Даниэль Дефо. Радости и горести знаменитой Моллль Флендерс, которая родилась в Ньюгетской тюрьме и в течение шести десятков лет своей разнообразной жизни (не считая детского возраста) была двенадцать лет содержанкой, пять раз замужем (из них один раз за своим братом), двенадцать лет воровкой, восемь лет ссыльной в Виргинии, но под конец разбогатела, стала жить честно и умерла в раскаянии. Написано по ее собственным заметкам

маленькое приключение, которое чуть не обошлось мне очень дорого. Когда я
стояла у дверей какого-то трактира, подъезжает верхом джентльмен,
соскакивает с лошади и подзывает полового подержать лошадь. Сидел он в
трактире довольно долго, и вдруг половой слышит, что его зове хозяин. Боясь,
как бы тот не рассердился, парень осмотрелся по сторонам, заметил меня и
крикнул:
- Добрая женщина, подержите минуточку лошадь, пока я сбегаю к хозяину.
Если барин выйдет, он даст вам на чай.
- Хорошо, - говорю я, беру лошадь и преспокойно привожу ее к моей
пестунье.
Эта добыча хороша была для того, кто умел распорядиться ею; но ни один
воришка, думаю, не бывал в большем недоумении, как поступить с украденным,
ибо когда я вернулась домой, моя пестунья пришла в полное замешательство, и
мы обе не знали, что делать с этой скотиной. Ставить ее в какую-нибудь
конюшню было бессмысленно, потому что, наверное, в газете поместили бы
объявление с описанием лошади, и мы бы не посмели прийти за ней.
Единственный выход, какой мы нашли из этого неудачного приключения, это
привести лошадь на постоялый двор и послать в тот трактир с рассыльным
записку, что господская лошадь, пропавшая в такое-то время, находится на
таком-то постоялом дворе и что ее можно там получить; что бедная женщина,
которой она была поручена, проведя лошадь по улице, была не в силах отвести
ее обратно и оставила на первом попавшемся постоялом дворе. Мы могли бы
подождать, пока владелец сделает публикацию и предложит вознаграждение, но у
нас все равно не хватило бы смелости пойти его получить.
Таким образом, это было и воровство и не воровство, потому что мы
потерпели кое-какой убыток и ничего не выиграли. Мне было до тошноты
противно ходить в наряде нищенки; никакого проку я от него не получила, и к
тому же он показался мне зловещим предзнаменованием.
Разгуливая в этом одеянии, я столкнулась с худшими отщепенцами и
немного присмотрелась к их повадкам. Среди них были фальшивомонетчики, и они
делали мне очень выгодные предложения, но работа, в какую они хотели вовлечь
меня, - я подразумеваю чеканку фальшивой монеты, - была крайне опасной, так,
как в случае поимки мне бы грозила верная смерть, смерть у столба, то есть
меня бы сожгли, привязав к столбу; таким образом, хотя с виду я была только
нищенкой и они обещали мне горы золота и серебра, чтобы заманить в свою
шайку, однако дело не вышло. Правда, если бы я была настоящей нищенкой или
находилась в таком отчаянном положении, как вначале, я, может быть, пристала
бы к ним: разве люди беспокоятся о смерти, когда им не на что жить? Но у
меня не было такой крайности, во всяком случае, я не хотела подвергать себя
такому страшному риску; к тому же при одной? мысли быть сожженной у столба
ужас охватывал мою душу, кровь стыла в жилах, и я вся трепетала.
Это предложение заставило меня сбросить лохмотья, ибо хотя оно пришлось
мне не по душе, однако я не посмела признаться им в этом, сделала вид, будто
очень польщена, и обещала еще раз с ними поговорить. На это, у меня не
хватило решимости; ведь если бы я ответила им отказом, то, несмотря на все
мои уверения свято хранить тайну, они, безопасности и спокойствия ради, все
равно убили бы меня. Судите сами, какое может быть спокойствие у людей,
которые не останавливаются перед убийством, чтобы избежать опасности.
