Страница:
Увидев вошедших, он, однако, что-то сделал клешнястой конечностью, отчего вся иллюминация моментально погасла, и, выпрямившись во весь свой не менее чем двухметровый рост, сказал:
— Прошу садиться, уважаемые разумные существа (из пола моментально выскочили два вздутия, развернувшиеся в кресла, как нельзя более подходящие для гомо сапиенс). Прошу извинения за то, что пришлось причинить вам временные неудобства и довести ситуацию до того, что вас пригласили сюда и попросили ответить на несколько вопросов. Однако меня извиняет то, что вы, как ни прискорбно это подчеркивать, в некоторой степени сами оказались виноваты в таком именно обороте событий…
Над ухом Кирьянова неприязненно сопел Пес, безусловно, не одобрявший такой деликатности. К счастью; он был здесь лицом подчиненным — ох, чует сердце, к счастью…
Украшенный золотым шитьем Рак продолжал:
— В данном секторе именно на меня возложена должность этического комиссара по разбору возможных нестандартных ситуаций. Есть ли у вас, уважаемые разумные существа, протесты по поводу моей кандидатуры? Быть может, у вашей расы имеются какие-то моральные, религиозные, этические или бытовые препоны, препятствующие непринужденному общению с галактами моего облика? Если так, вы имеете полное право потребовать беседы с другим, более отвечающим каким-то вашим представлениям существом…
Пес за спиной произнес тихо, но явственно:
— Дело ваше, парни, но я бы вам не советовал выделываться. К кому-то еще попадете… А комиссар у нас — гуманист известный…
Наверняка этот барбос блефовал из чистой вредности, но что-то не тянуло на эксперименты. Даже Мухомор притих, бросил равнодушным тоном:
— Ничего, и так сойдет… За что забрали, начальник?
— Я бесконечно далек от мысли не то что давать отрицательные оценки вашим поступкам, но и просто выносить по их поводу суждения, — сказал Рак. — Однако, согласитесь, ситуация такова, что вам придется ответить на некоторые вопросы…
— А в чем дело? — буркнул Мухомор.
— К превеликому сожалению, создалось впечатление, что вы пытались рассчитаться в ресторане “Орбиталь” идентификационными картами, принадлежащими неким другим существам…
— А чем докажете? — нахально осведомился Мухомор. — Может, мы эти самые и есть, доподлинные…
Рак молча таращился на него. Физиономия его была не более богата внешними проявлениями эмоций, нежели фонарный столб.
— Насколько я могу судить по вашему внешнему виду и форменной одежде, вы являетесь служащими Спасательного Корпуса Галактической Бригады?
— Точно, — пожал плечами Мухомор.
— И принадлежите к обитателям района, по галактическому, коду обозначенному как… — Он с пулеметной быстротой отбарабанил череду букв, цифр и еще каких-то обозначений. — Самоидентификация — Солнечная Система, Земля?
— Точно.
— В настоящий момент проходите службу на базе… — Снова пулеметная очередь.
— Ну.
Рак повернулся к Кирьянову:
— Насколько я могу судить по данным информатория, ваша раса — двупола?
— Ага, — осторожно ответил Кирьянов.
— И вы принадлежите к тому полу, который принято называть мужским, правильно?
— Правильно.
— Отчего же в таком случае идентификационная карта, которой вы пытались рассчитаться, в Центральном информатории значится как принадлежащая особи противоположного, то есть женского пола?
— Подловил он тебя, тварь… — быстрым шепотом прокомментировал Мухомор.
— Теперь о вас, — повернулся к нему Рак. — Ваша идентификационная карта принадлежит существу мужского, как и вы сами, пола, но существо это относится к обитателям совершенно иного сектора…
— Да что вы такое говорите? — вылупил на него глаза Мухомор в неподдельнейшем, патентованном, стопроцентном изумлении.
— Именно так и обстоит, — сказал Рак. — И наконец… Вы оба относитесь к категории полноправных обитателей Галактики, “галактов работающих”. И в то же время вы пытались расплатиться картами гарантов.
Мухомора словно взрывом вынесло из кресла. Он подскочил к столу, грозно навис над этическим комиссаром и рявкнул:
— За базаром следи, падла! Ты как нас назвал?!
Бедняга Рак отшатнулся, хаотически мельтеша всеми усиками, явно попытавшись втянуть глаза в башку. Однако помощь пришла моментально — Пес, бдительно ринувшись вперед, положил лапу на плечо Мухомору и веско посоветовал:
— Сядь, парень, не мельтеши…
Мухомор, злобно ворча и фыркая, нехотя подчинился — судя по его гримасе, лапа у Пса была тяжелая.
— Простите, если я невольно произнес нечто, вас оскорбившее, — сказал понемногу приходивший в себя Рак. — Но поверьте, все обстоит именно так. Вы пользовались идентификационными картами гарантов…
— Какие гаранты? — сердито бросил Мухомор. — Коли уж на то пошло, аристократы стопроцентные…
— Простите, мне совершенно непонятен употребленный вами термин, — сказал Рак. — Я вижу, вы сами не отрицаете, что воспользовались чужими картами?
— Да чего уж там и дальше несознанку лепить, начальник, — протянул Мухомор, скалясь и зыркая исподлобья. — Погорели так погорели, дело житейское, ты нам только чистосердечное запиши. Чужого нам на себя брать не стоит, но и от своего не отказываемся…
— Надо ли понимать это так, что вы признаете произошедшее? Я не вполне понял большинство употребленных вами выражений…
— Признаю, — проворчал Мухомор.
— А вы?
— И я признаю, — кратко ответил Кирьянов.
— Позвольте отметить, что я восхищен вашим чистосердечием и открытостью, проявленными в общении со мной…
— Кушайте на здоровье, — ощерился Мухомор. — Можете даже и домой взять в тряпочке…
— В таком случае… Быть может, ваша открытость и толерантность простираются настолько далеко, что вы согласитесь короткое время побеседовать с психологом? Или предпочтете быть незамедлительно отправленными к месту постоянного несения службы?
Кирьянов растерянно покосился на приятеля. Не раздумывая долго, Мухомор процедил:
— Ладно, соглашайся на базар, авось облегчение выйдет…
— Согласимся побеседовать, — ответил Кирьянов.
