Бушков Александр Александрович. Самый далекий берег

   — Да что ж тут непонятного, — кивнул Кирьянов.
   Он не чувствовал на напряжения, ни враждебности. Все прошло нормально — новый человек появился в тесном коллективе, и его, по лицам видно, приняли, малость позубоскалив… Нормально.
   — Ну, познакомиться еще успеете, — сказал Шибко. — А пока… Обер-поручик Мухортов, проводите новичка к полковнику.
   К немалому удивлению Кирьянова (уже успевшего запомнить здешнюю не особенно и замысловатую систему званий), Мухомор в ответ на распоряжение младшего по званию не выказал ни малейших признаков неповиновения, наоборот, браво вскочил:
   — Есть! Пошли, первоходок…
   А впрочем, Кирьянов еще недостаточно ориентировался. Прапорщик здесь вполне мог оказаться выше чином поручика, кто их знает…
   Они вышли в коридор, и Мухомор живо спросил:
   — Точно, пожарный?
   — Целый подполковник, — сказал Кирьянов вяло.
   — А, ну какая разница… Обвыкнешься. Бывал я на зонах и похуже, точно тебе говорю…
   — Тебя что, сюда…
   — Да ну тебя, шуток не понимаешь? Нет уж, Костик, я сюда прибыл бесконвойником, что с Мишей Мухомором редко случается. Это я так, фигурально извращаясь… Не ссы, говорю, прорвемся. Жить можно. Правильная зона, точно. Если… М-мать твою чешуйчатую…
   Он подтолкнул Кирьянова под локоть и показал глазами куда-то вверх. Прилежно проследив за направлением его взгляда, Кирьянов узрел наверху нечто диковинное: прямо по потолку быстро и ловко перемешалась здоровенная, чуть ли не в метр, ящерица бледно-зеленого цвета, похожая на варана. Она бравенько переступала худыми лапами с широкими присосками, и даже хвост каким-то чудом, вопреки законам гравитации, протянулся параллельно потолку.
   Замерев почти над их головами, ящерица, не разевая пасти, протянула нормальным человеческим голосом:
   — Честь имею приветствовать, товарищи офицеры.
   И, явно не дожидаясь ответа, быстрехонько поползла дальше.
   — Видал? — шепотом спросил Мухомор. — Кум, бля, Мюллер… Здешний особист. Так и ползает, зараза хвостатая, то по стенам, то по потолку, хорошо хоть, в жилуху не лезет… Натуральный особист, божусь за гаранта…
   — За кого?
   — За гаранта, первоходок… Гарантом буду…
   — Гарант — это кто?
   — Пидоров знаешь? Так гарант в сто раз хуже пидера… Честно, особист.
   — А что он делает?
   — А ни хрена, — фыркнул Мухомор. — Нечего ему делать, по правде-то говоря — шпионов в Галактике как-то не водится, а чепэ на этом шарике да-авненько не случалось… Просто он по штату полагается, сечешь? А если уж полагается, то будет ползать, пока “точка” стоит. Или пока штат не поменяют. Полгода уже здесь тяну, и вечно он вот так: ползет себе, поздоровается — тут ему ничего не предъявишь, вежливый, падла, — и дальше уползет. Непыльная работенка, я тебе скажу… А вообще, хрен с ним, повезло, что такой достался. Хуманоид, смотришь, был бы хуже, вился бы вокруг по кумовской привычке с прибауточками, в душу бы лез…
   — Ну да, — понятливо сказал Кирьянов. — Повезло, что у нас в соседях такой Дон…
   — А я что говорю? — хмыкнул Мухомор. — Повезло, бывало и хужей… Ну вот, пришли. Заходи без стука — служебный кабинет, так положено, а если б было не положено, над косяком огонек бы горел, аленький, как цветик в сказке… Ты смотри, не танцуй там, наш полкан — мужик характерный, но справедливый, это я тебе говорю, Мишь-шя Мухомор, а уж я кумовьев и хозяев навидался…

ГЛАВА ПЯТАЯ
ГОСПОДА ОФИЦЕРЫ

   Кирьянов так и поступил: открыл дверь, сделал три шага по направлению к темному полированному столу в форме буквы “Т”, остановился по стойке “смирно” и доложил:
   — Товарищ штандарт-полковник, обер-поручик Кирьянов прибыл для дальнейшего прохождения службы!