С фальшивомонетчиками и конокрадами мне было не по пути, и я без
колебаний решила держаться от них подальше; мое призвание было иного рода.
Конечно, и в моем деле был риск, и немалый, да дело-то само приходилось мне
по душе: тут требовалось больше искусства, опасность, что тебя поймают, была
меньше, а если даже и случится такое несчастье, выкрутиться все же легче.
Примерно в это же время я получила несколько предложений примкнуть к
шайке взломщиков. Но это занятие показалось мне столь же
малопривлекательным, как чеканка фальшивой монеты. Я было нашла себе
компанию - двух мужчин и одну женщину; они занимались тем, что проникали в
дома с помощью всяких уловок, без взлома; на такое дело я бы пошла. Но их и
так было трое, разделиться они не пожелали, я же не хотела работать в
большой шайке. Мы не смогли договориться; я отказалась с ними работать, а
их, кстати сказать, постигла неудача в следующей же попытке, и они дорого за
нее поплатились.
Наконец я встретилась с одной женщиной, которая часто хвалилась мне,
как удачно она промышляет у пристаней; я стала с ней работать, и дела наши
шли недурно. Как-то мы замешались в толпе голландцев у больницы святой
Екатерины, под предлогом, будто собираемся купить выгруженные тайком товары.
Два или три раза я побывала в одном доме, где мы видели большое количество
контрабанды; моей товарке удалось унести три куска черного голландского
шелка, который был продан по выгодной цене, и я получила свою долю, но самой
мне ничего не попадалось под руку, и я бросила это дело, потому что
появлялась там слишком часто и на меня начали коситься.
Это меня несколько смутило, и я решила толкнуться куда-нибудь еще, так
как не привыкла возвращаться домой без поживы; и вот на следующий день я
оделась понаряднее и отправилась в другой конец города. Я шла мимо Биржи на
Стрэнде, не рассчитывая что-нибудь найти там, как вдруг увидела большое
оживление; лавочники и горожане повысыпали на улицу, и все смотрели в одну
сторону; оказалось, в здание Биржи вошла какая-то герцогиня, и говорили, что
едет королева. Я плотно прижалась спиной к прилавку, как бы желая пропустить
толпу, но не спускала глаз с куска кружева, которые лавочница показывала
стоявшим возле меня дамам; потом лавочница и ее приказчица засмотрелись на
улицу, любопытствуя, кто это едет и в какую лавку зайдет, а я незаметно
сунула кусок кружева в карман, и пошла прочь; так поплатилась лавочница за
свое желание увидеть королеву.
Я поспешила прочь от лавки, как бы подхваченная общим потоком, и,
замешавшись в толпе, вышла в другую дверь Биржи и скрылась прежде, чем в
лавке хватились кружева; чтобы избежать преследования, я подозвала карету и
села в нее. Не успела я захлопнуть дверцу, как вижу, бежит по улице
приказчица, а с нею еще пятеро или шестеро и кричат во все горло. Правда,
они не кричали: "Держи вора!" - потому что никто не убегал, но два или три
раза до меня явственно донеслись слова "украли" и "кружева", и я видела, как
девушка металась взад и вперед, ломая руки и растерянно озираясь по
сторонам. Мой кучер только садился на козлы, и лошади еще не тронулись, так
что я была в страшном беспокойстве, взяла кружево и приготовилась бросить
его через окошко кареты, открывавшееся спереди, за спиной кучера, но, к
моему великому удовольствию, меньше чем через минуту карета тронулась, то
есть едва кучер уселся и погнал лошадей; так мы поехали, и я увезла свою
добычу, стоившую около двадцати фунтов.
