— И господин Сальватор забыл, — подхватил Туссен.
   — Дурак! Как он-то мог об этом подумать?! — возразил
   Жан Бычье Сердце.
   — Он же думает обо всем! — оправдывался Туссен.
   — Ну, раз не подумал он, давай пораскинем мозгами мы с тобой, — предложил Жан Бычье Сердце.
   — Давай! — не стал перечить Туссен.
   Так они и сделали, однако мыслительные способности у этих двух людей были не на высоте.
   Наконец Жан Бычье Сердце бухнул наугад:
   — Река недалеко…
   — При чем здесь река?! — вскричал Туссен Бунтовщик.
   — Ах, черт возьми?..
   — Что? Утопить лошадь?
   — Ну и что, раз хозяин у нее — плохой человек! — презрительно проговорил Жан Бычье Сердце.
   — Лошадь плохого человека может быть весьма уважаемой скотиной, — нравоучительно продолжал Туссен Бунтовщик.
   — Верно… Что же делать?
   — А не отвести ли нам ее в харчевню «Божья милость»?
   — До чего ты глуп, даже для уроженца Оверни!
   — Ты думаешь?
   — Да ты пойми: если хозяин «Божьей милости» увидит, как Туссен Бунтовщик да Жан Бычье Сердце ведут к нему чужую лошадь, он спросит, где ее хозяин. И что ты ему ответишь? Нет, ты скажи! Если у тебя есть что ответить, бери лошадь и веди ее в «Божью милость».
   Туссен покачал головой.
   — Мне сказать нечего, — признался он.
   — Ну и молчи.
   — Я и молчу.
   И Туссен прикусил язык.
   Снова наступила тишина, нарушил которую Жан Бычье Сердце.
   — Слушай! А что если я тебя кое о чем попрошу? — обратился он к Туссену.
   — Я с удовольствием все сделаю, ежели мне это по плечу.
   — Давай сначала введем в дом пленника.
   — Хорошо.
   — Раз уж мне его поручили, я за него отвечаю.
   — Я тоже за него отвечаю, черт побери! Да нам не он мешает, а лошадь!
   — Не перебивай!
   — Вот уж я тебя и перебиваю!
   — А когда пленник будет в доме, ты займешься лошадью.
   — Займусь!.. Нет, не займусь, я же не знаю, что с ней делать!
   — Погоди! Ты ее отведешь назад — Куда это?
   — В замок Вири, понял?
   — А ведь верно!
   — Ты сам не додумался бы! — гордо вымолвил Жан Бычье Сердце, довольный собственной сообразительностью — Нет.
   — Нравится тебе такая мысль?
   — Очень!
   — Тогда давай отвяжем человека! — предложил Жан Бычье Сердце.
   — Так и быть, — согласился Туссен, на все смотревший глазами своего приятеля.
   — Нет!
   — Хорошо, не будем отвязывать.
   — Да нет же!
   — Что-то я не пойму, — признался Туссен Бунтовщик.
   — Какого черта тебе надо понимать?
   — Ну, чтобы… действовать…
   — Держи пока лошадь.
   — Ладно.
   — Ты говоришь: «Так и быть, давай отвяжем». Отлично!
   Если мы будем отвязывать вдвоем, лошадь держать некому.
   — Ты прав.
   — А когда мы отвяжем пленника, лошадь возьмет да уйдет.
   — И это верно.
   — Тогда не будем его отвязывать . Я отвяжу его один, а ты тем временем держи скотину.
   — Начали! — скомандовал Туссен, хватаясь за удила.
   Жан Бычье Сердце подошел к иве, достал из дупла ключ и отпер дверь в хижину. Он не любил темноты и потому зажег небольшую лампу.
   Наконец приготовления были завершены; он отвязал пленника и поднял его играючи.
   — Теперь жарь налево, марш! — скомандовал Жан Бычье Сердце Туссену, а сам внес графа в дом.
   Туссен себя упрашивать не заставил: не успел его приятель отвернуться, как он сел на лошадь и поскакал так быстро, словно в конце пути его ждало целое сокровище.