   Он был доволен собой — отбарабанил в лучших традициях, без запинки. Так, словно давно уже был в Структуре своим человеком, а не услышал о ней впервые полчаса назад. Пусть знают наших, пожарного не так-то легко смутить даже Вселенной…
   — Проходите, обер-поручик, — сказал хозяин кабинета, вставая. — Прошу садиться. Можете курить, если курите. Если хотите — кофе, коньяк, минеральную, не стесняйтесь…
   — Нет, благодарю, — так же четко отказался Кирьянов, усаживаясь напротив своего новоявленного командира.
   Кабинет был самый обыкновенный, ни единого предмета, напомнившего бы, что они находятся на другой Галактике, вообще на другой планете, не на Земле. Темные полированные панели на половину высоты стен, такой же шкаф в углу, белый интерком на столе — непривычного вида, но и его в принципе можно принять за последние изыскания японской дизайнерской мысли. Две картины: большой морской пейзаж и акварель, где изображены два офицера в старинной форме — примерно прикидывая, вторая половина девятнадцатого столетия, то бишь уже позапрошлого…
   — Алексей Вадимович Зорич, штандарт-полковник, — сказал хозяин кабинета. — Начальник объекта и, как легко догадаться, ваш непосредственный начальник. Или вы придерживаетесь другого мнения?
   — Простите?
   — Насколько я осведомлен, вас — как и многих других, впрочем — призвали помимо вашего желания, верно?
   — Было дело. Определение совершенно точное.
   — Сейчас как раз тот момент, когда вы можете отказаться от… дальнейшего прохождения службы. Причем выразить это можете в любой форме… хотя, разумеется, не стоит доводить дело до швырянья стульями.
   Кирьянов молча смотрел на него. Он понятия не имел, чем штандарт-полковник занимался до того, как попасть в Стуктуру, но несомненно одно: этот человек лет сорока, лицом чем-то неуловимо напоминавшим Наполеона (надо отдать этому Зоричу должное, было некоторое сходство), и допрежь носил погоны. И вряд ли командовал чем-то вроде стройбата в уссурийской тайге. В нем ощущалось то, что предки именовали “породой”, заставлявшее думать то ли о родителях-профессорах, то ли о предках-дворянах. Порода, точно. “Командир, — оценил малость поживший подполковник Кирьянов. — Это — командир”.
   — И — что? — спросил он спокойно.
   — Простите? — штандарт-полковник неподражаемым жестом поднял тонкую бровь.
   “Точно, профессорский сынок и профессорский внучек, — подумал Кирьянов не без легкой зависти. — Из Питера откуда-нибудь, там такие еще остались даже теперь. На Мойке вырос, мимо Медного всадника в первый класс бегал… нет, этот никоим образом не бегал, чинно ходил, как порода обязывает…”
   И пояснил:
   — Я имел в виду, какие будут последствия? Фантастика дает полный набор немудрящих, но эффективных вариантов: память стереть хотя бы…
   — Я, да будет вам известно, ознакомился с вашим личным делом, — сказал Зорич. — Как же иначе? И могу вас заверить, что наши личные дела несколько отличаются от тех, к коим вы привыкли на Земле… Ваше многолетнее увлечение фантастикой там тоже отражено. Помилуйте, обер-поручик, вы думаете о Структуре не то чтобы плохо-я бы сказал, в крайне вульгарных категориях. Стереть память в принципе нетрудно… вот только зачем? Предположим, вы отказываетесь начинать службу и вас доставляют назад — в прежней одежде, на прежнее место, с нетронутой памятью… И какая же опасность для Структуры отсюда проистекает? Ни малейшей, право. Неужели кто-то примет вас всерьез, если вы расскажете, что в промежутке от утра до полудня съездили мимоходом в соседнюю Галактику, где вас приглашали на службу в одно из межгалактических учреждений? Вы и в самом деле полагаете, что вам поверят? Буду с вами откровенен — за последние три года случалось семь прорывов — я имею в виду случаи, когда люди, оказавшиеся в таком положении, то есть доставленные сюда, отказавшиеся служить и возвращенные назад, все же прорывались со своими рассказами на страницы газет. Три случая в России, два — в Соединенных Штатах, по одному — в Чехии и Аргентине. Могу вас заверить, ни разу это не привело к каким-либо серьезным последствиям. Газеты были из разряда бульварных, к которым серьезные люди относятся без всякого доверия, доказательств не имелось ни малейших… Ну, разумеется, придется срочно убирать из аэропорта в вашем городе наш пункт — но это задача пары часов. Хлопотно, однако не смертельно. Переживем. Гораздо хуже придется как раз вам — окружающие составят определенное мнение о состоянии вашей психики и, со своей точки зрения, будут совершенно правы. И жизнь ваша определенным образом осложнится… Вот и все, чего вы добьетесь. — Он мягко улыбнулся: — Но вам будет тяжело отнюдь не потому только, что окружающие будут считать вас сумасшедшим… Понимаете? Всю оставшуюся жизнь вы будете смотреть на звезды и знать, как обстоит на самом деле. Быть может, вы даже будете искать людей Структуры, чтобы попроситься назад, — такое случалось, бывали печальные прецеденты, — но никогда никого не найдете… А вы говорите — стереть память… Есть вещи похуже. Например не стирать память…
   — Знаете, что мне хотелось бы сказать…
   — Что я — змий-искуситель? — усмехнулся Зорич. — Возможно, в нашей ситуации есть что-то от классической библейской… хотя лично мне такое сравнение претит, уж не посетуйте. Да, в определенном смысле я вас искушаю — но речь, не забывайте, идет не о продаже души врагу рода человеческого, а о просьбе поработать для Галактического Содружества. Это несколько меняет дело, вам не кажется?
