Страница:
— Ее лекарства всегда отвратительны.
— M-м… — рассеянно произнесла она. Потом пристально поглядела на него. — Ты сегодня очень занят?
— Не очень. А что?
— Я подумала, не заглянуть ли нам на кухню — взять мяса, хлеба и сыра. Мне так хочется пойти на целый день в лес.
— В лес? Зачем?
— Гарион, — сердито сказала она. — Я всю зиму просидела безвылазно в этом ужасном старом замке. Мне нужен свежий воздух, солнечный свет, запах деревьев и цветов на лугу, а не эти промозглые серые камни.
— Попроси Арелл сходить с тобой. Я не могу отлучаться на целый день. Она устало вздохнула.
— Ты же только что сказал, что у тебя нет важных дел.
— Никогда не знаешь наверняка. Вдруг что-нибудь появится.
— Ничего, подождет, — процедила она сквозь зубы. Гарион метнул на нее быстрый взгляд, распознал угрожающие признаки и ответил как можно мягче:
— Наверное, ты права, дорогая. Почему бы нам и вправду не совершить небольшую вылазку. Давай позовем с собой Арелл и, может быть, Кейла.
— Нет, Гарион, — твердо возразила она.
— Нет?
— Определенно нет.
Итак, вскоре после завтрака король Ривский рука об руку со своей маленькой королевой вышли из цитадели с изрядно нагруженной корзинкой, перешли через широкий луг за городом и остановились под дырявой тенью вечнозеленых деревьев на крутом склоне, ведущем к заснеженным остроконечным вершинам, которые образуют горный хребет Острова.
Как только они вошли в лес, с лица Сенедры исчезли все признаки недовольства. Прогуливаясь между высокими соснами и елями, она набрала цветов и сплела из них венок. Утреннее солнце пробивалось сквозь ветви деревьев высоко над головой, бросая на лесной ковер из мха пятна золотистого света. От можжевельника и сосен исходил дурманящий смолистый запах, а птички кружились между высокими и стройными, как колонны, стволами, приветствуя своим щебетанием восходящее солнышко.
Через некоторое время они вышли на поросшую мхом и окруженную со всех сторон деревьями поляну, где по сверкающим камням, журча и булькая, пробирался ручеек, впадавший в лесное озеро, к которому пришел напиться воды олень с бархатистыми глазами. Олень поднял голову, обернулся, переступив своими изящными тонкими ногами, без тени испуга поглядел на них и пошел обратно в лес.
— Ах, как это прекрасно! — воскликнула Сенедра с нежной улыбкой на лице. Она села на круглый валун и начала расшнуровывать свои туфли.
Гарион поставил корзину на землю и лег, растянувшись во весь рост. Он почувствовал, как все заботы последних месяцев медленно уплывают прочь.
— Я рад, что ты это придумала, — сказал он, потягиваясь на прогретом солнцем мху. — Замечательная мысль.
— Естественно, — ответила она. — У меня все мысли замечательные.
Гарион вдруг вспомнил об одной загадке, не дававшей ему когда-то покоя.
— Сенедра, — начал он, — я давно хотел тебя спросить. Почему все имена дриад начинаются на «Кс»? Ксера, Ксанта, например?
— У нас такой обычай, — отвечала она, продолжая возиться со шнурками;
— А как же твое имя? Почему оно не начинается с «Кс»?
— Начинается. — Она стащила с ноги одну туфлю. — Просто толнедрийцы произносят его по-другому, вот и все. Поэтому и пишут иначе. Дриады вообще мало читают и пишут, поэтому написание их не волнует.
— Ксенедра.
— Почти похоже. Только дриадское «кс» звучит немного мягче.
Она улыбнулась, сняла вторую туфлю и с наслаждением пошевелила пальцами ноги.
— Зачем ты разулась? — рассеянно спросил Гарион.
— Мне нравится чувствовать мох под ногами и еще мне хочется искупаться.
— Слишком холодно. Этот ручей вытекает из ледника.
— Я только окунусь — мне это не повредит. Она пожала плечами. Затем, словно отвечая на вызов, поднялась и начала скидывать одежду,
— Сенедра! А если кто-нибудь увидит? Она рассмеялась серебристым смехом.
— Ну и что, если увидят? Я не собираюсь из-за всяких глупых условностей купаться в одежде. Не будь таким занудой, Гарион.
— Не поэтому. Просто…
— Что?
— Не важно.
Она вбежала в озеро, повизгивая от восторга и обжигающей льдом воды. Оттолкнувшись, она нырнула, доплыла до другого берега, где в хрустально-прозрачную воду свешивалось поросшее мхом бревно, и встала на дно. Волосы ее струились по плечам, а на губах играла проказливая улыбка.
— Ну?! — крикнула она ему.
— Что — «ну»?
— Ты идешь?
— Нет, конечно.
— Неужели всемогущий Повелитель Запада испугался холодной водички?
— Всемогущий Повелитель Запада не желает подхватить простуду ради удовольствия поплескаться в ледяной воде.
— Гарион, ты определенно становишься занудой. Сними свою корону и расслабься.
— На мне нет короны.
— Тогда сними что-нибудь другое.
— Сенедра!
Она снова рассмеялась и принялась болтать ногами, поднимая в воздух миллионы искрящихся капель воды, которые, как алмазы, сияли в лучах утреннего солнца. Затем она легла на воду, и ее волосы медным веером рассыпались по гладкой поверхности озера. Венок, который она сплела, после купания разошелся, и на воде покачивались полевые цветы.
Гарион сидел на подстилке из мха, удобно прислонившись спиной к стволу дерева. Грело теплое солнце, и ноздри его наполнял пьянящий запах травы, деревьев и лесных цветов. Из-за высоких стволов вылетела бабочка с узорчатыми золотисто-голубыми крыльями. Привлеченная ярким цветом, или запахом, или чем-то еще, она устремилась к озерку и цветам, качавшимся на нем. Бабочка перелетала от одного цветка к другому, слегка касаясь их крыльями. Сенедра, затаив дыхание, медленно погрузила голову в воду так, что на поверхности осталось только ее лицо. Бабочка все ближе и ближе подлетала к застывшей в ожидании королеве. И вот, опустившись к ее лицу, бабочка нежно коснулась крыльями ее губ.
— О, замечательно, — рассмеялся Гарион. — Теперь моя жена общается с бабочками.
— Ради поцелуя я готова на все, — отвечала она, бросив на него лукавый взгляд.
— Если ты хочешь поцелуя, я могу это взять на себя.
— Интересная мысль. Тогда поцелуй меня прямо сейчас. А то мой дружок уже охладел. — Она махнула рукой на бабочку, которая, трепеща крыльями, уселась на склонившийся над водой куст. — Иди ко мне, Гарион.