   Подъехав к воротам замка, он увидел, что они заперты; он приготовился перелезть через стену, как вдруг послышалось грозное рычание и Бразил встал передними лапами на железную перекладину.
   — Ага! — сказал Туссен на овернском наречии, которое так презирал Жан Бычье Сердце. — Если Роланд здесь, значит, и господин Сальватор где-нибудь рядом.
   И действительно, почти тотчас мелькнул свет.
   — А-а, это ты, Туссен? — послышался голос Сальватора.
   — Да, господин Сальватор, это я, — радостно отозвался Туссен. — Я привел вам коня.
   — А где всадник?
   — О, он в надежном месте, раз находится в руках Жана Бычье Сердце. Да и я сейчас опять туда пойду, можете не беспокоиться, господин Сальватор! Две руки — хорошо, а четыре — лучше.
   Поручив Сальватору коня, Туссен так прытко бросился назад — да будет сказано это к его чести, — что мог бы соперничать с кем угодно не только в скачках, но и в беге.

II. Глава, в которой опасность угрожает господину де Вальженезу, а Жану Бычье Сердце становится страшно

   Посмотрим теперь, что происходило в хижине на берегу реки, пока отсутствовал Туссен.
   Жан Бычье Сердце ввел или, правильнее было бы сказать, внес Лоредана де Вальженеза в комнату, опустил его, замотанного, словно мумия, на длинный ореховый стол; тот занимал середину комнаты и вместе с кроватью, наполовину скрытой чем-то вроде алькова, составлял основную меблировку.
   Господин де Вальженез лежал неподвижно и напоминал бездыханный труп, который сейчас будут препарировать на столе в анатомическом театре.
   — Не беспокойтесь, милейший, — попросил Жан Бычье Сердце. — Я только закрою дверь и подберу подходящее для вас место, а потом развяжу вам руки.
   С этими словами Жан Бычье Сердце запер дверь на задвижку и стал искать, как он сам выразился, подходящее место для своего знатного пленника.
   Господин де Вальженез не отвечал. Но Жан Бычье Сердце не обратил на это никакого внимания, потому что счел молчание пленника вполне естественным.
   — Мой юный господин! — продолжал он, подвигая к себе ногой хромой табурет, одиноко стоявший в углу комнаты. — Здесь, конечно, не Тюильрийский дворец, и вам придется довольствоваться этим предметом.
   Он приставил табурет к стене, подложил пробку под слишком короткую ножку, как прилаживают каблуки к туфлям, чтобы удлинить ногу, и вернулся к пленнику, лежавшему на столе по-прежнему недвижимо.
   Сначала Жан вынул ему кляп.
   — Ну вот, сейчас дышать вам станет легче! — пообещал он.
   Но, к великому удивлению Жана Бычье Сердце, граф вовсе не спешил вдохнуть воздух полной грудью, как обычно бывает с людьми, вновь обретшими свободу или хотя бы возможность говорить.
   — Ну как вы? — как можно ласковее спросил плотник.
   Лоредан молчал.
   — Мы обиделись, ваше сиятельство? — поинтересовался Жан Бычье Сердце, взявшись за веревки, которыми были связаны руки графа.
   Пленник продолжал упрямо молчать.
   — Можешь прикидываться мертвецом, если тебе так нравится, — продолжал Жан Бычье Сердце, покончив с веревками.
   Руки пленника безвольно повисли вдоль тела.
   — Теперь, если угодно, встаньте, монсеньор!
   Господин де Вальженез и не подумал шевельнуться.
   — Ах так?! — возмутился Жан Бычье Сердце. — Уж не думаете ли вы, часом, что я надену на вас помочи и буду водить, как малого ребенка? Нет уж, спасибо! Я и так нынче вечером наработался.
   Но граф не подавал признаков жизни.
   Жан Бычье Сердце остановился и искоса взглянул на пленника, неподвижно и беззвучно лежавшего в тени.
   — Вот дьявол! — испугался вдруг Жан. — Уж не вздумали ли мы протянуть ножки, лишь бы досадить нашему другу Жану Бычье Сердце?
