Страница:
– Не вернусь? – почти автоматически переспросил Поль.
– Давно подмечено: те, кто не подвержен завратному психозу, очень часто не возвращаются. А что вы не подвержены – это я давно понял.
– Гибнут?
– Нет, именно не возвращаются. – Сироткин взял из вазы зеленое яблоко, с хрустом надкусил, благо зубные имплантанты позволяли.
Поль невольно тронул языком гладкое небо слева. В одну зиму он потерял сразу четыре зуба. Дикий мир, увы.
– Деда, я в ванную. Надо помыться, – сообщила Женька. – А то шмонит от меня. Угу? Надеюсь, вам тут весело, как всегда.
– Что-то в последнее время я не веселюсь, – отозвался дед. – Ты это делаешь за меня.
– Дед, ты чудо! – Женька чмокнула старика Сироткина в щеку и упорхнула.
– Расскажите, Виктор Павлович, что вы открыли за вратами, – предложил Сироткин. – Ведь там все ищут нечто чудесное. Свой рай. Вы нашли Эдем для портальщиков? – Он выжидательно замолчал.
– Нашел кое-что любопытное. Вам будет интересно узнать, – при гостях рена Поль не собирался пускаться в откровения.
– Тот мир куда лучше нашего! Чище, красивее! Там есть возвышенное! – заявила пухленькая девица с длинными светлыми волосами (возраст между двадцатью и тридцатью). – Там все настоящее. Даже смерть. Потому что смерть от болезни под капельницей – отвратительна. А знаете, кто самый настоящий? Самые настоящие – это мары. Они никому не подчиняются. Они полностью свободны. В их дикости есть неизъяснимая прелесть.
– Мары – это мародеры. Насильники и убийцы, – напомнил Поль.
– Насильники и убийцы за вратами – все без исключения! – тут же парировала блондинка. – Мары не хуже и не лучше. Их просто оболгали.
– Я спрашиваю: закрытие портала – ваших рук дело? – опять вступил в разговор полковник Скотт.
– Я не хозяин портала, чтобы его закрывать, – заметил Поль.
– Но вы могли разместить там что-то провокационное, – предположил Гаррик.
Поль нахмурился, потом сказал:
– Даже не знаю, что там было особенного. Карты завратного мира, на них отмечены морталы, зоны остановившегося времени. Расположение складов с оружием, описание месторождений серебра... – Он говорил обо всем этом почти равнодушно. Но видел краем глаза: у многих загораются глаза. Все они здесь геймерами с младых ногтей. Он предлагал им карту захватывающей игры, надо было только добраться до заблокированного портала. Кто первый взломает пароль стражей, тот и получит новую игру. – Что еще? Ах, да. Там была схема Валгаллы. Слышали про Валгаллу? Неужели никто не слышал? Это новая империя за вратами.
– Что за глупая шутка? Нет в Диком мире никакой империи, – Сущинская пожала плечами. – Мой большой друг Александр Вязьков – заместитель Джона Моррисона, второй человек в комитете по безопасности врат. Когда я спросила его, что такое Валгалла, он ответил, что...
– Страж номер два, – бесцеремонно прервал ее Гаррик, обо всем на свете осведомленный.
– Именно! Так вот, когда я спросила у него, что такое Валгалла, он ответил: это всего лишь отряд ветеранов. Сотня бойцов, что живут за вратами, постоянно и поддерживают в Диком мире порядок, когда врата закрыты.
– Дезуха, – шепнул Гаррик, но так, что его услышал не только Поль.
– Так вы работаете на Валгаллу? – тут же сделал вывод полковник Скотт. – Очередная провокация Моррисона и его ублюдков!
– Можно повежливей? – с вызовом спросила Сущинская.
– Нельзя! Все эти комбраслеты и контроль за агрессией – выдумки, обманка. Фигня, короче.
– Полковник, я знаю ваши утверждения. Сто раз слышала, – попыталась отбить атаку Сущинская.
– Так послушайте в сто первый. Политики устроили «промывание мозгов»! Твердили на каждом шагу, что для безопасности этого мира юные оболтусы должны отправляться на войну в Дикий мир. Если каждый день кричать одно и то же, то люди начинают верить в любую чепуху. В этот раз им внушили, что надо сбрасывать агрессивность за вратами, иначе наш мир снова очутится на пороге Настоящей войны. Нынешние человеки – трусы. Они так боятся повторения пройденного, что готовы поверить любой ахинее, которую им внушают. Теперь все убеждены, что человек должен время от времени воевать, чтобы снять напряжение.
– Может быть, лучше трахаться? – предложила Сущинская.
Все захохотали. Гаррик – громче всех.
– Смейтесь, смейтесь! – нахмурился Скотт. – Стражи отправляют мальчишек за врата, прямо в объятия Валгаллы. Они готовы на все, чтобы защитить свой теплый уютный мирок! И очень удивятся, когда этот мирок в один плохой день рухнет.
Полковник все испортил. Все тут же позабыли, что сказал Поль. Начали зевать, перешептываться. Кто-то глянул на часы. Гаррик поднялся и демонстративно направился к двери. Поль тоже поднялся.
Поль вышел на кухню. Достал из холодильника банку пива, открыл. Осмотрел ящики с ножами. Нашел один подходящий. Потом отыскал ящик с термопатронами, мгновенно разобрал и собрал вновь три штуки. Теперь это не термопатроны, а термогранаты. Слабенькие, но покалечить могут. Без оружия Поль чувствовал себя почти что голым. Будто из-за каждой двери целится в него мар. У Ланьера, правда, был отнятый у охранника парализатор. Но гранаты никогда не помешают.
Сущинская не заставила себя ждать. Появилась минут через десять.
– Что за дела, Вик? Зачем эта дурацкая провокация? Что тебе надо?
– Ты не поняла?! – Поль изобразил изумление. – Я подцепил их на крючок. Они сейчас все разъедутся – искать хакеров, способных вновь открыть доступ к моему порталу. Если кому-то удастся оживить «Дельта-ньюз», моя информация тут же уйдет по рассылкам подписчиков. А это как минимум сто тысяч. Неплохо, я думаю.
– Не знала, что ты умеешь интриговать.
– Я многое умею, о чем ты даже не догадываешься.
– Послушай! Ты играешь с огнем. Зачем тебе понадобилось придумывать какую-то дурацкую империю?
– Это не выдумка. Валгалла в самом деле существует. Но туда не всех пускают.
– Послушай, Вик, у тебя кишка тонка. Не лезь в это дело. Погонишься за сенсашкой – пришьют. Похоже, тебе мало, что убили портал Гремучки, ищешь новые приключения на свою задницу? Ты ведь ничего не знаешь. Идешь вслепую, бьешь наугад. Тебя замордорят – это точно.
– Это не так просто. – Ланьер поднял банку с пивом. – Твое здоровье, большой друг стража номер два!
