— А сколько отсюда до Толуха?
— Лье три, ваше превосходительство.
— Далековато! А ближе дороги нет?
— Есть. На целых две трети.
— Прекрасно! — воскликнул генерал. — По ней и отправимся.
— Только по дороге этой артиллерия не пройдет, кавалерия и то с трудом!
— У меня здесь нет артиллерии!
— Тогда позвольте, ваше превосходительство, дать вам совет.
— Говори!
— Вперед пропустите пехоту, а кавалеристы пусть спешатся и идут вслед за ней, ведя коней на поводу.
— Но это замедлит движение.
— Нет, ваше превосходительство, так мы скорее пройдем.
— Через сколько же времени мы будет в Толухе?
— Через три четверти часа.
— В таком случае ты получишь одиннадцать унций.
— Благодарю, только не ради денег я взялся вам помочь, — с улыбкой ответил Лопес. — А вообще-то я могу считать, что эти деньги у меня в кармане.
— Тогда получай их прямо сейчас, — сказал генерал, протягивая Лопесу кошелек.
— Спасибо, ваше превосходительство. В путь отправимся, когда пожелаете, только отдайте приказ солдатам не шуметь, не разговаривать, чтобы застать врага врасплох.
Мирамон послал солдат к генералу Кабосу с приказом присоединиться к главному корпусу, затем велел кавалеристам спешиться и следовать за пехотой.
Объяснив генералу Кабосу в чем дело, Мирамон спешился и стал впереди войска, несмотря на настойчивые просьбы не подвергать себя опасности.
— Что, трогаемся? — спросил он Лопеса.
— Я готов, генерал!
Двигались в полной тишине, соблюдая порядок. Как и сказал Лопес, каменистая дорога была настолько крута, что пешему легче было передвигаться, чем конному.
— Все время будет такая дорога? — спросил президент Лопеса.
— Нет. Неподалеку от Толуха дорога становится шире, круто забирая вверх до самого перевала. Оттуда в Толух можно скакать галопом.
— Это и хорошо, и плохо, — сказал президент.
— Я вас не понимаю, ваше превосходительство.
— Очень просто. На высотах могут стоять неприятельские кордоны. Тогда план наш провалится. Вот об этом ты не подумал, когда повел нас этой дорогой.
— Извините, ваше превосходительство, враг уверен, что ваших солдат на поле боя нет, считает свою оборону вполне надежной, а меры предосторожности — излишними. Кроме того, высоты, о которых вы говорите, удалены от лагеря неприятеля, и никаких кордонов там быть не может.
Уже около получаса шли они по этой опасной дороге, как вдруг Лопес, внимательно осмотревшись, остановился.
— В чем дело? — спросил президент.
— За этим поворотом начинается крутой подъем, мы почти достигли Толуха. Позвольте мне разведать, свободны ли высоты и можно ли беспрепятственно продолжать путь.
— Иди, — сказал президент. — Я тебе доверяю, мы не двинемся с места до твоего возвращения.
Лопес снял оружие и шляпу, пополз по земле и вскоре скрылся в густых зарослях. По приказу генерала войско остановилось.
Через несколько минут к Мирамону подошли генералы. Лопеса все не было и волнение росло.
— Он, наверняка, предатель, — сказал генерал Кабос.
— Не думаю! — возразил Мирамон. — Я верю тому, кто его послал.
В этот момент из зарослей появился Лопес. Он с поклоном подошел к Мирамону и остановился в ожидании.
— Ну что? — спросил Мирамон.
— Я поднялся на вершину горы, — ответил Лопес, — осмотрел бивуак неприятеля — там нет никакого движения. Можете продолжать путь.
— Значит, нет часовых на высотах?
— Нет, ваше превосходительство!
— Проводи тогда меня до конца дороги — я хочу осмотреть местность, чтобы составить план действий. Лопес взял ружье и надел шляпу.
— Я готов! — сказал он.
Они пошли вперед. На некотором расстоянии от них двигалось войско.
Лопес сказал правду. Вокруг все было спокойно. Мирамон внимательно осмотрел местность и очень тихо произнес:
— Теперь я знаю, что делать. Потом обратился к Лопесу:
— Твой господин, говоришь, устроил засаду в тылу у неприятеля?
— Так точно, ваше превосходительство!
— Надо бы его предупредить, чтобы атаковал неприятеля одновременно с нами. Но как это сделать?
— Ничего нет легче, ваше превосходительство. Видите там, наверху, дерево?
— Да, вижу, ну и что?
— Мне велели срубить его верхушку, как только начнется бой. Это послужит сигналом для наступления.
— Слава Богу! — воскликнул Мирамон. — Твоему господину надо бы быть генералом, все предусмотрит. Отправляйся же быстрее к дереву и будь наготове: как только я подниму шпагу, руби верхушку. Понял?
— Так точно, ваше превосходительство. А потом что прикажете делать?
— Что хочешь!
— Слушаюсь. В таком случае, я присоединяюсь к моему господину!
И Лопес, ведя на поводу коня, направился к дереву.
Мирамон разделил пехоту на три отряда, кавалерию поставил в арьергарде. Войско двинулось к перевалу, и когда достигло его, Мирамон выхватил шпагу и, скомандовав «Вперед!», устремился вниз, увлекая за собой солдат.
Увидев, что Мирамон поднял шпагу, Лопес одним ударом срубил верхушку дерева, спустился на землю, вскочил на коня и помчался следом за войском.
Внезапное появление армии Мирамона повергло неприятеля в панику.
Разведка донесла, что все силы Мирамона — в Мехико.
Вражеские солдаты бросились было к оружию, офицеры попытались организовать оборону, но войска Мирамона уже ворвались в лагерь и с криком «Да здравствует Мирамон!» нанесли неприятелю удар.
Враги не растерялись, наскоро собрали солдат и открыли бешеный огонь, а вскоре была пущена в ход и артиллерия, угрожая пехоте Мирамона.
Дело приняло серьезный оборот: войска Хуареса численно превосходили противника, и с минуты на минуту можно было ожидать наступления.
Но неожиданно послышались воинственные крики и большой отряд кавалерии с пиками наперевес ударил врагу в тыл.
Тут же вступила в бой кавалерия Мирамона, и началась настоящая бойня. Атакованные со всех сторон войска Хуареса всеми силами старались пробиться сквозь вражеское кольцо, начали отступать, а потом обратились в бегство.
Генералы Бериосабал и Дегольядо с сыновьями, два полковника, все офицеры главного штаба и свыше двух тысяч солдат попали в плен к Мирамону вместе с четырнадцатью пушками. Со стороны Мирамона потери были невелики: семь убитых и одиннадцать легко раненных.