   — Пожалуй…
   — Так вы согласны?
   — Согласен, — сказал Кирьянов чуть сердито. — Но неужели нельзя было просто предложить…
   — Не мною так заведено, простите. Так уж сложилось. Я понимаю, вы сейчас думаете о жене… Можете успокоиться. Сейчас, — он мимолетно глянул на часы, — к ней уже пришел генерал-майор. Именно так, не полковник, а генерал-майор, это гораздо более впечатляет. Крайне авантажный и внушительный генерал, с горделивой осанкой, красивой проседью, внушающим доверие лицом и обходительнейшей манерой держаться. Он рассказал вашей супруге, что именно вам, так уж сложилось, выпала высокая честь налаживать новую систему пожарной безопасности в вашем посольстве в Вашингтоне… или, пожалуй, все же в Сиднее или Дели… Главное, очень далеко. Вас отобрали из превеликого множества других кандидатов, именно вас… какая жена не будет гордиться? Дети у вас уже взрослые, живут отдельно, с ними еще проще… Будете писать письма, отправлять деньги… ну как же вы думали? Все, кто служит в Структуре, получает жалованье, которое вас приятно удивит. Вот, извольте просмотреть ведомость, первая цифра — оклад содержания обер-поручика, а последующие — разнообразные надбавки… Оцените общий итог. Я вижу, у вас, несмотря на старательные попытки сохранять невозмутимость, отвисла челюсть…
   — А это настоящие деньги? — через силу усмехнулся Кирьянов, и в самом деле испытывая желание подправить отвисавшую челюсть всей пятерней.
   Общий итог и в самом деле впечатлял. Личный самолет или остров на это не купишь, но по сравнению с зарплатой не то что подполковника пожарной службы, а даже министра…
   — Самые настоящие, — сказал Зорич. — У нас есть определенные возможности как раз для таких случаев. Главное, не зарываться. Достаточно зарегистрировать пару патентов — в общем, безобидных, не посягающих на революционные открытия — продать килограмм-другой крайне дорогих редкоземельных металлов… Есть и другие варианты, не вчера придуманные. Не стоит вас обременять излишним знанием с первых же часов пребывания здесь, справедливо сказано, что во многом знании — многие печали… Но деньги, поверьте, настоящие. Будете получать письма, отправлять письма… Съездите в отпуск. С отпусками у нас заведено так: время данной планеты — сутки здесь, кстати, из двадцати шести с лишним часов — пересчитывается в земное, и отпуск человеку предоставляется в такие же сроки, как это заведено в месте его прежней работы на Земле. Той же продолжительности — разумеется, со здешними надбавками.
   — А мое начальство? Или и к ним…
   — Совершенно верно, — с тонкой улыбкой подтвердил штандарт-полковник. — К вашему начальству, должен уточнить, никто не станет являться. Его просто вызовут в такое место, что никаких сомнений и не возникнет. Между прочим, вовсе не обязательно, чтобы тот, кто преподнесет вашему начальству ту же легенду, что и вашей жене, был членом Структуры. Мы не сторонники излишнего разбухания штатов. Но это уже детали, которые не должны вас заботить…
   — И у вас не бывало… осечек?