— Ты же на самой середине озера, — заметил он.
— Ну и что?
— Выходить ты, по-видимому, не собираешься.
— Ты предложил поцелуй, Гарион. Без всяких условий.
Гарион вздохнул, поднялся на ноги и начал раздеваться.
— Мы оба об этом пожалеем, — предупредил он. — Летние простуды долго не проходят.
— Ты не простудишься, Гарион. Давай же. Поежившись, он решительно вступил в ледяную воду.
— Жестокая ты женщина, Сенедра, — пожаловался он, содрогаясь от обдавшего его холода.
— Не будь таким ребенком. Иди сюда.
Стиснув зубы, он двинулся к ней, разгребая в стороны воду, и по дороге больно ударился ногой о лежащий на дне камень. Когда он приблизился к Сенедре, она обвила его шею своими холодными, мокрыми руками и крепко прижалась губами к его губам. Ее продолжительный поцелуй заставил его слегка покачнуться. Он почувствовал, как губы ее напряглись, сложившись в лукавую улыбку, не отрываясь при этом от его губ, а потом она без всякого предупреждения подняла ноги и своим весом увлекла его под воду.
Он вынырнул, бранясь и отплевываясь.
— Правда, здорово получилось? — хихикнула она.
— Не особо, — проворчал он. — Тонуть мне не очень понравилось.
Она пропустила это мимо ушей.
— Ну раз уж ты совсем промок, то можешь со мной еще поплавать.
Проплавав вместе около четверти часа, они вышли из озера, дрожа и посинев от холода.
— Разведи огонь, Гарион, — проговорила Сенедра, клацая зубами.
— Я не взял с собой трут, — сказал он. — И кремень тоже.
— Тогда сделай это по-другому.
— Как — «по-другому»? — не сразу понял он.
— Ну ты же знаешь… — Она загадочно махнула рукой.
— А-а. Я и забыл об этом.
— Быстрее, Гарион. Я замерзаю.
Он набрал хворосту и сухих веток, расчистил место на полянке и направил свою энергию на сложенное в кучу топливо. Сначала поднялась тоненькая струйка дыма, потом вспыхнул язык ярко-оранжевого пламени. Через несколько минут рядом с покрытым мхом холмиком, у которого, сжавшись в комок, сидела дрожащая Сенедра, весело потрескивал огонек.
— Да, вот так-то лучше, — сказала она, протягивая руки к костру. — Полезный ты человек, мой господин.
— Благодарю. Не пожелает ли моя госпожа что-нибудь надеть?
— Пока не высохнет, не пожелает. Терпеть не могу надевать сухую одежду на мокрое тело.
— Тогда надеюсь, что никто сюда не заглянет.
— Подойди, сядь со мной рядом, — предложила Сенедра. — Здесь гораздо теплее.
У Гариона не было причин отказываться, и он присел рядом с ней на теплый мох.
— Вот видишь, — произнесла она, обнимая его рукой за шею. — Ведь так гораздо лучше, правда? — Она поцеловала его — серьезно и сосредоточенно.
У него перехватило дыхание и сердце забилось сильнее.
Когда она наконец ослабила объятия, Гарион с беспокойством оглядел поляну. Краешком глаза он уловил порхающее движение над самой водой и смущенно кашлянул.
— В чем дело? — спросила она.
— Бабочка на нас смотрит, — ответил он, покраснев.
— Ничего страшного, — улыбнулась она, снова обвивая руками его шею.
Весна незаметно перешла в лето, а в мире в том году царило непривычное спокойствие. Независимое королевство Вордов было сломлено набегами вооруженных до зубов бандитов, и семейство Вордов наконец униженно попросило принять их обратно в состав Толнедрийской империи.
Новости из Хтол-Mypгoca доходили отрывочные, но вроде бы положение на дальнем юге стабилизировалось — маллорейцы Каль Закета удерживали равнины, а Ургит со своими мургами прочно окопался в горах.
Донесения, периодически посылаемые Гариону драснийской разведкой, указывали на то, что возродившийся Медвежий культ не распространяется за пределы отдаленных деревень.
Гарион радовался этой передышке, и, поскольку никаких срочных дел у него не было, он взял в привычку поздно вставать и иногда проводил в блаженной дремоте два-три часа после восхода солнца.
Одним таким утром где-то в середине лета ему приснился на редкость чудесный сон, будто они с Сенедрой прыгали с чердака сарая на ферме Фалдора на стог мягкого сена. Но его сладкие грезы немилосердно прервала жена, которая внезапно выпрыгнула из постели и бросилась стремглав в соседнюю комнату, откуда послышались громкие харкающие звуки.
— Сенедра! — воскликнул он, вскакивая вслед за ней с постели. — Что ты делаешь?
— Меня рвет, — отвечала она, поднимая бледное лицо от таза, который держала на коленях.
— Тебя тошнит?
— Нет, — саркастически произнесла она. — Это я так развлекаюсь.
— Я позову кого-нибудь из врачей, — сказал он, хватаясь за одежду.
— Не стоит.
— Но тебя же тошнит.
— Конечно, но врача не нужно.
— Это неразумно, Сенедра. Если ты больна, тебе нужен врач.
— Меня должно тошнить, — ответила она.
— Что?
— Ты что, ничего не понял, Гарион? Меня, возможно, еще несколько месяцев по утрам будет тошнить.
— Я тебя вовсе не понимаю, Сенедра!
— До тебя ужасно долго доходит. В моем положении всегда тошнит по утрам.
— Положении? Каком положении?
Она в отчаянии закатила глаза.
— Гарион, — произнесла она преувеличенно терпеливо, — ты помнишь ту маленькую проблему, что была у нас прошлой осенью? Ту проблему, из-за которой мы посылали за тетушкой Пол?
— Ну да.
— Спешу тебя обрадовать, этой проблемы больше нет.
Он уставился на нее, постепенно осознавая, в чем дело.
— Ты хочешь сказать?..
— Да, дорогой, — проговорила она с улыбкой на бледном лице. — Ты скоро станешь отцом. А теперь, с твоего позволения, меня опять сейчас вырвет.
Глава 13
— M-м… — рассеянно произнесла она. Потом пристально поглядела на него. — Ты сегодня очень занят?
— Не очень. А что?
— Я подумала, не заглянуть ли нам на кухню — взять мяса, хлеба и сыра. Мне так хочется пойти на целый день в лес.
— В лес? Зачем?
— Гарион, — сердито сказала она. — Я всю зиму просидела безвылазно в этом ужасном старом замке. Мне нужен свежий воздух, солнечный свет, запах деревьев и цветов на лугу, а не эти промозглые серые камни.
— Попроси Арелл сходить с тобой. Я не могу отлучаться на целый день. Она устало вздохнула.
— Ты же только что сказал, что у тебя нет важных дел.