Когда Поль вернулся в холл, почти все гости уже разошлись. Остался только полковник Скотт. Да и тот задремал в кресле у камина.
– Зачем вы принимаете у себя этих людей? – спросил Поль у Сироткина. – Их не интересует истина – только собственные амбиции.
– А где наша доблестная дама? – спросил рен, не считая нужным отвечать на вопрос.
– Уехала. Видимо, хочет проверить, правду я сказал или нет.
– Не понимаю, что за игру вы ведете. Впрочем, я не стану вмешиваться – это ваше дело. Надо выпить за ваше возвращение, – сказал Сироткин, доставая из бара фужеры и коньяк. Видимо, Виктор любил коньяк, и Сироткин знал об этом.
– Здесь нет жучков? – спросил Поль.
– Два дня назад Вилли проверял, жучков не было. Надеюсь, с тех пор не завелись. А впрочем, сейчас можно ожидать чего угодно. В мире покоя сделалось неспокойно. Итак, за возвращение, господин Ланьер.
Поль выпил коньяк, как водку – залпом, даже не пытаясь оценить букет. Язык немного пощипало, потом жаркая капля потекла к желудку.
– Даня, помнишь тех кибов, что Бурлаков велел бросить весной пятьдесят лет назад?
– Что? – Сироткин приподнялся, но тут же вновь осел в кресло.
– Я – действительно Ланьер. Только не Виктор, а Поль. Его отец. Мы вместе воевали. Вспомни, Бурлаков, учитель русского, был у нас командиром. А вместо запасных батарей прислали тушенку.
– Ты же погиб!
– Как видишь, нет.
– Воскрес? Или ты клон?
– Нет. Я тот же самый. Пришел из-за врат.
– Давно?
– Нет. Не особенно. Этой осенью.
– Значит, ты жив, – проговорил Сироткин задумчиво. – Жив и ничуть не постарел.
Сироткин невольно посмотрел в большое зеркало над камином. Зеркало подтвердило: в гостиной сидели старик с седыми растрепанными волосами и мужчина лет тридцати.
– И что, за вратами – вечная молодость? Как для всех, кто погибает на войне, – они вечно остаются молодыми. Любимые сказки «милитари». – У Сироткина дрогнул голос.
– Я не погиб, – сказал Поль. – А за вратами – там все по-разному. Можно долго оставаться молодым. Или состариться и умереть за несколько часов.
– Как Вера Найт, – прошептал Сироткин.
– Вера Найт? – переспросил Поль. – Ах да, та актриса. Она всего лишь попала в мортальный лес. Летом.
– Ты ее встречал? – оживился Сироткин. Он заволновался, глаза заблестели. – Ты видел Веру Найт на той стороне.
– Я много кого видел. Веру Найт, пасиков, команданте Тутмоса и его ребятишек. – И, предваряя новый вопрос, поднял руку. – Об этом позже. Выслушай меня, это очень важно...
– Значит, ты не погиб, – вновь повторил Сироткин. – А меня, знаешь ли, героем считали. Меня контузило, осколками посекло, но я выжил. Сироткины – они живучие. А ты?
– Был ранен. Потерял сознание. Бурлаков тащил меня напрямик, через черный круг. Там, где бомбу вырожденного пространства взорвали. Дело было весной, и мы и провалились в Дикий мир.
– Да, там как раз врата теперь стоят.
– Бурлаков говорил мне, что, когда обстрел кончился, он только меня нашел из живых. Все остальные погибли. Тебя, выходит, не заметил?
Сироткин подался вперед, губы его расползлись в улыбке:
– А я спрятался.
– Где? – не понял Поль.
– Я последнего киба налаживал. У железного вояки был сбой в программе, он землю копал и копал непрерывно. Огромную яму вырыл. И тут началась стрельба. Меня взрывной волной как раз в этот окоп и откинуло. Сверху поперек ямы упал мой механический вояка. Потом нас вдвоем завалило землей. Что произошло дальше, я не знаю. Без сознания был. Похоже, востюги в атаку не пошли, боялись черного круга. Тогда считалось, что мы в мертвой зоне и тоже скоро умрем. А кто на черный круг ступил – тот сразу сгинул. Только вечером я выбрался из своего укрытия. Почти ничего не соображал. Барабанные перепонки полопались, из ушей кровь текла. Боль адская. Хорошо, у меня в аптечке шприц-тюбик с морфином остался. Я вколол его себе и потерял сознание...
– А что потом? – спросил Поль.
– Потом подкрепление подошло, меня увезли в госпиталь. Ехал в машине и смотрел, как позади пламя бесится, рокочет, грохочет. И не страшно как-то. Знаю: я спасен. Меня сочли героем, медальку выдали. За то, что уцелел.
– Давай еще коньячку, – предложил Поль.
– Что ж, давай, – Сироткин в этот раз наполнил фужеры до краешка. – Как ты в другом мире выжил?
Поль пригубил коньяк, облизнул губы.
– Нам повезло, Даня, – Поль называл старика уменьшительным именем, как пятьдесят лет назад. – Когда Бурлаков за врата провалился, понял – мир-то другой, вокруг ни души, леса. Григорий Иванович рванулся назад, а назад не пройти, полдня бился, потом сообразил: придется там, куда мы вдвоем угодили, выживать. Вот мы и выживали. К счастью, автомат и два рожка к нему были, лося завалили, жрали без соли мясо. Рыбы там в реках видимо-невидимо. Когда на нерест идет – хватай голыми руками. Зверей много. Медведи. К счастью, твари эти больно тяжелые, по деревьям не лазают. Бурлаков когда нос к носу с медведем столкнулся, на дерево залез. А потом вспомнил, что медведь по деревьям лазать может. Сидел, трясся. А мишка ходил под деревом, вставал на задние лапы, передними махал, с дерева добычу снять хотел. Ревел, но наверх не лез. Бурлаков сидел на дереве и хохотал. Медведь походил так немного и ушел.
– Что, правда? – изумился Сироткин.
Он вдруг только теперь осознал, что ничего о тварях, живущих в завратном мире, не знает. Для здешних обитателей тот мир был картонной декорацией. Толкни – опрокинется, а за ним пустота. На самом деле он живой, настоящий, дикий. Не в том смысле, что плохой, а первозданный. Человеком не тронутый.