   — Мы — Структура, — не без нотки законной гордости сказал Зорич. — Осечки бывали, но совершенно другого плана. Я имею в виду случаи, когда человек, включенный в Структуру, пытался даже не разгласить сведения о ней, а попросту сыграть свою партию. Сорок лет назад, в шестьдесят третьем, случился один из таких печальных прецедентов. Некий субъект, занимавший более чем важное положение в своей стране, попытался подключить к Структуре свою семейку. Свой клан. Дядей-миллионеров, братцев-карьеристов, друзей семьи и тому подобную публику. Вульгарно выражаясь, пытался использовать Структуру в качестве дойной коровы. Но Структура не позволяет таких вещей. И, если предупреждения оказываются бесполезными, может проявить жесткость… Узнаете?
   Он вынул из ящика стола большую цветную фотографию и положил перед Кирьяновым.
   На заднем плане причудливо переплетались какие-то неземные деревья — выгнутые лирообразные стволы сочно-рубинового цвета с метелками длинных и пористых листьев, розовых и багряных, а меж ними повисли ярко-синие лианы в желтых цветах. Небо, насколько удалось определить по случайно попавшему в кадр кусочку, тоже отливало светло-розовым. Шестеро смотрели прямо в объектив, шестеро людей.
   Впрочем, людей было только трое — а другие создания, безусловно, не относились к “хуманоидам”, как выразился бы Миша Мухомор, и к какой расе они принадлежали, где обитали, покрыто мраком неизвестности. Алая трава под ногами, справа некий объект, вернее, его кусочек, оконечность — серебристые плоскости, плавно выгнутые, цепочки сверкающих шариков, то ли агрегат неизвестного назначения, то ли скульптура, выполненная, быть может, и не руками вовсе…
   Одного из людей Кирьянов узнал моментально, снимок был невероятно четким и по качеству исполнения превосходил возможности шестьдесят третьего года — ну конечно, как же иначе… Разумеется, превосходил.
   Он сидел и с застившим лицом смотрел на фотографию, на тридцать шестого президента США Джона Фииджеральда Кеннеди, который улыбался ослепительно, отработанно, широко, стоя с переброшенным через плечо пиджаком, с приспущенным узлом галстука меж высоким военным в белоснежной форме и надвинутой на глаза фуражке и неведомым существом, едва достигавшим плеча президента, бурым бочкообразным созданием с венчиком то ли щупалец, то ли тонких лапок вокруг верхней трети тела, фасеточными глазами, покрытым пучками то ли иголок, то ли щетины…
   — Ах, вот как… — протянул он. — Даже так…
   — Увы, — с непроницаемым лицом сказал штандарт-полковник. — Шустрый и энергичный был парнишечка. Чересчур шустрый. С практической ирландской сметкой и совершенно неприемлемыми планами. Ох уж эта приземленность мышления… Никак нельзя было всерьез полагать, что возможно превратить Структуру в дойную корову для клана… Начались утечки информации, пусть даже замкнутые в узком кругу… Проблему решали наши американские коллеги, они, к сожалению, провели все в ковбойском стиле, отчего возникли некоторые шероховатости и нестыковки, — но в целом справились неплохо. Главное так и осталось за кадром. Клан, правда, никак не желал успокаиваться, раздразненный манящими перспективами, и пришлось предпринять еще несколько увещевательных акций, прежде чем семейка унялась и более не доставляла хлопот.
   — Подождите, — сказал Кирьянов, — Значит, это все правда — насчет Розуэлла и проекта “Мажестик”?
   — Хотите добрый совет? Не пытайтесь упрощать. Абсолютно все широкоизвестные публике загадки, с неимоверным накалом освещавшиеся в прессе и популярной литературе, истине если и соответствуют, то на пару процентов, не более. Что касается данных конкретных случаев, то названные вами коллизии — лишь периферийные слои обширной программы дезинформации, и не более того. Все проще и сложнее. Да, конечно, Структура существует не десять лет и даже не двадцать, достаточно долго, скажем. Те загадочные, засекреченные, неуловимые масоны высших степеней посвящения, кукловоды из закулисья, глобальное невидимое правительство — мы и есть. Конечно, в переносном смысле. Понимаете, никак невозможно добиться стопроцентного сохранения тайны. Кое-что иногда просачивается. И речь не об одном нашем шустром ирландце. Бывали прецеденты… В общем, наше существование, если можно так выразиться, смутно чуяли. И чуют до сих пор. Вот только наших “следопытов” губит та самая приземленность, они не в силах мыслить пространственно. Вершина их фантазии — в том, чтобы считать “закулисой” евреев, масонов, мудрецов из Шамбалы, друидов и правнуков атлантов — иными словами, исключительно земные факторы. Истина же настолько грандиозна, что пребывает вне поля зрения охотников за масонами. И, надеюсь, долго еще будет в этом положении пребывать. Как-никак мы наработали некоторый опыт. И нас не более десяти тысяч человек на всей планете — население крохотного городка…
   — Почему?