— Вы меня чрезвычайно обязали, уважаемые разумные существа! — воскликнул Рак, вновь вставая из-за стола во всю свою двухметроворостость. — Позвольте выразить вам свою искреннюю симпатию и сожаления по поводу столь незначительного недоразумения… Проводите, пожалуйста, галактов, милейший фельдфебель…
Пес буркнул:
— Пошли, что ли? Артисты, тоже мне… По уху б вам брызнуть, чтобы фокусов не откалывали… А еще офицеры, мать вашу…
Кирьянов окончательно уверился, что Пес — существо вроде них самих, наверняка происходящее не из самого благополучного мира: то ли совсем недавно примкнувшего к галактическому братству народностей, то ли вообще не ведавшего о Структуре, о ее потаенной необозримости… В точности как Земля “ан масс”.
Должно быть, к тем же выводам столь же быстро пришел и Мухомор — в коридоре он повернулся к конвоиру и непринужденно спросил:
— Слышь, кореш, так он правду болтал про гарантов, начальничек твой?
— Тебе психолог все растолкует, — ответил Пес с видом, в отношении землянина исписавшимся бы “насупленным”. — Они у нас тоже гуманисты, душу вашу нежную беречь стремятся. Моя б воля, я б вас обоих сунул на гауптвахту на недельку-другую-третью…
— А гауптвахта у вас есть? — вкрадчиво поинтересовался Миша.
— Нету, — печально сознался Пес. — А жалко. Развели тут, понимаешь, слюни, чихнуть на вас не моги… А вы с чужими ксивами шныряете, да не по столовке, а по лучшим кабакам…
— Что делать, что делать, — промурлыкал Мухомор с успокоенным видом. — Не дают тебе воли, братан, и правильно… Куда шагать-то?
— Пришли, — буркнул Пес. — Тебе — сюда, тебе — сюда… — Открыв указанную ему дверь, Кирьянов не обнаружил за ней ничего примечательного. Обычный кабинет со стандартной канцелярской меблировкой, только в углу произрастает неизвестное растение приятного багряно-золотистого цвета, с широкими листьями и белыми цветами.
Он остановился на пороге, присматриваясь к сидящему за столом существу. И вскоре сделал заключение: вроде медведя. Существо было пошире его в плечах и головы на две повыше, сплошь заросшее густым мехом, бурым со светлыми пятнами, с широкой мордой, более всего напоминавшей медвежью. Вместо синей формы на нем красовалось нечто вроде синей рыболовной сети с очень крупными ячеями, позволявшими беспрепятственно любоваться роскошным мехом. Кое-где к ней были прикреплены те самые золотые знаки, к которым Кирьянов уже успел привыкнуть за время пребывания здесь (слово “арест” все же не подходило к ситуации).
— Садитесь, пожалуйста, — сказало мохнатое существо. — Мое имя Бар Гарумбару, мое звание — окт-комиссар, но вы, думаю, предпочтете называть меня просто доктором?
— Пожалуй, — сказал Кирьянов, удобно располагаясь в кресле.
— У вас есть какие-нибудь мелкие пристрастия? Жевание, втягивание дыма, нюханье, верчение в руках? Если да, вы можете ими заниматься. — Подавая пример, он извлек из стола пригоршню каких-то гнутых серых корешков, сунул их в пасть и стал размеренно пережевывать.
Кое-кто считает это вредной привычкой, но так уж у нас заведено исстари, трудно отказаться…
Кирьянов достал сигареты и подумал с долей неприязни: “Ну, давай, лезь в душу с сапогами, ты ж для этого здесь и сидишь, чего лукавить?..”
— Я уверен, что мой внешний облик не вызывает у вас подсознательного отторжения, правильно? — сказал доктор, пережевывая корешки. — Исследования показали, что гуманоиды вашей и сходных рас как раз испытывают доверительные чувства в отношении покрытых мехом существ. А внутреннее отторжение у вас вызывают рептилиеподобные…
— Вообще-то правильно, — сказал Кирьянов. — Я не знаю, отчего так получилось, может, это какой-то там галактической морали и противоречит…
— Ну что вы, что вы! Подсознание, обстоятельства формирования расы, ничего тут не поделаешь… — Он глянул на серебристую поверхность стола, где наблюдалась суета непонятных символов. — Значит, вы имеете честь быть офицером Спасательного корпуса, полноправным галактом… Как же вас угораздило… По неопытности, конечно?
— Вы о чем?
— О вашем необдуманном поступке… Вы же полноправный галакт, офицер на серьезной службе, социально ответственное разумное существо… Голубчик, это же, мягко говоря, неприлично — разъезжать с чужой идентификационной картой, тем более взятой у гаранта…
Все эти дипломатические экивоки, начавшиеся еще в кабинете Рака, начинали Кирьянову надоедать. Главным образом оттого, что до сих пор не было никакой определенности.
— Послушайте, доктор, — сказал он решительно. — Объясните, в конце концов, в чем я виноват и что мне грозит…
— Грозит? — мохнатые брови доктора взлетели вверх. — Помилуйте, что вам может грозить? А впрочем, я понял… Вы считаете, что должно последовать некое наказание? Да полноте, с чего вы так решили? Вы просто-напросто поступили необдуманно, и вас убедительно просят более так не делать. Вы же социально ответственное разумное существо, полноправный галакт… Вы ведь все осознали, правда? И обещаете больше так не поступать? При чем тут наказание? Отживший термин…
— Вы хотите сказать, что я могу невозбранно отсюда уйти?
— И даже более того, голубчик, — сказал доктор. — И даже более того. Вы ведь недавно у нас? Ну да, ну да… Вы и не представляете, сколь обширны ваши права в качестве полноправного галакта! Сколь они, если можно так выразиться, необозримы и непреложны! Так вот, если вам только покажется, что ваши права ущемлены хоть в малейшей степени, вы можете немедленно связаться с уполномоченным по соблюдению прав в данном секторе. Да что там, вы имеете полное право связаться непосредственно с Галактической Ассамблеей — то есть высшим органом управления Содружества. Достаточно вам заявить вслух, что ваши права ущемлены… Вы и не представляете, какой переполох поднимется! Ущемлены права полноправного галакта! Сюда немедленно прибудет уполномоченный, а если у вас возникнет такое желание, вы можете потребовать созыва Ассамблеи…
— Ради меня одного? — спросил Кирьянов не без удивления.
