Нет, все не так просто. Что-то случилось. Что-то совершенно невероятное. Необходимо найти Поля. Самое простое – попытаться разыскать Джона Доу. Алена попробовала.
   «Объект поиска не идентифицируется. Объявить мистера Джона Доу в розыск?»
   «Нет».
   Алена не хотела задействовать полицию и виндексов. Во всяком случае – пока.
   «Мне нужен союзник, – размышляла Алена. – Одна я ни за что не справлюсь. Но кто? Кто мне может помочь?»
   Виктор ей был необходим как никогда. Но Виктор не возвращался. Гремучка-Голубев? Как ни смешно, похоже, глава «Дельта-ньюз» тоже исчез. Неужели Поль его так напугал, что Гремучка закрыл портал и пустился в бега? Алена не сомневалась: Поль на многое способен. Так кто же поможет несчастной девушке? Дед? Он слишком стар. Тетя Надя? О да, она готова в бой немедленно! Сейчас! Лучше не надо! Здравый смысл подсказывал Алене: от нее будет больше вреда, чем пользы.
   Нет, тетю Надю не надо вмешивать в это дело. Кто тогда? Друзья Виктора? Она с ними незнакома. И потом: готовы ли эти люди рискнуть своей шкурой или хотя бы карьерой ради Виктора Ланьера? Но кто-то должен был рискнуть, кому судьба Виктора не безразлична. Его брат? Ну да, сводный брат Артем Лисов. Виндекс.
   Алена кинулась к компьютеру и включила поисковую программу.
   «Артем Лисов, виндекс...» Что она еще знает о нем? Он младше Виктора на год. «34 года» поставила в графе «возраст». Список виндексов с фамилией «Лисов» тут же возник на экране. Отлично! Проверять, тот это Лисов или нет, придется до Нового года.
   Что еще можно уточнить?
   Ага, есть графа: родители...
   Она указала в графе «мать»: «Вера Григорьевна Андреева». В графе «отец» смогла указать лишь фамилию «Лисов», зато добавила особые данные «посмертник». Другие родственники – «Виктор Павлович Ланьер, брат».
   Список тотчас сократился до одной-единственной фамилии.
   Отлично!
   «Создать контакт!» – потребовала Алена.
   И отправила сообщение:
   «Алена Савельева, невеста Вашего брата Виктора Павловича Ланьера, просит о немедленной встрече. Речь идет о жизни Виктора».
   Она не лгала. Была уверена, что Виктору угрожает опасность. О том, что речь идет о гибели мира, решила не писать.
   Что еще можно выудить из сети, кроме адреса Лисова? Ну, например, Валгалла... Валгалла – ссылок 1000329, порталов – 1441, сайтов – 5670.
   «Валгалла – в скандинавской мифологии дворец на небе в Асгарде. Туда уходят павшие в бою воины, там светло от блеска мечей, там пьют медовое молоко козы Хейдрун и едят мясо вепря Сэхримнира. Мертвые воины составляют дружину бога Одина, они то сражаются, то пируют в Валгалле, – поясняла сеть. – Дворцами Валгаллы назывались погребальные лодьи, которые поджигались вместе с погибшими воинами и отправлялись в открытое море».
   Что же имел в виду Поль Ланьер, когда говорил о Валгалле? Не этот же древний рай для павших воинов?
   – Алена Савельева? – ожил комбраслет. Мигнул красным, зеленым, опять красным. Кто-то пользовался защищенным каналом связи. «Все это ерунда, – говорил Виктор. – Дополнительная подсказка эсбистам: стоит послушать».
   – С кем я говорю?
   – Анна Орловская, корректор психики.
   – А! Понятно! Вам хочется срубить, наконец, свои пятьдесят евродоллов. Так приперло с деньгами, что вспомнили обо мне?
   – Вам в самом деле нужна коррекция. Но, в конце концов, следить за своим уровнем агрессивности – дело каждого. Я о другом. О важном. – У психокорректора выдержка была куда лучше, чем у Алены. Голос Орловской сообщил спокойно и доброжелательно: – Гарольд Смешнов сказал мне, что вы – портальщик из «Дельта-ньюз».