– Медведей с тех пор поубавилось, – сухо заметил Поль. – А тогда мы их встречали почти каждый день. Олени к нам подходили почти вплотную. Я лук сделал. Стрелять стал учиться. Капканы примитивные изготовляли. Ворота мы прошли в последние дни мая. Потом лето началось, мортал включился, мы ничего еще не знали про зоны ускоренного времени. Только заметили: странный лес. И рана моя в нем затянулась за полдня. К счастью, сообразили, что к чему. Выскочили. Пили как сумасшедшие из ручья, потом целый год ходили только там, где лесок чахлый. Через месяц мы хотели вновь попробовать пройти врата. Даже собрались, пошли. А потом Бурлаков спросил: «Ты хочешь возвращаться назад, на войну?» И я ответил: «Нет, здесь здорово. Жаль, женщин нет». «Еву придется подождать», – засмеялся Григорий Иванович. «Думаешь, это Эдем?» – спросил я. И он ответил: «Очень похоже». Мы стали готовиться к зиме. Ну а весной... весной к нам гости пожаловали. Сразу человек двадцать – научная экспедиция. От них мы узнали, что перемирие заключено. Они нас обрадовали, мы их: вы сюда пришли, родные, назад не уйдете. Они струхнули, но несильно. Уже тогда я понял: гости темнят, что-то скрывают – не навсегда пришли. Завел одного в мортал, пригрозил, что обратно он без меня не выйдет. Он мне и рассказал, что они надеются вернуться в сентябре. Потому как прошлой осенью какие-то животные через врата выбегали. И кто-то на той стороне заметил. Открытия – ведь они зачастую случайно делаются. Я понял: плохо дело. Раз через врата можно ходить туда-сюда, скоро в этот мир явятся сотни и тысячи искателей приключений. Их уже не остановить. Мы стали уговаривать ученых остаться: рыбу ловить, припасы на зиму делать. Мы уже соль отыскали. Они обещали остаться. Соврали.
Поль замолчал. Нахмурился, потер переносицу.
– Они вернулись? – спросил Сироткин.
– Ученые? Ну да, конечно. Удрали. – Поль сам налил себе коньяку и опрокинул залпом. – Дерьмово получилось, я тебе скажу.
– А вы? – спросил Сироткин.
– Что?.. Ах да, мы остались навсегда.
– Почему? Вы могли выйти на эту сторону, потом вновь отправиться в Дикий мир. Или боялись возвращаться?
– Чего мне бояться? – спросил Поль с вызовом.
– Ну, тебе, может, и нечего. А вот Бурлаков... Возможно, он думал, что его, как после Второй мировой, арестуют.
– Что? – не понял Поль.
– Тех русских солдат и офицеров, что у немцев в плену были, сажали в вагоны и отправляли в Сибирь лет на десять, за измену. Может, Бурлаков этого и боялся. Поди докажи, как там врата работают. Бурлаков наверняка этот исторический пример помнил. Он ведь учитель.
– Не думаю. Просто мы в то, второе, лето нашли место, где время практически не идет. Вроде как пустыня, песок, камни и среди них – крошечные деревья, сотни лет растут, а сами не выше ладони. Место, где можно жить вечно. Мы не могли бросить это чудо на произвол судьбы. Без присмотра.
– Я знаю это чувство, – кивнул Сироткин. – Ты – как Атлант. И весь мир на тебя навалился. Держать нет сил. Но и сбросить невозможно. – Рен допил коньяк. Его разморило. Лицо пошло красными пятнами, нос залиловел.
– Нет, тут другое! – перебил Поль. Он захмелел не меньше старика, язык стал заплетаться. – Будто ты нашел сокровище. Оно огромное. А каждый подскакивает, норовит из рук вырвать или кусок отломить. А камень твой драгоценный – хрупкости необыкновенной. Чуть тронешь – и кусок откололся. Одного оттолкнул – уже двое руки тянут. И с каждым годом камешек все меньше... меньше... Скоро в ладони уже спрячешь. Только не спрятать в ладони. Можно лишь из ладони упустить.
Тут Женька влетела в комнату. Отмытая, свежая, в махровом халате, мокрые волосы торчком. И на тарелке – дымящаяся пицца.
– Мальчики, кушать! – завопила она.
Водрузила пиццу посреди стола, раскромсала на шесть частей. Объявила:
– Каждому по два куска! – Тут же запихала кусок в рот целиком.
– Женечка, принеси сок из холодильника. И стаканы, – попросил Сироткин. – Не коньяк же тебе пить.
– Почему не коньяк? Я буду коньяк. Сейчас вам коктейли сделаю.
Женька умчалась.
– И подолгу она живет в аэропорту? – спросил Поль.
– Что? Живет в аэропорту? Она учится в университете и...
– Она живет в аэропорту. В туалете. Или уж не знаю где. Мы повстречались в аэропорту, в дамской комнате. И это мало походило на университет.
– Она вас разыграла. У нее бывает такое. Срывается. Выключает коммик, пользуется поддельным идентификатором, воображает себя пиявкой. С молодыми почти со всеми такое бывает.
– Молодость. Это немного безумие.
– Помнишь, ты примчался из Парижа, чтобы уменьшить наши потери?
– Ты до сих пор считаешь, что я прибыл именно за этим?
– Разве нет?
– Хорошо, будем считать, что так, – согласился Поль. – Кстати, а кто такие рены? Объясни. Помнится, в наше время подобных должностей не было.
– Но были виндексы, – напомнил Сироткин.
– Я сам виндекс.
– Ну да, да, помню. Я тоже хотел стать виндексом, но не успел получить аттестат.
– И что? – Поль уже начал подозревать, куда клонит Сироткин.
– Сам понимаешь, человек, у которого задействовано сорок процентов мозга вместо обычных шести, не обязательно должен быть только спасателем. В итоге появилось понятие «рен». Это ученый, человек искусства и общественный деятель в одном лице. Наш профиль – синтез знаний. Знания на стыке наук. Потребность в таких ученых появилась еще в начале века, когда стали стираться грани между науками. Поначалу все рены были из виндексов. Поэтому многие до сих пор считают, что мы – что-то вроде виндексов, только другого масштаба. Если бы ты вернулся из-за врат, тоже стал бы реном.
– И чем ты занят, уважаемый рен? – спросил Поль с улыбкой.
– Мой конек – теория времени. Я пишу книги. Их мало читают, но раз в год я пишу для портала сценарий. У этого аудитория миллионная.
– А как общественный деятель? Активист зеленых?
– Ты не так понимаешь задачу ренов. В нашем огромном и тесном мире отдельного человека никто не слышит. Человек может кричать, захлебываясь от боли, – его никто не заметит. Разве что когда он нажмет на спусковой крючок. Но все устроено так, что на спусковой крючок он нажимает за дверью этого мира. От любой болезни есть средство. Человек мал и бессилен? Зато рены наделены авторитетом. Пресса, порталы, видео – все постоянно говорят о нас, голос каждого из них слышим и значим. И если обычный человек обратится к рену, рен заговорит от его имени.
– Значит, по средам ты принимаешь жалобы?
– Нет. Мои среды – это чистая самодеятельность. По средам у меня что-то вроде семинара на дому. Перед всеми двери открыты. Я не знаю, зачем их собираю, не знаю, зачем они приходят. Просто однажды, много лет назад, мы стали собираться, чтобы обсудить природу врат. Спорили ночами напролет, до хрипоты. А потом один из нас сказал: «Так не пойдет. Болтая, мы ничего не узнаем. Надо идти на ту сторону и все выяснить. Я вернусь осенью, приду на заседание в среду и все расскажу». Он ушел, много лет назад. И не вернулся. А мы все так же собираемся по средам. Из прежних спорщиков – только я и полковник Скотт. Остальные – новенькие. Студенты, портальщики, ученые. Бывают и знаменитости. Виктор Ланьер приходил. А зачем пришел ты, Поль?
