Страница:
Ночной зимний воздух не был неподвижен. В нос ударили запахи. Скудные зимние краски померкли, но все вокруг заострилось и сделалось выпуклым. Он как будто глянул на мир через одноцветную линзу – зрение обострилось, но потеряло цвет.
И его залил восторг. Как и всегда, когда он становился бером. Чувства его в медвежьем облике были намного сильней – и страх, и радость, и любовь. И мыслям справится с чувствами было намного сложней. Но этому-то он и учился с раннего детства. Этим-то и отличался от Заклятого – сохранять ясность мыслей, когда чувства стараются их заглушить.
Ему непременно захотелось зайти в зимний лес – принюхаться, осмотреться. Лес манил, звал, обещал много интересного и приятного. Он был еще медвежонком – любопытным и игривым. А через минуту пришел голод. Голод грызущий, мучительный, непреодолимый. А вслед за голодом – злоба. Берендей опустился на четыре лапы и осмотрел двор – чего бы съесть? Из-за стены дома доносился храп Михалыча.
Берендей мотнул головой и поднялся на крыльцо. Его дело обнюхать свитер и вернуться домой. Он нагнулся над правым рукавом: пахло бером, и кровью бера. И его собственной кровью. А еще овечьей шерстью, и мылом, и потом. Он тщательно вынюхал рукав сверху донизу. Кровь смешалась, в этом не было никаких сомнений. И при этом в нее вплелся какой-то новый запах, не присущий ни крови Заклятого, ни крови Берендея по отдельности. Ниже локтя и до середины предплечья.
Берендей поднял тяжелую голову и снова глянул в лес. И вернулся в человеческий облик. Ему не понравилось оборачиваться зимой. И голод не оставил его. Он вспомнил, что завтракал сытно, но легко, потому что собирался на охоту. А после этого съел только гранат, очищенный Михалычем.
Он открыл замок и вернулся в кухню. Оберег подождет. Михалыч говорил что-то про пирог с мясом.
Юлька вернулась домой поздно. Она оставляла записку, что уехала к Людмиле готовиться к экзамену, поэтому рано ее никто и не ждал. Ей просто повезло, что Людмила ни разу не позвонила ей на домашний телефон. Верней, повезло ее родителям.
– Юлька, это ты? – спросила мама из комнаты. Она опять сидела за компьютером и рисовала свои дурацкие картинки. Впрочем, нет, не совсем дурацкие. Некоторые Юльке очень нравились. Но, в общем и целом, она считала мамино увлечение напрасной тратой времени.
– Да.
– Иди посмотри, я нарисовала медведя.
– Сейчас, разденусь, – ответила она, стаскивая сапоги.
Она сняла шубку и глянула в зеркало. Губы ее еще горели, хотя прошло почти два часа с того времени, как они расстались с Егором. Но, вроде как, в глаза это не бросалось.
Юлька зашла в комнату к маме.
– Ну, где медведь?
Мама торжественно повернула к ней монитор. Медведь был похож. Можно сказать, как живой.
– Ну, он же совсем не страшный! – разочарованно протянула Юлька.
– Это добрый медведь. Это не тот медведь, который приходил к нам на дачу.
– А знаешь, мне недавно снился добрый медведь, – сказала Юлька.
– Правда? Если девушке сниться медведь, это к появлению у нее жениха.
– Мама. Жених – это не модно.
– Знаю-знаю. Но от слова «бой-френд» меня с души воротит.
– Меня тоже, – согласилась Юлька, – пойдем попьем чаю, я тебе что-то расскажу.
Едва она вышла на свет, мама тут же всплеснула руками:
– А что у тебя с лицом?
– А что? – испугалась Юлька. Неужели так заметно, что она целовалась?
– Посмотри, щека оцарапана, губы обветрились…
– Как оцарапана?
– Очень просто, посмотри! – она толкнула Юльку в ванную, к зеркалу. И точно. И как это Юлька не заметила сразу? Царапина была длинной, скорей даже не царапина а ссадина.
– Ну и? – спросила мама.
– Пойдем на кухню. Я все расскажу, – сдалась Юлька. Сперва она не собиралась рассказывать маме подробностей, но поняла, что соврать все равно не сможет. А поделиться с кем-то ей было просто необходимо.
– Мама, я была у Егора, – начала она, собравшись с духом.
– Ну ты даешь! – мама откинулась на стуле и хлопнула ладонью по столу.
– Мамочка, все же хорошо закончилось!
– А что, могло закончиться плохо? И потом, что по твоему «хорошо»?
– Ты не перебивай меня. Я же сказала, что все расскажу.
– Поехала без приглашения к человеку. К мужчине! Он живет один, что он про тебя должен был подумать? И чем это, по-твоему, должно было закончится? Ты книжек не читаешь и телевизора не смотришь, можно подумать!
– Мамочка, он не такой.
Мама рассмеялась.
– Мне очень понравился Егор, он хороший парень. И я не сомневаюсь, что «он не такой». Но, видишь ли, ребеночек, он нормальный мужчина. Совсем взрослый. Ты ставишь его в неловкое положение, оказываясь с ним наедине.
– Мама, я чуть не замерзла, пока его ждала. Я уснула у него на крыльце. А он… Он меня спас.
Мама вдруг побледнела, как полотно и прикрыла рукой рот.
– Он раздел меня догола, положил перед печкой, и растирал спиртом, пока я не согрелась.
– Юлька! Ты с ума сошла! Как ты… Да ты понимаешь, что ты говоришь? Ты мне это говоришь? Как это ты чуть не замерзла? Ты что, холода не чувствовала? Ты что, не знаешь, что на морозе надо двигаться?
– Я случайно. Я сидела-сидела, и уснула… – прошептала Юлька виновато.
Мамины глаза наполнились слезами.
– Да я теперь… Я… – она заплакала. Юлька никогда не видела, как мама плачет. Ей стало так неловко, и в то же время так грустно. Если бы она умерла, чтобыло бы с мамой? С папой?
Она тоже разрыдалась и кинулась к маме на шею.
– Мамочка! Мамочка, я не хотела! Я честное слово не хотела! Я больше никогда так не сделаю, я тебе обещаю!
Мама всхлипнула и прижала ее к себе.
– Девочка моя, да ты представляешь себе, чтобыло бы с нами? Да я даже подумать боюсь о том, что с тобой может что-нибудь случиться!
– Мамочка, не плачь, пожалуйста! Все же хорошо! Я живая и здоровая! Я даже не простыла.
– Точно? – мама подняла ее подбородок и улыбнулась сквозь слезы.
– Точно, совершенно точно. Смотри, какая я здоровая и веселая!
Мама снова улыбнулась и усадила ее рядом с собой.
– Ну, тогда рассказывай дальше. Значит, бедный мальчик вынужден был тебя растирать спиртом, а ты валялась вся такая расслабленная и томная на кровати перед ним?