   – Внештатный, – уточнила Алена, чтобы ее ложь выглядела правдоподобнее: Орловская могла проверить списки работников портала, прежде чем позвонить.
   – Не важно. «Дельта-ньюз» – серьезный канал...
   «Неужели она не знает, что канал «Дельта-ньюз» закрыт? – удивилась Алена. – Впрочем, закрытие канала было сенсацией вчера. Сегодня об этом уже не сообщают.
   Как говорил Виктор: «Если ты пропустил новость, ты не узнаешь ее никогда». Видимо, госпожа Орловская кое-что пропустила».
   – Надежда Савельева, глава «Эдема» – ваша родственница? – продолжала допытываться Орловская.
   – Тетка.
   – Отлично. Алена, вы мне очень нужны. Надеюсь, у вас есть хотя бы десятая часть ее напора.
   – Почему бы вам не обратиться сразу к Надежде Сергеевне? Тогда весь напор...
   – Нет. Мне нужны именно вы. Дело важное. И срочное. Нам надо встретиться. Новый парк подойдет? Через час?
   – Это связано...
   – Не надо лишних слов! – Орловская повысила голос, но тут же взяла себя в руки: – Через час. У недостроенного фонтана. Приходите одна.
   И прервала связь.
 
2
 
   День был радостный. Солнечный. Синий с золотом. Весело жить в такой день. Хорошо бы с Виктором погулять в Новом парке.
   Алена почти наяву представила их прогулку: Виктор непрерывно шутит, потом катает ее на американских горках (знает, что она их до смерти боится), потом они заходят в кафе, где хозяин дремлет за столиком, покрытым клетчатой скатертью. Они заказывают бутылку вина и шашлыки.
   Неужели он не вернется из-за врат? Она еще надеялась.
   Орловская сидела на скамейке рядом с накрытым зеленой сеткой параллепипедом. Заметив Алену, она поднялась, взяла Алену под руку, и они двинулись по дорожке. Навстречу две мамаши катили коляски с детьми.
   – Как поживает Гарольд Смешнов? – спросила Алена. – Или вы расторгли ваши деловые отношения?
   – Постарайтесь воспринять информацию максимально серьезно, – Анна говорила все тем же доброжелательно-мягким, хорошо поставленным голосом.
   – Постараюсь воспринять. – Алену вдруг разобрал глупый смех. Она едва сдерживалась.
   – Вы знаете, что людей с высоким уровнем накопленной агрессивности обычно отправляют за врата. Но многие демонстративно отказываются. Тогда их ждет коррекция психики. Случайно... Почему – неважно, это вас не касается, я стала проверять списки тех, кого лично направила на коррекцию. Хотела проверить, насколько эффективно была проведена процедура.
   Орловская нервничала все больше и больше. И – возможно – трусила.
   – Я обнаружила странную вещь: пять человек исчезли. До того как прошли коррекцию. Как вскоре выяснилось, беглецы есть не только у меня. По моим расчетам, несколько сотен человек, вместо того чтобы пройти коррекцию и вернуться к нормальной жизни, предпочли лечь на дно, превратиться в изгоев, лишенных связей с миром, в тех, кого мы называем «пиявками».
   – И что... – Алена пока не понимала, куда клонит Орловская.
   – Теперь второе. Те, кто возвращается из-за врат, проходят медицинский осмотр, в том числе тестирование у психологов. Практически все возвращаются из Дикого мира с пониженным уровнем агрессивности. Но у одного из десяти тысяч – так говорит статистика – агрессивность не падает, а – напротив – возрастает. Таких людей мы называем неподчинимыми. Так вот, в этом году пять неподчинимых, направленных на лечение, сбежали. В прошлом году таких людей было семеро.
   – И что из этого следует? – спросила Алена.
   – Вы не догадываетесь?
   – Если честно – нет.
   – Одного из таких неподчинимых подозревают в убийстве троих ученых в Пенсильванском университете. Врата становятся опасными. – Орловская протянула Алене инфокапсулу. – Здесь списки пропавших.
   – Вы хотите, чтобы я сделала сообщение в портале?
   – Первой строкой.
   – Это зависит не от меня.
   – Постарайтесь. И будьте осторожны.