   Он пошел за лампой и поднес ее к лицу г-на де Вальженеза.
   Глаза молодого человека оставались закрыты, лицо заливала бледность; холодный пот катил с него градом.
   — Ну вот! — возмутился Жан Бычье Сердце. — В затруднении оказался я, а потеет он… Странный он какой-то!
   Но обратив внимания на смертельную бледность графа, плотник проворчал:
   — Боюсь, как бы он не сыграл в ящик из хороших побуждений!
   И он принялся его переворачивать и трясти изо всех сил.
   — Проклятье! — вскричал наконец Жан, растерянно глядя на графа. — Уж не задушили ли мы его, сами того не желая?..
   Да-а, господин Сальватор будет доволен! Вот мерзавец, а? Ничего эти богатые не умеют сделать по-человечески!
   Жан Бычье Сердце огляделся и приметил в углу огромный кувшин с водой.
   — Вот это мне и нужно!
   Он подошел за кувшином, поднял его, поставил на приставную лесенку рядом со столом, потом так наклонил сосуд, что вода с полутораметровой высоты стала падать г-ну де Вальженезу на лицо.
   Первые капли не произвели на графа ожидаемого действия, но потом дело пошло лучше.
   Ледяная струйка воды, падавшая г-ну де Вальженезу на голову, заставила его вздохнуть, что успокоило Жана, у которого у самого на лбу начал от волнения выступать холодный пот.
   — Ах, черт возьми! — вскричал Жан, шумно дыша от радости, словно у него гора с плеч свалилась. — Как вы меня напугали, милейший! Можете быть собой довольны!
   Он поставил кувшин на место и снова подошел к пленнику.
   — Хорошо искупались? — проговорил он с насмешливым видом, вернувшимся к нему вместе с уверенностью, что граф не умер. — Теперь дело пойдет лучше, милейший.
   — Где я? — спросил Лоредан, как обычно спрашивают, не знаю почему, после обмороков, все, кто возвращается к жизни.
   — Вы в гостях у верного друга, — отвечал Жан Бычье Сердце, распутывая веревки, еще связывавшие пленнику ноги. — Если хотите слезть со своего пьедестала и сесть, я ничего не буду иметь против.
   Господин де Вальженез не заставил его повторять приглашение дважды: он соскользнул со стола и встал, но затекшие ноги его не держали, и он пошатнулся.
   Жан Бычье Сердце принял его в свои объятия, подвел к табурету и посадил графа, прислонив его к стене.
   — Вам удобно? — спросил Жан Бычье Сердце, присев на корточки и заглядывая г-ну де Вальженезу в лицо.
   — Что вам от меня угодно? — высокомерно спросил граф.
   — Я ищу вашего общества, ваше сиятельство… вместе с другом, который вышел на четверть часа, но скоро вернется…
   В то время как Жан Бычье Сердце выговаривал эти слова, раздался условный стук в дверь.
   Жану Бычье Сердце стук был знаком; он отпер дверь, и в комнату вошел Туссен Бунтовщик; у него было черное лицо с белыми разводами от пота, и г-ну де Вальженезу почудилось, что перед ним индеец с татуированной физиономией.
   — Готово? — спросил Жан у друга.
   — Да, — отвечал Туссен.
   Обернувшись к г-ну де Вальженезу, он проговорил:
   — Привет честной компании!
   Потом он снова обратился к Жану:
   — Почему он такой мокрый?
   — Ох, лучше не спрашивай! — отозвался Жан Бычье Сердце и пожал плечами. — С тех пор как ты ушел, у меня только и было забот, что кропить этого господина.
   — Что ты имеешь в виду? — спросил Туссен, не отличавшийся сообразительностью.
   — Я хочу сказать, что господину было плохо, — с презрением вымолвил Жан.
   — Плохо? — переспросил Туссен, силясь понять, что произошло.
   — Ну да, Бог ты мой!
   — С какой это стати?
   — Да под тем предлогом, что мы ему забили в рот слишком большой кляп.
   — Невероятно! — изумился угольщик.