– Дело важное. Речь идет о вашей безопасности Завратный мир вообразил, что может диктовать условия по эту сторону врат.
– Ты, верно, перепутал. Наш мир управляет Диким миром.
– Нет, Даня. Я сказал именно то, что хотел сказать. Очень скоро вы можете оказаться во власти тех, кто обосновался за вратами. Валгалла – ты наверняка слышал это название.
– Полковник говорил о какой-то Валгалле, таинственном ордене, который господствует на той стороне. Но я был уверен, Валгалла – всего лишь миф.
Женька вернулась.
– Вот сок, грейпфруты, лед, водка, сейчас будет отличный коктейль. Ребята, гуляем! – объявила она. – Кстати, слышали? А, нет, не слышали... Вы тут болтаете и болтаете всякую ерунду! Только что передали экстренное сообщение. Глайдер председателя Эрхарта потерпел аварию. Врезался в гору. Ба-бах – и нету. В новостях даже взрыв показали. Bay!
Полковник Скотт что-то пробормотал, заворочался во сне, но не проснулся.
– Ой! – Женька зажала ладонью рот. – Если он проснется, тут же прочтет нам еще одну лекцию о вредных стражах и обманах политиков.
– Леопольд Эрхарт? Председатель Евросоюза? – уточнил Сироткин.
– Он самый, – подтвердила Женька. – Виндексы и копы в шоке. Клянутся, что все службы контроля безопасности были в норме.
– Его убили, – сказал Поль.
– Политических убийств не было уже лет десять, – напомнил рен.
– Значит, они вновь начались. Дней десять назад я говорил с ним и рассказал о планах Валгаллы. Он выслушал меня очень внимательно. Вероятно, он начал действовать, и это не понравилось кое-кому.
Поль поднялся.
– Я ухожу.
– Куда ты? – спросил рен. – Неужели ты думаешь, что Эрхарта убили из-за вашего разговора?
– Не сомневаюсь. Агенты Валгаллы фактически взяли под контроль ваш мир. И только ждут, когда с той стороны придут их хозяева.
– Ты говоришь так, будто они посвятили тебя в свои планы.
– Частично – да. Скажу честно: я – одно из важнейших звеньев их плана. Но они это звено утратили. У тебя есть скутер или глайдер?
– Глайдер.
– Возьму на время. Оставлю где-нибудь на стоянке. Тебе сообщат.
Старик усмехнулся, протягивая электронный ключ:
– Надеюсь, ты явился из-за врат не для того, чтобы угнать мою летучку.
– В вашем мире слишком дорожат вещами. Тебя это не раздражает?
– Я тоже дорожу своим компом, своим домом, своим глайдером. Прошу – верни его.
– А я думал, рены – люди бескорыстные. Что-то вроде Махатмы Ганди – одна набедренная повязка и посох.
– Нет, нет, не стоит так сильно отличаться от других! – покачал головой Сироткин. – Иначе какой-нибудь фанатик тебя непременно убьет. И никакой контроль за агрессивностью не поможет.
Было еще темно. Но площадка перед домом хорошо освещалась. И прямо в центре светового круга стоял Вязьков.
«Так, меня ждали, – Поль дружелюбно улыбнулся Вязькову. – Я сделал глупость. Пусть машина и невидима для виндексов и копов, но сам страж врат, несомненно, ее очень хорошо видит. Не знаю – как. Но видит».
Тут была какая-то неувязка, нестыковка. Но Поль пока не мог нащупать, в чем она.
«Что он будет делать – попробует убить меня или только обезоружить?» – Поль продолжал улыбаться. Рука медленно скользнула к бедру. Сквозь толстую ткань брюк пальцы нащупали рану.
Вспышка боли! Ланьер прыгнул вперед. И очутился рядом с Вязьковым. Как – тот не понял. Не успел понять.
Когда Поль вышел, Женька и старый рен переглянулись.
– Деда, а Ланьер в самом деле портальщик? Что-то мне не верится. Он не похож на других. Как «Нему» увидел – испугался. Он какой-то дикий – ты заметил? И говорит чудно. Куда он поехал? – спросила Женька.
– Почем я знаю? Возможно, в Америку, – рен импровизировал. Говорил первое, что приходило в голову. Это была их игра. Женька всегда приходила от нее в восторг. Потому что нелепые предположения рена непременно сбывались. Через неделю, месяц или год...
«Мы знаем, что должно случиться, – любил повторять рен. – Только не знаем – когда».
– Зачем?
– Встретиться с команданте Тутмосом.
– Но Тутмос живет в Мексике, кажется.
– Разве это не Америка?
Женька подумала несколько секунд:
– Я не признаю присоединение Мексики к Соединенным Штатам.
Старик нахмурился:
– Одного не понимаю: какая связь между Ланьером и Тутмосом? Ты не знаешь?
– Не знаю. Но мы можем выяснить. Если отправимся туда немедленно.
– Думаешь, то, что я сейчас болтал, – предвиденье?
– Конечно!
– А я думал – старческий маразм. А ведь правда, Ланьер упомянул Тутмоса. Они встречались за вратами.
– Собирайся! – заявила Женька тоном, не терпящим возражений. – Закажем через сеть билеты на самолет. Я отлично тебя знаю, деда. Ты никогда ничего не выдумываешь. Ты всегда говоришь ТО, ЧТО ЕСТЬ.
– Погоди, к чему так торопиться? Полетим утром.
– Утром слишком поздно. Должен быть ночной рейс.
Она выскочила из гостиной.
Рен сидел неподвижно. Только губы беззвучно шевелились. Внезапно он хлопнул себя по лбу:
– Ну, конечно же! Как я сразу не догадался.
Рен принялся будить полковника Скотта.
– В чем дело? – спросил полковник, оглядываясь. Со сна он не понимал, что делает здесь. И где вообще находится.
– Просыпайся! Мы летим в гости к команданте Тутмосу! – объявил рен.
– Зачем? – изумился полковник. – Я уже сказал этому проходимцу все, что о нем думаю.
– Что ты думаешь о команданте – не имеет значения. Главное, что встречался с Тутмосом в августе на его гасьенде. Так?
– Да.
– Вот поэтому мы и летим.
На рассвете глайдер Сироткина опустился на площадке для посетителей военного музея. На ограде висела табличка «закрыто». Створки ворот стягивала ржавая цепь. За оградой – невысокой и местами поломанной решеткой – стояли одинаковые бараки. Несколько десятков совершенно одинаковых бараков. Как в концлагере. И над ними громоздилась серая туша «Немезиды». Восходящее солнце золотило ее уродливый бок.
