Остальное мы уже знаем.
   Дон Фелиппе не был труслив, но направленные прямо на него револьверы пригвоздили его к месту.
   Дон Хаиме воспользовался замешательством герильеро, быстро запер дверь, вернулся, положил револьверы на стол, сел и распахнул плащ.
   — Теперь поговорим, — сказал он.
   Он произнес эти слова очень тихо, но герильеро, увидев черную маску на лице незнакомца, в ужасе вскричал:
   — Эль Рахо!
   — А, — насмешливо произнес дон Хаиме, — вы меня узнали?
   — Что вам нужно? — спросил дон Фелиппе.
   — Мне много чего нужно, — ответил дон Хаиме, — но давайте все по порядку, нам некуда торопиться.
   Герильеро опять наполнил кубок вином и залпом его осушил.
   — Будьте осторожны, — заметил дон Хаиме, — испанское вино крепкое, оно может ударить в голову, а вам сейчас лучше сохранять хладнокровие.
   — Вы правы, — проворчал герильеро, схватил бутылку и запустил ее в стену. Во все стороны полетели осколки. Дон Хаиме стал с улыбкой свертывать сигарету.
   — Память, вижу, у вас хорошая, не забыли меня!
   — Да, я запомнил нашу встречу в Лас-Кумбрес.
   — И чем она кончилась, тоже запомнили? Герильеро ничего не ответил, лишь побледнел.
   — Значит, забыли! Я могу вам напомнить!
   — Не стоит, — ответил дон Фелиппе. — Я помню, вы мне сказали тогда…
   — Не продолжайте, — прервал его дон Хаиме, — я вам дал обещание и сдержу его.
   — Тем лучше, — заявил дон Фелиппе. — Не все ли равно, когда умереть, сегодня или завтра. Я готов помериться с вами силами.
   — Я рад, что вы настроены столь решительно, — холодно ответил дон Хаиме, — но пока умерьте свой пыл, на все все время. Сейчас речь пойдет совсем о другом.
   — О чем же? — удивился герильеро.
   — А вот о чем, — с улыбкой ответил дон Хаиме и, наклонившись к дону Фелиппе, сказал:
   — За сколько вы хотели продать вашим благородным друзьям письмо сеньора Бенито Хуареса, которое вам велено было передать им?
   Дон Фелиппе в ужасе перекрестился.
   — Успокойтесь, я вовсе не дьявол, просто мне многое известно, особенно о вас. Я знаю, например, о вашей сделке с неким доном Диего; более того, я могу повторить слово в слово весь разговор, который вы вели час назад в этой комнате с доном Мельхиором де ля Крус и доном Антонио Касебар. А теперь к делу. Я хочу, чтобы вы мне отдали, понимаете, отдали, а не продали письмо сеньора Хуареса, а кстати, и другие бумаги, которые находятся при вас, я полагаю, в них много интересного.
   Герильеро уже оправился от испуга и твердым голосом спросил:
   — Что вы намерены с этими бумагами делать?
   — Это уже вас не касается.
   — А если я не отдам их?
   — Я возьму силой, — спокойно ответил дон Хаиме.
   — Кабальеро, — с достоинством произнес дон Фелиппе, — такому храброму, как вы, не пристало угрожать безоружному. У меня только сабля, а вы можете разом уложить двенадцать человек.
   — Вы были бы правы, — возразил дон Хаиме, — если бы я собирался пустить в ход револьверы, чтобы заставить вас отдать мне бумаги, напрасно беспокоитесь — мы честно сразимся. Будем драться на саблях, это вам даст некоторое преимущество.
   — Вы не шутите?
   — Слово чести! Я привык сводить счеты честно.
   — Это вы называете сводить счеты? — произнес дон Фелиппе с иронией.
   — А как же иначе?
   — Но почему вы так меня ненавидите?
   — Я питаю к вам ненависти не больше чем к любому другому человеку вашего сорта, — сказал дон Хаиме. — Вам тогда захотелось увидеть мое лицо. Но я вас предупредил, что это будет стоить вам жизни. Возможно, я позабыл бы вас, но вот вы снова встретились на моем пути. В ваших руках очень ценные для меня бумаги, и я решил во что бы то ни стало добыть их. Не отдадите добром, придется мне вас убить. Даю вам на размышление пять минут.
