Даниэль Дефо. Радости и горести знаменитой Моллль Флендерс, которая родилась в Ньюгетской тюрьме и в течение шести десятков лет своей разнообразной жизни (не считая детского возраста) была двенадцать лет содержанкой, пять раз замужем (из них один раз за своим братом), двенадцать лет воровкой, восемь лет ссыльной в Виргинии, но под конец разбогатела, стала жить честно и умерла в раскаянии. Написано по ее собственным заметкам

предположение, для которого у них нет никаких оснований, - жестокость,
особенно чувствительную при моем положении в семье; выразила надежду, что
мной не совершено ничего, что подрывало бы ее уважение ко мне или давало по-
вод для раздоров между ее сыновьями и дочерьми; сказала, что у меня на уме
скорее гроб, чем любовь, и умоляла не менять доброго мнения обо мне из-за
чужих грехов.
Старая дама чувствовала правоту моих слов, но сказала, что раз в доме
произошла такая ссора и ее младший сын наговорил таких глупостей, то она
просит сделать ей одолжение, ответить откровенно на один вопрос. Я заявила,
что отвечу со всей прямотой и искренностью. Тогда она спросила, было ли
что-нибудь между мной и ее сыном Робертом. Я ответила с самыми
торжественными уверениями, на какие только была способна, и притом
совершенно правдиво, что между нами ничего нет и никогда не было; сказала,
что мистер Роберт болтал и шутил, по своему обыкновению, и что я всегда
относилась к его словам так, как он, мне кажется, сам к ним относился, то
есть считала, что они говорятся на ветер и лишены всякого значения; я
поклялась, что между нами не произошло ровнехонько ничего такого, на что она
намекает, и что люди, внушившие ей эти подозрения, причинили мне большие
неприятности и оказали плохую услугу мистеру Роберту.
Старуха осталась вполне довольна, поцеловала меня, стала ласково
утешать, велела заботиться о своем здоровье, ни в чем себе не отказывать - и
с тем удалилась. Но, сойдя вниз, она обнаружила, что ссора между сестрами и
братом разгорелась пуще прежнего; девушки были взбешены его словами о том,
что они некрасивы, что у них никогда не было поклонников, что никто не искал
их любви, а, напротив, сами они бесцеремонно готовы сделать первый шаг, и
тому подобное. Робин насмешливо противопоставлял им мисс Бетти: какая она
хорошенькая, веселая, как прекрасно поет и танцует, и насколько изящнее их;
словом, колол сестер чем только мог. Мать спустилась в самый разгар ссоры и,
чтобы положить ей конец, передала свой разговор со мной и мои уверения, что
между мистером Робертом и мной ничего не было.
- Тут она не права, - сказал Робин, - так как если бы между нами не
произошло ничего особенного, то мы были бы ближе друг к другу, чем сейчас. Я
ей сказал, что люблю ее безумно, но никак не мог добиться, чтобы плутовка
поверила в серьезность моих заверений.
- Не понимаю, как ты мог на это рассчитывать, - отвечала мать. - Нужно
быть не в своем уме, чтобы поверить в серьезность подобных обращений к
бедной девушке, положение которой тебе хорошо известно. Но если, как ты
говоришь, тебе не удалось убедить девушку в серьезности твоих намерений, то
что же нам об этом думать, сынок? В твоих речах так мало склада, что не
понять, серьезно ты говоришь или шутишь; считаю, однако, да и ты это
признаешь, что девушка ответила правдиво, хотелось бы и от тебя услышать
правдивый ответ, на который я могла бы положиться, есть тут что-нибудь или
нет? Серьезные у тебя намерения или нет? В своем ты уме или нет? Вопрос
важны и хотелось, чтобы ты нас успокоил на этот счет.
- Правильно, матушка, не к чему больше говорить обиняками и изощряться
во лжи; мне не до шуток, точв-в-точь как человеку, идущему на виселицу. Если
мисс Бетти пожелает сказать, что она меня любит и согласна стать моей женой,
я женюсь на ней завтра утром натощак и произнесу брачный обет, позабыв и
думать завтраке.
