Мамаша – вуайеристу: «Твои сестры».
   Разговор о самоубийстве получил подтверждение.
   Иду следом за толпой техников – на собственно место преступления.
   На полу – трое убитых: один мужчина и две женщины.
   Детали:
   Продырявленные выстрелами глазницы; на щеках – черная пудра пороха, брызги крови.
   Выпотрошенные подушки на кресле – это они заглушили выстрелы.
   Ножницы, бензопила, топор – окровавленные – аккуратно сложены в углу.
   Ковер – сплошное кровавое болотце.
   У мужчины – спущены штаны.
   Его кастрировали – пенис красуется рядом в пепельнице.
   Женщины:
   Зарезаны – распилены: конечности болтаются лишь на лоскутах кожи.
   Стены и окна забрызганы кровью – в окна заглядывают детишки.
   Алые сгустки артериальной крови: видно, била фонтаном: на потолок, на стены. Народ в штатском – видок у ребят явно лучше не стал.
   Фотография в рамке – тоже в крови: симпатичный мужчина с двумя взрослыми дочерьми.
   Родственнички моего вуайериста.
   «Боооог ты мой», «Маааатерь Божья!»
   Я обошел лужи крови и направился дальше.
   Комната в глубине, задняя дверь, ступеньки – следы отмычки, клочки мяса, слюна.
   Прямо на пороге – женская туфля на высоком каблуке.
   Восстанавливаем картину:
   Он тихонько взламывает дверь, швыряет мясо, ждет за дверью.
   Собаки, учуяв мясо, набрасываются на него. Их тошнит.
   Он входит.
   Убивает Херрика.
   Находит инструменты, убивает собак.
   Возвращаются домой девочки, видят распахнутую дверь, вбегают внутрь. Туфля – разбросанные инструменты – он их услышал.
   БЕЗУУУУУМНАЯ пальба – он уродует жертвы – из-за освинцованных оконных рам никто ничего не слышит.
   Убийства, символический беспорядок – по всей вероятности, он ничего не украл.
   Навскидку: девчонки вернулись домой неожиданно.
   Я вышел в сад – аккуратно подстриженные кусты и деревья – есть где спрятаться. Следов крови нет – очевидно, он стащил из дома чистую одежду.
   Поодаль курят почтальон и парень в униформе – подошел к ним. «У семейства Херрик был сын?»
   Почтальон кивнул: «Ричард. Где-то в сентябре прошлого года сбежал из Чино. Его туда вроде за наркоту посадили».
   Мамаша: «друзья по переписке», «в одном городе» – побег Ричи все разъяснил. «… Это подвигло тебя на опрометчивый поступок» – то есть на бегство из Чино – впрочем, эта тюрьма так хреново охраняется, что сделать это особого труда не представило.
   Нервное бормотание парней в униформе: Ричи – поймать, осудить, отправить в газовую камеру – готовый подозреваемый.
   Убийца – Ричи? – НЕТ! – обдумать:
   Мотель «Красная стрела» – кабинка Ричи ограблена. Матрац на его кровати разодран – причем разодран кафесьяновскими серебряными ложками. Уверенность на сто процентов, что убийца Херриков и грабитель – один и тот же человек: те же разбитые бутылки, расколотые пластинки и замученные псы. Ричи – пассивный вуайерист – но кто-то наблюдал и за ним, постоянно надавливая на него. Томми ищет его в открытую, причем ясно давая всем понять, что он – конченый психопат и гадит в собственном доме, а вот теперь еще и ЭТО.
   Обратно в дом:
   Капли крови – темнеют, подсыхая, – проход между комнатами – вверх по лестнице. Следую за ними: красное становится розовым, ванная – стоп.
   На полу – вода, унитаз переполнен, и в нем – плавает нож. В ванной – розовая от крови вода, куски окровавленной плоти с волосами.
   Это объясняется вот чем:
   Он снял с себя грязное белье и смыл в унитаз – отсюда и засор. Потом полез в душ – ну-ка, посмотрим на вешалке – так и есть: одно сырое полотенце.