   Тем временем г-н де Вальженез разглядывал двух приятелей и, вероятно, остался осмотром недоволен: едва открыв рот, он сейчас же снова его закрыл, так и не вымолвив ни слова.
   Жан и Туссен произвели на графа отталкивающее впечатление. Если бы у г-на де Вальженеза было хоть малейшее желание бежать, один вид стоявшего перед ним великана сейчас же отбил бы ему всякую охоту.
   Граф опустил голову и задумался.

III. Местное вино

   Пока граф размышлял, Жан Бычье Сердце подошел к шкафу, открыл его, достал бутылку, два стакана и поставил их на стол, но, спохватившись, что их трое, снова подошел к шкафу и взял третий стакан. Он его вымыл, вытер, еще раз ополоснул самым тщательным образом и только после этого поставил на стол перед г-ном де Вальженезом.
   Потом указал Туссену на стул, сел сам и, поднеся бутылку к стакану пленника, произнес с галантностью, на какую только был способен:
   — Что же, сударь, мы тюремщики, но не палачи. Должно быть, вы хотите пить не меньше нашего. Не угодно ли выпить стакан вина?
   — Благодарю! — коротко ответил г-н де Вальженез.
   — Не стесняйтесь, милейший! — сказал Жан Бычье Сердце, продолжая держать бутылку над стаканом графа.
   — Благодарю! — еще суше проговорил г-н де Вальженез.
   — Ну, как угодно, сударь! — произнес Жан Бычье Сердце таким тоном, словно ответ графа задел его за живое.
   Он наполнил стакан Туссена.
   — Твое здоровье, Туссен! — молвил он.
   — Будь здоров, Жан! — ответил тот.
   — Смерть всем злодеям!
   — Да здравствуют хорошие люди!
   Пленник вздрогнул, услышав столь выразительный тост из уст двух решительных парней.
   Жан Бычье Сердце одним махом опрокинул стакан и стукнул
   им об стол.
   — Хорошо пошло, черт возьми… Я так хотел пить!
   — Я тоже, — согласился Туссен, во всем подражая приятелю.
   — Еще по одной, Туссен!
   — Наливай!
   И они опрокинули еще по стаканчику — на сей раз без тостов.
   Стремительность, с какой приятели поглощали вино, навела г-на де Вальженеза на мысль.
   Он стал ждать удобного случая, чтобы им воспользоваться, и такой случай скоро представился.
   Жан Бычье Сердце обернулся к пленнику, и лицо графа показалось ему не таким уж насупленным; как все сильные люди, он не умел таить зло и потому произнес:
   — Напрасно вы привередничаете! Ну, в последний раз, милейший, имею честь предложить вам стакан вина; угодно ли вам принять мое предложение?
   — Вы очень любезны, сударь, — отозвался граф, — и я очень сожалею, что отказался в первый раз.
   — Ничего, еще не поздно исправить эту промашку. Пока есть вино в бутылке, а бутылки не кончились в шкафу, вы можете изменить свое мнение.
   — В таком случае я принимаю ваше предложение! — подхватил граф.
   — В добрый час, ваше сиятельство! — искренне обрадовался Жан Бычье Сердце, наполняя стакан графа до краев.
   Затем он обратился к своему товарищу:
   — Подай еще бутылку, Туссен.
   Теперь настала очередь угольщика пойти к шкафу и принести оттуда бутылку.
   Жан Бычье Сердце принял ее у него из рук, словно не доверяя, и наполнил стаканы.
   Потом взял свой стакан, приказал знаком Туссену следовать его примеру и молвил:
   — Ваше здоровье, граф!
   — Ваше здоровье, милейший! — подхватил Туссен.
   — Ваше здоровье, господа! — отвечал Лоредан, решив про себя, что делает огромную уступку двум могиканам, называя их «господами».
   Все трое опорожнили стаканы: Жан Бычье Сердце и Туссен Бунтовщик — залпом, г-н де Вальженез — не спеша, в несколько приемов.
