— Остановите это…
   Как если бы я могла воспринимать неким чувством, которое не было зрением, я увидела Молли Рэйчел, Джахариена, Барриса Раквири. Мы двигались по огромной комнате. Не зная, как она велика: лишь ее возраст ощущался как вес, давление. Мы шли очень медленно, неся тяжкий груз…
   Мантии из металлической ткани с монотонным шорохом скользят по хирузетовому полу. Воздух обжигает холодом. Сферические огни освещают лишь основание гигантских колонн, украшенных вырезанными на них изображениями, которые представляют собой сложные, стилизованные или натуралистические вариации только на одну тему: череп…
   Поющий голос Молли. Язык непонятен. Ее сильно выпуклые ступни босы. Ее грива — бледное облако пламени. Все размеры костей и мышц неуловимо неверны, как и кожа, имеющая блеск и цвет золота. Ее мантия походит на пеструю финифть черного и белого цветов. Она идет медленно. В руках она покачивает чашу, шар и искривленный посох.
   Ее глаза желто-золотого цвета.
   Кошмар — это движение, которое невозможно остановить, и мы шагаем в зияющую впереди темноту. В великую темноту, в видимое ничто, в анти-свет.
   Джахариен идет в мантиях с капюшоном, они всех цветов заката солнца. Его золотокожие руки вытянуты вперед: в одной меч с двумя лезвиями, в другой какая-то смертоносная конструкция из хирузета, оникса и золота.
   Позади него медленным, торжественным шагом движется Баррис, его руки подняты, чтобы нести похоронные носилки. Грива, как белый огонь, желтые глаза. Мои плечи болят от той же тяжести. Мои губы шевелятся в той же непонятной песне.
   Ноша ставится на пол, где на возвышении стоит круг из тронов. Наше многоголосое пение переходит от трона к трону. Над нами, в нас, вокруг нас эта блестящая чернота.
   Ноша поставлена: грациозное чужое тело, бледное, как лед на фоне тьмы: женщина из Народа Колдунов. Золотая кожа покрыта гнойными желтыми и сине-зелеными пятнами, этими следами разложения. Опускаем эту ношу, мягкую и тяжелую в моих руках, на приподнятую плиту из хирузета.
   Пение продолжается. Стоим мы, священники, отправляющие церковную службу. На хирузете, возле ног трупа, лежит нож. Я вижу по чертам чужих лиц пробуждение ритуального аппетита. Чья рука поднимет нож, чья рука станет резать и расчленять тело?
   Я окружена лицами имперской Золотой линии крови: та, что стоит рядом со мной, те, что находятся по обе стороны тела, даже (заметное, несмотря на разложение) это мертвое лицо: золотая кожа, белая грива и желтые, как золотые монеты, глаза.
   Эта сияющая тень действует на меня, словно осколок металла, вошедший внутрь и движущийся к сердцу, какое придет понимание, когда он пронзит его? Яркая тень смерти…
   …вышла из этого сумрачного восьмиугольного помещения. Солнечный свет падал на человеческое лицо Молли Рэйчел, на обоих ортеанцев из Раквири. Каменная кладка стены была холодной под моими руками, когда я прислонилась к ней, чтобы опереться. И самый банальный запах, какой только был возможен, вернул меня в реальный мир: перечно-пряный аромат вина из зиира .
   Я прогнала образы из своего сознания и, решившись взять инициативу, сумела сказать «Приветствую вас, Т'Ан Говорящая-с-землей» ортеанке, стоявшей в дверях. Одной рукой она держала отведенный в сторону занавес из монет-бусинок, в другой у нее были кувшин и бокалы. Алая грива, зеленая мантия с вырезом на спине.