   — Мое решение неизменно, вы завладеете этими бумагами только после моей смерти!
   — В таком случае вы умрете!
   Он разрядил револьверы, взял саблю и спросил:
   — Вы готовы?
   — Готов! — ответил дон Фелиппе поднявшись. — Но прежде чем драться, я хочу обратиться к вам с просьбой.
   — Говорите!
   — Ведь наш бой кончится смертью одного из нас? Не так ли?
   — Совершенно верно, — сказал дон Хаиме, отшвырнув в сторону маску.
   — Допустим, это буду я.
   — Именно так и случится.
   — Возможно, — холодно произнес дон Фелиппе. — Обещайте тогда выполнить мою просьбу.
   — Обещаю, если только это возможно.
   — Благодарю вас. Вот о чем я вас хотел попросить. У меня есть мать и сестра, совсем еще юная. Живут они бедно в маленьком домике недалеко от канала Лас-Вегас. В бумагах вы найдете их точный адрес.
   — Продолжайте!
   — Мне бы хотелось, чтобы мое имущество после смерти перешло к ним.
   — Я позабочусь об этом. Но где оно, ваше имущество?
   — В Мехико. Все мои деньги помещены в одном из английских банков. Вы представите мои документы, и вам выдадут всю сумму. Еще при мне имеются векселя на пятьдесят тысяч пиастров в разные иностранные банки в Мехико. По ним тоже надо получить деньги и передать матери и сестре. Клянетесь вы сделать это?
   — Клянусь!
   — Я вам верю. Но у меня есть еще просьба. Мы, мексиканцы, не очень хорошо владеем саблями и шпагами, так как дуэли у нас запрещены. Наше оружие — нож. Не согласитесь вы драться на ножах?
   — Дуэль на ножах к лицу скорее бандитам, а не кабальеро. Но раз вы просите, я согласен.
   — Весьма вам признателен. Итак, да поможет мне Бог!
   — Аминь, — произнес с улыбкой дон Хаиме.
   Мексиканцы, смелые от природы, в то же время очень боятся смерти. Но не колеблясь могут поставить жизнь на карту, если иного выхода нет, и тогда относятся к смерти с философским спокойствием.
   Мексиканские законы запрещают дуэль, даже офицерам, поэтому нигде не происходит столько убийств, как в Мексике, ибо нет иного пути отомстить за нанесенное оскорбление. Правда, выходцы из нижних слоев дерутся на ножах. Эта дуэль имеет свои законы и их следует строго соблюдать. Дуэлянты между собой договариваются о длине лезвия, глубина раны зависит от степени оскорбления.
   Дон Фелиппе и дон Хаиме отстегнули сабли и взяли каждый по длинному ножу. Такие ножи мексиканцы носят обычно в голенище правого сапога. Сняв плащи, они обернули их вокруг левой руки так, чтобы свисал один конец, короткий. Левой рукой парируют удары. Затем они встали в позицию, слегка расставив ноги и подавшись вперед, выставив вперед левую руку и пряча нож под плащом.
   И вот начался бой не на жизнь, а на смерть.
   Дон Фелиппе отлично владел этим опасным оружием. Он не раз подступал вплотную к противнику, и дон Хаиме чувствовал, как нож вонзается ему в тело. Но он дрался спокойно, изматывая силы противника и выжидая момент, когда с ним можно будет покончить одним ударом.
   Противники то наскакивали друг на друга, то останавливались, изнемогая от усталости, и снова начинали драться с удвоенной яростью. Весь пол был в крови.
   Неожиданно дон Фелиппе прыгнул подобно ягуару на противника, но поскользнулся и потерял равновесие. Дон Хаиме воспользовался случаем и вонзил нож ему в грудь.
   Несчастный испустил слабый стон и упал, как подкошенный.
   Дон Хаиме склонился над ним и увидел, что нож проник в сердце. Дон Фелиппе был мертв.
   — Бедняга, — произнес дон Хаиме, — ты сам этого хотел!