— Никогда не знаешь наверняка. Вдруг что-нибудь появится.
— Ничего, подождет, — процедила она сквозь зубы. Гарион метнул на нее быстрый взгляд, распознал угрожающие признаки и ответил как можно мягче:
— Наверное, ты права, дорогая. Почему бы нам и вправду не совершить небольшую вылазку. Давай позовем с собой Арелл и, может быть, Кейла.
— Нет, Гарион, — твердо возразила она.
— Нет?
— Определенно нет.
Итак, вскоре после завтрака король Ривский рука об руку со своей маленькой королевой вышли из цитадели с изрядно нагруженной корзинкой, перешли через широкий луг за городом и остановились под дырявой тенью вечнозеленых деревьев на крутом склоне, ведущем к заснеженным остроконечным вершинам, которые образуют горный хребет Острова.
Как только они вошли в лес, с лица Сенедры исчезли все признаки недовольства. Прогуливаясь между высокими соснами и елями, она набрала цветов и сплела из них венок. Утреннее солнце пробивалось сквозь ветви деревьев высоко над головой, бросая на лесной ковер из мха пятна золотистого света. От можжевельника и сосен исходил дурманящий смолистый запах, а птички кружились между высокими и стройными, как колонны, стволами, приветствуя своим щебетанием восходящее солнышко.
Через некоторое время они вышли на поросшую мхом и окруженную со всех сторон деревьями поляну, где по сверкающим камням, журча и булькая, пробирался ручеек, впадавший в лесное озеро, к которому пришел напиться воды олень с бархатистыми глазами. Олень поднял голову, обернулся, переступив своими изящными тонкими ногами, без тени испуга поглядел на них и пошел обратно в лес.
— Ах, как это прекрасно! — воскликнула Сенедра с нежной улыбкой на лице. Она села на круглый валун и начала расшнуровывать свои туфли.
Гарион поставил корзину на землю и лег, растянувшись во весь рост. Он почувствовал, как все заботы последних месяцев медленно уплывают прочь.
— Я рад, что ты это придумала, — сказал он, потягиваясь на прогретом солнцем мху. — Замечательная мысль.
— Естественно, — ответила она. — У меня все мысли замечательные.
Гарион вдруг вспомнил об одной загадке, не дававшей ему когда-то покоя.
— Сенедра, — начал он, — я давно хотел тебя спросить. Почему все имена дриад начинаются на «Кс»? Ксера, Ксанта, например?
— У нас такой обычай, — отвечала она, продолжая возиться со шнурками;
— А как же твое имя? Почему оно не начинается с «Кс»?
— Начинается. — Она стащила с ноги одну туфлю. — Просто толнедрийцы произносят его по-другому, вот и все. Поэтому и пишут иначе. Дриады вообще мало читают и пишут, поэтому написание их не волнует.
— Ксенедра.
— Почти похоже. Только дриадское «кс» звучит немного мягче.
Она улыбнулась, сняла вторую туфлю и с наслаждением пошевелила пальцами ноги.
— Зачем ты разулась? — рассеянно спросил Гарион.
— Мне нравится чувствовать мох под ногами и еще мне хочется искупаться.
— Слишком холодно. Этот ручей вытекает из ледника.
— Я только окунусь — мне это не повредит. Она пожала плечами. Затем, словно отвечая на вызов, поднялась и начала скидывать одежду,
— Сенедра! А если кто-нибудь увидит? Она рассмеялась серебристым смехом.
— Ну и что, если увидят? Я не собираюсь из-за всяких глупых условностей купаться в одежде. Не будь таким занудой, Гарион.
— Не поэтому. Просто…
— Что?
— Не важно.
Она вбежала в озеро, повизгивая от восторга и обжигающей льдом воды. Оттолкнувшись, она нырнула, доплыла до другого берега, где в хрустально-прозрачную воду свешивалось поросшее мхом бревно, и встала на дно. Волосы ее струились по плечам, а на губах играла проказливая улыбка.
— Ну?! — крикнула она ему.
— Что — «ну»?
— Ты идешь?
— Нет, конечно.
— Неужели всемогущий Повелитель Запада испугался холодной водички?
— Всемогущий Повелитель Запада не желает подхватить простуду ради удовольствия поплескаться в ледяной воде.
— Гарион, ты определенно становишься занудой. Сними свою корону и расслабься.
— На мне нет короны.
— Тогда сними что-нибудь другое.
— Сенедра!
Она снова рассмеялась и принялась болтать ногами, поднимая в воздух миллионы искрящихся капель воды, которые, как алмазы, сияли в лучах утреннего солнца. Затем она легла на воду, и ее волосы медным веером рассыпались по гладкой поверхности озера. Венок, который она сплела, после купания разошелся, и на воде покачивались полевые цветы.
Гарион сидел на подстилке из мха, удобно прислонившись спиной к стволу дерева. Грело теплое солнце, и ноздри его наполнял пьянящий запах травы, деревьев и лесных цветов. Из-за высоких стволов вылетела бабочка с узорчатыми золотисто-голубыми крыльями. Привлеченная ярким цветом, или запахом, или чем-то еще, она устремилась к озерку и цветам, качавшимся на нем. Бабочка перелетала от одного цветка к другому, слегка касаясь их крыльями. Сенедра, затаив дыхание, медленно погрузила голову в воду так, что на поверхности осталось только ее лицо. Бабочка все ближе и ближе подлетала к застывшей в ожидании королеве. И вот, опустившись к ее лицу, бабочка нежно коснулась крыльями ее губ.
— О, замечательно, — рассмеялся Гарион. — Теперь моя жена общается с бабочками.
— Ради поцелуя я готова на все, — отвечала она, бросив на него лукавый взгляд.
— Если ты хочешь поцелуя, я могу это взять на себя.
— Интересная мысль. Тогда поцелуй меня прямо сейчас. А то мой дружок уже охладел. — Она махнула рукой на бабочку, которая, трепеща крыльями, уселась на склонившийся над водой куст. — Иди ко мне, Гарион.
— Ты же на самой середине озера, — заметил он.
— Ну и что?
— Выходить ты, по-видимому, не собираешься.
— Ты предложил поцелуй, Гарион. Без всяких условий.
Гарион вздохнул, поднялся на ноги и начал раздеваться.
— Мы оба об этом пожалеем, — предупредил он. — Летние простуды долго не проходят.
— Ты не простудишься, Гарион. Давай же. Поежившись, он решительно вступил в ледяную воду.
— Жестокая ты женщина, Сенедра, — пожаловался он, содрогаясь от обдавшего его холода.
— Не будь таким ребенком. Иди сюда.