   Анна отпустила локоть Алены и заспешила к выходу из парка. Сбилась на нелепую трусцу. Едва не уронила сумку. Мужчина в черной куртке поднялся со скамьи, двинулся следом. Алена хотела окликнуть Орловскую. Уже рот открыла и руку подняла. Мужчина оглянулся. Алена узнала Гарольда Смешнова. Выходит, Анна на встречу пришла не одна.
   «Что ж мне теперь делать с этим списком?» – вздохнула Алена, пряча инфокапсулу в сумку.
 
3
 
   «Есть личности, которых спокойный доброжелательный мир приводит в ярость», – читала Алена в книге Хомушкина по истории врат.
   Она дожидалась посадки на аэробус. Погода стояла прекрасная, небо за стеклянным куполом сияло ослепительной радостной голубизной. Зал ожидания был полон. На огромном голубом глобусе в центре зала плыли красные точки – это аэробусы компании «Фрискай» несли пассажиров к заветным целям.
   «Им хочется продемонстрировать свою дерзость, заявить о своей силе, но их не замечают. Те, кого они пытаются оскорбить, вежливо и равнодушно улыбаются в ответ. Что может быть хуже этой напускной доброжелательности? Дерзким не с кем сражаться. Они бы с восторгом восприняли малую толику несправедливости, попытку надавить на них. Даже прямой запрет. Лишь бы их заметили и сочли за реальную силу. Сила... Человек по природе слаб. Человек слаб, но мечтает стать сильным. И чем больше мечтает о силе, тем больше сгибается. Большинство смирилось со своей слабостью и предлагает смириться всем. Но бунтари появляются вновь и вновь, ради протеста как такового они готовы жертвовать всем, даже жизнью. Своей и чужой. Для них Дикий мир стал спасением. Там есть, кому вцепиться в горло когтями, на ком выместить злость...»
   – Отдай мне эту книгу!
   Алена подняла голову. Перед ней стояла девушка в рыжей меховой курточке и в черных шортах. Крашеные рыжие волосы на голове коротко острижены.
   – Женя? – неуверенно проговорила Алена. Девушка походила на внучку рена Женю Сироткину. Правда, прежде она одевалась совсем иначе.
   – Книгу! – девушка требовательно протянула руку.
   Алена колебалась. Во-первых, эту старинную бумажную книгу дал ей Виктор, такую вряд ли где-то можно достать, чтобы восполнить потерю. Во-вторых, ей самой хотелось дочитать книгу до конца.
   – Сто евродоллов! – заявила Алена, чтобы не отказывать напрямую. Она была уверена, что таких денег у странной просительницы нет.
   – Держи, – девчонка швырнула ей жетон на колени.
   Алена зачем-то заложила страницу, которую читала, и протянула книгу.
   – Френдю, – Женя (если только это была она) вытянула губы в символическом поцелуе. – Гуд бай, май деа!
   Алена направилась к автомату, проверила жетон. На нем было чуть меньше тысячи евродоллов.
 
4
 
   Поселок был новенький, построенный три или четыре года назад. Здесь явно жили люди не бедные. Домики аккуратные, двухэтажные, без выкрутасов, башенок и прочей шелухи – тот стиль давно уже отошел, теперь в моде был строгий дизайн. Деревья почти полностью облетели, ненавязчивое осеннее солнце золотило скаты черепичных крыш и сероватые, под камень, стены.
   Артем сразу заметил этот мобиль на дороге. Старенькая чихающая машинка катила, поднимая тучи пыли. Наверняка половина элементов в отключке. В войну для них приспосабливали запасные батареи кибов. Потому этих батарей так катастрофически не хватало.
   Артем поднялся с крыльца, пошел к низенькой калиточке.
   Интересно, кто это приперся? Похоже, Семенов, фермер, что на прошлой неделе картошку привозил и в погреб мешки снес. Ну да, вон левый борт оцарапан – Семенов тогда как раз впилился в угол гаража.
   Мобиль остановился, и наружу в самом деле выбрался Семенов, загорелый, вихрастый, бородатый. И с ним светловолосая девушка в спортивной курточке и брюках, заправленных в мягкие сапожки.