– Мама! – Юлька покраснела, – я ничего не помню. Верней, помню, но очень смутно. Что меня куда-то несут, раздевают, потом трут, очень больно, между прочим.
– Так тебе и надо. Надо было еще отшлепать как следует.
– И потом, когда я поняла, что происходит, я сразу его выгнала и велела дать мне одежду.
– Тоже неплохо. Человек жизнь тебе спасает, а ты пришла в себя и выгнала! – мама рассмеялась.
– Ну… – Юлька запнулась, – мне стало стыдно. Но, мама, ты поняла, что он не такой?
– Да поняла, поняла. Я это давно поняла. Просто некрасиво пользоваться его порядочностью, вот и все. Он видит, что ты хорошая, чистая девочка, поэтому ничего плохого без твоего согласия не позволит. Но, скажи мне, как он должен понимать твое поведение? Если бы на его месте был кто-то другой, он бы подумал, что ты хочешь… ну, как бы это правильно сказать…
– Интима? – спросила Юлька, подобрав самое мягкое слово для того, о чем говорила мама.
– Да. Вы сейчас, конечно, к этому свободно относитесь… Но…
– Мамочка, ты сама говорила мне, что этим можно заниматься по любви.
– Да, но… Ты что, Юлька? Уже?
– Нет, нет… Все в порядке. Просто, если бы он мне это предложил, я бы согласилась…
– А не рано?
– Мама! Мне уже восемнадцать лет!
– Нет, я не о возрасте. Ты не боишься, что это разрушит ваши с ним отношения? Так бывает очень часто. Это ведь не так просто, как кажется. Это шок. Для тебя в первую очередь. Нужно очень сильно любить человека, чтобы это не стало шоком. Ты уверена, что любишь его так сильно?
Юлька мечтательно закатила глаза.
– Мамочка, я очень-очень его люблю. Он самый лучший…
– А он тебя?
Тут Юлька помрачнела.
– Он мне, конечно, ничего не говорил… Но он купил мобильник, чтобы мне звонить. И он… целовал меня. Он ни разу меня даже не обнял, когда мы были у него дома, и я думала, что я ему совсем не нравлюсь, и что я напрасно приехала. Но когда он привез меня на станцию, то там меня поцеловал.
Мама вздохнула.
– Ну, если целовал, значит все в порядке. Это все равно, что говорил. У него что, машина? Раз на станцию привез.
– У него мотоцикл. Только не такой, как сейчас у всех, а старый, с коляской. Огромный такой. Мам, а почему он поцеловал меня только на станции? Как ты думаешь?
Мама усмехнулась и покачала головой:
– Потому что он «не такой», как ты изволила выразиться. В отличие от тебя, он прекрасно понимает, чем может закончиться ваша встреча, если он позволит себе расслабиться.
Засыпая, Юлька подумала, что не доживет до девятого числа. И что можно попробовать выучить все билеты за завтрашний день, чтобы освободиться к седьмому.
А шестого под вечер ей стало очень грустно. Она вспоминала Егора не затаив дыхание и обмирая от счастья, а с болью и тоской. Как будто они больше никогда не увидятся. Как будто произошло что-то непоправимое. Или произойдет. Ей было так грустно, что она поплакала, бросила учебники и сидела за столом, положив голову на кулаки. И вспоминала Егора – его голос, его улыбку, его руки. И от этих воспоминаний было еще горше, еще страшней – а вдруг с ним что-нибудь случилось?
Она вынула из сумочки мобильник и посмотрела на сообщение, которое он ей прислал, когда тренировался. «Я буду ждать». Он ее ждет, а она тут сидит со своими гнусными беспозвоночными – вот ведь мерзкие твари – и не едет.
Юлька подумала секунду, а потом набрала SMS: «Я приеду 7. С е д ь м о г о». И отправила. Но сообщения о доставке не пришло ни через пять минут, ни через час.
Она вернулась к учебникам, сжала зубы и решила, что выучит все билеты сегодня. Потому что если она плохо сдаст экзамен, мама с папой будут думать, что это из-за Егора. А ей не хотелось, чтобы ее родители подумали про него плохо. Тем более что он ни в чем не виноват, она сама не может так долго без него прожить.
Юлька просидела над билетами до трех часов ночи, но сообщения о доставке так и не пришло. «Ничего, – решила она, – завтра утром Егор наверняка его получит. Не может не получить». Почти все вопросы она выучила, ну, или просмотрела. Кроме тех, которых не нашла в учебниках. Все вопросы вообще знать невозможно, нужно надеяться, что они на экзамене ей не попадутся.
Она проспала до половины девятого и вскочила в ужасе: проспала! Последняя электричка перед перерывом уходила в девять, а следующая – только в три часа. Она и забыла, что седьмое выходной, и электрички ходят по воскресному расписанию. Поэтому быстро собралась, оделась и выбежала из дома, пока мама не заметила, что она уходит. Но оставила маме записку: «Я поехала к Егору». Ей было стыдно врать.
Она вбежала в последнюю дверь последнего вагона за пару секунд до отправления и перевела дух. Сообщения о доставке так и не было. Юлька написала еще одну SMSку: «Выехала на 9-15» и снова подождала. Сообщения о доставки опять не пришло.
Всю дорогу она рассматривала телефон, но он молчал. Сеть то пропадала, то появлялась снова, а сообщений так и не было.
«Ну и что! – решила Юлька, – теперь я знаю, где он живет. И замерзать не собираюсь. Тем более что сегодня теплей, чем позавчера. И если он не в сети, то наверняка дома».
Она вышла из электрички уверенно и спокойно. Послала еще одну SMSку: «Я приехала. Иду к тебе». Зашла в магазин и купила свой любимый медовик к чаю – в прошлый раз у Егора были только сушки и борщ.
Когда вдоль дороги потянулись детские сады, навстречу ей попалась женщина, которая пристально на нее посмотрела, а потом решилась и окликнула ее:
– Не ходи туда, детонька. Медведь-людоед по лесу ходит, а ты одна идешь.
Юлька вежливо кивнула, поблагодарила ее и ответила, что ей недалеко. И со смехом пошла дальше. Неужели ее мог остановить какой-то медведь? Почти у самого автобусного кольца ее догнал мужчина с двустволкой на плече.
– Девушка, – окликнул он ее, и она подпрыгнула от неожиданности.
– Ну что ж вы так пугаетесь?
– Извините, – Юлька улыбнулась, – я не ожидала кого-то здесь увидеть.
– А куда же вы идете совсем одна? – спросил он.
– Я? – Юлька растерялась, – я – туда.
Она махнула рукой в сторону гнутой березы.
– И я туда. Можем пойти вместе. И вам не страшно, и мне веселей.
Юлька кивнула и обрадовалась. Конечно, она легко отмахнулась от предупреждения доброй женщины, но все равно ей было страшновато одной. А у мужчины имелась двустволка, даже если медведь и появится, его наверняка можно будет застрелить. Они свернули на лесную дорогу.