   Причем не успело высохнуть: бойня при свете дня.
   Снова в коридор – на ворсе ковра – вмятины от мокрых ступней. Проще простого проследить, куда они ведут – прямиком в спальню.
   Ящики комода открыты, их содержимое раскидано по полу. На полу же – бумажник – кто-то его опорожнил.
   Водительское удостоверение: Филипп Кларк Херрик, род. 14 мая 1906. Фотография – «Трахни меня, папочка» – симпатичный.
   В кармашках – фотография – голая Люсиль. Фальшивые права на имя Джозефа Ардена – все данные Херрика, только адрес выдуманный.
   Посмотрел в окно: Саут-Арден перегорожена, люди в униформе теснят любопытных репортеров.
   Остальные спальни:
   Проход, три двери. Две – открыты: девичьи спаленки – не тронуты. Одна – заперта – я вышиб дверь плечом.
   Мгновенная догадка: это и есть комната Ричи – ее никто не трогал.
   Аккуратно, едко пахнет шариками от моли.
   Плакаты джазменов.
   Книги: музыка вообще, теория игры на саксофоне.
   Полудетские рисунки: Люсиль – нежная, серьезная.
   Выпускная фотография: фоторобот Ричи – один в один.
   Хлопанье дверей – посмотрел в окно – в дом стекается народ из ОВР.
   Люсиль – идеал, мадонна.
   Опять книги – и опять о джазовой музыке.
   Странно: никакой технической литературы – а этот Ричи знал, как установить жучок.
   Кто-то бегом поднялся по лестнице – Эксли: тяжело дыша, мне: «Спускайтесь вниз. Рэй Пинкер вкратце рассказал мне, что тут произошло, но мне сперва хотелось бы услышать и вашу версию».
   – А нет никакой версии. Это либо Ричи Херрик, либо тот парень, который взломал дверь его кабинки в мотеле. Помните, я вам о нем рассказывал?
   – Помню. А вы меня избегаете. Я просил вас позвонить после того, как вы произведете экспертизу квартиры Стеммонса.
   – Так там не о чем говорить.
   – Где вы были вообще?
   – Все задают мне этот вопрос.
   – Это не ответ.
   Окровавленные носки ботинок – он подошел ближе.
   – Так что теперь? Это вопрос.
   – Я намерен объявить в розыск Ричарда Херрика.
   – Подумайте хорошенько. Вряд ли это он.
   – По-видимому, вы ждете, чтобы я вам подсказал. Так что, лейтенант?
   – Я же вам говорил: надо поднажать на Томми К., мне прекрасно известно, что он разыскивает Ричи Херрика. Ричи умеет прятаться, но Томми его знает. Так что у него гораздо больше шансов найти Ричи, нежели у нас.
   – Не приближайтесь к Кафесьянам. И я не откажусь от намерения объявить Ричи в розыск, поскольку семейство К. под колпаком федерального расследования, что, естественно, замедлит процесс поиска Херрика. Более того, весть об этих преступлениях очень быстро просочится на первые полосы газет. Херрик прочтет газеты и может вообще смыться из города. Мой контроль над прессой не бесконечен.
   – Ну да, я знаю – это ваша больная мозоль.
   – Честно говоря, так оно и есть. А теперь – удивите меня или предвосхитите. Расскажите что-нибудь, чего я не знаю.
   Я ткнул его в жилетную грудь – сильно.
   – Джонни Дьюхеймел мертв. Его нашли ребята из Управления шерифа Компстона – он числится у них в неопознанных; лично я думаю, что вы как-то повязаны. Вы натравили меня на Кафесьянов – он был связан и с ними. В последнее время мне думается не так хорошо, как хотелось бы, но скоро я с этим раскопаюсь, и вам не поздоровится.
   Эксли отступил на шаг. «Вы переводитесь в Отдел убийств и возглавляете это расследование. Вам на все карт-бланш – на все, кроме Кафесьянов».
   На улице звенят колокольцами грузовики с мороженым.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