   — Вот черт! — прищелкнул языком Жан Бычье Сердце. — Я, конечно, не стану утверждать, что угощаю вас настоящим бургундским красным или бордо-лаффитом… Вы же знаете поговорку: «Даже самая красивая женщина может дать только то, что у нее есть!»
   — Прошу меня извинить, — проговорил Лоредан, силясь поддержать разговор и особенно опорожнить стакан. — Вино совсем не плохое. Это здешнее?
   — Конечно, здешнее! — возмутился Туссен Бунтовщик. — Как будто существует другое вино.
   — Дорогой друг! — заметил Жан Бычье Сердце. — Прежде всего, существует вино, которое производят в Париже. Но его сиятельство говорит не об этом. «Здешнее вино» — это то, которое давят из винограда, собранного в той местности, где находишься.
   — Местное вино, если вам так больше нравится, друг мой, — любезно поправился граф.
   — Да, — поддержал разговор Жан Бычье Сердце, — это вино местное, но очень неплохое: оно может за себя не краснеть!
   — Еще бы! — захохотал Туссен Бунтовщик, на лету подхватывая шутку приятеля. — Как оно может покраснеть, если оно белое!
   — Я бы даже прибавил, — продолжал плотник, — что, если бы мне довелось придумывать обет, я бы дал такой зарок:
   никогда не пить вина хуже этого.
   — Я даю такое же обещание, что и мой друг, — подхватил Туссен Бунтовщик с поклоном, адресованным не графу, но божеству, которому посвящался обет.
   — Я выпил слишком мало, чтобы по достоинству оценить это вино, — заметил г-н де Вальженез.
   — О, за этим дело не станет, милейший, — обрадовался Жан Бычье Сердце и поднялся из-за стола, — в буфете еще полсотни бутылок, если угодно…
   — Как мне кажется, это единственный способ весело провести несколько часов, в течение которых мы принуждены оставаться вместе, — заметил пленник, — и если такой отдых вам по вкусу, то я — с вами.
   — Вы правду говорите? — спросил, поворачиваясь к нему, Жан Бычье Сердце.
   — Сами увидите, — решительно отвечал г-н де Вальженез.
   — Браво! — похвалил Туссен Бунтовщик. — Вот это — пленник так пленник!
   Жан Бычье Сердце пошел к буфету и вернулся, нагруженный восьмью бутылками внушительных размеров.
   Лоредан улыбнулся, видя, что оба могиканина так наивно попались в его ловушку, уже разгаданную, без сомнения, нашими читателями.
   Комбинация была задумана действительно неплохо: напоить двух любителей крепких напитков было нетрудно, еще легче было напоить их до бесчувствия.
   Приняв такое решение, Лоредан стремительно протянул свой стакан и выпил с видимым удовольствием.
   Так втроем они опорожнили две бутылки, и г-ну де Вальженезу так понравилось вино, что он приказал откупорить еще пару бутылок.
   — А вы мастер пить, приятель! — похвалил Жан Бычье Сердце, видя, что пленник ничуть ему не уступает; он освоился с графом и стал с ним говорить как равный с равным.
   — Да как-то само собой получается! — с наигранным добродушием ответил Вальженез.
   — Не гордитесь, дружище, — заметил Жан Бычье Сердце. — Это вино — обманчивое!
   — Вы думаете? — с сомнением произнес пленник.
   — Готов подтвердить! — вмешался Туссен Бунтовщик, поднимая руку, словно приносил присягу. — После третьей бутылки я готов, и — привет всей компании: никого не вижу.
   — Ба! — продолжая сомневаться, обронил Вальженез. — Неужели такой крепкий парень, как вы?..
   — Это так же верно, как то, что я имею честь с вами говорить… — отвечал Туссен. — Я могу выпить, три, ну, три с половиной бутылки. Вот Жан — настоящий герой, он может осилить четыре. Зато с последним стаканом — хлоп! Здравый смысл ему изменяет, он приходит в бешенство и готов переломать кости всем подряд! Правильно я говорю, Жан?
   — Так рассказывают, — скромно отозвался великан.
   — И ты скоро это докажешь.