– Подождите, – попросила Юлька, – я сейчас сообщение отправлю.
И набрала: «Я у гнутой березы. Меня провожает дяденька с ружьем. За меня не бойся». Сообщение получилось длинное и ушло в два приема. Ну и пусть Егор их не получает. Она все равно напишет. На всякий случай.
– Вы, наверное, к Егору приехали?
Юлька опять смутилась, но смело ответила:
– Да, а как вы догадались?
– А там больше никто не живет. И я к нему иду, дело у меня есть.
– А какое? – не очень вежливо спросила Юлька.
– Да про охоту на медведя надо потолковать. Вы слышали, что здесь медведь-людоед появился?
– Да. Я даже видела его следы, два раза. И еще он приходил к нам на дачу и ломился в окна.
– А где ваша дача?
– В Белицах.
– Хорошее место, – кивнул мужчина, – а от реки далеко?
– Нет, метров пятьсот всего. И лес рядом.
– Да, неплохо. А с Егором как познакомились?
Юлька подумала, что если он знает Егора, то не стоит ему об этом рассказывать – вдруг, Егору это не понравится.
– Так, случайно, – ответила она уклончиво и спросила, чтобы сменить тему, – а вы охотник?
– Да.
– А на кого вы охотились?
– На медведей.
– Правда? Здесь же нет медведей.
– А я в Карелии охочусь, в пограничной зоне. Красивые места, природа дикая совершенно.
– И как, трудно убить медведя?
– И да, и нет. По-разному, – он пожал плечами, но в его глазах Юлька увидела веселый огонек, хитринку.
– Расскажите, пожалуйста! Я никогда не видела охотников на медведей!
– А медведя видели?
– Видела, конечно. В зоопарке, в цирке, а еще в Александровском саду, там их иностранцам показывают.
– Ну, это не медведи, так, название одно. Хотите на настоящего медведя посмотреть?
Юлька пожала плечами и усмехнулась:
– А где вы его возьмете, настоящего-то?
Ей почему-то стало тревожно.
– Может, он сейчас из леса навстречу нам выйдет? – засмеялся ее провожатый.
– Но если он сейчас выйдет, вы же его застрелите, правда?
Мужчина неопределенно пожал плечами.
– И потом, что он дурак что ли прямо на человека с ружьем выходить? Медведи вообще людей боятся, – рассудила Юлька вслух.
– Обычные боятся, а людоеды – нет, – мужчина усмехнулся как-то уж очень недобро.
Юлькина тревога не проходила. Она не понимала почему. Все было хорошо – солнечный день, рядом надежный, вооруженный человек. А до дома Егора рукой подать. Может быть, она так сильно испугалась, когда медведь ночью ходил вокруг их дома и стучал лапами в окна? И теперь всякое воспоминание о медведе вызывает у нее ужас?
– Ну что, боитесь медведя? – на этот раз ее спутник улыбнулся по-доброму и подмигнул ей.
– Если честно, очень боюсь. Моя мама чуть не впустила его в дом, когда он ночью… – она осеклась.
«Не открывайте! Это не человек!» – крикнул тогда Егор. И у Юльки подкосились ноги. Она инстинктивно шарахнулась в сторону от своего провожатого, но было поздно.
Над ней громадной бурой горой возвышался медведь. Она запрокинула голову, отшатнулась и подняла руку, пытаясь защититься. И увидела его морду. Размером с телевизор. И громадные желтые клыки, со средний палец длиной. Медведь поднял вверх лапы, нависая над ней, и заревел. Юлька еще секунду смотрела на него, разглядывая когти, а потом обмякла и упала в снег.
Берендея разбудил Михалыч.
– Это ты сожрал весь пирог с мясом? – спросил он, открыв двери и подпирая косяк.
– Там борщ в подполе стоит, – ответил Берендей и повернулся со спины набок.
– Да твоему борщу уже вторая неделя, ты меня еще перед Новым годом на борщ звал.
– А чего ему сделается-то?
– Ты вставай давай. Докторша велела к двенадцати на перевязку тебя везти.
Берендей повернул голову и глянул на часы. Было без двадцати одиннадцать. Он хотел сладко потянуться, но правое плечо неожиданно отозвалось острой болью, и он вспомнил вчерашний день. Такой длинный вчерашний день.
Он слышал, как Михалыч открыл подпол и загремел поварешкой. Берендей сжал в кулаке оберег, который вчера повесил себе на грудь – кусок вязаного полотна в полиэтиленовом мешочке. Ему было очень интересно, неужели это и вправду может сработать? Верилось в это с трудом, но надежда все-таки оставалась. Отец говорил, что когда-то все берендеи умели колдовать, но это было очень давно, книг в те времена не писали.
Он поднялся и потопал на улицу. Воды, конечно, он вчера не принес, и уже собирался одеваться и идти к колодцу, как увидел на крыльце два полных ведра. Он подхватил одно из них и выскочил на снег.
– Куда! – крикнул Михалыч, выглянув из сеней.
– Чего? – не понял Берендей, уже поднявший ведро с водой.
– Повязку намочишь! Иди сюда, в полиэтилен ее заверну.
Пришлось вернуться в дом и только потом выйти снова. От этого, кстати, можно было и простыть. Одно дело – мгновенно облиться, и другое – шастать по морозу туда-сюда. Впрочем, Берендей никогда еще не простужался.
Он вылили на себя ведро с ледяной водой и встряхнулся: дыхание перехватило, сердце стукнуло в голову, кожа мгновенно зарумянилась и сна как не бывало. Он взлетел на крыльцо и вбежал в кухню.
– Ну что, взбодрился? – спросил Михалыч, уплетая разогретый борщ.
Берендей сорвал полотенце с крючка у раковины и растерся, от чего и без того согретая кожа загорелась огнем.
– Ну, – ответил он Михалычу и пошел одеваться.
– И с мокрой головой без шапки поедешь, – недовольно крикнул Михалыч ему вслед.
– Михалыч, ты видел, чтобы я когда-нибудь простудился?
– Не, не видел, – согласился Михалыч, – но все до поры. Батька бы, небось, без шапки на мороз тебя не отпустил!
– А батьку моего ты в шапке когда-нибудь видел?
– Не видел. Но он был как дуб столетний! А ты еще пацан зеленый.
Берендей вышел в кухню и взял зубную щетку:
– Батька и был как дуб столетний, потому что с малолетства холода не берегся. И меня приучил.
Он сунул в рот щетку и отвернулся.
– Да ладно, не злись. Борща лучше поешь.
Берендей промычал в ответ:
– Угу.
– Остывает уже.
Они выехали в поселок без четверти двенадцать. Погода было отличная. Берендей подумал, что после перевязки позвонит Юльке. Обязательно позвонит. А она наверняка сразу узнает о том, что он в поселке. Если, конечно, посылала ему SMSки. Он надеялся, что посылала. У него сжалось сердце. Он нажал на газ, и Михалыч недовольно замахал руками из коляски.
