У Саши мелькнула было мысль отказаться от этого поручения и занять во всем происходящем сторону Петра, но либо смелость, либо глупость удержали его от этого — он так и не понял, что именно было здесь главным. Он подхватил мешок, который старик весь вечер чем-то набивал, а тот взял в руки свой посох и поднял щеколду.
   На дворе было безветренно. И вокруг дома не было ничего угрожающего.
   — Пошли, — сказал Ууламетс, и они, подхватив с колышков свои кафтаны, последовали за ним.
   Не было и в помине ни призрака, ни ветра, ни дыхания опасности, словом ничего, до тех пор, пока дворовик не прошмыгнул между ногами у Петра, которому пришлось буквально задушить внутри себя громкий крик, готовый вырваться в ночную тишину.
   — Что это? — воскликнул он, переводя дыханье и сжимая рукой рукоятку меча, когда вырвавшееся на свободу существо исчезло где-то за изгородью.
   — Ничего, — сказал Ууламетс, показывая жестом, чтобы Петр закрывал дверь, а сам уже начал спускаться вниз по настилу. Когда он спустился к самому его основанию, то спросил: — Ты видишь что-нибудь? Или, может быть, ты что-нибудь чувствуешь?
   Петр завязал поверх кафтана пояс с прикрепленным к нему мечом и показал рукой на стоящий прямо перед ними лес.
   — Думаю, что нам в эту сторону, — сказал он. И, хотя его зубы постукивали, он уверенно двинулся через двор впереди всех, толкнул рукой ворота, не переставая бормотать себе под нос: видимо выражая недовольство холодом, темнотой и окружающими его дураками. Он повел их прямо в сторону реки.
   Саша осторожно поворачивал голову в разные стороны, чтобы воспользоваться боковым зрением и оглядеть окружавший их лес, но нигде не увидел никаких призраков. Он догнал Петра почти у самого причала, едва ли не бегом спустившись по склону к реке, и, ухватив того за руку, зашептал:
   — Она, на самом деле, сказала это? Насчет старика? А, Петр? Ты сейчас видишь ее?
   — Старик захотел прогуляться, — сказал вполголоса Петр, — вот все, что мы имеем. Он старался быть как можно спокойней, чтобы не дрожать, хотя эта ночь из всех, проведенных ими в лесу, была самой теплой. — И я должен сказать, что это чертовски глупая затея, парень.
   — Она говорила это? Насчет того, кому следует верить?
   Ууламетс тоже преодолел почти весь склон, и теперь было слышно, как он приближался, ругая и Петра, и Сашу за такой головокружительный, на его взгляд, спуск, при котором можно было сломать себе шею. Поэтому времени для долгих объяснений у них не было.
   — А что ты сам думаешь на этот счет? — спросил мальчика Петр. — Ты сам-то веришь ему? — Его зубы негромко постукивали. — Черт бы побрал этот леденящий ветер.
   — Да нет здесь никакого ветра, — зашептал Саша. Он почувствовал, что рука Петра была холодной и влажной. Он еще крепче сжал ее, когда Ууламетс наконец подошел к ним. Сейчас его не покидало самое сильное за последние дни ощущение, что ему следовало бы проявлять побольше недоверия к Ууламетсу, и в то же время не следовало бы и обнадеживать Петра возможностью быстрого побега, потому что Петр все еще находился в плену очень простых представлений о происходящем, а все, что пока могли сделать сашины предостережения, так это привести Петра ночью вот в это самое место.
   Но Петр уверенно двинулся в сторону леса, стараясь идти вдоль берега реки, почти в том самом направлении, в котором они преследовали призрак в первую ночь.
   — Он действительно знает, где она может быть? — спросил Ууламетс, хватая Сашу за руку.
   — По крайней мере, он так говорит, — сказал тот, переводя дыханье, и не только, чтобы было легче соврать: он глубоко дышал после того как ему, на самом деле, пришлось броситься вдогонку за Петром, который шел теперь еще быстрее, в надежде, что будет чувствовать себя более в безопасности в лесной чаще, чем на берегу реки, в камышах и мелкой заводи, которую им еще предстояло перейти. Саша изо всех сил старался догнать его, а Ууламетс не отставал от него, держась все время сзади на близком расстоянии, предупреждая каждый его шаг, останавливаясь и прислушиваясь к окружающему.
   Петр тем временем уже выбрался на сухую землю и неожиданно исчез среди деревьев, поглощенный темнотой.