Бой длился около получаса и завершился полной победой Мирамона.
Последний раз судьба улыбнулась тому, кого уже обрекла на гибель.
ГЛАВА XXXI. Победа
ГЛАВА XXXII. Пало-Кемадо
ГЛАВА XXXIII. Сведение счетов
— Лье три, ваше превосходительство.
— Далековато! А ближе дороги нет?
— Есть. На целых две трети.
— Прекрасно! — воскликнул генерал. — По ней и отправимся.
— Только по дороге этой артиллерия не пройдет, кавалерия и то с трудом!
— У меня здесь нет артиллерии!
— Тогда позвольте, ваше превосходительство, дать вам совет.
— Говори!
— Вперед пропустите пехоту, а кавалеристы пусть спешатся и идут вслед за ней, ведя коней на поводу.
— Но это замедлит движение.
— Нет, ваше превосходительство, так мы скорее пройдем.
— Через сколько же времени мы будет в Толухе?
— Через три четверти часа.
— В таком случае ты получишь одиннадцать унций.
— Благодарю, только не ради денег я взялся вам помочь, — с улыбкой ответил Лопес. — А вообще-то я могу считать, что эти деньги у меня в кармане.
— Тогда получай их прямо сейчас, — сказал генерал, протягивая Лопесу кошелек.
— Спасибо, ваше превосходительство. В путь отправимся, когда пожелаете, только отдайте приказ солдатам не шуметь, не разговаривать, чтобы застать врага врасплох.
Мирамон послал солдат к генералу Кабосу с приказом присоединиться к главному корпусу, затем велел кавалеристам спешиться и следовать за пехотой.
Объяснив генералу Кабосу в чем дело, Мирамон спешился и стал впереди войска, несмотря на настойчивые просьбы не подвергать себя опасности.
— Что, трогаемся? — спросил он Лопеса.
— Я готов, генерал!
Двигались в полной тишине, соблюдая порядок. Как и сказал Лопес, каменистая дорога была настолько крута, что пешему легче было передвигаться, чем конному.
— Все время будет такая дорога? — спросил президент Лопеса.
— Нет. Неподалеку от Толуха дорога становится шире, круто забирая вверх до самого перевала. Оттуда в Толух можно скакать галопом.
— Это и хорошо, и плохо, — сказал президент.
— Я вас не понимаю, ваше превосходительство.
— Очень просто. На высотах могут стоять неприятельские кордоны. Тогда план наш провалится. Вот об этом ты не подумал, когда повел нас этой дорогой.
— Извините, ваше превосходительство, враг уверен, что ваших солдат на поле боя нет, считает свою оборону вполне надежной, а меры предосторожности — излишними. Кроме того, высоты, о которых вы говорите, удалены от лагеря неприятеля, и никаких кордонов там быть не может.
Уже около получаса шли они по этой опасной дороге, как вдруг Лопес, внимательно осмотревшись, остановился.
— В чем дело? — спросил президент.
— За этим поворотом начинается крутой подъем, мы почти достигли Толуха. Позвольте мне разведать, свободны ли высоты и можно ли беспрепятственно продолжать путь.
— Иди, — сказал президент. — Я тебе доверяю, мы не двинемся с места до твоего возвращения.
Лопес снял оружие и шляпу, пополз по земле и вскоре скрылся в густых зарослях. По приказу генерала войско остановилось.
Через несколько минут к Мирамону подошли генералы. Лопеса все не было и волнение росло.
— Он, наверняка, предатель, — сказал генерал Кабос.
— Не думаю! — возразил Мирамон. — Я верю тому, кто его послал.
В этот момент из зарослей появился Лопес. Он с поклоном подошел к Мирамону и остановился в ожидании.
— Ну что? — спросил Мирамон.
— Я поднялся на вершину горы, — ответил Лопес, — осмотрел бивуак неприятеля — там нет никакого движения. Можете продолжать путь.
— Значит, нет часовых на высотах?
— Нет, ваше превосходительство!
— Проводи тогда меня до конца дороги — я хочу осмотреть местность, чтобы составить план действий. Лопес взял ружье и надел шляпу.
— Я готов! — сказал он.
Они пошли вперед. На некотором расстоянии от них двигалось войско.
Лопес сказал правду. Вокруг все было спокойно. Мирамон внимательно осмотрел местность и очень тихо произнес:
— Теперь я знаю, что делать. Потом обратился к Лопесу:
— Твой господин, говоришь, устроил засаду в тылу у неприятеля?
— Так точно, ваше превосходительство!
— Надо бы его предупредить, чтобы атаковал неприятеля одновременно с нами. Но как это сделать?
— Ничего нет легче, ваше превосходительство. Видите там, наверху, дерево?
— Да, вижу, ну и что?
— Мне велели срубить его верхушку, как только начнется бой. Это послужит сигналом для наступления.
— Слава Богу! — воскликнул Мирамон. — Твоему господину надо бы быть генералом, все предусмотрит. Отправляйся же быстрее к дереву и будь наготове: как только я подниму шпагу, руби верхушку. Понял?
— Так точно, ваше превосходительство. А потом что прикажете делать?
— Что хочешь!
— Слушаюсь. В таком случае, я присоединяюсь к моему господину!
И Лопес, ведя на поводу коня, направился к дереву.
Мирамон разделил пехоту на три отряда, кавалерию поставил в арьергарде. Войско двинулось к перевалу, и когда достигло его, Мирамон выхватил шпагу и, скомандовав «Вперед!», устремился вниз, увлекая за собой солдат.
Увидев, что Мирамон поднял шпагу, Лопес одним ударом срубил верхушку дерева, спустился на землю, вскочил на коня и помчался следом за войском.
Внезапное появление армии Мирамона повергло неприятеля в панику.
Разведка донесла, что все силы Мирамона — в Мехико.
Вражеские солдаты бросились было к оружию, офицеры попытались организовать оборону, но войска Мирамона уже ворвались в лагерь и с криком «Да здравствует Мирамон!» нанесли неприятелю удар.
Враги не растерялись, наскоро собрали солдат и открыли бешеный огонь, а вскоре была пущена в ход и артиллерия, угрожая пехоте Мирамона.
Дело приняло серьезный оборот: войска Хуареса численно превосходили противника, и с минуты на минуту можно было ожидать наступления.
Но неожиданно послышались воинственные крики и большой отряд кавалерии с пиками наперевес ударил врагу в тыл.
Тут же вступила в бой кавалерия Мирамона, и началась настоящая бойня. Атакованные со всех сторон войска Хуареса всеми силами старались пробиться сквозь вражеское кольцо, начали отступать, а потом обратились в бегство.