– Давно подмечено: те, кто не подвержен завратному психозу, очень часто не возвращаются. А что вы не подвержены – это я давно понял.
– Гибнут?
– Нет, именно не возвращаются. – Сироткин взял из вазы зеленое яблоко, с хрустом надкусил, благо зубные имплантанты позволяли.
Поль невольно тронул языком гладкое небо слева. В одну зиму он потерял сразу четыре зуба. Дикий мир, увы.
– Деда, я в ванную. Надо помыться, – сообщила Женька. – А то шмонит от меня. Угу? Надеюсь, вам тут весело, как всегда.
– Что-то в последнее время я не веселюсь, – отозвался дед. – Ты это делаешь за меня.
– Дед, ты чудо! – Женька чмокнула старика Сироткина в щеку и упорхнула.
– Расскажите, Виктор Павлович, что вы открыли за вратами, – предложил Сироткин. – Ведь там все ищут нечто чудесное. Свой рай. Вы нашли Эдем для портальщиков? – Он выжидательно замолчал.
– Нашел кое-что любопытное. Вам будет интересно узнать, – при гостях рена Поль не собирался пускаться в откровения.
– Тот мир куда лучше нашего! Чище, красивее! Там есть возвышенное! – заявила пухленькая девица с длинными светлыми волосами (возраст между двадцатью и тридцатью). – Там все настоящее. Даже смерть. Потому что смерть от болезни под капельницей – отвратительна. А знаете, кто самый настоящий? Самые настоящие – это мары. Они никому не подчиняются. Они полностью свободны. В их дикости есть неизъяснимая прелесть.
– Мары – это мародеры. Насильники и убийцы, – напомнил Поль.
– Насильники и убийцы за вратами – все без исключения! – тут же парировала блондинка. – Мары не хуже и не лучше. Их просто оболгали.
– Я спрашиваю: закрытие портала – ваших рук дело? – опять вступил в разговор полковник Скотт.
– Я не хозяин портала, чтобы его закрывать, – заметил Поль.
– Но вы могли разместить там что-то провокационное, – предположил Гаррик.
Поль нахмурился, потом сказал:
– Даже не знаю, что там было особенного. Карты завратного мира, на них отмечены морталы, зоны остановившегося времени. Расположение складов с оружием, описание месторождений серебра... – Он говорил обо всем этом почти равнодушно. Но видел краем глаза: у многих загораются глаза. Все они здесь геймерами с младых ногтей. Он предлагал им карту захватывающей игры, надо было только добраться до заблокированного портала. Кто первый взломает пароль стражей, тот и получит новую игру. – Что еще? Ах, да. Там была схема Валгаллы. Слышали про Валгаллу? Неужели никто не слышал? Это новая империя за вратами.
– Что за глупая шутка? Нет в Диком мире никакой империи, – Сущинская пожала плечами. – Мой большой друг Александр Вязьков – заместитель Джона Моррисона, второй человек в комитете по безопасности врат. Когда я спросила его, что такое Валгалла, он ответил, что...
– Страж номер два, – бесцеремонно прервал ее Гаррик, обо всем на свете осведомленный.
– Именно! Так вот, когда я спросила у него, что такое Валгалла, он ответил: это всего лишь отряд ветеранов. Сотня бойцов, что живут за вратами, постоянно и поддерживают в Диком мире порядок, когда врата закрыты.
– Дезуха, – шепнул Гаррик, но так, что его услышал не только Поль.
– Так вы работаете на Валгаллу? – тут же сделал вывод полковник Скотт. – Очередная провокация Моррисона и его ублюдков!
– Можно повежливей? – с вызовом спросила Сущинская.
– Нельзя! Все эти комбраслеты и контроль за агрессией – выдумки, обманка. Фигня, короче.
– Полковник, я знаю ваши утверждения. Сто раз слышала, – попыталась отбить атаку Сущинская.
– Так послушайте в сто первый. Политики устроили «промывание мозгов»! Твердили на каждом шагу, что для безопасности этого мира юные оболтусы должны отправляться на войну в Дикий мир. Если каждый день кричать одно и то же, то люди начинают верить в любую чепуху. В этот раз им внушили, что надо сбрасывать агрессивность за вратами, иначе наш мир снова очутится на пороге Настоящей войны. Нынешние человеки – трусы. Они так боятся повторения пройденного, что готовы поверить любой ахинее, которую им внушают. Теперь все убеждены, что человек должен время от времени воевать, чтобы снять напряжение.
– Может быть, лучше трахаться? – предложила Сущинская.
Все захохотали. Гаррик – громче всех.
– Смейтесь, смейтесь! – нахмурился Скотт. – Стражи отправляют мальчишек за врата, прямо в объятия Валгаллы. Они готовы на все, чтобы защитить свой теплый уютный мирок! И очень удивятся, когда этот мирок в один плохой день рухнет.
Полковник все испортил. Все тут же позабыли, что сказал Поль. Начали зевать, перешептываться. Кто-то глянул на часы. Гаррик поднялся и демонстративно направился к двери. Поль тоже поднялся.
2
Поль вышел на кухню. Достал из холодильника банку пива, открыл. Осмотрел ящики с ножами. Нашел один подходящий. Потом отыскал ящик с термопатронами, мгновенно разобрал и собрал вновь три штуки. Теперь это не термопатроны, а термогранаты. Слабенькие, но покалечить могут. Без оружия Поль чувствовал себя почти что голым. Будто из-за каждой двери целится в него мар. У Ланьера, правда, был отнятый у охранника парализатор. Но гранаты никогда не помешают.
Сущинская не заставила себя ждать. Появилась минут через десять.
– Что за дела, Вик? Зачем эта дурацкая провокация? Что тебе надо?
– Ты не поняла?! – Поль изобразил изумление. – Я подцепил их на крючок. Они сейчас все разъедутся – искать хакеров, способных вновь открыть доступ к моему порталу. Если кому-то удастся оживить «Дельта-ньюз», моя информация тут же уйдет по рассылкам подписчиков. А это как минимум сто тысяч. Неплохо, я думаю.
– Не знала, что ты умеешь интриговать.
– Я многое умею, о чем ты даже не догадываешься.
– Послушай! Ты играешь с огнем. Зачем тебе понадобилось придумывать какую-то дурацкую империю?
– Это не выдумка. Валгалла в самом деле существует. Но туда не всех пускают.
– Послушай, Вик, у тебя кишка тонка. Не лезь в это дело. Погонишься за сенсашкой – пришьют. Похоже, тебе мало, что убили портал Гремучки, ищешь новые приключения на свою задницу? Ты ведь ничего не знаешь. Идешь вслепую, бьешь наугад. Тебя замордорят – это точно.
– Это не так просто. – Ланьер поднял банку с пивом. – Твое здоровье, большой друг стража номер два!
3
Когда Поль вернулся в холл, почти все гости уже разошлись. Остался только полковник Скотт. Да и тот задремал в кресле у камина.