Они проехали под гнутой березой и повернули на асфальт. И через двести метров мобильник за пазухой с левой стороны завибрировал. А потом еще и еще.
Берендей хотел доехать до больницы, и только потом посмотреть, что она ему написала, но не удержался. Остановился и заглушил мотор.
– Что встал? – спросил Михалыч.
– Сейчас, подожди, – Берендей вытащил из-за пазухи мобильник и начал вспоминать, что надо сделать. На экране свелось: «четыре непрочитанных сообщения».
– У… – протянул Михалыч, – точно девчонку завел.
Берендей промолчал и прочитал первое сообщение. «Я приеду 7. С е д ь м о г о». Он нахмурился.
– Михалыч, седьмое сегодня?
– Да, сегодня.
– Хорошо, что не вчера.
Он открыл следующее. «Выехала на 9-15». В девять пятнадцать! Это она уже должна была дойти до него. Если, конечно не останавливалась по дороге. «Я приехала. Иду к тебе» – прочитал он дальше. И заметил, что внизу указано время отправки: 10–55.
– Она уже должна быть здесь! – не удержался и крикнул он.
Берендей прочитал последнее сообщение. «Я у гнутой березы. Меня провожает дяденька с ружьем. За меня не бойся».
– Михалыч… – прошептал он, – Михалыч, она пишет, что она у гнутой березы…
Он глянул на время отправки: 11–34. Он посмотрел на часы: 11–52. Она написала это меньше двадцати минут назад! Они должны были встретить ее по дороге. Погодите, а какой дяденька с ружьем?
– Заклятый… – прошептал он и помертвел.
– Что? – спросил Михалыч.
– Михалыч, ты был прав! Ты сто раз был прав, а я, как дурак, смеялся над тобой. Он оборотень, я всегда знал, что он оборотень! Михалыч, она пишет, что ее провожает дяденька с ружьем! Ты понимаешь, что это значит? Это же мое ружье!
Берендей рывком развернул тяжелую махину мотоцикла на сто восемьдесят градусов, вскочил в седло и сорвался с места так, что из-под колес вылетел веер снежных комьев. Михалыч откинулся назад и схватился за обе ручки коляски. Берендей повернул, не снижая скорости, и мотоцикл чуть не завалился набок. И тут же затормозил. Михалыч держался крепко.
– Слышь-ка, Егор…
Берендей его не слушал. Он спрыгнул с мотоцикла и почти бегом кинулся по дороге к дому, петляя с одной стороны на другую, чтобы не пропустить следов.
– Погодь. Я тебе что скажу. Да не бежи ты так, я старый уже!
Берендей остановился.
– Быстрей, Михалыч.
– Никогда медведь женщин не ест. Сколько случаев слыхал – никогда такого не было. Он их для другого ворует…
– Для чего это? – спросил Берендей и понял. Понял, и обмер.
– Ну что ты побелел так?
Дыхания не было. Он стиснул кулаки и заскрипел зубами.
– Я его найду, – Берендей постарался вдохнуть.
– Куда? Один? Ни лыж, ни оружия!
– Все равно, – Берендей развернулся и побежал по дороге вперед.
– Дурак, меня погоди! Я тоже, чай, не лыком шит!
Но Берендей не мог его ждать.
Он увидел след очень быстро. Медвежий след. Но крови не было, значит, оставалась надежда. Он скинул ватник. Надежда на свои быстрые ноги и крепкие легкие. Он рванул в лес, продрался сквозь кусты у края дороги, и побежал. Так быстро он не бегал даже когда в новогоднюю ночь удирал от Заклятого.
Заклятый шел на юго-запад, удаляясь от поселка. Не петляя. И он не спешил – следы задних лап не перекрывали передних. Берендей бежал. Быстрей бежать он не мог, но ему очень хотелось. Глубокий снег, слишком глубокий! Он не был спринтером, он был вынослив, и в ровном темпе мог преодолевать огромные дистанции. Но слишком быстрый темп мог свалить и его. Он старался держать дыхание, но все время сбивался, потому что мысли о Заклятом и о Юльке как будто перекрывали ему кислород.
На кусте мелькнул яркий комочек шерсти рыжего цвета: у Юльки была лисья шубка. Он тащит ее как мешок, и не видит, что она цепляется одеждой за ветки! Дыхания не хватало. Ноги еще могли бежать, а легкие не выдерживали. Он не ожидал, что выдохнется так быстро. Просто забыл, что вчера потерял много крови, и дело вовсе не в дыхании. Но если дыхания не хватит, то и ноги дальше не понесут, едва недостаток кислорода скажется на работе мышц. Берендей чуть сбросил скорость. И тут заметил, что медвежьи следы превратились в человеческие. И он снова побежал изо всех сил, на бегу разрывая воротник свитера. Не надо было так глубоко прятать оберег. Теперь все зависело от того, обернется Заклятый или останется человеком.
Берендей подумал, что ломится через лес как лось, и его слышно за несколько километров. Он замедлил скорость, и начал двигаться осторожней. Они были близко, он чувствовал, что они близко. Ему казалось, что он слышит запах Заклятого. И вскоре действительно его услышал. И запах Юльки – молочный, теплый, еле слышный, дурманящий голову. Берендей перешел на осторожный шаг. Он подкрадывался тихо: если Заклятый увидит его первым, он обернется. Он стиснул оберег в кулаке и старался дышать как можно реже и спокойней. А это было нелегко.
На снегу появились несколько маленьких следов Юлькиных сапожек. Так! Значит, до этого он нес ее, а здесь поставил на землю! Через два шага большие и маленькие следы перемешались, как будто они долго топтались на месте. Да это она сопротивлялась! Видимо, до этого она была без сознания, может быть, он ее оглушил, а здесь она очнулась! Маленькие Юлькины следы снова исчезли – он справился с ней и понес дальше. Походка Заклятого изменилась, его пошатывало из стороны в сторону. Она мешала ему!
И тогда он увидел их.
Юлька лежала на снегу, в расстегнутой шубке и как кошка отбивалась от Заклятого. Она молчала, но сопротивлялась бешено и бесстрашно. Заклятый нагибался над ней, пытаясь скрутить ей руки, но она пинала его ногами, и ему никак не удавалась их перехватить.
Берендей сжал оберег еще крепче, вскинул руку с ним вперед, глубоко вдохнул и хрипло крикнул, собрав все силы:
– На час!
Заклятый оставил Юльку и повернулся к нему лицом. И захохотал. Берендей подходил быстро, и увидел, что двустволку Заклятый приставил к дереву, шагах в пяти от себя. Впрочем, он не боялся Берендея и без двустволки. Он был здоровым, матерым мужчиной. Ростом выше, чем метр девяносто. Очень широк в плечах. И весил раза в полтора больше Берендея. Берендей пожалел, что не выломал хотя бы палки. У него не было с собой ничего, ни одного тяжелого предмета. Даже ключа, чтобы мог послужить кастетом.