Генералы Бериосабал и Дегольядо с сыновьями, два полковника, все офицеры главного штаба и свыше двух тысяч солдат попали в плен к Мирамону вместе с четырнадцатью пушками. Со стороны Мирамона потери были невелики: семь убитых и одиннадцать легко раненных.
Бой длился около получаса и завершился полной победой Мирамона.
Последний раз судьба улыбнулась тому, кого уже обрекла на гибель.
ГЛАВА XXXI. Победа
Неожиданная и в то же время блестящая победа Мирамона над сильным и опытным врагом вернула сторонникам президента мужество и надежду.
Солдаты больше не сомневались в успехе дела, за которое сражались, и считали победу окончательной.
Один только Мирамон знал истинную цену одержанной победе.
Он слишком хорошо понимал зыбкость своего положения, чтобы тешить себя несбыточными мечтами. Но в глубине души благодарил фортуну за то, что не дала ему пасть слишком низко, как это бывает с простыми смертными.
Кавалерия, преследовавшая отступающего врага, чтобы он снова не собрался с силами, вернулась. Мирамон дал войску два часа отдохнуть и приказал возвращаться в Мехико. Возвратились на несколько часов позднее, чем предполагали. Усталые лошади двигались медленно, кавалеристы, сопровождая пленных и трофейные пушки, шли пешком, а многочисленные экипажи с багажом могли ехать только по хорошей дороге. Все это задержало войско в пути.
Было уже около десяти вечера, когда авангард экспедиционного корпуса достиг первых домов Мехико. Город был залит огнями.
Новости, как хорошие, так и плохие, распространяются с необычайной скоростью. Неудивительно поэтому, что исход сражения при Толухе, стал сразу же известен в Мехико.
Слух о блестящей победе президента передавался из уст в уста.
Радость охватила горожан. Члены муниципального совета в полном составе встретили президента у городских ворот, чтобы принести ему свои поздравления. Войска шли между стоявшими плотной стеной по обе стороны дороги людьми, которые кричали «виват», размахивали шляпами, платками, бросали петарды. Несмотря на поздний час, звонили в колокола, священники, охладевшие за последнее время к тому, кто всегда их поддерживал, сегодня старались всячески показать ему свою преданность.
Мирамон с легкой иронией отвечал на восторги толпы и сыпавшиеся со всех сторон приветственные возгласы.
У дворца он слез с лошади, заметил какого-то человека, который с улыбкой смотрел на него. Это был дон Хаиме.
Увидев его, Мирамон не мог удержаться от радостного возгласа.
— Ах, это вы, мой друг! Пойдемте же!
Ко всеобщему удивлению, он взял дона Хаиме под руку и повел во дворец.
Едва войдя в кабинет, президент бросился в кресло и отер платком катившийся со лба пот.
— Ух! — вскричал он. — Я в полном изнеможении! Эта дурацкая комедия меня так утомила.
— Рад слышать это от вас, — весело сказал дон Хаиме. — Я боялся, что успех ослепит вас.
Генерал презрительно пожал плечами.
— За кого вы меня принимаете, друг мой? Неужели я похож на человека, которого успех может ослепить? Даже самый блестящий успех не что иное, как еще одна победа, не имеющая никакого значения для того дела, за которое я борюсь.
— К сожалению, генерал, вы правы.
— Да, прав. Мое падение неизбежно, выигранное сражение лишь оттянуло его на несколько дней. Эта восторженная толпа, изменчивая и легко увлекающаяся, давно от меня отвернулась. Я знаю!
— У вас было много неудач, генерал! Но кто может утверждать, что вы не вернете потерянное, если еще раз-другой победите!
— Друг мой, сейчас я победил благодаря вам. Вы ударили в тыл неприятелю, и это решило исход сражения.
— Вы склонны видеть все в мрачном свете. Уверяю вас, еще две победы, и вы спасены.
— Мы непременно будем сражаться, если только представится возможность. Будь у меня преданные офицеры, я не сидел бы в Мехико и добился бы полной победы.
В эту минуту дверь отворилась, и на пороге появился генерал Кабос.
— Ах, это вы, генерал, — с наигранной веселостью произнес президент, протягивая генералу руку. — Чем обязан удовольствию видеть вас?
— Прошу извинить, что осмелился войти без доклада, но дело не терпит отлагательств.
Дон Хаиме хотел уйти, но президент жестом его удержал и обратился к генералу:
— Что случилось, генерал?
— Господин президент! Народ и солдаты требуют немедленного расстрела пленных офицеров, как изменников родины.
— Не может быть, — сказал президент, побледнев.
— Потрудитесь, ваше превосходительство, открыть окно, вы услышите, какой шум на площади!
— Пойти на убийство? После победы! Я никогда не совершу подобной подлости! Где пленные?
— На дворцовом дворе, под стражей.
— Прикажите их немедленно привести ко мне! Ступайте, генерал!
— Ах, друг мой, — вскричал президент, как только генерал удалился. — Чего можно ожидать от народа, напрочь лишенного благородства? Что подумают о нас в Европе? Ничего, кроме презрения, мы не вызовем. А ведь народ наш по природе своей не жесток. Рабство и бесконечные революции сделали его таким. Пойдемте со мной, надо найти выход из этого положения!
Они отправились в просторный зал, где собрались самые преданные сторонники президента.
Президент сел в кресло, стоявшее на возвышении, офицеры его окружили. По знаку Мирамона дон Хаиме стал рядом с ним. В сопровождении генерала Кабоса вошли пленные.
С виду спокойные, они не могли не тревожиться об ожидавшей их участи. С площади доносились крики разъяренной толпы, жаждущей их смерти. Приверженцы президента ненавидели их.
Впереди шел генерал Бериосабал, совсем еще молодой, лет тридцати, с умным и выразительным лицом и благородной осанкой. За ним следовал генерал Дегольядо с сыновьями, затем шли два полковника и офицеры.
При их приближении президент встал и с улыбкой пошел им навстречу.
— Господа! — сказал он с поклоном. — Весьма сожалею, что обстоятельства не позволяют мне немедленно возвратить вам свободу, но я сделаю все, чтобы вы не испытывали особых тягот и задержались здесь ненадолго. Возьмите обратно ваши шпаги!
По знаку Мирамона Кабос возвратил пленным оружие.
— Господа! — продолжал президент. — Считайте себя моими гостями. Вам будут оказывать должное уважение. Об одном лишь прошу, дать честное слово офицера и дворянина не выходить отсюда без моего разрешения. Не потому что я вам не доверяю, а чтобы оградить вас от покушений на вашу жизнь.