- В таком случае одного сына я потеряла, - проговорила мать глухим
голосом, очень встревоженная словами Робина.
- Полагаю, что нет, матушка, - сказал Робин, - никогда мужчина не
бывает потерян, если его нашла хорошая женщина. -
- Но ведь, дитя мое, она нищая.
- Значит, тем более нуждается в участии, - ответил Робин. - Я возьму ее
из-под опеки прихода, и мы пойдем просить милостыню вместе.
- Нехорошо шутить такими вещами, - заметил мать.
- Я не шучу, матушка: мы пойдем просить у вас, матушка, и у батюшки
прощения и благословения.
- От твоих слов не легче, сын мой: если ты говоришь серьезно, ты погиб.
- Боюсь, что нет, - сказал Робин, - боюсь, что она не захочет стать
моей женой. После того как тут чванились и фыркали мои сестрицы, думаю, что
мне никогда не удастся склонить ее к этому.
- Сказки рассказываешь! Она еще не вовсе лишилась разума. Мисс Бетти не
дура, - проговорила младшая сестра. - Ты думаешь, она лучше других женщин
умеет говорить нет?
- Вы правы, мисс Забавница, - отвечал Робин, мисс Бетти не дура, но
мисс Бетти может быть связана каким-нибудь обещанием, и что тогда?
- Об этом мы ничего не знаем, - вступила старшая сестра. - Кому же,
однако, могла она пообещать? Мисс Бетти никуда не выходит; значит,
кому-нибудь из вас.
- Мне нечего ответить на этот вопрос, - сказал Робин, - довольно меня
уже допрашивали, теперь очередь моего брата. Если ты говоришь, что
кому-нибудь из нас, порасспроси его.
Слова эти задели за живое старшего брата, заключившего, что Робин
что-то подметил. Однако он не подал виду и спокойно проговорил:
- Сделай милость, не прогуливайся на мой счет. Уверяю тебя, таким
товаром я не торгую. Мне не о чем говорить ни с какими мисс Бетти в нашем
приходе. - И с этими словами встал и поспешно скрылся.
- Вот уж могу поручиться за своего брата: он лучше знает свет, -
заметила старшая сестра.
Так кончился этот разговор, сильно встревоживший старшего брата. Он
пришел к заключению, что Робину все известно, и начал гадать, причастна я к
этому или нет; но при всей его ловкости ему не удавалось пробраться ко мне.
В конце концов ему стало невтерпеж, и он решил меня увидеть, к каким бы
последствиям это ни привело. Для осуществления своего намерения он однажды
после обеда подкараулил старшую сестру, когда она поднималась наверх, и
побежал за ней.
- Послушай, сестра, - крикнул он, - где та больная? Нельзя ли ее
увидеть?
- Думаю, что можно; но подожди, я сначала войду на минутку и тогда
скажу тебе, - отвечала сестра.
Подбежав к двери, моей комнаты, она предупредила меня и тотчас же
крикнула:
- Брат, можешь войти, если тебе угодно.
- Хорошо, - сказал он, входя ко мне, и продолжал тем же деланным тоном:
- Где же наша болящая, которая убирает от любви? Как вы себя чувствуете,
мисс Бетти?
Я хотела было подняться с кресла, но настолько ослабела во время
болезни, что не смогла; увидев мои бесплодные попытки, сестра сказала:
- Сидите, сидите, брату не нужно церемоний, особенно теперь, когда вы
так слабы.
- Да, да, мисс Бетти, сидите, пожалуйста, спокойно, - проговорил он и
уселся в кресло прямо против меня, притворяясь очень веселым.
В разговоре с нами он перескакивал с одного предмета на другой,
развлекая сестру, и время от времени заводил старую песенку.
- Бедняжка Бетти, - говорил он, - тяжело быть влюбленной, смотрите, как
извела вас любовь.