На следующий день я снова нарядилась, но в другое платье, и пошла
прогуляться в ту же часть города; однако мне ничего не попадалось до самого
Сент-Джеймского парка. В парке я увидела множество изящных дам,
прогуливавшихся по главной аллее, и среди них барышню-подростка лет
двенадцати или тринадцати, вместе с сестрой, как мне показалось, девочкой
лет девяти. Я заметила, что у старшей были красивые золотые часики и
жемчужное ожерелье; сестер сопровождал ливрейный лакей; но так как не
принято, чтобы лакеи ходили за дамами по главной аллее, то лакей остановился
в начале аллеи и старшая сестра велела ему подождать их возвращения
Услышав, что она отпускает лакея, я подошла к нему и спросила, кто
такая эта барышня; потом поболтала с ним о том, какая хорошенькая младшая
девочка и какой красавицей, наверно, будет старшая, как она женственна и как
солидна; и простак тотчас же сказал мне, что это старшая дочь сэра Томаса***
из Эссекса, что у нее большое приданое, что ее мать еще не приехала в город
и она гостит у супруги сэра Уильяма*** в его доме на Саффок-стрит, и другие
подробности; сообщил, что, кроме него, к услугам барышень две горничные,
карета сэра Томаса и кучер и что эта барышня ведает всем хозяйством как
здесь, так и дома; словом, наговорил мне кучу вещей, которыми я и
воспользовалась.
Я была прекрасно одета, с золотыми часами не хуже, чем у самой барышни;
поэтому, отойдя от лакея и выждав, когда молодая леди вернулась и снова
пошла вперед по аллее, я поравнялась с ней и поздоровалась, назвав ее "леди
Бетти"; спросила, есть ли у них известия от отца, когда приезжает в город ее
матушка и как ее здоровье.
Я говорила так фамильярно о всей их семье, что леди Бетти приняла меня
за их близкую знакомую. Я спросила ее, почему она не взяла на прогулку
миссис Чайм (так звалась ее горничная), чтобы присматривать за мисс Джудит,
то есть ее сестрой. Потом я долго болтала с ней о ее сестре; сказала, какая
она хорошенькая, спросила, училась ли она по-французски, и тысячу подобных
пустяков, - как вдруг показалась гвардия, и толпа бросилась поглазеть на
короля, ехавшего в парламент.
Все дамы побежали к краю аллеи, и я помогла миледи стать на забор,
чтобы лучше видеть, а младшую подняла на руки; в это время я позаботилась
так чистенько снять у леди Бетти часы, что та и не заметила и не хватилась
их, даже когда толпа схлынула и она вернулась на середину аллеи.
Я простилась с маленькой леди в самой давке и сказа та, как бы торопясь
- Милая леди Бетти, присматривайте за вашей сестричкой. - Потом толпа
меня оттеснила, как будто против моей воли.
Суматоха в таких случаях быстро кончается, и, когда король скрылся,
аллея тотчас опустела; но пока проезжал король, была страшная давка и
толчея, так что, спокойно обобрав девочек, я протиснулась сквозь толпу, как
бы желая взглянуть поближе на короля, и была вынесена, таким образом, на
самый конец аллеи; король поехал по направлению к казармам Конной гвардии, а
я свернула в переулок, выходивший тогда на самый конец Хеймаркета, там я
взяла карету и скрылась. Должна признаться, что я до сих пор не сдержала
своего слова, то есть не побывала в гостях у леди Бетти.
Была у меня одно время дерзкая мысль остаться с леди Бетти, пока она не
хватится часов, а потом поднять вместе с ней крик, посадить ее в карету и
увезти к себе домой; ибо она, по-видимому, была так очарована мной и так
одурачена моей непринужденной болтовней о всех ее родных, что, мне кажется,
легко было повести дело дальше и снять с нее еще хотя бы жемчужное ожерелье;
однако, подумав, что могу заронить подозрения если не у девочки, то у
окружающих и что если меня обыщут, мне несдобровать, я сочла за благо не
искушать судьбу и скрыться с тем, что удалось забрать.