   — Петр! — закричал Саша, сунул мешок старику, а сам бросился догонять Петра с неотступным ощущением жуткой боязни потерять его. Он слышал, как старый Ууламетс тащился где-то сзади, чертыхаясь на каждом шагу и уговаривая Сашу хоть на минуту остановиться, но тот не обращал на это никакого внимания. Он едва-едва мог различать бледное пятно кафтана, мелькавшее у самого подножья заросшего лесом холма. Тогда Саша сцепил свои руки, выставил их прямо перед своим лицом и, действуя ими, как тараном, бросился сквозь густую стену колючих ветвей боярышника прямо к холму. — Петр, подожди, я иду к тебе!
   Петр, казалось, и не слышал его. Складывалось впечатление, что он двигался вперед, словно человек, хорошо знающий каждый куст в окружающем его лесу, чего про Петра сказать никак было нельзя. Он аккуратно обходил чащобы и ни разу не оказался в тупике. Следуя за ним в одиночестве, Саша предположил, что у Петра явно был проводник, который слишком хорошо знал и лес, и землю, и теперь старался держаться как можно ближе к Петру, чтобы видеть, в каком именно направлении тот шел. Если же он успевал за ним и ошибался, то тогда просто шел кратчайшим путем прямо через кусты, обдирая руки и лицо, цепляясь за сучки кафтаном, но отчаянно продирался вперед.
   Он страстно желал в этот момент, чтобы Петр сбавил шаг и прислушался к голосу разума, чтобы русалка оставила Петра в покое и чтобы ему самому повезло, и чтобы он не потерял Петра из вида, и чтобы старик Ууламетс не отстал от него, нашел его след, его самого, а, значит, и Петра. Но обыкновенное чувство реальности подсказывало ему, что он выпускал слишком много желаний для одного раза, так что все они могут оказаться взаимоисключающими, или вообще может произойти нечто ужасное. Но именно сейчас он был так напуган, что не мог с достаточной ясностью обдумать все это. В случае сомнений, как советовал ему учитель Ууламетс, он должен ограничиваться только пожеланиями добра, и Саша старался изо всех сил именно так и делать, продирался сквозь густые заросли. Наконец он увидел Петра, который теперь был на гребне холма и уже собирался предпринять головокружительный спуск в лощину. Тогда он с отчаянными усилиями начал прокладывать себе путь наверх, хватаясь руками за торчащие из земли корни и опускающиеся вниз ветки, и с перепачканными и ободранными руками все-таки успел вовремя подняться наверх.
   — Петр! — закричал он. — Я с тобой! Ради Бога, подожди меня!
   А Петр уже спускался вниз, по другую сторону гребня, устремляясь к реке. Саша продолжал идти, теперь уже вниз по склону, не обращая внимания на боль и усталость, скользя по сгнившим листьям вдоль ручья, сбегающего вниз.
   Что-то настораживающее было во всем, что его окружало. Саша почувствовал это прежде, чем смог осознать, что именно показалось ему странным в том месте, к которому направлялся Петр: между деревьями виднелось открытое пространство, среди которого возвышался небольшой холм, поросший травой и мхом. Во всяком случае, так показалось мальчику при слабом ночном освещении. Сухая трава постоянно путалась под ногами, образуя как бы невидимую границу, к которой теперь приблизился Петр, увлекаемый каким-то, только ему видимым миражем. Это виденье было скрыто от Саши, и ему лишь оставалось убеждать себя в том, что если этом месте пролегала граница между жизнью и смертью, то здесь наверняка должна быть подстерегающая их угроза. Он побежал вслед за Петром, перепрыгивая через камни, и теперь был от него уже на расстоянии вытянутой руки. Не делая никакой попытки задуматься над происходящим, он бросился ему на спину и повалил его на землю: это был единственный способ остановить, спасти его. Он знал, что в следующий момент он окажется на спине, а Петр обязательно будет сверху. Оба тяжело дышали, хватая ртом воздух, а Петр уже упирался руками в его плечи.
   — Ведь она убьет тебя! — все еще задыхаясь, проговорил Саша.
   Петр склонился над ним, переводя дыханье и оглядываясь по сторонам, будто не понимал где оказался, а затем произнес, между спазматическими вздохами:
   — Где старик?
   — Я не знаю! Ведь ты убегал от нас, и мне пришлось все время следовать за тобой.
   Теперь Петр выглядел еще более сбитым с толку.