И его залил восторг. Как и всегда, когда он становился бером. Чувства его в медвежьем облике были намного сильней – и страх, и радость, и любовь. И мыслям справится с чувствами было намного сложней. Но этому-то он и учился с раннего детства. Этим-то и отличался от Заклятого – сохранять ясность мыслей, когда чувства стараются их заглушить.
Ему непременно захотелось зайти в зимний лес – принюхаться, осмотреться. Лес манил, звал, обещал много интересного и приятного. Он был еще медвежонком – любопытным и игривым. А через минуту пришел голод. Голод грызущий, мучительный, непреодолимый. А вслед за голодом – злоба. Берендей опустился на четыре лапы и осмотрел двор – чего бы съесть? Из-за стены дома доносился храп Михалыча.
Берендей мотнул головой и поднялся на крыльцо. Его дело обнюхать свитер и вернуться домой. Он нагнулся над правым рукавом: пахло бером, и кровью бера. И его собственной кровью. А еще овечьей шерстью, и мылом, и потом. Он тщательно вынюхал рукав сверху донизу. Кровь смешалась, в этом не было никаких сомнений. И при этом в нее вплелся какой-то новый запах, не присущий ни крови Заклятого, ни крови Берендея по отдельности. Ниже локтя и до середины предплечья.
Берендей поднял тяжелую голову и снова глянул в лес. И вернулся в человеческий облик. Ему не понравилось оборачиваться зимой. И голод не оставил его. Он вспомнил, что завтракал сытно, но легко, потому что собирался на охоту. А после этого съел только гранат, очищенный Михалычем.
Он открыл замок и вернулся в кухню. Оберег подождет. Михалыч говорил что-то про пирог с мясом.
Юлька вернулась домой поздно. Она оставляла записку, что уехала к Людмиле готовиться к экзамену, поэтому рано ее никто и не ждал. Ей просто повезло, что Людмила ни разу не позвонила ей на домашний телефон. Верней, повезло ее родителям.
– Юлька, это ты? – спросила мама из комнаты. Она опять сидела за компьютером и рисовала свои дурацкие картинки. Впрочем, нет, не совсем дурацкие. Некоторые Юльке очень нравились. Но, в общем и целом, она считала мамино увлечение напрасной тратой времени.
– Да.
– Иди посмотри, я нарисовала медведя.
– Сейчас, разденусь, – ответила она, стаскивая сапоги.
Она сняла шубку и глянула в зеркало. Губы ее еще горели, хотя прошло почти два часа с того времени, как они расстались с Егором. Но, вроде как, в глаза это не бросалось.
Юлька зашла в комнату к маме.
– Ну, где медведь?
Мама торжественно повернула к ней монитор. Медведь был похож. Можно сказать, как живой.
– Ну, он же совсем не страшный! – разочарованно протянула Юлька.
– Это добрый медведь. Это не тот медведь, который приходил к нам на дачу.
– А знаешь, мне недавно снился добрый медведь, – сказала Юлька.
– Правда? Если девушке сниться медведь, это к появлению у нее жениха.
– Мама. Жених – это не модно.
– Знаю-знаю. Но от слова «бой-френд» меня с души воротит.
– Меня тоже, – согласилась Юлька, – пойдем попьем чаю, я тебе что-то расскажу.
Едва она вышла на свет, мама тут же всплеснула руками:
– А что у тебя с лицом?
– А что? – испугалась Юлька. Неужели так заметно, что она целовалась?
– Посмотри, щека оцарапана, губы обветрились…
– Как оцарапана?
– Очень просто, посмотри! – она толкнула Юльку в ванную, к зеркалу. И точно. И как это Юлька не заметила сразу? Царапина была длинной, скорей даже не царапина а ссадина.
– Ну и? – спросила мама.
– Пойдем на кухню. Я все расскажу, – сдалась Юлька. Сперва она не собиралась рассказывать маме подробностей, но поняла, что соврать все равно не сможет. А поделиться с кем-то ей было просто необходимо.
– Мама, я была у Егора, – начала она, собравшись с духом.
– Ну ты даешь! – мама откинулась на стуле и хлопнула ладонью по столу.
– Мамочка, все же хорошо закончилось!
– А что, могло закончиться плохо? И потом, что по твоему «хорошо»?
– Ты не перебивай меня. Я же сказала, что все расскажу.
– Поехала без приглашения к человеку. К мужчине! Он живет один, что он про тебя должен был подумать? И чем это, по-твоему, должно было закончится? Ты книжек не читаешь и телевизора не смотришь, можно подумать!
– Мамочка, он не такой.
Мама рассмеялась.
– Мне очень понравился Егор, он хороший парень. И я не сомневаюсь, что «он не такой». Но, видишь ли, ребеночек, он нормальный мужчина. Совсем взрослый. Ты ставишь его в неловкое положение, оказываясь с ним наедине.
– Мама, я чуть не замерзла, пока его ждала. Я уснула у него на крыльце. А он… Он меня спас.
Мама вдруг побледнела, как полотно и прикрыла рукой рот.
– Он раздел меня догола, положил перед печкой, и растирал спиртом, пока я не согрелась.
– Юлька! Ты с ума сошла! Как ты… Да ты понимаешь, что ты говоришь? Ты мне это говоришь? Как это ты чуть не замерзла? Ты что, холода не чувствовала? Ты что, не знаешь, что на морозе надо двигаться?
– Я случайно. Я сидела-сидела, и уснула… – прошептала Юлька виновато.
Мамины глаза наполнились слезами.
– Да я теперь… Я… – она заплакала. Юлька никогда не видела, как мама плачет. Ей стало так неловко, и в то же время так грустно. Если бы она умерла, чтобыло бы с мамой? С папой?
Она тоже разрыдалась и кинулась к маме на шею.
– Мамочка! Мамочка, я не хотела! Я честное слово не хотела! Я больше никогда так не сделаю, я тебе обещаю!
Мама всхлипнула и прижала ее к себе.
– Девочка моя, да ты представляешь себе, чтобыло бы с нами? Да я даже подумать боюсь о том, что с тобой может что-нибудь случиться!
– Мамочка, не плачь, пожалуйста! Все же хорошо! Я живая и здоровая! Я даже не простыла.
– Точно? – мама подняла ее подбородок и улыбнулась сквозь слезы.
– Точно, совершенно точно. Смотри, какая я здоровая и веселая!
Мама снова улыбнулась и усадила ее рядом с собой.
– Ну, тогда рассказывай дальше. Значит, бедный мальчик вынужден был тебя растирать спиртом, а ты валялась вся такая расслабленная и томная на кровати перед ним?
– Мама! – Юлька покраснела, – я ничего не помню. Верней, помню, но очень смутно. Что меня куда-то несут, раздевают, потом трут, очень больно, между прочим.