   По Третьей – в Бюро. На Нормандия – красный свет – меня отрезают и окружают четыре «плимута».
   Оттуда выскакивают вооруженные федералы, целясь в меня. Из радиорупора: «Вы арестованы! Выходите из машины с поднятыми руками!»
   Я выключил двигатель, отрегулировал тормоза, повиновался. Меееедленно: выбираюсь из машины, держась распяленными руками за крышу.
   Меня повалили на капот, обыскали и заковали в наручники – засранцы в серых костюмах откровенно любовались происходящим.
   Милнер ткнул меня локтем. «Рубен Руис сказал, что это ты убил Джонсона».
   Трое коротко стриженных парней принялись обыскивать мою машину. Какой-то тощий ублюдок сунулся в бардачок.
   – Глянь, Милнер, – похоже на «белый»!
   Гребаный стукач Руис – брехло вонючее.
   Кто-то швырнул героин мне в лицо.
 
   В центр – в штаб-квартиру федералов; меня тащат наверх. Заталкивают в кабинет.
   Четыре оклеенные бумагой стены – под бумагой отчетливо видны какие-то линии.
   Нас ожидают Нунан и Шипстед.
   Милнер усадил меня. Шипстед расстегнул на мне наручники. Пакет с героином переходил от федерала к федералу – все аж присвистнули.
   Нунан: «Жаль, что Стеммонс умер. Он бы мог подтвердить ваше алиби в деле Джонсона».
   – То есть вы… вы знаете, что Руис лжет? И что он дрых, когда Джонсон шагнул из окна?
   Шипстед: «На этом пакете ведь тоже нет ярлычка: „Вещественное доказательство", лейтенант».
   Милнер: «Думаю, он – наркоман».
   Его напарник: «Стеммонс ведь точно был торчком».
   Нунан поправил узел галстука – сигнал его подчиненным удалиться.
   Шипстед: «Желаете взглянуть на свой ордер на арест, Клайн?»
   Нунан: «Только его бы надобно подправить – дописать туда нарушение федерального законодательства – хранение наркотических средств».
   Высказываю предположение: «Вы сфабриковали ордер с помощью знакомого судьи. Потом заставили Руиса солгать и отказаться от первоначальных показаний, чтобы заполучить меня. Ваш судья знал всю историю. Ордер ваш – простое задержание за пустячное нарушение гражданских прав, а вовсе не ордер штата Калифорния о задержании по подозрению в убийстве первой степени. Потому что ни один судья Верховного суда не стал бы подписывать подобного».
   Нунан: «По крайней мере, нам удалось привлечь ваше внимание. И разумеется, у нас есть веские доказательства».
   – Отпустите меня.
   Нунан: «Я сказал: веские».
   Шипстед: «Утром, вскоре после того как мы вас выпустили, мы освободили Эйба Уолдриджа – уладить какие-то свои личные дела. Днем же он был найден убитым. Он оставил предсмертную записку – графологическая экспертиза показала, что она была написана под давлением. Уолдридж согласился дать свидетельские показания касательно семейства Кафесьян, а также расследования несколько щекотливого дела о краже со взломом, коим занимались вы с покойным сержантом Стеммонсом. Наш агент, высланный забрать его для дальнейших допросов, и обнаружил тело.
   Нунан: «Агент Милнер допросил соседей. Возле его дома, примерно во время убийства, видели припаркованный „Понтиак-купе" 1956 года, пепельно-голубого цвета».
   Шипстед: «Это вы его убили?»
   Нунан: «У вас ведь голубая машина?»
   – Вам прекрасно известно, что я его не убивал. Это Томми и Джей-Си. Как известно и то, что я езжу на темно-синем «Понтиаке-додже».
   Шипстед: «У обоих – стопроцентное алиби на время убийства Эйба Уолдриджа».
   Нунан: «Оба находились дома, под круглосуточным наблюдением ФБР».
   – Значит, кому-то заказали.
   – Их телефон прослушивается.
   – И прослушивался задолго до того, как мы арестовали Уолдриджа.
   – Так о чем еще они говорили по телефону?
   Шипстед: «О вещах, которые вас не касаются. Ничего о том самом Ричи, который вас так интересовал прошлой ночью».
   Ага – про Херрика больше ничего – никаких новых данных по саут-арденским убийствам.
   – Говорите прямо. Что там за «веские доказательства»?
   Нунан: «Сначала мы хотим услышать вашу оценку ситуации, мистер Клайн».
   – Вы хотите предоставить Большому жюри троих главных свидетелей. Один из них – я, второго только что убили, а третий – третий планировался вами как эдакий чертик из табакерки. Теперь вам не хватает свидетелей, вот вы и решили надавить на меня. Вот вам моя оценка, теперь я готов выслушать ваши предложения.
   Нунан: «Иммунитет по делу Джонсона, а также по другим уголовным делам, которые могут быть возбуждены в отношении вас. Письменная гарантия, что в случае, если вскроются факты наличия у вас недекларированных доходов, полученных путем преступного сговора с криминальными элементами, против вас не будет выдвигаться залоговых прав на имущество должника. Взамен вы даете согласие на пребывание под федеральным арестом и дачу показаний на открытом судебном заседании – о том, что вам известно о семействе Кафесьян и истории его взаимоотношений с Полицейским управлением Лос-Анджелеса, а в особенности – о ваших собственных связях с организованной преступностью, за исключением Микки Коэна».
   Вспышка: Микки – федеральный свидетель.
   Судорожный толчок: нет, невозможно.
   – Значит, все это – блеф, так?
   Шипстед содрал со стен бумагу. Обрезки бумаги – а под ними – колонки цифр и букв.
   Крупным шрифтом – легко разобрать.
   Первая колонка: имена и даты – убитые мной по заказу мафии люди.
   Вторая колонка: мои операции с недвижимостью – в подробностях. К этой прилагался список дат: взятки членам Комиссии по недвижимости – по пять тысяч долларов каждому – вот куда шли мои гонорары за заказные убийства.
   Третья колонка: собственно подкупленные мной члены Комиссии. Детали: некоторые домовладения были проданы по смехотворно низкой цене. С соответствующими датами: вручения условного документа[27] и окончательного оформления сделки.
   Четвертая колонка: налоговые декларации Мег с 1951 по 1957 год. Вкупе с недекларированными доходами и их распределением: вплоть до взяток оценщикам и прочим бюрократам.
   Пятая колонка: показания свидетелей: шестьдесят с лишним подкупленных нами чиновников.
   Имена и цифры: так и пульсируют перед глазами.
   Нунан: «Большинство данных касательно вас и вашей сестры являются косвенными и могут быть истолкованы по-разному, список ваших заказных убийств заполнялся на основе слухов и косвенных выводов, что пять тысяч – весьма соблазнительная сумма, но не более того. Ключевым пунктом собранной информации является то, что вы оба – вы и ваша сестра – можете быть осуждены по обвинению в нарушении семи статей федерального налогового законодательства».
   Шипстед: «Я убедил мистера Нунана расширить соглашение об иммунитете, чтобы оно касалось также вашей сестры. В случае вашего согласия Маргарет Клайн Эйджи также будет освобождена от любых федеральных обвинений».
   Нунан: «Итак, ваш ответ?…»
   Шипстед: «Клайн?»
   Тик-так – часы. Тук-тук: сердцебиение: что-то пульсирует внутри меня.
   – Дайте мне четыре дня на подготовку, прежде чем поместить меня под арест; также я хочу разрешения на доступ к банковской ячейке Джуниора Стеммонса.
   Шипстед тут же проглотил наживку. «Так он был вам должен?»
   – Именно.
   Нунан: «Согласен – при условии, если в банк вы направитесь в сопровождении агента ФБР».
   В лицо мне сунули контракт: кипу страниц, испещренных буковками – мелким шрифтом.
   Я подписал его.
 