— Но вы же полноправный галакт! И если вы уверяете, что ваши права нарушены, вы вправе требовать любых мер, вплоть до созыва Ассамблеи… Это Галактика, голубчик, так уж заведено…
Кирьянов хмуро смотрел на собеседника. Невозможно было понять, что за эмоции и чувства написаны на этой мохнатой физиономии, если они там вообще присутствуют. Но не похоже, чтобы психолог над ним издевался… Взять хотя бы Рака — тот тоже душой не кривил. Значит, они, в Галактике, и в самом деле такие. Гуманисты законченные. Как Мухомор и описывал своими словами.
— Вы ведь понимаете теперь, что поступили не вполне… ответственно?
— Да, — сказал Кирьянов искренне. — Понимаете, мне так хотелось посмотреть Галактику…
Он и сам сознавал, насколько по-детски это прозвучало. Но что поделать…
— Насколько я успел узнать, вы представитель планеты, еще не принятой в Содружество?
— Да, — сказал Кирьянов, глядя в сторону.
— Понятно… Кажется, в старину это называлось “смягчающими обстоятельствами”…
— А вы со мной без смягчающих обстоятельств. И без скидок… — сказал Кирьянов. — То вы заверяете, что я полноправный, то начинаете смягчающие обстоятельства выискивать…
— Ну что вы! Могу заверить, к вам относятся как к любому на вашем месте. К любому, понимаете? Совершенно не важно, входит ваша планета в Содружество или нет. Не вы первый совершили необдуманный поступок и, боюсь, не вы последний… В таких случаях разумному существу мягко объясняют его неправоту, только и всего. В этом и заключается моя функция: объяснять. И, признаюсь вам по секрету, эта тяжкая обязанность налагает на меня огромную ответственность. Я ведь должен взять на себя смелость рассказать другому разумному существу, почему оно в данной ситуации оказалось неправым… Это большая ответственность, не каждому удается справиться… А что до смягчающих обстоятельств… Сложность совсем не в том, о чем вы подумали в первую очередь: будто к вам из-за вашего… происхождения относятся как-то иначе. Нет, тут другое… Те, кто пригласил вас на службу, увы, сплошь и рядом грешат формальным подходом. С новичком не проводят полного и по возможности всеобъемлющего инструктажа. Что поделать, хватает и у нас бюрократии, формализма, поверхностности. Мне снова приходится выносить суждения о других, но такова уж моя проклятая работа — кто-то ведь должен ее выполнять…
Кирьянов поднял голову и долго смотрел на него. Потом спросил:
— Вы хотите сказать, что в Галактике нет ни преступников, ни полиции?
— Некоторые аналоги старинного понятия “полиция” существуют. Потому что преступления, пусть и крайне редко, но случаются. Общество, полностью лишенное преступлений и преступников, — пока что недостижимая мечта. Но преступление — это… — Он поводил над столом мохнатыми лапами, словно не мог сразу подобрать слов. — Настоящее преступление — это… Из ряда вон выходящая редкость.
— А если бы мы не подчинились там, в ресторане? — спросил Кирьянов с искренним любопытством. — Не проследовали бы?
— В этом случае никто не вправе вас принудить. Просто-напросто за вами, куда бы вы ни направились, последовали бы другие сотрудники сектора. И вам время от времени напоминали бы, что вы ведете себя как разумные существа, лишенные социальной ответственности… Вас вновь и вновь просили бы проследовать для доверительной беседы.
— А если бы мы…
— Совершили акты насилия? — после короткой паузы догадливо спросил мохнатый доктор. — Ну что ж, тогда в дело вступили бы те самые службы, аналогичные старинной полиции. Они существуют, как вы догадываетесь. Но и в этом случае с вами постарались бы обойтись с максимальной деликатностью. Нормальное разумное существо не ведет себя, подобно дикому зверю, не допускает насилия по отношению к другим разумным существам. Следовательно, тот, кто так. ведет себя, болен и заслуживает соответствующего обращения. Но ведь к вам и вашему спутнику это не относится, верно? Вы всего-навсего не получили в свое время детального инструктажа. И не совершили ничего, хотя бы отдаленно напоминающего преступление. И в то же время… Согласитесь, это безответственно — получать еду в ресторане по чужим идентификационным картам. “Орбиталь” — довольно дорогой ресторан. Дороговизна эта вызвана тем, что компоненты для подаваемых там блюд и напитков собираются вручную, и готовятся вручную без малейшего участия кулинарных автоматов. Вы ведь знаете, что в Галактике существует то, что можно охарактеризовать как “денежную систему”?
— Конечно. Мне говорили. Мне полагается жалованье…
— А знаете, почему?
— Простите?
— Почему денежная система все еще существует? Отнюдь не по тому, что это диктуется экономической необходимостью. Современные техника и индустрия позволяют удовлетворить все возможные потребности разумного существа — разумеется, кроме очень уж грандиозных. И тем не менее… Понимаете ли, вся предыдущая история Галактики показала, что разумному существу необходим некий стимул. Без этого стимула, увы, невозможно нормальное функционирование общества, как бы разумно и гуманно оно ни было устроено. С войнами и насилием в свое время оказалось гораздо проще покончить, чем с искушением благами. Случались печальные прецеденты, знаете ли. Рассказывать долго и скучно. Застой, стагнация, разлад общественных механизмов… Короче говоря, денежная система по-прежнему существует в качестве стимулирующего фактора. Есть определенный минимум потребностей, довольно, впрочем, широкий по сравнению с тем, к чему вы привыкли на своей родной планете. И есть предел. Чтобы получить что-то лучшее, разумное существо должно заниматься трудом на благо общества. Никто, скажем, не может умереть от голода, это абсолютно исключено. Всякий имеет право отдыхать на курортах за пределами своей планеты… на обычных курортах, я имею в виду. Если кому-то захочется побывать в Радужных Дубравах, если кому-то захочется поесть в “Орбитале”, он должен зарабатывать достаточно для посещения такого курорта или такого ресторана. В этом и заключается мера социальной ответственности. Социальная ответственность и стимулы — вот ключ к галактическим порядкам.
Всерьез заинтригованный, Кирьянов спросил:
— А если я… нет, я не так сформулировал. Если существо, родившееся на планете, входящей в Содружество, откажется работать вообще? Вот просто так возьмет и откажется. Заявит: “Не хочу работать и никогда не буду!” Что с ним будет?