   Дон Хаиме обшарил все карманы убитого, взял бумаги, надел маску и, кое-как закутавшись в свой продырявленный плащ, покинул ранчо. Он вышел из дому тем же путем, что и пришел. Поэтому часовой не заметил его. Дон Хаиме крикнул, подражая сове, и почти тотчас же появился Лопес, ведя лошадей.
   — В Мехико! — вскричал дон Хаиме. — На сей раз, я полагаю, месть у меня в руках!
   Охваченный радостью после успешно завершенного дела, дон Хаиме не чувствовал боли от полученных ран, к тому же раны были легкие.

ГЛАВА XXXIV. Окончательное решение

   Уже светало, когда всадники достигли приюта Святого Антония. Они поехали тише, сняли маски, кое-как привели в порядок платье, сильно пострадавшее от ночных хождений.
   Не доезжая приюта, смешались с толпой индейцев, спешивших на базар, и таким образом вошли в город незамеченными.
   Дон Хаиме поехал к себе на улицу Сан-Франциско.
   Лопес буквально падал от усталости, несмотря на то что славно вздремнул, пока его господин находился в Пало-Кемадо, и дон Хаиме отпустил его на весь день, приказав явиться лишь к вечеру. После этого он пошел к себе в комнату. Это было типичное жилище спартанца. Деревянная кровать, покрытая шкурой буйвола, вместо подушки старое седло и еще медвежья шкура, служившая одеялом, стол, заваленный бумагами и книгами, скамья, сундук, на стенах всевозможное оружие, сбруя. В углу, за занавеской, умывальник с туалетными принадлежностями.
   Дон Хаиме промыл раны соленой водой, как это делают индейцы, перевязал, сел к столу и принялся разбирать бумаги, доставшиеся ему такой дорогой ценой.
   Часов в десять он сложил бумаги, спрятал в карман, накинул сарапе, надел шляпу, отороченную золотой тесьмой, и вышел из дому.
   Он помнил, что дал обещание дону Фелиппе выполнить его последнюю просьбу, и с этой целью направился в город.
   Домой он вернулся часам к шести вечера, сделав все, о чем его просил дон Фелиппе.
   Лопес уже ждал его у дверей.
   — Что нового? — спросил дон Хаиме, усаживаясь за стол и с аппетитом принимаясь за обед, который ему подал Лопес.
   — Ничего особенного, — ответил слуга, — если не считать того, что приходил капитан, адъютант его превосходительства президента. Президент просит вас явиться к восьми часам во дворец.
   — А еще какие ты слышал новости? Разве ты нигде не был?
   — Извините, господин, я был у цирюльника.
   — Что же ты там слышал?
   — Только две вещи.
   — Скажи-ка первую.
   — Говорят, сторонники Хуареса идут сюда форсированным маршем и, возможно, через три дня будут здесь.
   — Вполне возможно. Неприятель стягивает свои войска. Дальше что? Лопес засмеялся.
   — Ты чего зубы скалишь, скотина? — рассердился дон Хаиме.
   — Да уж очень смешная новость, господин.
   — Что же в ней смешного?
   — А вы послушайте! Говорят, один из самых грозных военачальников дона Бенито Хуареса найден сегодня мертвым на ранчо Пало-Кемадо. Он убит ударом ножа в грудь.
   — Неужели? — тоже с улыбкой произнес дон Хаиме. — Как же это случилось?
   — Никто ничего не знает. Говорят, что полковник ездил на разведку и остановился на ночь в Пало-Кемадо. Кругом были расставлены часовые, в ранчо никто не входил, кроме двух неизвестных. Они долго разговаривали с полковником, а потом его нашли мертвым. Неизвестные скрылись. Говорят, будто они затеяли ссору с полковником и убили его. Солдаты находились всего в нескольких шагах от ранчо и ничего не слышали.
   — В самом деле, очень странно!
   — Кажется, этого полковника зовут дон Фелиппе Ирсабаль, — он был сущий разбойник. Чего только о нем не рассказывают!
   — Что ни делается, все к лучшему, милый Лопес, не будем больше об этом говорить. — Дон Хаиме поднялся из-за стола.