Впоследствии я случайно узнала, что, хватившись часов, леди Бетти
подняла в парке страшный крик и послала лакея разыскать меня; когда она
подробно описала мою наружность, лакей сразу признал во мне ту самую даму,
что так долго с ним разговаривала и так подробно расспрашивала его о
барышнях; но я скрылась прежде, чем она успела найти лакея и рассказать ему
о своем несчастье.
После этого у меня было другое приключение, всем не похожее на все, что
случалось со мной до сихпор; произошло оно в игорном доме возле
Ковент-гардена.
В дверь входило и выходило много разного народу и, простояв довольно
долго в коридоре с одной женщиной, я заметила поднимавшегося по лестнице
господина и спросила его:
- Скажите, пожалуйста, сударь, пускают сюда женщин?
- Да, сударыня, - говорит, - и вы можете даже играть, если пожелаете.
- Да, я хочу попробовать, - сказала я.
Он предложил провести меня, и я последовала за ним; подойдя к двери, он
заглянул в зал и говорит:
- Там идет игра, сударыня. Если желаете, попытайте счастья.
Я тоже заглянула и громко сказала своей спутнице:
- О, да здесь одни мужчины! Я не стану играть.
Кто-то из игроков крикнул тогда:
- Вам нечего опасаться, сударыня; здесь все люди честные, милости
просим, войдите и ставьте, сколько пожелаете.
Тогда я подошла поближе и стала смотреть на игру; кто-то пододвинул мне
стул, я села и видела, как стакан и кости быстро ходят по кругу; я сказала
своей спутнице:
- Джентльмены играют слишком крупно для нас, пойдем отсюда.
Все игроки были очень вежливы, и один из них, желая ободрить меня,
сказал:
- Сударыня, если вам угодно попытать счастья, можете положиться на
меня: ручаюсь, что вас не обманут.
- Помилуйте, сударь, - отвечала я с улыбкой, - надеюсь, джентльмены не
обманут женщину, - но все же отклонила предложение, хотя и вынула кошелек с
целью показать, что у меня есть деньги.
Через некоторое время другой господин насмешливо мне говорит:
- Вижу, сударыня, вы боитесь рискнуть. Мне всегда везло с дамами,
поставьте на мое счастье, если сами не хотите рисковать.
- Сударь, - отвечала я, - мне было бы очень неприятно проиграть ваши
деньги. Впрочем, мне тоже всегда везет, - добавила я, - но джентльмены
играют очень крупно, и я не решаюсь идти на такой риск.
- Так вот вам десять гиней, сударыня, поставьте их за меня.
Я взяла деньги и поставила, а он только наблюдал. Я проиграла его
гинеи, ставя их по одной и по две, и, когда стакан с костями перешел к моему
соседу, мой джентльмен дал мне еще десять гиней и велел поставить сразу
пять; сосед стал бросать кости, и я отыграла пять гиней. Это раззадорило
того господина, он предложил мне бросать, что было очень рискованно; однако
я взяла стакан и бросала до тех пор, пока не отыграла ему все, что сначала
потеряла, да еще выиграла целую пригоршню гиней, которые положила себе на
колени; но лучше всего было то, что, когда я бросила неудачно, против меня
было поставлено очень мало и, таким образом, я легко отделалась.
После этого я предложила господину, за которого играла, взять все
золото, так как оно принадлежало ему, и пусть он теперь играет сам, потому
что я-де плохо разбираюсь в игре. Он засмеялся и сказал, что лишь бы мне
везло, а разбираюсь я в игре или нет, это неважно, и просил продолжать.
Однако же взял пятнадцать гиней, поставленных им сначала, и велел мне играть
на остальные деньги. Я хотела показать ему, сколько я выиграла.
- Нет, нет, не считайте, - перебил он меня, - я не сомневаюсь в вашей
честности, но считать деньги - дурной знак. - И я продолжала играть.
Хоть я и делала вид, будто ничего не понимаю, однако довольно хорошо
разбиралась в игре и играла осторожно, то есть держала большую часть
выигрыша у себя на коленях, откуда то и дело перекладывала по золотому в
карман, но, конечно, тайком от господина, который дал мне деньги.