   — Неприятности? — спросила Кассирур Альмадхера, опустив за собой занавес, когда вошла. Ей мешали кувшин и бокалы, и она поставила их на низкий столик возле двери. — Хал подумал, что он или я сможем найти вас, а я подумала, что вам, наверное, захотелось вина из зиира
   Бросив быстрый взгляд, она сделала жест одной рукой с когтеобразными ногтями. Устройство из хирузета лишилось энергии. В течение нескольких мгновений оно перестало действовать, стало серо-голубым и было уже только некой кошмарной скульптурой, вызывавшей обман зрения.
   «Говорящая-с-землей, — подумала одна часть моего сознания, а другой скептический голос, едва обретя вновь способность к остроумию, произнес: — Искусство организации публичных зрелищ». Она подождала снаружи, пока оно — что? — не завершило свой цикл, не успокоилось. А затем вышла на сцену.
   — С'ан Джахариен, — обратилась она. — Я только что встретилась с Мезидон, она ищет вас. Думаю, есть какая-то проблема с загрузкой кораблей продовольствием.
   Большой и сильный ортеанец взглянул на меня через комнату. Выражение его лица еще хранило следы шока и внезапного резкого изменения ощущений, но что я заметила главным образом, так это странное удовлетворение. Тем, что пришельцам из другого мира была продемонстрирована технология Народа Колдунов? Тем ли, что опыт оставил, по крайней мере, одного из нас смертельно испуганным? Тем ли, что этот опыт травмы…
   Чья рука возьмет нож: под этой сияющей тенью?
   Если он видел меня тогда, то что он видел?
   — Благодарю вас, Т'Ан Говорящая-с-землей. — Джахариен повернулся, вышел из комнаты, и звук его шагов отдался эхом снаружи. У Барриса был такой вид, будто он хотел что-то сказать, но лишь схватил свою трость из ханелиса и ушел, прихрамывая, вслед за с'аном .
   Кассирур мягко сказала:
   — Посмотрите на свою подругу, Кристи.
   Молли Рэйчел все еще стояла, без усилия балансируя на подушечках пальцев ног, со взглядом, устремленным к несуществующему горизонту. Ровные, смуглые черты ее лица были искажены, словно она смотрела, прищурившись, на какой-то свет.
   — Это зиир ! Если вы дадите… — Обнаружив, что настойчивое мягкое давление заставляло ее двигаться, я подвела ее к низкому столику и взяла бокал, протянутый мне Кассирур. — Молли, вы можете пить? Попробуйте.
   Она вполне естественно выпила, вытерла длинным запястьем губы, поставила бокал, а затем схватилась за край стола.
   — Линн…
   Кассирур, стоя почти на кончиках пальцев, отвела в стороны черные локоны Молли, чтобы прикоснуться к ее лбу. Молли оттолкнула ее руку. Говорящая-с-землей кивнула.
   — Вы справитесь. Т'Ан Кристи…
   Обе ее руки сжали мои плечи, пальцы обладали охватом, слишком большим для инстинктов земного человека. Затем мигательные перепонки соскользнули с ее глаз.
   — Я вижу, что одна старая история верна, — холодно сказала она. — Вы были в Ее Домах-источниках, представлены Ей и Она знает ваше имя. Считайте себя счастливой, С'арант . Могло быть намного хуже.
   Молли Рэйчел потерла лицо руками. Потом уронила их, и я увидела, как она совершенно бессознательно проверила, все ли на месте: коммуникатор, СУЗ-IV, наручный медвызов.
   — Не люблю мистицизма.
   — Я говорю лишь, что Кристи была отмечена водой из Источника Богини.
   Женщина с Тихого океана сказала по-сино-английски:
   — Суеверные варвары!
   Альмадхера откинула назад рукава своей мантии и стала подливать вино из зиира . Я видела, что ее карие глаза без белков были полны смеха.
   — Не варвары, Т'Ан Рэйчел, верно? Мы отнеслись к вам со всем радушием. А что касается суеверий…
   — Пожалуйста. — Молли Рэйчел покачала головой. — Т'Ан Кассирур, простите меня; думаю, я не понимаю, что говорю.