   — Он наверняка попадет в ад.
   — Вполне возможно, если уже не попал. Я пойду немного пройдусь, до восьми еще есть время, а к десяти жди меня у ворот дворца с лошадьми и оружием. Может быть, нам снова придется совершить небольшую прогулку при лунном свете.
   — Хорошо, господин, я буду ждать вас.
   — Может случиться, я пришлю сказать тебе, что ты мне не нужен.
   — Как вы прикажете, так и будет! Не беспокойтесь, господин!
   Ровно в восемь дон Хаиме явился во дворец.
   Его провели прямо к президенту.
   Генерал Мирамон, печальный и задумчивый, расхаживал по маленькому салону в своих покоях. При виде дона Хаиме лицо его прояснилось.
   — Добро пожаловать, друг мой! — сказал он, протягивая дону Хаиме руку. — Я с нетерпением жду вас, вы единственный, кто меня понимает и с кем я могу быть до конца откровенным. Давайте-ка сядем и поболтаем немного!
   — Вы так печальны, генерал! У вас неприятности?
   — Нет, друг мой, никаких неприятностей, но вы же знаете, что давно прошли те времена, когда я бывал весел. Я только что говорил с женой. Она так боится! Не за себя — ее томит какое-то ужасное предчувствие. Бедняжка все время плачет. Как же мне не быть печальным?
   — Но почему госпоже Мирамон не уехать из города? Ведь каждую минуту можно ждать осады.
   — Я предлагал ей, пытался уговорить, все напрасно. Она и слышать не хочет. Боится оставить меня. И за детей душа болит. Она просто не знает, на что решиться. Генерал подавил вздох. Наступило молчание. Дон Хаиме решил отвлечь президента от мрачных мыслей и спросил:
   — А что ваши пленные?
   — Слава Богу, все обошлось, теперь им нечего бояться за свою жизнь, и я позволил им выйти из города повидаться с родными и друзьями.
   — Вот и хорошо, генерал, признаться, был момент, когда я очень боялся за них.
   — Я тоже очень боялся. Ведь, кроме всего прочего, речь шла о моей чести!
   — Скажите, нет ли у вас каких-нибудь новых планов? Прежде чем ответить, генерал заглянул за портьеры, не подслушивает ли их кто-нибудь, и сказал:
   — Есть. Я хочу дать решительный бои. Либо я сам паду, либо разобью врагов наголову.
   — Да поможет вам Бог, генерал!
   — Последняя победа вернула мне если не надежду, то мужество. Мне нечего терять, и я хочу рискнуть. Кто знает, быть может, мне повезет.
   Они подошли к столу, где лежала карта Мексиканских Штатов, вся утыканная булавками.
   — Дон Бенито Хуарес, — продолжал президент, — издал приказ своим войскам соединиться и двинуться форсированным маршем на Мехико, единственную нашу крепость на всей территории. Вот, взгляните, корпус генерала Ортего, численностью в одиннадцать тысяч человек, преимущественно опытных солдат, двигается из центра страны, из Гвадалахары! По пути к нему присоединяются малочисленные отряды, рассеянные по окрестностям. Амопдиа и Гааза идут из Ялапы; у них десять тысяч регулярного войска, герильеры Гилляра, Карвахалы и дона Фелиппе Нери Ирсабала.
   — Дона Фелиппе не принимайте в расчет, генерал. Он мертв.
   — Да, но его банда осталась!
   — Это верно.
   — Итак, все эти войска не замедлят соединиться, если мы им не воспрепятствуем, и возьмут нас в желанное кольцо.
   — У неприятеля двадцать тысяч солдат, а чем располагаем мы?
   — Но…
   — Позвольте, сейчас я вам скажу: мне удастся собрать всего тысяч семь-восемь, не больше. Не густо, надо сознаться.
   — На поле брани маловато, но здесь, в городе, имея превосходную артиллерию, более двухсот пушек, нетрудно организовать надежную оборону. И если неприятель пойдет на осаду, это будет стоить ему большой крови.