— Благодарю вас, ваше превосходительство! — ответил генерал Бериосабал. — Мы не сомневались в вашем великодушии и клянемся честью пользоваться свободой лишь в тех пределах, какие вы нам укажете.
Президент распорядился отвести пленных в отведенные для них комнаты и хотел было вернуться к себе в кабинет, но его остановил дон Хаиме и, указав на одного из офицеров, спросил:
— Вы знаете этого человека?
— Конечно, знаю, — ответил президент. — Он всего несколько дней состоит у нас на службе и уже успел оказать мне немало важных услуг. Это испанец, зовут его Антонио де Касебар.
— О, его имя мне хорошо известно, к несчастью, я давно с ним знаком! — вскричал дон Хаиме. — Он предатель!
— Вы шутите!
— Говорю вам, он предатель, я знаю это точно, — стоял на своем дон Хаиме.
— Не убеждайте меня, — с жаром произнес президент, — мне это неприятно. Доброй ночи! Завтра непременно приходите, надо обсудить множество важных дел. И, поклонившись, президент скрылся в своем кабинете. С минуту дон Хаиме стоял, неприятно пораженный недоверием президента, потом прошептал:
— Если Бог захочет погубить человека, он делает его слепым.
Теперь все кончено. Дон Хаиме покинул дворец с тяжелым сердцем.
Солдаты больше не сомневались в успехе дела, за которое сражались, и считали победу окончательной.
Один только Мирамон знал истинную цену одержанной победе.
Он слишком хорошо понимал зыбкость своего положения, чтобы тешить себя несбыточными мечтами. Но в глубине души благодарил фортуну за то, что не дала ему пасть слишком низко, как это бывает с простыми смертными.
Кавалерия, преследовавшая отступающего врага, чтобы он снова не собрался с силами, вернулась. Мирамон дал войску два часа отдохнуть и приказал возвращаться в Мехико. Возвратились на несколько часов позднее, чем предполагали. Усталые лошади двигались медленно, кавалеристы, сопровождая пленных и трофейные пушки, шли пешком, а многочисленные экипажи с багажом могли ехать только по хорошей дороге. Все это задержало войско в пути.
Было уже около десяти вечера, когда авангард экспедиционного корпуса достиг первых домов Мехико. Город был залит огнями.
Новости, как хорошие, так и плохие, распространяются с необычайной скоростью. Неудивительно поэтому, что исход сражения при Толухе, стал сразу же известен в Мехико.
Слух о блестящей победе президента передавался из уст в уста.
Радость охватила горожан. Члены муниципального совета в полном составе встретили президента у городских ворот, чтобы принести ему свои поздравления. Войска шли между стоявшими плотной стеной по обе стороны дороги людьми, которые кричали «виват», размахивали шляпами, платками, бросали петарды. Несмотря на поздний час, звонили в колокола, священники, охладевшие за последнее время к тому, кто всегда их поддерживал, сегодня старались всячески показать ему свою преданность.
Мирамон с легкой иронией отвечал на восторги толпы и сыпавшиеся со всех сторон приветственные возгласы.
У дворца он слез с лошади, заметил какого-то человека, который с улыбкой смотрел на него. Это был дон Хаиме.
Увидев его, Мирамон не мог удержаться от радостного возгласа.
— Ах, это вы, мой друг! Пойдемте же!
Ко всеобщему удивлению, он взял дона Хаиме под руку и повел во дворец.
Едва войдя в кабинет, президент бросился в кресло и отер платком катившийся со лба пот.
— Ух! — вскричал он. — Я в полном изнеможении! Эта дурацкая комедия меня так утомила.
— Рад слышать это от вас, — весело сказал дон Хаиме. — Я боялся, что успех ослепит вас.
Генерал презрительно пожал плечами.
— За кого вы меня принимаете, друг мой? Неужели я похож на человека, которого успех может ослепить? Даже самый блестящий успех не что иное, как еще одна победа, не имеющая никакого значения для того дела, за которое я борюсь.
— К сожалению, генерал, вы правы.
— Да, прав. Мое падение неизбежно, выигранное сражение лишь оттянуло его на несколько дней. Эта восторженная толпа, изменчивая и легко увлекающаяся, давно от меня отвернулась. Я знаю!
— У вас было много неудач, генерал! Но кто может утверждать, что вы не вернете потерянное, если еще раз-другой победите!
— Друг мой, сейчас я победил благодаря вам. Вы ударили в тыл неприятелю, и это решило исход сражения.
— Вы склонны видеть все в мрачном свете. Уверяю вас, еще две победы, и вы спасены.
— Мы непременно будем сражаться, если только представится возможность. Будь у меня преданные офицеры, я не сидел бы в Мехико и добился бы полной победы.
В эту минуту дверь отворилась, и на пороге появился генерал Кабос.
— Ах, это вы, генерал, — с наигранной веселостью произнес президент, протягивая генералу руку. — Чем обязан удовольствию видеть вас?
— Прошу извинить, что осмелился войти без доклада, но дело не терпит отлагательств.
Дон Хаиме хотел уйти, но президент жестом его удержал и обратился к генералу:
— Что случилось, генерал?
— Господин президент! Народ и солдаты требуют немедленного расстрела пленных офицеров, как изменников родины.
— Не может быть, — сказал президент, побледнев.
— Потрудитесь, ваше превосходительство, открыть окно, вы услышите, какой шум на площади!
— Пойти на убийство? После победы! Я никогда не совершу подобной подлости! Где пленные?
— На дворцовом дворе, под стражей.
— Прикажите их немедленно привести ко мне! Ступайте, генерал!
— Ах, друг мой, — вскричал президент, как только генерал удалился. — Чего можно ожидать от народа, напрочь лишенного благородства? Что подумают о нас в Европе? Ничего, кроме презрения, мы не вызовем. А ведь народ наш по природе своей не жесток. Рабство и бесконечные революции сделали его таким. Пойдемте со мной, надо найти выход из этого положения!
Они отправились в просторный зал, где собрались самые преданные сторонники президента.
Президент сел в кресло, стоявшее на возвышении, офицеры его окружили. По знаку Мирамона дон Хаиме стал рядом с ним. В сопровождении генерала Кабоса вошли пленные.
С виду спокойные, они не могли не тревожиться об ожидавшей их участи. С площади доносились крики разъяренной толпы, жаждущей их смерти. Приверженцы президента ненавидели их.
Впереди шел генерал Бериосабал, совсем еще молодой, лет тридцати, с умным и выразительным лицом и благородной осанкой. За ним следовал генерал Дегольядо с сыновьями, затем шли два полковника и офицеры.
При их приближении президент встал и с улыбкой пошел им навстречу.