Понемногу разговорилась и я.
- Рада видеть вас таким веселым, сударь. Но, мне кажется, доктор мог бы
найти себе лучшее занятие, чем потешаться над своими пациентами. Если бы моя
болезнь была в этом, я не позволила бы ему лечить себя. Знаете поговорку?
- Какую поговорку? Ах, да:

Коль любовь причина,
Доктор - дурачина.

Я угадал, не правда ли?
Я улыбнулась и промолчала.
- Конечно, - продолжал он, - следствие ясно показывает, что причиной
была любовь; ведь доктор, видимо, принес вам мало пользы, все находят, что
вы поправляетесь очень медленно. Боюсь, тут что-то кроется мисс Бетти.
Боюсь, что болезнь ваша неизлечима.
- Право, сударь, болезнь моя не та, что вы предполагаете, - проговорила
я с улыбкой.
Долго болтали мы о таких пустяках. Вдруг он попросил меня спеть
что-нибудь; я только улыбнулась в ответ и сказала, что дни песен для меня
миновали. Тогда он предложил сам сыграть на флейте; в ответ на эта сестра
выразила опасение, как бы у меня не разболелась голова. Я поклонилась и
сказала:
- Не беспокойтесь, пожалуйста, сударыня, я очень люблю игру на флейте.
- Ну так сыграй, брат, - сказала тогда сестра.
Он тотчас же вынул из кармана ключ и обратился сестре:
- Милая, я очень ленив, сходи, пожалуйста, за флейтой; она лежит в
таком-то ящике. - И назвал место, где ее заведомо не было, чтобы сестра
искала подольше.
Как только сестра ушла, он мне рассказал всю семейную сцену, слова
младшего брата обо мне и то, как он его встревожили и как он пошел на
хитрость, чтобы добиться свидания со мной. Я поклялась ему, что не
промолвила ни слова ни его брату, ни вообще кому бы то ни было. Рассказала о
крайне трудном своем положении, о том, что причиной моей болезни была моя
любовь к нему и его предложение забыть о моих чувствах и перенести их на
другого, и что смерть была бы мне в тысячу раз приятнее выздоровления, после
которого неизбежно придется возобновить прежнюю борьбу. И я предвижу,
прибавила я, что, как только оправлюсь, тотчас буду вынуждена покинуть
приютившую меня семью; что же касается предложения выйти замуж за брата, то
мне противно и думать об этом после всего, что между нами произошло, и он
может быть уверен, что я никогда больше не позволю Робину даже говорить со
мной. Если он желает нарушить все свои обещания, клятвы и обязательства по
отношению ко мне, пусть это будет делом его совести, но он никогда не вправе
будет сказать про меня, которую убедил называться его женой и которая
позволила ему обращаться с собой как с женой, что я не была ему верна, как
бы он ни поступал со мной.
Он начал было отвечать, выразив сожаление, что ему не удалось меня
уговорить, но тут раздались шаги возвращавшейся сестры; все же я успела
произнести в ответ, что никому не удастся уговорить меня любить одного брата
и выйти замуж за другого. Он покачал головою и сказал: "В таком случае я
погиб". В эту минуту в комнату вошла сестра и заявила, что ее поиски были
безуспешны. "Ладно, - весело проговорил он, - довольно лениться", - встал и
сам отправился на поиски, но вернулся тоже с пустыми руками - не потому, что
не мог найти флейту, просто не было у него никакого желания играть; кроме
того, цель, к которой он стремился, послав сестру за флейтой, была им
достигнута; ведь он только хотел поговорить со мной, что ему и удалось, хотя
он остался не очень доволен разговором.
Я же, напротив, была очень довольна тем, что высказала ему свое мнение
с такой откровенностью и прямотой; и хотя мои слова вовсе не произвели
желаемого действия, то есть не вернули мне любовника, однако лишили его
всякой возможности покинуть меня иначе как явно бесчестным путем, нарушив
слово джентльмена, столько раз обещавшего никогда меня не покидать и
жениться на мне, как только он вступит во владение своим состоянием.