   — Что касается суеверий, то быть представленным Богине означает только лишь, что мы встречаемся и расстаемся, снова встречаемся и не забываем.
   Молли не обратила внимания на сказанное ей.
   — Все это мистицизм. Я же занимаюсь технологией.
   — Т'Ан Рэйчел, когда я говорю о Богине, это вас смущает.
   — О, я… — Молли сменила позу. — Согласно тому, что зафиксировано в наших отчетах, ваш Керис-Основатель создал церковь после того, как пала Империя, чтобы технология никогда не была допущена в телестре .
   — И вы, думаю, узнаете, что сообщено также, как пришел мистик, Бет'ру-элен Аширенин , чтобы обнаружить, что эта ложь является правдой?
   Я вспомнила, что о телестре Хала говорится, будто она основана этим выдающимся Бет'ру-эленом, сделавшим настоящую религию из того, что начиналось как политическая философия.
   Молли Рэйчел прошла через комнату, чтобы взглянуть на артефакт из хирузета : скопление шаров, геометрических тел, линий, кривых, углов.
   — Технология не является добром или злом. Этим может быть только то, для чего она используется. И если Народ Колдунов был достаточно безрассуден, чтобы превратить технологическое общество в какое-то варварское, отвратительное, одержимое культами…
   Она внезапно остановилась, резко кивнула Кассирур и сказала:
   — Мне нужно поговорить с Баррисом и Джахариеном. Извините меня.
   В тишине, наступившей после того, как за нею стукнулись друг о друга бусинки занавеса, Кассирур Альмадхера сказала:
   — Забываешь. В ее возрасте… да, это могло ее испугать. Мы же, с другой стороны…
   Образ: наполненные светом фигуры слишком ярки, чтобы смотреть на них, с фосфорическим блеском; этот пир стервятников, а затем трансформация…
   — Это напугало меня. Все еще пугает. Я не понимаю этого.
   В спокойном состоянии черты ее лица выдавали возраст. Ортеанка сказала:
   — Вы не узнаете этого? Или это слишком странно? Они влюбились в ту яркую тень, Смерть.
   — Кассирур…
   — И это пугает меня, Кристи, потому что это так похоже на Ее царство, Ее огонь, пронизывающий этот мир подобно дыханию, Ее огонь, наполнивший плотью нас, которые встречаются, расстаются и снова встречаются и не забывают. Но для Золотых не было ничего кроме этого мира. И так, изображая некое окончательное прекращение, они поклонялись ему. Чтобы быть вне мира, чтобы быть ничем…
   Я слышала в ее голосе ритм этой литании смерти; ее непереводимые слова отдавались эхом в интонациях речи ортеанки. Я взяла бокал с вином из зиира , выпила и выронила, расплескала зеленую жидкость, когда керамика разлетелась на куски, ударившись о каменный пол.
   — Простите; я чувствую — мне плохо…
   Внезапно она обрела деловитость Говорящей-с-землей.
   — Это все еще с вами? Тогда скажите вслух. Вам нужно это сделать. Мы, те из нас, кто помнит такие вещи, должны говорить о них.
   Чистая правда: не мог ли контролировать тот оставшийся неузнанным язык, забытый подобно сну, но не разгаданный?
   — Чтобы быть вне мира…
   Я подхватила литанию, изо всех сил стараясь подбирать слова, зная, насколько мне это не удавалось:
   Чтобы войти в эту сияющую тень, чтобы завладеть небытием; желание прыгнуть в бездну, чтобы любить ее больше жизни. Не чтобы отвергнуть Ее, но чтобы любить сияющее уничтожение больше , чем Ее. Чтобы ощутить опустошенность от страстного ее желания. И сжечь все в своем едином и желанном конце…
   — Еще, — потребовала Кассирур.