   — Это ты убегал, — сказал он, будто все, о чем они говорили, было сущей бессмыслицей. Он перевернулся и сел здесь же на землю, привалившись на одну руку, поглядывая по сторонам, в то время как Саша поднялся, держась за свой бок и ощущая, как промокла его одежда от влажной земли. Он боялся даже пошевелиться. Весь лес казался ему слишком спокойным, будто разом вымерли все звуки: не было слышно ни шороха листьев, ни потрескивания веток, никаких других предрассветных звуков. Слышался лишь шум реки, подмывающей берег.
   Затем до них донеслись звуки слабого движенья, будто что-то тяжелое волочилось по усыпанной листьями земле.
   — Небесный Отец, что это? — выдохнул Саша, осторожно, бочком подходя ближе к Петру и пристально разглядывая верхушки деревьев, окружавших это загадочное место.
   Петр встал на колено и начал, как только мог осторожно, вытягивать из ножен свой меч, но при первых свистящих звуках трущейся друг о друга стали странное движение прекратилось, и Петр замер, прислушиваясь к тишине, которую, казалось, не нарушало даже дуновение ветра.
   Саша сжал кулаки и даже на какой-то момент прикрыл глаза, стараясь изо всех сил думать только об их безопасности, и от этого напряжения чувствовал сильное головокружение. Когда же он вновь открыл глаза и взглянул на лес, то увидел, что он так и не изменился. Петр, тем временем, поднялся во весь рост, а его меч так и был лишь на четверть выдвинут из ножен. Он вытащил его до конца, со зловещим скрежещущим звуком и сделал несколько осторожных шагов, будто отыскивая что-то, по направлению к странному холму… и внезапно исчез, издав пронзительный крик, будто провалился сквозь землю.
   — Петр! — Саша начал пробираться вперед, но поскользнулся, словно на льду, распластавшись на сухой траве начал ползти вперед, к тому месту, где исчез Петр, и наконец заглянул в открывшуюся перед ним глубокую темную яму, на дне которой наверняка должен был быть Петр или, по крайней мере, то, что от него осталось. Он не был уверен, что сможет разглядеть хоть что-то при таком слабом свете. — Петр! — позвал он.
   Где-то внизу задвигалась бесформенная серая масса, из которой постепенно появилась рука, затем нога, по мере того как Петр освобождался от налипшей грязи и осыпавшихся сверху комьев земли, и в довершение всего появилась длинная подрагивающая стальная полоса: это был меч, который Петр так и сжимал в другой руке, делая отчаянные попытки встать на ноги.
   — Ты можешь сам выбраться оттуда? — спросил его Саша.
   Петр убрал меч в ножны и попытался подняться, ухватившись за выступающие из земли камни и торчащие корни, но при этом он еще больше проваливался вниз.
   — Осторожно! — закричал Саша, когда почувствовал, что земля прямо под ним приходит в движение. Он пронзительно вскрикнул и начал торопливо отползать назад. Но тут его руки перестали служить ему опорой, и он почувствовал, что сползает вниз, увлекаемый тяжелым потоком из грязи и комьев земли.
   В следующий момент он осознал, что падение вниз головой закончилось, и теперь он сплевывал грязь и старался хоть как-то отряхнуться, в то время как Петр пытался его поднять и поставить хотя бы на колени в той топкой и вязкой трясине, которая покрывала дно ямы.
   — Какая жалость, — сказал Петр. — Я надеюсь, ничего серьезного?
   Саша некоторое время поморгал глазами, чтобы освободить их от грязи, затем поднялся и с отчаянием взглянул вверх, где над ямой виднелся круг ночного неба. Его не оставляла навязчивая мысль о том, что если бы он хотя бы наполовину раскинул своим умом, то не подползал бы так неосторожно к самому краю. Он должен был бы найти что-то под руками: корень или куст, которые могли бы удержать его от падения, в конце концов, он мог бы использовать и свой пояс. Он подумал о дюжине различных способов, которые позволили бы ему не оказаться в таком положении, но теперь было слишком поздно размышлять об этом.
   — Ууламетс следует за нами, — сказал он. И это прозвучало как самая большая надежда, которая еще оставалась у людей в их положении, а его главным желанием сейчас было лишь одно: чтобы Ууламетс отыскал их.
   — Очень слабая надежда, — сказал Петр и помрачнел, оглядывая яму и продолжая стряхивать с себя остатки грязи и земли. Саше показалось, что в окружающем мраке что-то, тем не менее, привлекло внимание Петра. Он даже посмотрел в ту сторону, где была лишь одна темень, заполнявшая все пространство ямы.