   – Привет, Иваныч! – крикнул Семенов, принципиально отвергая универсальное «хай»! – Я тут тебе такую красотку подкинул. Закачаешься! Говорит, издалека прибыла. Исключительно ради встречи с тобой.
   Виндекс протянул Алене руку.
   – Лисов Артем Иванович.
   – Алена Савельева. Нам нужно поговорить! – Она покосилась на Семенова. Похоже, тот не собирался никуда уходить, ожидал приглашения в дом, а главное – к столу.
   – Поговорить? – переспросил хозяин. – И только?
   – Мне нужна информация.
   – Что случилось? – спросил мрачно Лисов.
   – Это касается Виктора.
   – Ну и что? Мы сто лет не виделись.
   – Может, выпьем? – предложил Семенов, откашливаясь. – За встречу. А, Иваныч? У меня и закусь есть. Утка с яблоками.
   – В честь чего утка?
   – В честь гаража... то есть вроде как компенсация.
   – Заходите, – без особого радушия предложил Лисов.
   Кухня в доме оказалась уютная – с большим квадратным окном, с деревянным некрашеным столом посередине, и каждому обедающему полагалась льняная салфетка в синюю клетку. Такие же тяжелые деревянные стулья были под стать столу.
   Хозяин поставил на стол бутылку вина и фужеры. Семенов привез с собой жареную утку с яблоками. Похоже, намечалась импровизированная пирушка.
   – Ты не волнуйся только, – бормотал Семенов с набитым ртом. – Я тебе гараж починю. Нет, сто процентов починю. Вот только с уборкой закончу... И тогда – все сделаю.
   – Хорошо, хорошо, – закивал Артем. – Только знаешь что... Мне с девушкой наедине надо остаться. Понимаешь?
   – Я тебе не мешаю! – Семенов сам наполнил свой бокал до краев.
   – У тебя же уборочная, – напомнил Артем.
   И убрал со стола бутылку.
   Семенов залпом опрокинул фужер и поднялся.
   – Невежливый ты парень, Артем! – пробормотал, остановившись в дверях. – Я к тебе со всей душой, а ты выгоняешь. Как будто я не вижу: не та эта девушка, которой под юбку сразу лезут. Обидел... честно скажу – обидел. А я эту обиду запомнил. Учти.
   Семенов сокрушенно покачал головой и вышел.
   – Ну? – глянул на гостью вовсе не дружелюбно Артем. – Что там у вас приключилось?
   Алена оглянулась.
   – Не волнуйтесь, индикатор прослушки включен. Жучков нет. Так о чем речь? – успокоил хозяин.
   Внешне Артем мало походил на Виктора: невысокого роста, темноволосый, с бледным некрасивым лицом. Нос курносый и слишком большой, глаза блекло-голубые, навыкате.
   – Что вы знаете про Поля Ланьера, отца Виктора? – напрямую спросила Алена.
   – Практически ничего. Он погиб, как и мой предок, на последней настоящей войне. Мы оба посмертники. Только мой отец – пилот. А Поль воевал в пехтуре. Рядовым. Пал в первом бою.
   – И все? Больше ничего? – разочарованно протянула Алена.
   – А что я могу еще сказать? Мамаша – и та ничего не знает, кроме имен. Тогда ведь, после войны, каждый боролся за себя. Выживал. – Артем окинул гостью снисходительным взглядом. – Вы этого, конечно, помнить не можете. И не знаете, – добавил язвительно. – Не интересовались.
   – Но и вы не сразу после войны родились, – заметила не без яду Алена.
   – Ну, не сразу. А когда вступила в действие программа «Возрождение». Тогда на каждого ребенка, что наши бабы рожали для Европы, можно было родить одного своего. Вернее, не так. Не можно, а нужно. Правительство наше тут же примазалось: решили, что евросы слишком большие деньги «нот, наши неизбалованные женщины за такие бабки не одного, а сразу двоих вырастить могут. Как говорится, деньги ихние, польза наша. Сначала ребеночка для Евросоюза извольте, а через год – еще одного, на благо Родины, исполните свой гражданский долг – задаром.
   – Разве нельзя было отказаться? – не поняла Алена.