— Удачный вопрос, — сказал психолог. — Вы сберегли мне время, я намеревался вас к этому подвести… Скажу сразу, что подобные случаи — я имею в виду, когда дело касается граждан полноправных планет — чрезвычайно редки. Это общественный уклад, знаете ли. Разумному существу неприлично и стыдно не работать. Воспитание, традиции… И все же случается… Гораздо чаще, чем преступления.
— И тогда?
— И тогда разумное существо становится гарантом, — ответил доктор. — Кому-то может показаться, что оно неизмеримо больше приобретает, нежели теряет… Все зависит от точки зрения… Гарант — это обитатель Галактики, который приобретает право на удовлетворение всех возможных потребностей. Понимаете? Всех возможных. Если он захочет иметь в своем безраздельном владении целую планету, которую следует застроить хрустальными дворцами, выкопать там рукотворные моря и перекинуть через них золотые мосты — это желание будет выполнено. Ведь оно не нарушает прав других разумных существ… Есть и другая сторона. Гарант навсегда лишается возможности принимать участие в жизни общества. Он не сможет исполнять те социальные функции, на которые имеют право трудящиеся галакты, — обсуждать изменения в законах, участвовать в голосованиях, публично высказывать свое мнение по разнообразным вопросам галактической жизни, исключается из референдумов, наконец, не может пользоваться заведениями, которые посещают зарабатывающие. В общем, у него есть все. Много более того, что может себе позволить даже получающий жалованье высшей категории галакт. Но гарант — вне общества. И отношение к гаранту, знаете ли… Это даже не отчуждение. Гарантов попросту не видят, глядя на них. Они живут в другом мире. Вы поняли?
— Кажется, понял, — сказал Кирьянов. И повторил, чувствуя себя последним идиотом: — Кажется, понял… Значит, эти летающие дворцы, чудесные сады… Эти беззаботные бездельники… Это никакая не аристократия, верно?
— Ну разумеется, — сказал доктор. — Мне по роду занятий положено быть осведомленным о многих старинных понятиях… В Галактике нет никакой такой “аристократии”, голубчик. Это были обыкновенные гаранты. Я уже просмотрел коды на карточках. Знаю, о ком идет речь. Планета не так давно принята в Содружество, но из-за старинных традиций очень и очень многие, главным образом та самая потомственная аристократия, решительно отказались работать за жалованье. Для них это оказалось невероятно унизительно. Ну что же, механизм отработан… Те, кто вас навестил, — гаранты в пятом, если мне не изменяет память, поколении.
— Но позвольте! — вскинулся Кирьянов. — Сами-то они считают…
— Я понимаю, — кивнул доктор косматой башкой. — Сами они считают, что из-за давности их родов и уникального положения планеты Галактика склонилась перед ними, да так и продолжает стоять в почтительной позе, удовлетворяя все их прихоти… Ну и что? В сущности, гарант — это ребенок. Эгоистичный, жадный, полностью лишенный социальной ответственности… Его жалеют, ему подыгрывают, только и всего. И будут подыгрывать до тех пор, пока его прихоти и капризы не затрагивают прав и интересов других. Галактика достаточно гуманна, чтобы позволить себе именно такое отношение к людям, которые не желают стать социально ответственными… И достаточно богата. Пусть их… В итоге их настолько мало по сравнению с работающими…
Кирьянов чувствовал, что уши у него пылают. Вновь и вновь вспоминал лицо полковника Зорича, молчаливо смирившегося с тем, что в его кабинете был наскоро устроен походный бордель — ну конечно, это было просто-напросто молчаливое презрение, жалость к убогоньким, неполноценным, ничего удивительного, что не последовало санкций, даже раздражения не было…
— Теперь вы все поняли, надеюсь? — спросил доктор.
— Все, — сказал Кирьянов, глядя в пол и по-прежнему содрогаясь от жгучего стыда. — Я могу уйти?
— Ну разумеется! Вас уже ждут… Вы ведь никогда больше не будете так поступать?
— Никогда, — сказал Кирьянов.
Лучше бы в морду дали, думал он, выходя из кабинета. В камеру кинули на здешние пятнадцать суток, кулаками по столу стучали и лампой в харю светили… Хуже всего то, что они не злятся и не обижаются, а молча сочувствуют дикарю, не знающему очевидных вещей. Надо же так жидко…
В коридоре он увидел прапорщика Шибко — тот с непроницаемым лицом шел навстречу, четко печатая шаг, огромный и грациозный, как хищный зверь вроде леопарда, вел под локоток угрюмого Мухомора — и под правым глазом последнего наливался темным основательный синяк. Следом поспешал ракообразный этический комиссар и взволнованно верещал:
— Тысяча извинений, уважаемый прапорщик, но я не в силах отделаться от впечатления, что это пятно на лице данного разумного существа возникло в результате…
Шибко приостановился, оглянулся через плечо и ответил с восхитительной небрежностью:
— Уважаемый этический комиссар, тысяча извинений, но вы плохо знакомы с обычаями нашей расы. Радость встречи после долгой разлуки у нас выражается в том, что мы наносим друг другу легонькие удары верхними конечностями в область органов зрения, что и имело место в данном случае… Ведь правда?
Мухомор угрюмо кивнул. Комиссар остался стоять посреди коридора, глядя им вслед, и Кирьянов каким-то удивительным манером понял, что его облик выражает собою тягостное раздумье и сомнение. Но они уже были далеко.
— Пошли, — сухо бросил Шибко Кирьянову. — Гос-спода офицеры, мать вашу…
— А чего сразу в рыло? — мрачно пробурчал Мухомор.
— А чтобы глупости всякие не организовывал и новичков в побег не сманивал, — безмятежно ответил Шибко. — Беги, пожалуйся в Ассамблею, имеешь полное право… Вон, в углу как раз видеофон… Ну?
— Сроду не стучал, — буркнул Мухомор, отворачиваясь.
— Вот и шагай.
— А чего сразу в рыло?
— Разговорчики в раю! — прикрикнул Шибко. И неожиданно ухмыльнулся во весь рот. — До чего ж вы меня огорчили, сукины коты, ни в сказке сказать, ни пером описать. Похабщина у вас получилась, а не самоволка. Толковый солдат дернет в самоволку, лишь предварительно разведав все стежки-дорожки, возможные пути отхода, перемещения и укрытия. И никак иначе. А вы не придумали ничего лучшего, кроме как слинять с карточками гарантов… Тоска и стыдобушка. Ты хоть понимаешь, Мухомор, как запомоился?