— Господа! — сказал он с поклоном. — Весьма сожалею, что обстоятельства не позволяют мне немедленно возвратить вам свободу, но я сделаю все, чтобы вы не испытывали особых тягот и задержались здесь ненадолго. Возьмите обратно ваши шпаги!
По знаку Мирамона Кабос возвратил пленным оружие.
— Господа! — продолжал президент. — Считайте себя моими гостями. Вам будут оказывать должное уважение. Об одном лишь прошу, дать честное слово офицера и дворянина не выходить отсюда без моего разрешения. Не потому что я вам не доверяю, а чтобы оградить вас от покушений на вашу жизнь.
— Благодарю вас, ваше превосходительство! — ответил генерал Бериосабал. — Мы не сомневались в вашем великодушии и клянемся честью пользоваться свободой лишь в тех пределах, какие вы нам укажете.
Президент распорядился отвести пленных в отведенные для них комнаты и хотел было вернуться к себе в кабинет, но его остановил дон Хаиме и, указав на одного из офицеров, спросил:
— Вы знаете этого человека?
— Конечно, знаю, — ответил президент. — Он всего несколько дней состоит у нас на службе и уже успел оказать мне немало важных услуг. Это испанец, зовут его Антонио де Касебар.
— О, его имя мне хорошо известно, к несчастью, я давно с ним знаком! — вскричал дон Хаиме. — Он предатель!
— Вы шутите!
— Говорю вам, он предатель, я знаю это точно, — стоял на своем дон Хаиме.
— Не убеждайте меня, — с жаром произнес президент, — мне это неприятно. Доброй ночи! Завтра непременно приходите, надо обсудить множество важных дел. И, поклонившись, президент скрылся в своем кабинете. С минуту дон Хаиме стоял, неприятно пораженный недоверием президента, потом прошептал:
— Если Бог захочет погубить человека, он делает его слепым.
Теперь все кончено. Дон Хаиме покинул дворец с тяжелым сердцем.
ГЛАВА XXXII. Пало-Кемадо
Итак, дон Хаиме покинул дворец. Площадь Майор опустела. Народное волнение улеглось так же быстро, как и возникло, солдат уговорили разойтись по казармам. Остальные, увидев, что своего не добьются, что пленных им не выдадут, пошумели и тоже отправились по своим лачугам. Лачуги эти находились в бедных кварталах и пользовались дурной славой. Любой, кто нуждался в убежище, находил его там.
У входа в дворец сидел Лопес, держа наготове оружие, как ему и было приказано.
Вдруг он увидел, что дверь отворилась, и он сразу догадался, что только его господин мог выйти так поздно из дворца.
— Что нового? — спросил дон Хаиме, вдевая ногу в стремя.
— Ничего особенного, — ответил Лопес.
— Ты уверен в этом?
— Почти! Да, чуть было не забыл, тут один человек выходил из дворца, так он показался мне очень знакомым.
— И давно это было?
— Нет, с четверть часа назад. А может, я ошибся. Он был совсем по-другому одет, да и видел я его мельком.
— Кто же это был?
— Пожалуй, вы не поверите, по-моему, дон Антонио Касебар.
— Отчего же не поверю! Я сам его видел во дворце.
— Ах, черт! В таком случае очень жалею, что я не подслушал их разговора.
— Он был не один? Говори же, скорее!
— Не один. К нему подошел какой-то человек.
— А этого человека ты не узнал?
— Нет. На нем была шляпа с большими полями, надвинутая на глаза, и плащ, в который он закутался до самого носа, к тому же было темно.
— Дальше, дальше! — нетерпеливо вскричал дон Хаиме.
— Они о чем-то поговорили, но я расслышал всего несколько слов.
— Повтори-ка их, живо!
— Извольте! Один сказал: «Значит, он был там», что ответил второй, я не уловил, а потом первый сказал:
«Ну, он не посмеет». После этого они перешли на шепот. А потом первый сказал: «Надо отправиться туда». — «Уже поздно», — ответил второй. Еще я услышал два слова: «Пало-Кемадо». Они поговорили еще немного и разошлись. Первый скрылся под порталами, а дон Антонио свернул вправо, по направлению к парку Букарельи. Но скорее всего он зашел в какой-то дом — вряд ли ему придет в голову одному гулять по парку в такое время.
— Сейчас мы это узнаем, — сказал дон Хаиме, вскочив на коня. — Дай мне оружие и следуй за мной. Лошади не очень устали?
— Совсем не устали, — ответил Лопес, подавая дону Хаиме двустволку, пару револьверов и саблю. — Как вы и приказывали, я сменил лошадей.
— Тогда в путь!
Они поскакали вдоль пустой площади и, попетляв, чтобы сбить с толку преследователей, если такие появились бы, направились в сторону Букарельи.
В Мехико запрещено ездить верхом с наступлением ночи без особого разрешения. Но дон Хаиме пренебрег этим правилом, правда, ничем не рискуя: часовые равнодушно смотрели на скакавших мимо всадников, даже не думая их останавливать.
Отъехав довольно далеко от дворца, дон Хаиме и Лопес надели вечерние маски, чтобы их никто не узнал.
Вскоре они достигли парка Букарельи. Дон Хаиме, пристально вглядываясь в темноту, издал пронзительный свист.
Тотчас же кто-то отделился от входа в парк и остановился на дороге.
— Не проходил ли здесь кто-нибудь за этот час? — спросил дон Хаиме.
— Да, я видел человека, он пришел к дому справа от вас, дважды хлопнул в ладоши, через минуту дверь отворилась и вышел слуга, ведя на поводу гнедого коня и неся плащ на красной подкладке.
— Как же ты все это разглядел в темноте?
— У слуги был фонарь. Человек отругал слугу за неосторожность, вышиб у него из рук фонарь и надел плащ.
— Что было под плащом?
— Мундир кавалерийского офицера.
— Дальше?
— Он отдал свою шляпу с перьями слуге. Тот вернулся в дом и вскоре принес войлочную шляпу, пистолеты и ружье, пристегнул офицеру шпоры, и тот вскочил на коня и ускакал.
— Куда?
— В сторону площади Майор.
— А слуга?
— Вернулся в дом.
— Ты уверен, что они тебя не видели?
— Уверен.
— Хорошо. Стой тут и никуда не ходи. До свидания!
— До свидания! — человек исчез в темноте.
Дон Хаиме и Лопес повернули коней. Вскоре достигли площади Майор.
Дон Хаиме, видимо, хорошо знал, куда надо ехать, потому что, не задумываясь, сворачивал с улицы в улицу.
Вскоре они подъехали к приюту святого Антония, но не остановились. К городу уже съезжались торговцы.