   – Да потому, что расписку бабы давали: мол, обязуюсь исполнить свой гражданский долг или вернуть государству выплаченное мне пособие. Смешно, да? – скривил губы Лисов. – Кое-кто, конечно, пронюхал, что пособие это платит Евросоюз, а наши назад не имеют права требовать ни евродолла. Но многие, пока сообразили, что и как, уже нарожали детей, за которых никто ничего платить не собирался. Баб наших, как всегда, обули. Только не в туфельки.
   – Вы – циник, – заметила Алена.
   – Разве цинизм – говорить правду? – пожал плечами Артем. – Цинизм – использовать лучшие человеческие порывы в своих целях. Обманывать, лгать самым беззащитным.
   – Но, погодите... если за Виктора платил Евросоюз, почему его не увезли в Европу?
   – В Европу? – переспросил Артем. – А разве мы – не Европа? Да ладно, ладно, не буду придираться к словам. Дело в том, милая моя Аленушка, что детей заказывал Евросоюз, а забирали их родственники или те, кто собирался усыновить, Да, действительно, почти всех увозили. Витьку дед тоже хотел забрать. Но мамаша, дуреха, не позволила. Стала умолять: не отнимайте кровиночку, пускай тут при мне остается. Дед, конечно, имел право настоять на своем, но он почему-то спросил Витьку; «Хочешь со мной в Париж?» А он: «С мамкой останусь». Дед в Париж один вернулся, на Витьку серьезно обиделся.
   – Дед? – переспросила Алена.
   – Ну да. Робер Ланьер. Витька вам ничего не говорил о нем? Как старик к нам приезжал и подарки привозил? Не рассказывал? Виктор потом, когда вырос, ездил к деду раза два. Может, и больше – я не знаю, что там и как, мы с Витькой уже не общались.
   – Этот Робер Ланьер жив до сих пор? И мы можем его сейчас найти?
   – Да запросто. Только почему вас так заинтересовала Витькина родня? Планируете получить наследство?
   – Дело в том, что этот его отец, Поль Ланьер, жил полвека за вратами. А теперь явился в наш мир.
   – Самозванец, – заявил Лисов.
   – Он как две капли похож на Виктора. Ростом, правда, чуть-чуть ниже. Так вы можете найти Робера Ланьера?
   – Идемте. Сейчас все сделаем.
   Они прошли в небольшую гостиную.
   – Отвернитесь, – попросил Лисов, – я не люблю подключаться к компу через разъем, когда меня кто-то видит.
   Алена пожала плечами. Подобное подключение – не редкость. Многие, напротив, нарочно демонстрируют свой симбиоз с компьютерами.
   – Итак, что мы имеем? Робер Ланьер, девяносто пять лет, уроженец Лиона, бывший виндекс... Неверно, бывших виндексов не бывает. Работает в портале «Беспросветность». Хорошее название для портала. Мизантропы наверняка балдеют. Надо же, девяносто пять, а он все еще может работать... Кстати, когда я его видел, он выглядел лет на сорок, а было ему в то время за шестьдесят.
   – Как вы его нашли так быстро по сети?
   – Просто. Специальная программа виндекса... Если честно, я его давно уже нашел.
   – Зачем? Виктор просил?
   Лисов не ответил, поднял палец, давая понять, что ему не надо мешать – идет общение с компьютером. Потом Артем вынул разъем и отключился от компа.
   – Ответ придет через пять минут.
   – Ответ? От кого?
   – От Робера Ланьера.
   – Если он соизволит ответить.
   – Нет, это автоматический ответ. Так называемый пеленг. Вопрос отправлен его личному компу. Виндексы получают пеленг автоматически.
   – Оказывается, у вашей профессии есть преимущества.
   – У нашей профессии куча преимуществ. Прежде всего мы имеем право сдохнуть в любую минуту.
   – Поль Ланьер тоже был виндексом. Вы это знаете?
   – Конечно.
   Негромко звякнул комп.
   – Пришел ответ?
   – Получен пеленг, – сообщил комп. – Желаете подключиться, шеф?
   – Канал защищен?
   – Абсолютно.