На Мухомора было невозможно смотреть без скорби. Хоть ваяй с него аллегорическую фигуру Беспредельного Уныния.
— Прошу садиться, уважаемые разумные существа (из пола моментально выскочили два вздутия, развернувшиеся в кресла, как нельзя более подходящие для гомо сапиенс). Прошу извинения за то, что пришлось причинить вам временные неудобства и довести ситуацию до того, что вас пригласили сюда и попросили ответить на несколько вопросов. Однако меня извиняет то, что вы, как ни прискорбно это подчеркивать, в некоторой степени сами оказались виноваты в таком именно обороте событий…
Над ухом Кирьянова неприязненно сопел Пес, безусловно, не одобрявший такой деликатности. К счастью; он был здесь лицом подчиненным — ох, чует сердце, к счастью…
Украшенный золотым шитьем Рак продолжал:
— В данном секторе именно на меня возложена должность этического комиссара по разбору возможных нестандартных ситуаций. Есть ли у вас, уважаемые разумные существа, протесты по поводу моей кандидатуры? Быть может, у вашей расы имеются какие-то моральные, религиозные, этические или бытовые препоны, препятствующие непринужденному общению с галактами моего облика? Если так, вы имеете полное право потребовать беседы с другим, более отвечающим каким-то вашим представлениям существом…
Пес за спиной произнес тихо, но явственно:
— Дело ваше, парни, но я бы вам не советовал выделываться. К кому-то еще попадете… А комиссар у нас — гуманист известный…
Наверняка этот барбос блефовал из чистой вредности, но что-то не тянуло на эксперименты. Даже Мухомор притих, бросил равнодушным тоном:
— Ничего, и так сойдет… За что забрали, начальник?
— Я бесконечно далек от мысли не то что давать отрицательные оценки вашим поступкам, но и просто выносить по их поводу суждения, — сказал Рак. — Однако, согласитесь, ситуация такова, что вам придется ответить на некоторые вопросы…
— А в чем дело? — буркнул Мухомор.
— К превеликому сожалению, создалось впечатление, что вы пытались рассчитаться в ресторане “Орбиталь” идентификационными картами, принадлежащими неким другим существам…
— А чем докажете? — нахально осведомился Мухомор. — Может, мы эти самые и есть, доподлинные…
Рак молча таращился на него. Физиономия его была не более богата внешними проявлениями эмоций, нежели фонарный столб.
— Насколько я могу судить по вашему внешнему виду и форменной одежде, вы являетесь служащими Спасательного Корпуса Галактической Бригады?
— Точно, — пожал плечами Мухомор.
— И принадлежите к обитателям района, по галактическому, коду обозначенному как… — Он с пулеметной быстротой отбарабанил череду букв, цифр и еще каких-то обозначений. — Самоидентификация — Солнечная Система, Земля?
— Точно.
— В настоящий момент проходите службу на базе… — Снова пулеметная очередь.
— Ну.
Рак повернулся к Кирьянову:
— Насколько я могу судить по данным информатория, ваша раса — двупола?
— Ага, — осторожно ответил Кирьянов.
— И вы принадлежите к тому полу, который принято называть мужским, правильно?
— Правильно.
— Отчего же в таком случае идентификационная карта, которой вы пытались рассчитаться, в Центральном информатории значится как принадлежащая особи противоположного, то есть женского пола?
— Подловил он тебя, тварь… — быстрым шепотом прокомментировал Мухомор.
— Теперь о вас, — повернулся к нему Рак. — Ваша идентификационная карта принадлежит существу мужского, как и вы сами, пола, но существо это относится к обитателям совершенно иного сектора…
— Да что вы такое говорите? — вылупил на него глаза Мухомор в неподдельнейшем, патентованном, стопроцентном изумлении.
— Именно так и обстоит, — сказал Рак. — И наконец… Вы оба относитесь к категории полноправных обитателей Галактики, “галактов работающих”. И в то же время вы пытались расплатиться картами гарантов.
Мухомора словно взрывом вынесло из кресла. Он подскочил к столу, грозно навис над этическим комиссаром и рявкнул:
— За базаром следи, падла! Ты как нас назвал?!
Бедняга Рак отшатнулся, хаотически мельтеша всеми усиками, явно попытавшись втянуть глаза в башку. Однако помощь пришла моментально — Пес, бдительно ринувшись вперед, положил лапу на плечо Мухомору и веско посоветовал:
— Сядь, парень, не мельтеши…
Мухомор, злобно ворча и фыркая, нехотя подчинился — судя по его гримасе, лапа у Пса была тяжелая.
— Простите, если я невольно произнес нечто, вас оскорбившее, — сказал понемногу приходивший в себя Рак. — Но поверьте, все обстоит именно так. Вы пользовались идентификационными картами гарантов…
— Какие гаранты? — сердито бросил Мухомор. — Коли уж на то пошло, аристократы стопроцентные…
— Простите, мне совершенно непонятен употребленный вами термин, — сказал Рак. — Я вижу, вы сами не отрицаете, что воспользовались чужими картами?
— Да чего уж там и дальше несознанку лепить, начальник, — протянул Мухомор, скалясь и зыркая исподлобья. — Погорели так погорели, дело житейское, ты нам только чистосердечное запиши. Чужого нам на себя брать не стоит, но и от своего не отказываемся…
— Надо ли понимать это так, что вы признаете произошедшее? Я не вполне понял большинство употребленных вами выражений…
— Признаю, — проворчал Мухомор.
— А вы?
— И я признаю, — кратко ответил Кирьянов.
— Позвольте отметить, что я восхищен вашим чистосердечием и открытостью, проявленными в общении со мной…
— Кушайте на здоровье, — ощерился Мухомор. — Можете даже и домой взять в тряпочке…
— В таком случае… Быть может, ваша открытость и толерантность простираются настолько далеко, что вы согласитесь короткое время побеседовать с психологом? Или предпочтете быть незамедлительно отправленными к месту постоянного несения службы?
Кирьянов растерянно покосился на приятеля. Не раздумывая долго, Мухомор процедил:
— Ладно, соглашайся на базар, авось облегчение выйдет…
— Согласимся побеседовать, — ответил Кирьянов.