   — Простите?
   — Почему так мало? — спросил Кирьянов. — Или я вторгаюсь в какую-то запретную область…
   — Ну что вы, — преспокойно сказал Зорич. — Наоборот, прежде чем приступить к работе, вам следует задать как можно больше вопросов, чтобы снять недомолвки и неясности… Ничего удивительного, я понимаю. Каждый, кто наделен некоторым интеллектом, в первую очередь задает этот самый вопрос. Почему галактическое сообщество, покончившее с войнами, голодом и всеми формами принуждения, оставляет планету Земля в ее нынешнем состоянии? Я прав, вы именно об этом хотели спросить? Да, конечно… Что ж, давайте теоретизировать. Предположим, не далее как завтра до всего населения Земли будет доведена полная правда. Что Галактическое Содружество охватывает огромный район Вселенной, что планета Земля через какие-то минуты может быть избавлена от своих главных социальных язв. Что все оружие в мгновение ока может быть уничтожено орбитальными излучателями, а миллионы синтезаторов готовы завалить планету одеждой, едой и водой… А дальше? Дело даже не в том, что фанатики с тем же успехом могут драться вместо автоматов камнями и палками, а воры и педофилы, аферисты и садисты волшебным образом ну никак не переродятся… Дело в том, что земная цивилизация рухнет в одночасье. Попросту перестанет существовать. Практически во всех своих проявлениях. Начнем с науки. Девяносто девять целых и девяносто девять сотых процента того, чем она сейчас занимается, мгновенно потеряет всякий смысл. Все это уже открыто, исследовано, описано, разработано и обнародовано. Возникнет непреодолимый барьер. Чтобы не то что включиться, а хотя бы понять иные процессы галактических научных исследований, ученому не хватит жизни. В свое время были модны разговоры о том, что-де гений Леонардо да Винчи, попади он в двадцатый век, не стал бы при виде лазера ошеломленно креститься и бормотать отгоняющие нечистую силу молитвы, а быстро разобрался бы в принципе действия. Вполне возможно. Но Леонардо все равно не смог бы включиться в научные исследования двадцатого столетия — по причине полнейшего отсутствия научного багажа. Понять-то понял бы, а вот работать плодотворно бок о бок с коллегами из двадцатого века — никоим образом… Пойдем дальше. Земная промышленность перестанет существовать полностью. Все станет ненужным. Понимаете? Всё. Космические станции, транспорт и связь, медицина и мелиорация, фармакология и телевидение, кинематограф и ветеринария… Что автоматически влечет за собой полный крах и тупик для политологии, философии, литературы — поскольку данные гуманитарные дисциплины базируются исключительно на проблемах той цивилизации, что рухнет бесповоротно… Художники, правда, окажутся в относительно выигрышном положении, но в Галактике уже существуют профессиональные технологии, способные ввергнуть в бездны комплекса неполноценности подавляющее большинство земных мастеров кисти и резца… Короче говоря, земной цивилизации не станет. Останутся несколько миллиардов ввергнутых в немыслимый шок существ… правда, сытых, одетых и избавленных от угрозы войны. Бывали прецеденты. Не стану вдаваться в детали, на эту тему есть подробная литература, скажу одно: во Вселенной не нашлось ни одной цивилизации, способной после шока-откровения вновь возродиться в облике новой цивилизации, полноценного социума… Содружество руководствуется не эмпирическими теориями, а реальным горьким опытом… В свое время это было темой страстных и продолжительных дискуссий, серьезнейшей философской дилеммой: оправдывается ли всеобщая сытость и безопасность крахом данной конкретной цивилизации? Дискуссии эти отшумели, когда на Земле еще продолжалась сеча вокруг Гроба Господня… И было признано: нет, не оправдывается… Были приняты законы, аналогичные земным природоохранным — разумоохранные, если можно так выразиться. Стоящие на страже уникальности отдельно взятой цивилизации. Грубо говоря, подопечные обязаны пребывать в неведении для своего же блага. Они сами обязаны пройти весь путь.