   Артем взял разъем. Повертел в пальцах и вдруг вытащил из угла пластиковую куклу, размерами и видом удивительно похожую на него самого. Даже разъем у куклы располагался точно так же на затылке, как у Артема. В следующую минуту кукла была подключена к компу. А потом что-то вспыхнуло. Не то чтобы ярко. И грохнуло – не особенно громко. С воплем «Ложись!» Артем кинулся на пол, Алена слетела с дивана.
   Когда через полминуты они поднялись, на месте человекоподобной куклы сидела обугленная мумия. Отвратительно воняло горелым пластиком.
   – Если Робер Ланьер был подключен к компу, он труп, – подвел итог Артем. – Если нет, у него только сгорел комп.
   – Что это было? – У Алены предательски клацнули зубы.
   – Киллер виндексов.
   – Что?
   – Говорят, вирус такой. Но я думаю, эту программу применяют вполне осознанно. Она выводит из строя блоки питания. Скачок напряжения, и человек с шунтом в башке становится копченой курицей.
   – Кто-то хотел убить Робера Ланьера?
   – Или меня. Шансы равны.
   – Что будем делать?
   – Не знаю. Какие у вас были планы? Найдете меня, и...
   – И вы мне подскажете, куда этот человек мог сбежать.
   – Весной бы я ответил: он ушел за врата. А сейчас – куда угодно. В любую точку земного шара.
   – Значит, он появится в ближайшем аэропорту. Это точно. Виндексы могут контролировать терминалы?
   – Запросто! Вот только... – Артем покосился на сгоревшую куклу. – Нам нужен другой выход в сеть.

ИНТЕРМЕДИЯ
 
ПОСЛЕ ВОЙНЫ

   В детстве Витьке казалось, что война все еще длится. О ней говорили все и постоянно. В сознании людей время делилось на две половины: до и после. Сама война была вне времени. Просто война. Без измерения. Витька родился после. Но у него было все время такое чувство (особенно в детстве и в юности), что он ее пережил. Все события сравнивали с тем, что было во время войны. «Тогда было иначе», – примерно так начиналась каждая вторая фраза. Одно время Витьке казалось, что война – это часть жизни и она вот-вот должна вновь наступить. Каждое утро он, просыпаясь, прислушивался: вдруг началось, а никто еще не знает. Вдруг уже... Но день проходил за днем, а война не возвращалась. Даже взрослые научились потихоньку ее забывать. Но это было так трудно.
   Фильмы и геймы были только про войну. Остальное казалось пресным. На войне было много трупов, много крови и выкриков: «Огонь!» На фронте все становились героями. Даже муж соседки Марты, низкорослый, нервный, дерганый Павлуша, был героем и на лоснящемся пиджаке носил какие-то густо позолоченные железяки с трехцветными ленточками. А по пьяни (впрочем, он почти всегда был пьян, но малая доза не считалась) рассказывал, как лично врывался с десантом в захваченный «востюгами» Иркутск. Их рота заняла район новых колоний, солдаты носились по этажам, запаляя «Гариными» все подряд. На последнем этаже он отыскал какую-то китаянку с дочкой. Мамашу связал, а дочку поимел во все места. А потом обеих пристрелил. Ему боязливо верили. Марта гордилась.
   «Мы бы и Хабаровск могли взять, если б сволота наверху нас пустила», – рассуждал Павлуша.
   Когда Вера робко возражала, что вся территория Приморья превратилась в мертвую зону и теперь ее чистить надо лет сто, Павлуша орал:
   «Молчи, дура! Русскому мужику ничто не страшно! Поняла, дура? Мы куда угодно придем! Бутылку выжрем, зубами вцепимся – и на рывок! Подня-я-яли! Небось пупок не развяжется! Дай нам волю! А теперь там косоглазые, суки, хозяйничают!»
   «Мы с ними дружили, обнимались, – вспоминала Марта. – Думали, они нас научат, как жить надо, как работать. Любили, можно сказать, а они...»
   Ну, это было ожидаемо: кого прежде любили, с тем крепко потом дрались. Париж обожали – потом шли на Париж. С немцами обнимались и совместные парады устраивали – на Берлин тоже пришлось идти. Пекин стал лучшим другом? Ну все, готовьтесь штурмовать Пекин. Не довелось. Штурмовали Иркутск. А вокруг Хабаровска ставили заграждение, отсекая мертвую зону.