— Вы меня чрезвычайно обязали, уважаемые разумные существа! — воскликнул Рак, вновь вставая из-за стола во всю свою двухметроворостость. — Позвольте выразить вам свою искреннюю симпатию и сожаления по поводу столь незначительного недоразумения… Проводите, пожалуйста, галактов, милейший фельдфебель…
Пес буркнул:
— Пошли, что ли? Артисты, тоже мне… По уху б вам брызнуть, чтобы фокусов не откалывали… А еще офицеры, мать вашу…
Кирьянов окончательно уверился, что Пес — существо вроде них самих, наверняка происходящее не из самого благополучного мира: то ли совсем недавно примкнувшего к галактическому братству народностей, то ли вообще не ведавшего о Структуре, о ее потаенной необозримости… В точности как Земля “ан масс”.
Должно быть, к тем же выводам столь же быстро пришел и Мухомор — в коридоре он повернулся к конвоиру и непринужденно спросил:
— Слышь, кореш, так он правду болтал про гарантов, начальничек твой?
— Тебе психолог все растолкует, — ответил Пес с видом, в отношении землянина исписавшимся бы “насупленным”. — Они у нас тоже гуманисты, душу вашу нежную беречь стремятся. Моя б воля, я б вас обоих сунул на гауптвахту на недельку-другую-третью…
— А гауптвахта у вас есть? — вкрадчиво поинтересовался Миша.
— Нету, — печально сознался Пес. — А жалко. Развели тут, понимаешь, слюни, чихнуть на вас не моги… А вы с чужими ксивами шныряете, да не по столовке, а по лучшим кабакам…
— Что делать, что делать, — промурлыкал Мухомор с успокоенным видом. — Не дают тебе воли, братан, и правильно… Куда шагать-то?
— Пришли, — буркнул Пес. — Тебе — сюда, тебе — сюда… — Открыв указанную ему дверь, Кирьянов не обнаружил за ней ничего примечательного. Обычный кабинет со стандартной канцелярской меблировкой, только в углу произрастает неизвестное растение приятного багряно-золотистого цвета, с широкими листьями и белыми цветами.
Он остановился на пороге, присматриваясь к сидящему за столом существу. И вскоре сделал заключение: вроде медведя. Существо было пошире его в плечах и головы на две повыше, сплошь заросшее густым мехом, бурым со светлыми пятнами, с широкой мордой, более всего напоминавшей медвежью. Вместо синей формы на нем красовалось нечто вроде синей рыболовной сети с очень крупными ячеями, позволявшими беспрепятственно любоваться роскошным мехом. Кое-где к ней были прикреплены те самые золотые знаки, к которым Кирьянов уже успел привыкнуть за время пребывания здесь (слово “арест” все же не подходило к ситуации).
— Садитесь, пожалуйста, — сказало мохнатое существо. — Мое имя Бар Гарумбару, мое звание — окт-комиссар, но вы, думаю, предпочтете называть меня просто доктором?
— Пожалуй, — сказал Кирьянов, удобно располагаясь в кресле.
— У вас есть какие-нибудь мелкие пристрастия? Жевание, втягивание дыма, нюханье, верчение в руках? Если да, вы можете ими заниматься. — Подавая пример, он извлек из стола пригоршню каких-то гнутых серых корешков, сунул их в пасть и стал размеренно пережевывать.
Кое-кто считает это вредной привычкой, но так уж у нас заведено исстари, трудно отказаться…
Кирьянов достал сигареты и подумал с долей неприязни: “Ну, давай, лезь в душу с сапогами, ты ж для этого здесь и сидишь, чего лукавить?..”
— Я уверен, что мой внешний облик не вызывает у вас подсознательного отторжения, правильно? — сказал доктор, пережевывая корешки. — Исследования показали, что гуманоиды вашей и сходных рас как раз испытывают доверительные чувства в отношении покрытых мехом существ. А внутреннее отторжение у вас вызывают рептилиеподобные…
— Вообще-то правильно, — сказал Кирьянов. — Я не знаю, отчего так получилось, может, это какой-то там галактической морали и противоречит…
— Ну что вы, что вы! Подсознание, обстоятельства формирования расы, ничего тут не поделаешь… — Он глянул на серебристую поверхность стола, где наблюдалась суета непонятных символов. — Значит, вы имеете честь быть офицером Спасательного корпуса, полноправным галактом… Как же вас угораздило… По неопытности, конечно?
— Вы о чем?
— О вашем необдуманном поступке… Вы же полноправный галакт, офицер на серьезной службе, социально ответственное разумное существо… Голубчик, это же, мягко говоря, неприлично — разъезжать с чужой идентификационной картой, тем более взятой у гаранта…
Все эти дипломатические экивоки, начавшиеся еще в кабинете Рака, начинали Кирьянову надоедать. Главным образом оттого, что до сих пор не было никакой определенности.
— Послушайте, доктор, — сказал он решительно. — Объясните, в конце концов, в чем я виноват и что мне грозит…
— Грозит? — мохнатые брови доктора взлетели вверх. — Помилуйте, что вам может грозить? А впрочем, я понял… Вы считаете, что должно последовать некое наказание? Да полноте, с чего вы так решили? Вы просто-напросто поступили необдуманно, и вас убедительно просят более так не делать. Вы же социально ответственное разумное существо, полноправный галакт… Вы ведь все осознали, правда? И обещаете больше так не поступать? При чем тут наказание? Отживший термин…
— Вы хотите сказать, что я могу невозбранно отсюда уйти?
— И даже более того, голубчик, — сказал доктор. — И даже более того. Вы ведь недавно у нас? Ну да, ну да… Вы и не представляете, сколь обширны ваши права в качестве полноправного галакта! Сколь они, если можно так выразиться, необозримы и непреложны! Так вот, если вам только покажется, что ваши права ущемлены хоть в малейшей степени, вы можете немедленно связаться с уполномоченным по соблюдению прав в данном секторе. Да что там, вы имеете полное право связаться непосредственно с Галактической Ассамблеей — то есть высшим органом управления Содружества. Достаточно вам заявить вслух, что ваши права ущемлены… Вы и не представляете, какой переполох поднимется! Ущемлены права полноправного галакта! Сюда немедленно прибудет уполномоченный, а если у вас возникнет такое желание, вы можете потребовать созыва Ассамблеи…
— Ради меня одного? — спросил Кирьянов не без удивления.