Через несколько недель я уже могла ходить по дому и начала
поправляться; но я по-прежнему оставалась печальной, молчаливой, скучной и
замкнутой, что очень поражало всю семью, за исключением того, кто знал
причину моей меланхолии; однако он не скоро обратил на это внимание, и я
тоже не чувствовала ни малейшего расположения пускаться в разговоры, вела
себя с ним почтительно, но не проронила ни единого слова, которое бы
касалось наших отношений. Так продолжалось месяца четыре; и, ожидая каждый
день, что меня попросил удалиться вследствие общей неприязни ко мне за
другой проступок, в котором я была совершенно неповинна, я ничего больше не
ждала от этого господина после всех его торжественных обещаний, кроме того,
что он меня погубит и бросит.
Наконец я сама завела речь о своем уходе. Как-то раз вышел у меня
серьезный разговор с хозяйкой дома о моем положении и о том, как угнетающе
подействовала на меня болезнь.
- Боюсь, Бетти, - сказала мне старуха, - что н вас повлияла беседа со
мной о моем сыне и вы печалитесь о нем; скажите, не будет ли нескромностью
спросить вас какие у вас отношения с ним? Когда я обращаюсь Робину, он
только смеется и шутит.
- Да, сударыня, - отвечала я, - наши отношения признаюсь вам
откровенно, приняли нежелательный оборот. Мистер Роберт несколько раз
предлагал мне руку, чего я никак неожидала при моем положении. Но всегда
давала ему отпор, может, в более резких выражениях, чем мне подобало, так
как я обязана относиться почтительно ко всем членам вашей семьи; однако я
никогда настолько не забывала своих обязанностей к вам сударыня, и ко всей
вашей семье, чтобы согласиться на шаг, который, я знала, будет большой
неблагодарностью к вам, и решительно заявила ему, что никогда думать не
стану о таких вещах без вашего согласия, сударыня, а также без согласия
вашего супруга, отца его которым я обязана по гроб жизни.
- Возможно ли, мисс Бетти! - воскликнула старуха. - Так вы вели себя
гораздо совестливее по отношению к нам, чем мы по отношению к вам. Мы
опасались, что вы расставляете ловушку моему сыну, и, боясь как бы он не
попал в нее, я собиралась предложить вам покинуть наш дом, но до сих пор все
откладывала, что бы вы от огорчения опять не заболели. Мы ведь продолжаем
питать к вам уважение, хотя и не в такой степени чтобы пожертвовать ради
него судьбой нашего сына; если дело обстоит так, мы все были к вам очень
несправедливы.
- Я вам сказала правду, сударыня, спросите сына. Если у него есть хоть
капля совести, он расскажет вам точь-в-точь то же самое.
Старуха тут же идет к дочерям и в точности передает им мой рассказ; как
я и ожидала, они удивились чрезвычайно. Одна сказала, что никогда бы этого
не подумала; другая заявила, что Робин дурак; третья не поверила ни одному
моему слову и ручалась, что Робин расскажет все иначе. Но старуха, твердо
решившая добраться до правды, прежде чем я успею каким-либо образом
осведомить ее сына о случившемся, хотела немедленно поговорить с сыном и с
этой целью послала за ним, потому что он был недалеко, в доме одного
стряпчего, и тотчас же вернулся по Зову матери.
Когда он пришел, все женщины были в сборе, и мать сказала ему:
- Садись, Робин, мне нужно поговорить с тобой.
- Я весь к вашим услугам, матушка, - весело откликнулся Робин. -
Надеюсь, что речь идет о хорошей жене, так как я в большом убытке по этой
части.
- Каким образам? - сказала мать. - Ведь ты же говорил о своем намерении
жениться на мисс Бетти.
- Совершенно верно, матушка, - ответил Робин, - но есть одно лицо,
которое решительно против этого брака.