В нескольких шагах от приюта, в том месте, где на скрещении шести дорог стоит каменный крест, дон Хаиме остановился и опять пронзительно свистнул.
В ту же минуту кто-то, лежавший у подножия креста, поднялся и неподвижно застыл перед доном Хаиме.
— Не проезжал ли здесь всадник на пегом коне в войлочной шляпе? — спросил дон Хаиме.
— Проезжал, — ответил незнакомец.
— Давно?
— Час назад.
— Он был один?
— Один.
— Куда поехал?
— Туда, — ответил незнакомец, указывая на вторую дорогу слева. — Должен ли я ехать с вами?
— А где твоя лошадь?
— В загоне, возле приюта святого Антония.
— Далеко, мне некогда тебя ждать. Оставайся тут!
— Слушаюсь.
Человек снова лег у подножия креста, а всадники поехали дальше.
— Он, наверняка, отправился в Пало-Кемадо, — произнес дон Хаиме.
— Вы правы, — отозвался Лопес, — как это я раньше об этом не догадался.
Они молча ехали около часа и, наконец, увидели темные контуры какого-то здания.
— Вот Пало-Кемадо, — сказал дон Хаиме. Проехав еще немного, они остановились. Громко залаяла собака.
— Черт возьми! — произнес в сердцах дон Хаиме. — Надо уходить, проклятый пес нас выдаст.
Они пришпорили коней и помчались во всю прыть. Но вскоре снова остановились, и дон Хаиме спешился.
— Спрячь где-нибудь лошадей, — сказал он, — и жди меня!
Лопес ничего не ответил, он не был болтлив.
Дон Хаиме тщательно осмотрел оружие, лег на землю и медленно пополз в сторону ранчо Пало-Кемадо. Приблизившись, он увидел с десяток привязанных лошадей, а рядом с ними нескольких человек.
Один, вооруженный длинным копьем, стоял у дверей. Видимо, это был часовой.
Дон Хаиме остановился, не зная, что предпринять. Однако дон Хаиме решил во что бы то ни стало узнать, что привело сюда этих людей. А решений своих, как известно читателю, дон Хаиме никогда не менял.
Те, кто был в ранчо, видимо, сделали все, чтобы не быть застигнутыми врасплох.
С необычайной осторожностью он снова пополз вперед, извиваясь, словно змея.
Он не направился прямо к ранчо, а обогнул его, чтобы убедиться, нет ли с другой стороны часового.
Как и предполагал дон Хаиме, позади ранчо не было никого.
Он осторожно поднялся с земли и осмотрелся. К дому примыкал загон для скота, обнесенный живой изгородью. Он казался совершенно пустым. Дон Хаиме нашарил в загородке отверстие и пробрался в загон, откуда уже нетрудно было пройти к дому. Его только удивило, что собака до сих пор не залаяла. А не залаяла она потому, что ее увели в дом и посадили на цепь, опасаясь привлечь внимание индейцев, которые как раз в это время несут на продажу в город свой товар.
Осмотрев стену дома, дон Хаиме нашел дверь, которая почему-то не была заперта и открылась, едва он ее толкнул.
Дверь вела в коридор, довольно темный, но из другой двери сюда проникал свет и видно было сквозь щели, что там происходит.
Большая комната была освещена единственным факелом.
Трое мужчин, закутанных в плащи, сидели за столом, уставленном бутылками и кубками, и о чем-то горячо спорили.
Дон Хаиме тотчас узнал их; это были дон Фелиппе, полковник герильерос, дон Мельхиор де ля Крус и дон Антонио де Касебар.
— Наконец-то, — радостно прошептал дон Хаиме, — я все узнаю! — и он стал прислушиваться к разговору.
Говорил дон Фелиппе. Язык у него заплетался. Он, видимо, изрядно выпил и старался в чем-то убедить своих приятелей, а те не соглашались.
— Нет, сеньоры, — упрямо твердил он, — я не отдам вам письма! Будь я проклят! Я честный человек. — Каждое слово он сопровождал ударом кулака по столу.
— Но, если вы хотите во что бы то ни стало оставить письмо у себя, хотя вам приказано передать его нам, как можем мы выполнить данное нам поручение? — возразил дон Мельхиор.
— И как мы докажем, — подхватил дон Антонио, — тем, с кем нам придется иметь дело, что это поручено именно нам?
— Это меня не касается. Как говорится, каждый сам за себя. Я — человек честный и должен блюсти свои интересы, а вы — свои.
— Вздор! — вскричал дон Антонио. — Мы рискуем головой!
— Вполне возможно, дорогой сеньор. Каждый поступает, как ему заблагорассудится. Я — честный человек и говорю прямо, что письма не отдам, если вы не дадите мне столько, сколько я попросил у вас. Почему, несмотря на ваш уговор с генералом, вы не предупредили его о сегодняшнем деле?
— Мы объяснили вам, что это было невозможно, потому что решилось все слишком неожиданно.
— Хороша неожиданность. Вот и договаривайтесь с его превосходительством сами, а я умываю руки.
— Что вы болтаете! — холодно заметил дон Антонио. — Лучше ответьте, намерены вы отдать письмо или нет?
— Нет, — стоял на своем дон Фелиппе. — Только за десять тысяч пиастров. Право, цена невысока, я честный человек!
— Подпись сеньора Бенито Хуареса настоящая драгоценность. Я не стал бы торговаться, — прошептал дон Хаиме.
— Но поймите же, — вскричал дон Мельхиор, — вы поступаете как вор!
— Ну и что, — с иронией произнес дон Фелиппе, — я — вор, вы — предатели, только мы из разных партий. Вот и все различие между нами.
Оскорбленные дон Мельхиор и дон Антонио вскочили из-за стола.
— Пойдемте, — сказал дон Мельхиор, — он — настоящее животное, не желает ничего понимать.
— Самое лучшее отправиться к главнокомандующему, — произнес дон Антонио, — он проучит этого наглеца!
— Ступайте, ступайте, дорогие сеньоры, — насмешливо произнес герильеро, — счастливого вам пути, а письмецо пусть останется у меня, может быть, найдется на него покупатель. Я ведь человек честный!
Переглянувшись, дон Антонио и дон Мельхиор схватились было за оружие, но затем презрительно пожали плечами и вышли.
Через несколько минут они ускакали, только и слышен был удалявшийся топот конских копыт.
— Уехали, — проворчал дон Фелиппе, налил себе вина и проглотил залпом. — Спешат, будто сам дьявол за ними гонится. Рассердились! Ну и наплевать! Главное — письмо у меня.