– Зачем вы принимаете у себя этих людей? – спросил Поль у Сироткина. – Их не интересует истина – только собственные амбиции.
– А где наша доблестная дама? – спросил рен, не считая нужным отвечать на вопрос.
– Уехала. Видимо, хочет проверить, правду я сказал или нет.
– Не понимаю, что за игру вы ведете. Впрочем, я не стану вмешиваться – это ваше дело. Надо выпить за ваше возвращение, – сказал Сироткин, доставая из бара фужеры и коньяк. Видимо, Виктор любил коньяк, и Сироткин знал об этом.
– Здесь нет жучков? – спросил Поль.
– Два дня назад Вилли проверял, жучков не было. Надеюсь, с тех пор не завелись. А впрочем, сейчас можно ожидать чего угодно. В мире покоя сделалось неспокойно. Итак, за возвращение, господин Ланьер.
Поль выпил коньяк, как водку – залпом, даже не пытаясь оценить букет. Язык немного пощипало, потом жаркая капля потекла к желудку.
– Даня, помнишь тех кибов, что Бурлаков велел бросить весной пятьдесят лет назад?
– Что? – Сироткин приподнялся, но тут же вновь осел в кресло.
– Я – действительно Ланьер. Только не Виктор, а Поль. Его отец. Мы вместе воевали. Вспомни, Бурлаков, учитель русского, был у нас командиром. А вместо запасных батарей прислали тушенку.
– Ты же погиб!
– Как видишь, нет.
– Воскрес? Или ты клон?
– Нет. Я тот же самый. Пришел из-за врат.
– Давно?
– Нет. Не особенно. Этой осенью.
– Значит, ты жив, – проговорил Сироткин задумчиво. – Жив и ничуть не постарел.
Сироткин невольно посмотрел в большое зеркало над камином. Зеркало подтвердило: в гостиной сидели старик с седыми растрепанными волосами и мужчина лет тридцати.
– И что, за вратами – вечная молодость? Как для всех, кто погибает на войне, – они вечно остаются молодыми. Любимые сказки «милитари». – У Сироткина дрогнул голос.
– Я не погиб, – сказал Поль. – А за вратами – там все по-разному. Можно долго оставаться молодым. Или состариться и умереть за несколько часов.
– Как Вера Найт, – прошептал Сироткин.
– Вера Найт? – переспросил Поль. – Ах да, та актриса. Она всего лишь попала в мортальный лес. Летом.
– Ты ее встречал? – оживился Сироткин. Он заволновался, глаза заблестели. – Ты видел Веру Найт на той стороне.
– Я много кого видел. Веру Найт, пасиков, команданте Тутмоса и его ребятишек. – И, предваряя новый вопрос, поднял руку. – Об этом позже. Выслушай меня, это очень важно...
– Значит, ты не погиб, – вновь повторил Сироткин. – А меня, знаешь ли, героем считали. Меня контузило, осколками посекло, но я выжил. Сироткины – они живучие. А ты?
– Был ранен. Потерял сознание. Бурлаков тащил меня напрямик, через черный круг. Там, где бомбу вырожденного пространства взорвали. Дело было весной, и мы и провалились в Дикий мир.
– Да, там как раз врата теперь стоят.
– Бурлаков говорил мне, что, когда обстрел кончился, он только меня нашел из живых. Все остальные погибли. Тебя, выходит, не заметил?
Сироткин подался вперед, губы его расползлись в улыбке:
– А я спрятался.
– Где? – не понял Поль.
– Я последнего киба налаживал. У железного вояки был сбой в программе, он землю копал и копал непрерывно. Огромную яму вырыл. И тут началась стрельба. Меня взрывной волной как раз в этот окоп и откинуло. Сверху поперек ямы упал мой механический вояка. Потом нас вдвоем завалило землей. Что произошло дальше, я не знаю. Без сознания был. Похоже, востюги в атаку не пошли, боялись черного круга. Тогда считалось, что мы в мертвой зоне и тоже скоро умрем. А кто на черный круг ступил – тот сразу сгинул. Только вечером я выбрался из своего укрытия. Почти ничего не соображал. Барабанные перепонки полопались, из ушей кровь текла. Боль адская. Хорошо, у меня в аптечке шприц-тюбик с морфином остался. Я вколол его себе и потерял сознание...
– А что потом? – спросил Поль.
– Потом подкрепление подошло, меня увезли в госпиталь. Ехал в машине и смотрел, как позади пламя бесится, рокочет, грохочет. И не страшно как-то. Знаю: я спасен. Меня сочли героем, медальку выдали. За то, что уцелел.
– Давай еще коньячку, – предложил Поль.
– Что ж, давай, – Сироткин в этот раз наполнил фужеры до краешка. – Как ты в другом мире выжил?
Поль пригубил коньяк, облизнул губы.
– Нам повезло, Даня, – Поль называл старика уменьшительным именем, как пятьдесят лет назад. – Когда Бурлаков за врата провалился, понял – мир-то другой, вокруг ни души, леса. Григорий Иванович рванулся назад, а назад не пройти, полдня бился, потом сообразил: придется там, куда мы вдвоем угодили, выживать. Вот мы и выживали. К счастью, автомат и два рожка к нему были, лося завалили, жрали без соли мясо. Рыбы там в реках видимо-невидимо. Когда на нерест идет – хватай голыми руками. Зверей много. Медведи. К счастью, твари эти больно тяжелые, по деревьям не лазают. Бурлаков когда нос к носу с медведем столкнулся, на дерево залез. А потом вспомнил, что медведь по деревьям лазать может. Сидел, трясся. А мишка ходил под деревом, вставал на задние лапы, передними махал, с дерева добычу снять хотел. Ревел, но наверх не лез. Бурлаков сидел на дереве и хохотал. Медведь походил так немного и ушел.
– Что, правда? – изумился Сироткин.
Он вдруг только теперь осознал, что ничего о тварях, живущих в завратном мире, не знает. Для здешних обитателей тот мир был картонной декорацией. Толкни – опрокинется, а за ним пустота. На самом деле он живой, настоящий, дикий. Не в том смысле, что плохой, а первозданный. Человеком не тронутый.