   — Высшее достижение — стремиться к ней; воплощением стал только голос, возносящий хвалу уничтожению, — боль, которая становится радостью, как холод может казаться обжигающим. Считать все это одним мгновением в границах смертного круга, великолепием уничтожения… Идти добровольно, со всей радостью, чтобы встретиться с ней; стать поглощенным этим великолепием, чтобы выбрать эту сияющую тень — Смерть — и умереть, и уйти в абсолютное небытие…
   И это было правильно — высказать это значило избавиться от ее блеска. «Хотя бы только потому, что у меня так плохо это получилось», — подумала я, а потом мне можно было расслабиться, даже посмеяться вместе с ортеанкой.
   — У меня нет слов — я эмпат, а вам тут нужен поэт.
   Пальцами с когтеобразными ногтями она убрала назад с угловатого смуглого лица завитки гривы, эти алые жгуты. Улыбка постепенно сошла с ее губ.
   — Это не более чем образ Золотого Народа Колдунов. Что бы вы делали, если бы у вас была наша живая память? Рабство в течение тысячелетий до этого .
   От сильного чувства ее голос на последнем слове стал хриплым.
   И, как ни странно, это вернуло мне человеческое чувство перспективы. Есть достаточно проблем в настоящем, теперь я знаю наверняка, что здесь существует технология, которую Компания захочет иметь. Я потянулась, нажав пальцами на поясницу, а потом пожала плечами.
   — Это прошлое, Кассирур. Это только образ. Причинит ли Раквири ущерб избавление от этого? Торговля с «ПанОкеанией» не превратит Сто Тысяч в еще одну Золотую Империю, я знаю это так же хорошо, как и вы.
   — Вы хотите, чтобы я убеждала вас, Кристи?
   — Я желала бы, чтобы кто-нибудь это сделал.
   Она усмехнулась, в линии ее руки, плеча и сильно выпуклых ребер стал заметен некоторый спад напряжения.
   — Ах… Плохо, что нас разделяют эти вопросы. Мы с вами могли бы стать друзьями.
   — В таком случае, мы враги?
   В Свободном порту, в той комнате, заполненной представителями такширие , она казалась мне Говорящей-с-землей, здесь же она казалась полностью политиком. Одна из тех, кто вынужден всегда стремиться к различным частям своей разделенной натуры.
   — Я боюсь Золотых Колдунов. Наверное, эта Рэйчел-Аширен права; я абсолютно суеверна. Кристи, я боюсь их, под каким бы именем они ни пришли.
   — Я снова буду говорить с вами, — предложила я. — Если вы станете говорить со мной. Кассирур, нам нужна добрая воля с обеих сторон. Что бы ни случилось.
   Она на миг сжала мои руки, ее кожа была сухой и теплой.
   — У вас она есть… Мне нужно идти. Не в моих интересах позволять вашей Рэйчел слишком долго говорить наедине с Баррисом и с'аном Раквири, не так ли?
   Она улыбнулась мне улыбкой, на десяток лет уменьшившей ее возраст, и вышла.
   Говорящая-с-землей, с'ан , Хранитель Источника, такширие
   Артефакт из хирузета мерцал в глубине ниши, и мгновение я не могла думать ни о манипуляции влиянием, ни о том, какая помощь могла бы потребоваться «ПанОкеании», ни о том, насколько близки или далеки мы от торгового соглашения. Это сумрачное восьмиугольное помещение было холодным, а ниша скрывала в себе только тень.
   Холод: сияющая жгучая тень…
   И Кассирур Альмадхера страшится ее не потому, что она ей отвратительна. Она боится ее по той же самой причине, что на мгновение подавила меня: так легко увидеть эту сияющую тень и полюбить.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 8. Ущерб от войны

   Звезда Каррика садилась во всех цветах мороза и огня, когда я, наконец, привела одного Барриса Раквири к большой террасе. Молли Рэйчел повернулась к нам от изогнутых стеклянных стенок террасы, сквозь которые смотрела наружу. В выражении ее лица было заметно какое-то беспокойство. Она гнала его от себя.