- Против этого брака? Кто же это может быть?
- Не кто иной, как сама мисс Бетти, - проговорил Робин.
- Как так? - удивилась мать. - Разве ты спрашивал ее?
- Спрашивал, матушка. После болезни я пять раз атаковал ее по всем
правилам искусства, и пять раз моя атака была отбита; плутовка проявляет
необыкновенное упорство и ставит совершенно непосильные для меня условия
капитуляции.
- Объясни, что ты хочешь сказать; я поражена, я тебя не понимаю.
Надеюсь, ты говоришь несерьезно.
- Но ведь, матушка, мое дело просто и никаких объяснений не требует:
она говорит, что не хочет меня - чего же проще? По-моему, это очень просто и
довольно-таки жестоко.
- Да, но ты говоришь о непосильных для тебя условиях; чего же она хочет
- дарственной записи? Муж должен записать на жену часть соответственно ее
приданному; а какое же у мисс Бетти приданое?
- Нет, что касается приданого, то она достаточно богата, в этом
отношении я удовлетворен; но сам я не в состоянии выполнить ее условия, а
она решительно заявляет, что без этого не пойдет за меня. Тут вмешались
сестры.
- Матушка, - сказала вторая сестра, - с ним нельзя говорить серьезно;
ни на один вопрос он не отвечает прямо. Оставьте его лучше в покое и больше
с ним не говорите об этом, вы ведь знаете, как убрать девчонку с его дороги.
Эта дерзость возмутила было Робина, но он тотчас поквитался с сестрой.
- Есть два рода людей, матушка, с которыми невозможно спорить: умные и
дураки, - сказал он, обращаясь к матери, - признаюсь, мне трудновато
сражаться на два фронта одновременно.
- Брат, наверно, считает нас дурами, - запальчиво сказала младшая
сестра, - думает, что мы поверим, будто он серьезно делал предложение мисс
Бетти, а та отказала ему.
- Отвечай - не отвечай, сказал Соломон, - перебил сестру Робин. - Если
твой брат говорит, что он не меньше пяти раз делал предложение мисс Бетти и
та наотрез ему отказала, то, мне кажется, младшей сестре негоже сомневаться
в его правдивости, если не сомневается мать.
- Ты же слышал, матушка говорит, что не понимает тебя, - заметила
вторая сестра.
- Есть некоторая разница между просьбой объясниться и обвинением во
лжи.
- Скажи нам, однако, сынок, если ты расположен посвятить нас в эту
тайну, какие же условие поставила она тебе, - спросила старуха.
- Я давно бы уже сказал, матушка, - отвечал Робин, - если бы эти злючки
не перебивали меня. Она требует, чтобы я склонил отца и вас, матушка, дать
свое согласие, иначе она наотрез отказывается разговаривав со мной о
подобных вещах. Разве я когда-нибудь в силах буду выполнить ее требование?
Надеюсь, мои пылкие сестры теперь удовлетворены и хоть чуточку покраснеют.
Мне сказать больше нечего.
Все были поражены ответом Робина, мать, впрочем меньше всех, так как
уже знала об этом из разговора мной. Что касается дочерей, то они долго не
могли ело вымолвить, мать же проговорила с возбуждением:
- Я это уже слышала, но не могла поверить. Если так, то все мы были
несправедливы к Бетти, и она вела себя лучше, чем я ожидала.
- Да, - сказала старшая сестра, - если так, то она поступила вполне
порядочно.
- Нужно признать, - сказала старуха, - что не ее вина, если мой сын
имел глупость увлечься ею, но ответ ее свидетельствует о таком почтении к
нам, какого я не ожидала; впредь я буду о ней более высокого мнения.
- А я нет, - заявил Робин, - пока вы не дадите своего согласия.
- Дай мне немного подумать, - сказала мать. - Уверяю тебя, что, не будь
здесь некоторых других препятствий, я теперь была бы склонна дать согласие.