– Так тебе и надо. Надо было еще отшлепать как следует.
– И потом, когда я поняла, что происходит, я сразу его выгнала и велела дать мне одежду.
– Тоже неплохо. Человек жизнь тебе спасает, а ты пришла в себя и выгнала! – мама рассмеялась.
– Ну… – Юлька запнулась, – мне стало стыдно. Но, мама, ты поняла, что он не такой?
– Да поняла, поняла. Я это давно поняла. Просто некрасиво пользоваться его порядочностью, вот и все. Он видит, что ты хорошая, чистая девочка, поэтому ничего плохого без твоего согласия не позволит. Но, скажи мне, как он должен понимать твое поведение? Если бы на его месте был кто-то другой, он бы подумал, что ты хочешь… ну, как бы это правильно сказать…
– Интима? – спросила Юлька, подобрав самое мягкое слово для того, о чем говорила мама.
– Да. Вы сейчас, конечно, к этому свободно относитесь… Но…
– Мамочка, ты сама говорила мне, что этим можно заниматься по любви.
– Да, но… Ты что, Юлька? Уже?
– Нет, нет… Все в порядке. Просто, если бы он мне это предложил, я бы согласилась…
– А не рано?
– Мама! Мне уже восемнадцать лет!
– Нет, я не о возрасте. Ты не боишься, что это разрушит ваши с ним отношения? Так бывает очень часто. Это ведь не так просто, как кажется. Это шок. Для тебя в первую очередь. Нужно очень сильно любить человека, чтобы это не стало шоком. Ты уверена, что любишь его так сильно?
Юлька мечтательно закатила глаза.
– Мамочка, я очень-очень его люблю. Он самый лучший…
– А он тебя?
Тут Юлька помрачнела.
– Он мне, конечно, ничего не говорил… Но он купил мобильник, чтобы мне звонить. И он… целовал меня. Он ни разу меня даже не обнял, когда мы были у него дома, и я думала, что я ему совсем не нравлюсь, и что я напрасно приехала. Но когда он привез меня на станцию, то там меня поцеловал.
Мама вздохнула.
– Ну, если целовал, значит все в порядке. Это все равно, что говорил. У него что, машина? Раз на станцию привез.
– У него мотоцикл. Только не такой, как сейчас у всех, а старый, с коляской. Огромный такой. Мам, а почему он поцеловал меня только на станции? Как ты думаешь?
Мама усмехнулась и покачала головой:
– Потому что он «не такой», как ты изволила выразиться. В отличие от тебя, он прекрасно понимает, чем может закончиться ваша встреча, если он позволит себе расслабиться.
Засыпая, Юлька подумала, что не доживет до девятого числа. И что можно попробовать выучить все билеты за завтрашний день, чтобы освободиться к седьмому.
А шестого под вечер ей стало очень грустно. Она вспоминала Егора не затаив дыхание и обмирая от счастья, а с болью и тоской. Как будто они больше никогда не увидятся. Как будто произошло что-то непоправимое. Или произойдет. Ей было так грустно, что она поплакала, бросила учебники и сидела за столом, положив голову на кулаки. И вспоминала Егора – его голос, его улыбку, его руки. И от этих воспоминаний было еще горше, еще страшней – а вдруг с ним что-нибудь случилось?
Она вынула из сумочки мобильник и посмотрела на сообщение, которое он ей прислал, когда тренировался. «Я буду ждать». Он ее ждет, а она тут сидит со своими гнусными беспозвоночными – вот ведь мерзкие твари – и не едет.
Юлька подумала секунду, а потом набрала SMS: «Я приеду 7. С е д ь м о г о». И отправила. Но сообщения о доставке не пришло ни через пять минут, ни через час.
Она вернулась к учебникам, сжала зубы и решила, что выучит все билеты сегодня. Потому что если она плохо сдаст экзамен, мама с папой будут думать, что это из-за Егора. А ей не хотелось, чтобы ее родители подумали про него плохо. Тем более что он ни в чем не виноват, она сама не может так долго без него прожить.
Юлька просидела над билетами до трех часов ночи, но сообщения о доставке так и не пришло. «Ничего, – решила она, – завтра утром Егор наверняка его получит. Не может не получить». Почти все вопросы она выучила, ну, или просмотрела. Кроме тех, которых не нашла в учебниках. Все вопросы вообще знать невозможно, нужно надеяться, что они на экзамене ей не попадутся.
Она проспала до половины девятого и вскочила в ужасе: проспала! Последняя электричка перед перерывом уходила в девять, а следующая – только в три часа. Она и забыла, что седьмое выходной, и электрички ходят по воскресному расписанию. Поэтому быстро собралась, оделась и выбежала из дома, пока мама не заметила, что она уходит. Но оставила маме записку: «Я поехала к Егору». Ей было стыдно врать.
Она вбежала в последнюю дверь последнего вагона за пару секунд до отправления и перевела дух. Сообщения о доставке так и не было. Юлька написала еще одну SMSку: «Выехала на 9-15» и снова подождала. Сообщения о доставки опять не пришло.
Всю дорогу она рассматривала телефон, но он молчал. Сеть то пропадала, то появлялась снова, а сообщений так и не было.
«Ну и что! – решила Юлька, – теперь я знаю, где он живет. И замерзать не собираюсь. Тем более что сегодня теплей, чем позавчера. И если он не в сети, то наверняка дома».
Она вышла из электрички уверенно и спокойно. Послала еще одну SMSку: «Я приехала. Иду к тебе». Зашла в магазин и купила свой любимый медовик к чаю – в прошлый раз у Егора были только сушки и борщ.
Когда вдоль дороги потянулись детские сады, навстречу ей попалась женщина, которая пристально на нее посмотрела, а потом решилась и окликнула ее:
– Не ходи туда, детонька. Медведь-людоед по лесу ходит, а ты одна идешь.
Юлька вежливо кивнула, поблагодарила ее и ответила, что ей недалеко. И со смехом пошла дальше. Неужели ее мог остановить какой-то медведь? Почти у самого автобусного кольца ее догнал мужчина с двустволкой на плече.
– Девушка, – окликнул он ее, и она подпрыгнула от неожиданности.
– Ну что ж вы так пугаетесь?
– Извините, – Юлька улыбнулась, – я не ожидала кого-то здесь увидеть.
– А куда же вы идете совсем одна? – спросил он.
– Я? – Юлька растерялась, – я – туда.
Она махнула рукой в сторону гнутой березы.
– И я туда. Можем пойти вместе. И вам не страшно, и мне веселей.
Юлька кивнула и обрадовалась. Конечно, она легко отмахнулась от предупреждения доброй женщины, но все равно ей было страшновато одной. А у мужчины имелась двустволка, даже если медведь и появится, его наверняка можно будет застрелить. Они свернули на лесную дорогу.
– Подождите, – попросила Юлька, – я сейчас сообщение отправлю.