   Эта пугающая темнота вызывала у него опасения, которые стали еще больше, когда он увидел на фоне падающего сверху слабого света, как Петр начал осторожно продвигаться в этом направлении.
   — Здесь какой-то странный запах, — сказал Петр.
   — Там может быть оползень, — старался остановить его Саша. — Старик Ууламетс найдет нас, нам лишь набраться терпенья… Пожалуйста, не ходи туда! Что будет, если земля осыплется в очередной раз?
   — Но кругом все выглядит твердым, — сказал Петр и вдруг скользнул куда-то вниз. Теперь его голос доносился как эхо из глубокого колодца. — Здесь вполне может быть проход к реке. Скорее всего, этот путь проделали дождевые потоки.
   — Не входи туда! — закричал Саша, которого не оставляло чувство тревоги, как если бы там была либо вода, либо трясина. — Ведь может рухнуть вообще весь этот холм. Петр! Не ходи туда!
   — Я не пойду туда, я только попробую заглянуть. Может быть, потом, когда солнце взойдет повыше…
   Вновь раздался тот самый звук, будто что-то тяжелое тащилось по земле. Сзади них на дно ямы скатилось несколько комьев земли, но источник звука находился не наверху, а где-то за окружавшей их земляной стеной.
   — Петр, — прошептал Саша. — Петр, пожалуйста, вернись назад. Не смей ничего трогать там.
   Упало еще несколько камней и посыпалась земля. Петр отошел от земляной стенки и с большой осторожностью вытащил из ножен меч.
   — Мне, на самом деле, не нравится это место, — сказал Саша.
   Некоторое время оба стояли неподвижно. Странный звук раздался вновь и теперь переместился прямо в темное углубление, почти рядом с которым и стоял Петр.
   — Неужели это она? — прошептал Саша, хватая Петра за рукав кафтана, от страха, что тот вновь сделает попытку отправиться в этот темный ход, где его наверняка ждет ловушка, приготовленная для них русалкой. Почти одновременно, у него возникло горячее желание, чтобы старик Ууламетс поскорее разыскал их.
   В темноте неожиданно что-то зашипело.
   В следующий момент шипенье отчетливо послышалось уже наверху, на самом краю ямы, и что-то маленькое и черное скатилось вниз по осыпающимся стенкам ямы, увлекая за собой комья земли. Оно проскользнуло мимо них и исчезло в таинственном темном отверстии, издавая лай и фырканье. Но уже через некоторое время выскочило назад с поспешностью, как убегает маленькая собак от неожиданно оказавшейся на ее пути большой.
   — Боже мой! — воскликнул Петр, когда сразу вслед за этим из темноты показалась волнистая темная масса, преследуя непрошеного гостя.
   — Осторожно! — завопил Саша и прыгнул на осыпавшуюся землю, смешанную с грязью, как только что-то черное и извивающееся подобралось к его ногам. Петр забрался повыше вслед за ним, стараясь нанести удар мечом по этой странной массе, целясь в предполагаемую голову. Но она попыталась преследовать их, в то время как маленькое черное существо, похожее теперь на шар, которое спокон веков было известно как «дворовик», шипело, вертелось и пыталось кусать змеевидные черные кольца.
   — Вот дураки! — Это Ууламетс наконец-то добрался до ямы. — Хватай его, давай же, хватай его!
   — Хватать это? — воскликнул Петр, продолжая размахивать мечом. — Лучше попробуй вызволить нас отсюда!
   Но эти слова потонули в новой волне визга и ударов, которые наносил своими короткими передними лапами дворовик. При этом сверху продолжала сыпаться земля. Саша в страхе пронзительно закричал, как только начал опускаться вниз вместе с осыпающейся землей и грязью, прямо к волнообразно двигающейся темной массе. В тот же момент Петр оказался рядом с ним, подталкивая мальчика вверх, на образовавшуюся насыпь и отгоняя черного монстра, обитающего в этом подземелье, в ту сторону, где у него явно не было никаких шансов на побег.
   Но как оказалось, даже слабый свет, падавший в яму, довел это странное существ до полного изнеможения. Теперь было видно, что это была черная змея, покрытая частично полинявшей кожей, с беспомощными короткими голыми лапами и плоской головой, которую она все время пыталась спрятать. Казалось, что она сжимается и сморщивается буквально на глазах, превращаясь по форме в некоторое подобие маленького старичка, в то время как дворовик продолжал шипеть и рычать, расположившись теперь в темном углублении, откуда до этого был изгнан черным змеем, и таким образом преграждал тому возвращение в свое темное убежище.