   — Допустим, мой друг. Но я — человек мирный и против кровопролитий. Город не подготовлен к осаде. Нет ни провианта, ни военных припасов, а достать негде, все вокруг к нам враждебно относятся. Вот и представьте, что будет, если столица Мексики, самый прекрасный город Нового Света, подвергнется осаде. Что станет с нашими несчастными жителями! При одной мысли об этом меня бросает в дрожь!
   — Я всегда знал, что вы истинный патриот. Жаль, что враги не могут вас сейчас услышать!
   — Ах, Боже мой, ведь, в сущности, у меня нет врагов, я уверен. После моей гибели мексиканцы, к своему удивлению, увидят президента, свергнутого теми, кто его уважал и чьими симпатиями он пользовался.
   — Да, да, генерал. Еще недавно стоило кое-кого удалить, не стану называть их имен, и все устроилось бы наилучшим образом.
   — Знаю, мой друг, но это было бы подло с моей стороны. Люди, на которых вы намекаете, преданы мне, любят меня. Мы вместе либо погибнем, либо победим.
   — Не стану с вами спорить, генерал, у вас слишком благородное сердце.
   — Благодарю вас. И оставим это, и перейдем к делу. Я не хочу быть виновником падения столицы. Герильерос Хуареса — настоящие разбойники. Они не оставят здесь камня на камне, поверьте!
   — К несчастью, вы правы, генерал. Но что все же вы намерены делать? Ведь не собираетесь вы отдать самого себя в руки врага?
   — Собирался, но потом раздумал. Вот мой план, он очень прост: я возьму шесть тысяч отборных воинов, выйду из города и нападу на неприятеля, прежде чем его войска успеют соединиться. Я разобью их по частям.
   — План и в самом деле очень простой, генерал, и много шансов на успех.
   — Все будет зависеть от первого боя. Выиграю — значит спасен, проиграю — безвозвратно погиб!
   — Бог поможет вам, генерал! Численность войск не всегда решает исход сражения.
   — Поживем — увидим!
   — Когда вы начнете действовать?
   — Как только подготовлюсь. Думаю, дней через десять. Я очень надеюсь на вас, мой друг.
   — Не сомневайтесь. Я вам предан душой и телом!
   — А я и не сомневаюсь. Но хватит о политике! Пойдемте к госпоже Мирамон, она желает вас видеть.
   — Сердечно тронут ее вниманием, но мне хотелось бы еще кое о чем поговорить с вами. Речь пойдет об очень серьезном деле.
   — После! Бог с ними, с делами! Наверняка, вы опять станете говорить о заговорах и изменах. Дайте мне хоть немного отдохнуть.
   — Но, — возразил дон Хаиме, — завтра может быть поздно.
   — Может быть, — промолвил Мирамон, — и все же не надо упускать приятных минут, ведь неизвестно, что сулит нам будущее, — и, взяв дона Хаиме под руку, Мирамон повел его во внутренние покои, где их ждала госпожа Мирамон. Это была очаровательная женщина, любящая и кроткая, истинный ангел-хранитель генерала. Высокое положение мужа ее пугало, она чувствовала себя счастливой только в семье, среди своих детей.

ГЛАВА XXXV. Слежка

   Час спустя дон Хаиме вышел из дворца и вместе с Лопесом отправился к донье Марии, где застал графа и его друга. Молодые люди были так поглощены своим счастьем, что забыли обо всем на свете. Целые дни проводили они в обществе своих любимых и с беспечностью молодости совершенно не думали о будущем.
   — Ах, это вы, братец! — радостно вскричала донья Мария, увидев дона Хаиме. — Вы теперь такой редкий гость!
   — Все дела! — ответил с улыбкой дон Хаиме. В зале стоял накрытый стол. Слуги графа и Лео Карраль стояли с салфетками в руках и ждали, когда господа сядут за стол.
   — Если вы не против, я вместе с вами поужинаю, — весело сказал дон Хаиме, — у вас два кавалера, а я буду третьим.
   — Мы очень рады! — вскричала донья Кармен. Кавалеры провели дам к столу, усадили их и сами сели.