И набрала: «Я у гнутой березы. Меня провожает дяденька с ружьем. За меня не бойся». Сообщение получилось длинное и ушло в два приема. Ну и пусть Егор их не получает. Она все равно напишет. На всякий случай.
– Вы, наверное, к Егору приехали?
Юлька опять смутилась, но смело ответила:
– Да, а как вы догадались?
– А там больше никто не живет. И я к нему иду, дело у меня есть.
– А какое? – не очень вежливо спросила Юлька.
– Да про охоту на медведя надо потолковать. Вы слышали, что здесь медведь-людоед появился?
– Да. Я даже видела его следы, два раза. И еще он приходил к нам на дачу и ломился в окна.
– А где ваша дача?
– В Белицах.
– Хорошее место, – кивнул мужчина, – а от реки далеко?
– Нет, метров пятьсот всего. И лес рядом.
– Да, неплохо. А с Егором как познакомились?
Юлька подумала, что если он знает Егора, то не стоит ему об этом рассказывать – вдруг, Егору это не понравится.
– Так, случайно, – ответила она уклончиво и спросила, чтобы сменить тему, – а вы охотник?
– Да.
– А на кого вы охотились?
– На медведей.
– Правда? Здесь же нет медведей.
– А я в Карелии охочусь, в пограничной зоне. Красивые места, природа дикая совершенно.
– И как, трудно убить медведя?
– И да, и нет. По-разному, – он пожал плечами, но в его глазах Юлька увидела веселый огонек, хитринку.
– Расскажите, пожалуйста! Я никогда не видела охотников на медведей!
– А медведя видели?
– Видела, конечно. В зоопарке, в цирке, а еще в Александровском саду, там их иностранцам показывают.
– Ну, это не медведи, так, название одно. Хотите на настоящего медведя посмотреть?
Юлька пожала плечами и усмехнулась:
– А где вы его возьмете, настоящего-то?
Ей почему-то стало тревожно.
– Может, он сейчас из леса навстречу нам выйдет? – засмеялся ее провожатый.
– Но если он сейчас выйдет, вы же его застрелите, правда?
Мужчина неопределенно пожал плечами.
– И потом, что он дурак что ли прямо на человека с ружьем выходить? Медведи вообще людей боятся, – рассудила Юлька вслух.
– Обычные боятся, а людоеды – нет, – мужчина усмехнулся как-то уж очень недобро.
Юлькина тревога не проходила. Она не понимала почему. Все было хорошо – солнечный день, рядом надежный, вооруженный человек. А до дома Егора рукой подать. Может быть, она так сильно испугалась, когда медведь ночью ходил вокруг их дома и стучал лапами в окна? И теперь всякое воспоминание о медведе вызывает у нее ужас?
– Ну что, боитесь медведя? – на этот раз ее спутник улыбнулся по-доброму и подмигнул ей.
– Если честно, очень боюсь. Моя мама чуть не впустила его в дом, когда он ночью… – она осеклась.
«Не открывайте! Это не человек!» – крикнул тогда Егор. И у Юльки подкосились ноги. Она инстинктивно шарахнулась в сторону от своего провожатого, но было поздно.
Над ней громадной бурой горой возвышался медведь. Она запрокинула голову, отшатнулась и подняла руку, пытаясь защититься. И увидела его морду. Размером с телевизор. И громадные желтые клыки, со средний палец длиной. Медведь поднял вверх лапы, нависая над ней, и заревел. Юлька еще секунду смотрела на него, разглядывая когти, а потом обмякла и упала в снег.
Берендея разбудил Михалыч.
– Это ты сожрал весь пирог с мясом? – спросил он, открыв двери и подпирая косяк.
– Там борщ в подполе стоит, – ответил Берендей и повернулся со спины набок.
– Да твоему борщу уже вторая неделя, ты меня еще перед Новым годом на борщ звал.
– А чего ему сделается-то?
– Ты вставай давай. Докторша велела к двенадцати на перевязку тебя везти.
Берендей повернул голову и глянул на часы. Было без двадцати одиннадцать. Он хотел сладко потянуться, но правое плечо неожиданно отозвалось острой болью, и он вспомнил вчерашний день. Такой длинный вчерашний день.
Он слышал, как Михалыч открыл подпол и загремел поварешкой. Берендей сжал в кулаке оберег, который вчера повесил себе на грудь – кусок вязаного полотна в полиэтиленовом мешочке. Ему было очень интересно, неужели это и вправду может сработать? Верилось в это с трудом, но надежда все-таки оставалась. Отец говорил, что когда-то все берендеи умели колдовать, но это было очень давно, книг в те времена не писали.
Он поднялся и потопал на улицу. Воды, конечно, он вчера не принес, и уже собирался одеваться и идти к колодцу, как увидел на крыльце два полных ведра. Он подхватил одно из них и выскочил на снег.
– Куда! – крикнул Михалыч, выглянув из сеней.
– Чего? – не понял Берендей, уже поднявший ведро с водой.
– Повязку намочишь! Иди сюда, в полиэтилен ее заверну.
Пришлось вернуться в дом и только потом выйти снова. От этого, кстати, можно было и простыть. Одно дело – мгновенно облиться, и другое – шастать по морозу туда-сюда. Впрочем, Берендей никогда еще не простужался.
Он вылили на себя ведро с ледяной водой и встряхнулся: дыхание перехватило, сердце стукнуло в голову, кожа мгновенно зарумянилась и сна как не бывало. Он взлетел на крыльцо и вбежал в кухню.
– Ну что, взбодрился? – спросил Михалыч, уплетая разогретый борщ.
Берендей сорвал полотенце с крючка у раковины и растерся, от чего и без того согретая кожа загорелась огнем.
– Ну, – ответил он Михалычу и пошел одеваться.
– И с мокрой головой без шапки поедешь, – недовольно крикнул Михалыч ему вслед.
– Михалыч, ты видел, чтобы я когда-нибудь простудился?
– Не, не видел, – согласился Михалыч, – но все до поры. Батька бы, небось, без шапки на мороз тебя не отпустил!
– А батьку моего ты в шапке когда-нибудь видел?
– Не видел. Но он был как дуб столетний! А ты еще пацан зеленый.
Берендей вышел в кухню и взял зубную щетку:
– Батька и был как дуб столетний, потому что с малолетства холода не берегся. И меня приучил.
Он сунул в рот щетку и отвернулся.
– Да ладно, не злись. Борща лучше поешь.
Берендей промычал в ответ:
– Угу.
– Остывает уже.
Они выехали в поселок без четверти двенадцать. Погода было отличная. Берендей подумал, что после перевязки позвонит Юльке. Обязательно позвонит. А она наверняка сразу узнает о том, что он в поселке. Если, конечно, посылала ему SMSки. Он надеялся, что посылала. У него сжалось сердце. Он нажал на газ, и Михалыч недовольно замахал руками из коляски.