– Медведей с тех пор поубавилось, – сухо заметил Поль. – А тогда мы их встречали почти каждый день. Олени к нам подходили почти вплотную. Я лук сделал. Стрелять стал учиться. Капканы примитивные изготовляли. Ворота мы прошли в последние дни мая. Потом лето началось, мортал включился, мы ничего еще не знали про зоны ускоренного времени. Только заметили: странный лес. И рана моя в нем затянулась за полдня. К счастью, сообразили, что к чему. Выскочили. Пили как сумасшедшие из ручья, потом целый год ходили только там, где лесок чахлый. Через месяц мы хотели вновь попробовать пройти врата. Даже собрались, пошли. А потом Бурлаков спросил: «Ты хочешь возвращаться назад, на войну?» И я ответил: «Нет, здесь здорово. Жаль, женщин нет». «Еву придется подождать», – засмеялся Григорий Иванович. «Думаешь, это Эдем?» – спросил я. И он ответил: «Очень похоже». Мы стали готовиться к зиме. Ну а весной... весной к нам гости пожаловали. Сразу человек двадцать – научная экспедиция. От них мы узнали, что перемирие заключено. Они нас обрадовали, мы их: вы сюда пришли, родные, назад не уйдете. Они струхнули, но несильно. Уже тогда я понял: гости темнят, что-то скрывают – не навсегда пришли. Завел одного в мортал, пригрозил, что обратно он без меня не выйдет. Он мне и рассказал, что они надеются вернуться в сентябре. Потому как прошлой осенью какие-то животные через врата выбегали. И кто-то на той стороне заметил. Открытия – ведь они зачастую случайно делаются. Я понял: плохо дело. Раз через врата можно ходить туда-сюда, скоро в этот мир явятся сотни и тысячи искателей приключений. Их уже не остановить. Мы стали уговаривать ученых остаться: рыбу ловить, припасы на зиму делать. Мы уже соль отыскали. Они обещали остаться. Соврали.
Поль замолчал. Нахмурился, потер переносицу.
– Они вернулись? – спросил Сироткин.
– Ученые? Ну да, конечно. Удрали. – Поль сам налил себе коньяку и опрокинул залпом. – Дерьмово получилось, я тебе скажу.
– А вы? – спросил Сироткин.
– Что?.. Ах да, мы остались навсегда.
– Почему? Вы могли выйти на эту сторону, потом вновь отправиться в Дикий мир. Или боялись возвращаться?
– Чего мне бояться? – спросил Поль с вызовом.
– Ну, тебе, может, и нечего. А вот Бурлаков... Возможно, он думал, что его, как после Второй мировой, арестуют.
– Что? – не понял Поль.
– Тех русских солдат и офицеров, что у немцев в плену были, сажали в вагоны и отправляли в Сибирь лет на десять, за измену. Может, Бурлаков этого и боялся. Поди докажи, как там врата работают. Бурлаков наверняка этот исторический пример помнил. Он ведь учитель.
– Не думаю. Просто мы в то, второе, лето нашли место, где время практически не идет. Вроде как пустыня, песок, камни и среди них – крошечные деревья, сотни лет растут, а сами не выше ладони. Место, где можно жить вечно. Мы не могли бросить это чудо на произвол судьбы. Без присмотра.
– Я знаю это чувство, – кивнул Сироткин. – Ты – как Атлант. И весь мир на тебя навалился. Держать нет сил. Но и сбросить невозможно. – Рен допил коньяк. Его разморило. Лицо пошло красными пятнами, нос залиловел.
– Нет, тут другое! – перебил Поль. Он захмелел не меньше старика, язык стал заплетаться. – Будто ты нашел сокровище. Оно огромное. А каждый подскакивает, норовит из рук вырвать или кусок отломить. А камень твой драгоценный – хрупкости необыкновенной. Чуть тронешь – и кусок откололся. Одного оттолкнул – уже двое руки тянут. И с каждым годом камешек все меньше... меньше... Скоро в ладони уже спрячешь. Только не спрятать в ладони. Можно лишь из ладони упустить.
Тут Женька влетела в комнату. Отмытая, свежая, в махровом халате, мокрые волосы торчком. И на тарелке – дымящаяся пицца.
– Мальчики, кушать! – завопила она.
Водрузила пиццу посреди стола, раскромсала на шесть частей. Объявила:
– Каждому по два куска! – Тут же запихала кусок в рот целиком.
– Женечка, принеси сок из холодильника. И стаканы, – попросил Сироткин. – Не коньяк же тебе пить.
– Почему не коньяк? Я буду коньяк. Сейчас вам коктейли сделаю.
Женька умчалась.
– И подолгу она живет в аэропорту? – спросил Поль.
– Что? Живет в аэропорту? Она учится в университете и...
– Она живет в аэропорту. В туалете. Или уж не знаю где. Мы повстречались в аэропорту, в дамской комнате. И это мало походило на университет.
– Она вас разыграла. У нее бывает такое. Срывается. Выключает коммик, пользуется поддельным идентификатором, воображает себя пиявкой. С молодыми почти со всеми такое бывает.
– Молодость. Это немного безумие.
– Помнишь, ты примчался из Парижа, чтобы уменьшить наши потери?
– Ты до сих пор считаешь, что я прибыл именно за этим?
– Разве нет?
– Хорошо, будем считать, что так, – согласился Поль. – Кстати, а кто такие рены? Объясни. Помнится, в наше время подобных должностей не было.
– Но были виндексы, – напомнил Сироткин.
– Я сам виндекс.
– Ну да, да, помню. Я тоже хотел стать виндексом, но не успел получить аттестат.
– И что? – Поль уже начал подозревать, куда клонит Сироткин.
– Сам понимаешь, человек, у которого задействовано сорок процентов мозга вместо обычных шести, не обязательно должен быть только спасателем. В итоге появилось понятие «рен». Это ученый, человек искусства и общественный деятель в одном лице. Наш профиль – синтез знаний. Знания на стыке наук. Потребность в таких ученых появилась еще в начале века, когда стали стираться грани между науками. Поначалу все рены были из виндексов. Поэтому многие до сих пор считают, что мы – что-то вроде виндексов, только другого масштаба. Если бы ты вернулся из-за врат, тоже стал бы реном.
– И чем ты занят, уважаемый рен? – спросил Поль с улыбкой.
– Мой конек – теория времени. Я пишу книги. Их мало читают, но раз в год я пишу для портала сценарий. У этого аудитория миллионная.
– А как общественный деятель? Активист зеленых?
– Ты не так понимаешь задачу ренов. В нашем огромном и тесном мире отдельного человека никто не слышит. Человек может кричать, захлебываясь от боли, – его никто не заметит. Разве что когда он нажмет на спусковой крючок. Но все устроено так, что на спусковой крючок он нажимает за дверью этого мира. От любой болезни есть средство. Человек мал и бессилен? Зато рены наделены авторитетом. Пресса, порталы, видео – все постоянно говорят о нас, голос каждого из них слышим и значим. И если обычный человек обратится к рену, рен заговорит от его имени.
– Значит, по средам ты принимаешь жалобы?
– Нет. Мои среды – это чистая самодеятельность. По средам у меня что-то вроде семинара на дому. Перед всеми двери открыты. Я не знаю, зачем их собираю, не знаю, зачем они приходят. Просто однажды, много лет назад, мы стали собираться, чтобы обсудить природу врат. Спорили ночами напролет, до хрипоты. А потом один из нас сказал: «Так не пойдет. Болтая, мы ничего не узнаем. Надо идти на ту сторону и все выяснить. Я вернусь осенью, приду на заседание в среду и все расскажу». Он ушел, много лет назад. И не вернулся. А мы все так же собираемся по средам. Из прежних спорщиков – только я и полковник Скотт. Остальные – новенькие. Студенты, портальщики, ученые. Бывают и знаменитости. Виктор Ланьер приходил. А зачем пришел ты, Поль?