Я играла за него довольно долго, и мне все время везло; когда же в
последний раз пришла моя очередь бросать, мои партнеры поставили очень
крупно, но я смело пошла на весь банк и, таким образом, выиграла что-то
около восьмидесяти гиней, однако на самом последнем ударе потеряла около
половины. После этого я встала, боясь проиграть все, и сказала тому
господину:
- Теперь, сударь, возьмите, пожалуйста, ваши деньги и играйте сами.
Кажется, я сыграла за вас неплохо.
Он хотел, чтобы я продолжала еще, но было уже поздно, и я попросила
отпустить меня. Отдавая деньги, я сказала, что, надеюсь, теперь он разрешит
сосчитать их, чтобы я знала, сколько он выиграл и сильно ли мне повезло;
после подсчета оказалось шестьдесят три гинеи.
- Если бы не этот несчастный удар, - говорю, - я бы вам выиграла сто
гиней.
И я отдала ему все деньги, но он не хотел брать, требуя, чтобы я
оставила часть выигрыша себе. Я отказалась, решительно заявив, что ничего не
возьму; если ему хочется дать мне что-нибудь, пусть сделает это сам.
Остальные игроки, услышав наши пререкания, стали кричать: "Отдайте ей
все!" - но я наотрез отказалась. Тогда кто-то из них сказал:
- Черт побери, Джек, поделись с ней выигрышем! Разве ты не знаешь, что
с дамами всегда нужно делиться?
В конце концов Джек так и сделал, и я унесла тридцать гиней, не считая
сорока трех, которые потихоньку припрятала, в чем очень раскаиваюсь,
поскольку господин этот оказался столь щедрым.
Так принесла я домой семьдесят три гинеи и выложила их перед своей
старой пестуньей, чтобы показать, как я была счастлива в игре. Однако она
посоветовала мне не рисковать больше, и я послушалась ее и никогда больше
туда не ходила; я знала не хуже старухи, что если у меня появится зуд к
игре, то я легко спущу и этот выигрыш, и все свои деньги.
Судьба все время улыбалась мне, и я так разбогатела, а вместе со мной и
моя пестунья, которая всегда была со мной в доле, что старуха стала серьезно
поговаривать о том, не пора ли бросить наше ремесло и удовольствоваться тем,
что мы добыли; но, видно, мной руководил злой рок: я теперь так же
противилась также, как она воспротивилась мне, когда я предлагала ей то же
самое раньше, и, таким образом, в недобрый час мы решили отложить исполнение
этого благого намерения, одним словом, я пристрастилась к своему ремеслу и
осмелела как никогда, и успех окружил мое имя такой славой, какой дотоле не
пользовалась ни одна подобная мне воровка.
Иногда я позволяла себе повторять одни и те же приемы, что у нас не в
обычае, и все же не терпела неудачи; но чаще я изобретала что-нибудь новое и
старалась выходить на улицу каждый раз в новом виде.
Наступила осень, большая часть знати разъехалась из города, и такие
места, как Танбридж и Эпсом, были переполнены. Зато Лондон обезлюдел, и, мне
кажется, наш промысел немного страдал от этого, подобно всем прочим; поэтому
в конце года я присоединилась к одной шайке, которая отправлялась каждый год
на Сторбриджскую ярмарку, а оттуда в Бери, в Саффоке. Мы надеялись на
большую поживу, но когда я увидела, как обстоят дела, то сейчас же
разочаровалась; кроме работы для карманников, там не было почти ничего
стоящего внимания; да если бы и удалось чем-нибудь разжиться, нелегко было
увезти с собой добычу. Словом, там не открывалось такого простора для
работы, как в Лондоне, но провинциальные лавочники еще попадаются на эту
удочку.
Купила я в лавке у одного торговца - не на ярмарке, а в городе
Кембридже - фунтов на семь тонкого голландского полотна и других материй и
велела прислать покупку в такую-то гостиницу, где я остановилась утром,
сказав, что буду там ночевать.