Стиснув зубы, он двинулся к ней, разгребая в стороны воду, и по дороге больно ударился ногой о лежащий на дне камень. Когда он приблизился к Сенедре, она обвила его шею своими холодными, мокрыми руками и крепко прижалась губами к его губам. Ее продолжительный поцелуй заставил его слегка покачнуться. Он почувствовал, как губы ее напряглись, сложившись в лукавую улыбку, не отрываясь при этом от его губ, а потом она без всякого предупреждения подняла ноги и своим весом увлекла его под воду.
Он вынырнул, бранясь и отплевываясь.
— Правда, здорово получилось? — хихикнула она.
— Не особо, — проворчал он. — Тонуть мне не очень понравилось.
Она пропустила это мимо ушей.
— Ну раз уж ты совсем промок, то можешь со мной еще поплавать.
Проплавав вместе около четверти часа, они вышли из озера, дрожа и посинев от холода.
— Разведи огонь, Гарион, — проговорила Сенедра, клацая зубами.
— Я не взял с собой трут, — сказал он. — И кремень тоже.
— Тогда сделай это по-другому.
— Как — «по-другому»? — не сразу понял он.
— Ну ты же знаешь… — Она загадочно махнула рукой.
— А-а. Я и забыл об этом.
— Быстрее, Гарион. Я замерзаю.
Он набрал хворосту и сухих веток, расчистил место на полянке и направил свою энергию на сложенное в кучу топливо. Сначала поднялась тоненькая струйка дыма, потом вспыхнул язык ярко-оранжевого пламени. Через несколько минут рядом с покрытым мхом холмиком, у которого, сжавшись в комок, сидела дрожащая Сенедра, весело потрескивал огонек.
— Да, вот так-то лучше, — сказала она, протягивая руки к костру. — Полезный ты человек, мой господин.
— Благодарю. Не пожелает ли моя госпожа что-нибудь надеть?
— Пока не высохнет, не пожелает. Терпеть не могу надевать сухую одежду на мокрое тело.
— Тогда надеюсь, что никто сюда не заглянет.
— Подойди, сядь со мной рядом, — предложила Сенедра. — Здесь гораздо теплее.
У Гариона не было причин отказываться, и он присел рядом с ней на теплый мох.
— Вот видишь, — произнесла она, обнимая его рукой за шею. — Ведь так гораздо лучше, правда? — Она поцеловала его — серьезно и сосредоточенно.
У него перехватило дыхание и сердце забилось сильнее.
Когда она наконец ослабила объятия, Гарион с беспокойством оглядел поляну. Краешком глаза он уловил порхающее движение над самой водой и смущенно кашлянул.
— В чем дело? — спросила она.
— Бабочка на нас смотрит, — ответил он, покраснев.
— Ничего страшного, — улыбнулась она, снова обвивая руками его шею.
Весна незаметно перешла в лето, а в мире в том году царило непривычное спокойствие. Независимое королевство Вордов было сломлено набегами вооруженных до зубов бандитов, и семейство Вордов наконец униженно попросило принять их обратно в состав Толнедрийской империи.
Новости из Хтол-Mypгoca доходили отрывочные, но вроде бы положение на дальнем юге стабилизировалось — маллорейцы Каль Закета удерживали равнины, а Ургит со своими мургами прочно окопался в горах.
Донесения, периодически посылаемые Гариону драснийской разведкой, указывали на то, что возродившийся Медвежий культ не распространяется за пределы отдаленных деревень.
Гарион радовался этой передышке, и, поскольку никаких срочных дел у него не было, он взял в привычку поздно вставать и иногда проводил в блаженной дремоте два-три часа после восхода солнца.
Одним таким утром где-то в середине лета ему приснился на редкость чудесный сон, будто они с Сенедрой прыгали с чердака сарая на ферме Фалдора на стог мягкого сена. Но его сладкие грезы немилосердно прервала жена, которая внезапно выпрыгнула из постели и бросилась стремглав в соседнюю комнату, откуда послышались громкие харкающие звуки.
— Сенедра! — воскликнул он, вскакивая вслед за ней с постели. — Что ты делаешь?
— Меня рвет, — отвечала она, поднимая бледное лицо от таза, который держала на коленях.
— Тебя тошнит?
— Нет, — саркастически произнесла она. — Это я так развлекаюсь.
— Я позову кого-нибудь из врачей, — сказал он, хватаясь за одежду.
— Не стоит.
— Но тебя же тошнит.
— Конечно, но врача не нужно.
— Это неразумно, Сенедра. Если ты больна, тебе нужен врач.
— Меня должно тошнить, — ответила она.
— Что?
— Ты что, ничего не понял, Гарион? Меня, возможно, еще несколько месяцев по утрам будет тошнить.
— Я тебя вовсе не понимаю, Сенедра!
— До тебя ужасно долго доходит. В моем положении всегда тошнит по утрам.
— Положении? Каком положении?
Она в отчаянии закатила глаза.
— Гарион, — произнесла она преувеличенно терпеливо, — ты помнишь ту маленькую проблему, что была у нас прошлой осенью? Ту проблему, из-за которой мы посылали за тетушкой Пол?
— Ну да.
— Спешу тебя обрадовать, этой проблемы больше нет.
Он уставился на нее, постепенно осознавая, в чем дело.
— Ты хочешь сказать?..
— Да, дорогой, — проговорила она с улыбкой на бледном лице. — Ты скоро станешь отцом. А теперь, с твоего позволения, меня опять сейчас вырвет.
Глава 13
Все было странно и непонятно. Как ни пытался Гарион и так и эдак растолковать значение этих двух отрывков, ему никак не удавалось свести их друг с другом. Несмотря на то, что оба они, по-видимому, описывали один и тот же отрезок времени, они просто расходились в разных направлениях. За окном стояло ясное солнечное осеннее утро, но пыльная библиотека казалась мрачной, промозглой и негостеприимной.
Гарион не мыслил себя в роли книжного червя, поэтому взялся за работу, которую задал ему Белгарат, с некоторой неохотой. Во-первых, его пугала огромная кипа документов, которые ему предстояло перебрать, а кроме того, эта темная комнатушка, где стоял запах древних пергаментов и заплесневевших кожаных переплетов, всегда наводила на него тоску. Однако ему и раньше приходилось делать то, что ему было неприятно. И теперь, хоть и без особого восторга, он каждый день* послушно проводил не менее двух часов в этой келье, разбираясь в старинных книгах и свитках, написанных подчас весьма неразборчиво.
Стиснув зубы, Гарион который раз разложил перед собой на столе два пергаментных свитка. Он начал читать медленно и вслух, в надежде, что его ушам, возможно, удастся уловить то, что упустили глаза. В Даринских рукописях все было сказано относительно ясно и прямо. «Да будет так, — говорилось в них, — в день, когда Шар Алдура загорится алым пламенем, откроется, как зовут Дитя Тьмы. Берегите сына, что родит Дитя Света, ибо брата ему не иметь. И свершится так, что те, кто однажды были единым, а сейчас их двое, воссоединятся, и в воссоединении этом одного из них больше не станет».