   – Похоже, ты смирился.
   – У этой истории своя жизнь.
   – В смысле?
   – В смысле… рассказывай.
   – Кое-чего ты не говоришь мне. Но ты звонишь из телефонных будок, так что и не надо.
   – Сперва мне надо разобраться.
   – Ты же говорил, что все утрясется.
   – Да, но времени у меня становится все меньше.
   – У тебя или у нас?
   – Только у меня.
   – Не начинай обманывать меня. Прошу.
   – Просто пытаюсь кое-что уладить.
   – Тем не менее так и не хочешь объяснить мне, что ты делаешь.
   – Дело в истории, в которую ты влипла по моей милости. Пока пусть будет так.
   – Я сама навлекла неприятности на свою голову – ты ведь мне об этом говорил.
   – И кто теперь смирился?
   – Люди шерифа снова были у меня.
   – И?
   – И кто-то из операторов рассказал им, что мы спим вместе. В моем трейлере.
   – Они знают, что меня нанимали следить за тобой?
   – Да.
   – И что ты им на это сказала?
   – Что я свободная белая женщина почти тридцати лет и могу спать, с кем мне заблагорассудится.
   – И?
   – И Брэдли Милтир рассказал им, что вы с Мишаком были не в самых лучших отношениях. Я сказала им, что познакомилась с Мишаком через Говарда и что к нему было нетрудно почувствовать неприязнь.
   – Молодец.
   – Неужели это значит, что нас подозревают?
   – Это значит, что им известна моя репутация.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
   – То самое?
   – То самое.
   – … Ч-черт, Дэвид.
   – Вот именно «черт».
   – У тебя такой усталый голос.
   – Я дико устал. Скажи мне…
   – Я знала, что так и будет.
   – И?
   – И у меня до сих пор барахлит сцепление, да еще Микки предложил мне выйти за него замуж. Он сказал, что «отпустит» меня через пять лет и сделает кинозвездой, а когда доходит до деталей, становится таким же расплывчатым и вертким, каким бывает Дэвид Дуглас Клайн в моменты гиперосторожности. А еще в нем тут ни с того ни с сего проснулся актер, и он только и говорит что о своих «репликах» и «вызове на бис».
   – И?
   – Откуда ты знал, что это еще не все?
   – Просто знал.
   – Умный парень.
   – И?
   – И Чик Веккио что-то вдруг зачастил. Такое впечатление…
   – … что его отношение изменилось в одночасье.
   – Умный парень.
   – Не переживай, я с этим разберусь.
   – Но не расскажешь мне, что происходит?
   – Погоди еще пару дней.
   – Пока все не уладится само собой?
   – Нет. Просто есть шанс, что я смогу повернуть колесо Фортуны в нашу сторону.
   – А если нет?
   – По крайней мере, я сам хоть что-то узнаю.
   – И снова мне кажется, что ты смирился.
   – Время собирать камни. Я это чувствую.
 