Они проехали под гнутой березой и повернули на асфальт. И через двести метров мобильник за пазухой с левой стороны завибрировал. А потом еще и еще.
Берендей хотел доехать до больницы, и только потом посмотреть, что она ему написала, но не удержался. Остановился и заглушил мотор.
– Что встал? – спросил Михалыч.
– Сейчас, подожди, – Берендей вытащил из-за пазухи мобильник и начал вспоминать, что надо сделать. На экране свелось: «четыре непрочитанных сообщения».
– У… – протянул Михалыч, – точно девчонку завел.
Берендей промолчал и прочитал первое сообщение. «Я приеду 7. С е д ь м о г о». Он нахмурился.
– Михалыч, седьмое сегодня?
– Да, сегодня.
– Хорошо, что не вчера.
Он открыл следующее. «Выехала на 9-15». В девять пятнадцать! Это она уже должна была дойти до него. Если, конечно не останавливалась по дороге. «Я приехала. Иду к тебе» – прочитал он дальше. И заметил, что внизу указано время отправки: 10–55.
– Она уже должна быть здесь! – не удержался и крикнул он.
Берендей прочитал последнее сообщение. «Я у гнутой березы. Меня провожает дяденька с ружьем. За меня не бойся».
– Михалыч… – прошептал он, – Михалыч, она пишет, что она у гнутой березы…
Он глянул на время отправки: 11–34. Он посмотрел на часы: 11–52. Она написала это меньше двадцати минут назад! Они должны были встретить ее по дороге. Погодите, а какой дяденька с ружьем?
– Заклятый… – прошептал он и помертвел.
– Что? – спросил Михалыч.
– Михалыч, ты был прав! Ты сто раз был прав, а я, как дурак, смеялся над тобой. Он оборотень, я всегда знал, что он оборотень! Михалыч, она пишет, что ее провожает дяденька с ружьем! Ты понимаешь, что это значит? Это же мое ружье!
Берендей рывком развернул тяжелую махину мотоцикла на сто восемьдесят градусов, вскочил в седло и сорвался с места так, что из-под колес вылетел веер снежных комьев. Михалыч откинулся назад и схватился за обе ручки коляски. Берендей повернул, не снижая скорости, и мотоцикл чуть не завалился набок. И тут же затормозил. Михалыч держался крепко.
– Слышь-ка, Егор…
Берендей его не слушал. Он спрыгнул с мотоцикла и почти бегом кинулся по дороге к дому, петляя с одной стороны на другую, чтобы не пропустить следов.
– Погодь. Я тебе что скажу. Да не бежи ты так, я старый уже!
Берендей остановился.
– Быстрей, Михалыч.
– Никогда медведь женщин не ест. Сколько случаев слыхал – никогда такого не было. Он их для другого ворует…
– Для чего это? – спросил Берендей и понял. Понял, и обмер.
– Ну что ты побелел так?
Дыхания не было. Он стиснул кулаки и заскрипел зубами.
– Я его найду, – Берендей постарался вдохнуть.
– Куда? Один? Ни лыж, ни оружия!
– Все равно, – Берендей развернулся и побежал по дороге вперед.
– Дурак, меня погоди! Я тоже, чай, не лыком шит!
Но Берендей не мог его ждать.
Он увидел след очень быстро. Медвежий след. Но крови не было, значит, оставалась надежда. Он скинул ватник. Надежда на свои быстрые ноги и крепкие легкие. Он рванул в лес, продрался сквозь кусты у края дороги, и побежал. Так быстро он не бегал даже когда в новогоднюю ночь удирал от Заклятого.
Заклятый шел на юго-запад, удаляясь от поселка. Не петляя. И он не спешил – следы задних лап не перекрывали передних. Берендей бежал. Быстрей бежать он не мог, но ему очень хотелось. Глубокий снег, слишком глубокий! Он не был спринтером, он был вынослив, и в ровном темпе мог преодолевать огромные дистанции. Но слишком быстрый темп мог свалить и его. Он старался держать дыхание, но все время сбивался, потому что мысли о Заклятом и о Юльке как будто перекрывали ему кислород.
На кусте мелькнул яркий комочек шерсти рыжего цвета: у Юльки была лисья шубка. Он тащит ее как мешок, и не видит, что она цепляется одеждой за ветки! Дыхания не хватало. Ноги еще могли бежать, а легкие не выдерживали. Он не ожидал, что выдохнется так быстро. Просто забыл, что вчера потерял много крови, и дело вовсе не в дыхании. Но если дыхания не хватит, то и ноги дальше не понесут, едва недостаток кислорода скажется на работе мышц. Берендей чуть сбросил скорость. И тут заметил, что медвежьи следы превратились в человеческие. И он снова побежал изо всех сил, на бегу разрывая воротник свитера. Не надо было так глубоко прятать оберег. Теперь все зависело от того, обернется Заклятый или останется человеком.
Берендей подумал, что ломится через лес как лось, и его слышно за несколько километров. Он замедлил скорость, и начал двигаться осторожней. Они были близко, он чувствовал, что они близко. Ему казалось, что он слышит запах Заклятого. И вскоре действительно его услышал. И запах Юльки – молочный, теплый, еле слышный, дурманящий голову. Берендей перешел на осторожный шаг. Он подкрадывался тихо: если Заклятый увидит его первым, он обернется. Он стиснул оберег в кулаке и старался дышать как можно реже и спокойней. А это было нелегко.
На снегу появились несколько маленьких следов Юлькиных сапожек. Так! Значит, до этого он нес ее, а здесь поставил на землю! Через два шага большие и маленькие следы перемешались, как будто они долго топтались на месте. Да это она сопротивлялась! Видимо, до этого она была без сознания, может быть, он ее оглушил, а здесь она очнулась! Маленькие Юлькины следы снова исчезли – он справился с ней и понес дальше. Походка Заклятого изменилась, его пошатывало из стороны в сторону. Она мешала ему!
И тогда он увидел их.
Юлька лежала на снегу, в расстегнутой шубке и как кошка отбивалась от Заклятого. Она молчала, но сопротивлялась бешено и бесстрашно. Заклятый нагибался над ней, пытаясь скрутить ей руки, но она пинала его ногами, и ему никак не удавалась их перехватить.
Берендей сжал оберег еще крепче, вскинул руку с ним вперед, глубоко вдохнул и хрипло крикнул, собрав все силы:
– На час!
Заклятый оставил Юльку и повернулся к нему лицом. И захохотал. Берендей подходил быстро, и увидел, что двустволку Заклятый приставил к дереву, шагах в пяти от себя. Впрочем, он не боялся Берендея и без двустволки. Он был здоровым, матерым мужчиной. Ростом выше, чем метр девяносто. Очень широк в плечах. И весил раза в полтора больше Берендея. Берендей пожалел, что не выломал хотя бы палки. У него не было с собой ничего, ни одного тяжелого предмета. Даже ключа, чтобы мог послужить кастетом.