   Это последнее сведение, весьма полезное для г-на де Вальженеза, открывало перед пленником в самом близком будущем столь смелые надежды, что он, видя, как друзья откупоривают седьмую бутылку, накрыл свой стакан ладонью и сказал:
   — Спасибо, мне хватит.
   Жан Бычье Сердце поднял бутылку и пристально взглянул на г-на де Вальженеза.

IV. Глава, в которой господин де Вальженез решительно заявляет, что не умеет ни петь, ни плясать

   Жан Бычье Сердце смотрел свирепо, как это бывает с некоторыми людьми, когда в голову им ударяет хмель. — Ага! Вам хватит?!
   — Да, — кивнул Лоредан. — Мне больше не хочется пить.
   — А разве люди пьют, только когда их мучает жажда? — вмешался Туссен. — Да если так, они выпивали бы не больше однойдвух бутылок!
   — Туссен! — молвил Жан Бычье Сердце. — Похоже, господин не знает пословицы, а пословица-то известная!
   — Какая же? — спросил Лоредан.
   — "Если вино налито, его надо выпить..". Тем более если бутылка уже откупорена…
   — И что дальше? — спросил Лоредан.
   — …если надо опустошить!
   Лоредан протянул стакан.
   Жан Бычье Сердце наполнил его.
   — Теперь тебе, — сказал он, наставляя горлышко бутылки на своего друга, как артиллерист наводит жерло пушки на цель.
   — С удовольствием! — обрадовался Туссен, забывая, что был не в лучшей форме из-за пережитых волнений и потому этот последний стакан не только достигнет меры, но и превысит ее.
   Быстро опорожнив стакан, он затянул уж не знаю какую вакхическую песнь, в которой присутствующие не могли разобрать ни слова, потому что пел он на овернском наречии. .
   — Тихо! — остановил его Жан Бычье Сердце после первого куплета.
   — Почему «тихо»? — возмутился Туссен.
   — Может, в овернской столице это кому-нибудь и нравится, а вот в Париже и его окрестностях такая песня никому не по душе.
   — А ведь это ха-а-арошая песня! — заметил Туссен.
   — Да, однако я бы предпочел другую… Например, ту, которую нам сейчас споет граф.
   — Я? — не понял Лоредан.
   — Само собой! Должны же вы знать ха-а-арошие песни, как говорит мой друг Туссен Бунтовщик.
   И Жан Бычье Сердце бессмысленно загоготал, что бывает перед опьянением.
   — Ошибаетесь, сударь, — холодно возразил Вальженез. — Я не знаю песен.
   — Неужто вам не известно никакой застольной песни? — продолжал настаивать Жан Бычье Сердце.
   — Вот именно! — поддакнул Туссен. — Я бы предпочел такую, под которую хорошо не только пить, но и есть, тем более что я проголодался.
   — Начинай, приятель! — приказал Жан Бычье Сердце, приготовившись отбивать в ладоши такт.
   — Клянусь вам, что не только не знаю подходящей песни, — сказал г-н де Вальженез, несколько напуганный тоном Жана Бычье Сердце, — но и не умею петь.
   — Вы не умеете петь? — спросил Туссен; приятель упрекал его в том, что он говорит с овернским акцентом, и он теперь пытался искупить этот недостаток, разговаривая как туземец. — Моя вам не верить!
   — Уверяю вас, что не умею петь, — повторил Лоредан. — Мне очень жаль, потому что это могло бы доставить вам удовольствие, но это выше моих сил.
   — Жалко! — расстроился Жан Бычье Сердце. — Вас это развеселило бы, да и меня тоже.
   — В таком случае мне жаль вдвойне, — отвечал Вальженез.
   — Ой! — обронил Туссен.
   — Что такое? — спросил Жан.
   — У меня есть мысль!
   — Врешь!
   — Нет, правда, — продолжал настаивать Туссен.
   — Ну говори, что ты там надумал!
   — Раз этот юный сеньор не умеет или не хочет петь, — не отчаиваясь, продолжал Туссен, — он должен уметь плясать, верно, дружище Жан?