 
   «Лос-Анджелес Геральд Экспресс», 21 ноября 1958 года
 
   Город шокирован убийствами в Хэнкок-парке
 
   Убийства преуспевающего инженера-химика Филиппа Херрика, пятидесяти двух лет, и его дочерей – 24-летней Лоры и 21-летней Кристины вновь шокируют южный Лос-Анджелес и ставят в тупик полицию своей безотчетной жестокостью.
   Полицейские предполагают, что днем 19 ноября в тюдоровский особняк, принадлежащий вдовцу Филиппу Херрику, в котором он проживал со своими дочерьми, проник неизвестный. Экспертизой установлено, что преступник проник в дом через неплотно запертую заднюю дверь, отравил двух собак, принадлежавших семейству, затем застрелил Филиппа Херрика и изуродовал его тело и трупы отравленных собак найденными тут же садовыми инструментами. Вещественные доказательства указывают на то, что в этот самый момент неожиданно вернулись домой Лора и Кристина и застали убийцу врасплох. Аналогичным образом он расправился и с ними, потом смыл кровь и позаимствовал чистую одежду из гардероба мистера Херрика. После чего он ушел или уехал – по иронии судьбы никто не слышал, как совершались эти зверские убийства. Почтовый служащий Роджер Дентон, пришедший доставить посылку, увидел изнутри на стеклах окон кровь и немедленно отправился в соседний дом, чтобы вызвать полицию.
   – Я был потрясен, – сообщил Дентон корреспондентам «Геральд». – Ведь Херрики были очень славными людьми – к тому же на их долю и так выпало достаточно.
 
   Семья Херрик: беда не приходит одна
 
   Пока полиция опрашивает соседей в поисках возможных свидетелей, а техники из криминалистической лаборатории огораживают окрестности, надеясь найти улики и вещественные доказательства, собравшиеся вокруг дома, напуганные и ошеломленные произошедшим обитатели Хэнкок-парка поведали нашему корреспонденту о череде несчастий, постигших семейство.
   Многие годы семья Херрик счастливо жила в своем доме в престижном Хэнкок-парке. Филипп Херрик, химик по образованию и владелец небольшого предприятия, поставлявшего химикалии в химчистки и прачечные южного Лос-Анджелеса, принимал активное участие в деятельности Клуба Львов и Ротари-клубов[28]. Джоан Херрик урожденная Ренфро, также занималась благотворительностью: в частности, устраивала для обездоленных праздничные обеды в День благодарения. Лора и Кристина хорошо учились – одна в старших классах школы для девочек Мальборо, вторая – в Калифорнийском университете а сын Ричард, которому сейчас двадцать шесть лет, получал образование в привилегированных заведениях для мальчиков и играл в школьных оркестрах. Но грозовые облака постепенно сгущались: в августе 1955 года Ричи Херрик был арестован за попытку продать смесь героина с кокаином полицейскому, работавшему под прикрытием. Его признали виновным и приговорили к четырем годам в Чино – приговор чересчур суровый для первого раза – так вершил правосудие молодой судья, решивший заработать репутацию сурового и беспощадного борца с преступностью.
   Соседи утверждают, что именно тюремное заключение Ричи разбило сердце матери, Джоан Херрик. Она стала пить, забросила благотворительность; многие часы несчастная женщина проводила в одиночестве, запершись в комнате и прослушивая джазовые пластинки, что рекомендовал ей Ричи в своих длинных письмах из мест лишения свободы. В 1956 году она предприняла попытку самоубийства; в сентябре 1957-го Ричи Херрик бежал из известной своей ненадежной охраной тюрьмы Чино и ударился в бега – полиция полагает, что он не предпринимал никаких попыток связаться с матерью. Джоан Херрик впала в состояние, которое некоторые знакомые определили как «состояние фуги», и 14 февраля этого года покончила с собой, приняв большое количество снотворного.
   Почтальон Роджер Дентон: «Чертовски жаль, что на таких хороших людей обрушивается столько несчастий. Я помню, когда мистер Херрик решил установить эти окна с залитыми свинцом рамами – он ненавидел шум. А вот теперь полицейские говорят, что из-за этих тяжелых рам никто не услышал, как их убивают. Мне будет не хватать Херриков, и я буду молиться за их души».
 