   Голод был второй темой после темы войны. Голод коснулся почти всех. У мамы в шкафу на кухне вся нижняя полка была вся забита консервами. Когда подходил к концу срок хранения, их съедали и покупали новые банки. Суп из тушенки был самым частым блюдом в Витькином детстве. Или картошка с тушенкой. Обычно по воскресеньям мама распахивала дверцы шкафа, смотрела на батарею из банок и вздыхала:
   – Ах, если бы у меня в войну было столько запасов!
   Витька мечтал изобрести машину времени и перенести припасы назад, в то время, когда мама жила в такой нужде. Он подозревал, что она их покупает и копит именно для этой цели.
   Правда, однажды Витька подслушал разговор мамы с какой-то женщиной, и из этого разговора следовало, что в войну не все гражданские голодали, что, напротив, многие очень здорово питались, даже жирели. И, главное, богатели.
   «Вот сволочи!» – возмущались женщины.
   Витьке вдруг пришла в голову простая и вполне очевидная мысль: наверняка те, кто обжирался и богател, смертельно презирали тех, кто голодал и умирал на войне. Он не знал, что из этого открытия следует, но пока решил держать эту мысль при себе.
   Витька и Артем росли как близнецы. Год разницы – почти не в счет. Близнецы от разных отцов. Во дворе их дразнили пятаками и посмертниками. Они обижались. С пацанами дрались, взрослых обзывали в ответ на презрительные клички. С тех пор Виктор терпеть не мог ругани. Она его обжигала и заставляла вспоминать, что он – пятак. Его мать получала за него пять сотен евродоллов. А за брата – ничего. Они родились после войны, потому что каждый погибший солдат имел право продлить себя в потомстве. Разумеется, тем, кто уходил на войну, чьи тела разрывало на части слепое железо, было плевать на это великое право.
   Отцом Артема был пилот Лисов, Поль Ланьер служил в пехоте. Кто бы мог подумать, что пехтура все еще должна удобрять землю в век киборгов и умных боевых машин. Витька страстно завидовал Артему. Однажды, когда какая-то тетя (черт бы побрал всех этих любопытных теток) спросила, кем был его отец, Витька соврал, что пилотом. И эта тетя (Ланьер вспоминал о ней неизменно с ненавистью) подошла к маме и принялась сюсюскать: «Ну надо же! Надо же! У мальчика отец пилот истребителя, герой, сбивший три "востюговских" самолета!» Артем стоял рядом и все слышал. Как он взъярился! Как налетел на старшего Витьку. Бац! Кулак расквасил нос брата! Артем был слабее и ниже ростом, но не задумываясь кидался в драку.
   – Не смей примазываться к моему отцу! Не смей! Ты, пехтура сраная!
   Но в общем-то они не сильно с Темкой ссорились. Играли обычно вдвоем. Да и кто им был нужен? Больше всего они любили играть в старой «Немезиде». Внутри огромного серого цилиндра сохранилось несколько кронштейнов и рам для крепления оборудования. Входную дверь кто-то уволок, чтобы приспособить в своем скромном жилище. Витька с Тёмкой забирались внутрь и воображали, что несут в «Неме» дежурство. «Немезида» не позволяла взрываться ядерным и термоядерным зарядам. Ракета приносила лишь радиоактивный заряд; он мог, разумеется, сработать как «грязная» бомба, когда корпус ракеты раскалывался, но ядерный Апокалипсис сотворить был не в силах. В войну и сразу после о «Немезиде» говорили восторженно. А потом... потом после подписания договоров и создания Мирового правительства кто-то высказал крамольную мысль, что «Немезида» помогла войну развязать, отменила политику ядерного сдерживания. Да, придумали ее в Штатах трое ученых – немец, русский и еврей (ну почти как в анекдоте). Собрались на барбекю, поговорили, выпили и придумали «Немезиду». А потом китайцы спустя полгода идею украли. Евросоюз обвинил американце!; в халатности. Да что толку было руками махать. Война глядела в окна. Она приближалась. Все лишь гадали, когда... «Боинг» уже запускал «Немезиду» в производство.