   С трудом ворочая языком, он обратился к Лоредану:
   — Спляшите-ка, ваше сиятельство!
   — Я? Вы с ума сошли?! — изумился Вальженез.
   — Почему с ума сошли? — — спросил Туссен.
   — Разве танцуют просто так, без причины?
   — Ну хорошо, без причины не танцуют; люди танцуют, чтобы танцевать, у себя на родине я плясал каждый день.
   — Бурре? — Вот именно… Может, вы имеете что-нибудь против бурре?
   — Нет, но я не могу исполнить этот танец, я его не знаю.
   — Я и не прошу вас сплясать что-то определенное, — не унимался Туссен. — Танцуйте хоть гавот, лишь бы танцевать.
   Верно я говорю, Жан? Его сиятельство должен обязательно сплясать.
   — Я с удовольствием погляжу, как танцует его сиятельство…
   — Слышите, уважаемый?
   — …но…
   — Пусть ваш приятель договорит, вы же слышали, он сказал «но», — заметил Лоредан.
   — …но для танцев нужна музыка, — закончил свою мысль Жан Бычье Сердце.
   — Разумеется, господин Жан прав! — подхватил Вальженез, с ужасом думая о том, что если бы великан согласился со своим товарищем, ему пришлось бы танцевать ради удовольствия двух могикан.
   — А что, разве трудно что-нибудь придумать? — возразил Туссен; под действием вина он становился упрямым и изобретательным.
   — Не знаю, трудно ли это, — простодушно произнес Жан Бычье Сердце, — ведь мне никогда не приходилось придумывать ничего подобного; но мне кажется, для этого нужен какой-нибудь инструмент, не так ли, ваше сиятельство?
   — Ну разумеется, — пожал плечами Лоредан.
   — Инструмент?! Да у нас у всех по инструменту на каждой руке! — заявил Туссен.
   С этими словами Туссен округлил свою черную ручищу в виде охотничьей трубы, причем большой палец должен был служить мундштуком, и, приложив его к губам, стал насвистывать «Короля Дагобера».
   Обернувшись к Жану Бычье Сердце, он спросил:
   — Ну, чем плох инструмент, а?
   — Хорош, но для охоты, а не для танцев, — продолжал упорствовать тот.
   — Верно, — подтвердил Туссен, легко соглашавшийся с чужим мнением, если считал его справедливым. — Раз мы не поем и не пляшем, давайте пить!
   — Согласен! — поспешил согласиться г-н де Вальженез. — Давайте выпьем!
   Но он переусердствовал и согласился слишком поспешно: он хотел не напиться, а споить двух приятелей. Жан Бычье Сердце смотрел на него, еще не совсем раскусив план г-на де Вальженеза:
   славный малый не предполагал, что вино может обратиться отравой, однако он почуял подвох и, снова поставив на стол бутылку, которую обхватил было за горлышко, собираясь налить Туссену, сказал:
   — Нет, тебе хватит, Туссен!
   — Мне всегда будет мало, дружище Жан.
   — Может, это и верно, — заметил плотник, — да только не сегодня.
   — Однако вы же сами мне предлагали выпить, — отважился возразить пленник, — и я не стал отказываться.
   — Вы, сударь мой, другое дело, — покосился на него Жан, — вы вольны пить, сколько вашей душеньке угодно… Я же вам сказал: в буфете еще штук сорок бутылок. Подставляйте свой стакан!
   Лоредан повиновался, Жан Бычье Сердце наполнил его стакан на две трети и поставил бутылку на стол.
   — А вы? — спросил г-н де Вальженез.
   — Я? — переспросил Жан Бычье Сердце. — Мне хватит. Туссен вам сказал, что я теряю голову, когда выпью лишнего. Он прав: мне не надо больше пить.
   — Еще стаканчик, чтобы меня поддержать! — настаивал Вальженез, делая вид, что не понимает причины его сдержанности, хотя на самом деле сразу смекнул, что к чему.
   — Вы настаиваете? — спросил плотник, пристально глядя на графа.
   — Мне бы этого хотелось.
   — Будь по-вашему, — кивнул великан, наливая себе вина.