Шар уже загорелся красным пламенем, и открылось, как зовут Дитя Тьмы — Зандрамас. Это сходилось с тем, что произошло. Строки о том, что у сына, которого родит Дитя Света — его сына, — не будет брата, несколько обеспокоили Гариона. Сначала он решил, что это значит, что у них с Сенедрой будет только один ребенок, но чем больше он над этим размышлял, тем больше понимал несостоятельность своих выводов. На самом деле там говорилось, что у них будет только один сын. Но ничего не было сказано о дочерях. Чем больше он об этом думал, тем больше нравилась ему мысль о целой стайке маленьких резвых девчушек.
Последний отрывок — о двоих, которые раньше были единым, — казался абсолютно бессмысленным, но он был уверен, что со временем и эти слова обретут смысл.
Гарион переложил руку на строки Мринских рукописей, напряженно вглядываясь в них при желтом мерцании свечей. Он еще раз медленно и внимательно прочел: «И Дитя Света встретит Дитя Тьмы и победит его, — это, безусловно, относилось к поединку с Тораком, — и Тьма рассеется». Темное пророчество ушло в небытие со смертью Торака. «Но зри: камень, лежащий в центре Света, — Шар, очевидно, — будет… „ — на этом месте красовалась клякса. Гарион нахмурился, пытаясь разобрать, что за слово скрыто под чернильным пятном. Но как только он начал вглядываться в него, у него странно закружилась голова, как будто отодвинуть кляксу и заглянуть под нее стоило таких же усилий, как сдвинуть с места гору. Он повел плечами и продолжил читать: — «… и встрече сей надлежит произойти в Месте, коего нет, и выбор да свершится там“.
Читая этот последний кусок, Гарион застонал от бессилия. Как может встреча — или еще что-нибудь — произойти в Месте, которого нет? И что значит слово «выбор»? Какой выбор? Чей выбор? Выбор между чем и чем?
Он снова перечел это место. И снова почувствовал то же необъяснимое головокружение, когда глаза его остановились на кляксе. Гарион нахмурился. Какое бы слово ни скрывалось под кляксой, это все-таки всего лишь одно слово, а одно-единственное слово не может быть так важно. Первым приходившим на ум объяснением этому пятну была всем хорошо известная неряшливость Мринского пророка. Кроме того, можно предположить, что именно этот список был не совсем точен. Тот, кто переписывал его, возможно, нечаянно пропустил пару строк, когда замарал страницу. Гарион припомнил случаи, когда и сам допустил подобную оплошность, превратив тем самым вполне доброжелательное воззвание в устрашающее заявление о том, что он готов объявить себя военным диктатором всех королевств Запада. Обнаружив свою ошибку, он не просто стер угрожающие строки, но с содроганием сжег весь лист, чтобы знать наверняка, что его никто никогда не увидит.
Гарион поднялся, расправляя затекшие мышцы, и подошел к крохотному окошку. Осеннее небо было ослепительно голубым. Ночи уже сделались прохладными, и луга, лежащие высоко над городом, на рассвете были покрыты инеем. Дни тем не менее оставались теплыми и ясными. Он посмотрел на положение солнца, чтобы определить время. В полдень он обещал встретиться с графом Валгоном, толнедрийским послом, и не хотел опаздывать на встречу. Тетушка Пол всегда подчеркивала, как важна пунктуальность, поэтому Гарион старался всюду успевать вовремя.
Он вернулся к столу и рассеянно покрутил в руках свитки, в то время как ум его тщетно бился над загадкой двух противоречащих друг другу отрывков. Потом он задул свечи и вышел из библиотеки, тщательно закрыв за собой дверь.
Валгон был, как всегда, утомителен. У Гариона сложилось твердое убеждение, что врожденная напыщенность толнедрийцев мешает им выразить суть проблемы, которая утопает в пучине цветистых оборотов и выражений. В тот день обсуждался вопрос о «предоставлении приоритета» в разгрузке торговых судов в Ривской гавани. Валгон явно испытывал удовольствие, произнося эту фразу — «предоставление приоритета», — и поэтому вставлял ее, по крайней мере, через предложение. Суть изложенного Валгоном сводилась к просьбе или требованию того, чтобы толнедрийские купцы получили первоочередное право швартоваться к городским причалам.
— Дорогой мой Валгон, — начал Гарион, подыскивая слова, чтобы недипломатичнее отказать в просьбе, — по моему мнению, этот вопрос требует… — Он прервал себя на полуслове, подняв глаза на открывшиеся массивные резные двери Тронного зала.
Порог переступил один из высоченных, одетых в серое караульных, что всегда стояли на часах у дверей Тронного зала, когда там находился Гарион, и, прокашлявшись, провозгласил голосом, который, вероятно, услыхали на другом конце острова:
— Ее королевское величество, королева Сенедра Ривская, принцесса Толнедрийской империи, командующая армиями Запада и возлюбленная супруга его величества, Белгариона Ривского, Богоубийцы, Господина Западного моря и Повелителя Запада!
Вслед за караульным появилась Сенедра, мужественно несущая на своих хрупких плечах всю тяжесть этих многочисленных титулов. На ней было зеленое бархатное платье, собранное под грудью, чтобы скрыть ее расплывшуюся талию, а в глазах таился проказливый огонек.
Валгон повернулся к ней и сдержанно поклонился.
Сенедра дотронулась до руки караульного и, поднявшись на цыпочки, прошептала ему что-то на ухо. Караульный кивнул и, повернувшись к трону, стоявшему в дальнем конце зала, снова прокашлялся:
— Его высочество, принц Хелдар Драснийский, племянник безвременно ушедшего короля Родара и кузен короля Хевы, Повелитель Северных…
Гарион удивленно воззрился на дверь.
Шелк вступил в зал во всем своем великолепии. На нем был дорогой камзол жемчужно-серого цвета, пальцы унизаны кольцами, а на шее висела огромная золотая цепь с крупным сапфиром.
— Не беспокойтесь, господа, — произнес он, помахав рукой Гариону и графу Валгону, — вставать не надо. — Он широким жестом подал Сенедре руку, и они вместе прошли по широкому, устланному коврами проходу мимо трех стоявших на полу факелов.
— Шелк! — воскликнул Гарион.
— Он самый, — с шутливым поклоном ответил Шелк. — Ваше величество прекрасно выглядит, принимая во внимание…
— Что принимая во внимание? Шелк подмигнул ему.
— Я рад снова встретиться со столь знаменитым принцем-купцом, — вежливо проговорил Валгон. — Ваше высочество, вы покрыли свое имя неувядаемой славой. Ваши подвиги на Востоке приводят все торговые палаты Тол-Хонета в полное отчаяние.