— Но вы же полноправный галакт! И если вы уверяете, что ваши права нарушены, вы вправе требовать любых мер, вплоть до созыва Ассамблеи… Это Галактика, голубчик, так уж заведено…
Кирьянов хмуро смотрел на собеседника. Невозможно было понять, что за эмоции и чувства написаны на этой мохнатой физиономии, если они там вообще присутствуют. Но не похоже, чтобы психолог над ним издевался… Взять хотя бы Рака — тот тоже душой не кривил. Значит, они, в Галактике, и в самом деле такие. Гуманисты законченные. Как Мухомор и описывал своими словами.
— Вы ведь понимаете теперь, что поступили не вполне… ответственно?
— Да, — сказал Кирьянов искренне. — Понимаете, мне так хотелось посмотреть Галактику…
Он и сам сознавал, насколько по-детски это прозвучало. Но что поделать…
— Насколько я успел узнать, вы представитель планеты, еще не принятой в Содружество?
— Да, — сказал Кирьянов, глядя в сторону.
— Понятно… Кажется, в старину это называлось “смягчающими обстоятельствами”…
— А вы со мной без смягчающих обстоятельств. И без скидок… — сказал Кирьянов. — То вы заверяете, что я полноправный, то начинаете смягчающие обстоятельства выискивать…
— Ну что вы! Могу заверить, к вам относятся как к любому на вашем месте. К любому, понимаете? Совершенно не важно, входит ваша планета в Содружество или нет. Не вы первый совершили необдуманный поступок и, боюсь, не вы последний… В таких случаях разумному существу мягко объясняют его неправоту, только и всего. В этом и заключается моя функция: объяснять. И, признаюсь вам по секрету, эта тяжкая обязанность налагает на меня огромную ответственность. Я ведь должен взять на себя смелость рассказать другому разумному существу, почему оно в данной ситуации оказалось неправым… Это большая ответственность, не каждому удается справиться… А что до смягчающих обстоятельств… Сложность совсем не в том, о чем вы подумали в первую очередь: будто к вам из-за вашего… происхождения относятся как-то иначе. Нет, тут другое… Те, кто пригласил вас на службу, увы, сплошь и рядом грешат формальным подходом. С новичком не проводят полного и по возможности всеобъемлющего инструктажа. Что поделать, хватает и у нас бюрократии, формализма, поверхностности. Мне снова приходится выносить суждения о других, но такова уж моя проклятая работа — кто-то ведь должен ее выполнять…
Кирьянов поднял голову и долго смотрел на него. Потом спросил:
— Вы хотите сказать, что в Галактике нет ни преступников, ни полиции?
— Некоторые аналоги старинного понятия “полиция” существуют. Потому что преступления, пусть и крайне редко, но случаются. Общество, полностью лишенное преступлений и преступников, — пока что недостижимая мечта. Но преступление — это… — Он поводил над столом мохнатыми лапами, словно не мог сразу подобрать слов. — Настоящее преступление — это… Из ряда вон выходящая редкость.
— А если бы мы не подчинились там, в ресторане? — спросил Кирьянов с искренним любопытством. — Не проследовали бы?
— В этом случае никто не вправе вас принудить. Просто-напросто за вами, куда бы вы ни направились, последовали бы другие сотрудники сектора. И вам время от времени напоминали бы, что вы ведете себя как разумные существа, лишенные социальной ответственности… Вас вновь и вновь просили бы проследовать для доверительной беседы.
— А если бы мы…
— Совершили акты насилия? — после короткой паузы догадливо спросил мохнатый доктор. — Ну что ж, тогда в дело вступили бы те самые службы, аналогичные старинной полиции. Они существуют, как вы догадываетесь. Но и в этом случае с вами постарались бы обойтись с максимальной деликатностью. Нормальное разумное существо не ведет себя, подобно дикому зверю, не допускает насилия по отношению к другим разумным существам. Следовательно, тот, кто так. ведет себя, болен и заслуживает соответствующего обращения. Но ведь к вам и вашему спутнику это не относится, верно? Вы всего-навсего не получили в свое время детального инструктажа. И не совершили ничего, хотя бы отдаленно напоминающего преступление. И в то же время… Согласитесь, это безответственно — получать еду в ресторане по чужим идентификационным картам. “Орбиталь” — довольно дорогой ресторан. Дороговизна эта вызвана тем, что компоненты для подаваемых там блюд и напитков собираются вручную, и готовятся вручную без малейшего участия кулинарных автоматов. Вы ведь знаете, что в Галактике существует то, что можно охарактеризовать как “денежную систему”?
— Конечно. Мне говорили. Мне полагается жалованье…
— А знаете, почему?
— Простите?
— Почему денежная система все еще существует? Отнюдь не по тому, что это диктуется экономической необходимостью. Современные техника и индустрия позволяют удовлетворить все возможные потребности разумного существа — разумеется, кроме очень уж грандиозных. И тем не менее… Понимаете ли, вся предыдущая история Галактики показала, что разумному существу необходим некий стимул. Без этого стимула, увы, невозможно нормальное функционирование общества, как бы разумно и гуманно оно ни было устроено. С войнами и насилием в свое время оказалось гораздо проще покончить, чем с искушением благами. Случались печальные прецеденты, знаете ли. Рассказывать долго и скучно. Застой, стагнация, разлад общественных механизмов… Короче говоря, денежная система по-прежнему существует в качестве стимулирующего фактора. Есть определенный минимум потребностей, довольно, впрочем, широкий по сравнению с тем, к чему вы привыкли на своей родной планете. И есть предел. Чтобы получить что-то лучшее, разумное существо должно заниматься трудом на благо общества. Никто, скажем, не может умереть от голода, это абсолютно исключено. Всякий имеет право отдыхать на курортах за пределами своей планеты… на обычных курортах, я имею в виду. Если кому-то захочется побывать в Радужных Дубравах, если кому-то захочется поесть в “Орбитале”, он должен зарабатывать достаточно для посещения такого курорта или такого ресторана. В этом и заключается мера социальной ответственности. Социальная ответственность и стимулы — вот ключ к галактическим порядкам.
Всерьез заинтригованный, Кирьянов спросил:
— А если я… нет, я не так сформулировал. Если существо, родившееся на планете, входящей в Содружество, откажется работать вообще? Вот просто так возьмет и откажется. Заявит: “Не хочу работать и никогда не буду!” Что с ним будет?
— Удачный вопрос, — сказал психолог. — Вы сберегли мне время, я намеревался вас к этому подвести… Скажу сразу, что подобные случаи — я имею в виду, когда дело касается граждан полноправных планет — чрезвычайно редки. Это общественный уклад, знаете ли. Разумному существу неприлично и стыдно не работать. Воспитание, традиции… И все же случается… Гораздо чаще, чем преступления.