Рассуждая сам с собой, герильеро поставил кубок на стол, поднял голову и задрожал: перед ним молча стоял человек, до самых глаз закутанный в плащ. В каждой руке он держал по шестиствольному револьверу.
Дон Фелиппе изменился в лице.
— Что за черт? Что вам от меня надо? — вскричал он срывающимся от страха голосом. — Не иначе как я угодил в западню!
Весь хмель сошел с дона Фелиппе. Он хотел убежать, но незнакомец предупредил:
— Ни с места! Иначе пристрелю как собаку! Герильеро тяжело опустился на скамейку.
У входа в дворец сидел Лопес, держа наготове оружие, как ему и было приказано.
Вдруг он увидел, что дверь отворилась, и он сразу догадался, что только его господин мог выйти так поздно из дворца.
— Что нового? — спросил дон Хаиме, вдевая ногу в стремя.
— Ничего особенного, — ответил Лопес.
— Ты уверен в этом?
— Почти! Да, чуть было не забыл, тут один человек выходил из дворца, так он показался мне очень знакомым.
— И давно это было?
— Нет, с четверть часа назад. А может, я ошибся. Он был совсем по-другому одет, да и видел я его мельком.
— Кто же это был?
— Пожалуй, вы не поверите, по-моему, дон Антонио Касебар.
— Отчего же не поверю! Я сам его видел во дворце.
— Ах, черт! В таком случае очень жалею, что я не подслушал их разговора.
— Он был не один? Говори же, скорее!
— Не один. К нему подошел какой-то человек.
— А этого человека ты не узнал?
— Нет. На нем была шляпа с большими полями, надвинутая на глаза, и плащ, в который он закутался до самого носа, к тому же было темно.
— Дальше, дальше! — нетерпеливо вскричал дон Хаиме.
— Они о чем-то поговорили, но я расслышал всего несколько слов.
— Повтори-ка их, живо!
— Извольте! Один сказал: «Значит, он был там», что ответил второй, я не уловил, а потом первый сказал:
«Ну, он не посмеет». После этого они перешли на шепот. А потом первый сказал: «Надо отправиться туда». — «Уже поздно», — ответил второй. Еще я услышал два слова: «Пало-Кемадо». Они поговорили еще немного и разошлись. Первый скрылся под порталами, а дон Антонио свернул вправо, по направлению к парку Букарельи. Но скорее всего он зашел в какой-то дом — вряд ли ему придет в голову одному гулять по парку в такое время.
— Сейчас мы это узнаем, — сказал дон Хаиме, вскочив на коня. — Дай мне оружие и следуй за мной. Лошади не очень устали?
— Совсем не устали, — ответил Лопес, подавая дону Хаиме двустволку, пару револьверов и саблю. — Как вы и приказывали, я сменил лошадей.
— Тогда в путь!
Они поскакали вдоль пустой площади и, попетляв, чтобы сбить с толку преследователей, если такие появились бы, направились в сторону Букарельи.
В Мехико запрещено ездить верхом с наступлением ночи без особого разрешения. Но дон Хаиме пренебрег этим правилом, правда, ничем не рискуя: часовые равнодушно смотрели на скакавших мимо всадников, даже не думая их останавливать.
Отъехав довольно далеко от дворца, дон Хаиме и Лопес надели вечерние маски, чтобы их никто не узнал.
Вскоре они достигли парка Букарельи. Дон Хаиме, пристально вглядываясь в темноту, издал пронзительный свист.
Тотчас же кто-то отделился от входа в парк и остановился на дороге.
— Не проходил ли здесь кто-нибудь за этот час? — спросил дон Хаиме.
— Да, я видел человека, он пришел к дому справа от вас, дважды хлопнул в ладоши, через минуту дверь отворилась и вышел слуга, ведя на поводу гнедого коня и неся плащ на красной подкладке.
— Как же ты все это разглядел в темноте?
— У слуги был фонарь. Человек отругал слугу за неосторожность, вышиб у него из рук фонарь и надел плащ.
— Что было под плащом?
— Мундир кавалерийского офицера.
— Дальше?
— Он отдал свою шляпу с перьями слуге. Тот вернулся в дом и вскоре принес войлочную шляпу, пистолеты и ружье, пристегнул офицеру шпоры, и тот вскочил на коня и ускакал.
— Куда?
— В сторону площади Майор.
— А слуга?
— Вернулся в дом.
— Ты уверен, что они тебя не видели?
— Уверен.
— Хорошо. Стой тут и никуда не ходи. До свидания!
— До свидания! — человек исчез в темноте.
Дон Хаиме и Лопес повернули коней. Вскоре достигли площади Майор.
Дон Хаиме, видимо, хорошо знал, куда надо ехать, потому что, не задумываясь, сворачивал с улицы в улицу.
Вскоре они подъехали к приюту святого Антония, но не остановились. К городу уже съезжались торговцы.
В нескольких шагах от приюта, в том месте, где на скрещении шести дорог стоит каменный крест, дон Хаиме остановился и опять пронзительно свистнул.
В ту же минуту кто-то, лежавший у подножия креста, поднялся и неподвижно застыл перед доном Хаиме.
— Не проезжал ли здесь всадник на пегом коне в войлочной шляпе? — спросил дон Хаиме.
— Проезжал, — ответил незнакомец.
— Давно?
— Час назад.
— Он был один?
— Один.
— Куда поехал?
— Туда, — ответил незнакомец, указывая на вторую дорогу слева. — Должен ли я ехать с вами?
— А где твоя лошадь?
— В загоне, возле приюта святого Антония.
— Далеко, мне некогда тебя ждать. Оставайся тут!
— Слушаюсь.
Человек снова лег у подножия креста, а всадники поехали дальше.
— Он, наверняка, отправился в Пало-Кемадо, — произнес дон Хаиме.
— Вы правы, — отозвался Лопес, — как это я раньше об этом не догадался.
Они молча ехали около часа и, наконец, увидели темные контуры какого-то здания.
— Вот Пало-Кемадо, — сказал дон Хаиме. Проехав еще немного, они остановились. Громко залаяла собака.
— Черт возьми! — произнес в сердцах дон Хаиме. — Надо уходить, проклятый пес нас выдаст.
Они пришпорили коней и помчались во всю прыть. Но вскоре снова остановились, и дон Хаиме спешился.
— Спрячь где-нибудь лошадей, — сказал он, — и жди меня!
Лопес ничего не ответил, он не был болтлив.
Дон Хаиме тщательно осмотрел оружие, лег на землю и медленно пополз в сторону ранчо Пало-Кемадо. Приблизившись, он увидел с десяток привязанных лошадей, а рядом с ними нескольких человек.