   Потрясение от убийств не утихает: тем временем полиция Лос-Анджелеса продолжает расследование
 
   Волна страха охватила Хэнкок-парк и весь южный Лос-Анджелес, и на поминальную службу по Кристине и Лоре Херрик, состоявшуюся в Оксидентал-колледже, где они обе участвовали в образовательной программе, пришли сотни человек. Во всем городе наблюдается небывалый спрос на изготовление замков; вдвое возросли продажи щенков собак сторожевых пород. В процессе обсуждения проект о создании патрулей, а тем временем доблестная полиция Лос-Анджелеса с ревнивой тщательностью оберегает информацию о расследовании.
   Следственную группу по делу Херриков возглавляет лейтенант Дэвид Д. Клайн, глава Отдела административных правонарушений Полицейского управления Лос-Анджелеса – его имя уже появлялось в газетах в связи с историей, когда федеральный свидетель, которого он охранял, совершил самоубийство в его присутствии. Лейтенант Клайн задействовал полдюжины сотрудников Отдела внутренних расследований Управления и своего помощника, сотрудника Сидни Ригля.
   Шеф Бюро расследований Эдмунд Эксли выступил в защиту кандидатуры сорокадвухлетнего Клайна – сотрудника полиции с двадцатилетней выслугой, но безо всякого опыта работы в Отделе убийств. «Дейв Клайн – юрист по образованию и очень грамотный следователь, – заявил он. – Он работал над случаем ограбления, которое может быть связано с данным преступлением, и у него отличные способности по части негласных расследований. Я хочу раскрыть это дело, и для этого выбрал лучших из лучших».
   Лейтенант Клайн беседовал с репортерами в Бюро расследований Полицейского управления. «Расследование набирает темп, – заявил он, – и уже появились первые результаты. Нами были опрошены и исключены из списка подозреваемых многие близкие и знакомые семейства Херрик; при опросе соседей не удалось найти свидетелей того, как убийца входил в дом либо покидал его. Мы также исключили такие возможные мотивы преступления, как ограбление и месть кому-либо из членов семьи, и, в частности, самым большим нашим достижением является исключение из списка подозреваемых сына Херриков Ричарда, совершившего побег из тюрьмы Чино и до сего времени находящегося в бегах. Ранее мы объявили его в федеральный розыск, но позже отказались от этой идеи, хотя Ричард Херрик является беглым преступником и нам очень хотелось бы с ним потолковать. Центральной фигурой наших поисков на сей момент является психопат-извращенец, которого, по слухам, видели в окрестностях Хэнкок-парка незадолго до трагедии. Хотя ни одна из трех жертв не подвергались какому-либо сексуальному насилию, у преступления есть все признаки того, что оно совершено сексуальным извращенцем. Лично я убежден, что убийца – именно этот человек, имени которого я пока не могу вам открыть. Мы делаем все, что от нас зависит, чтобы его поймать».
   Тем временем пелена страха прочно повисла над южной частью города. В Хэнкок-парке удвоено число полицейских патрулей, и нешуточный спрос на средства безопасности жилища продолжает расти.
   Заупокойная служба по Филиппу, Лоре и Кристине Херрик состоится сегодня в епископской церкви Св. Василия в Брентвуде.
   «Лос-Анджелес Таймс», 21 ноября 1958 года
 
   Волна убийств, захлестнувшая южную часть города, не может не вызывать подозрений
 
   Опираясь на статистику преступлений и недавние новости, федеральный атторней Уэллс Нунан сегодня заявил, что весь южный Лос-Анджелес «кипит и бурлит вокруг дьявольской интриги», результаты которой могут быть «абсолютно непредсказуемыми».