— И тогда?
— И тогда разумное существо становится гарантом, — ответил доктор. — Кому-то может показаться, что оно неизмеримо больше приобретает, нежели теряет… Все зависит от точки зрения… Гарант — это обитатель Галактики, который приобретает право на удовлетворение всех возможных потребностей. Понимаете? Всех возможных. Если он захочет иметь в своем безраздельном владении целую планету, которую следует застроить хрустальными дворцами, выкопать там рукотворные моря и перекинуть через них золотые мосты — это желание будет выполнено. Ведь оно не нарушает прав других разумных существ… Есть и другая сторона. Гарант навсегда лишается возможности принимать участие в жизни общества. Он не сможет исполнять те социальные функции, на которые имеют право трудящиеся галакты, — обсуждать изменения в законах, участвовать в голосованиях, публично высказывать свое мнение по разнообразным вопросам галактической жизни, исключается из референдумов, наконец, не может пользоваться заведениями, которые посещают зарабатывающие. В общем, у него есть все. Много более того, что может себе позволить даже получающий жалованье высшей категории галакт. Но гарант — вне общества. И отношение к гаранту, знаете ли… Это даже не отчуждение. Гарантов попросту не видят, глядя на них. Они живут в другом мире. Вы поняли?
— Кажется, понял, — сказал Кирьянов. И повторил, чувствуя себя последним идиотом: — Кажется, понял… Значит, эти летающие дворцы, чудесные сады… Эти беззаботные бездельники… Это никакая не аристократия, верно?
— Ну разумеется, — сказал доктор. — Мне по роду занятий положено быть осведомленным о многих старинных понятиях… В Галактике нет никакой такой “аристократии”, голубчик. Это были обыкновенные гаранты. Я уже просмотрел коды на карточках. Знаю, о ком идет речь. Планета не так давно принята в Содружество, но из-за старинных традиций очень и очень многие, главным образом та самая потомственная аристократия, решительно отказались работать за жалованье. Для них это оказалось невероятно унизительно. Ну что же, механизм отработан… Те, кто вас навестил, — гаранты в пятом, если мне не изменяет память, поколении.
— Но позвольте! — вскинулся Кирьянов. — Сами-то они считают…
— Я понимаю, — кивнул доктор косматой башкой. — Сами они считают, что из-за давности их родов и уникального положения планеты Галактика склонилась перед ними, да так и продолжает стоять в почтительной позе, удовлетворяя все их прихоти… Ну и что? В сущности, гарант — это ребенок. Эгоистичный, жадный, полностью лишенный социальной ответственности… Его жалеют, ему подыгрывают, только и всего. И будут подыгрывать до тех пор, пока его прихоти и капризы не затрагивают прав и интересов других. Галактика достаточно гуманна, чтобы позволить себе именно такое отношение к людям, которые не желают стать социально ответственными… И достаточно богата. Пусть их… В итоге их настолько мало по сравнению с работающими…
Кирьянов чувствовал, что уши у него пылают. Вновь и вновь вспоминал лицо полковника Зорича, молчаливо смирившегося с тем, что в его кабинете был наскоро устроен походный бордель — ну конечно, это было просто-напросто молчаливое презрение, жалость к убогоньким, неполноценным, ничего удивительного, что не последовало санкций, даже раздражения не было…
— Теперь вы все поняли, надеюсь? — спросил доктор.
— Все, — сказал Кирьянов, глядя в пол и по-прежнему содрогаясь от жгучего стыда. — Я могу уйти?
— Ну разумеется! Вас уже ждут… Вы ведь никогда больше не будете так поступать?
— Никогда, — сказал Кирьянов.
Лучше бы в морду дали, думал он, выходя из кабинета. В камеру кинули на здешние пятнадцать суток, кулаками по столу стучали и лампой в харю светили… Хуже всего то, что они не злятся и не обижаются, а молча сочувствуют дикарю, не знающему очевидных вещей. Надо же так жидко…
В коридоре он увидел прапорщика Шибко — тот с непроницаемым лицом шел навстречу, четко печатая шаг, огромный и грациозный, как хищный зверь вроде леопарда, вел под локоток угрюмого Мухомора — и под правым глазом последнего наливался темным основательный синяк. Следом поспешал ракообразный этический комиссар и взволнованно верещал:
— Тысяча извинений, уважаемый прапорщик, но я не в силах отделаться от впечатления, что это пятно на лице данного разумного существа возникло в результате…
Шибко приостановился, оглянулся через плечо и ответил с восхитительной небрежностью:
— Уважаемый этический комиссар, тысяча извинений, но вы плохо знакомы с обычаями нашей расы. Радость встречи после долгой разлуки у нас выражается в том, что мы наносим друг другу легонькие удары верхними конечностями в область органов зрения, что и имело место в данном случае… Ведь правда?
Мухомор угрюмо кивнул. Комиссар остался стоять посреди коридора, глядя им вслед, и Кирьянов каким-то удивительным манером понял, что его облик выражает собою тягостное раздумье и сомнение. Но они уже были далеко.
— Пошли, — сухо бросил Шибко Кирьянову. — Гос-спода офицеры, мать вашу…
— А чего сразу в рыло? — мрачно пробурчал Мухомор.
— А чтобы глупости всякие не организовывал и новичков в побег не сманивал, — безмятежно ответил Шибко. — Беги, пожалуйся в Ассамблею, имеешь полное право… Вон, в углу как раз видеофон… Ну?
— Сроду не стучал, — буркнул Мухомор, отворачиваясь.
— Вот и шагай.
— А чего сразу в рыло?
— Разговорчики в раю! — прикрикнул Шибко. И неожиданно ухмыльнулся во весь рот. — До чего ж вы меня огорчили, сукины коты, ни в сказке сказать, ни пером описать. Похабщина у вас получилась, а не самоволка. Толковый солдат дернет в самоволку, лишь предварительно разведав все стежки-дорожки, возможные пути отхода, перемещения и укрытия. И никак иначе. А вы не придумали ничего лучшего, кроме как слинять с карточками гарантов… Тоска и стыдобушка. Ты хоть понимаешь, Мухомор, как запомоился?
На Мухомора было невозможно смотреть без скорби. Хоть ваяй с него аллегорическую фигуру Беспредельного Уныния.