   За ужином начался непринужденный разговор, как это обычно бывает в узком кругу близких друзей.
   Часы уже пробили полночь.
   — Боже мой! — вскричала донья Долорес. — Как поздно!
   — Да, время летит незаметно, — сказал дон Хаиме, — нам пора!
   Все поднялись из-за стола, и мужчины простились с дамами, обещая в самое ближайшее время снова их навестить.
   В прихожей дона Хаиме ждал Лопес.
   — Что тебе? — спросил дон Хаиме.
   — За нами следят, — ответил слуга.
   Он подвел дона Хаиме к двери и осторожно открыл вделанную в нее форточку. Дон Хаиме увидел между постройками дома на противоположной стороне едва различимую в темноте фигуру.
   — Ты, кажется, прав, — сказал дон Хаиме. — Надо это проверить. Возьми мой плащ и шляпу и ступай вместе с кабальеро. Шпион видел, как сюда вошли трое, пусть думают, что и вышло их трое. Садитесь на лошадей и поезжайте.
   — По-моему, проще всего его убить, — сказал Доминик.
   — К чему такая поспешность? — спросил дон Хаиме. — Надо сначала убедиться, что это в самом деле шпион, мне не хотелось бы ошибиться. Не беспокойтесь, через полчаса я буду с вами.
   — До свиданья! — сказал граф, пожимая руку дону Хаиме.
   — До свиданья!
   Они вышли в сопровождении Лео Карраля и обоих слуг графа. Старый слуга доньи Марии с шумом захлопнул за ними дверь, но тотчас же потихоньку ее открыл.
   Дон Хаиме встал у форточки, откуда хорошо была видна противоположная сторона.
   Когда молодые люди отъезжали, неизвестный вышел из своего укрытия, посмотрел им вслед и вернулся обратно. Примерно через четверть часа он снова вышел, огляделся и пошел вперед. В тот же миг дон Хаиме открыл дверь и очутился лицом к лицу с незнакомцем. Тот хотел было бежать, но дон Хаиме схватил его за руку и сжал как в тисках. Несмотря на отчаянное сопротивление, он потащил незнакомца к нише, где стояла статуя Богоматери и горели свечи. Сбив шляпу с головы незнакомца, дон Хаиме заглянул ему в лицо.
   — А! Это вы, сеньор Хесус Домингес, — сказал он насмешливо, — вот уж не ожидал встретить вас здесь!
   Хесус Домингес ничего не ответил, только взглянул с мольбой на дона Хаиме.
   — Послушай, любезнейший, — сказал дон Хаиме, тряхнув Хесуса. — Вымолвишь ты, наконец, хоть слово?
   — Должно, это сам черт! — пробормотал Хесус, с ужасом глядя на человека в маске.
   — Он самый, — произнес, смеясь, дон Хаиме, — так что не беспокойся, ты в хороших руках. Ну, а теперь скажи, как из герильеро и разбойника ты превратился в шпиона и, конечно, убийцу?
   — Нужда заставила, господин. Я был честным, но меня оклеветали.
   — Ты, честным? Убирайся отсюда, я хорошо тебя знаю. Сейчас же признавайся во всем или я убью тебя, как собаку!
   — Если можно, освободите, пожалуйста, мою руку, мне кажется, вы сломали ее!
   — Ладно, только не думай бежать, не то плохо тебе придется! Итак, я тебя слушаю!
   — Должен вам сказать, сударь, что я и сейчас герильеро, даже получил повышение, стал лейтенантом!
   — Тем лучше. Но что же ты делаешь здесь?
   — Меня послали на разведку.
   — На разведку? Одного? В Мехико? Ты, видно, шутишь?
   — Клянусь блаженством рая, если оно мне суждено, что говорю истинную правду. К тому же я не один, со мною капитан. Он и послал меня сюда.
   — Кто же он, твой капитан?
   — Вы его знаете!
   — Вполне возможно. Но ведь у него есть имя?
   — Конечно! Его зовут дон Мельхиор де ла Крус.
   — Так я и думал. Теперь мне все ясно: тебе велено следить за доньей Долорес де ла Крус?
   — Точно так, сударь.
   — Что еще?