   — А если не пройдут? — тихонько спросил Кирьянов.
   — Значит, не пройдут, — так же тихо ответил Зорич. — Не суждено. Надеюсь, вы не считаете, что именно ваше мнение Галактика обязана принять во внимание при решении данного вопроса? Или — мое? Вот видите… Остается одно — Структура. Десять тысяч из нескольких миллиардов. Не самые лучшие, но самые подходящие.
   — Для чего?
   — Для рутинной службы в отдаленных гарнизонах, милейший обер-поручик, — усмехнулся Зорич. — И не более того… Неужели вы ожидали чего-то другого? Если у вас всплыли в памяти любимые романы, где выдернутый в Галактику землянин вдруг оказывается наследным принцем какой-нибудь андромедианской империи или наилучшей кандидатурой на должность адмирала всея Бетельгейзе, забудьте эту беллетристическую чепуху, к чертовой матери. Во-первых, Содружество — социум устоявшийся и кое в чем напоминающий нынешнее земное общество. Ученые, конструкторы, инженеры, представители иных специальностей, о которых вы пока понятия не имеете, растут в рамках сложившейся системы. Конечно, находятся и на Земле те, кого признано целесообразным вписать в сложившуюся систему, но это не наш с вами случай. Во-вторых же… Во-вторых, в Галактике нет ни пресловутых звездных флотов, ни звездных войн. Звездолетов почти нет — как вы сами успели убедиться, существуют иные, гораздо более простые и эффективные средства коммуникации. А войн нет вообще. А то, что может вам показаться полицейскими формированиями, не имеет, строго говоря, с этим понятием ничего общего. Нет ни преступности, ни войн. Так что, если вам представлялось, будто вы станете сражаться со скользкими чудовищами, рассекая пространство на сверкающем крейсере, выбросьте эти глупости из головы… Крейсеров, как уже говорилось, почти нет, а все скользкие чудовища, каких я знал, наперечет были мирными и законопослушными галактами, вовсе не склонными носиться с бластерами по галактическим тропкам или преследовать с гастрономическими намерениями полураздетых визжащих блондинок… В некоторых отношениях, должен вам признаться, Вселенная беспросветно скучна… но в ней, что отрадно, все же немало интересных местечек. Иначе мы с вами не сидели бы здесь…
   — Но что же тогда…
   — Что же мы тут делаем? — понятливо подхватил Зорич. — Хотите чистую правду? Вы только не огорчайтесь, право, но мы с вами сейчас сидим в дворницкой. Мы с вами космические мусорщики, ассенизаторы, дворники, младшие помощники лесничих… А на что же еще годится наша убогая квалификация обитателей Земли, то есть опекаемой планеты? — Он посмотрел Кирьянову в глаза и улыбнулся без тени печали. — Вы только не унывайте. Мы дворники, но все же — галактические. Есть некоторая разница меж нами и полупьяным индивидуумом, лениво шаркающим метлой по асфальту… — Он как-то неуловимо переменил тон. — Засиделись мы что-то… В общем, так, обер-поручик: остаток сегодняшнего дня у вас свободен. И последующие двое суток — тоже. Стандартная процедура для новичков. Мы живем в технотронном обществе, а потому проще для всех будет, если вы не станете приставать с расспросами к окружающим, а сядете перед экраном и сами будете скачивать любую информацию… пока не пресытитесь. Очень уж ее много, информации, речь как-никак идет о Галактике… Опытным путем доказано, что два дня — это оптимальный срок. Примерно столько Новичку и требуется, чтобы на время превратиться в полное подобие ребенка, оставленного на кондитерской фабрике с позволением тащить в рот все, до чего смогут дотянуться ручонки. Быть может, вы, простите за грубость, облопаетесь уже через сутки. С некоторыми так и бывает… Как бы там ни было, два дня ваши. Ну, а потом начнется служба по всем правилам. Только обязательно учтите один немаловажный нюанс… Все вы здесь — поручики и капитаны, все шестеро, но командует вашей группой все-таки прапорщик Шибко… Со всеми вытекающими отсюда последствиями, предусмотренными общевоинским уставом. Каждый должен быть на своем месте, надеюсь, вы это понимаете. У вас не зря на петлицах пожарные каски. Здесь глубокий смысл. Ваша задача — гасить. Это то, к чему вы шестеро как нельзя более способны в силу определенного склада характера, генетической предрасположенности и благоприобретенных качеств…