   — Имя! Спроси, как его зовут! — закричал сверху Ууламетс. Саша поднял глаза и увидел старика, стоящего на краю ямы, а затем перевел взгляд на странное существо, которое Петр удерживал на месте острием меча, и сказал: — Он хочет знать, как его зовут.
   Петр слегка потыкал съежившуюся темную массу. После нескольких понуканий удалось выяснить, что зовут его Гвиур. Это имя скорее вызывало в памяти представление о какой-то необычайной птице. Тем временем, существо медленно пятилось к темной дыре, где, однако, теперь был дворовик, который явно не собирался пропускать его туда.
   — Спроси его, где моя дочь, — сказал Ууламетс, наклоняясь вниз. — Постарайся добиться ответа, или пообещай продержать его на свету до восхода солнца.
   — Да знает ли эта чертова змея, — воскликнул Петр, — где находится твоя дочь?
   Но перед ним была уже не змея. Существо все больше и больше походило на заросшего волосатого старичка, который, видимо от страха, припал к земле и весь дрожал, испуганно приговаривая:
   — Солнце, солнце!
   — Ты еще увидишь это солнце, — прокричал сверху Ууламетс, — если ты не ответишь мне. Я хочу вернуть свою дочь.
   Существо прикрыло свое лицо, издавая лишь тихое сопенье.
   — Учти, что он так и поступит, — продолжал уговоры Петр. — Это очень страшный старик.
   — И это все, что он хочет? — прошипело созданье, прикрывая лицо когтистыми пальцами. — Его интересует эта тонкая изящная девушка? Я могу сказать ему. Я готов сделать это, только убери это железо. — Теперь между пальцами показался один бледный змеиный глаз, во всяком случае не человеческий. — Я знаю то место, где находится она, и я могу принести ее сюда: ее кости и все остальное. Только скажи этому колдуну, чтобы он отпустил меня.
   — Скажи мне лучше, где она! — закричал Ууламетс.
   Но в то же мгновенье перед ними снова была змея, извивавшаяся почти на уровне земли, которая мгновенно ускользнула в темную нору, пока дворовик только собирался погнаться за ней.
   Вслед за исчезнувшей змеей из норы полилась жидкая грязь. Дворовик отскочил назад, издавая рычанье и отплевываясь, а, тем временем, отверстие исчезло, заполненное вязкой тиной.
   — Дурак! — закричал Ууламетс. — Как ты смог упустить его?!
   — Сам ты дурак! — закричал в ответ Петр, поворачиваясь кругом, но Саша быстро ухватил его за руку, и возможно, что в этот момент Петр вновь подумал о том, что в этой осыпающейся яме он был не один, а вдвоем, и даже втроем, если считать раздраженного дворовика, и даже вчетвером, если считать змею, которая только что исчезла под землей в направлении реки, и лишь один старик был наверху.
   — Он обещал, — сказал Саша, обращаясь к Ууламетсу. — Он обещал сделать это. Учитель Ууламетс, вытащите нас отсюда.
   Некоторое время, которое показалось им очень долгим, Ууламетс стоял и пристально смотрел на них, будто поджидая, пока появятся первые признаки бледного рассвета, а затем опустил вниз свой посох.
   — Держите, — сказал он.
   Петр ухватил конец посоха, стоя на осыпавшейся сверху земле, и удерживал его на высоте своего роста, в то время как Саша влез на плечи Петру, изрядно перемазав его землей и грязью, и полез вверх. Петр отплевывался, ругался, но продолжал удерживать его.
   Наконец Саша добрался до верха и ползком перебрался через край ямы, помогая себе локтями и коленями, и вглядывался в предрассветный сумрак, стараясь отыскать старика, который теперь сидел на остатках прошлогодней травы и колдовал над своими горшочками, стоявшими перед ним полукругом.
   Саша повернулся и лег грудью на самый край ямы, нагибаясь вниз, чтобы ухватить посох, который ему протягивал Петр и, дотянувшись, изо всех сжал рукой его гладкую поверхность, чтобы Петр мог попытаться при его помощи вскарабкаться наверх. Но он потерпел неудачу в своей попытке удержать посох в таком положении, и в итоге бросил его рядом с собой на траву.