Я распорядилась, чтобы покупка была прислана мне к такому-то часу в
гостиницу, где я и заплачу за нее. В назначенное время торговец присылает
покупку, я же поставила у дверей свою товарку, и когда служанка привела
посланного, молодого приказчика, моя караульная говорит ему, что барыня
спит, но если он оставит вещи и зайдет через час, то я уже встану и тогда он
получит деньги. Приказчик охотно оставил вещи и ушел, а через полчаса я со
служанкой покинула гостиницу, в тот же вечер наняла лошадь и уехала в
Ньюмаркет, а оттуда отправилась в почтовой карете, где нашлись свободные
места, в Сент-Эдмондс Бери; там, как я вам уже сказала, мало чем могла
поживиться, украла только в маленьком провинциальном театре золотые часы у
одной чересчур веселой дамы, которая к тому же немного подвыпила, так что
мне не стоило никакого труда снять их у нее.
С этой маленькой добычей я уехала в Ипсвич, а оттуда в Гарвич, где
остановилась в гостинице под видом только что приехавшей из Голландии, не
сомневаясь, что мне удастся там что-нибудь выудить у иностранцев,
приезжающих в этот город; однако я обнаружила, что у них по большей части не
было ценных вещей, за исключением тех, что находились в чемоданах и
голландских корзинах и охранялись лакеями, тем не менее однажды вечером мне
удалось похитить один из таких чемоданов из комнаты, где остановился
голландец, я воспользовалась минутой, когда лакей крепко уснул на кровати и,
по-видимому, был сильно пьян.
Комната, в которой я остановилась, была смежной с комнатой голландца,
и, перетащив с большим трудом тяжелую вещь к себе, я вышла на улицу
посмотреть, не представится ли какой-нибудь возможности увезти чемодан. Я
долго бродила, но не нашла никакого способа вывезти чемодан или же унести
часть вещей, которые в нем находились, так как Гарвич город маленький и я
была там совсем чужая; поэтому я решила вернуться в гостиницу, чтобы
перетащить чемодан обратно и оставить там, где я его взяла. Но в эту минуту
я услышала, как какой-то мужчина торопит кучку людей, крича, что лодка
сейчас отходит, так как прилив спадает. Я тотчас же обратилась к нему с
вопросом:
- Что это за лодка?
- Ипсвичский ялик, сударыня, - говорит.
- Когда же он отходит? - спрашиваю.
- Сию минуту, сударыня, - говорит, - вы изволите ехать в Ипсвич?
- Да, - говорю, - если вы обождете, пока я вынесу свои вещи.
- А где ваши вещи, сударыня?
- В такой-то гостинице, - говорю.
- Ладно, я схожу с вами, сударыня, - любезно предлагает он, - и снесу
их.
- Пойдемте, - говорю я и веду его с собой.
В гостинице была большая суматоха: только что прибыл пакетбот из
Голландии, а также две кареты из Лондона, привезшие пассажиров на другой
пакетбот, который отходил в Голландию; кареты эти на следующий день
отправлялись обратно с только что высадившимися пассажирами. В этой суматохе
я подошла к стойке рассчитаться с хозяйкой гостиницы, сказав, что уезжаю в
Лондон на ялике.
Тамошние ялики - крупные суда, вполне приспособленные для перевозки
пассажиров из Гарвича в Лондон; хотя на Темзе принято называть так легкие
лодки с одним или двумя гребцами, однако гарвичские ялики могут перевозить
двадцать пассажиров и десять или пятнадцать тонн груза, а также вполне
пригодны для морских рейсов. Все это я узнала накануне, расспрашивая о
разных путях, какими можно добраться отсюда в Лондон.