   — Больше ничего!
   — Врешь!
   — Уверяю вас…
   — Нет, добром, видно, от тебя толку не добьешься. — И дон Хаиме наставил на Хесуса пистолет.
   — Что вы собираетесь делать, господин?
   — Как видишь, хочу продырявить тебе голову. И если тебе очень хочется отправиться к праотцам, собирайся! Тебе осталось жить две минуты.
   — Но если вы убьете меня, то ничего не узнаете, — вскричал
   Хесус.
   — Зато и ты ничего никому не расскажешь, — ответил дон Хаиме.
   — Нет, уж лучше я вам открою всю правду.
   — И правильно сделаешь.
   — Мне приказано следить не только за доньей Долорес, но и за матерью ее подруги, и за самой подругой. И еще за всеми, кто у них бывает.
   — Здорово тебе пришлось потрудиться!
   — Нет, не особенно. К ним почти никто не ходит.
   — И давно ты занимаешься этим почетным делом?
   — Дней десять, может, двадцать.
   — Значит, ты вместе с другими разбойниками пытался ворваться в этот дом?
   — Да, но не удалось.
   — Знаю. А хорошо тебе платят за услуги?
   — Пока ничего не платили, но обещают заплатить пятьдесят унций.
   — Обещания ничего не стоят. Гораздо легче посулить пятьдесят унций, чем дать десять пиастров.
   — Неужели, сударь? Разве дон Мельхиор так беден?
   — Да. Во всяком случае, не богаче тебя.
   — Очень жаль, потому что у меня нет ничего, кроме долгов.
   — Дурень ты, вот что я тебе скажу, и поделом тебе, если ничего не получишь.
   — Я — дурень?
   — Да, дурень. Служишь нищему, вместо того чтобы заработать хорошие деньги!
   — Кто же мне их заплатит? Я охотно стал бы ему служить.
   — Я в этом не сомневаюсь. Вообрази, мне вдруг захотелось дать тебе совет.
   — Сделайте милость, сударь! Я постараюсь оправдать ваше доверие.
   — Убирайся!
   — Почему вы меня гоните?
   — Гм… потому, что ты враг моих друзей, а значит, и мой.
   — Ах, знай я прежде…
   — Что бы ты тогда сделал?
   — Не стал бы следить за вашими друзьями. Умоляю вас, испытайте меня.
   — Бесполезно!
   — Вы останетесь мною довольны, вот увидите! Дон Хаиме сделал вид, что раздумывает. Хесус Домингес с волнением ожидал ответа.
   — Нет, — сказал дон Хаиме, — на тебя нельзя положиться.
   — Вы плохо меня знаете! Я так вам предан, так предан… Дон Хаиме расхохотался.
   — Твоя преданность, можно сказать, мне прямо с неба свалилась.
   Так и быть, я испытаю тебя, но попробуй меня обмануть…
   — Будьте покойны, господин. Что прикажете делать?
   — Все докладывать о твоем господине.
   — Понял! Теперь он шагу не ступит, чтобы вы не узнали об этом.
   — Кто его самый близкий друг?
   — Дон Антонио Касебар, они неразлучны.
   — За ним тоже понаблюдай.
   — Согласен!
   — Вот ты и заработал полунции!
   — Полунции! — радостно вскричал Хесус.
   — Я дам тебе за двадцать дней вперед. Ведь ты нуждаешься в деньгах!
   — Вы дадите мне десять унций?! Вперед?! Невозможно.
   — Вот, получай! — Дон Хаиме вынул из кармана деньги и отдал Хесусу.
   — О! — вскричал тот. — Берегитесь, дон Мельхиор!
   — Будь осторожен. Дон Мельхиор и дон Антонио — люди коварные.
   — Знаю я их. Но меня не проведешь! Уж будьте уверены!
   — Дело твое. Только помни: попадешься, я тебе не защитник.
   — Не попадусь!
   — Увидишь, что господа нечаянно обронили бумаги или еще что-нибудь, припрячь, а потом мне принесешь. Уж очень я любопытный.
   — Ладно. Потеряют — я подберу, а не потеряют — сам поищу.