Один, вооруженный длинным копьем, стоял у дверей. Видимо, это был часовой.
Дон Хаиме остановился, не зная, что предпринять. Однако дон Хаиме решил во что бы то ни стало узнать, что привело сюда этих людей. А решений своих, как известно читателю, дон Хаиме никогда не менял.
Те, кто был в ранчо, видимо, сделали все, чтобы не быть застигнутыми врасплох.
С необычайной осторожностью он снова пополз вперед, извиваясь, словно змея.
Он не направился прямо к ранчо, а обогнул его, чтобы убедиться, нет ли с другой стороны часового.
Как и предполагал дон Хаиме, позади ранчо не было никого.
Он осторожно поднялся с земли и осмотрелся. К дому примыкал загон для скота, обнесенный живой изгородью. Он казался совершенно пустым. Дон Хаиме нашарил в загородке отверстие и пробрался в загон, откуда уже нетрудно было пройти к дому. Его только удивило, что собака до сих пор не залаяла. А не залаяла она потому, что ее увели в дом и посадили на цепь, опасаясь привлечь внимание индейцев, которые как раз в это время несут на продажу в город свой товар.
Осмотрев стену дома, дон Хаиме нашел дверь, которая почему-то не была заперта и открылась, едва он ее толкнул.
Дверь вела в коридор, довольно темный, но из другой двери сюда проникал свет и видно было сквозь щели, что там происходит.
Большая комната была освещена единственным факелом.
Трое мужчин, закутанных в плащи, сидели за столом, уставленном бутылками и кубками, и о чем-то горячо спорили.
Дон Хаиме тотчас узнал их; это были дон Фелиппе, полковник герильерос, дон Мельхиор де ля Крус и дон Антонио де Касебар.
— Наконец-то, — радостно прошептал дон Хаиме, — я все узнаю! — и он стал прислушиваться к разговору.
Говорил дон Фелиппе. Язык у него заплетался. Он, видимо, изрядно выпил и старался в чем-то убедить своих приятелей, а те не соглашались.
— Нет, сеньоры, — упрямо твердил он, — я не отдам вам письма! Будь я проклят! Я честный человек. — Каждое слово он сопровождал ударом кулака по столу.
— Но, если вы хотите во что бы то ни стало оставить письмо у себя, хотя вам приказано передать его нам, как можем мы выполнить данное нам поручение? — возразил дон Мельхиор.
— И как мы докажем, — подхватил дон Антонио, — тем, с кем нам придется иметь дело, что это поручено именно нам?
— Это меня не касается. Как говорится, каждый сам за себя. Я — человек честный и должен блюсти свои интересы, а вы — свои.
— Вздор! — вскричал дон Антонио. — Мы рискуем головой!
— Вполне возможно, дорогой сеньор. Каждый поступает, как ему заблагорассудится. Я — честный человек и говорю прямо, что письма не отдам, если вы не дадите мне столько, сколько я попросил у вас. Почему, несмотря на ваш уговор с генералом, вы не предупредили его о сегодняшнем деле?
— Мы объяснили вам, что это было невозможно, потому что решилось все слишком неожиданно.
— Хороша неожиданность. Вот и договаривайтесь с его превосходительством сами, а я умываю руки.
— Что вы болтаете! — холодно заметил дон Антонио. — Лучше ответьте, намерены вы отдать письмо или нет?
— Нет, — стоял на своем дон Фелиппе. — Только за десять тысяч пиастров. Право, цена невысока, я честный человек!
— Подпись сеньора Бенито Хуареса настоящая драгоценность. Я не стал бы торговаться, — прошептал дон Хаиме.
— Но поймите же, — вскричал дон Мельхиор, — вы поступаете как вор!
— Ну и что, — с иронией произнес дон Фелиппе, — я — вор, вы — предатели, только мы из разных партий. Вот и все различие между нами.
Оскорбленные дон Мельхиор и дон Антонио вскочили из-за стола.
— Пойдемте, — сказал дон Мельхиор, — он — настоящее животное, не желает ничего понимать.
— Самое лучшее отправиться к главнокомандующему, — произнес дон Антонио, — он проучит этого наглеца!
— Ступайте, ступайте, дорогие сеньоры, — насмешливо произнес герильеро, — счастливого вам пути, а письмецо пусть останется у меня, может быть, найдется на него покупатель. Я ведь человек честный!
Переглянувшись, дон Антонио и дон Мельхиор схватились было за оружие, но затем презрительно пожали плечами и вышли.
Через несколько минут они ускакали, только и слышен был удалявшийся топот конских копыт.
— Уехали, — проворчал дон Фелиппе, налил себе вина и проглотил залпом. — Спешат, будто сам дьявол за ними гонится. Рассердились! Ну и наплевать! Главное — письмо у меня.
Рассуждая сам с собой, герильеро поставил кубок на стол, поднял голову и задрожал: перед ним молча стоял человек, до самых глаз закутанный в плащ. В каждой руке он держал по шестиствольному револьверу.
Дон Фелиппе изменился в лице.
— Что за черт? Что вам от меня надо? — вскричал он срывающимся от страха голосом. — Не иначе как я угодил в западню!
Весь хмель сошел с дона Фелиппе. Он хотел убежать, но незнакомец предупредил:
— Ни с места! Иначе пристрелю как собаку! Герильеро тяжело опустился на скамейку.
ГЛАВА XXXIII. Сведение счетов
Дон Хаиме, стоя за дверью, слышал весь разговор до последнего слова.
Как только дон Мельхиор и дон Антонио встали, дон Хаиме быстро вышел из коридора, чтобы не попасться им на глаза, проскользнул в загон для скота, взобрался на загородку и стал ждать.
Прошло несколько минут. Все было тихо. Тогда дон Хаиме снова пробрался в коридор.
Дойдя до двери и заглянув в щель, он увидел, что дона Мельхиора и дона Антонио нет, а дон Фелиппе все подливает себе вина. Раздумывать было некогда. Дон Хаиме сунул лезвие ножа в замочную скважину, открыл дверь и тихо подошел к герильеро.
Как только дон Мельхиор и дон Антонио встали, дон Хаиме быстро вышел из коридора, чтобы не попасться им на глаза, проскользнул в загон для скота, взобрался на загородку и стал ждать.
Прошло несколько минут. Все было тихо. Тогда дон Хаиме снова пробрался в коридор.
Дойдя до двери и заглянув в щель, он увидел, что дона Мельхиора и дона Антонио нет, а дон Фелиппе все подливает себе вина. Раздумывать было некогда. Дон Хаиме сунул лезвие ножа в замочную скважину, открыл дверь и тихо подошел к герильеро.