- Хотел бы я, чтобы вы склонились окончательно. Если бы вы столько же
думали о моем счастье, как о моем достатке, вы бы тотчас же согласились.
- Послушай, Робин, - снова обратилась к нему с вопросом мать, -
действительно ли у тебя серьезные намерения? Ты взаправду хочешь жениться на
ней?
- Право, матушка, - ответил Робин, - жестоко с вашей стороны спрашивать
меня об этом после всего, что я вам сказал. Я не говорю, что женюсь на ней.
Как мне решиться на это? Вы же видите, что я не могу взять ее без вашего
согласия. Но я самым серьезным образом заявляю, что никогда не женюсь на
другой. Бетти или никто - вот мой девиз. Судьба моя зависит от вашего
решения, матушка, лишь бы в нем не принимали участия мои добрейшие сестры.
Все это было ужасно для меня, потому что мать стала сдаваться, и Робин
непрестанно ее уговаривал. С другой стороны, она посоветовалась со старшим
сыном, и тот пустил в ход все доводы, чтобы убедить ее согласиться: ссылался
на страстную любовь ко мне брата, на почтительность, которую я проявила к
семье, отказываясь от своей выгоды в столь деликатном вопросе, и на тысячу
подобных вещей. Что же касается отца, то это был человек, всецело занятый
общественными обязанностями и добыванием денег, редко бывавший дома,
думавший только об обогащении и все семейные дела оставлявший на решение
жены.
Легко себе представить, что, когда секрет был, по их мнению, разгадан,
старший брат, которого никто ни в чем не подозревал, без особенного труда и
опасности получил ко мне более свободный доступ, чем прежде, да что там,
мать сама пошла навстречу его желанию и предложила ему поговорить с мисс
Бетти.
- Может быть, многое тебе в этом деле будет яснее, чем мне, - сказала
она, - посмотри, действительно ли она так тверда в своем решении, как
говорит Робин.
Ему только этого и нужно было; он сделал вид, будто соглашается
поговорить со мной, уступая просьбе матери, которая привела меня в свою
комнату, сказав, что у ее сына есть ко мне дело, и оставила нас вдвоем; он
же закрыл за нею дверь.
Потом он подошел ко мне, обнял и нежно поцеловал, сказав, что наступила
та решительная минута, которая может сделать меня счастливой или несчастной
на всю жизнь, и что, если я не соглашусь подчиниться его желанию, мы оба
погибли. Затем он передал мне весь разговор между Робином, как он называл
брата, матерью, сестрами и им самим.
- Теперь, дитя мое, - обратился он ко мне, - взвесьте хорошенько, что
значит выйти замуж за джентльмена из хорошей семьи, с хорошим состоянием, с
согласия родителей, и наслаждаться всем, что может дать свет; представьте, с
другой стороны, тяжелую участь женщины, потерявшей свое доброе имя; хотя я,
покуда жив, останусь верным вашим другом, однако же ко мне будут относиться
с подозрением, так что вы побоитесь видеться со мной, а я побоюсь вас
признавать.
Не дав мне времени ответить, он продолжал так:
- Все, что произошло между нами, дитя мое, если мы будем благоразумны,
может быть похоронено и предано забвению. Когда вы станете моей сестрой, я
всегда буду вашим искренним другом, без всяких поползновений на более
близкие отношения, и мы сможем общаться и беседовать, не упрекая друг друга
в прошлых грехах. Прошу вас подумать над этим и не воздвигать препятствий на
пути к своему спасению, и благоденствию. В доказательство моей искренности,
- прибавил он, - вот вам пятьсот фунтов - возмещение за вольности, которые я
себе позволил с вами; будем смотреть на них как на безрассудство молодости,
которое, нужно надеяться, будет заглажено нашим раскаянием.
Я не в силах передать того чувства и той силы убеждения, с какой он
говорил все это. Пусть те, кто читает мою Повесть, поверят, что говорил он
свыше полутора часов и подкрепил свои просьбы всеми доводами, какие "может
изобрести человеческий ум.