— Рад, что до вас дошли известия о моих скромных успехах, — ответил Шелк, подышав на большое рубиновое кольцо на левой руке и протерев его подолом камзола. — Будьте добры, в следующем донесении вашему императору передайте мои поздравления. Он показал себя очень искусным политиком, когда справился с ситуацией у Вордов.
Валгон позволил себе слегка улыбнуться.
— Я уверен, что его императорское величество по достоинству оценит ваше лестное для него мнение, принц Хелдар. — И, обращаясь к Гариону, произнес: — Я знаю, что вашему величеству многое нужно обсудить со своим старым другом. Мы продолжим нашу беседу в другое время. — Он поклонился. — С позволения вашего величества я удалюсь.
— Разумеется, Валгон, — ответил Гарион. — И спасибо тебе.
Толнедриец снова поклонился и тихо вышел из комнаты.
Сенедра под руку с Шелком подошла к трону.
— Надеюсь, ты не возражаешь, что мы вас прервали, Гарион, — сказала она. — Я знаю, что вы с Валгоном вели чрезвычайно захватывающую беседу.
Гарион скорчил гримасу.
— Зачем понадобились все эти формальности? — с любопытством спросил он. — Я имею в виду все эти титулы.
Шелк оскалил зубы в усмешке.
— Это Сенедра придумала. Она решила, что если мы навалим на Валгона сразу столько титулов, то он уйдет. Мы оторвали тебя от важных дел?
Гарион поморщился.
— Мы говорили о том, как разгружать толнедрийские торговые суда. По-моему, если бы он еще раз произнес выражение «предоставление приоритета», я бы вскочил и задушил его.
— Да? — проговорила Сенедра, по-детски расширив глаза. — Давайте тогда его вернем.
— Как я понимаю, ты его недолюбливаешь? — предположил Шелк.
— Он Хонет, — ответила Сенедра. — А Хонетов я презираю.
— Пойдемте куда-нибудь, где можно поговорить, — предложил Гарион, окидывая взглядом торжественную обстановку Тронного зала.
— Как угодно вашему величеству, — произнес Шелк, низко кланяясь.
— Ой, да перестань паясничать, — сказал Гарион, спускаясь с возвышения, на котором стоял трон, и направляясь к боковой двери.
Когда они очутились в тихих, залитых солнцем королевских покоях, Гарион, сняв корону и скинув с плеч королевскую мантию, с облегчением вздохнул.
— Вы не представляете, как в ней жарко, — сказал он, швыряя скомканную мантию на стул в углу.
— А ты не представляешь, как легко она мнется, — напомнила ему Сенедра, аккуратно сложив мантию и вновь повесив ее на спинку стула.
— Я мог бы, пожалуй, найти тебе что-нибудь из маллорейского атласа — подходящего цвета с вплетенной серебряной нитью, — предложил Шелк. — Такая мантия будет выглядеть очень богато и изысканно, к тому же она не столь тяжела.
— Это мысль, — сказал Гарион.
— И я уверен, что цена тебе тоже понравится. Гарион с таким искренним удивлением посмотрел на Шелка, что тот рассмеялся.
— Ты нисколько не изменился, Шелк, — сказала Сенедра.
— Конечно нет, — ответил маленький воришка и без приглашения развалился в кресле.
— Что привело тебя в Риву? — спросил его Гарион, садясь за стол напротив своего друга.
— Глубокая привязанность — я вас обоих уже несколько лет не видел. — Он огляделся. — Как ты считаешь, у тебя найдется под рукой что-нибудь выпить?
— Что-нибудь найдем, — усмехнулся в ответ Гарион.
— У нас тут есть очень приятное вино, — предложила Сенедра, подходя к темному полированному буфету. — Мы пытаемся помочь Гариону воздерживаться от эля.
Шелк удивленно поднял бровь.
— Когда он выпьет эля, его, к несчастью, пробирает желание порадовать окружающих своим пением, — объяснила королева. — Я бы не хотела подвергать тебя такому испытанию.
— Да ладно тебе, — примирительно сказал Гарион.
— И дело не только в его голосе, — безжалостно продолжала Сенедра, — а в том, как он ищет нужные ноты и не находит.
— Ну, может, хватит? — спросил ее Гарион. Она рассмеялась звенящим смехом и наполнила два серебряных кубка красным толнедрийским вином.
— Выпьешь с нами? — спросил Шелк. Она скорчила гримаску.
— Наследник Ривского трона вино не одобряет, — ответила она, нежно положив руку на свой разбухший живот. — Или, наоборот, приходит от него в восторг. Начинает дрыгать ногами, а я не хочу, чтобы он мне все ребра переломал.
— Ах, вот что, — промолвил Шелк. Она поставила кубки на стол.
— А теперь, господа, я с вашего позволения отправлюсь принять ванну.
— Ее новое увлечение, — сказал Гарион. — Она по два часа каждый день проводит в ванне. Боюсь, скоро смоет с себя всю кожу.
Она повела плечами.
— У меня так спина отдыхает, а то я в последнее время ношу такую тяжесть. Он с каждым днем все прибавляет в весе.
— Я рад, что детей рожают женщины, — сказал Шелк. — Уверен, что у меня бы на это сил не хватило.
— Какой ты противный, Хелдар, — резко ответила она.
— Конечно, противный, — хмыкнул он.
Она бросила на него уничтожающий взгляд и отправилась на поиски Арелл, чтобы та помогла ей подготовиться к омовению.
— Сенедра просто расцвела, — заметил Шелк, — и даже не в таком дурном расположении духа, как я предполагал.
— Тебе бы сюда несколько месяцев назад приехать.
— Плохо было?
— Представить себе трудно.
— Говорят, такое бывает.
— Чем ты теперь занимаешься? — спросил Гарион, откидываясь на спинку стула. — Про тебя совсем ничего не слыхать.
— Я был в Маллорее, — ответил Шелк, отхлебнув вина. — Торговля мехом уже не приносит большого дохода, к тому же Ярблек с этим справляется. Похоже, что в Маллорее можно сделать хорошие деньги на шелке, коврах и необработанных драгоценных камнях, так что я поехал туда прощупать обстановку.
Гарион не мыслил себя в роли книжного червя, поэтому взялся за работу, которую задал ему Белгарат, с некоторой неохотой. Во-первых, его пугала огромная кипа документов, которые ему предстояло перебрать, а кроме того, эта темная комнатушка, где стоял запах древних пергаментов и заплесневевших кожаных переплетов, всегда наводила на него тоску. Однако ему и раньше приходилось делать то, что ему было неприятно. И теперь, хоть и без особого восторга, он каждый день* послушно проводил не менее двух часов в этой келье, разбираясь в старинных книгах и свитках, написанных подчас весьма неразборчиво.