   — Я бы использовал для этого большой сук, — заметил Ууламетс, следя за происходящим как беспристрастный наблюдатель.
   — Учитель Ууламетс советует взять большой сук или что-нибудь такое, — сообщил вниз Саша.
   Петр с явным страданьем взглянул на него. Дворовик по-прежнему был в яме рядом с ним, но Петр решительно не смотрел в его сторону.
   — Тогда побыстрее сделай что-нибудь, — сказал он.
   Саша поднялся и побежал вниз по склону в сторону видневшихся ближайших деревьев, где наверняка было то, что ему нужно. Он подобрал прямо на земле вполне подходящий на вид длинный и толстый ветвистый сук и поволок его назад к яме, торопясь, как только мог, мимо старика, который по-прежнему сидел на траве, вытряхивая из горшочков какие-то порошки и бормоча под нос непонятные протяжные заклинания.
   Саша спустил сук вглубь ямы, а Петр протащил его почти до самого дна, обламывая на ходу мелкие ветки, которые явно мешали ему. Саша опять улегся на краю, чтобы удерживать самые верхние ветки для большей устойчивости. Теперь в яме словно бы росло дерево, макушка которого выходила за ее край, где ее из всех сил держал Саша. По этому засохшему дереву Петр начал подниматься наверх, переступая ногами с ветки на ветку. В конце концов он добрался до сашиной руки и поднялся еще выше, в то время как Саша, стиснув зубы, изо всех сил удерживал сук.
   — Малыш! — позвал старик своего помощника.
   Дворовик начал быстро карабкаться вверх по веткам и вскоре появился над самым краем ямы. От неожиданности, с которой черный шар возник перед ним, Саша едва не завизжал и отпрянул в сторону, усевшись рядом с Петром, в то время как маленькое существо перемахнуло через край ямы и со всех ног бросилось к Ууламетсу.
   Но старик, однако, продолжал, не оборачиваясь, посыпать землю вокруг себя, меняя горшочки и не обращая никакого внимания на его раболепствования.
   — И что же он такое делает? — спросил Петр. — Что он думает о своем занятии?… И что это за странное существо?
   — Я не знаю, — сказал Саша и подумал о том, что он должен был бы почувствовать хоть что-то, если то, что делал учитель Ууламетс, как он теперь его называть, и было самым настоящим колдовством. Но он чувствовал только дрожь во всем теле, пробиравшую его до костей, да предательскую слабость в глубине желудка.
   — Мы должны убираться отсюда, — сказал Петр, и Саша подумал о том же самом, но только более спокойно и хладнокровно. Он хотел учесть все складывающиеся обстоятельства. — Ведь мы так и не знаем, куда ускользнуло то мерзкое созданье.
   — Мы уйдем, — сказал Саша, желая этого всей душой, и желая при этом понять, на что же все-таки был способен Ууламетс. — Теперь уже скоро.
   Но Ууламетс по-прежнему разбрасывал щепотки непонятно для никому ненужного порошка, продолжая при этом напевать себе под нос, потом неожиданно надергал полные ладони сухой травы и попросил принести кусок дерева.
   — Для чего? — спросил Петр. — Ты хочешь развести огонь? Здесь, в такое время?
   — Я принесу, — сказал Саша, стараясь сдерживать дыхание. Он просто не видел иного выхода, поэтому вскочил и побежал в сторону деревьев. Отыскав там несколько сучьев разной величины, он так же бегом вернулся к Ууламетсу и положил охапку на землю, опускаясь рядом с ней на колени. — Учитель Ууламетс…
   Дворовик набросился на него с громким рычаньем. Старик ни на кого не обращал внимания, а лишь продолжал свое заунывное пенье, которое вызвало у Саши малоприятные воспоминания о той ночи, когда Петр едва не умер. Это была точно такая же песня, исполняемая очень тихо, напоминавшая тот же самый бессвязный бред, лишенный основной мелодии. Затем Саша увидел, как Ууламетс взял мелкие сучки и ветки, разломал их на части и в середину этой кучи поместил охапку сухой травы. После этого старик взял маленький клочок шерсти из горшочка и подсунул его под траву, и наконец взял тлеющий уголек из отдельного горшочка. Саша даже подпрыгнул на месте, когда все сооружение охватил огонь.
   — Дурак, — произнес едва слышно старик и даже прервал свое пение. Он протянул руку, в которой был пустой горшочек. — А теперь — воды… Да будь осторожен, с водяным шутки плохи, особенно в его владениях.