоздание. Остальные, по одному, на выход. Экстренный сбор в зоне молчания через… – тут Айкис произнесла несколько незнакомых Лене слов. – В память машины ничего не вносить, перевести на ручное управление.
   – А можно для тех, кто не знает русский, повторить по-человечески? – с усмешкой спросил какой-то парень.
   – Нужно, – парировала Айкис, даже не обернувшись. – Лена, расскажи подробней, что с ним произошло.
   – Ну… у нас… там была авария, его покалечило…
   – Что?
   – Ноги, позвоночник… он и до этого болел… мы семь месяцев его тянули, но он и сам… ну, не хотел…
   – Что – не хотел?
   – Жить он не хотел… и сегодня… – Лена запнулась, – он попросил меня приехать к вам и отдать… он сказал, что умирает, и что…
   – Как ты сюда попала? – вдруг спросила Айкис.
   – Он мне дал вот это, – Лена протянула Айкис детектор, – и велел думать какие-то цифры…
   – Нейс, возьми комплект входов, – сказала Айкис пробегавшей мимо женщине. Та коротко кивнула. – Лена, он ещё жив?
   – Когда я выходила, был жив.
   Айкис схватила Лену за руку и поволокла вон из зала. Лена едва успевала за ней. Почти что на бегу Айкис умудрялась и задавать вопросы Лене, и отдавать какие-то приказания своим подчинённым. Пройдя какой-то узкий коридор, Айкис вдруг, не замедляя скорости, свернула в ближайшую стену.
   Они вынырнули из стены в пустом, тёмном и гулком помещение, высокие стены которого терялись во мраке у них над головами. Айкис помогла Лене подняться по узеньким ступенькам в кабину механизма, размеры которого Лена затруднилась бы определить – глаза ещё не привыкли к темноте. Как только они вошли внутрь, машина плавно тронулась. Вокруг царил непроглядный мрак и полная тишина, нарушаемая лишь дыханием людей. Но вот машина вырвалась из плена темноты и тишины на волю – и в ней сразу посветлели окна, засветились стеновые панели, и заговорили люди.
   Айкис куда-то ушла и Лена, усевшись на мягкий, травянистого зелёного цвета диванчик, принялась осматриваться. Вокруг неё происходила лихорадочная подготовка. Людей в машине было много, не меньше двадцати, как определила Лена, и все они были очень заняты, им было не до неё.
   Минут через десять вернулась Айкис.