Стиснув зубы, Гарион который раз разложил перед собой на столе два пергаментных свитка. Он начал читать медленно и вслух, в надежде, что его ушам, возможно, удастся уловить то, что упустили глаза. В Даринских рукописях все было сказано относительно ясно и прямо. «Да будет так, — говорилось в них, — в день, когда Шар Алдура загорится алым пламенем, откроется, как зовут Дитя Тьмы. Берегите сына, что родит Дитя Света, ибо брата ему не иметь. И свершится так, что те, кто однажды были единым, а сейчас их двое, воссоединятся, и в воссоединении этом одного из них больше не станет».
Шар уже загорелся красным пламенем, и открылось, как зовут Дитя Тьмы — Зандрамас. Это сходилось с тем, что произошло. Строки о том, что у сына, которого родит Дитя Света — его сына, — не будет брата, несколько обеспокоили Гариона. Сначала он решил, что это значит, что у них с Сенедрой будет только один ребенок, но чем больше он над этим размышлял, тем больше понимал несостоятельность своих выводов. На самом деле там говорилось, что у них будет только один сын. Но ничего не было сказано о дочерях. Чем больше он об этом думал, тем больше нравилась ему мысль о целой стайке маленьких резвых девчушек.
Последний отрывок — о двоих, которые раньше были единым, — казался абсолютно бессмысленным, но он был уверен, что со временем и эти слова обретут смысл.
Гарион переложил руку на строки Мринских рукописей, напряженно вглядываясь в них при желтом мерцании свечей. Он еще раз медленно и внимательно прочел: «И Дитя Света встретит Дитя Тьмы и победит его, — это, безусловно, относилось к поединку с Тораком, — и Тьма рассеется». Темное пророчество ушло в небытие со смертью Торака. «Но зри: камень, лежащий в центре Света, — Шар, очевидно, — будет… „ — на этом месте красовалась клякса. Гарион нахмурился, пытаясь разобрать, что за слово скрыто под чернильным пятном. Но как только он начал вглядываться в него, у него странно закружилась голова, как будто отодвинуть кляксу и заглянуть под нее стоило таких же усилий, как сдвинуть с места гору. Он повел плечами и продолжил читать: — «… и встрече сей надлежит произойти в Месте, коего нет, и выбор да свершится там“.
Читая этот последний кусок, Гарион застонал от бессилия. Как может встреча — или еще что-нибудь — произойти в Месте, которого нет? И что значит слово «выбор»? Какой выбор? Чей выбор? Выбор между чем и чем?
Он снова перечел это место. И снова почувствовал то же необъяснимое головокружение, когда глаза его остановились на кляксе. Гарион нахмурился. Какое бы слово ни скрывалось под кляксой, это все-таки всего лишь одно слово, а одно-единственное слово не может быть так важно. Первым приходившим на ум объяснением этому пятну была всем хорошо известная неряшливость Мринского пророка. Кроме того, можно предположить, что именно этот список был не совсем точен. Тот, кто переписывал его, возможно, нечаянно пропустил пару строк, когда замарал страницу. Гарион припомнил случаи, когда и сам допустил подобную оплошность, превратив тем самым вполне доброжелательное воззвание в устрашающее заявление о том, что он готов объявить себя военным диктатором всех королевств Запада. Обнаружив свою ошибку, он не просто стер угрожающие строки, но с содроганием сжег весь лист, чтобы знать наверняка, что его никто никогда не увидит.
Гарион поднялся, расправляя затекшие мышцы, и подошел к крохотному окошку. Осеннее небо было ослепительно голубым. Ночи уже сделались прохладными, и луга, лежащие высоко над городом, на рассвете были покрыты инеем. Дни тем не менее оставались теплыми и ясными. Он посмотрел на положение солнца, чтобы определить время. В полдень он обещал встретиться с графом Валгоном, толнедрийским послом, и не хотел опаздывать на встречу. Тетушка Пол всегда подчеркивала, как важна пунктуальность, поэтому Гарион старался всюду успевать вовремя.
Он вернулся к столу и рассеянно покрутил в руках свитки, в то время как ум его тщетно бился над загадкой двух противоречащих друг другу отрывков. Потом он задул свечи и вышел из библиотеки, тщательно закрыв за собой дверь.
Валгон был, как всегда, утомителен. У Гариона сложилось твердое убеждение, что врожденная напыщенность толнедрийцев мешает им выразить суть проблемы, которая утопает в пучине цветистых оборотов и выражений. В тот день обсуждался вопрос о «предоставлении приоритета» в разгрузке торговых судов в Ривской гавани. Валгон явно испытывал удовольствие, произнося эту фразу — «предоставление приоритета», — и поэтому вставлял ее, по крайней мере, через предложение. Суть изложенного Валгоном сводилась к просьбе или требованию того, чтобы толнедрийские купцы получили первоочередное право швартоваться к городским причалам.
— Дорогой мой Валгон, — начал Гарион, подыскивая слова, чтобы недипломатичнее отказать в просьбе, — по моему мнению, этот вопрос требует… — Он прервал себя на полуслове, подняв глаза на открывшиеся массивные резные двери Тронного зала.
Порог переступил один из высоченных, одетых в серое караульных, что всегда стояли на часах у дверей Тронного зала, когда там находился Гарион, и, прокашлявшись, провозгласил голосом, который, вероятно, услыхали на другом конце острова:
— Ее королевское величество, королева Сенедра Ривская, принцесса Толнедрийской империи, командующая армиями Запада и возлюбленная супруга его величества, Белгариона Ривского, Богоубийцы, Господина Западного моря и Повелителя Запада!
Вслед за караульным появилась Сенедра, мужественно несущая на своих хрупких плечах всю тяжесть этих многочисленных титулов. На ней было зеленое бархатное платье, собранное под грудью, чтобы скрыть ее расплывшуюся талию, а в глазах таился проказливый огонек.
Валгон повернулся к ней и сдержанно поклонился.
Сенедра дотронулась до руки караульного и, поднявшись на цыпочки, прошептала ему что-то на ухо. Караульный кивнул и, повернувшись к трону, стоявшему в дальнем конце зала, снова прокашлялся:
— Его высочество, принц Хелдар Драснийский, племянник безвременно ушедшего короля Родара и кузен короля Хевы, Повелитель Северных…
Гарион удивленно воззрился на дверь.
Шелк вступил в зал во всем своем великолепии. На нем был дорогой камзол жемчужно-серого цвета, пальцы унизаны кольцами, а на шее висела огромная золотая цепь с крупным сапфиром.
— Не беспокойтесь, господа, — произнес он, помахав рукой Гариону и графу Валгону, — вставать не надо. — Он широким жестом подал Сенедре руку, и они вместе прошли по широкому, устланному коврами проходу мимо трех стоявших на полу факелов.