– Дело важное. Речь идет о вашей безопасности Завратный мир вообразил, что может диктовать условия по эту сторону врат.
– Ты, верно, перепутал. Наш мир управляет Диким миром.
– Нет, Даня. Я сказал именно то, что хотел сказать. Очень скоро вы можете оказаться во власти тех, кто обосновался за вратами. Валгалла – ты наверняка слышал это название.
– Полковник говорил о какой-то Валгалле, таинственном ордене, который господствует на той стороне. Но я был уверен, Валгалла – всего лишь миф.
Женька вернулась.
– Вот сок, грейпфруты, лед, водка, сейчас будет отличный коктейль. Ребята, гуляем! – объявила она. – Кстати, слышали? А, нет, не слышали... Вы тут болтаете и болтаете всякую ерунду! Только что передали экстренное сообщение. Глайдер председателя Эрхарта потерпел аварию. Врезался в гору. Ба-бах – и нету. В новостях даже взрыв показали. Bay!
Полковник Скотт что-то пробормотал, заворочался во сне, но не проснулся.
– Ой! – Женька зажала ладонью рот. – Если он проснется, тут же прочтет нам еще одну лекцию о вредных стражах и обманах политиков.
– Леопольд Эрхарт? Председатель Евросоюза? – уточнил Сироткин.
– Он самый, – подтвердила Женька. – Виндексы и копы в шоке. Клянутся, что все службы контроля безопасности были в норме.
– Его убили, – сказал Поль.
– Политических убийств не было уже лет десять, – напомнил рен.
– Значит, они вновь начались. Дней десять назад я говорил с ним и рассказал о планах Валгаллы. Он выслушал меня очень внимательно. Вероятно, он начал действовать, и это не понравилось кое-кому.
Поль поднялся.
– Я ухожу.
– Куда ты? – спросил рен. – Неужели ты думаешь, что Эрхарта убили из-за вашего разговора?
– Не сомневаюсь. Агенты Валгаллы фактически взяли под контроль ваш мир. И только ждут, когда с той стороны придут их хозяева.
– Ты говоришь так, будто они посвятили тебя в свои планы.
– Частично – да. Скажу честно: я – одно из важнейших звеньев их плана. Но они это звено утратили. У тебя есть скутер или глайдер?
– Глайдер.
– Возьму на время. Оставлю где-нибудь на стоянке. Тебе сообщат.
Старик усмехнулся, протягивая электронный ключ:
– Надеюсь, ты явился из-за врат не для того, чтобы угнать мою летучку.
– В вашем мире слишком дорожат вещами. Тебя это не раздражает?
– Я тоже дорожу своим компом, своим домом, своим глайдером. Прошу – верни его.
– А я думал, рены – люди бескорыстные. Что-то вроде Махатмы Ганди – одна набедренная повязка и посох.
– Нет, нет, не стоит так сильно отличаться от других! – покачал головой Сироткин. – Иначе какой-нибудь фанатик тебя непременно убьет. И никакой контроль за агрессивностью не поможет.
4
Было еще темно. Но площадка перед домом хорошо освещалась. И прямо в центре светового круга стоял Вязьков.
«Так, меня ждали, – Поль дружелюбно улыбнулся Вязькову. – Я сделал глупость. Пусть машина и невидима для виндексов и копов, но сам страж врат, несомненно, ее очень хорошо видит. Не знаю – как. Но видит».
Тут была какая-то неувязка, нестыковка. Но Поль пока не мог нащупать, в чем она.
«Что он будет делать – попробует убить меня или только обезоружить?» – Поль продолжал улыбаться. Рука медленно скользнула к бедру. Сквозь толстую ткань брюк пальцы нащупали рану.
Вспышка боли! Ланьер прыгнул вперед. И очутился рядом с Вязьковым. Как – тот не понял. Не успел понять.
5
Когда Поль вышел, Женька и старый рен переглянулись.
– Деда, а Ланьер в самом деле портальщик? Что-то мне не верится. Он не похож на других. Как «Нему» увидел – испугался. Он какой-то дикий – ты заметил? И говорит чудно. Куда он поехал? – спросила Женька.
– Почем я знаю? Возможно, в Америку, – рен импровизировал. Говорил первое, что приходило в голову. Это была их игра. Женька всегда приходила от нее в восторг. Потому что нелепые предположения рена непременно сбывались. Через неделю, месяц или год...
«Мы знаем, что должно случиться, – любил повторять рен. – Только не знаем – когда».
– Зачем?
– Встретиться с команданте Тутмосом.
– Но Тутмос живет в Мексике, кажется.
– Разве это не Америка?
Женька подумала несколько секунд:
– Я не признаю присоединение Мексики к Соединенным Штатам.
Старик нахмурился:
– Одного не понимаю: какая связь между Ланьером и Тутмосом? Ты не знаешь?
– Не знаю. Но мы можем выяснить. Если отправимся туда немедленно.
– Думаешь, то, что я сейчас болтал, – предвиденье?
– Конечно!
– А я думал – старческий маразм. А ведь правда, Ланьер упомянул Тутмоса. Они встречались за вратами.
– Собирайся! – заявила Женька тоном, не терпящим возражений. – Закажем через сеть билеты на самолет. Я отлично тебя знаю, деда. Ты никогда ничего не выдумываешь. Ты всегда говоришь ТО, ЧТО ЕСТЬ.
– Погоди, к чему так торопиться? Полетим утром.
– Утром слишком поздно. Должен быть ночной рейс.
Она выскочила из гостиной.
Рен сидел неподвижно. Только губы беззвучно шевелились. Внезапно он хлопнул себя по лбу:
– Ну, конечно же! Как я сразу не догадался.
Рен принялся будить полковника Скотта.
– В чем дело? – спросил полковник, оглядываясь. Со сна он не понимал, что делает здесь. И где вообще находится.
– Просыпайся! Мы летим в гости к команданте Тутмосу! – объявил рен.
– Зачем? – изумился полковник. – Я уже сказал этому проходимцу все, что о нем думаю.
– Что ты думаешь о команданте – не имеет значения. Главное, что встречался с Тутмосом в августе на его гасьенде. Так?
– Да.
– Вот поэтому мы и летим.
6
На рассвете глайдер Сироткина опустился на площадке для посетителей военного музея. На ограде висела табличка «закрыто». Створки ворот стягивала ржавая цепь. За оградой – невысокой и местами поломанной решеткой – стояли одинаковые бараки. Несколько десятков совершенно одинаковых бараков. Как в концлагере. И над ними громоздилась серая туша «Немезиды». Восходящее солнце золотило ее уродливый бок.