   — У нас есть соглашение?
   — Мы договорились о цене, — сказала я. — Знания.
   Женщина с Тихого океана посмотрела на Барриса, его бледную кожу, казавшуюся теплой в лимонном свете заката. Ее брови удивленно поползли вверх.
   — Что вы хотите знать?
   — Все, — сказал Баррис Раквири.
   В его тоне прозвучала поразившая меня энергия. Я не привыкла слышать о такой нужде в голосе ни от одного ортеанца; подобное относится к расам, у которых нет уверенности в реинкарнации.
   Молли сказала:
   — Я не уверена, что поняла.
   — Он хочет доступа к информационным сетям. Неограниченного доступа.
   Терраса была теперь почти пустынна. Временная, с трудом достигнутая уединенность. Где-то в дальнем конце музыкант играл сложную, холодную мелодию. Внимательный взгляд Молли Рэйчел вернулся к Баррису, этому невысокому темногривому ортеанцу, чьи окрашенные химикалиями руки охватывали сверху трость из ханелиса , на которую он опирался.
   — Боже праведный, о чем только не узнают эти люди… — Она перешла с сино-английского на морвренский: — Т'Ан , если вы хотите узнать об обитаемых мирах, то вы могли бы обратиться к нам за тем, чтобы покинуть Орте.
   В ее голосе появилась снисходительная нота.
   — Вы принадлежите к одному из видов, которые страдают синдромом пребывания вне своего мира, я знаю. Но вы могли бы на непродолжительное время…
   — Будьте справедливы, — сказала я. — Я знала людей, у которых тоже наблюдался синдром пребывания вне своего мира.
   Она задумчиво посмотрела на меня. Я отнесла это тогда на счет моей защиты ортеанцев. Смуглый ортеанец сказал:
   — Разве имеет значение то, как вы это называете, Т'Ан ? Мы живем под Ее небом. Мы — Ее часть, и мы не можем без Нее жить.
   Согласно имеющимся сведениям, было восемьдесят семь ортеанцев, которые неофициально, в то или иное время на протяжении десяти последних лет побывали за пределами своей планеты. Шестьдесят восемь из этих восьмидесяти семи вернулись на Орте в течение полугода — почти пугающее единодушие. Но затем остальные девятнадцать… остальные девятнадцать умерли . Не от болезни или в результате несчастного случая. Даже не от своих собственных рук. Однако умерли, как дикие животные, которые не могут жить вне дикой природы.
   Женщина с Тихого океана сказала:
   — Некоторые из ваших людей жили за пределами этого мира.
   — В течение очень недолгого времени, Т'Ан Рэйчел. Мне нужно знать больше, чем я мог бы узнать подобным образом.
   — Мне нужно поговорить, — сказала Молли с извиняющимся взглядом, отводя меня на несколько шагов от Барриса. Теперь от стекла террасы, потемневшего и искажавшего наши отражения, исходил холод.
   Я сказала по-сино-английски:
   — Это Ограниченный мир; как вы сможете открыть доступ к сети баз данных?
   — Это все, что мы можем предложить?
   — Это все, в чем он заинтересован.
   Она нахмурилась.
   — Это Ограниченный мир, это не Закрытый мир.
   А теперь мы на сомнительной территории. Это просто, как камень, приводящий в движение лавину: если это принесет успех в Раквири, то другие телестре
   — Не делайте этого. Безотносительно к закону или политике Компании; не выпускайте Барриса Раквири в неограниченные сети передачи данных. Я не говорю, что одно лицо может иметь большое значение для всего, что здесь существует, но тем не менее…
   И мне интересно знать: если обычаи Орвенты требуют уничтожения этой вновь изобретенной технологии, то сожалеет ли об этом Баррис Раквири?