— Шелк! — воскликнул Гарион.
— Он самый, — с шутливым поклоном ответил Шелк. — Ваше величество прекрасно выглядит, принимая во внимание…
— Что принимая во внимание? Шелк подмигнул ему.
— Я рад снова встретиться со столь знаменитым принцем-купцом, — вежливо проговорил Валгон. — Ваше высочество, вы покрыли свое имя неувядаемой славой. Ваши подвиги на Востоке приводят все торговые палаты Тол-Хонета в полное отчаяние.
— Рад, что до вас дошли известия о моих скромных успехах, — ответил Шелк, подышав на большое рубиновое кольцо на левой руке и протерев его подолом камзола. — Будьте добры, в следующем донесении вашему императору передайте мои поздравления. Он показал себя очень искусным политиком, когда справился с ситуацией у Вордов.
Валгон позволил себе слегка улыбнуться.
— Я уверен, что его императорское величество по достоинству оценит ваше лестное для него мнение, принц Хелдар. — И, обращаясь к Гариону, произнес: — Я знаю, что вашему величеству многое нужно обсудить со своим старым другом. Мы продолжим нашу беседу в другое время. — Он поклонился. — С позволения вашего величества я удалюсь.
— Разумеется, Валгон, — ответил Гарион. — И спасибо тебе.
Толнедриец снова поклонился и тихо вышел из комнаты.
Сенедра под руку с Шелком подошла к трону.
— Надеюсь, ты не возражаешь, что мы вас прервали, Гарион, — сказала она. — Я знаю, что вы с Валгоном вели чрезвычайно захватывающую беседу.
Гарион скорчил гримасу.
— Зачем понадобились все эти формальности? — с любопытством спросил он. — Я имею в виду все эти титулы.
Шелк оскалил зубы в усмешке.
— Это Сенедра придумала. Она решила, что если мы навалим на Валгона сразу столько титулов, то он уйдет. Мы оторвали тебя от важных дел?
Гарион поморщился.
— Мы говорили о том, как разгружать толнедрийские торговые суда. По-моему, если бы он еще раз произнес выражение «предоставление приоритета», я бы вскочил и задушил его.
— Да? — проговорила Сенедра, по-детски расширив глаза. — Давайте тогда его вернем.
— Как я понимаю, ты его недолюбливаешь? — предположил Шелк.
— Он Хонет, — ответила Сенедра. — А Хонетов я презираю.
— Пойдемте куда-нибудь, где можно поговорить, — предложил Гарион, окидывая взглядом торжественную обстановку Тронного зала.
— Как угодно вашему величеству, — произнес Шелк, низко кланяясь.
— Ой, да перестань паясничать, — сказал Гарион, спускаясь с возвышения, на котором стоял трон, и направляясь к боковой двери.
Когда они очутились в тихих, залитых солнцем королевских покоях, Гарион, сняв корону и скинув с плеч королевскую мантию, с облегчением вздохнул.
— Вы не представляете, как в ней жарко, — сказал он, швыряя скомканную мантию на стул в углу.
— А ты не представляешь, как легко она мнется, — напомнила ему Сенедра, аккуратно сложив мантию и вновь повесив ее на спинку стула.
— Я мог бы, пожалуй, найти тебе что-нибудь из маллорейского атласа — подходящего цвета с вплетенной серебряной нитью, — предложил Шелк. — Такая мантия будет выглядеть очень богато и изысканно, к тому же она не столь тяжела.
— Это мысль, — сказал Гарион.
— И я уверен, что цена тебе тоже понравится. Гарион с таким искренним удивлением посмотрел на Шелка, что тот рассмеялся.
— Ты нисколько не изменился, Шелк, — сказала Сенедра.
— Конечно нет, — ответил маленький воришка и без приглашения развалился в кресле.
— Что привело тебя в Риву? — спросил его Гарион, садясь за стол напротив своего друга.
— Глубокая привязанность — я вас обоих уже несколько лет не видел. — Он огляделся. — Как ты считаешь, у тебя найдется под рукой что-нибудь выпить?
— Что-нибудь найдем, — усмехнулся в ответ Гарион.
— У нас тут есть очень приятное вино, — предложила Сенедра, подходя к темному полированному буфету. — Мы пытаемся помочь Гариону воздерживаться от эля.
Шелк удивленно поднял бровь.
— Когда он выпьет эля, его, к несчастью, пробирает желание порадовать окружающих своим пением, — объяснила королева. — Я бы не хотела подвергать тебя такому испытанию.
— Да ладно тебе, — примирительно сказал Гарион.
— И дело не только в его голосе, — безжалостно продолжала Сенедра, — а в том, как он ищет нужные ноты и не находит.
— Ну, может, хватит? — спросил ее Гарион. Она рассмеялась звенящим смехом и наполнила два серебряных кубка красным толнедрийским вином.
— Выпьешь с нами? — спросил Шелк. Она скорчила гримаску.
— Наследник Ривского трона вино не одобряет, — ответила она, нежно положив руку на свой разбухший живот. — Или, наоборот, приходит от него в восторг. Начинает дрыгать ногами, а я не хочу, чтобы он мне все ребра переломал.
— Ах, вот что, — промолвил Шелк. Она поставила кубки на стол.
— А теперь, господа, я с вашего позволения отправлюсь принять ванну.
— Ее новое увлечение, — сказал Гарион. — Она по два часа каждый день проводит в ванне. Боюсь, скоро смоет с себя всю кожу.
Она повела плечами.
— У меня так спина отдыхает, а то я в последнее время ношу такую тяжесть. Он с каждым днем все прибавляет в весе.
— Я рад, что детей рожают женщины, — сказал Шелк. — Уверен, что у меня бы на это сил не хватило.
— Какой ты противный, Хелдар, — резко ответила она.
— Конечно, противный, — хмыкнул он.
Она бросила на него уничтожающий взгляд и отправилась на поиски Арелл, чтобы та помогла ей подготовиться к омовению.
— Сенедра просто расцвела, — заметил Шелк, — и даже не в таком дурном расположении духа, как я предполагал.
— Тебе бы сюда несколько месяцев назад приехать.
— Плохо было?
— Представить себе трудно.
— Говорят, такое бывает.
— Чем ты теперь занимаешься? — спросил Гарион, откидываясь на спинку стула. — Про тебя совсем ничего не слыхать.
— Я был в Маллорее, — ответил Шелк, отхлебнув вина. — Торговля мехом уже не приносит большого дохода, к тому же Ярблек с этим справляется. Похоже, что в Маллорее можно сделать хорошие деньги на шелке, коврах и необработанных драгоценных камнях, так что я поехал туда прощупать обстановку.