Хозяйка гостиницы была со мной очень любезна, приняла деньги по счету,
но в этой суматохе ее тотчас же куда-то отозвали, поэтому я ее покинула,
провела парня в свою комнату, дала ему чемодан, или сундук, - он больше
походил на сундук, - прикрыв его старым передником, и мы пошли прямо к его
лодке, причем никто не задал нам ни одного вопроса. Что же касается пьяного
голландского лакея, то он еще спал, а его господин весело ужинал внизу с
другими иностранцами. Я преспокойно уехала с чемоданом в Ипсвич, и так как
дело было вечером, то все в гостинице считали, будто я уехала в Лондон, как
я сказала хозяйке.
В Ипсвиче у меня произошла досадная встреча с таможенными чиновниками,
задержавшими мой сундук, как я его называла, с целью вскрыть и осмотреть
его. Я не возражала против осмотра, но сказала чиновникам, что ключ от
сундука у мужа, который остался в Гарвиче; это было мной сказано на тот
случай, чтобы чиновники не удивлялись, если при осмотре найдут одни мужские
вещи. Так как они твердо решили открыть сундук, то я дала согласие на взлом,
то есть чтобы они сорвали замок, и ото без труда было сделано.
Никакой контрабанды таможенники не нашли, потому что сундук уже был
осмотрен раньше, зато там оказалось кое-что очень меня порадовавшее,
например, горсть денег в французских пистолях и несколько голландских
дукатов, или риксдалеров; кроме того, там было два парика, носильное белье,
бритвы, мыло, духи и другие принадлежности мужского туалета, которые я
выдала за вещи моего мужа и таким образом разделалась с таможенниками.
Было очень рано, еще не рассвело, и я не знала хорошенько, что мне
предпринять, я не сомневалась, что утром за мной пустятся в погоню и, чего
доброго, поймают вместе с вещами, поэтому я решила принять меры
предосторожности. Я на виду у всех отправилась с сундуком в гостиницу и,
вынув оттуда все самое ценное, остальной хлам решила бросить; все же я
поручила хозяйке поберечь сундук до моего возвращения, а сама вышла на
улицу.
Отойдя довольно далеко от гостиницы, я встретила старуху, отпиравшую
ворота своего дома, и разговорилась с ней; задала ей кучу вопросов, не
имевших никакого отношения к моим целям и намерениям, но мне удалось таким
образом выяснить расположение города; я узнала, что эта улица ведет по
направлению к Хедли, другая - к реке, третья - к центру города, а вон та к
Колчесгеру и, значит, выходит на лондонскую дорогу.
Скоро я распростилась со старухой, потому что желала только узнать от
нее дорогу на Лондон, и пошла в ту сторону; у меня не было намерения идти
пешком ни в Лондон, ни в Колчестер, хотелось только спокойно убраться из
Ипсвича.
Прошла я две или три мили и повстречала крестьянина, занятого какой-то
работой по хозяйству; сперва я засыпала его не относящимися к делу
вопросами, но в заключение сказала, что иду в Лондон, так как почтовая
карета переполнена и мне не досталось в ней места, и спросила, не может ли
он сказать мне, где бы нанять верховую лошадь, которая отвезла бы меня с
провожатым в Колчестер, чтобы я могла взять там место в карете. Простак
посмотрел на меня, помолчал с полминуты и сказал, почесывая затылок*
- Лошадь, говорите... в Колчестер, свезти двоих? Отчего же, сударыня,
лошадей сколько угодно, ежели за деньги.
- Само собой разумеется, любезнейший, - говорю, - я не собираюсь ехать
даром.
- Сколько же, сударыня, вы дадите?
- Право, не знаю, любезный, какие у вас здесь цены, я не здешняя. Но
если вы можете достать мне лошадь, достаньте подешевле, я заплачу за труды
- Приятно слушать честное предложение, - проговорил крестьянин.
"Не сказал бы так, - подумала я, - если бы знал все".
- У меня, сударыня, есть лошадь, которая свезет двоих, - продолжал он,
- я сам могу с вами поехать.
- Вот это дело! - говорю. - Я уверена, что вы честный человек. Буду