   — Нам следует рискнуть. — Молли повысила голос, вовлекая Барриса в разговор. — Т'Ан Баррис, речь идет о том, чтобы обсудить некоторые условия с моей Компанией, но в принципе это не кажется невозможной просьбой.
   Принципы? Это меня заинтересовало. Может быть, это моя первая возможность. Если я заранее устрою утечку новостей в штаб-квартиру, а может быть, и в правительство, через Дугги, они — я надеюсь — заявят протест. Как еще мне сдержать культурный шок, если не его замедлением?
   — Т'Ан С'аранти .
   На террасу вышел Джахариен Раквири. Его шаги были беззвучны. С ним пришли еще несколько человек из телестре Раквири: мужчины и женщины с темными гривами и глазами. Однако без Кассирур Альмадхеры и Халтерна н'ри н'сут Бет'ру-элена.
   — С'ан Джахариен. — И я удивилась про себя, как много он слышал? Я подумала: «Нам было бы лучше сделать это с достоинством». Поскольку я считаю, что достоинство — это все, с чем мы собираемся остаться…
   Он взглянул сначала на Молли, а затем на меня, не скрывая своего удовлетворения.
   — Кажется, я был неправ. — В его голосе чувствовалась своеобразная радость. Он стоял, слегка касаясь плеч молодых мужчин и женщин, а те толпились возле него. — Неправ, позволив вам приехать в эту телестре. Т'Ан , я предоставил вам право гостя. Я беру его назад. Покиньте Раквири. Это все, что я должен сказать.
   В этот час? Как же нам, по их разумению, ехать в Морврен? На скурраи-джасин по безлюдной пустоши ночью? Это невозможно!
   Я могла гордиться Молли Рэйчел. Она не высказала никаких протестов, а только слегка наклонила голову на ортеанский манер и сказала:
   — Мы покинем вас прямо сейчас, с'ан Джахариен.
   С другого конца террасы в холодный воздух взлетала нестройная музыка. В этот час вторых сумерек пахло готовящейся пищей. Мороз рисовал узоры на стекле. Джахариен поплотнее натянул темную мантию на свои широкие плечи.
   — Вы можете уехать утром, — сказал он.
   Судя по лицу Молли Рэйчел, ей это унизительное милосердие понравилось не больше, чем мне. Она ответила:
   — Благодарю вас, с'ан .
   — Утром, — сказал Джахариен, — потому что никого из этой телестре я не стану просить подвергать себя опасности, отправляясь ночью в Морврен на скурраи-джасин . Только по этой причине.
   Он повернулся к нам спиной и пошел прочь вместе с другими ортеанцами из Раквири, и свистящий шорох их ярких мантий, касающихся каменного пола, затих в тишине.
   Мы уезжали, когда Звезда Каррика была опаляющей белой линией вдоль восточного горизонта. Я видела, как Молли обменялась несколькими словами с угрюмым Баррисом Раквири. Забираясь в повозку рядом со мной, она была слишком поглощена разговором. Я не видела Кассирур или Халтерна и подумала, что это, возможно, как раз к лучшему. Это потребовало бы, очень мягко выражаясь, напряжения моей профессиональной вежливости.
   Когда скурраи-джасин поехала по тряской дороге, Молли Рэйчел выругалась. Некоторое время она сидела с опущенной головой, положив руки на колени, бежевый комбинезон оттенял смуглую кожу. Потом она выпрямилась и вздохнула.
   — Проклятие … — Она быстро взглянула в мою сторону и пожала плечами. — Второй раз. Пропали два шанса: поселение Кель Харантиш и эта телестре . Сколько еще шансов мне нужно?
   Две безуспешные попытки получения действующей технологии Колдунов… Я не могу сейчас думать об этом на языке Компании.
   — Вы говорите, будто это были всего лишь механизмы…
   — И ни что иное. — Ее лицо выглядело озадаченным. — Это может основываться на каких-то представлениях инопланетян о вселенной, а может, и нет; и так и этак, это всего лишь технология. Уясните это.