Не могу сказать, однако, чтобы что-нибудь из его длинной речи произвело
на меня впечатление и заставило согласиться с ним. Наконец он заявил
напрямик, что, если я откажусь, он, к сожалению, вынужден будет навсегда
прекратить наши прежние отношения; хотя он любит меня по-прежнему и я
по-прежнему ему мила, однако он не утерял чувства порядочности настолько,
чтобы продолжать связь с женщиной, за которой ухаживает и на которой хочет
жениться его родной брат; и если он теперь расстанется со мной, услышав о
моем отказе, то хотя и не оставит меня своими заботами, чтобы я ни в чем не
нуждалась, как пообещал с самого начала, однако пусть меня не удивляет его
заявление, что он больше не может видеться со мной и что я, конечно, не
вправе на это рассчитывать.
Я выслушала последнюю часть его речи с удивлением и тревогой, и мне
стоило больших усилий не упасть в обморок, потому что я, право, любила его
до безумия. Заменив мое волнение, он стал умолять меня подумать серьезно;
поклялся, что это единственный способ сохранить добрые отношения между нами,
что в новом положении мы останемся самыми искренними друзьями, будем любить
друг друга чистой родственной любовью, не чувствуя угрызений совести и не
подвергаясь ничьим упрекам, что он навеки мне признателен за счастье,
которым я его подарила, что на всю жизнь он мой должник и будет уплачивать
свой долг до последнего вздоха. В конце концов он посеял во мне некоторое
колебание. Ему удалось чрезвычайно живо обрисовать ожидающие меня опасности,
я уже видела себя выброшенной на улицу, беззащитной потаскушкой - а я ведь
ею и была, - может быть, ошельмованной, без друзей, без знакомых, покинувшей
этот город, где мне нельзя было оставаться. Все это страшило меня до
последней степени, и он пользовался каждым случаем, чтобы рисовать мне
будущее в самых мрачных красках, а с другой стороны, всячески расхваливал
легкую, сытую жизнь, которая ожидала меня, если я послушаюсь его совета.
На все мои возражения, все ссылки на его любовь и прежние обещания он
отвечал, что нам необходимо теперь принять другие меры; что же касается
обещания жениться, то обстоятельства, говорил он, не позволяют сдержать его,
так как, по всей вероятности, я стану женой его брата, прежде чем он сам
сможет жениться на мне.
Словом, он убедил меня, можно сказать, вопреки всем моим убеждениям,
разбил все мои доводы, и я начала сознавать опасность своего положения, о
которой прежде не думала: увидела себя брошенной обоими братьями, одинокой и
предоставленной собственным силам.
Эта опасность и его убеждения в конце концов побудили меня согласиться,
хотя я шла в церковь с такой же охотой, как медведь на рогатину. Я немного
беспокоилась так же, как бы мой новый супруг, к которому, кстати сказать, я
не чувствовала ни малейшего расположения, не оказался слишком подозрительным
и не потребовал у меня некоторых объяснений в первую нашу брачную ночь; но
не знаю, было ли это сделано с умыслом или нет, только старший брат
позаботился основательно напоить его перед отходом ко сну, так что я имела
удовольствие провести первую ночь с пьяным мужем. Как он ухитрился, не знаю,
но убеждена, что все это было сделано для того, чтобы Робин не мог составить
представления о разнице между девушкой и замужней женщиной, и действительно,
никогда у того не возникало никаких сомнений и ни малейшего беспокойства на
этот счет.
Здесь я должна вернуться назад, к тому месту, где остановилась.
Покончив со мной, старший брат принялся за мать и не отставал до тех пор,
пока та не уступила ему и даже мужа уведомила только письмом, посланным по
почте; словом, дала согласие на наш тайный брак, взявшись уладить дело с
отцом позднее.
Потом он стал подъезжать к брату, хвалился, что оказал ему неоценимую