   В моем мозгу непрошеные воспоминания: мертвые образы давно мертвой расы.
   Намеренно деловито Молли сказала:
   — У нас будет пара очень хлопотных дней. Я была на связи с Прамилой Ишидой: группа, наверное, сейчас спускается с орбитальной станции. А я придумала кое-что, над чем могу дать им поработать.
   «Пока есть ортеанцы, преграждающие Компании путь к технологии Колдунов, — подумала я, — мне не нужно принимать никаких решений. Но что произойдет, если — когда — мы найдем кого-то, кто станет сотрудничать? Что мне делать тогда?»
   Восьмой день Двенадцатой недели Орвенты: улицы Свободного порта белы от инея. Идя от конторы начальника порта в Резиденцию, я ощущала в воздухе едкий запах древесины лапуура , горевшей в уличных жаровнях. Четыре дня. Сегодня четыре дня, и чужое начинает становиться комфортным, быть впору, как старая одежда — или это одежда, из которой я выросла?
   Солнце светило сквозь ветви ползучего растения ханелис . Его резко очерченные стволы цвета темно-серого чугуна соединяли стены домов—телестре , образуя вверху навес. Несколько диких бекамилов устроили гнездо в местах прямоугольных пересечений растения. На мгновение не было слышно ни единого звука, кроме их высокого гудения. Затем, когда улица вышла на площадь, я услышала шум.
   Топали ногами и шипели скурраи , запряженные в крепкие повозки. Более крупные мархацы поднимали свои похожие на змеиные морды и кричали. Десять или пятнадцать ортеанцев, большей частью молодые мужчины и женщины, были заняты работой: быстро и умело закрепляли груз на трехколесных повозках. Зимнее солнце испаряло влагу, поднимавшуюся паром от слякоти, и освещало деревянные ящики и мешки из бекамиловой ткани. Я отступила назад, когда мимо прогромыхала повозка, и почувствовала ее тяжесть по вибрации земли.
   — Приветствую вас, — обратилась я к невысокой женщине со светлой гривой, когда она повернулась в мою сторону, понаблюдав за ехавшей к докам повозкой. — Что здесь происходит, Т'Ан ?
   Глаза без белков медленно прикрылись перепонками. Затем ее взгляд прояснился. Она кивнула и вытерла грязь со своих шестипалых рук.
   — Т'Ан С'аранти , — узнала она. — Я слышала, что в порту опять появились пришельцы из другого мира… Бровари! Таллис! Вы перегрузите это, а я … так лучше.
   Легкая зимняя дымка превратила дневные звезды в призрачные образы, закрываемые рашаку , устремляющимися на добычу.
   — Мы отправляем каботажный джат-рай в Алес-Кадарет, в Мелкати, — продолжала ортеанка. — В прошлом году у них был плохой урожай. Сомневаюсь, что этот год будет лучше.
   Эти названия напомнили мне о давно минувшем лете и словах, сказанных… Рурик Орландис.
   Кто-то однажды сказал мне, что если бы это не было против всех обычаев, в провинции Мелкати нужно было бы оставить половину от тех телестре , которые там имеются — и тогда она могла бы содержать свое население.
   — Вы знаете Мелкати? — Она убрала клок волос гривы с лица тыльной стороной ладони. — Кстати, меня зовут Мезидон, Анрассет Мезидон Раквири. Да, в том, что вы говорите, есть какая-то правда.
   — В этом вообще нет правды! — прервал ее новый голос. — Границы телестре не менялись две тысячи лет и никогда не должны меняться!
   Я повернулась и увидела молодого ортеанца, прислонившегося к ящику. Он был в сапогах, брюках и куртке-безрукавке с вырезом на спине, на перекинутых через плечи перевязях висели харуры .
   Он спросил:
   — Кто вы, чтобы говорить о том, что должны делать телестре в Мелкати?